себе. Луиза обняла его в ответ. Она была такой теплой, такой близкой. Ральф
подумал о сходстве между одиночеством и бессонницей - и то и другое хитро и
коварно, к тому же это еще и друзья отчаяния и враги любви, - но затем
отбросил мысли в сторону и поцеловал Луизу.
Клото и Лахесис, стоявшие на вершине холма, взволнованно побежали вниз,
к Луизе и Ральфу, которые, не отрываясь, смотрели друг на друга, словно
подростки, переживающие первую любовь. Издалека доносились звуки сирен,
напоминающие голоса из ночного кошмара. Огненный столб, отмечающий могилу
Эда Дипно, стал таким ярким, что на него невозможно было смотреть.
Ральф слышал слабый грохот взрывающихся автомобилей и вспомнил о своей
машине, оставленной где-то на обочине. Он решил, что это к лучшему. Слишком
он стар, чтобы сидеть за рулем.
Клото: Вы оба в порядке?
Ральф: - Все хорошо, Луиза вытащила меня оттуда. Она спасла мне жизнь.
Лахесис: Да. Мы видели, как она входила. Очень смелый поступок. "К тому
же абсолютно непонятный и сбивающий с толку, правильно, мистер Л.? - подумал
Ральф. - Вы смотрели и восхищались... Но вряд ли понимаете, как и почему она
сделала именно это. Думаю, что для вас и вашего друга идея риска кажется
столь же непонятной, как и идея любви".
Впервые Ральф почувствовал жалость к маленьким лысоголовым, осознав
определенную иронию их жизни: оба понимают, что Шот-таймеры, чье
существование они посланы прерывать, живут наполненной внутренней жизнью,
оба не могут постигнуть реальность этой самой жизни, не могут оценить их
эмоции или поступки - иногда благородные, иногда глупые, являющиеся
следствием испытываемых Шот-таймерами чувств. Мистер К.
И мистер Л.
Изучают заботы Шот-таймеров, словно англичанин, изучающий карты,
составленные исследователями эпохи королевы Виктории, исследователями,
экспедиции которых в большинстве случаев финансировали эти же самые богатые,
но робкие джентльмены. Своими ухоженными мягкими пальчиками филантропы
следовали по бумажным рекам, вод которых им никогда не увидеть, и по
бумажным джунглям, в зарослях которых им никогда не побывать. Они живут в
устрашающей непонятности и замешательстве, выдаваемых за воображение.
Клото и Лахесис запрограммированы с жесткой эффективностью, но они не
знают ни наслаждения риском, ни горечи потерь - самое большое их достижение
в плане эмоций - страх, что Ральф и Луиза попытаются самостоятельно
перехватить любимого химика-исследователя Кровавого Царя и будут
прихлопнуты, как мухи. Лысоголовые врачи-коротышки долго живут; но, несмотря
на их сверкающую стрекозиную ауру, Ральф подозревал, что это серые жизни. Он
смотрел на их гладкие, странно детские лица из надежного рая объятий Луизы и
вспомнил, как испугался, столкнувшись с ними впервые. С тех пор он открыл,
что страх не выдерживает испытания знакомством, не говоря уже о знании. А
теперь они с Луизой располагали и тем, и другим. Клото и Лахесис
встревоженно смотрели на Ральфа, а тот вдруг понял, что у него нет ни
малейшего желания успокаивать их. Возникшее у них чувство показалось Ральфу
вполне закономерным и заслуженным.
Ральф: - Да, она очень храбрая, я ее очень люблю и считаю, что мы будем
счастливы до тех пор, пока... Он замолчал, а Луиза пошевелилась в его
объятиях. С удивлением и облегчением Ральф понял, что она засыпает.
До каких пор, Ральф?
- Думаю, пока мы принадлежим миру Шот-таймеров, всегда существует "до",
и мне представляется это вполне нормальным.
Лахесис: Что ж, кажется, это прощальная речь.
Ральф неожиданно для самого себя улыбнулся, вспомнив "Одинокого
бродягу" - радиопередачу, в которой почти каждый эпизод заканчивался
подобной фразой в различных вариантах. Он потянулся к Лахесису когда
маленький человечек отшатнулся.
Ральф: - Минуточку... Не торопитесь, друзья.
Клото, с долей опасения: Что-то не так?
Ральф: - Вряд ли, но после удара в голову и в ребра, после того как я
чуть не сгорел заживо, мне кажется, я имею право знать, что все наконец-то
кончилось. Согласны? Ваш мальчик спасен?
Клото, улыбаясь с очевидным облегчением: Да. Разве вы не чувствуете?
Через восемнадцать лет, перед самой своей смертью, мальчик спасет жизнь
двоим мужчинам, которые без него погибли бы... А один из тех мужчин не
должен умирать, чтобы сохранить баланс между Предопределением и Слепым
Случаем.
Луиза: - Хватит об этом. Я хочу знать, можем ли мы вернуться обратно и
стать постоянными жителями уровня Шот-таймеров?
Лахесис: Не только можете, Луиза, но и должны. Если вы с Ральфом еще
задержитесь хоть немного вверху, то уже не сможете вернуться вниз.
Ральф почувствовал, как Луиза плотнее прижалась к нему:
- Мне это не нравится.
Клото и Лахесис недоумевающе переглянулись - "Как это кому-то может не
нравиться находиться вверху?" - спросили их глаза. - Затем они вновь
посмотрели на Ральфа и Луизу.
Лахесис: Нам уже действительно пора, но... Ральф: - Подождите.
Они встревоженно уставились на него, пока Ральф медленно закатывал
рукав свитера - теперь рука была запачкана высохшей жидкостью, возможно
ихором <Ихор (греч.) - кровь богов, также сукровица? злокачественный
гной.> рыбы, о чем ему не хотелось вспоминать, - и показывал им белую
полоску шрама на предплечье.
- Да перестаньте пугаться, парни: я просто хочу напомнить, что вы дали
мне слово. Не забывайте.
Клото с видимым облегчением: Можешь положиться на нас, Ральф. То, что
было твоим оружием, теперь является для нас долговым обязательством.
Обещание не будет забыто.
Ральф начинал верить, что все на самом деле кончилось. И как это ни
безумно, в какой-то степени он сожалел об этом. Теперь именно настоящая
жизнь - жизнь, проходящая на нижних по отношению к данному уровню этажах, -
казалась миражом, и Ральф понял, что Лахесис имел в виду, говоря, что они не
смогут вернуться к своим нормальным жизням, если задержатся здесь дольше.
Лахесис: Нам действительно пора. Удачи вам и счастья, Ральф и Луиза.
Мы никогда не забудем, что вы сделали для нас.
Ральф: - Был ли у нас выбор? Был ли?
Лахесис, очень мягко: Мы же вам говорили, разве не так? Для Шоттаймеров
всегда существует выбор. Нам это кажется пугающим... Но и прекрасным.
Ральф: - Скажите, вы когда-нибудь пожимали руки?
Клото и Лахесис недоуменно переглянулись, и Ральф почувствовал, как
между докторами произошел быстрый телепатический обмен мнениями. Когда они
вновь посмотрели на Ральфа, оба нервно улыбались - словно подростки,
решившие, что если им не хватит смелости прокатиться на больших американских
горках нынешним летом, то они никогда не станут настоящими мужчинами. "
Клото: Мы много раз наблюдали за этим обычаем, но... Сами никогда...
Ральф посмотрел на Луизу и увидел, что она улыбается... Но ему показалось,
что в ее глазах поблескивают слезы.
Сначала он протянул руку Лахесису, потому что мистер Л.
Казался более смелым, чем его коллега:
- Ну, давайте же, мистер Л.!
Лахесис так долго смотрел на ладонь Ральфа, что тому показалось, будто
Лахесис никогда не сделает этого, несмотря на явное желание. Затем, очень
робко, он протянул свою маленькую ладонь и позволил большой ладони Ральфа
обхватить ее. Плоть Ральфа завибрировала, когда их ауры сначала
соприкоснулись, а затем смешались... И в этом слиянии он увидел целую серию
приятных, очень красивых серебристых узоров. Они напомнили Ральфу японские
иероглифы на шарфе Эда.
Он дважды пожал руку Лахесису, медленно и суховато, а затем отпустил
его ладонь. Тревожное выражение на лице Лахесиса сменилось улыбкой.
Он повернулся к своему партнеру:
Его сила почти полностью не охраняется во время этой церемонии!
Я почувствовал ее! Она прекрасна!
Клото протянул свою руку, а за мгновение до того, как их ладони
встретились, он зажмурился, будто приготовившись к болезненному уколу. А в
это время Лахесис жал руку Луизе и улыбался, словно водевильный танцор,
вызванный на бис.
Клото, казалось, осмелел, сжал ладонь Ральфа и крепко пожал ее.
Ральф улыбнулся:
- Воспринимай ее полегче, мистер К.
Клото отнял руку. Казалось, он подыскивал подходящий ответ.
Спасибо, Ральф. Я буду пожимать руки при малейшей возможности.
Правильно.
Ральф расхохотался. Клото, поворачивавшийся в это время к Луизе, чтобы
обменяться с ней рукопожатием, растерянно улыбнулся, и Ральф похлопал его по
спине:
- Вы правильно поняли, мистер К. Абсолютно верно.
Ральф обнял Луизу и в последний раз взглянул на лысоголовых
врачей-коротышек: - Я ведь еще встречусь с вами?
Клото: Да, Ральф.
Ральф: - Вот и отлично. Мне достаточно еще лет семидесяти; почему бы
вам не занести эту дату в свой календарь?
Они ответили улыбкой комиков, что нисколько не удивило Ральфа.
Он отвесил им легкий поклон, затем обнял Луизу за плечи и наблюдал, как
мистер К.
И мистер Л.
Медленно спускались с холма. Лахесис открыл дверцу кабины с надписью
"МУЖСКОЙ"; Клото встал в дверях женской кабины.
Лахесис, улыбнувшись, помахал рукой. Клото поднял ножницы с длинными
лезвиями в жесте своеобразного салюта.
Ральф и Луиза помахали в ответ.
Лысоголовые врачи вошли внутрь и закрыли за собой двери.
Луиза утерла слезы и повернулась к Ральфу:
- И все? Это все?
Ральф кивнул.
- И что нам теперь делать?
Ральф согнул руку:
- Могу я проводить вас домой, мадам?
Улыбаясь, она взяла его под руку:
- Спасибо, сэр. Конечно, можете.
Они вышли из Строуфорд-парка, возвращаясь на уровень Шоттаймеров,
соскальзывая вниз на свое обычное место в раскладе вещей без спешки и
нервозности - даже не осознавая, что это происходит, пока дело не было
сделано.
Дерри стонал от паники и потел от возбуждения. Завывали сирены, люди
выкрикивали из окон второго этажа в поисках друзей, проходящих по тротуару,
а на каждом перекрестке собирались толпы зевак, глазеющих на пожар. Ральф и
Луиза не обращали внимания на шум и суматоху вокруг них.
Они медленно поднимались по Ап-Майл-хилл, с каждым шагом ощущая все
большую усталость; казалось, истощение наваливалось на них мешками, полными
песка.
Лужа белого света, обозначающая парковочную площадку около "Красного
яблока", казалась неимоверно далекой, хотя Ральф знал, что до нее всего лишь
три небольших квартала.
Но что еще хуже, с утра похолодало градусов на пятнадцать, к тому же
усилился ветер, а они были одеты совсем не по погоде. Ральф подозревал, что
это означало первый настоящий осенний бал и конец бабьего лета.
Фэй Чепин, Дон Визи и Стэн Эберли торопились им навстречу, очевидно,
направляясь в сторону Строуфорд-парка. Полевой бинокль, в который Дон иногда
наблюдал за приземляющимися самолетами, висел на шее Фэя, А учитывая Дона,
лысеющего и толстого, их сходство с более известным трио было просто
неизбежно. "Три комика Апокалипсиса", - подумал Ральф и улыбнулся.
- Ральф! - воскликнул Фэй. Он часто дышал. Ветер то и дело сдувал
волосы ему на лоб, и Фэй нетерпеливо откидывал их назад. -Представляешь,
Общественный центр взорвался! Кто-то сбросил бомбу с легкого самолета! Мы
слышали, что погибло около тысячи людей!
- Я слышал то же самое, - хмуро согласился Ральф. - Мы с Луизой только
что из парка. Знаешь, оттуда центр прекрасно виден.
- Господи, я знаю это, я прожил в Дерри всю свою проклятую жизнь. Как
ты думаешь, куда мы направляемся? Пойдем назад с нами!
- Мы с Луизой как раз идем к ней домой, хотим узнать, что сообщат по
этому поводу в новостях. Возможно, мы присоединимся к вам позже.
- Ладно. А что у тебя с головой, Ральф?
На мгновение Ральф очутился в пустоте - что он сделал со своей головой?
- а затем, словно в повторе ночного кошмара, увидел оскал на лице Эда и
взгляд его безумных глаз. "О нет! - кричал на него Эд. -Ты все испортишь."
- Мы бежали, желая получше все рассмотреть, и Ральф наткнулся на
дерево, - вмешалась Луиза. - Хорошо, что хоть он не в больнице.
Дон рассмеялся, но как-то неприятно. Фэй вообще не обращал на них
внимания. Однако Стэн внимательно слушал и не смеялся. Он пристально смотрел
на них.
- Луиза, - произнес он.
- Что?
- Ты знаешь, что к запястью у тебя привязан тапок? Женщина взглянула на
свою руку. Ральф лихорадочно искал объяснение. Но Луиза, подняв глаза на
Стэна, ослепительно улыбнулась.
- Да! - сказала она. - Правда, выглядит интересно? Нечто вроде...
Огромного браслета!
- Ага, - промямлил Стэн. - Конечно. - Но теперь он уже не смотрел на
тапок; он смотрел на лицо Луизы. Ральф забеспокоился, какие объяснения по
поводу изменений своей внешности они смогут представить завтра при свете
дня.
- Пойдем! - нетерпеливо крикнул Фэй. - Идем быстрее!
Они поспешили прочь (Стэн бросил на них последний подозрительный взгляд
через плечо).
- Боже, как это глупо, - заметила Луиза. - Но надо же было что-то
сказать.
- Получилось просто замечательно.
- Ну, как только я открываю рот, из него всегда что-то вываливается, -
сказала она. - Это один из двух моих талантов, второй же касается
способности уплести большую коробку кукурузных хлопьев за время киносеанса.
- Луиза отвязала тапок Элен и посмотрела на него. - С ней все в порядке,
ведь так?
- Да, - согласился Ральф и потянулся к тапку, но тут понял, что у него
уже что-то есть в левой руке. Он так долго сжимал пальцы, что они
одеревенели и не желали открываться. Когда же ладонь распахнулась, Ральф
увидел вмятины от ногтей, впивавшихся в ладонь. И тут Ральф осознал, что,
хотя его собственное обручальное кольцо на месте, кольцо Эда исчезло.
Оно казалось вполне подходящим во размеру, но все равно соскользнуло с
его пальца за последние полчаса.
"А может быть, и нет, - прошептал голос, и Ральф удивился, что на этот
раз тот не принадлежит Кэролайн. Это был голос Билла Мак-Говерна. - Может
быть, оно просто исчезло. Всякое бывает".
Но Ральф так не думал. У него возникла мысль, что обручальное кольцо
Эда наделено силами, которые вовсе не обязаны умирать вместе с владельцем.
Кольцо, найденное Билбо Баггинсом и неохотно подаренное им своему
племяннику Фродо, способно было отправляться по собственному желанию куда
угодно... И когда угодно. Возможно, кольцо Эда обладало подобным качеством.
Не успел Ральф развить эту мысль дальше, как Луиза поменяла тапок Элен
на зажатую в его руке вещь: смятый листочек бумаги. Она распрямила его и
посмотрела. Ее любопытство сменилось грустью.
- Я помню эту фотографию, - сказала она. - Точно такое же фото в
золоченой рамочке стояло на каминной полке в их гостиной. Оно было семейной
гордостью.
Ральф кивнул:
- Скорее всего, Эд носил фотографию в бумажнике. Она была на приборной
доске в самолете. Пока я не взял ее, Эд избивал меня, не прилагая никаких
видимых усилий. Единственное, что я мог придумать, это схватить фотографию.
Когда я взял ее, он забыл про Общественный центр и переключил свое
внимание на них. Последние его слова были: "Верни их мне! Они мои!"
- Но обращался ли он к тебе?
Ральф сунул тапок в задний карман брюк и покачал головой:
- Нет. Я так не думаю.
- Элен находилась в Общественном центре сегодня вечером?
- Да. - Ральф вспомнил, как она выглядела в Хай-Ридж - бледное лицо и
покрасневшие от дыма, слезящиеся глаза. "Если они остановят нас сейчас,
значит, победят они, - сказала она. - Неужели не понятно?"
И теперь он действительно понимал.
Ральф забрал у Луизы фотографию, снова смял ее и подошел к мусорной
урне на углу Гаррис-авеню и Коссат-лейн.
- Мы возьмем у них другое фото, чтобы поставить его на нашу каминную
полку. Менее формальное. А это... Я не хочу его.
Он швырнул маленький комок в урну, но ветер, выбрав именно данный
момент, подхватил фотографию Элен и Натали своим холодным дыханием. Ральф и
Луиза, словно загипнотизированные, наблюдали за кружением снимка. Именно
Луиза первая отвела глаза. С легкой улыбкой на губах она посмотрела на
Ральфа.
- Неужели я услышала от тебя иносказательное предложение руки и сердца,
или я просто устала? - спросила она.
Ральф открыл было рот для ответа, но на них налетел еще один порыв
ветра, настолько сильный, что они зажмурились, Когда Ральф открыл глаза,
Луиза уже поднималась по холму.
- Все возможно, Луиза, - сказал он. - Теперь я это знаю.
Пятью минутами позже ключ повернулся в замке входной двери дома Луизы.
Женщина пропустила Ральфа вперед и плотно закрыла дверь, оставляя
снаружи ветреную, сварливую ночь. Ральф проследовал за Луизой в гостиную и
остановился бы здесь, но его спутница даже не колебалась. По-прежнему держа
его за руку, не увлекая его за собой (но, вполне очевидно, намереваясь это
сделать, если он начнет отставать), Луиза указала на спальню.
Ральф взглянул на женщину. Луиза выглядела спокойной... И внезапно он
вновь почувствовал внутренний щелчок. Он наблюдал, как вокруг нее серой
розой расцветает аура. Все еще уменьшенная, но возвращающаяся.
- Луиза, ты уверена, что хочешь этого?
- Конечно! Неужели ты считаешь, что после всего пережитого я, потрепав
тебя по щеке, отошлю домой?
Неожиданно женщина улыбнулась - плутовской озорной улыбкой:
- И кроме того, Ральф, неужели сегодня ты чувствуешь в себе желание?
Скажи мне правду.
Ральф поразмыслил, рассмеялся и обнял ее. Губы Луизы были нежны и
слегка влажны, как кожура персика. Поцелуй, казалось, пронесся по всему его
телу, но ощущения в основном сосредоточились на губах, напоминая слабый
разряд электрического тока. Когда их губы разъединились, Ральф был возбужден
более, чем когда-либо... Но он чувствовал и сильнейшее раздражение.
- А что, если я скажу да, Луиза? Что, если я скажу, что у меня есть
желание заняться любовью?
Она отступила назад и оценивающе посмотрела на него, словно пытаясь
решить, действительно ли он хочет или это обычная мужская бравада. И
одновременно ее руки устремились к пуговицам платья. Когда Ральф принялся
помогать ей, он подметил замечательную вещь: Луиза снова выглядела моложе.
Не на сорок, даже при всем воображении, но не старше пятидесяти...
Причем молодых пятидесяти. Конечно, помог поцелуй, но самое удивительное,
она даже не догадывалась, что воспользовалась услугой Ральфа, как ранее
помощью пьянчужки. И что в этом плохого?
Луиза закончила свою инспекцию, подалась вперед и чмокнула Ральфа в
щеку:
- Мне кажется, попозже у нас будет сколько угодно времени, Ральф, - но
сегодняшняя ночь для сна.
Конечно, она права. Пять минут назад Ральф сгорал от желания - ему
всегда нравился акт физической любви, к тому же он давно уже был лишен этого
удовольствия. Но, как ни странно, вспышка исчезла. Однако об этом Ральф не
сожалел. Он знал, куда она отправилась.
- Хорошо, Луиза, - сегодняшняя ночь для сна.
Она исчезла в ванной, заработал душ. Несколько минут спустя Ральф
услышал, как Луиза чистит зубы. Как здорово узнать, что они у нее
по-прежнему есть. За десять минут ее отсутствия Ральфу удалось многое снять
с себя, хотя ноющая боль в ребрах замедлила раздевание. Наконец он справился
со свитером Мак-Говерна и с туфлями. Затем последовала рубашка, и он как раз
возился с застежкой ремня, когда с откинутыми назад волосами появилась
сияющая Луиза. Ральф поразился ее красоте и внезапно почувствовал себя
слишком большим и глупым (не говоря уже о старости). На ней была шелковая
длинная, розовая ночная сорочка, от рук исходил аромат крема. Отличный
запах.
- Позволь мне помочь, - сказала она и проворно расстегнула ремень,
прежде чем он успел что-либо ответить. - В движениях Луизы не было ничего
эротичного; она действовала со сноровкой женщины, часто помогавшей мужу
одеваться и раздеваться в последний год его жизни.
- Мы снова опустились вниз, - произнес Ральф. - На этот раз я даже не
почувствовал, как это произошло.
- А я почувствовала, когда стояла под душем. И в общем-то, даже
обрадовалась. Очень трудно пытаться вымыть голову сквозь видимую ауру.
А на улице свирепствовал ветер, сотрясая дом и уныло завывая.
Они посмотрел в окно, и, хотя вновь пребывали на уровне Шот-таймеров,
Ральф был уверен, что Луиза разделяет его мысль: где-то там сейчас находится
Атропос, определенно разочарованный ходом событий, но не сломленный,
окровавленный, но не покоренный, униженный, но не истребленный. "Теперь они
смогут называть его Старина Одноухий", - подумал Ральф и поежился.
Он представил Атропоса, мечущегося по напуганному, взбудораженному
городку, словно астероид, Атропоса, крадущегося и прячущегося, похищающего
сувениры и отрезающего "веревочки"... Находящего утешение в работе, другими
словами.
Почти невозможно было поверить, что не так давно он, Ральф, восседал
верхом на этом создании, орудуя его же собственным скальпелем. "Где же я
набрался столько мужества?" - удивлялся он, но ответ ему был известен.
Отвагу он черпал от бриллиантовых сережек, вдетых в уши создания.
Знал ли Атропос, что эти серьги стали его самой большой ошибкой?
Возможно, нет. По-своему доктор N3 еще более невежествен в мотивациях
поступков Шоттаймеров, чем Клото и Лахесис.
Ральф повернулся к Луизе и взял ее за руки:
- Я вновь потерял твои сережки. Думаю, на этот раз они исчезли к добру.
Мне очень жаль.
- Не извиняйся. Вспомни, они и так уже были потеряны. И меня больше не
волнуют Гарольд и Дженет, потому что теперь у меня есть друг, который придет
на помощь, если люди станут обращаться со мной неподобающим образом или
когда я просто испугаюсь. Ведь так?
- Да. Определенно.
Луиза обняла Ральфа, крепко прижалась к нему, и они вновь поцеловались.
Вполне очевидно, что она ничего не забыла о поцелуях, к тому же Ральфу
показалось, что в этой области она знала многое.
- Раздевайся и отправляйся под душ. - Ральф хотел было сказать, что
моментально заснет, как только его головы коснутся струи теплой воды.
Но тут Луиза добавила нечто, от чего он поспешно изменил свое решение.
- Не обижайся, но от тебя попахивает, особенно от рук. Точно так же пахло от
рук моего брата Вика, когда он целыми днями чистил рыбу.
Две минуты спустя Ральф уже стоял под душем, намылившись с головы до
пят.
Когда Ральф вышел из ванной, Луиза спряталась под двумя пуховыми
одеялами. Виднелось только ее лицо, да и то начиная от носа. Ральф бегом
пересек комнату, болезненно стесняясь худых ног и большого живота. Он
откинул одеяло и быстро нырнул под него, замерев, когда прохладные простыни
коснулись разгоряченной водой кожи.
Луиза сразу же скользнула на его сторону кровати и обвила Ральфа рукой.
Он, зарывшись лицом в ее волосы, позволил себе расслабиться. Было просто
замечательно лежать рядом с Луизой под теплым одеялом, пока снаружи завывал
ветер, сотрясая стекла в рамах. Все равно что в раю.
- Слава Богу, что в моей постели мужчина, - сонно произнесла Луиза. -
Слава Богу, что это я, - отозвался Ральф, а она рассмеялась:
- Как твои ребра? Может быть, принести тебе аспирин?
- Не надо. Уверен, что утром боль возобновится, но в данный момент
теплый душ совершил чудо. - Мысль о том, что может и чего не может произойти
утром, разбудил спящий в уме вопрос, ожидавший, очевидно, своего часа. -
Луиза?
- М-м-м-м?
Мысленно Ральф увидел себя подскакивающим в темноте, глубоко уставшим,
но абсолютно не сонным (определенно это было одним из жесточайших мировых
парадоксов), как только на электронных часах появлялись цифры 3.47 или 3.48;
каждый час длился так долго, что за него можно было построить величественную
пирамиду Хеопса.
- Как ты думаешь, мы будем спать всю ночь? - спросил он.
- Да, - уверенно ответила Луиза. - Думаю, теперь мы будем спать очень
хорошо.
А мгновение спустя Луиза занималась именно этим.
Ральф не спал еще минут пять, обнимая женщину, вдыхая великолепный
аромат, исходящий от ее теплого тела, роскошного и гладкого, на ощупь
дающего ощущение шелка, даже более удивительного, чем события, приведшие его
сюда. Ральфа переполняло глубокое, древнее как мир, сладкое чувство,
узнаваемое, но пока безымянное, возможно, потому, что оно так давно исчезло
из его жизни.
Снаружи завывал ветер - глухой, пустой звук в водосточной трубе, словно
самый большой в мире мальчишка - Нирвана - дул в горлышко самой большой в
мире бутылки, и Ральфу показалось, что, возможно, в жизни нет ничего лучше,
чем лежать в мягкой кровати, обнимая спящую женщину, когда осенний ветер
стонет снаружи твоего рая.
Но все же было кое-что получше - по крайней мере одно, - ощущение
засыпания, мягкого погружения в прекрасную ночь, соскальзывания в поток
неизвестного; так каноэ соскальзывает со стапеля и плавно движется по водам
широкой, величавой реки в яркий солнечный день.
"Из всех вещей, доставляющих радость в наших шоттаймеровских жизнях,
сон, определенно, самое лучшее", - подумал Ральф.
И снова на улице бушевал ветер (теперь его завывание доносилось очень
издалека), а когда Ральф ощутил, что волны огромной реки приняли его, он
наконец-то смог определить чувство, охватившее его, когда Луиза, обвив его
рукой, легко и доверчиво, словно ребенок, уснула рядом. У этого переживания
множество имен - мир, безмятежность, исполнение желаний, - но теперь, когда
дует ветер, а Луиза слегка похрапывает во сне, Ральфу показалось, что это
одна из тех редких вещей, которые известны, но абсолютно не называемы:
структура, аура, возможно, целый уровень существования в потоке бытия.
Это был нежный и гладкий красновато-коричневый цвет покоя; это тишина,
следующая за выполнением трудного и такого важного задания.
Когда снова подул ветер, донося отдаленные звуки сирен, Ральф его не
услышал. Он спал. Ему приснилось, что он вставал в туалет, и он предполагал,
что то был не сон. Ему снилось, что они с Луизой занимались медленной,
сладостной, восхитительной любовью, и это также вполне могло оказаться не
сном. Если и были другие сны или моменты пробуждения, он их не помнил, и на
сей раз не было никакого резкого подъема в три или четыре часа утра. Они
проспали - иногда раздельно, но чаще прижавшись друг к другу - до семи часов
субботнего вечера; почти двадцать два часа, и этим все сказано. С заходом
солнца Луиза приготовила завтрак - великолепные пышные оладьи, бекон,
жареный картофель. Пока она хлопотала в кухне, Ральф пытался напрячь мускул,
спрятанный глубоко в мозгу, - стараясь вызвать ощущение щелчка. Но у него не
получилось. Когда попробовала Луиза, у нее тоже ничего не вышло, хотя Ральф
мог поклясться, что на мгновение она вспыхнула, и он увидел газовую плиту
прямо сквозь нее.
- Вот и к лучшему, - сделала вывод Луиза, расставляя тарелки.
- Наверное, - согласился Ральф, по-прежнему считая, однако, что у него
все получилось бы, потеряй он вместо кольца, отобранного у Атропоса, кольцо,
подаренное Кэролайн, - его мучило ощущение, что некий короткий, но
значительный отрезок его жизни вычеркнут навсегда.
А спустя две ночи глубокого, беспробудного сна ауры тоже стали
бледнеть. На следующей неделе они исчезли полностью, и Ральф начал думать,
уж не приснилось ли ему все это в диковинном сне. Он знал, что это не так,
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |