Потом в Зону двинулись первые сталкеры. Их существование власти, конечно, отрицали, даже давали официальное опровержение, да только когда процесс пошел, никого уже было не обмануть никакими официальными речами. И если когда-то ходили по улице пьяные и веселые молодые люди, агрессивно утверждавшие, что воевали то в Гудермесе, то брали Грозный, – то сейчас появились сталкеры, пришедшие из Зоны, с Чернобыля, а то и прямиком с ЧАЭС.
Настоящих же первопроходцев никто не видел.
И вот все настойчивее и настойчивее стали – сначала через «желтую» прессу, а затем и остальную – просачиваться слухи о неких необычных артефактах Зоны, которые якобы обладают едва ли не магическими действиями.[2]
И на фоне всего – упорное молчание Мартинсона.
А тут еще начали сбываться самые черные опасения Митина. Руководству надоела безрезультатная работа группы Митина, и, когда директор однажды утром вызвал к себе, стало понятно: все.
И напрасно Митин пытался – сначала спокойно, а потом с пеной у рта и цифрами в руках – доказать, что два человека всему НИИ погоды не сделают, что финансирование и так мизерное, что ни о каком оттягивании средств всерьез говорить не приходится, что работы все-таки идут, пусть и без ошеломительных быстрых результатов; ну а кто обещал, что будет ошеломительно и быстро… Целые корпорации бьются над поисками, а тут – два человека…
Тщетно. Помещение освободить в трехдневный срок, группу расформировать, результаты исследования сдать в архив.
Ну уж дудки. Не за тем Митин пахал четыре года, чтоб вот так запросто превратить результаты в архивную пыль. И чтобы потом, через много лет, какой-нибудь хлыщ случайно отыскал уникальные выкладки и, палец о палец не ударив, присвоил себе все изыскания? Ни в какой архив он ничего не сдал.
И правильно поступил.
Потому что вернулся Мартинсон. Он явился, заметно осунувшийся, похудевший килограммов на 50, какой-то нервный. На все расспросы отвечал уклончиво, а затем и вовсе заявил, что не собирается болтать лишнего, потому как дал подписку о неразглашении. Сказал только, что там «творится вовсе что-то несусветное», что все лекарства от рака, вместе взятые, ничего не стоят перед загадками Зоны. Тем не менее, весьма нахмурился, когда узнал, что группу расформировали.
- Ну это мы еще посмотрим, я там, знаете ли, тоже кое-с кем… - многозначительно показал пухлым пальцем вверх, взял мобильник и вышел в коридор.
Через полчаса Митин уже стоял перед ясными очами директора, а тот подписывал приказ о возобновлении финансирования.
- Можно было и сразу намекнуть, что вы с ним знакомы, - бросил директор напоследок, - а не поднимать сыр-бор.
Митин ничего не ответил. А Мартинсона про него не стал расспрашивать, понял, что все равно не ответит.
Но кроме нужных связей, Мартинсон привез и еще кое-что.
В субботу собрались отметить возвращение «блудного сталкера». Были самые близкие друзья, выпили, расспрашивали о Зоне, о тамошнем житье-бытье… Потом пели, потом снова пили, друг друга уважали, спорили… Словом, все как обычно. Ближе к ночи начали расходиться. Мартинсон, большой и шумный от выпитого, заказал всем такси (гонорар по контракту, видимо, весьма неплохой получил), затем отозвал Михеева и Митина в сторону:
- Давайте ко мне, там продолжим… Покажу что-то… - и заговорщически подмигнул, дескать, оно того стоит.
Когда выпили еще «по маленькой», уже у него на квартире, разговор снова естественным образом перекинулся на Зону.
- А я прав был, когда сравнивал ее с раком для всей Земли, - не без бахвальства заметил Мартинсон, - только рак – это не совсем то слово. Рак для человека – это всегда плохо. А в нашем случае имеются еще и побочные проявления, не всегда отрицательные.
Он пошел в другую комнату и через некоторое время вернулся с металлической коробкой. Загадочно постучал ногтем по ребристой крышке:
- Вот оно, вот что на самом деле требует изучения.
И открыл коробку.
Михеев разочарованно икнул, Митин выжидающе посмотрел на гордого товарища с коробкой.
Внутри они ожидали увидеть что угодно, но только не это. Маленький коричневатый кусок глины, обмотанный сухой травой. На фекалию больше похоже.
- И что это?..
- А вы про что подумали? Палец самого дьявола, что ли, ожидали увидеть?
- Ну, глина…
- Пальцем в небо! – расхохотался довольный Мартинсон, подсел поближе и продолжал, - только не спрашивайте, каким Макаром я его протащил, но именно это нам поможет, я просто уверен. Там у них не медицинская специализация, нужное оборудование еще заказывать надо. А у меня срок домой возвращаться подходил, так что все равно не успел бы. Вот и привез.
- Оттуда? – мотнул неопределенно головой Михеев.
- Именно, - кивнул Мартинсон.
- И что это все-таки?
- Да это ведь артефакт же! – удивился Мартинсон, будто поражаясь непролазной тупости коллег.
- О как… - теперь удивились Михеев с Митиным.
Серо-коричневый комочек нисколько не походил на яркие, блестящие, причудливых форм магические артефакты, какими их изображали СМИ. И уж точно перед ними сейчас был не сияющий магический кристалл, способный исполнять желания, снимать порчи и предсказывать будущее.
- Взять можно?..
- Ну да.
- А не радиоактивный?
- Бери, не бойся. Материнская аномалия у него была чистой.
- Сам добыл?..
- Врать не буду, хотя и хочу стать героем. Но нет, не сам. Купил. Самому туда соваться – самоубийство, чистой воды самоубийство.
- Позволь?.. – Митин взял артефакт.
Холодный, мягкий, и в самом деле похожий на глину. Внутри обрывки жухлой травы и камешки. Конечно, такой рекламировать не станут и на фоне чернобыльской трубы не покажут.
- Откуда он, с ЧАЭС?
Мартинсон заколыхался в смехе, радуясь неосведомленности коллег.
- Да какой там! На саму станцию вообще никто не суется, там уж год никто не был. Военные на вертолетах прорваться хотели – да так и сгинули. Но тщщщ… секретная информация. Я за нее подписку давал. Потом еще будто бы на танках хотели, но тоже никто не вернулся.
- Да что ж там такое творится-то?
- А вот это без бутылки точно не разберешься, - Мартинсон разлил всем по полной.
Выпили. Митин опасливо поглядывал на артефакт, лежащий теперь на газете между колбасой и килькой. Что-то зловещее таилось во всей его обыденности и невзрачности. Наверное, он меньше удивился, извлеки Мартинсон сияющий кристалл. Но именно в обыденности подчас скрывается самое страшное. А артефакта Митин боялся. Безотчетный страх перед неизвестным или что-то большее?
- А с чего ты взял, - спросил Михеев, - будто это не просто ком грязи из канавы тебе подсунули?
- Да нет, не ком грязи это…
И Мартинсон, взяв со стола остро отточенный нож, отер его от колбасного жира и на глазах пораженных коллег сделал глубокий разрез у себя на ладони.
- Ты рехнулся?!..
Кровь обильно потекла из раны, закапала на пол. У Митина мелькнула мысль: уж не двинулся ли Мартинсон умом, пока находился там …
Тот же тем временем взял артефакт и зажал в раненой руке. Ничего не происходило. Все молчали.
- И чего дальше? – не выдержал Михеев через минуту.
Вместо ответа Мартинсон разжал ладонь и вернул окровавленный артефакт в коробку.
Все невольно подались к разрезанной руке и…
Михеев раскрыл рот от удивления, Митин не поверил своим глазам и даже потрогал ладонь коллеги. Пореза не было. Только тоненькой ниточкой розовел едва приметный шрам. Глубокая рана затянулась буквально за минуту. Но невысохшие капли крови на полу и засохшие бурые разводы на ладони не позволяли усомниться в происходящем.
- Это же… это же… - Митин не нашел слов.
- Правильно, - торжествующе изрек Мартинсон, - это оно – чудо!
По словам Мартинсона, подобные образования в Зоне далеко не редкость, не то, чтобы на каждом углу залежами валялись, но за день вполне можно было насобирать с десяток. Правда, ценой за столь ценный урожай могла стать собственная жизнь. Артефакты не просто валялись на дороге, а находились внутри неких аномальных локальных областях с искаженной гравитацией. Дело осложнялось тем, что, пока артефакт пребывал в материнской аномалии, он практически всегда был невидим. Только случайность помогла выявить такие артефакты вообще. На вопрос же, чем опасна измененная гравитация, Мартинсон ответствовал просто:
- Разорвет на куски.
Тем не менее, в подробности он все же не вдавался. Отмахивался своей подпиской о неразглашении, а то и просто заявлял, что не знает. И было похоже на то, что не приукрашивал и не врал. Но косвенно подтвердил предположение Митина, что Четвертый энергоблок не причастен к образованию Зоны. На все же вопросы касательно инопланетной версии решительно отмахнулся:
- Хрень это все, это люди нагадили.
Сталкеров же он там не видел и даже не слышал о таких. Все замеры и забор материалов проводили сами ученые. Сам же Мартинсон, по его словам, из бункера вылезал редко, боялся. Всего пару-тройку раз за год углублялся примерно на полкилометра, но и того хватило с лихвой, чтоб «поседеть к черту от страха».
- Шагу не ступить без болтов. Бросишь – дальше пройдешь, поднимешь блот, снова бросишь, опять пару шажочков сделаешь. А то и болт вдруг в труху рассыплется. Только что летел – и вдруг нету его, только пшик - пыль.
Про мутации рассказывал. Нет, четырехголовых волков, о которых писали в газетах, не видел, но трупы громадных кабанов, поросших черной шерстью и якобы невероятной силы им привозили. И собаку-альбиноса однажды убитую приволокли. Собака совсем слепая, но, по словам очевидцев, абсолютно адекватно ориентируется в пространстве, даже аномалии порой обходит. Это как раз и заинтересовало. Высказывались даже предположения о телепатических способностях мутанта, но проводить опыты на трупе было не столь продуктивно, чем с живой особью.
Уже ближе к концу контракта им выдали прототипы детекторов, которые могли определять близость аномалии. Но как следует попользоваться ими Мартинсон не успел. Да и не хотел рисковать. За год в аномалиях погибло восемь ученых. И это только из его бункера. В соседних, говорят, не лучше дела обстояли. Конечно, можно было нанять вольных охотников за образцами, снабдив их новыми детекторами, только вряд ли кто-то из наемников будет сохранять тайну (сам Мартинсон вон, тоже не выдержал, немного лишку сболтнул, но только тщщщ…). Да и кто из них сможет точно определить, что действительно нужно для исследования, а что так, пустышка. Вот и продолжали ученые гибнуть в аномалиях.
- Это только временно, - сказал Михеев, - вот увидишь, скоро туда орды на заработки потянутся. Только клич кинуть. Слухи уже ведь были о сталкерах.
- Им там и дня не протянуть, - покачал головой Мартинсон, - станция там не при делах, а они не знают, с чем имеют дело, думают, что только с радиацией столкнутся. Хотя ты прав: долго Зоне в секретности не быть, думаю, через годик распечатают. Еще гляди, туристов снова водить будут.
- Не думаешь туда вернуться? – осторожно поинтересовался Митин. С одной стороны, ему самому ужас как стали интересны рассказы Мартинсона, с другой – он опасался, что группу снова закроют.
- Не-е-е… - замотал головой Мартинсон, - нечего мне больше в этой заднице делать. И никому не желаю там оказаться. И дожди там все время идут. А я ведь, ты знаешь, дождь терпеть не могу.
Образец №1 – так про себя обозначили артефакт. И принялись изучать буквально на следующий день. Но…
Исследования эти практически ничего не давали, хотя действие его было налицо: регенерация живой ткани. Причем, практически моментальная. Даже самые страшные раны, нанесенные лабораторным крысам, он затягивал в течение пяти минут. Тем не менее, смертельные раны оставались таки смертельными и никого из животных оживить также не получалось. Не сращивал он и отрезанные конечности, хотя именно эта способность как будто бы должна была присутствовать.
Кроме регенеративного действия, артефакт не обладал никакими качествами. Интересно было, впрочем, что частички, легко отделяемые от основного куска, имели одинаковую силу воздействия, независимо от их размеров.
- Военные наверняка миллионы дали бы за столь чудодейственное средство от ран, - заметил Михеев.
После этого замечания Мартинсон стал прятать артефакт в сейф с кодовым замком.
Образец также не обладал радиоактивностью, как и заявлял Мартинсон в самом начале, так что первоначальная гипотеза о делении клеток, пусть и каким-то образом происходящем в нужном направлении, в результате облучения не подтвердилась.
Ничего не дали и рентгеновские снимки. Они нисколько не отличались от снимков обыкновенной глины, ради такого случая привезенной с загородного пруда самим Митиным.
При сильном нагревании, впрочем, артефакт напрочь терял все свои лечебные способности, не восстанавливались они даже после остывания. А вот заморозка до максимально доступных в лаборатории минус двухсот градусов никак на образец не действовала.
- Значит, - рассуждал Михеев, - дело тут не в самом молекулярном или атомарном строении, а скорее что-то химическое. Впрочем, точно мы это можем утверждать лишь после подробных спектральных анализов и молекулярных исследований.
- А провести мы их не можем… - удручался Митин.
Вариант с привлечением других лабораторий или даже институтов отпал сразу: шумихи в этом случае избежать бы не получилось, а Мартинсона по голове не погладили бы за незаконный вывоз артефакта…
Впрочем, кое-какие спектральные анализы все-таки провести удалось. Только они не пролили ни капли света на проблему. По химическому составу образец являл собой неравномерную смесь минералов и органических веществ, а попросту – грязи и травы. Точно такой же состав имел любой подобный ком, принесенный с улицы. Предположения же о неизвестных веществах, недоступных спектральному анализу в условиях лаборатории Мартинсона не представлялось возможным ни подтвердить, ни опровергнуть.
К тому же, поджимало время. Было абсолютно ясно, что рано или поздно подобный образец получат другие, куда лучше оснащенные лаборатории, вполне возможно, что правительственные, для которых не существует слов «дорого» и «невозможно достать». И тогда лавры первооткрывателей получит не МММ. Даже вполне вероятно, что такие исследования уже ведутся, под грифами «Строго… совершенно… хранить вечно…» Да и кто мог поручиться, что Образец №1 обладал всем набором возможных свойств?
- Наверняка уже какой-нибудь урод в скафандре пилит камушек, который не только раны затягивает, а и руки-ноги прилепляет, - подосадовал как-то Михеев.
- Да уж, что-то мимо нас проходит, - задумчиво соглашался Мартинсон, - и ведь совсем рядом проходит, даже в глаза нам лезет. А мы не можем увидеть только потому, что у нас нет денег на очки.
- А твои связи? – ляпнул Митин, вспомнив, как буквально за полчаса решился вопрос с возобновлением работы группы.
- Не вариант. Лишние вопросы мне ни к чему. Могут догадаться, что не теми вещами занимаемся. Там тоже не лопухи сидят.
Михеева даже потянуло на мистику:
- А что если он берет энергию из параллельного измерения?.. А наши болезни туда же и уносит.
- Ну уж это ты совсем заврался, - усмехнулся Митин.
- Оно, конечно, все может быть, но только я был в Зоне, - сказал на это Мартинсон, - параллельными мирами там и не пахнет. Все научно, все по науке, что там творится. И все объяснить можно сугубо материально, без чертовщины. Я это нутром чую.
- А вдруг все-таки чертовщина, - не отступал Михеев, - а вдруг он и желания исполняет. Вот тогда желаю, чтобы прямо сейчас эта лампочка погасла!
Все невольно воззрились в потолок, на горевшую там лампу. Но та даже не мигнула.
- Ну хоть бы случайно перегорела, - развел руками Михеев, - а то так и вовсе не интересно.
Митин вспомнил этот забавный момент и не мог не улыбнуться.
Студенты зашевелились, по-своему среагировав на его улыбку.
- Таким образом, - предостерегающе повысил голос Митин, выдержал паузу и продолжил, - таким образом, мы можем убедиться в неоспоримости теории…
Да какого хрена он должен расписывать догмы, до которых любой мало-мальски мыслящий человек может добраться сам, будь у него хоть капля терпения. А вот выложить бы сейчас перед ними артефакт да и заставить объяснить его свойства – посмотрел бы тогда он на их самодовольные, всезнающие рожи… Да и для пущего эффекта пригрозить незачетом или несдачей экзамена. Вот это бы их расшевелило, заставило мозговые вещества быстрее работать.
Хотя, вряд ли заставило бы. Такие мажоры, что в институты идут за дипломом, а не ради науки, во все времена были и будут, и никакими угрозами их не искоренить.
Быстрее работать… Во все времена…
Что-то едва уловимо промелькнуло. Будто тень догадки, которую необходимо срочно ухватить за хвост, чтобы не упустить и вытащить на свет трепещущую живую мысль.
Ну конечно же! Позор им всем, всем троим. Они сами нисколько не лучше всех этих студентов вместе и по отдельности взятых. Простая идея, которую следовало бы проверить в первую очередь.
Хотя стоп, «чертовщиной» все же попахивает. Или нет, не такой уж и антинаучной. Но голову терять не след, они уже столько всего перепробовали, что и это может вполне оказаться очередной пустышкой. Скорее всего, так и будет, ведь не может же быть все так просто, все так на поверхности.
Но, несмотря на попытки успокоиться, все существо рвалось прямо вон из душной аудитории. Но еще целых десять минут. Еще долгих десять минут.
Да к черту!
- На сегодня все. В следующий раз пойдем дальше.
И пулей выскочил из аудитории, на ходу выдергивая из кармана мобильник и набирая номер Мартинсона.
- Я не уверен, но почему бы и нет…
Захлебываясь от нетерпения и быстрого шага, он сбивчиво объяснил суть своей теории, все больше и больше убеждаясь в ее справедливости.
- Да не может быть, - усомнился Мартинсон, - не знаю. Но проверить можно, попытка не пытка.
- Я уже в пути. Начинайте без меня. Скоро буду.
Маршрутка не подходила мучительно долго, а на самом деле прошло каких-то минуты три. Потом невыносимо медленно переключались светофоры, садились и выходили пассажиры. А в это время… Что происходило в это время в лаборатории? Несколько раз он проверял мобильник, но пропущенных звонков не было. В салоне стояла невыносимая духота, будто в парнике, ослепительно било солнце. Митин распахнул куртку, но все равно порядком вспотел. Наконец, маршрутка остановилась у НИИ.
Не обращая внимания ни на кого и ни на что, Митин влетел на четвертый этаж. В лаборатории спокойно сидел и потягивал чай Михеев.
- Разочарую, коллега, время течет так же ровно как внутри образца, так и за его пределами.
- Как… Что?.. – не понял Митин. – Да вы хоть что с ним делали-то?
- Секундомер совали… - растерянно произнес Михеев.
Митин застонал и опустился на стул. Нет, они положительно были нисколько не умнее студентов.
- Да вы что, всерьез думаете, что течение времени повлияет на скорость вращения шестеренок внутри этой вашей железяки?
Михеев, похоже, и сам уже понял оплошность.
- А где Мартинсон?
- Скоро будет. Отошел на минутку. Ага, вот и он.
Грузно в комнату втиснулся Мартинсон. Митин повторил высказывание насчет шестеренок в железяке.
- А что ты нам предлагаешь? – воззрился на него Мартинсон, - атомный секундомер заказать? Да я даже и примерно не знаю, сколько он стоит. Вот тогда точно все раскроется. «А зачем им для изобретения лекарства понадобился атомный хронометр? А что-то здесь мутно. А вот не потому ли, что их коллега не так давно вернулся сами знаете, откуда? А вот запрячем-ка мы всю их троицу святую сами знаете, куда».
- А ведь он прав, - покачал головой Михеев.
Митин и сам это понимал, но отказаться от столь заманчивой, безумной и, в то же время, красивой именно в своем безумстве идеи не хотелось. Он нервно зашагал по комнате.
- Значит так… Нет… Нет, ускорение времени здесь не при чем. Иначе мы имели бы дело с преждевременным старением кожи, ткани и вообще всего, чего касался образец. Наверняка, этот механизм запускается только когда клетка посылает сигнал тревоги. И действует, должно быть, именно на поврежденные клетки. А когда клетка выздоровеет или новые вырастут, то подается «отбой». А, как? Годится?
- Всякая гипотеза может оказаться фактом, - пожал плечами Мартинсон, - проверить мы все равно пока ничего не можем. Но логика здесь присутствует. Только ускорение времени… не знаю, не знаю. На грани фантастики все это.
- А мгновенное заживление вообще - не на грани ли фантастики?
- Может, просто каким-либо образом ускоряет процессы восстановления, без искажения времени? – предположил Михеев.
- Это уже было, - вздохнул Митин, - если помнишь, мы тогда никаких излучений не зарегистрировали. Клетка сигнал испускала, а образец в ответ молчал. Иначе как бы он ей посылал приказы на ускоренное восстановление. Это не с клеткой напрямую он взаимодействует, а именно через время. А мы видим из своего времени все, что происходит, а там оно ускоряется в этот момент…
- Да понятно, понятно, - перебил его Мартинсон. – Только как это проверить? А на голой теории можно показать все, что угодно.
- А так, стройно получается, - сказал Михеев, - артефакт заживляет раны, но не регенерирует конечности и не сращивает их, так как они никогда и не сращивались, пройди хоть сто лет. Зато то, что заложено в организме от природы, начинает происходить в ускоренном темпе.
- Даже если это и так, то разочарую, - отозвался Мартинсон, - в наших поисках лекарства это окажется нисколько не полезно. Скорее, наоборот.
- Метастазы распространятся мгновенно…
- Именно.
- Да нет же, он разгоняет только поврежденную клетку, а раковые – это совсем другое, с чего бы их ускорять.
- Тоже верно…
- Можно повредить саму опухолевую ткань и понаблюдать за дальнейшим делением.
- А вот это дельная мысль.
- То есть, если процесс их деления будет ускоряться…
- … значит, моя гипотеза имеет право на существование.
- Но от поиска лекарства в этом направлении, скорее всего, придется отказаться.
- Именно.
Через неделю лабораторная крыса с раком головного мозга была распята на лабораторном столе. Мартинсон сделал усыпляющий укол. Потом крысе сбрили шерсть на голове, осторожно провели трепанацию.
- Клетки опухоли совсем еще молодые, - Мартинсон осторожно делал надрезы на пораженном мозге, Митин производил видеозапись, Михеев ассистировал у стола, - наблюдается нейроэпителиальные злокачественные образования. Глиома в лобной трети. Проводится…
Митин почувствовал, как мелко дрожат руки, подумал, что нужно было взять штатив. Но тогда была бы ограниченность в ракурсах…
… - и внедрение Образца номер 1 на поврежденные ткани головного мозга.
Мартинсон пинцетом (руки дрожали и у него, но не так заметно, как у Митина) положил микроскопическую частичку артефакта прямо в рану.
Датчики, еще секунду назад показывающие равномерную картину состояния крысы, вдруг будто взбесились. Давление подскочило до критического, пульс участился до 2000, частота дыхания – до 250. Что-то несомненно происходило. Крыса заметалась в своих зажимах, приходя в себя, но вдруг мелко затрепетала всем тельцем, выгнулась, замерла, словно в столбняке, задрожала еще сильнее и – расслабленно обмякла. Пульс быстро угасал, дыхание упало до нуля. Сердце ее не билось.
Повисло молчание. Такой бурной реакции никто не ожидал.
- Что там? – наконец, прервал паузу Митин, облизал губы.
- Надо делать снимки, пока определенно ничего сказать не могу, - Мартинсон отодвинулся от стола, уступив место за увеличительным стеклом, - но все же стоит взглянуть.
Митин наклонился над трупиком и не поверил своим глазам. Вся черепная коробка крысы была заполнена кровавой массой. Он ожидал какого угодно, но только не такого результата. Что-то в его теории снова не срасталось. Но реакция Образца №1 оказалась поразительной: мозг крысы был практически уничтожен.
- А наш дружок не так прост, - заметил Мартинсон, - я-то думал, что он только порезы латать может, а он вон каких дел натворил, с ним ухо востро держать надобно. Не ровен час…
- … а я теперь совершенно ничего не понимаю, - покачал головой Митин.
- Эксперимент завершен в 11 часов 52 минуты… - Мартинсон зачитал на камеру стандартный текст процедуры.
Впрочем, одно было совершенно ясно: в поисках лекарства от рака Образец №1 ничем помочь не может. По крайней мере, на настоящем этапе.
Но всех троих уже, кажется, вовсе перестала интересовать работа в направлении лекарства, они давно переключились на разгадку чудесных свойств таинственного артефакта. Мартинсон однажды так прямо и заявил:
- Баста, никакого снадобья человечество от нас не получит. Мы раскроем загадку дьявола, который спрятался в этом комочке!
- Почему же сразу дьявола? – поинтересовался Михеев. – Вполне может быть, что это Господь направляет и…
- Если б ты бывал в тех местах, откуда родом этот образец, то вряд ли приплел сюда Господа, - перебил его Мартинсон.
После этих слов Михеев только головой покачал:
- Если над одним образцом столько бьемся и столько чудесного в нем запрятано, не представляю, что нашли бы, отправься мы туда специально за артефактами.
- Как хотите, - прогудел Мартинсон, - а я туда больше ни ногой.
- Может быть, еще кто-то со мной захочет…
- Стоп-стоп-стоп! – оборвал его Митин. – Ты хочешь все бросить и в Зону? А как же наша работа? Как же группа?
- Работа и группа никуда не денутся, - спокойно ответил Михеев, - на благо группы и стараемся. После возвращения у нас будет куча артефактов с самыми замечательными свойствами и вполне легально. Ручаюсь, загадок не на одну нашу группу и не на одну жизнь хватит.
Мартинсон усмехнулся:
- Не думаешь ли ты, что там только и делают, что ходят да артефакты собирают? Не все так просто, друг мой. Лучше не спрашивай, как мне удалось протащить хотя бы один образец через оцепление, а ты в облаках витаешь и хочешь припереть сюда целый вагон?
- А что, - пожал плечами Митин, - наглость города, говорят, берет. Сделаем запрос куда надо, что так мол и так – просим содействия в организации научной экспедиции с целью добычи образцов аномального происхождения… И все такое.
- Я думал, что ты просто наивен, а ты, братец, и вовсе дурень, - охладил его пыл Мартинсон, - за периметр не то, что артефакт, иголку не пронести. Даже одежду сжигали, чтоб не просочилось чего сюда, а за попытку протащить артефакт – расстрел на месте. Не шучу. Там, братец, законы военного времени.
- Ну а если по разрешению все-таки?
- Не дадут. И не пытайся даже. А то и чего неладное почуют, меня таскать начнут по всяким кругам ада.
- Да неужели же, - Михеев даже привскочил от возмущения, - неужели же никому ничего не надо, никому не интересно, что там творится и как вообще…
- Интересно, - сказал Мартинсон, - если так горишь желанием помочь человечеству – дуй научным добровольцем, будешь там в железных коробках сидеть посреди поля, артефакты изучать. Бог даст – живым вернешься. И даже не инвалидом.
- А чего это – инвалидом? – насторожился Михеев.
- А то. Руку или ногу вырвет запросто. И скажешь потом, что слава Богу, легко отделался.
- Да ну, а скафандры, детекторы, ты говорил, появились…
- Я тебя уговаривать не стану, я не Митин. Я себя помню: когда загорелся Зоной, из меня эту мысль каленым железом не выжечь было. Так вот и тебе ничего не скажу больше. Хочешь – давай, иди туда.
- Я, вообще-то, думал, мы все втроем туда двинем.
- Да, - всполошился Митин, - если уж и отправляться, то всем вместе. Уж там что-нибудь придумаем.
- Не-е-е, - протянул Мартинсон, - я пас, я пас. Я не самоубийца и не горю жаждой адреналина. Годы, знаете ли, не те уже.
Михеев, похоже, понял, что с этой стороны поддержки ждать не приходится, и перешел в наступление на Митина.
- Ну что, коллега, ветеран наш не желает больше возвращаться на поля былых сражений. Может, тряхнем стариной?
Митин вздохнул:
- Мне кажется, ветеран как раз прав.
- Так что, тоже пас?
- Ты хочешь, чтобы я тебе вот прямо сейчас выдал ответ: хочу ли я рисковать своей головой или еще не готов?
- Можно не прямо сейчас, можно подумать, - согласился Михеев.
- Вот наконец-то – рациональное зерно во всей твоей сегодняшней речи.
- Рациональнее некуда. Я согласен хоть сейчас, хоть не заходя домой – вот прямо в чем есть – туда.
- Не сомневаюсь. Только ты уже наверняка все обдумал, у тебя время было. А я не готов, как ты говоришь, не заходя домой.
- Так а чего ждать-то? Жену предупреждать не надо, с детьми прощаться тоже.
- Типун тебе. Скажешь тоже – прощаться.
- Ладно. А сколько тебе надо, чтоб решился?
- Или не решился, - поправил Митин.
- Думаю, ты все-таки не устоишь, - подмигнул Михеев, - такой шанс... А ты ученый до мозга костей. Сам подумай: когда еще выдастся случай? Пока там работы – поле невспаханное…
- … на котором тебя похоронят, - сыронизировал Мартинсон.
Михеев пропустил эти слова мимо ушей, но продолжил:
- Давай, давай, подадим запрос, нас двоих отправят скорее, чем меня одного. Все Нобелевки расхватают, пока думать будешь.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |