Татьяна Викторовна Полякова 16 страница

Я следила за Ником от самого казино, где он ужинал. Он вышел с высокой блондинкой, сел вместе с ней в свою машину, а я поморщилась. Впрочем, блондинка беспокоила меня мало. Я пристроилась за ними на своих «Жигулях», надеясь, что в потоке машин Ник не обратит на них внимания. Вскоре стало ясно: он направляется домой. Бросил джип возле подъезда и в обнимку с девушкой скрылся за дверью. Я достала из-под сиденья пистолет. Он лежал в тайнике, оборудованном в гараже, с тех самых пор, как мне впервые пришла в голову мысль убить Ника. Потом подобные мысли меня оставили, потому что я поняла, давно поняла: дело не в Нике. Но сейчас я думала иначе. Сунула пистолет за пояс джинсов, закрыла глаза, выжидая время. Полчаса, больше я не выдержала.

На двери подъезда домофон, но код я знала. Подбросила ключи от квартиры Ника, ловя их на ходу. Он сам однажды дал мне ключи в припадке великодушия. Добрый старина Ник. Дверь в квартиру открылась бесшумно, я вошла в темный холл. Голосов не слышно, тонкая полоска света из-под двери спальни. Я толкнула дверь, девица в ужасе вскрикнула, заметив оружие в моих руках. Ник резко приподнялся, но, увидев меня, спокойно лег на спину, закинув руки за голову.

– Ну что за манеры, радость моя? – сказал он насмешливо.

Девица, прикрываясь простыней, все еще испуганно переводила взгляд с него на мою руку.

– Убирайся, – сказала я ей.

– Чао, детка, – послал ей Ник воздушный поцелуй. – Продолжим в другой раз. И забудь поскорее то, что ты здесь видела.

Девушка проворно собрала свои вещи и выбежала из комнаты.

– Ты напугала мою девчонку, – вздохнул он. – Хочешь на ее место?

– Оружие под подушкой? – спросила я.

– Спятила? Я ведь не какой-нибудь бандит. К тому же я у себя дома. – Он опять вздохнул, покачал головой, точно был огорчен моим недоверием, и приподнял подушки, но осторожно: сначала одну, потом другую. – Убедилась? – Ник сел, сложил руки на груди и произнес нараспев: – Да-а… выглядишь хреново. Ты эту штуку убери, она меня раздражает.

– Придется потерпеть.

– Вот оно что. Допрос с пристрастием? Будешь стрелять? В самом деле будешь?

– А ты сомневаешься?

– Нет, – покачал он головой. – Не сомневаюсь. Оттого «пушка» в твоих руках меня и нервирует.

Он поднялся не спеша, дурашливо развел руками.

– Ничего, что я в таком виде? Впрочем, тебе не привыкать. Ну, что, дорогуша, пойдем на кухню, выпьем, поговорим.

– Сядь и не вздумай приблизиться.

Он присвистнул.

– Как сурово это прозвучало для моего бедного разбитого сердца. Значит, надумала вершить правосудие? Валяй. Нажми на курок. Надеюсь, тебе полегчает.

– Ты его убил? – спросила я.

– Ты дурой-то не прикидывайся, – посуровел он. – А может, ты в самом деле дура, а? Влюбленная дура, которую провели как распоследнюю лохушку. Ни за что не поверю, что ничего не поняла.

– О чем ты? – нахмурилась я.

– О твоем золотом мальчике. Ты в самом деле считала его благородным? Ну как же, рыцарь на белом коне, который явился, чтобы спасти тебя от злых дядей, каковым, безусловно, ты считаешь и меня. Зря, между прочим. На поверку оказалось, что твой единственный друг – именно я, а ты готова пристрелить меня, как собаку. Короче, так: давай стреляй или вали отсюда, сил нет видеть твою рожу.

– У него не было кассеты, – сказала я. – Он мне поклялся.

– Своей большой любовью? – хмыкнул Ник.

– У него не было кассеты, – повторила я.

– Не было. Зато было кое-что другое.

Он все-таки пошел на кухню.

– Надо срочно выпить, меня тошнит от твоей глупости.

И я пошла за ним, сунув пистолет за ремень джинсов, он казался мне бесполезной игрушкой, потому что я уже поняла: я не буду стрелять, и Ник это тоже знает.

На кухне он достал водку из холодильника, чертыхаясь, нашел две рюмки, разлил водку и залпом выпил. Спросил с усмешкой:

– Ты не задавалась вопросом, дорогая, почему ты до сих пор жива?

– Почему?

– Вот я и удивляюсь: почему? «Бабки» у ментов, документы неизвестно где, паренек отправился к праотцам, и где теперь всплывут бумажки, неизвестно. Хреновая ситуация, дорогуша.

– Что за бумаги?

– Понятия не имею. Но что-то очень ценное. Такое, за что не жалко отвалить сумасшедшие деньги. И это «что-то» было бы у нас, не будь ты такой дурой. – Он налил еще и уставился на меня своими рыбьими глазами. – Я ошибся в тебе, дорогая. Больно и горько сознавать это.

– Прекрати кривляться.

– Уже прекратил, – усмехнулся он. – Мальчик сказал тебе, зачем сюда явился? Нет? Уверен, что нет. Или выдумал что-нибудь сентиментальное: например, вдруг затосковал по тебе. Может даже, что ты ему по ночам снилась. Неужто угадал? Точно, угадал. Глазки-то как полыхнули. Я ведь говорил: мне твой паренек нравился, нашей породы. Орешин позаимствовал у хозяев не только кассету, но и некие бумаги, как теперь оказалось. И этих бумаг достаточно, чтобы изрядно испортить жизнь очень многим в этом городе. Бумаги Французу отдал сам Орешин, а кассету ты. О кассете мы знали, а про чертовы бумажки нет. Хотя были подозрения, были… Твой мальчик распрощался с кассетой, когда я его об этом попросил, но бумаги оставил себе. И несколько лет терпеливо ждал. Мы за ним все время приглядывали, но он вел себя образцово. А потом решил, что время пришло, и появился в городе. Ты ведь знаешь, зачем? Разумеется, знаешь. Чтобы договориться с Воропаевым, тот готов был заплатить сколько угодно за то, чтобы избавиться от конкурента, от серьезного конкурента. Француз вышел на одного человечка в его окружении, того самого, что потом исчез. Кстати, его нашли. Труп, разумеется. Отгадай, где? В канализационном колодце в Тихвинском переулке. Это совсем рядом с рестораном, где ты любишь предаваться порокам. Канализационный колодец место ненадежное, но когда нет выбора… Впрочем, я отвлекся. Француз не стал мелочиться и запросил миллион. И он бы его получил. Непременно бы получил, не вмешайся вдруг ты. Переговоры проходили в состоянии повышенной секретности, Воропаев опасался провокации, Француз был заинтересован в том, чтобы как можно меньше людей знали о них, и имел дело только с одним человеком, с тем самым Козыревым, что оказался в колодце. Когда ты появилась в баре, твой мальчик наверняка решил, что мы о его делишках пронюхали, и испугался. Контакты временно прекратил. Хотя я в тот момент еще даже ни о чем не догадывался. И знаешь почему? Я тебе верил. Думал, ты понимаешь, что в нашем положении чувства – непозволительная роскошь. Но ты, дура безмозглая… Кажется, я повторяюсь, извини, дорогая. Так вот, мальчик тебя подозревал, а ты лишилась последних мозгов и принялась демонстрировать свои чувства. И он тебе поверил. И начал безумствовать, что, впрочем, неудивительно. Меня самого иногда подмывает совершить что-нибудь героическое в твою честь. Француз решил все переиграть. И предложил документы Долгих, снизив цену ровно до половины, правда, потребовал тебя и твоего ребенка в придачу.

– И вы его убили, – сказала я с горечью.

– Нет, – покачал головой Ник. – Долгих вполне устроила предполагаемая сделка. Не спрашивай, почему он такой добрый, может, ему кровь надоела, а может, у него к тебе симпатия. К тому же деньги, которые потребовал Француз, для Долгих в общем-то пустяк.

– Он просто боялся, если вы попытаетесь убрать Павла, и документы могут оказаться у Воропаева, – усмехнулась я.

– Весьма вероятно, – кивнул Ник. – Главное, они договорились. Парнишка получил задаток и должен был отчалить за границу. Но он все же опасался подвоха и осторожничал. Оказавшись в безопасности, он должен был сообщить, где находятся бумаги и получить оставшиеся деньги. О деталях договора мне ничего не известно, но, думаю, они удовлетворили обе стороны. Однако был еще Козырев, который начал подозревать твоего Француза в нечестной игре. И мальчику пришлось с ним разделаться. Что смотришь, кукла? – усмехнулся Ник. – Он такой же, как все, не лучше и не хуже нас. И за приличные «бабки» был готов убить, глазом не моргнув. Что и сделал. Ему требовалось всего несколько дней на то, чтобы Долгих убедил Рахманова вернуть тебе сына, и он был уверен, что они у него есть. Даже если бы труп нашли, он считал, что эти несколько дней у него есть. Только после исчезновения Козырева Воропаев сообразил, что его водят за нос, и у вас на хвосте появились его ребята, которым ты продемонстрировала свои бойцовские качества. Не поверишь, я тобой восхищался.

– Вы следили за нами?

– В этом не было необходимости, но после исчезновения Козырева Долгих велел прикрывать Француза, чтобы он вместе с бумагами не оказался у Воропаева. Так что если бы ты не справилась, мне бы пришлось вмешаться. Знаешь, мне было очень грустно, детка, потому что тогда я уже понял: ты забыла, зачем я тебя отправил к Французу, забыла обо всем на свете. И не видать нам путевки в светлую старость. Отгадай с трех раз: кто упек дружка Рахманова в тюрьму? Впрочем, если напряжешься, и одного раза хватит. Правильно, твой Француз. Если бы ваш Тони узнал об убийстве, чего доброго мог кинуться к ментам. А так он был занят своими проблемами, и некоторое время Француз мог не беспокоиться. А потом уже мы начали прикрывать его. Кстати, он об этом знал, оттого и расслабился.

– Кто его убил, люди Воропаева?

– Нет, – покачал головой Ник. – Им нужны были документы, убивать в таком случае нелогично.

– Ты знаешь, кто убил? – сказала я, глядя ему в глаза.

Он опять покачал головой.

– К сожалению, нет. Трагическое стечение обстоятельств, детка, за что я уже получил нагоняй от руковод– ства. – Он кивнул на потолок и хихикнул. – Человек предполагает, а господь… у него на все свои планы. Когда вы устроились в той квартирке, я был уверен, что мои дорогие детки счастливо протрахаются все то время, пока Долгих уламывает сладкоречивого. А еще я считал, что ты для Француза лучшая охрана. Я-то думал, ты уже все поняла и держишь ситуацию под контролем. А ты… Ладно, опустим мое мнение на твой счет. Короче, я тоже малость расслабился и отправился в казино, принять душ и подкрепиться, оставив возле дома своих олухов. А их развели, как котят. Детка, там работали профессионалы. На первый взгляд, сплошные случайности, но на самом деле… – Он усмехнулся и покачал головой. – Тебе повезло, дорогуша, что ты отправилась в магазин, иначе в кровати было бы два покойничка. И давай без нытья, что лучше бы ты осталась там и все прочее… Может, ты сейчас и вправду так думаешь, но это чушь. Так что тебе повезло.

– Кто его убил? – вновь спросила я.

Ник опять пожал плечами.

– Я же сказал, не знаю. На твоем Французе грехов, как блох на собаке. Где-то, кому-то он дорогу перебежал, потому и сошел с дистанции у самого финиша.

– Ден должен знать, – вслух подумала я. – Он меня предупреждал.

– Гадюка? – усмехнулся Ник. – Не суйся к нему. А то все совсем плохо кончится. Для тебя плохо. Лучше подумай о том, в каком положении ты оказалась. «Бабки» у ментов, Долгих бумаг не получил…

– Ты думаешь, я знаю, где они?

– Я – нет. А что считают там… – он вновь устремил взгляд к потолку, – мне неведомо. В любом случае денежки придется отработать. Так что нас ждут трудовые будни. Побыстрее приходи в себя, и начнем искать эти чертовы бумаги, только уже для хозяев, дрянь ты моя беспросветно глупая. Менты еще долго будут таскать тебя на допросы и всячески действовать на нервы. Хорошо хоть убийство не пришили. Кстати, Рахманов подсуетился, не сам, но хорошего человечка нашел, вот тот в настоящее время с ментами и объясняется… Ты бы в самом деле меня пристрелила? – помолчав, спросил он.

– Не сомневайся, – ответила я.

Я не хотела верить тому, что он сказал, но знала: Ник говорил правду. Ту правду, которую я старательно прятала от себя, не желая замечать, не желая ее знать, даже думать о ней не желая.

В моих окнах горел свет. Я поняла, что там Машка, и устроилась во дворе, подальше от окон. Может, ей надоест ждать и она уйдет? Видеть ее не хотелось. Я вообще никого не хотела видеть. Она, как и Ник, считала Павла… Я так и не произнесла этого слова, ревела, размазывая слезы, и ждала. А свет все горел, и я в конце концов побрела в свою квартиру.

Машка сидела на диване, поджав ноги и положив голову на грудь Антону, который вроде бы дремал.

– Где ты была? – спросила она испуганно.

– Так, бродила по городу…

– Я звонила тебе.

– Забыла мобильный в машине. А вы чего здесь? Уже поздно. Антону завтра на работу.

– Я тебе борщ сварила, – сказала Машка. – Ты же совсем ничего не ешь.

– Я ужинаю у Виссариона.

– Зачем ты врешь? Ты там давно уже не появлялась. Он беспокоится, звонил мне.

– Просто сейчас такое время, когда хочется быть одной, – пожала я плечами.

– Давайте чай пить, а? – робко предложила Машка.

Мы молчали, и она торопливо прошла на кухню.

Антон взглянул на меня и сразу же отвел взгляд, точно чего-то стыдился.

– Как вы себя чувствуете? – спросил осторожно.

«Что, интересно, он надеется услышать?»

– Хорошо, – ответила я.

– Вы… – промямлил он, – вам к врачу надо. У вас лицо дергается. Извините, – окончательно смешался Тони. Я кивнула, а он, собравшись с духом, сказал: – Юля, я очень сожалею… я… я не знаю, что мог бы сделать, только чтобы все было по-другому.

– Перестаньте, – нахмурилась я. – Это он отправил вас в тюрьму.

Антон посмотрел мне в глаза и кивнул:

– Да, я знаю. То есть я догадывался… Я очень боюсь, что теперь вы сделаете что-то… непоправимое.

– Не бойтесь, – усмехнулась я. – Человек такая скотина, ко всему привыкает. И я привыкну.

Дверь мне открыл охранник, высокий блондин, с которым мы уже встречались.

– Я хочу его видеть, – сказала я.

– Кого? – вроде бы удивился он, а я усмехнулась.

– Не прикидывайся.

– Подождите в машине, я узнаю.

Я вернулась в машину и стала ждать. Он не появлялся очень долго. Или мне так показалось? Наконец дверь открылась, парень подошел и постучал по стеклу, я открыла окно, и он сказал:

– У него нет времени.

– Я подожду.

Охраннику мой ответ не понравился, но он вернулся в дом. А я настроилась на долгое ожидание. Чего-чего, а времени у меня было в избытке.

Вторично блондин появился через два часа. Я усмехнулась, увидев, как он выходит из дверей, Ден никогда не отличался терпением. Я думала, что мне придется как минимум сутки ждать у его порога.

– Идемте, – хмуро бросил парень.

В холле доберманы настороженно следили за каждым моим движением.

– Оставьте, пожалуйста, сумку, – подчеркнуто вежливо сказал блондин.

Я бросила сумку на консоль.

– Новые правила? Обыскивать будешь?

Он все-таки усмехнулся.

– Я бы не против, только в другом месте, где кровать пошире.

– Тогда веди.

Мы прошли длинным коридором к уже знакомой комнате. Ден сидел в кресле, закинув ногу на ногу, в джинсах, босой, с голой грудью, играл пультом дистанционного управления, но телевизор был выключен. Взглянул на меня исподлобья, а я улыбнулась, привалясь к стене. Блондин тихо закрыл дверь за моей спиной.

– Салют. Спасибо, что нашел для меня время, – сказала я без намека на иронию.

– С чем пожаловала? – хмуро спросил Ден.

– Ты же этого хотел, – пожала я плечами.

– Да? – вроде бы удивился он.

– Да. Ты сказал, что я приползу, вот я и приползла.

Он усмехнулся.

– Не вижу.

– Хочешь полюбоваться?

– Хочу, – кивнул Ден.

Я расстегнула блузку, чтобы ему было интереснее, он смотрел на меня, не двигаясь, забыв про пульт, левая рука нервно сжала подлокотник, а я опустилась на колени и поползла, глядя в его глаза. Он напрягся, с шумом втянул в себя воздух, а потом вроде бы вовсе перестал дышать. Я взяла его руку, не отпуская его взгляда, и лизнула кончиком языка.

– Ты доволен?

– Более или менее, – усмехнулся он. – И часто ты это проделываешь?

– Это эксклюзив, специально для тебя.

– Польщен, – опять усмехнулся он и наконец вздохнул. А потом нахмурился. – Что я должен сделать для тебя на сей раз?

– Ты знаешь.

– Понятия не имею. Так что? Поквитаться за твоего муженька?

– Ты это сделаешь? – вскинула я голову.

– Конечно, нет. Я работаю за деньги. У тебя они есть? – Он подождал моего ответа и развел руками. – Тогда о чем мы говорим?

– Ты знаешь, кто его убил?

– Нет.

– Ты знаешь. Ты предупреждал меня.

– А ты послала меня к черту. Ты не хотела моей помощи, а теперь…

– А теперь я прошу: скажи мне.

– Просто сказать, и все? Возможно, мы договоримся. Я сказал, возможно, – криво усмехнулся он, увидев, как загорелись мои глаза. – Это будет стоить недешево.

– Обожаю торговаться, – хихикнула я. – Я-то рассчитывала, что цена прежняя, и приехала, чтобы соблазнить тебя.

Он провел рукой по моему лицу, сказал хрипло:

– Ставки выросли. Ты останешься у меня и уйдешь, когда я этого захочу. И будешь делать то, что я хочу. Все, что я пожелаю. Можешь поверить, я захочу многого.

– Не сомневаюсь. А потом ты назовешь мне имя. Я могу быть уверена?

– Я хоть раз обманул тебя?

– Нет.

– Значит, все честно. Твоя любовь против имени.

Он лежал на спине, закрыв глаза, осторожно гладил мое плечо и улыбался.

– Я тебя ревновал, – сказал тихо. – Смешно, правда? Я видел тебя с тем парнем. Я думал, мне наплевать, но это не так. Мне было трудно разобраться в себе, не очень-то я привык заниматься самокопанием, слишком все сложно для моих неповоротливых солдатских мозгов. Но мысли о тебе доводили меня до бешенства. Ты стояла у меня перед глазами, как будто в самом деле была рядом. Твое лицо и смеющиеся губы, твое тело, горячее, страстное, и твоя походка, которой нет ни у одной женщины, – как будто ты предлагаешь себя и ускользаешь, дразнишь и опять выскальзываешь из рук. Я лежал в этой комнате и смотрел в потолок. Точно так же я уже лежал однажды и думал, что умираю, а надо мной было небо, яркое, чужое, и солнце слепило глаза, а я лежал, вжатый в землю, и чувствовал свое бессилие, несправедливость и еще жалость к себе, потому что тогда, распростертый на земле чертовой гранатой, я вдруг понял, что умираю, и умирает не капитан такой-то, а умираю я, красивый парень, который еще долго мог бы жить под солнцем и даже творить добро. Я лежал и думал, что мне отпущено то же, что и любому другому, пришедшему в наш мир, и было нестерпимо жаль, что я не знал этого раньше. А еще было обидно. Чем я хуже других? Чем хуже твоего мужа? Почему я не могу узнать, какой ты бываешь, когда любишь? Почему твои руки не коснутся моего лица, и голос не будет заботливым и мягким, когда ты спросишь: «Что с тобой, милый?» Этот мир обманул меня, девочка. Я прошу не так много, но и того никогда не получу.

Я зажмурилась, сжалась в комок. Мне хотелось, чтобы он ушел в свои воспоминания и забыл про меня. Но он склонился ко мне и сказал:

– Посмотри на меня… – И я покорно открыла глаза. – Я никому не верю. Даже своим парням доверяю лишь наполовину, а тебе я верю, черт знает почему. Мне кажется, ты бы не предала, если бы любила.

Он лег сверху и долго целовал меня, до боли сжимал мою грудь, глаза его были бессмысленными, а в изгибе губ было что-то трагическое. И я вдруг почувствовала страх, нет – ужас, и захотелось вскочить и бежать отсюда.

– Скажи мне «я люблю тебя»… я так хочу… скажи…

– Я люблю тебя, – с трудом сказала я, задыхаясь от брезгливости, а еще от жалости к себе, к своему телу, к своим губам, сказавшим это.

Он тихо засмеялся, и руки его стали требовательными, злыми. По моим щекам текли слезы, а он жадно слизывал их.

От воды в бассейне шел легкий аромат жасмина, в полумраке зала мягкие кресла казались сказочными чудовищами. Я наблюдала за игрой теней и света на мозаике пола, чувствуя на себе взгляд Дена. Я успела свыкнуться с перепадами его настроения: то он был яростным, злым, извращенно чувственным, то вдруг становился нежным и просил моей любви. Он подошел ко мне сзади, наклонился, целуя мою шею, и шепнул:

– А ты терпелива.

Я сжала его руку и закрыла глаза.

– Ты мне скажешь?

– Конечно.

– Сейчас?

– Если хочешь.

– Хочу.

Он засмеялся, сцепил руки на моей груди – крепко, так, что теперь я не могла двигаться, – и сказал:

– Поздравляю, дорогая. Ты сутки напролет ублажала убийцу своего ненаглядного мужа.

– Желаешь отыграться? – усмехнулась я. – Ты это выдумал, подонок, выдумал.

Я хотела подняться, но он только сильнее сцепил руки, удерживая меня.

– Я мог бы соврать, что просто выполнял заказ и мои парни пристрелили его. Но не буду этого делать. Его убил я. Убил ради удовольствия, как своего говнюка папашу. Я бы и тебя убил, окажись ты там. Увидел бы тебя куском мяса, обыкновенной падалью, и наваждение бы кончилось. Но потом подумал, что это слишком легкая смерть для тебя, – вздохнул он и заговорил тише. – Я убью всех, кто тебе дорог. И когда не останется никого рядом, ты придешь ко мне, потому что, когда некого любить, дорожишь тем, кого ненавидишь.

– Чертов клоун, – сказала я и засмеялась. Я хохотала, как сумасшедшая, пока он не разжал руки и не ударил меня. – Тебе в самом деле следовало убить меня, ублюдок. Потому что то, что ты называешь наваждением, никогда не кончится. Не я, а ты приползешь ко мне и опять начнешь выпрашивать то, что другим достается просто так.

– Грязная шлюха! – рявкнул он. – Ты просто грязная шлюха!

– Конечно, – засмеялась я. – Я грязная шлюха, от которой ты сходишь с ума. Сколько ты, думаешь, продержишься теперь: месяц, два? Но нет, не мечтай, приползешь очень быстро, и я назначу свою цену, можешь мне поверить.

Я не успела договорить – он опять ударил меня. Я не удержалась в кресле, и он стал бить меня ногами, молча, с каким-то сладострастным упорством. Я опять начала хохотать, а потом закричала от боли. На мои вопли прибежала охрана, блондин с трудом оттащил Дена – тот был невменяем.

Я не помню, как я оказалась в своей квартире, скорее всего, меня доставил туда все тот же блондин. Я очнулась по соседству со своим диваном, лицо перепачкано кровью, которая успела засохнуть. Я поднялась со стоном и отправилась в ванную. Умылась холодной водой, избегая смотреть в зеркало.

– Еще немного, детка, – сказала громко. – Потерпи еще немного.

В баре на меня косились. Я сидела здесь часа три и, по прогнозам бармена, уже давно должна была свалиться со стула, но держалась, чем приводила парня в замешательство. «Однако пора уходить», – подумала я, достала мобильный телефон и набрала номер Ника.

– Ники-бой, – хихикнула я. – Народ вокруг нервничает, ноги меня не держат, и за выпивку расплатиться нечем. Забери меня отсюда.

– Вот еще! Звони подруге.

– Ни к чему ей видеть мою пьяную физиономию.

– А мне зачем?

– Ну, не знаю… придумай что-нибудь.

– Башку тебе оторвать, что ли? – вздохнул Ник. – Второй час ночи, я спать хочу.

– Ну и черт с тобой, – сказала я и погрозила пальцем бармену. – Он меня не любит.

– Вызвать вам такси? – хмуро спросил он.

– Такси – это хорошо. Но лучше я еще выпью.

– Слушайте, вам давно пора…

Что там мне пора, было неинтересно, я смотрела на него и улыбалась. Ему надоело болтать, он замолчал и отошел. Зато появился мой дорогой друг, приблизился, взглянул на меня и присвистнул.

– Ну и рожа. Кто ж тебя так отделал?

– Хулиганы на улице. Вот чертов город…

– Давно она здесь? – обратился Ник к бармену.

– Давно. Но сюда она явилась уже навеселе, и здесь ее никто не трогал. Мы закрываемся, – добавил он неуверенно.

Ник расплатился и повернулся ко мне.

– Потопали, ошибка природы. Блин, ты хоть стоять-то можешь?

– Конечно, нет, – обиделась я. – Стала бы я тебе иначе звонить. Ники-бой, не смотри так сурово, мое сердце разрывается от горя.

– Нет у тебя сердца, а вот печень наверняка есть, и завтра она о себе напомнит.

Переругиваясь, мы смогли добраться до его машины, то есть это Ник смог добраться, я-то просто висела на нем.

– Где твоя тачка? – спросил сердито.

– Не помню. Хрен с ней, лишь бы ты был рядом. Хочешь, я тебя поцелую?

– Ну, уж нет, у меня желудок слабый.

Свою машину он поставил на стоянке, когда мы въехали во двор моего дома, из чего я заключила, что он намерен у меня остаться. Добравшись до своего дивана, я сложила руки на груди и принялась хихикать.

– Ох, уж мне эти интеллигенты… – покачал головой Ник. – По-человечески уйти в запой и то не могут. Ну, опять папу не слушаешь? Побежала к Дену, и что, порадовал он тебя? Узнала, кто Француза шлепнул? А теперь, значит, в запой? Раскрасил он тебя будь здоров. Что, кинулась на него с кулаками? Представляю, как забавно это выглядело. А ведь я тебя предупреждал. Не суйся, будет хуже. Ну, что теперь?

– Не мог бы ты немного помолчать и не мелькать у меня перед глазами? – жалобно попросила я.

– Если уж ты выдернула меня среди ночи из постели, я имею право высказаться, – буркнул он. – Ты наглядный пример известного утверждения, что человек кузнец своего счастья. Если бы не твоя непроходимая глупость… Ох, тошно мне! Ты каким местом думала, когда просила одного своего любовника охранять другого? Затейница ты наша. Знала, что братишка Ден спятил от твоих прелестей, и решила с ним поиграть? А теперь пьешь горькую, оттого что узнала: укокошила ты мужа своими золотыми ручками?

– Ты ведь знал, что он убил? – серьезно спросила я.

Ник недовольно покосился в мою сторону.

– Догадывался. И ты догадывалась, разве нет? – Я кивнула. – Тогда какого дьявола пошла к нему? Это что, припадок мазохизма?

– Ники-бой, хочешь, я тебе кое-что скажу? – усмехнулась я.

– Валяй.

– Я его убью.

– Кого? – развеселился он, а потом присвистнул: – Э-э, милая, на свете найдется немало людей, которые с радостью отвалили бы тебе за его голову приличные «бабки». Нет, чушь, мечты и напрасное томление духа. Как ты надеешься провернуть такое? Я из спортивного интереса спрашиваю.

– Я думаю над этим.

– Думает она… – фыркнул Ник. – Ты лучше скажи, чем думала, когда к нему отправилась? Теперь он…

– Мне важно было, чтобы сам Ден мне все сказал, – перебила я.

– Да-а? Это зачем же?

– А ты подумай.

– Ты хочешь грохнуть парня и являешься к нему, чтобы он в грехе покаялся, сказал: да, убил, мол, и теперь ты с чистой совестью можешь убить меня?

– Примерно так… Ты дурак, Ник, – сказала я со вздохом, а он забеспокоился, хмуро меня разглядывал и даже начал ерзать. – Ну, давай, давай, парень, напрягись, – подзадорила я.

– Я сегодня практически непьющий, – пригорюнился Ник, – и твоих гениальных мыслей не постигаю.

– Так и быть, намекну, – усмехнулась я. – Как думаешь, Ден мог предположить, что я подозреваю его в убийстве?

– Если не считает тебя идиоткой, конечно.

– И если бы я вдруг появилась как ни в чем не бывало и начала демонстрировать свою привязанность, что бы он решил?

– Что ты затеяла какую-то пакость.

– Правильно. И стал бы вдвойне осторожнее, а у него и так не дом, а крепость, и без охраны он нигде не появляется. Шансы нулевые, тут ты прав.

– А теперь, когда он сказал тебе, кто убийца, шансы возросли? – съязвил Ник.

– Самую малость. Мы выяснили наши отношения и пришли к выводу, что они невероятно сложны. Я осталась с синяками, а он с пониманием, что у него я больше никогда не появлюсь. Так что если он решит продолжить наше общение, ему придется выбрать другое место. То есть теперь его буду выбирать я.

– А ты не проста, – хихикнул Ник, посидев столбиком некоторое время.

– Ники-бой, я его убью. Я команданте поклялась, и если не сдержу слово, меня совесть замучает.

– Его парни тебя достанут. Бежать придется очень далеко, на другой конец света, но они тебя и там найдут. Дело чести, так сказать.

– Мне нравится, что ты стал говорить серьезно, – усмехнулась я.

– А что с этого буду иметь я? – ухмыльнулся Ник.

– Что, если документы у Дена? – высказала я предположение.

– Маловероятно. Я бы сказал, весьма маловероятно.

– Я думаю по-другому.

– Он что-то сказал тебе? – насторожился Ник.

– Намекнул.

– Вот черт… Но это невозможно.

– Почему? Он следил за Павлом и мог узнать, где Павел их прячет.

– Ты мне голову морочишь, дрянь эдакая! – разозлился Ник.

– Конечно. Мне нужна твоя помощь, и я морочу тебе голову. Ну, так как?

– У тебя ничего не выйдет. Он не клюнет. Он же не идиот.

– Он значительно хуже, – утешила я. – У Дена нет мозгов, одни инстинкты. Сейчас он чувствует запах самки и пойдет напролом.

– Ставка высока, а на руках у тебя не карты, а дерьмо. Никаких шансов.

– Ну и черт с тобой, – усмехнулась я.

«А ведь Ник прав, – с тоской думала я, вышагивая по комнате. – Как ни страшно для меня это звучит, но он прав: я сама убила Павла. Я думала, что спасаю его, а наоборот, подтолкнула к гибели. Если бы я не навязала ему свою любовь, сейчас он был бы жив, получил бы деньги, о которых мечтал всю жизнь, и, может быть, в самом деле отправился на Таити».

Я могла сколько угодно терзать себя подобными мыслями, но ничего не способна была изменить. Зато у меня появилась цель, пусть убогая, дрянная, лживая, но цель, которая не позволит мне вскрыть себе вены и умереть. По крайней мере сейчас. Возможно, потом будет еще цель, и еще… «Неужели я опять цепляюсь за свою жизнь?» – с ужасом подумала я и зажмурилась от отвращения к себе. К черту мысли, у меня есть цель. С завтрашнего дня я не буду думать о Павле и не буду жалеть себя. Я буду думать только о том, как убить Дена. Я стану красивой и буду улыбаться мужчинам, и поужинаю с Рахмановым, если он позовет, и буду спокойной. Мне надо быть очень спокойной, мне нельзя сорваться, иначе я проиграю. Вот только с Машкой видеться не надо, Машку не обманешь.

Дата добавления: 2015-10-21