Ральфу понадобилась всего секунда, чтобы узнать его. Это был Дэн
Далтон, владелец магазина подержанной одежды. В последний раз Ральф видел
его по другую сторону витрины "Сэконд хэнд", машущего рукой в сторону Хэма
Дейвенпорта и всем своим видом как бы говорящего: "Кого интересует твое
мнение?"
И все-таки взгляд Ральфа был прикован к Эду Дипно, Эду, такому
аккуратному, подтянутому и собранному. Очевидно, Мак-Говерн почувствовал то
же самое.
- Господи, не могу поверить, что это тот самый человек, - пробормотав
он, - Лизетт, - говорила между тем хорошенькая блондинка, - со мной рядом
Эдвард Дипно и Дэниел Далтон, оба жители Дерри, арестованные за участие в
утренней демонстрации. Все правильно, джентльмены? Вас арестовали?
Они кивнули - Эд с едва заметной иронией, Далтон - с очень решительным
видом. Взгляд, которым он окинул Энни Риверс, можно было расценить (по
крайней мере, так показалось Ральфу) следующим образом: в какой же из
клиник, практикующей аборты, я видел вас, миледи?
- Вас освободили под залог?
- Мы заплатили сами. Сумма оказалась незначительной, - пояснил Эд. - Мы
не собирались причинять кому-либо вред, Да ведь никто и не пострадал. - Нас
арестовали только потому, что безбожные правовые структуры этого города на
нашем примере решили показать, на что они способны, добавил Далтон. И Ральфу
показалось, как на мгновение напряглось лицо Эда.
Выражение "снова-он-об-этом".
Энни Риверс вновь поднесла микрофон к губам Эда.
- Главное здесь не философия, а практика, - сказал он. - Хотя людям из
Центра помощи женщинам больше нравится разглагольствовать о своих стараниях
в области правовой защиты женщин и детей, об успешной лечебной деятельности
в прочих не менее полезных вещах, существует и обратная сторона. Реки крови
вытекают из Центра помощи женщинам.
- Невинной крови! - истерично воскликнул Далтон. Глаза сверкали на его
вытянувшемся, худом лице, и Ральф внезапно осознал: по всему восточному Мэну
люди смотрят эту программу и считают, что человек в красных подтяжках -
безумец, в то время как его сподвижник кажется вполне разумным и
рассудительным парнем. Это было почти забавно.
Эд расценил вмешательство Далтона как некий эквивалент Аллилуйя и
выдержал паузу, прежде чем заговорить снова.
- Кровопролитие, массовое убийство происходит в Центре уже более восьми
лет, - сказал Эд. - Многие люди - особенно такие радикальные феминистки, как
доктор Роберта Харпер, главный администратор Центра, - предпочитают
напускать туману, используя эвфемизмы типа "раннее прерывание", но
говорят-то они об аборте - акте оскорбления и насилия общества над женщиной.
- Но разве метание в окна частной клиники кукол, наполненных имитацией
крови, это достойный метод донесения вашей точки зрения до общественности,
мистер Дипно?
На мгновение - всего лишь секунду, было и нет - искорки иронии в глазах
Эда поглотило всплеском чего-то более тяжелого, холодного.
На мгновение перед Ральфом вновь предстал Эд Дипно, готовый наброситься
на водителя пикапа, превосходящего его в силе и весе. Ральф забыл, что
интервью записывали более часа назад, и испугался за журналистку, которая
была хороша почти так же, как и женщина, на которой по-прежнему был женат ее
интервьюируемый. "Будь осторожна, малышка, - подумал Ральф. - Будь
осторожна, опасайся. Ты находишься рядом с очень опасным мужчиной".
Но тут грозная вспышка погасла, и мужчина в твидовом пиджаке снова стал
честнейшим приятелем, объясняющим причину своего задержания. И снова именно
Далтон, нервно хлопающий ярко-красными подтяжками, походил на безумца.
- Мы лишь продолжаем то, чего так называемым истинным арийцам не
удалось сделать в тридцатые, - продолжал Эд спокойным тоном воспитанного
человека, вынужденного повторять одно и то же опять и опять... В основном
для тех, кому это уже должно быть известно. - Они молчали, и шесть миллионов
евреев были истреблены. В нашей стране сейчас происходит подобное
истребление...
- Более тысячи детских жизней каждый день, - вмешался Далтон. Его
покинула прежняя нервозность, он говорил усталым тоном. - Большинство по
кускам вырывают из утроб матерей, их ручонки взмывают вверх в немой мольбе,
когда они умирают.
- Боже милосердный, - вздохнул Мак-Говерн. - Большей ерунды я не
слышал...
- Тише, Билли! - вопросила Луиза.
-...цель протеста? - поинтересовалась Риверс у Далтона.
- Как вам, возможно, известно, - произнес Далтон, - городской совет
согласился перепроверить установленные правила, позволяющие Центру помощи
женщинам действовать так, как это происходит в настоящий момент. В начале
ноября этот вопрос будет поставлен на голосование. Люди, защищающие право на
аборт, боятся, что муниципалитет может подкинуть песка в их отлично
отлаженный конвейер убийств, поэтому-то они и обратились к Сьюзен Дэй, самой
известной в стране защитнице права на аборт, чтобы попытаться поддержать
работу своего конвейера. Мы собираем силы... Микрофон снова качнулся в
сторону Эда.
- Последуют ли еще акции протеста, мистер Дипно? - спросила Риверс, и
Ральфу неожиданно показалось, что Эд интересует девушку не только с
профессиональной точки зрения. А почему бы и нет? Эд - симпатичный мужчина,
к тому же вряд ли мисс Риверс известно, что Эд считает, будто Кровавый Царь
и его Центурионы находятся в Дерри, объединившись с убийцами младенцев,
окопавшимися в Центре помощи женщинам.
- До тех пор, пока в законы, открывшие дверь этому массовому
истреблению, не будут внесены поправки, протесты продолжатся, - ответил Эд
Дипно. - И мы надеемся, что историки следующего столетия запишут, что не все
американцы поступают как нацисты в мрачный период нашей истории.
- Протесты с насилием?
- С насилием мы как раз и боремся. - Они посмотрели друг другу в глаза,
и Ральф подумал, уж не произошло ли с Энни Риверс то, что Кэролайн обычно
называла "случай знойных бедер". Дэн Далтон, всеми забытый, стоял в стороне.
- Можете ли вы гарантировать безопасность Сьюзен Дэй во время ее
пребывания в Дерри?
Эд улыбнулся, и перед внутренним взором Ральфа предстал жаркий
августовский день всего около месяца назад - Эд, стоя на коленях и упираясь
обеими руками в грудь Ральфа, выдыхает ему в лицо: "Они сжигают эмбрионы под
Ньюпортом". Ральф поежился.
- В стране, где тысячи детей высасываются из материнских утроб
медицинским эквивалентом промышленных пылесосов, не думаю, что кто-то может
дать хоть какие-то гарантии, - парировал Эд.
Энни Риверс неуверенно взглянула на него, как бы решая, стоит ли
задавать следующий вопрос (возможно, о номере его телефона), затем
повернулась лицом к камере.
- Энни Риверс, из полицейского участка Дерри, - закончила она репортаж.
Снова появилась Лизетт Бенсон, и странно удивленное выражение ее лица
натолкнуло Ральфа на мысль, что, возможно, он был не единственным, кто
почувствовал притяжение, возникшее между женщиной-репортером и мужчиной,
дававшим интервью.
- Мы будем повторять репортажи в течение дня, - сообщила Лизетт. -
Будьте с нами в шесть часов, и вы узнаете подробности. В Огасте
губернатор... Луиза встала и выключила телевизор. Мгновение она взирала на
потемневший экран, затем, тяжело вздохнув, села в кресло.
- У меня есть черничный компот, - сказала она, - но после этого разве
захочется чего-нибудь?
Оба мужчины покачали головами. Мак-Говерн, взглянув на Ральфа,
произнес:
- Это ужасно.
Ральф кивнул. Он продолжал видеть мечущегося по лужайке Эда, ударявшего
в такт шагам кулаком по раскрытой ладони другой руки.
- Как же его могли выпустить под залог, а потом позволить брать у них,
будто он вполне нормальное человеческое существо? возмущенно спросила Луиза.
- После того, что он сделал с бедняжкой Элен? Господи, эта Энни Риверс
выглядела так, будто готова была пригласить его к себе на обед!
- Или полакомиться крекерами в его постели, - сухо съязвил Ральф.
- Обвинение в избиении жены и сегодняшнее происшествие - совершенно
разные вещи, - заметил Мак-Говерн. - Могу спорить, что адвокат, который
будет вести его дело, именно на этом станет строить линию защиты.
- К тому же избиение жены - всего лишь юридически наказуемый проступок,
- напомнил Ральф.
- Но как же так? - удивилась Луиза. - Извините, но я никогда не смогу
понять, как это избиение может оказаться всего лишь проступком?
- Это проступок, если избиваешь собственную жену, - иронично приподняв
брови, пояснил Мак-Говерн. - Таковы американские законы, Лу.
Женщина нервно сжала руки, затем сняла портрет мистера Чесса с
телевизора, посмотрела на него, водрузила обратно и вновь принялась нервно
переплетать пальцы.
- Что ж, законы - совсем другое дело, - сказала она, - и я первой
признаюсь, что совершенно не разбираюсь в этом. Но кто-то же должен сказать
им, что он безумен. Что он избивает жену и что он сумасшедший.
- Вы даже не знаете, насколько сумасшедший, - сказал Ральф и впервые
поведал им о том, что произошло прошлым летом вблизи аэропорта. Ему
понадобилось на это минут десять. Когда он закончил, Билл и Луиза не
проронили ни слова - они лишь смотрели на него широко раскрытыми глазами. -
Вы мне не верите? - напряженно спросил Ральф. - Считаете, что я все выдумал?
- Да нет же, я тебе верю, - успокоила его Луиза, - я просто...
Ошеломлена. И испугана.
- Ральф, тебе стоит рассказать все Джону Лейдекеру, - заключил
Мак-Говерн. - Едва ли он сможет хоть как-то использовать подобную
информацию, но, учитывая ситуацию с новыми дружками Эда, думаю, он должен об
этом узнать.
Ральф помолчал, тщательно обдумывая предложение, затем кивнул и
поднялся.
- Я, пожалуй, пойду, - сказал он. - Не прогуляться ли нам, Луиза?
Женщина покачала головой:
- Я устала. И несколько - как теперь называют это состояние души? - "в
растрепанных чувствах". Думаю, мне лучше немного вздремнуть.
- Обязательно, - согласился Ральф. - Ты действительно выглядишь
утомленной. И спасибо, что так вкусно накормила нас. - Ральф наклонился и
поцеловал ее в уголок рта" Луиза взглянула на него удивленно.
Ральф выключил свой телевизор часов шесть спустя, когда Лизетт Бенсон
закончила программу новостей, уступив место на экране спортивному
обозревателю. Демонстрация протеста возле здания Центра перешла на второе
место - главной новостью вечернего выпуска стало заявление, что губернатор
Грета Пауэрс употребляла кокаин, будучи студенткой колледжа, - и не
прибавилось ничего нового, правда, теперь Дэна Далтона представили как главу
организации "Друзья жизни". Ральф подумал, что более подходящим определением
для Дэна стало бы "подставное лицо". Находится ли еще Эд под надзором
полиции? Однако более интересно то, каково отношение работодателей Эда к его
художествам в Дерри. Ральф считал, что их больше обеспокоит происшедшее
сегодня утром, чем избиение жены, имевшее место месяц назад; он только
недавно прочитал, что лаборатории Хокинга вскоре станут пятым
исследовательским центром на северо-востоке страны, занимающимся
эмбриональными тканями. Возможно, у них не вызовет восторга сообщение, что
один из сотрудников-химиков арестован за бомбардировку здания, где делают
аборты, куклами, наполненными имитацией крови. А если бы они знали всю
степень его безумия...
"А кто же поведает им об этом, Ральф? Может быть, ты?"
Нет. Так далеко заходить он не собирался, по крайней мере в настоящее
время. В отличие от его похода в полицейский участок для разговора с Джоном
Лейдекером о прошлогоднем инциденте, это было бы похоже на травлю. Все равно
что написать "Убить эту суку" рядом с фотографией женщины, чьи взгляды не
совпадают с твоими.
"Все это чепуха - разве ты не понимаешь?"
- Я ничего не понимаю и не знаю, - ответил сам себе Ральф, встал и
подошел к окну. - Я слишком устал, чтобы понимать. - Но глядя из окна на
двух мужчин, выходящих из "Красного яблока", он действительно понял кое-что,
вспомнил нечто, и его сразу прошиб холодный пот.
Сегодня утром, когда Ральф вышел из аптеки и его переполнило зрелищное
свечение аур - и ощущение перехода на иной уровень осознания мира, - он
напоминал себе снова и снова: наслаждаться, но не верить. Ведь если он
перейдет эту тонкую грань, то вполне может очутиться в одной лодке с Эдом
Дипно. Эта мысль почти открыла дверь и неясному ассоциативному воспоминанию,
но феерия аур отвлекла его, прежде чем он успел войти в ту дверь. Зато
теперь Ральф понял: Эд тоже говорил что-то о видении аур, не так ли?
"Нет - возможно, он и подразумевал ауры, но слово, использованное им,
было "краски". Я почти уверен в этом. Это прозвучало сразу же после
признания, что он повсюду видит трупики убитых младенцев, даже на крышах.
Он сказал..."
Ральф проследил, как двое мужчин уселись в старенький, побитый пикап, и
подумал, что никогда не сможет точно воспроизвести слова Эда; он слишком
устал. Затем, когда пикап отъехал, оставляя позади себя облако выхлопных
газов, напомнивших Ральфу о яркой бордовой субстанции, вырывавшейся из
выхлопной трубы хлебного фургона сегодня утром, открылась еще одна дверь, и
воспоминание действительно пришло.
- Эд сказал, что иногда мир полон красок, - сообщил Ральф пустой
комнате, - но в определенный момент все краски становятся черными.
Думаю, именно так он и сказал.
Близко, но все ли? Ральф считал, что в разглагольствованиях Эда было
еще что-то, но он не мог припомнить, что именно. Да и так ли это важно?
Однако его нервы настаивали, что это крайне важно - холодок растекался
по спине, превращаясь в полосу зябкой липкости.
Сзади зазвонил телефон. Обернувшись, Ральф увидел, что аппарат окутан
облаком зловещего красного света, темно-красного, цвета текущей из носа
крови и (петухи, драчливые петухи) петушиных гребней.
"Нет, - простонал его мозг. - О нет, Ральф, не начинай все сначала".
С каждой новой трелью красное облако вокруг аппарата становилось ярче,
насыщеннее, а в перерывах между звонками темнело. По форме оно напоминало
сердце с телефоном внутри.
Ральф зажмурился и снова открыл глаза - красная аура исчезла. "Нет,
просто сейчас ты не можешь видеть ее. Скорее всего, ты отогнал видение
усилием воли. Иногда так происходит во сне".
Направляясь к телефону, Ральф твердил себе: и сами ауры, и способность
видеть их - сплошное безумие. И все-таки это не так. Потому что, если это
безумие, откуда бы он знал, что звонит Эд Дипно?
"Ерунда, Ральф. Ты считаешь, что звонит Эд, только потому, что думал о
нем... А из-за чрезмерной усталости в твоей голове полнейшая неразбериха.
Давай, сними трубку, и ты поймешь. Скорее всего, звонят из больницы -
узнать, почему ты так давно не сдавал анализ крови, или агент хочет
заставить тебя подписаться на журнал или газету".
Но Ральф был уверен в обратном.
Он снял трубку и сказал "алло".
Ответа не последовало. Но кто-то дышал в трубку, Ральф отчетливо слышал
дыхание.
- Алло? - повторил он снова.
И вновь прерывистое дыхание. Ральф уже собирался сказать: "Я вешаю
трубку", когда голос Эда Дипно произнес:
- Я звоню из-за твоего языка, Ральф. Как бы он не довел тебя до беды.
Полоса холода на спине перестала быть линией, теперь вся спина от шеи до
крестца покрылась тонкой коркой льда.
- Привет, Эд. Я видел твое сегодняшнее выступление по телевидению. -
Единственная фраза, пришедшая на ум. Ральф не просто держал телефонную
трубку, он вцепился в нее.
- Не обращай внимания, старик. Однако подумай над моими словами.
Сегодня я удостоился посещения того детектива, который арестовал меня в
прошлом месяце... Лейдекера. В общем, он только что ушел.
Сердце Ральфа екнуло, но не так сильно, как он опасался. В конце
концов, то, что Лейдекер рано или поздно навестит Эда, не было
неожиданностью, правда? Джон Лейдекер очень заинтересовался рассказом Ральфа
о происшествии около аэропорта летом 1992 года, ведь так? Очень даже
заинтересовался.
- Неужели? - ровным голосом произнес Ральф.
- У инспектора Лейдекера возникла идея, будто я считаю, что люди - или,
возможно, некие сверхъестественные существа - вывозят человеческие эмбрионы
из города на грузовиках и пикапах. Какой бред, не правда ли? Ральф, стоя
рядом с диваном, безостановочно теребил телефонный провод и вдруг заметил
смутное красное свечение, выступающее на проводе, словно пот. Свечение
пульсировало в такт звукам речи Эда.
- Ты еще со школьных времен специализируешься на россказнях, старик.
Ральф молчал.
- Я не стал обижаться на твой звонок в полицию, после того как преподал
этой суке урок, вполне ею заслуженный, - сказал Эд. - Я отнес это на счет...
Скажем, дедушкиной заботы. Или, возможно, ты рассчитывал, что она будет
достаточно благодарна и позволит тебе трахнуть ее? Ты, конечно, стар, но на
свалку тебе еще рановато. Может быть, ты думал, что она хотя бы разрешит
тебе взять ее пальцем?
Ральф молчал.
- Я прав, старик?
Ральф молчал.
- Думаешь, ты заболтаешь меня молчанием? И не надейся. - Эд
действительно говорил так, будто его заговорили. Словно позвонив сюда, он
уже имел в голове собственный сценарий разговора, который Ральф отказывался
читать. - Не сможешь... Лучше тебе... И тут Ральф заговорил:
- Мой звонок в полицию после избиения Элен не расстроил тебя, но
сегодняшний разговор с Лейдекером, очевидно, выбил-таки из колеи. Почему,
Эд? Может быть, ты наконец-то начинаешь задумываться над своим поведением?
И размышлять?
Теперь наступила очередь Эда молчать. В конце концов он хрипло
прошептал:
- Если ты не отнесешься к сказанному серьезно, Ральф, это станет твоей
самой большой ошибкой...
- О, я все воспринимаю серьезно, - прервал его Ральф. - Я видел, что ты
натворил сегодня, видел, что ты сделал со своей женой в прошлом месяце.
Я видел, как ты куролесил около аэропорта год назад. Теперь об этом
знает и полиция. Я выслушал тебя, Эд, а теперь ты выслушай меня. Ты болен. У
тебя нарушена психика, ты подвержен галлюцинациям и фобиям...
- Я не обязан выслушивать твой бред! - Эд почти орал.
- Конечно, не обязан. Ты можешь просто положить трубку. В конце концов,
это твое дело. Но пока ты не сделал этого, я буду говорить, Эд.
Потому что ты мне нравился, и мне снова хотелось бы относиться к тебе
хорошо. Ты сообразителен, Эд, независимо от галлюцинаций, думаю, ты сможешь
понять меня: Лейдекер знает, и он будет наблюдать за тоб...
- Ты еще видишь краски? - неожиданно спросил Эд. Голос его снова стал
спокойным. И в то же мгновение свечение по ходу телефонного провода исчезло.
- Какие краски? - с трудом выдавил из себя Ральф. Эд проигнорировал
вопрос.
- Ты сказал, что я тебе нравился. Что ж, я тоже хорошо к тебе отношусь.
Всегда относился хорошо. Поэтому мне хотелось бы дать тебе один ценный
совет. Тебя затягивает в омут, а в его глубинах скрывается такое, чего ты
даже не можешь представить, не то что постигнуть. Ты считаешь, что я сошел с
ума, однако ты даже понятия не имеешь, что такое безумие; ни малейшего
понятия. Но ты поймешь, если не перестанешь совать нос в дела, не имеющие к
тебе никакого отношения. Уж поверь мне.
- В какие дела? - спросил Ральф, пытаясь говорить свободно, но
по-прежнему с такой силой стискивая трубку, что у него занемели пальцы.
- Силы, - ответил Эд. - Здесь, в Дерри, действуют силы, знать о них
тебе не следует. Есть... Скажем, некие существа, но если ты и впредь будешь
мешать мне, они заметят тебя, и ты об этом пожалеешь. Поверь.
"Силы. Существа".
- Ты спрашивал, как я дошел до всего этого. Кто довел меня до этого.
Ты помнишь, Ральф?
- Да. - Он вспомнил. Теперь. Это было последнее, что произнес Эд,
прежде чем, став воплощением сплошь наигранной улыбки, направиться к
ожидающим его копам. "Я вижу краски с тех пор, как он пришел и открыл мне
истину... Мы поговорим об этом позже".
- Доктор многое поведал мне. Маленький лысоголовый доктор.
Думаю, именно перед ним ты будешь отвечать, если снова попытаешься
вмешаться. И тогда помоги тебе Бог. - Ах, маленький лысоголовый доктор, -
сказал Ральф. - Понимаю.
Сначала Кровавый Царь и Центурионы, а теперь вот лысоголовый доктор.
Думаю, следующим будет...
- Прибереги свой сарказм для других, Ральф. Просто держись от меня
подальше, слышишь? Держись подальше.
Раздался щелчок, и Эд пропал. Ральф очень долго смотрел на телефонную
трубку, зажатую в руке, затем медленно положил ее на рычаг. "Просто держись
от меня подальше". А почему бы и нет? У него и своих проблем хватает. Ральф
медленно прошел в кухню, поставил столь часто рекламируемый по телевидению
ужин (филе пикши, между прочим) в духовку и попытался выбросить из головы
протесты против абортов, ауры, Эда Дипно и Кровавого Царя с его
Центурионами.
Это оказалось легче, чем можно было представить.
Глава шестая
Лето ускользнуло прочь незаметно, как всегда бывает в Мэне.
Преждевременные пробуждения Ральфа продолжались, и к тому времени,
когда осенние краски загорелись на деревьях, растущих вдоль Гаррис-авеню, он
открывал глаза уже около двух пятнадцати каждое утро. Это было паршиво,
однако его обнадеживала предстоящая встреча с Джеймсом Роем Хонгом, к тому
же фейерверк, увиденный им в день знакомства с Джо Уайзером, больше не
повторялся. Бывало, вокруг контуров предметов появлялось неясное мерцание,
но, как убедился Ральф, стоило ему закрыть глаза и, сосчитав до пяти, снова
открыть их, как мерцание исчезало.
Точнее... Обычно исчезало.
Выступление Сьюзен Дэй было назначено на восьмое октября, пятницу, и по
мере того, как сентябрь подходил к концу, акции протестов и дебаты по поводу
запрета абортов становились все острее. Ральф много раз видел выступления
Эда Дипно по телевидению, иногда в компании с Дэном Далтоном, но все чаще
одного, говорящего быстро, убедительно, часто с иронией и искорками юмора не
только в глазах, но и в голосе.
Он нравился людям - очевидно, "Друзья жизни" привлекли к себе такое
количество последователей, о котором "Наше дело"
(политический вдохновитель) могло только мечтать. Больше не было ни
шабашей с куклами, ни других акций насилия, зато прошло множество маршей и
выступлений обеих сторон с угрозами и потрясанием кулаков. Проповедники
обещали вечные муки в аду; учителя взывали к сдержанности и разуму; шестеро
молодых особ, провозгласивших себя Разудалыми Лесбияночками Иисуса, были
арестованы за то, что разгуливали перед Первой Баптистской церковью Дерри с
лозунгами:
"Трахни мое тело".
В "Дерри ньюс" прошло сообщение, что некий полицейский, не назвавший
своего имени, надеется, что Сьюзен Дэй подхватит грипп, отменив по этой
причине свое появление в городе.
Ральф больше не общался с Эдом, зато двадцать первого сентября он
получил открытку от Элен с великолепным, радостным сообщением: "Ура!
Получила работу! Публичная библиотека Дерри! Приступаю в следующем
месяце.
До встречи. - Элен".
Ощущая почти такой же душевный подъем, как в тот вечер, когда Элен
позвонила ему из больницы, Ральф спустился вниз, чтобы показать открытку
Мак-Говерну, но дверь оказалась закрытой.
Наверное, ушел к Луизе... Хотя Луизы тоже нет дома отправилась
переброситься в карты с приятельницами или в центр за шерстью для нового
пледа.
Слегка расстроившись, размышляя над тем, почему поблизости никогда не
оказывается никого, с кем так хотелось бы поделиться хорошей новостью, Ральф
направился к Строуфорд-парку. Именно там на скамье у кромки игрового поля он
и нашел Билла Мак-Говерна. Билл плакал.
Плакал - возможно, это слишком сильно сказано; просто слезы капали у
него из глаз. Мак-Говерн, сжимая в руке платок, наблюдал за игрой матери с
сынишкой в мяч.
Время от времени Билл промокал платком глаза. Ральф, никогда прежде не
видевший Мак-Говерна плачущим - даже на похоронах Кэролайн, замешкался около
площадки, не зная, на что решиться: подойти к Мак-Говерну или отправиться
дальше.
Наконец, собрав все свое мужество, он подошел к скамье.
- Привет, Билл, - тихо окликнул он соседа. Мак-Говерн взглянул на него
покрасневшими, полными слез глазами и смутился. Снова промокнув глаза, он
попытался улыбнуться:
- Привет, Ральф. Застал меня распустившим нюни. Извини.
- Все нормально, - присаживаясь рядом, успокоил его Ральф. - С кем не
бывает. Что случилось?
Мак-Говерн повел плечами, затем снова притронулся платком к глазам. -
Ничего особенного. Я страдаю от эффекта парадокса; вот и все.
- И что это за парадокс?
- Нечто весьма неплохое происходит с одним из моих самых старых друзей
- человеком, впервые взявшим меня на работу преподавателем. Он умирает.
Ральф удивленно приподнял брови, но ничего не сказал.
- У него воспаление легких. Сегодня или завтра его племянница отвезет
моего друга в больницу, там ему сделают пневмоторакс. Возможно, это немного
поддержит его, но он определенно умирает. И я отпраздную его смерть, когда
та придет. Думаю, именно это и угнетает меня больше всего. - Мак-Говерн
помолчал. - Ты и слова не понял из моего спича, правильно?
- Да, - согласился Ральф. - Но это ничего.
Мак-Говерн, взглянув на него, фыркнул. Хриплый, приглушенный слезами
звук, но Ральф подумал, что это все-таки смех, и рискнул улыбнуться в ответ:
- Разве я сказал что-то смешное?
- Нет, - ответил Мак-Говерн, легонько хлопнув Ральфа по плечу. - Просто
я посмотрел на твое лицо, такое честное, искреннее - ты словно открытая
книга, Ральф, - и подумал, как сильно ты мне нравишься. Иногда мне хочется
быть тобой.
- Только не в три часа утра, - тихо возразил Ральф.
Мак-Говерн, вздохнув, кивнул:
- Бессонница?
- Правильно. Бессонница.
- Извини мой смех, но...
- Не надо никаких извинений, Билл.
-... Но, пожалуйста, поверь мне, это был смех восхищения.
- Кто твой друг, и почему хорошо, что он умирает? - Ральф уже
догадывался, что именно лежит в основе парадокса Мак-Говерна: не всегда ведь
он был таким непроходимым тупицей, как иногда казалось Биллу.
- Зовут его Боб Полхерст, и его пневмония весьма кстати, потому что с
лета 1988 года он страдает болезнью Альцгеймера.
Именно так подумал Ральф... Хотя в голову ему приходила и мысль.
СПИДе. Интересно, был бы этим шокирован Мак-Говерн? - Ральф
почувствовал легкий прилив веселья. Но тут же, посмотрев на друга, устыдился
своей веселости. Ральф знал, что, когда дело доходило до уныния и
подавленного состояния, Мак-Говерн прикрывался маской иронии, но не
верилось, что печаль Билла по старому другу от этого становилась менее
искренней.
- Боб заведовал отделением истории в средней школе Дерри начиная с 1948
года - тогда ему было не больше двадцати пяти, - и проработал в этой
должности до 1981 или 1982 года. Он был великим учителем, одним из тех
зажигательных, умных людей, которые зарывают свой талант в землю. Обычный
венец их карьеры - руководство отделением, к тому же они еще ведут занятия
сверх нагрузки только потому, что не умеют говорить "нет". Боб абсолютно не
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |