Памяти Сурендры Дахъябхай Патела 48 страница

Ему понравилась такая перспектива, и Фриде эта перспектива показалась, ну, очень уж хорошей и, конечно, это сняло напряжение у детей, которым самая мысль о переезде казалась ненавистной. Вот только теперь Дюк был мертвым и Честер Милл оказался под Куполом, а местная полиция превратилась во что-то такое, что выглядело неважно, а пахло еще хуже.

Он повернул на Престил-Стрит и увидел Джуниора, который стоял перед желтой полицейской лен-той, натянутой вокруг дома Маккейнов. На Джуниоре были пижамные штаны и домашние тапки и больше ничего. Его сильно качало, и первое, что подумал Генри: между Джуниором и Неряхой Сэмом сегодня мно-го общего.

Вторая мысль была о (и за) репутацию городской полиции. Пусть он еще недолго будет оставаться в ее рядах, однако же, сейчас он еще офицер, а одним из главных правил Дюка Перкинса было: Чтобы я ни-когда не видел имени офицера из департамента полиции Честер Милла в колонке «Правонарушители» в «Демократе». А Джуниор, нравилось это Генри или нет, все-таки был офицером.

Он остановил экипаж № 3 возле бордюра и пошел туда, где стоял и раскачивался вперед-назад Джу-ниор.

- Эй, Джунс, поехали, я подвезу тебя в участок, налью тебе кофе и… – «ты отрезвеешь», хотел он за-кончить предложение, и вдруг обратил внимание на мокрые пижамные штаны парня. Джуниор обмочился.

Встревоженный не менее чем напуганный (никто не должен этого увидеть, Дюк в своей могиле будет переворачиваться), Генри положил руку Джуниору на плечо.

- Идем, сынок. Не делай из себя посмешища.

- Они были моими потрушками, – произнес Джуниор, не оборачиваясь. Он начал раскачиваться еще быстрее. Его лицо – та часть, которую было видно Генри, – было восхищенно-замечтавшимся. – Я их полю-пил, и мог в них спускать. Не противно. По-французски. – Он хохотнул, потом сплюнул. То есть попробовал. Ряд густой белой слюны повис на его подбородке, раскачиваясь, словно маятник.

- Все, довольно. Я отвезу тебя домой.

При этих словах Джуниор обернулся, и Генри увидел, что тот не пьян. Левый глаз у него было ярко-красным. И зрачок был очень увеличенный. Левая сторона рта опустилась книзу, даже было видно не-сколько зубов. Эта застывшая гримаса на мгновение заставила Генри вспомнить «Мистера Сардоник-са»[367], фильм, который когда-то, в детстве, ужасно его напугал.

Джуниор не нуждался в кофе в участке полиции, и домой ехать, чтобы отоспаться, ему было лишним. Джуниору надо было срочно в больницу.

- Идем, мальчик, – позвал Генри. – Пошли.

Сначала Джуниор повел себя достаточно послушно. Генри довел его уже почти до машины, и вдруг тот вновь остановился.

- Они пахли одинаково, и мне это нравилось, – произнес он. – Горе, горе, горе, скоро пойдет снег.

- Ты прав, абсолютно.

Генри хотел было обвести его вокруг капота машины, чтобы посадить на переднее сидение, но тут ему показалось, что это было бы непрактично. Назад уместнее, хотя задние отсеки их патрульных крузе-ров пахнут довольно специфично. Джуниор оглянулся через плечо на дом Маккейнов, и его перекошенное лицо прониклось печалью.

- Потрушки! – всхлипнул он. – Мы кончили! Не противно, по-французски! Только по-французски, трах-бах! – Он высунул язык и начал быстро им телепать себе между губами. Издавая звук, похожий на тот, ко-торый воспроизводил Марафонец прежде чем, поднимая тучу пыли, броситься наутек от Увальня Койо-та[368]. После этого Джуниор рассмеялся и вновь отправился к дому.

- Нет, Джуниор, – позвал Генри, хватая его за пояс пижамных штанов. – Мы должны…

Джуниор с удивительной скоростью развернулся назад. Куда и девался тот смех; его лицо стало сгу-стком ненависти и злости. Размахивая кулаками, он бросился на Генри. Закусив клацающими зубами вы-сунутый язык. Из его горла вырывались звуки какого-то странного языка, в котором не существовало глас-ных.

Генри сделал первое, что ему пришло на ум: отступил в сторону. Джуниор пропер мимо него и начал лупить кулаками по мигалке на крыше крузера, разбил один фонарь, разодрав себе костяшки пальцев. Уже и люди начали выходить из соседних домов, посмотреть, что здесь происходит.

- Гтхн бннт мнт! – говорил Джуниор. – Мнт! Мнг! Гтхн! Гтхн!

Он отступил от бровки и попал одной ногой в водосток. Покачнулся, но на ногах удержался. С подбо-родка у него теперь вместе со слюной стекала кровь; обе руки были сильно разбиты и тоже кровоточили.

- Она просто бесила меня своим бла-бла-бла, – заверещал Джуниор. – Я ударил ее коленом, шоп за-ткнуть, а она откинула копыта! Обосрала все кругом! Я… я… – Он замолчал. Словно задумался. Произнес: – Помогите мне. – А потом сделал губами громкий звук, похожий на выстрел посреди тишины из пистолета 22-го калибра и упал ничком между припаркованным полицейским автомобилем и тротуаром.

Генри с мигалкой и сиреной отвез его в больницу. Чего он не сделал, так не позволил себе думать о последних словах, сказанных Джуниором, в которых явным образом просматривался смысл. Туда он не желал заглядывать.

Ему и без этого хватало проблем.

Расти медленно ехал вверх по холму, частенько посматривая на счетчик Гейгера, который теперь ревел, словно средневолновой радиоприемник со сбитой настройкой. Стрелка поднялась от +400 до от-метки +1000. Расти мог поспорить, что, когда он достигнет вершины, она залезет на +4000. Он понимал, что хорошего в этом мало – его «антирадиационный костюм» – всего лишь самодельное произведение, – но не останавливался, напоминая себе, что радиация имеет кумулятивный эффект; если он будет ехать бы-стро, летальной дозы не наберется. «Возможно, я потеряю на некоторое время волосы, но летальной до-зы я не наберу. Думай об этом, как об авианалете: прилетел, сделал свое дело и назад, на базу».

Он включил радио, поймал «Мощные тучи радости»[369] на РНГХ и сразу же выключил. Пот заливал ему глаза, а он его смаргивал. Даже с кондиционером, включенным на полную мощность в кабине фурго-на, было к чертям жарко. Он взглянул в зеркало заднего вида и увидел своих друзей, которые стояли тес-ной кучкой. Очень маленькие отсюда.

Рев Гейгера стих. Он поглядел туда. Стрелка упала до нуля.

Расти едва не остановился, и своевременно понял, что тогда Ромми с детьми подумают, что с ним беда. Кроме того, возможно, это лишь проблема с батарейками. Но, взглянув вновь, увидел, что огонек пи-тания на счетчике горит так же ярко.

На верхушке холма дорога заканчивалась разворотной площадкой перед длинным красным сараем. Перед ним стоял старый грузовик и еще более старый трактор, последний опирался только на одно коле-со. На вид сарай сохранился в довольно хорошем состоянии, хотя несколько окон были разбиты. За ним стоял покинутый фермерский дом, часть крыши которого провалилась вовнутрь, вероятно, зимой под ве-сом снега.

С торца сарая зияли раскрытые настежь ворота, и даже с закрытыми окнами и мощным кондиционе-ром Расти ощутил пьянящий аромат сгнивших яблок. Он остановил машину возле крыльца. Поперек сту-пенек висела цепь с табличкой, на которой было написано: ВТОРГНУВШИЕСЯ БУДУТ НАКАЗАНЫ. Таб-личка была старой, ржавой и, очевидно, неэффективной. Жестянки из-под пива валялись по всему крыль-цу, где когда-то, вероятно, любило организовывать посиделки семейство Маккоя летними вечерами, под-ставляясь ветру, созерцая широкие панорамы: полностью город Честер Милл по правую сторону, и все направление вплоть до Нью-Хэмпшира, если посмотреть налево. Кто-то аэрозолем написал на стене: УАЙЛДКЕТС РУЛЯТ, краска, которая когда-то была красной, выцвела до розовой. На дверях краской дру-гого цвета было выведено: ДЕПО ОРГИЙ. Расти подумал, что так, вероятно, была высказана неосуществ-ленная мечта какого-то сексуально озабоченного тинэйджера. А может, это было название какой-то хэви-металл группы.

Он взял в руки счетчик Гейгера и постучал по нему. Стрелка подпрыгнула, и аппарат несколько раз щелкнул. Похоже было, что он полностью работоспособен; просто никакой радиации здесь нет.

Расти вылез из фургона и – после короткой внутренней дискуссии – сорвал с себя большинство за-щитного костюма, оставив только фартук, варежки и пучеглазые очки. Потом он пошел вдоль сарая, вы-ставив перед собой сенсорную трубку счетчика и обещая себе, что побежит назад, за остальной частью своего «антирадиационного костюма», если стрелка лишь немного вновь вздрогнет.

Но, когда он вынырнул из-за угла сарая и увидел ярдов в сорока перед собой проблеск того огонька, стрелка даже не шелохнулась. Это казалось невероятным, если радиация, – а как еще иначе? – связана с этим огоньком. Расти нашел единственно возможное объяснение: генератор создает радиационный пояс, чтобы отпугивать от себя таких исследователей, как он. Для самозащиты. Тоже самое касается прочувст-вованного им обморочного состояния и полной потери сознания детьми. Это самозащита, как иглы дико-браза или «духи» скунса.

«Впрочем, не похоже ли это все же на неполадки со счетчиком? Именно в эту секунду ты можешь получать летальную дозу гамма-излучения. Этот чертов счетчик всего лишь наследие холодной войны».

Однако, продвигаясь к краю сада, Расти увидел белку, которая стрелой метнулась по траве и взлете-ла на дерево. Задержавшись на отягощенных несобранными плодами ветвях, она, распушив хвост, смот-рела ясными глазами на непрошеного гостя внизу. Для Расти это было хорошее доказательство, как ни что, тем более ни в траве под деревьями, ни на заросших междурядьях он не увидел трупов животных: ни самоубийц, ни возможных жертв радиации.

Он уже приблизился к огоньку, чьи регулярные проблески вспыхивали так ярко, что Расти каждый раз чуть ли не полностью зажмуривался. По правую сторону, казалось, прямо у него под ногами лежал целый мир. На расстоянии четырех миль он видел город, абсолютно игрушечный на вид. Сетка улиц, шпиль церкви Конго, блеск нескольких автомобилей в движении. Он видел невысокое кирпичное здание больни-цы «Кэти Рассел», а далеко на западе то черное пятно на месте ракетной атаки. Оно так и висело там, темная искусственная родинка на щеке белого дня. Небо над головой было бледно-голубым, почти нор-мального цвета, однако на горизонте голубизна уступала отравляющей желтизне. Он был почти уверен, что это результат загрязнения воздуха – то самое дерьмо, из-за которого стали розовыми звезды, – но по-дозревал, что большей частью там нет ничего более зловещего, чем осенняя пыльца растений, которая налипла на невидимую поверхность Купола.

Расти двинулся дальше. Чем дольше он будет оставаться здесь, особенно вне пределов видимости, тем сильнее будут нервничать его друзья. Он передумал идти прямо к источнику проблесков, вместо это-го, вышел из сада, сначала приблизился к краю косогора. Отсюда ему было видно остальных, хотя они и казались лишь пятнышками. Расти положил на землю счетчик Гейгера и начал медленно махать задран-ными вверх руками, чтобы сообщить, что с ним все хорошо. Они замахали ему в ответ.

- О’кей, – произнес он. Руки его внутри тяжелых перчаток были скользкими от пота. – Теперь посмот-рим, что мы тут имеем.

В начальной школе на Ист-Стрит настало время перерыва. Джуди и Дженнилл Эверетт сидели в дальнем конце игровой площадки со своей подружкой Дианой Карвер, которой было шесть лет, и таким образом по возрасту, она чудесно вписывалась между малышками Джей-Джей. Поверх левого рукава Диа-ниного свитера была повязана голубая ленточка. Прежде чем идти в школу, она сама настояла, чтобы Керри завязала ей эту вещь, чтобы быть похожей на своих родителей.

- А это для чего? – спросила ее Дженнилл.

- Это означает, что я люблю полицию, – ответила Диана, откусывая от своего фруктового батончика.

- Я тоже себе хочу, – сказала Джуди. – Только желтую. Это слово она выговорила очень аккуратно. Раньше, совсем маленькой, вместо «желтый», она говорила «вовтый», и Дженни смеялась над ней.

- Желтых нельзя, – сказала Диана, – только голубые. Какой вкусный батончик. Я бы их миллион съела.

- Ты станешь толстой, – сказала Дженнилл. – И лопнешь.

Представив это, они захохотали, потом ненадолго замолчали, глядя на более старших детей, пока обе Джей-Джей грызли домашнее печенье с арахисовым маслом. Несколько девочек играли в классы. Ре-бята лазили по лесенкам, мисс Голдсхон толкала качели, где сидели близнецы Пруит. Мисс Вандестайн организовала игру в кикболл[370].

На вид все будто бы нормально, думала Дженнилл, но на самом деле ненормально. Никто не кричит, никто не скулит над расцарапанным коленом, Майнди и Мэнди Пруит не умоляют мисс Голдстон похвалить их одинаковые прически. Все они здесь ведут себя так, словно прикидываются, что вышли на большой пе-рерыв, даже взрослые. И каждый, включая ее, втайне посматривает на небо, которое должно было быть голубым, а таковым совсем не является.

Но и это не самое плохое. Самое худшее – после тех ее припадков – эта удушающая уверенность, что должно произойти что-то плохое.

Диана произнесла:

- Я хотела нарядиться Русалкой на Хэллоуин. Но сейчас уже нет. Совсем никем не хочу. И из дома ни ногой. Я боюсь Хэллоуина.

- У тебя были кошмары? – спросила Дженнилл.

- Да, – Диана протянула ей свой фруктовый батончик. – Хочешь доесть? Я совсем не такая голодная, как думала.

- Нет, – отказалась Дженнилл. Ей не хотелось уже даже доедать печенье с арахисовым маслом, а это так не было похоже на нее. И Джуди съела только половинку одного печенья. Дженнилл вспомнила, как Одри залаяв, кидалась на мышку, которая беспомощно старалась убежать из угла, в котором оказалась. Ей тогда стало грустно, и она позвала мать, чтобы та оттянула Одри, не дала собаке съесть мышку. Маму-ля рассмеялась, но собаку убрала.

Теперь они сами стали мышками. Дженни забыла большинство снов, которые видела во время своих судорог, но помнила достаточно, чтобы понимать.

Теперь они оказались загнанными в угол.

- Я хочу просто остаться дома, – повторила Диана. В ее левом глазу застыла слезинка, яркая, про-зрачная, идеальная. – Буду сидеть дома на Хэллоуин. И даже в школу не пойду. Нет. Никто меня не прину-дит.

Миссис Вандестайн бросила играть в кикболл и начала телепать звонком, созывая всех, однако ни одна из трех девочек не спешила привставать.

- Хэллоуин уже начался, – произнесла Джуди. – Вон, посмотрите, – она показала через улицу, где на крыльце в Вилеров стояла тыква. – И вот туда посмотрите. – На этот раз она показала на парочку выре-занных из картона призраков по бокам дверей почтового отделения. – И еще, смотрите.

Последней, на что она показала, была лужайка перед библиотекой. Там стояло большое пугало, ус-тановленное Лиссой Джеймисон. Она, безусловно, старалась сделать его забавным, но то, что забавляет взрослых, часто пугает детей, и Дженнилл подумала, что пугало с библиотечной лужайки запросто может прийти с визитом к ней этой ночью, когда она будет лежать в темноте в своей кровати, стараясь заснуть.

Голова у него была из набитой чем-то мешковины, с глазами-крестиками из белых нитей. Шляпа по-хожа на ту, которую носил на голове кот в истории Доктора Суза[371]. Вместо рук у него были садовые ло-патки (мерзко-загребущие ручки, подумала Дженнилл) и майка с какой-то надписью. Она не поняла, что она означает, хотя слова прочитала: МИЛАЯ РОДИНА АЛАБАМА, ЗАИГРАЙ-КА ТУ ПЕСНЮ МЕРТВОЙ ГРУППЫ

- Видите? – Джуди не плакала, но глаза у нее были расширенные, серьезные, преисполненные какого-то знания, слишком сложного, слишком темного, чтобы его можно было высказать. – Хэллоуин уже начал-ся.

Дженнилл взяла сестричку за руку и потянула, чтобы та встала.

- Нет, еще нет, – возразила она… хотя боялась, что это не так. Что-то плохое должно произойти, что-то такое, с огнем. Без лакомства, только с кознями. Подлыми кознями. Злыми.

- Идем во внутрь, – сказала она Джуди и Диане. – Будем Петь песни и всякое такое разное. Будет хо-рошо.

Так по обыкновению и было, однако, не в этот день. Даже еще до большого бабаха в небе уже не бы-ло хорошо. Дженнилл не переставала думать о пугале с белыми глазами-крестиками. И о той, почему-то пугающей надписи: ЗАИГРАЙ-КА ТУ ПЕСНЮ МЕРТВОЙ ГРУППЫ.

За четыре года до того, как опустился Купол, умер дед Линды Эверетт, оставив каждому из своих внуков небольшую, но приличную сумму денег. Линда получила чек на 17232 доллара и четыре цента. Большинство из этой суммы было отложено на колледжные счета обоих Джей-Джей, но она ощущала, что имеет полное право израсходовать несколько сотен на Расти. Приближался день его рождения, а ему давно хотелось иметь устройство Apple TV, с того времени, как они появились в продаже несколько лет тому назад.

Она дарила ему и более дорогие подарки с того времени, как они поженились, но еще никакому он не радовался так сильно. Возможность скачивать фильмы с и-нета, а потом смотреть их на большом теле-экране, вместо того, чтобы оставаться привязанным к маленькому дисплею компьютера, услаждала его до смерти. Устройство имело вид белого квадрата из пластика, приблизительно семь дюймов в длину и тол-щиной три четверти дюйма. Вещь, найденная Расти на Черной Гряде, выглядела очень похожей на Apple TV, он даже сначала подумал, что это и есть такое устройство… немного модифицированное, конечно, чтобы держать в заточении целый город, а не ретранслировать вам в телевизор «Русалочку» через Wi-Fi с высоким уровнем разрешения.

Вещь, которая находилась на краю сада Маккоя, была не белой, а темно-серой, а вместо знакомого логотипа компании «Apple» Расти увидел на ней такой, тревожный, символ.

?

Выше этого символа выступала шишка размером, с костяшку его мизинца. Под ее колпачком находи-лась сделанная то ли из стекла, то ли из хрусталя линза. Оттуда и проблескивал тот пурпурный огонек.

Расти наклонился, дотронулся до поверхности генератора – если это действительно был генератор. В тот же миг мощный разряд ударил его в руку, пронзив все тело. Он хотел отскочить, но не смог. Ему крепко свело мышцы. Счетчик Гейгера всхлипнул одиночным треском и замолчал. Расти не имел понятия, откло-нилась ли стрелка в опасную зону, потому что и глазом не мог пошевелить. Свет вытекал из мира, словно вода через сток ванной, и с внезапно спокойной ясностью он подумал: «Я умираю. Какой иидиотский спо-соб уме…»

И тогда из этой тьмы всплыли лица – только это были не человеческие лица, а позже он не был даже уверен, были ли это лица вообще. Это были геометрической формы сплошные монолиты, как ему показа-лось, обтянутые кожей. Единственное в них, что хоть немного напоминало человеческое, были ромбовид-ные выступы по бокам. Это могли быть уши. Головы – если это были головы – повернулись одна к другой, разговаривая, или, может, это просто так обманчиво выглядело. Ему показалось, что он услышал смех. Он подумал, что почувствовал их волнение. Ему представились дети на игровой площадке начальной школы на Ист-Стрит – его девочки, наверное, с их подружкой Дианой Карвер – они обменивались лакомствами во время перерыва.

Все это происходило на протяжении секунд, не дольше пяти-шести секунд. А потом исчезло. Напря-жение исчезло так же внезапно, как было, когда люди дотрагивались до поверхности Купола; так же, как его полуобморочное состояние и сопутствующее ему видение пугала в искривленном колпаке. Он очухал-ся упавшим на колени на верхушке господствующего над городом холма, вспотевший в своей свинцовой амуниции.

Однако образ тех кожаных голов остался. Склоненные вместе, хохочут от неприличной детской за-теи.

«А другие там, внизу, наблюдают за мной. Помаши. Скажи им, что с тобой все хорошо».

Он воздел обе руки над головой – теперь они двигались легко – и медленно помахал туда-сюда так, словно сердце у него в груди не прыгало чернохвостым зайцем, словно грудь ему не заливало жгучими ручьями пахучего пота.

Снизу, с дороги, в ответ ему помахали Ромми с детьми.

Расти сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, потом протянул колбу счетчика Гейгера к маленькому серому квадратику, который лежал на упругой травяной подстилке. Стрелка колыхнулась, не доходя до отметки +5. Фоновое излучение, не больше.

Расти почти не сомневался, что эта квадратная плоская вещь и является источником их неприятно-стей. Существа – нечеловеческой природы, совсем чужой – использовали эту вещь, чтобы держать их в за-точении, но и это было не все. Они использовали ее также для наблюдения.

И для забавы. Эти мерзавцы смеялись. Он это ясно расслышал.

Расти снял с себя фартук, набросил его на коробочку с выпуклой шишкой-линзой, вскочил на ноги и пошел на попятную. Какое-то мгновение ничего не происходило. А потом фартук вспыхнул. Запах был рез-ким и мерзким. Он видел, как напухает, пузырится лоснящаяся поверхность, как прорывается пламя. И то-гда фартук, который был всего лишь запаянным в пластик листом свинца, просто распался. Какую-то ми-нуту еще горели его куски, самый большой из них все еще лежал поверх коробочки. А через миг уже весь фартук – или то, что от него оставалось – напрочь исчез. Осталось несколько комочков пепла и запах, но все вообще… фу. Исчезло.

«Я это на самом деле видел?» – спросил Расти у самого себя, а потом произнес то же самое вслух, спрашиваясь у целого света. Он чувствовал запах горелого пластика и более тяжелый запах, как он пола-гал, расплавленного свинца – безумие, это невозможно, но сам фартук исчез.

- Я это на самом деле видел?

Словно отвечая ему, из-под колпачка на коробочке проблеснул пурпурный огонек. Эти ли пульсации поддерживают Купол, как прикосновение к компьютерной клавиатуре возобновляет экран? Или благодаря ним кожеголовые могут осматривать город? Или и то и другое? Или ни то и ни то?

Он приказал себе больше не приближаться к плоскому квадратику. Он сказал себе, что самое разум-ное, что он может сейчас сделать, это вернуться бегом к фургону (лишенный тяжелого фартука он сможет бежать) и помчать, словно бешеный, притормозив только для того, чтобы подобрать своих компаньонов, которые ждут внизу.

Вместо этого он вновь приблизился к коробочке и упал перед ней на колени, в позе, слишком похо-жей на молитвенную, чтобы ему это нравилось.

Содрал с себя одну перчатку, дотронулся до земли рядом с этой штукой и сразу отдернул руку. Го-рячо. Кусочки горящего фартука немного обожгли траву. Потом он дотронулся до самой коробочки, напря-женно приготовившись к новому ожогу или новому шоку… хотя больше всего боялся совсем другого – вновь увидеть те обтянутые кожей формы, те не-совсем-головы, склоненные одна к другой, услышать их заговорщицкий смех.

Однако ничего не происходило. Ни видения, ни ожога. Серая коробочка на прикосновенье была хо-лодной, вопреки тому, что он только что видел, как на ней пузырился и горел его фартук.

Проблеснул пурпурный огонек, Расти хватило осторожности не прикрывать его рукой. Вместо этого он схватил эту штуку за бока, мысленно прощаясь со своей женой и дочерьми и извиняясь перед ними за то, что оказался таким конченным дураком. Он ожидал, что сейчас вспыхнет и сгорит. Когда этого не про-изошло, он попробовал поднять коробочку. Хотя площадь ее поверхности была не большей, чем обеден-ная тарелка и сама она не была не намного толще, он не смог ее пошевелить. Эта коробочка была все равно, что прикованная к верху какой-то колонны, погруженной на девяносто футов вглубь коренной поро-ды Новой Англии – хотя этого не могло быть. Она лежала поверх травяного ковра, и, продвинув глубже под нее пальцы рук, он сам до себя дотронулся. Сплетя пальцы вместе, он попробовал вновь поднять чертову штуку. Ни шока, ни видений, ни жара; и ни сдвига тоже. Коробочка даже не пошевелилась.

Он подумал: «Я держу в руках своего рода чужеродный артефакт. Машину из другого мира. Я могу даже поглазеть на тех, кто ей руководит».

Самая эта идея была интеллектуально прекрасная – даже ошеломляющая, но она не имела эмоцио-нального измерения, возможно, потому, что он был очень ошарашен и переполнен информацией, которая не обрабатывалась.

«Ну, и что дальше? Что, черт меня побери, дальше?»

Он не знал. А еще оказалось, что после всего этого он не потерял способности к эмоциональным пе-реживаниям, потому что его накрыло волной отчаяния, и он едва удержался от того, чтобы не вокализо-вать это отчаяние в рыдании. Четверо людей внизу могут его услышать и подумают, что он в беде. Да так оно и есть, он в беде. И не только он.

Он встал, ноги под ним дрожали, угрожая подломиться. Горячий, плотный воздух, казалось, приста-вал ему к лицу, словно масло. Он неспешно побрел сквозь отягощенный яблоками сад назад к фургону. Единственное, что ему было вполне ясно – о существовании этого генератора ни при которых обстоятель-ствах не должен узнать Большой Джим Ренни. Не потому, что ему может захотеться его уничтожить, а по-тому, что он, скорее всего, установит вокруг него охрану, чтобы предотвратить его уничтожение. Чтобы ге-нератор продолжал делать то, что делает, и таким образом Ренни мог продолжать делать свое. По край-ней мере, пока что Большого Джима полностью устраивало текущее положение вещей.

Расти открыл дверцу фургона, и именно тогда, менее чем в миле от Черной Гряды, мощный взрыв всколыхнул день. Это прозвучало так, словно Бог наклонился и выстрелил вниз из небесного дробовика.

Расти от неожиданности вскрикнул и посмотрел вверх. И тут же ему пришлось прикрыть себе глаза рукой от злых лучей мгновенного солнца, которое вспыхнуло в небе выше границы между Честер Миллом и ТР-90. В Купол врезался очередной самолет. Только на этот раз это был не скромный «Сенека-V». Чер-ный дым поднимался от точки контакта, которую Расти определил приблизительно на высоте двадцати тысяч футов. Если черное пятнышко, оставленное ракетными ударами, казалось мушкой на щеке дня, то новое пятно было язвой кожи. Такой, которая готова была бурно разрастись.

Расти забыл о генераторе. Забыл о четырех друзьях, которые его ждут. Забыл о собственных детях, ради которых он только что подвергал себя риску сожжения живьем и испепеления. На протяжении двух минут не было места ни для чего в его мозге, кроме ледяного ужаса.

По ту сторону Купола на землю падали обломки. Вслед за носовой частью реактивного лайнера по-летел горящий двигатель; за двигателем посыпался дождь из синих авиационных кресел, многие с при-стегнутыми к ним пассажирами; вслед за креслами наступила очередь огромного блестящего крыла, кото-рое парило, покачиваясь, словно лист бумаги на сквозняке; за крылом пошел хвост, похоже, что это «Бо-инг-767». Хвост был темно-зеленого цвета. На нем был зеленый символ более светлого оттенка. Расти показалось, что тот похож на клевер.

«Нет, это не клевер, а трехлистник».

И тогда на землю обвалился, словно сломанная стрела, фюзеляж самолета, и вокруг загорелся лес.

Город вздрагивает от взрыва, и все выходят посмотреть. По всему Честер Миллу жители выходят смотреть. Они стоят перед своими домиками, на подъездных аллеях, на тротуарах, посреди Мэйн-стрит. И хотя небо на север от их тюрьмы большей частью затянуто тучами, им приходится прикрывать глаза от сияния – того, что Расти со своего места на вершине Черной Гряды увидел, как второе солнце.

Конечно, они видят все, как оно есть: самые остроглазые даже могут прочитать название на фюзеля-же падающего самолета, пока он не исчезает ниже линии деревьев. В этом нет ничего сверхъестественно-го; такое уже случалось и раньше, не далее, как на неделе (хотя не так грандиозно, надо признать). Одна-ко в жителях Честер Милла поселяется гнетущий страх, который будет властвовать в городе с того време-ни и до самого конца.

Тот, кто досматривал неизлечимого больного, скажет вам, что наступает момент ломки, когда сопро-тивление умирает и вползает покорность. Для большинства жителей Честер Милла точкой ломки стало позднее утро двадцать пятого октября, когда они стояли, кто сам, а кто вместе с соседями, и смотрели, как более трех сотен людей падают сверху в лес ТР-90.

В начале этого утра приблизительно процентов пятнадцать здешних имели на рукавах голубые по-вязки «солидарности»; под закат солнца этой среды в октябре их количество увеличилось вдвое. Когда солнце взойдет завтра утром, таких станет больше половины всего населения.

Сопротивление уступает покорности; покорность рождает зависимость. Кто угодно, кто досматривал неизлечимого больного, скажет вам это. Больные люди нуждаются в ком-то, кто будет подавать им таблет-ки и стакан с прохладным сладким соком, чтобы их было легче глотать. Они нуждаются в ком-то, кто мазью из арники разотрет им болезненные суставы. Они нуждаются в ком-то, кто будет сидеть рядом темной но-чью, когда часы тянутся так долго. Они нуждаются в ком-то, кто скажет: «А теперь спи, завтра будет луч-ше, я здесь, спи, я обо всем позабочусь».

Спи.

Офицер Генри Моррисон привез Джуниора в больницу – к тому времени парень пришел в сознание, хотя все так же бормотал какую-то бессмыслицу – а дальше уже Твич повез его куда-то на каталке. Морри-сон смотрел ему вслед с облегчением.

В справочной службе Генри узнал домашний номер Большого Джима и номер городского совета, но, ни там, ни там никто не отвечал – это были номера проводной сети. Он как раз слушал работа, который сообщал ему, что номер мобильного телефона Джима Ренни не значится в реестре, когда взорвался лай-нер. Вместе со всеми ходячими в госпитале он выбежал во двор и стоял на разворотной площадке, смотря на новую черную метку на невидимой поверхности Купола. Еще падали последние обломки.

Большой Джим действительно находился в городском совете, но телефон он выключил, чтобы никто ему не мешал доработать обе его речи – одна для копов в этот вечер, а вторая перед всем городом завтра вечером. Услышав взрыв, он бросился наружу. Первой мыслью у него промелькнуло: Кокс подорвал атом-ный заряд. Никчемный полковник! Если он пробьется через Купол – все полетит кувырком!

Дата добавления: 2015-11-04