Памяти Сурендры Дахъябхай Патела 61 страница

Он послушал, потом спросил у Кокса, есть ли на снимках световая дуга в форме подковы, которая охватывает гряду и заканчивается возле границы с ТР-90. Кокс ответил отрицательно, и тогда, судя по вы-ражению на лице Барби, сам спросил о деталях.

- Не сейчас, – сказал Барби. – Сейчас мне нужно, чтобы вы кое-что сделали для меня, Джим, и чем быстрее, тем лучше. Вам для этого нужна пара «Чинуков».

Он объяснил, что надо сделать, Кокс выслушал, потом что-то ответил.

- Именно сейчас я не могу вдаваться в детали, – сказал Барби. – И если бы и смог, вряд ли, чтобы от этого что-то прояснилось. Просто поверьте мне: какое-то очень вонючее дельце здесь заваривается, и, я уверен, самое плохое еще впереди. Возможно, если нам посчастливится, ничего не случится до Хэллоуи-на. Но мне не верится, что нам посчастливится.

В то время, как Барби говорил с полковником Коксом, Энди Сендерс сидел под стеной склада позади здания РНГХ и смотрел в небо на неестественного цвета звезды. Он тоже витал сейчас где-то вверху, как тот воздушный змей, счастливый, как устрица, беззаботный, как огурец… другие сравнения добавь сам. И одновременно глубокая печаль – удивительно успокоительная, чуть ли не утешительная, – мощная, словно подземная река, текла через него. Он никогда не знал предчувствий в своем прозаичной, практичной, за-полненной повседневными трудами жизни. Но теперь у него было предчувствие. Это его последняя ночь на земле. Когда горькие люди придут, он с Мастером Буши уйдет. Это было так просто и совсем не плохо.

- Все равно я задержался здесь случайно, – произнес он. – Принял бы те таблетки, и уже не был бы.

- Что с тобой, брат Сендерс?

Мастер неспешно шел по дорожке от задних дверей радиостанции, светя себе фонариком перед бо-сыми ступнями. Обтруханные пижамные штаны так же едва держались на костлявых крыльях его таза, но в его образе добавилось кое-что новое: большой белый крест. Он висел у него на шее на сыромятном ре-мешке. На плече у него висел БОЖИЙ ВОИН. С приклада, прицепленные на другом ремешке, свисали, пошатываясь, две гранаты. В свободной от фонаря руке он держал гаражный пульт.

- Добрый вечер, Мастер, – поздоровался Энди. – Я просто говорил сам с собой. Похоже, что теперь только сам я и могу себя послушать.

- Это туфта, Сендерс. Полная, несусветная, заквашенная на дерьме туфта. Бог всегда слушает. Он подключен к нашим душам, как ФБР к телефонам. И я слушаю также.

Красота этой идеи – вместе с ее утешительностью – наполнила душу Энди признательностью. Он про-тянул трубку.

- Хапни вот дыма. Сразу в башке развиднеется.

Мастер хрипловато засмеялся, взял трубку и, сделав длинную затяжку, задержал дым в легких, и уже потом прокашлялся.

- Страшная сила! – сказал он. – Божественная сила. Прет, как корабельная турбина «Роллс-Ройс», Сендерс!

- Я вкурил тему, – кивнул Энди. Так всегда говорила Доди, и от упоминания о ней у него вновь обор-валось сердце. Он привычно смахнул с глаза слезинку. – Где ты взял этот крест?

Мастер махнул фонарем в сторону радиостанции.

- Там есть кабинет Коггинса. Этот крест лежал у него в столе. Верхний ящик был заперт, но я ее вы-ломал. А знаешь, что там еще лежало, Сендерс? Такие гадостные дрочильные журнальчики, которых даже я раньше не видел.

- Дети? – спросил Энди. Его это не удивило. Если сатана схватит священника, тот может упасть так низко, что ой-ой. Так низко, что может в цилиндре на голове проползти под гремучей змеей.

- Хуже, Сендерс, – он понизил голос до шепота, – ориенталки.

Мастер взял у Энди АК-47, который лежал у того поперек колен. Присветил фонарем приклад, на ко-тором Энди взятым в студии маркером уже успел аккуратно написать КЛОДЕТТ.

- Моя жена, – объяснил он. – Она стала первой жертвой Купола.

Мастер сжал ему плечо.

- Ты хороший человек, Сендерс, раз помнишь о ней. Я рад, что Бог свел нас вместе.

- Я тоже, – взял у него из руки трубку Энди. – Я тоже, Мастер.

- Ты понимаешь, что должно произойти завтра, нет?

Энди вцепился в приклад КЛОДЕТТ. Сейчас это был достаточно выразительный ответ.

- Скорее всего, они прибудут одетые в бронежилеты, и если нам придется воевать, целься в головы. Никаких там одиночных, поливай их во всю прыть. А если дойдет до того, что они начнут нас побеждать… ты же знаешь, что тогда произойдет, так?

- Да.

- До конца, Сендерс? – Мастер поднял себе на уровень глаз гаражный пульт и присветил его фона-рем.

- До конца, – согласился Энди, дотронувшись до пульта дулом КЛОДЕТТ.

Олли Динсмор неожиданно проснулся посреди плохого сна, понимая, что случилось что-то плохое. Он лежал в кровати, смотря в серость, создаваемую первым, и потому немного грязноватым светом, кото-рый полился сквозь окно, и старался убедить себя, что это был просто неприятный сон, просто обычный кошмар, которого он теперь не мог надлежащим образом припомнить. Огонь и вопли, вот и все, что он за-помнил.

«Не просто вопли. Визжание».

На столике рядом с его кроватью тикал дешевый будильник. Он схватил его в руки. Без четверти шесть, а никакого звука от отца, который должен был бы уже ходить по кухне. Еще более выразительное – не слышать запаха кофе. Отец всегда был уже на ногах и полностью одетый самое позднее в четверть шестого («Коровы ждать не могут» – любимая поговорка Алдена Динсмора), а в половине шестого у него уже кипел кофе.

Но не этим утром.

Олли встал и натянул вчерашние джинсы.

- Папа?

Ответа не было. Тишина, лишь тиканье будильника и – издалека – мычание одной, чем-то недоволь-ной коровы. Страхом ему сковало тело. Он убеждал себя, что для этого нет никаких причин, что его семья – полная и полностью счастливая еще неделю назад – выдерживала все трагедии, предназначенные им Богом, по крайней мере, пока что. Он себя убеждал, но сам себе не верил.

- Папа?

Генератор позади дома все еще работал и, зайдя в кухню, он увидел зеленые индикаторы и на мик-роволновке, и на плите, но кофеварка «Мистер Коффи»[431] стояла темная, пустая. И в гостиной также было пусто. Когда прошлым вечером Олли шел спать, отец смотрел телевизор, телевизор работал и сей-час, правда, с отключенным звуком. Какой-то круто парень демонстрировал новую, улучшенную тряпку «Шемвау»[432]: «Вы тратите по сорок баксов ежемесячно на бумажные полотенца и выбрасываете, таким образом, деньги на ветер», – тарахтел тот крутой на вид парень с какого-то иного мира, где такие вещи что-то значили.

«Он ушел из дома. Кормит коров, вот и все».

Но разве он не выключил бы телевизор, чтобы экономить электричество? Газовый баллон у них сто-ял большой, однако же, и он не вечный.

- Папа?

Так и нет ответа. Олли подошел к окну и посмотрел на коровник. И там никого. Тревога его нараста-ла, он прошел по коридору в заднюю половину дома, в комнату родителей, собираясь с духом, чтобы по-стучать в двери, однако в этом не было нужды. Двери были распахнуты настежь. Большая двуспальная кровать стояла неубранной (отцовские глаза были устроены так, что переставали замечать беспорядок, как только он выходил из коровника), но пустой. Олли уже чуть ли не отвернулся, и вдруг заметил что-то, что его напугало. Свадебный портрет Алдена и Шелли висел здесь, на стене, сколько себя помнил Олли. Теперь его там не было, лишь светлый прямоугольник обоев остался на том месте, где он висел.

«Ничего страшного в этом нет».

Но было же.

Олли прошел по коридору дальше. Там были еще одни двери, и они, которые еще в прошлом году стояли всегда приоткрытые, теперь были закрыты. К ним было прикреплено что-то желтое. Записка. Еще до того, как достаточно приблизиться, чтобы ее прочитать, Олли узнал родительский почерк. А как же ина-че; много записок, написанных этими извилистыми прописными буквами, ждало его и Рори, когда они воз-вращались домой со школы, и все те записки заканчивались одинаково.

«Подмести в коровнике, и тогда уже играть. Прополоть помидоры, и тогда уже играть. Снять белье, которое мать выстирала, и не вывалять в пыли. И тогда уже играть».

«Игры закончились», – подумал Олли понуро.

А потом надежда проблеснула в его мозгу: может, он смотрит сон? Почему бы и нет? После гибели брата от рикошета и самоубийства матери разве не могло ему присниться, словно он проснулся в пустом доме?

Снова замычала корова, и даже это ее мычание прозвучало, словно во сне.

Комната, на дверях которой была прилеплена записка, принадлежала дедушке Тому. Страдая за-стойной сердечной недостаточностью, он переехал жить к ним, когда уже совсем не мог обслуживать себя сам. Какое-то время он еще мог доковылять до кухни, чтобы пообедать вместе со всей семьей, но под ко-нец уже не оставлял кровати, сначала с пластиковой трубкой, прищепленной в носу – она называлась пер-сипатор, или как-то так, – а потом уже большей частью с пластиковой маской на все лицо. Рори как-то ска-зал, что деда похож на самого старого в мире астронавта, и мама тогда хлопнула ему по щеке.

Под конец они все поочередно меняли ему кислородные баллоны, а однажды мама нашла его мерт-вым, на полу, словно он старался встать с кровати и от того умер. Она закричала, выкрикивая Алдена, тот пришел, посмотрел, послушал грудь старого, а затем отключил подачу кислорода. Шелли Динсмор начала плакать. С того времени эта комната почти всегда стояла закрытой.

«Извини, – было написано на прилепленной к дверям бумажке. – Олли, иди в город. Морганы или Ден-тоны или преп. Либби тебя примут».

Олли долго смотрел на записку, а потом повернул щеколду словно чужой, не своей рукой, надеясь, что там не будет месива.

Ничего такого не было. Отец лежал на дедушкиной кровати со сложенными на груди руками. Волосы у него были зачесаны так, как он их по обыкновению причесывал, перед тем как поехать в город. В паль-цах он держал свадебную фотографию. Один из дедушкиных баллонов с кислородом все еще стоял в углу; отец повесил на его вентиль свою кепку «Рэд Сокс», ту, на которой еще была надпись «ЧЕМПИОНЫ МИ-РОВОЙ СЕРИИ».

Олли потряс отца за плечо. Он услышал запах алкоголя, и на несколько секунд надежда (штука все-гда упрямая, иногда сумасбродная) вновь ожила у него в душе. Может, он просто пьяный.

- Папа? Папочка? Просыпайся!

Олли не чувствовал у себя на щеке его дыхания, а теперь еще и заметил, что отцовские глаза не полностью закрыты; тоненькие полумесяцы его белков сквозили между верхними и нижними веками. Сто-ял запах того, что мать Олли называла одеко-ссаками.

Отец причесался, но, когда умирал, он, как и его покойная жена, обмочился. Олли подумал, не могло бы остановить его знание, что такое может случиться.

Он медленно пошел на попятную от кровати. Ему бы хотелось вновь ощутить, словно он проснулся от кошмарного сна, но хрена. Перед ним была кошмарная действительность, а это та штука, от которой невозможно проснуться. У него свело судорогой желудок, и колонна мерзкой жидкости поднялась ему в горло. Он побежал в ванную комнату, где его встретил какой-то сумасшедший с горящими глазами. Он не успел закричать, потому что узнал себя в зеркале над рукомойником.

Ухватившись за дедушкины калеч-поручни, как они с Рори их когда-то прозвали, он упал на колени перед унитазом и вырвал. Когда все из него вышло, он смыл (благодарить генер и добротный глубокий ко-лодец, он хотя бы смывать мог), прикрыл унитаз крышкой и сел на него, его трясло. Рядом, в раковине, лежало два лепестка из-под таблеток дедушки Тома и бутылка «Джек Дениэлс». Все пустые. Олли взял один из дедушкиных лепестков. Прочитал название: ПЕРКОЦЕТ. Другой даже трогать не стал.

- Теперь я остался сам, – произнес он.

«Морганы или Дентоны или преподобная Либби тебя примут».

Но он не хотел в приймы – это ему напоминало слово схватки, которое он когда-то слышал в разгово-ре матери с отцом по какому-то другому, однако явным образом неприятному поводу. Иногда он ненави-дел эту ферму, но все равно любил ее всегда больше. Он ей принадлежал. Ферма с ее коровами и дрова-ми его держала. Они были его, а он их. Он это знал так же, как знал, что Рори уедет прочь и сделает бле-стящую карьеру, сначала в колледже, а потом в каком-нибудь городе далеко отсюда, где он будет ходить в театры и в галереи и все такое другое. Его меньший брат был достаточно умен, чтобы сотворить из себя что-то в большом мире; а сам Олли был достаточно умен, чтобы не просрочивать уплату процентов по банковским кредитам и кредитным карточкам, но не более того.

Он решил пойти накормить коров. Он даст им двойные порции мешанины, если они будут есть. Мо-жет, даже найдется пара таких, что захотят, чтобы их подоили. Если так, он сможет немного пососать пря-мо с дойки, как делал это когда-то маленьким.

После этого он пойдет в большое поле, зайдет по возможности дальше и будет бросать камни в Ку-пол, пока не начнут подходить люди на свидание со своими родственниками. Твое дело, сказал бы его отец. Но не было ни одного человека, которого Олли хотел бы видеть, наверное, кроме рядового Эймса из Южной Каролины. Он понимал, что могут приехать Тетка Луиза и дядя Скутер – они жили неподалеку, в Нью-Глостере, – но что он им скажет, если они приедут? «Эй, дядя, они все умерли, остался только я, бла-годарю, что посетили»?

Нет, едва лишь начнут прибывать люди из-за Купола, он пойдет туда, где похоронил маму, и выкопа-ет рядом новую яму. Работа лишит его мыслей, и когда поступит ночь, возможно, он сможет заснуть.

Кислородная маска дедушки Тома висела на крюке на дверях ванной комнаты. Это мать ее хорошо выстирала и повесила здесь зачем-то. Засмотревшись на маску, он вдруг все полностью осознал, и это было так, словно на мраморный пол перевернули пианино. Олли хлопнул ладонями, заслонил себе лицо и, сидя на крышке унитаза, начал раскачиваться туда- сюда, наконец-то он зарыдал.

Линда Эверетт распаковала две больших сумки консервов, хотела было их выставить за двери кухни, но потом решила оставить в кладовке, пока она, Терси и дети не будут полностью готовыми. И очень об-радовалась этому, увидев, как по подъездной аллее к дому приближается этот Тибодо. Этот молодчик пу-гал ее не на шутку, но на настоящий ужас она могла ожидать, если бы он увидел две сумки, доверху за-полненные супами, бобами и жестянками тунца.

«Куда-то собрались, миссис Эверетт? Ну-ка давайте-ка, рассказывайте». Проблема заключалась в том, что из всех новичков, которых понабирал Рендольф, Тибодо был единственным умным.

«Ну почему Ренни не мог прислать сюда Ширлза?» Потому что Мэлвин Ширлз идиот. Элементарно, мой дорогой Ватсон. Она взглянула через кухонное окно на задний двор и увидела, что Терстон там раска-чивает качели, на которых сидят Алиса и Дженни. Положив морду себе на лапы, рядом лежит Одри. Джуди с Эйденом играются в песочнице. Джуди обнимает Эйдена, похоже, она его утешает. Линда мысленно по-хвалила за это свою дочурку. Она надеялась, что у ней получится сделать так, чтобы мистер Тибодо по-шел отсюда удовлетворенный раньше, чем те пятеро на заднем дворе узнают, что он вообще сюда прихо-дил. Она не актерствовала с того времени, как на первом курсе колледжа играла Стеллу в «Трамвае Же-ланий»[433], но этим утром собиралась вновь выйти на сцену. Единственной положительной рецензией, которой она хотела, была ее свобода, и тех людей, которые сейчас находились на заднем дворе ее усадь-бы.

Она поспешила через гостиную, принимая выражение лица, которое, как она надеялась, излучает тревогу, и открыла двери. Картер стоял на коврике с надписью ПРОСИМ К ГОСПОДУ и уже поднял руку, чтобы постучать. Ей пришлось на него смотреть снизу вверх; в ней самой было роста под метр восемьде-сят, но он был на целых полфута выше.

- Ты смотри какая, – улыбнулся Тибодо. – Еще и полвосьмого не пробило, а она вся сияет, полная энергии.

На самом деле ему было не до смеха, утро выдалось непроизводительным. Проповедница куда-то исчезла, сучка газетчица тоже исчезла, оба ее репортера, похоже, тоже, а в дополнение также и Рози Тви-чел исчезла. Ресторан был открыт, в заведении хозяйничал тот мальчик Вилер, но на вопрос, где может находиться Рози, он ответил, что не имеет понятия. Картер ему поверил. Энс Вилер был похож на собаку, которая забыла, где закопала свою любимую кость. Судя по ужасным запахам, которые долетали из кухни, в приготовлении пищи он тоже не соображал. Картер обошел «Розу-Шиповник» посмотреть, стоит ли там ресторанный фургон. Нет. Его это не удивило.

После ресторана он проверил универмаг, сначала постучав в передние двери, потом в задние, возле которых кто-то из бестолковых рабочих магазина оставил кровельный материал для крыши – бери, кто за-хочет, и неси себе. А впрочем, если подумать, кто станет морочить себе голову кровельным полотном в городе, где больше не идет дождь?

Картер думал, что у Эвереттов тоже окажется пустая нора, пошел сюда лишь ради того, чтобы потом иметь возможность отрапортовать босу, что выполнил все его инструкции до последнего пункта, но, уже подходя к дому, услышал голоса детей, которые долетали с заднего двора. И ее машина стояла на месте. Именно ее машина, без всякого сомнения; на приборной панели он увидел портативную мигалку. Босс го-ворил о воздержанном обращении, но, поскольку Линда Эверетт оказалась единственной, кого он нашел, Картер решил, что может добавить к той мере немного жесткости. Понравится это кому-то или нет – а ей самой это явным образом не понравится – эта Эверетт должен ответить и за себя, и за тех, кого ему не по-счастливилось разыскать. Однако не успел он раскрыть рот, как она сама заговорила. И не просто загово-рила, а и схватила его за руку, буквально затянула в дом.

- Вы нашли его? Прошу, Картер, с Расти все обстоит благополучно? Если, храни Боже… – она отпус-тила его руку. – Если, храни Боже, с ним что-то случилось, говорите тише, дети рядом, во дворе, они уже и так обеспокоены, я не хочу, чтобы они еще больше волновались.

Картер прошел мимо нее к кухне и посмотрел через окно над мойкой.

- А что это тот хиппи-доктор здесь делает?

- Он привел детей, которых опекает. Кара повела их на собрание вчера и… ну, вы сами знаете, что там с ней произошло.

Такой скорострельной болтовни Картер ожидал от нее услышать менее всего. Она, вероятно, ничего не знает. Тот факт, что вчера вечером она была на собрании, а сегодня утром еще остается здесь, оче-видно говорит в пользу такого предположения. А может, она просто старается сбить его с толка. Делает, как это говорят, упреждающий наезд. Вполне может быть, она башковитая. Это ясно, достаточно лишь взглянуть на нее. А также довольно миловидная, как для престарелой бэби.

- Вы нашли его? Барбара его не… – у ней легко получилось подпустить дрожь себе в голос. – Барбара его не обидел? Подранил и где-то бросил? Вы можете сказать мне правду.

Он обернулся к ней, слегка улыбаясь в разреженном свете, который полился сквозь окно.

- Сначала вы.

- Что?

- Сначала вы, я сказал. Вы мне скажите правду.

- Я знаю лишь то, что он исчез, – она позволила своим плечам съежиться. – И вы не знаете, куда он делся. Я вижу, что не знаете. А если Барбара его убил? Если он уже его в…

Картер обхватил ее руками, крутанул, как крутанул бы партнершу в кантри-танце, и завернул ей руку за спину, аж в плече у нее хрустнуло. Это было сделано с такой неистовой, сверхчеловеческой скоростью, что она не могла себе представить, что мысль об этом движении пришла ему в голову раньше, чем он его выполнил.

«Он знает! Он знает и сейчас начнет меня подвергать пытке! Будет подвергать пытке, пока я все не расскажу».

Он горячо дышал ей в ухо. А когда заговорил, ее щеке стало щекотно от прикосновения его щетины, и Линда вся задрожала.

- Не гони пургу, мамаша шепнул он едва слышно. – Вы с Веттингтон всегда были не разлей вода – бедро к бедру, сиська к сиське. И теперь ты хочешь мне сказать, ты не знала, что она собирается выручать твоего мужа?

Он еще выше поддернул ее руку, и Линде пришлось закусить губу, чтобы подавить вскрик. Дети были рядом, Дженни кричала через плечо Терстону, чтобы тот раскачивал их сильнее. Если они услышат вопль из дома…

- Если бы она мне сказала, я рассказала бы Рендольфу, – выдохнула она. – Неужели вы думаете, что я позволила бы рисковать жизнью Расти, когда он ни в чем не виновен?

- Виновен он много в чем. Грозился не дать лекарства босу, если тот не уйдет в отставку. Блядский шантажист. Я сам это слышал. – Он вновь поддернул ей руку. Она позволила себе негромкий стон. – Есть что сказать по этому поводу? А, мамаша?

- Может, это и правда. Я его лично не видела, не говорила с ним, откуда мне об этом знать? Но все равно он единственный, кто больше всего похож на настоящего врача изо всех, кого мы сейчас имеем в городе. Ренни никогда его бы не казнил, Барби да, возможно, но не Расти. Я это понимала, и вы должны были бы понимать это. А теперь отпустите меня.

Он ее чуть ли не отпустил. Все лепилось вместе. И вдруг у него вынырнула лучшая мысль, и он под-толкнул ее к мойке.

- Наклонись, мамаша.

- Нет!

Он вновь дернул вверх ее руку. Ощущение было такое, словно та вот-вот вывернется из плечевого сустава.

- Наклоняйся. Воображай, что моешь свои красивые белокурые волосы.

- Линда? – позвал Терси. – Как вы там?

«Господи, хоть бы он не спросил, собрала ли я уже продукты. Прошу, Господи, убереги нас от этого».

А следом ее пронзила другая мысль: «Где детские чемоданчики? Девочки уже упаковали каждая себе дорожный чемоданчик. А если они составлены в гостиной?»

- Отвечай ему, скажи, что у тебя все хорошо, – приказал Картер. – Нам же не нужен здесь этот хиппи. Или дети. Не так ли?

Боже, нет. Но где же они поставили свои чемоданчики?

- Нормально! – позвала она.

- Скоро уже? – переспросил Терстон.

«Ох, Терси, замолчи».

- Еще пять минут.

Терстон минутку постоял с таким выражением, словно хотел еще о чем-то спросить, но потом вновь взялся качать девочек.

- Хорошо управилась. – Теперь Картер навалился на нее, у него встал. Она ощутила его задом сквозь ткань джинсов. По ощущению, тот был большой, как разводной ключ. И вдруг Картер отступил.

- Скоро что?

Она едва не сказала «готовить завтрак», но грязные тарелки лежали в мойке. На какой-то миг ее ум ослепило оглушительной пустотой, и она даже чуть ли не умоляла, чтобы он вновь прижался к ней своим колом, потому что, когда у мужчин включаются их малые головки, большие выключаются на профилакти-ку.

Вместо этого он вновь дернул ее руку.

- Говори мне, мамаша. Порадуй папу.

- Печенье! – выдохнула она. – Я им пообещала сделать печенье. Дети просили!

- Печенье без электричества, – хмыкнул он. – Лучшая шутка недели.

- Это то печенье, которое не надо печь! Загляни в кладовку, ты, сукин сын!

Если бы заглянул, он действительно увидел бы там, на полке коробку со смесью для быстрого приго-товления овсяного печенья. Но, посмотрев вниз, также увидел бы набитые продуктами сумки. Скорее все-го, так бы он и сделал, если бы ему бросилось в глаза, сколько в кладовке совсем пустых или полупустых полок.

- Ты не знаешь, где он. – Снова Картер навалился на нее со своей эрекцией. Она этого уже почти не ощущала из-за пульсирующей боли в плече. – Так ты уверяешь.

- Да, я думала, это ты знаешь. Думала, ты пришел ко мне сообщить, что он ранен или уби…

- А я думаю, твоя хорошенькая круглая срака врет. – Руку ей поддернули еще выше, боль стала со-всем бешеной, потребность закричать невыносимой. Но она как-то удержалась.

- Я думаю, ты многое знаешь, мамаша. И если мне сейчас не расскажешь, я выверну тебе руку из сустава. Последний раз спрашиваю. Где он?

Линда смирилась с тем, что ей сейчас вывихнут руку. А может, и обе. Вопрос в том, удержится ли она, не закричит, потому что иначе сюда прибежит Терстон и обе Джей-Джей. С понурой головой, с воло-сами, свисающими в раковину, она произнесла:

- Моя срака. Почему бы тебе ее не поцеловать, долбанный выблядок? Может, она раскроется и ска-жет тебе «привет».

Вместо того чтобы выломать ей руку, Картер рассмеялся. Хорошо сказанула. И он ей поверил. Она бы никогда не отважилась говорить с ним таким тоном, если бы не говорила правду. Вот только, если бы она была не в «Ливайсах». Трахнуть ее, возможно, все равно не выгорело бы, но если бы на ней была юбка, он мог бы приблизиться к этому вплотную. А впрочем, сухотерка тоже не самый плохой способ на-чать День свиданий, пусть даже не о мягонькие трусики, а о плотный джинсовый коттон.

- Не дергайся и держи язык за зубами, – шепнул он. – Тогда сможешь остаться целой и невредимой.

Она услышала лязг его пряжки и скрип молнии. Тогда об нее начало тереться то самое, что и перед этим, только теперь между ними было намного меньше ткани. Где-то в закоулке мозга ее утешала радость от того, что она надела сегодня почти совсем новые джинсы; Линда имела надежду, он об них натрет себе хорошую болячку.

«Только бы Джей-Джей не забежали в дом, не увидели меня такой».

Вдруг он прижался к ней сильнее, тверже. Рукой, которая не выкручивал ее руку, ухватил ее за грудь.

- О-вау, мамаша, – пробурчал он. – Ай-ай, давай-манай.

Она ощутила его спазматичное дерганье, а влажности, которая по обыкновению следует за ним, как день за ночью – нет. Джинсы, слава Богу, для этого были слишком плотными. Через какой-то миг после этого наконец-то отпустили ее завернутую за спину руку. Она могла бы заплакать от облегчения, но стер-пела. Не должна была. Обернулась. Он уже застегивал на себе ремень.

- Мать, тебе следует переодеть джинсы, прежде чем печеньем заниматься. Я бы на твоем месте так и сделал. – Он пожал плечами. – Но неизвестно, может тебе так больше нравится. Как кому по вкусу.

- Это вы так теперь поддерживаете правопорядок? Так ваш босс теперь приказывает вам охранять законность?

- Он человек большой, большей частью по общим вопросам. – Картер обернулся к кладовке, и ее за-пыхавшееся сердце едва не остановилось. Потом он взглянул на свои часы и еще раз поддернул молнию. – Позвонишь мистеру Ренни или мне, если твой муж нарисуется. Так будет лучше всего, поверь мне. Если не сообщишь, а я узнаю, в следующий раз трахну тебя прямо в твое стареющее влагалище. Хоть бы и на глазах твоих детей. Публика мне не помешает.

- Убирайся отсюда, пока они не пришли.

- Скажи «пожалуйста», мамаша.

Ей схватило горло, но она поняла, что Терстон вот-вот вновь ее позовет, и пересилила себя:

- Пожалуйста.

Он двинулся к дверям, но, заглянув в гостиную, остановился. Увидел маленькие чемоданчики. Она не имела в этом сомнений.

Но он кое-что другое имел в мыслях.

- И верни мигалку, я видел ее в твоей машине. Если забыла, я тебе напоминаю: из полиции тебя уво-лили.

Когда через минуту в дом зашел Терстон с детьми, она была наверху. Первым делом зашла в дет-скую комнату. Их чемоданчики лежали на кроватях. Из одной торчал мишка Джуди.

- Эй, детки, – весело позвала она на нижний этаж. Toujours gai434, вот она какая. – Полистайте пока что книжечки, там есть с картинками, я спущусь через минутку!

К подножию ступенек подошел Терстон.

- Нам надо уже спеш… – Увидел ее лицо и осекся. Она позвала его кивком.

- Мама, – позвала ее Дженни, – можно мы выпьем последнюю «Пепси», если я со всеми поделюсь?

В обычное время и речи не могло бы идти о содовой так рано, но теперь она позволила.

- Можно, только не обрызгайтесь там.

Терси поднялся до половины ступенек.

- Что случилось?

- Говорите тише. Здесь был коп. Картер Тибодо.

- Большой, высокий, с широкими плечами?

- Да, он. Приходил меня допрашивать…

Терси побледнел, и Линда поняла: он вспомнил, что позвал ее со двора, считая, что она в доме сама.

- Думаю, у нас все хорошо, – сказала она. – Но я хотела бы, чтобы вы проверили, в действительности ли он ушел. Он приходил пешком. Посмотрите на улице и на заднем дворе за забор загляните к нашим соседям Эдмандсам. Мне надо переодеть брюки.

- Что он с вами делал?

- Ничего! – прошипела она. – Пойдите убедитесь, что он ушел, и если так, мы, к черту, ушиваемся от-сюда.

Пайпер Либби отпустила коробочку и села здесь же, смотря на город с полными слез глазами. Она думала обо всех тех ночных молитвах к Неотмирасегодняшнему. Она поняла, что это было не что иное, как неумелая, ученическая шутка, и та шутка, как теперь выяснилось, обернулась против нее. Не от мира сего было рядом. Вот только оно не было Богом.

- Вы их видели?

Она вздрогнула. Рядом с ней стояла Норри Келверт. Такая утонченная на вид. Подросла уже, и Пай-пер заметила, что девочка вырастает красоткой. Для мальчиков, с которыми дружит, она, вероятно, уже красавица.

- Да, дорогуша, видела.

- Значит, Барби с Расти правы? Люди, которые нас рассматривают, это дети?

Пайпер задумалась: «Может, малый малого узнает».

- Я не уверена на все сто процентов, дорогуша. Попробуй сама.

- Эй? – взглянула на нее Норри.

И Пайпер, сама не ведая, хорошо или плохо делает, кивнула ей: «Да».

- Если я… ну, удивительно буду вести себя, там ли что-то такое, вы меня оттянете?

- Да. Но не надо, если не хочешь. Не воспринимай это как вызов.

Но для Норри это был именно вызов. А еще ей было интересно. Она опустилась на колени среди вы-сокой травы и крепко ухватилась с обеих сторон за коробочку. Ее моментально пронзило. Голова Норри откинулась назад так резко, что Пайпер услышала, как с костяным треском хрустнули шейные позвонки девочки. Она хотела было ее схватить, но тут же опустила руки, увидев, что Норри расслабилась. Подбо-родком она уперлась себе в грудь, а глаза, которые закрылись, когда ее пронизало шоком, вновь раскры-лись. Затуманенные, нездешние.

Дата добавления: 2015-11-04