|
– Что с Машкой, Ник? – спросила я.
Он вроде бы удивился:
– А что с ней может быть? Лечится, поправляет душевное здоровье. Придурок этот, с собачьим именем…
– Тони?
– Вот-вот. Он регулярно ее навещает. Врачи разрешили, она после его визитов заметно улучшает им показатели. И Рахманова парень окучивает, они же дружки. Так что с Машкой порядок. Выйдет оздоровленной, выскочит замуж, детей нарожает. Рахманову очень хочется выглядеть в глазах дружка приличным человеком, потому и старается изо всех сил. Думаю, вскоре наш красноречивый и у тебя появится.
– Ты спятил? – отмахнулась я.
– Появится, появится. Ставлю свой джип против твоей развалюхи. Как ему не появиться…
– После того, что было?
– А что было, дорогуша? – удивился Ник. – Он уезжал, ты уезжала, а теперь оба вы вернулись.
– Не может он быть до такой степени… – я замешкалась, подбирая слово.
– Рахманов все может. Редкой породы скотина, – развеселился Ник. – Все, удаляюсь. Отдыхай. Желаю уснуть и видеть сны, и прочее в том же духе.
Он наконец-то ушел, а я перебралась на диван и некоторое время разглядывала потолок, пока не поняла, что уснуть не удастся. И через полчаса отправилась к Виссариону, вспомнив, что я у него вроде бы работаю. Девки при виде меня сначала расцвели улыбками, но тут же заскучали, справедливо полагая, что, раз уж я на рабочем месте, избежать им воспитания классической музыкой не удастся. Виссарион улыбаться не спешил, дождался, когда я подойду к стойке, и спросил в своей обычной манере:
– Как оно?
– Жива, и слава богу, – ответила я.
– Уже неплохо, – подумав, пожал он плечами.
– Как взглянуть… – вздохнула я.
– Чаю выпьешь?
– Лучше водки.
Виссарион разлил водку в две рюмки, мы на них уставились и замолчали.
– Поминаем кого? – спросила подошедшая Верка.
– Сгинь, Христа ради, – цыкнул Виссарион и виновато взглянул на меня.
Мы выпили. Он еще немного помолчал и сообщил:
– Тут тебя спрашивали.
– Кто?
– Человек, – пожал Виссарион плечами.
К его манере вести беседу надо было привыкнуть, обычно у людей сдавали нервы на пятой минуте, но я-то знаю Виссариона давно и не спеша продолжила:
– Что за человек?
– Хороший, – кивнул он. – Ты чего удивляешься, по-твоему, тобой только плохие интересоваться должны?
– Это ты сам додумался, что человек хороший, или он тебе сказал?
– Я не додумываюсь, я вижу. Хороший человек, глаза добрые. А глаза – у нас что? То-то.
– И что этот хороший человек?
– Интересовался, где ты. Я ответил, только он ничего не понял.
– Неудивительно.
– А переспросить он постеснялся, – не обращая внимания на мои слова, продолжил Виссарион. – Ушел. Я думаю, опять придет. Он почти каждый вечер заглядывает.
– Вот как? А имя у него есть?
– Наверное. Но я не спрашивал, а он не сказал. Ты его знаешь, – кивнул Виссарион. – Он был здесь как-то, и вы поссорились.
– Высокий симпатичный брюнет? – спросила я, успев сообразить, что речь, скорее всего, идет о Тони, среди прочих моих знакомых не было человека, которого бы Виссарион наградил эпитетом «хороший». Словами старик не разбрасывался и людей чувствовал хорошо, хотя на зрение жаловался.
– Точно, – кивнул он. – Беда у парня.
– С чего ты взял?
– Душа болит.
– У него? – Кажется, за долгое время знакомства я творчески освоила чужую манеру разговаривать.
– У тебя тоже, если тебя интересует мое мнение.
– Не интересует. Давай к нему вернемся.
– Давай, – охотно согласился Виссарион.
– Значит, у него болит душа? Это он сказал, или ты по глазам прочитал?
– Если человек приходит в такое место, сидит здесь целый вечер с одной чашкой кофе, улыбается, когда девки допекают, и ни разу не разозлился, говорил ласково… Какой я должен сделать вывод?
– Что он лицемер и придурок, – подсказала я.
– Что человеку больше податься некуда, – ничуть не обиделся Виссарион.
– Этому есть куда, – отмахнулась я. – Ладно, разберемся, что там с его душой, когда явится.
Не успела я договорить, как дверной колокольчик звякнул, а Виссарион произнес:
– Вот и он.
Я нехотя повернулась и увидела, как в кафе входит Тони. Девки встрепенулись, весело его приветствуя, он ответил им мягкой улыбкой, которая так приглянулась Виссариону, помахал рукой, немного сконфуженно, точно не ожидал такой теплоты и привязанности, и направился ко мне.
– Может, стоит привлечь парня для спасения заблудших душ? – с ухмылкой обратилась я к Виссариону. – В нем есть задатки миссионера.
– Может, ты для начала спросишь, что он хочет от тебя? – в тон мне спросил Виссарион.
– Конечно, спрошу, но и так ясно: у нас здесь армия спасения, а у него душа больная.
– Здравствуйте, – сказал Тони, поравнявшись со мной.
– Салют, амиго, – вздохнула я.
– Я вас искал.
– Я в курсе. Самое время сказать, зачем.
– Мы могли бы… – начал он, нерешительно оглядываясь.
– Еще бы, – хмыкнула я. – Идемте в нашу исповедальню. Там темно, за шкафом возятся мыши, и ничто не мешает изливать душу.
Я направилась в подсобку под укоризненным взглядом Виссариона, на которого вдруг напал кашель. Таким образом он пытался скрыть свое замешательство. Непонятно, из-за чего он расстроился: то ли из-за мышей, которые и в самом деле не давали покоя, то ли из-за пришибленного вида Тони.
В подсобке мы с Тони устроились на расшатанных стульях, и я поторопила:
– Смелее, амиго. С чем вас послал ко мне господь?
– Вы все еще сердитесь на меня, – вздохнул он, разглядывая свои руки.
– Помилуйте, за что же? Слушайте, а с чего вы мне «выкаете»? Мы же вместе пили не раз и даже напивались. Наплюем на условности и начнем друг другу «тыкать».
– У меня не получится, – огорошил он.
– Вроде раньше получалось?
– И раньше… если только выпить для храбрости.
– Без проблем. Сейчас сообразим.
Я приподнялась, а он схватил меня за руку.
– Юля…
– Ну, Юля, дальше-то что?
– Все, что вы думаете обо мне, конечно, правильно. Я не должен был… я виноват в том, что произошло с Машкой.
– Это кто вам такое сказал? Неужто сами додумались?
– Ваше презрение я заслужил, – вздохнул он. – И все, что вы хотели бы мне сказать, сам себе я уже говорил много раз.
– А зачем тогда пришли? Нового я вам ничего не скажу.
– Я ее никогда не брошу. Что бы ни случилось. Я всегда буду рядом. Я вам клянусь.
– Мне-то зачем? Ей клянитесь.
– Мы с ней долго говорили, и она мне верит.
– Вот и отлично.
– Ей нужен не только я, но и вы. Мы вместе должны ей помочь. – Он вновь вздохнул и поднял на меня взгляд. Виссарион прав, если глаза зеркало души, на душе у этого парня хреново. И это еще мягко сказано.
– Ладно, – помедлив, сказала я. – Извините. У меня скверный характер. Как там Машка?
– Хорошо, – обрадовался он. – То есть насколько это возможно в таком месте. Мне разрешили навещать ее дважды в неделю. Можно гулять в парке сколько угодно, никто не мешает. Она даже немного поправилась. Я имею в виду… – испугался он.
– Прибавила в весе, – подсказала я, чтоб он не мучился.
– Да. И вообще… выглядит бодрой. Я разговаривал с врачом, и если все пойдет хорошо, то через несколько месяцев ее выпустят. Олег уверен, никаких проблем с правоохранительными органами не возникнет. Он опытный адвокат, и я полагаюсь на его мнение. Маша вам звонила несколько раз, но…
– Я мобильный потеряла.
– Вот в чем дело… Она очень переживала из-за того, что наговорила вам тогда. Я не знаю, о чем речь, но… это ее мучает.
– Передайте ей, что я все успела забыть.
– Лучше вы сами. Вы ее навестите?
– Конечно.
– Вот и отлично. Как ваши дела? – додумался спросить он.
– Дела? Прекрасно. А ваши?
– Вы опять говорите с насмешкой. Я вас чем-то очень раздражаю?
– Нет, что вы. Вы вызываете у меня восхищение.
– Вы считаете, я обманываю ее? – покусав губы, спросил он.
– Себя, – понаблюдав за ним, ответила я. Этого он не ожидал. – Вы сериалы любите? – продолжила я, пока он не пришел в себя.
– Нет.
– Странно. Ваше поведение здорово отдает сериалами. Сначала вы любите Машку, потом отвергаете. Знаю, знаю, у вас была причина. Она наркоманка, и вы не желали угробить на нее свою жизнь. Совершенно правильно, между прочим. Потом она оказалась в психушке, и вы бросаетесь ее спасать. У меня вопрос: что будет потом, когда она оттуда выйдет?
– Мы поженимся. Мы уже решили.
– Прекрасно. Даже если она вернется к старым привычкам?
– Не вернется, – отрезал он. – Я не позволю.
– Вот как… – кивнула я. – Чувство вины иногда заводит людей довольно далеко. Вопрос, на сколько хватит сил? Иногда лучше оставить человека в покое, чем внушать ему напрасные надежды. Побарахтается и, глядишь, научится жить без надежд.
– Как вы? – вдруг очень мягко спросил он.
Теперь пришла моя очередь растеряться.
– Как я, лучше не надо, – пробормотала я.
– Борька был прав насчет ваших глаз. Такое впечатление, что вы сражаетесь со всем миром.
– Кажется, пора носить очки… – вздохнула я.
– Не надо, лучше поверить, что рядом есть люди, готовые помочь. Но вы не хотите. Олег к вам серьезно относится, но вы ведь не любите его.
– Он слишком хорош для меня, – хихикнула я. – Рядом с ним я испытываю чувство неполноценности.
– Вы все шутите, – грустно усмехнулся Тони, – а я серьезно говорю. Зачем вам все это?
– Что именно? – прикинулась я удивленной.
– Все то, чем вы себя окружили. Ведь то, что произошло с Машкой, напрямую…
– Связано с моим дурным влиянием, – подсказала я.
– Глупость. В вашей душе…
– Виссарион! – заголосила я. – Принимай пополнение. Будет девкам проповеди читать!
– Проповедник из меня хреновый, – загрустил Тони. – Я просто знаю, что вы нуждаетесь в помощи не меньше, чем Машка.
– Вы ее любите? – серьезно спросила я, и он так же серьезно ответил:
– Да.
– Тогда при вашей очередной прогулке возьмите ее за руку и бегом из психушки. И из города. Чем дальше, тем лучше.
– Что значит «бегом»? – нахмурился он.
– Ну, не бегом, лучше на машине. И с вещами. Денег на первое время я раздобуду. Тогда вы Машку спасете и мне несказанно поможете.
– Вы это серьезно? – опять растерялся он.
– Вполне, – ответила я, и на мгновение затеплилась надежда, что мне удастся его убедить. Но она тут же испарилась, потому что он заговорил:
– Вы что, с ума сошли? Это побег… последствия… она всю жизнь будет…
– Все, все, я пошутила, появляются иногда странные идеи. В клинику можно позвонить, договориться о встрече?
– Да, конечно. – Он торопливо достал из кармана клочок бумаги с номером телефона. – Вот, пожалуйста.
– Спасибо. Завтра же позвоню.
Он неуверенно поднялся и шагнул к двери, кусая губу, вряд ли замечая это.
– Мне можно иногда заходить сюда? Или звонить?
– Конечно-конечно, – заверила я.
Он кивнул и потянулся к двери, но рука вдруг замерла, он медленно повернулся и посмотрел мне в глаза.
– Юля, я чего-то не знаю? Не понимаю?
Вот так вопрос, мать твою! Ни хрена ты не знаешь, а не чего-то. И не понимаешь ни черта. А возьмись я объяснить, знать не захочешь. С этим дерьмом ведь как-то жить надо.
– Вы отличный парень, Тони, – вздохнула я. – А я… я просто ревную. Наберемся терпения и попробуем все это пережить.
Вот за что я люблю слова: за ними можно спрятать что угодно. Говори, говори, главное, чтобы складно, и суть уходит, раз – и ее уже нет.
Мне повезло, говорить долго не пришлось. Он кивнул и удалился, а я, вздохнув с облегчением, выждав время, вышла в зал. Но радовалась рано, Тони уже ушел, но еще один проповедник был на боевом посту, стоял за стойкой и встретил меня укоризненным взглядом.
– Умеют же некоторые испортить себе жизнь, – заявил он, а я насторожилась:
– Это ты о чем?
– О твоей глупости. Что ты дурака валяешь, орешь, точно тебя черти за бока держат, а парень-то тебя любит.
– Сдурел совсем? Это Машкин парень.
– Машкин или нет, а любит тебя. Это я вижу так же ясно, как то, что ты дура набитая.
– Тебе сегодня на башку ничего не падало? Тяжелое?
– Не падало. Валандаешься со всяким дерьмом и уже поверить не можешь, что хороший человек в тебя влюбиться способен.
– Будешь допекать такой чепухой, уволюсь. Сам на своем рояле играй и шлюх прекрасной музыкой воспитывай. Первые три урока дам бесплатно.
– То, что у тебя язык как помело, мне хорошо известно. Эх, сыграй «Таганку», что ли, на душе муторно, может, полегчает…
Девки «Таганке» очень обрадовались, любимыми песнями их баловали только по большим праздникам, и я, конечно, расстаралась. Виссарион рукой махнул и удалился в подсобку.
На следующий день я болталась по магазинам в надежде избавиться от дурных мыслей. Не получилось. В смысле – избавиться. Утром я звонила в клинику, но главный врач разговором меня не удостоил, выходило, что Тони пользовался особыми привилегиями, наверняка с подачи Рахманова. Так как Рахманов объявиться не спешил, мне о таких же оставалось лишь мечтать. И вдруг Машка позвонила сама…
– Да, – буркнула я, когда высветился незнакомый номер, и услышала:
– Юлька? Наконец-то. Что с твоим телефоном?
– В машине оставила, думала, потеряла.
– Вот в чем дело. – В голосе Машки слышалась неуверенность. – А я у сестры мобильный выпросила. Много говорить не могу. Как твои дела?
– Нормально. А твои?
– Хорошо. Я… я тогда много лишнего наговорила, не обращай внимания.
– Пустое.
– Правда?
– Конечно. Главное, чтобы у тебя все было хорошо.
– Я тебя люблю.
– Я тебя тоже.
– Приедешь?
– Как только разрешат.
– Ну… тогда пока. Целую.
Я смотрела на телефон в своей руке и выглядела, должно быть, глупо. Впрочем, это меня меньше всего волновало. Мне бы успокоиться, но спокойствием и не пахло. Напротив, крепла уверенность, что все катится к чертям. И тут услышала:
– Юлька!
Из соседнего отдела мне радостно махал рукой Рахманов.
– Вот уж счастье привалило, – пробормотала я себе под нос и попыталась выдавить улыбку. Физиономию так перекосило, что девушка за кассой взглянула на меня с испугом. Рахманов незамедлительно возник рядом и подарил мне поцелуй.
– Солнышко, восхитительно выглядишь! – воскликнул он. В лице восторг и упоение. Вот сукин сын.
– Да уж точно, в гробу бы выглядела куда хуже, – скривилась я.
– Что? – не понял он, а может, понял, просто дурака валял.
– Неудачная шутка.
– Ты куда пропала?
Ну, это уж слишком. Может, дать ему в зубы к удивлению многочисленной публики? Было бы забавно. Но привычное благоразумие взяло верх. Однако изображать большое счастье у меня желания не возникло, и я ответила:
– Я думала, ты меня бросил.
– Что за чушь?
– Значит, нет? Ну, тогда пошли.
– Куда?
– Куда угодно, не здесь же стоять.
Мы вышли из магазина. Он ко мне приглядывался, наверное, гадал, какая муха меня укусила.
– Ты сейчас в контору? – задала я вопрос, надеясь скоренько с ним проститься.
– Собственно, я думал, что мы поедем к тебе.
– Поехали, – пожала я плечами, направляясь к его машине.
– Слушай, в чем дело? – спросил он по дороге к моему дому. – Ты странно себя ведешь. Ты на меня за что-то злишься?
Ник утверждал, что Рахманов сволочь редкостной породы, и я была склонна согласиться, но сейчас наглость любовника поставила меня в тупик.
– Ты не догадываешься?
– Нет.
Впору было рассмеяться, но я ответила:
– Я ревную.
– Меня?
– Конечно.
– К кому, дорогая?
– Ко всему миру, дорогой. Три недели ты счастливо жил без меня, а я страдала.
– Серьезно?
– Серьезно. Чуть не удавилась! Слава богу, помог добрый человек, вынул из петли.
– Это правда?
– Про петлю? Истинная, – веселилась я.
– Правда, что ты ревнуешь? Иногда мне кажется, что я для тебя ничего не значу.
«И поэтому ты решил от меня избавиться», – мысленно поддакнула я, а вслух сказала:
– Просто я не демонстрирую свои чувства, загоняю их вглубь и оттого тяжко страдаю.
– Знаешь, что я тебе скажу… – воодушевился он. – Ты единственная женщина, с которой я чувствую себя очень неуверенно. Серьезно. Меня страшит мысль, что кто-нибудь предприимчивей, чем я, уведет мою красавицу прямо у меня из-под носа.
– Невероятно.
– Нет, в самом деле. И я подумал: может, нам стоит жить вместе?
– Давно подумал?
– Да что за черт? Я говорю серьезно.
Он и вправду выглядел на редкость убедительным. Да, приходится признать: Рахманов для меня тайна за семью печатями.
– Хочешь переехать ко мне?
– Боже избави, – хихикнул он. – Моя квартира мне нравится больше.
– А мне меньше.
– У тебя что, критические дни? – возмутился он.
– Что-то вроде того.
В квартире он принялся раздеваться еще у порога и потащил меня в постель. Хоть я и настраивала себя на терпение, но его надолго не хватило.
– Что с тобой, девочка? Что случилось? – удивился Рахманов.
Я довольно грубо отстранилась.
– Хочу поехать куда-нибудь, – ответила я, подхватив платье, лежавшее на полу.
– Что на тебя нашло, милая? – отбирая у меня платье, спросил он и вновь попытался меня обнять.
Я оттолкнула его и отправилась на кухню. Достала бутылку вина, уронила бокал. Олег, появившийся следом, спокойно взял у меня из рук бутылку, нашел другой бокал, налил вина.
– За встречу? – произнес с улыбкой. Я усмехнулась и спросила:
– Скажи, дорогой, ты меня любишь?
– Конечно, – удивился он.
– Серьезно?
– По-моему, ты сегодня выпила лишнего. Нет? Что за странная фантазия – устроить мне сцену? Ты всегда была умненькой девочкой, за это я тебя и люблю…
– Ага, – кивнула я. – Ты любишь меня, отдых на море и дорогие костюмы. Для тебя «любить» – глагол, обозначающий пристрастие к тому, чем тебе нравится пользоваться.
– Боже… – вздохнул Рахманов. – Тебе пришла охота выяснять отношения? Что ж, валяй. Внимательно слушаю.
– Мне пришла охота сказать, что я думаю о тебе.
– И что ты обо мне думаешь? – Он уставился в мои глаза, а я засмеялась, такой нелепой была ситуация. – Давай-давай… А хочешь, я скажу, что о тебе думаю, тварь неблагодарная? Ты забыла, из какого дерьма я тебя вытащил? Чем ты теперь недовольна?
Это показалось забавным.
– Недавно один человек интересовался, чем я тебе не угодила, раз ты решил избавиться от меня.
– Если ты будешь продолжать в том же духе, моего терпения надолго не хватит.
– Еще он интересовался, с какой стати ты меня подкладываешь под своих врагов. Из-за большой любви, надо полагать?
Он выплеснул мне вино в лицо.
– Что ты несешь? Ты в своем уме?
Я вытерла лицо ладонью и усмехнулась.
– Не очень приятно слышать такое, да, дорогой?
– Пожалуй, мне лучше уйти, – хмуро произнес Рахманов. – Черт знает, что на тебя накатило.
– Я вступила на запретную территорию. Ты у нас отличный парень, грязь к тебе не липнет…
– О, господи… Послушай, я полагаю, твоей сегодняшней истерике должна быть причина, – заговорил он спокойно. – Объясни, что произошло?
– А ты не знаешь? – усмехнулась я.
– Я не знаю, – чуть ли не по слогам ответил он.
– Ты не знаешь, где я приобрела роскошный загар?
Теперь в нем наметилось беспокойство, он хмуро меня разглядывал. Вот здесь бы мне и заткнуться, зарыдать, повиснуть у него на шее и постараться побыстрее отвлечь от пагубных мыслей, но остановиться я уже не могла. Меня переполняло желание наконец-то сказать ему, что я о нем думаю. Даже если потом я очень пожалею об этом.
– Правда, не знаешь? Неужто твой друг не поставил тебя в известность? Извини, в это трудно поверить. – Он схватил меня за плечи и встряхнул, а я засмеялась. – Фамилия Литвинов тебе знакома? Тоже нет? А про недавний теракт на южном побережье слышал? Как раз там отлично можно загореть.
– Ты свихнулась, – растерялся он. – Что ты, черт возьми, болтаешь? Тебе пора в психушку вместе с твоей Машкой.
– Ты о ней к слову вспомнил? Или, может, желаешь привести меня в чувство? Легкий шантаж с переходом в тяжелый… Только мне плевать на тебя, на себя, даже на нее наплевать. Все, хватит! Тошнит от вас, уроды! Катись отсюда!
Рахманов отступил на шаг, вроде бы в замешательстве, а я схватила бутылку и швырнула ее в стену, она пролетела в нескольких сантиметрах от его головы. Это все-таки произвело впечатление, он поспешил ретироваться.
Когда в прихожей хлопнула дверь, я вздохнула и оглядела свою кухню с потеками красного вина на стене. Потом выбралась в прихожую и спросила команданте:
– Ты-то не будешь говорить, что я дурака сваляла?
Как обычно, после бурного всплеска эмоций меня охватила тоска. Ну, сказала я то, что давно сказать хотела, и что теперь? Ждать прихода Ника, который с грустной ухмылкой сообщит, что песенка моя спета? И полечу я головой вниз из собственного окна…
– Ну и хрен с ним, – сказала я громко и отправилась спать. И уснула, лишь только моя голова коснулась подушки.
Утром позвонил Ник, что само собой не удивило, но голос его звучал буднично.
– Что я тебе говорил? Сладкоречивый появился? – хихикнул он.
– Появился. А ты уже в курсе?
– Сунулся было к тебе вчера по неотложной нужде, а у подъезда его тачка. Полный облом, пошел с нуждой к знакомой шлюхе, хорошо хоть живет неподалеку. Но за тебя порадовался.
– Это ты поторопился, – усмехнулась я.
– Что так?
– А я его выгнала.
– Кого?
– Рахманова, естественно.
– И поэтому тебе так весело?
– А чего грустить? Ты же сам говорил: никуда не денется. Выпьешь со мной?
– Это я всегда готов, – заверил Ник.
– Тогда в кафе на Алябьева, через час.
Я не спеша оделась, решив, что мой дорогой друг подождет, зато когда я появилась в кафе, у дорогого друга отвисла челюсть.
– Вот иногда посмотришь на тебя и сам себе начинаешь завидовать, – изрек он. – Дай поцелую.
– Ты не влюблен, нет? – спросила я, устраиваясь рядом.
– Я креплюсь, но из последних сил. Значит, ты его выгнала. Смотри, ненаглядная, не перемудри.
– Кто у нас гений по части обращения с мужиками? Ты мне вот что скажи: так ли уж крепка дружба между нашим красавцем и старшим товарищем?
– Ну, дорогая… – развел руками Ник. – Я не волшебник, я только учусь.
– Уверена, тебе известно.
– В общих чертах, – изрек он. – Ровно на столько, чтобы не оказаться в дураках.
– Ты всегда знаешь, на сколько нужно что-то знать, чтобы дураком не оказаться? – съязвила я.
– Научишься, если того требует специфика работы. Знать много – вредно, знать мало – тоже вредно. Приходится умело балансировать.
– Может, все-таки ответишь на вопрос? – напомнила я.
– Может. Но для начала хотелось бы знать, почему он пришел в твою красивую, пустую головку. Уж не хочешь ли ты переключиться на нашего всемогущего?
– А ведь неплохая идея. Тебе не кажется?
– Дохлая, – отмахнулся Ник. – Долгих шлюх на дух не переносит. Предпочитает зрелых дам, независимых, деловых и, конечно, красивых. Не поверишь, таких в нашем городе пруд пруди. Так что даже если он начнет их менять как перчатки, то и тогда на пару лет хватит, а он у нас еще и постоянен, как Пенелопа. С одной бабой живет уже два года.
– Такому вряд ли понравился выбор друга, – мягко сказала я.
Ник внимательно взглянул на меня, затем усмехнулся:
– Вот ты о чем… Что ж, очень может быть. Тогда Рахманов, скорее всего, не знал о твоем вояже на Черноморское побережье. А так и дело сделали, и дружка от пагубной страсти избавили, – пробормотал он и выругался: – Черт, ведь в самом деле может быть… Эй, надеюсь, в припадке слабоумия ты ему ничего о своем путешествии не сказала?
Глаза Ника стали холодными, хоть он и продолжал скалиться. Но я спокойно выдержала его взгляд.
– Нет. Но если мы правы, у меня появился серьезный соперник.
– Рахманов далеко не последний человек в деле, и хоть похож на павлина, далеко не глуп и характер имеет. Нет, давить на него Долгих не рискнет. Слишком они завязаны друг на друге. Может, он и надеялся избавиться от тебя, но вторую попытку предпринимать поостережется.
«Зато теперь сам Рахманов, вполне возможно, не прочь от меня избавиться», – мысленно закончила я.
– И все-таки мне бы хотелось иметь что-то… на черный день. – Я замерла, ожидая реакции Ника.
– Похвальная предосторожность, – кивнул он. – Я об этом подумаю.
На следующий день мне удалось поговорить с Машкиным врачом, а потом и с ней встретиться. Мы долго бродили по запущенному саду, держась за руки.
– Что-то случилось? – спросила Машка.
– У меня? Нет. Расскажи мне о Тони. Как у вас?
О нем она могла говорить часами, я слушала, кивала, но думала о другом. И прощалась с Машкой со щемящей тоской, потому что не знала: увижу ли я ее еще когда-нибудь.
Несколько дней ничего не происходило, даже Ник куда-то исчез. Я не знала, как все для меня сложится, и убивала время, болтаясь по городу в тщетных попытках избавиться от тревожных мыслей. Но, как ни странно, о своем дурацком поведении с Рахмановым ни разу не пожалела. И страха не чувствовала. Хотя ожидание, конечно, изматывало. Хотелось, чтобы что-то наконец произошло. А может, ничего и не должно произойти? Может, Рахманов хлопнул дверью и думать обо мне забыл и никаких перемен в моей жизни не предвидится?
Вечером я, как всегда, отправилась к Виссариону, и первым, кого увидела в его заведении, оказался Тони. Он пил чай в компании духовного лидера местных шлюх и чувствовал себя в этом месте как нельзя лучше.
– Что-то вы сюда зачастили, – вместо приветствия сказала я.
Виссарион неодобрительно нахмурился, а Тони улыбнулся.
– Люди хорошие, – пожал он плечами.
– Шлюхи-то? Да уж. Добрые все, как на подбор.
– Вам от Маши привет, я был у нее сегодня, – сказал он, не обращая внимания на мои слова.
Я молча кивнула. Разговаривать с ним было для меня едва ли не пыткой, вероятно, потому, что слова Виссариона не прошли даром, и теперь на Тони я смотрела как-то по-другому, испытывая некоторое смущение, – вот уж что вовсе никуда не годилось! Виссарион дипломатично нас оставил, за что и удостоился нескольких «добрых» слов, правда, произнесенных мною мысленно.
– Что у вас сегодня в программе? – спросил Антон серьезно.
– Ноктюрн «Разлука», – ответила я. – Вам это о чем-нибудь говорит?
– Если честно, я не силен в классике. Но с удовольствием послушаю.
– Шли бы вы отсюда, – вздохнула я. – Место для вас самое неподходящее.
– А для вас? – парировал он.
– В самый раз. Предупреждаю, начнете мне глаза мозолить, придется менять место работы. А меня и здесь-то держат лишь по доброте душевной.
– Вы поссорились с Олегом? – неожиданно меняя тему, спросил он.
– Вам-то что за дело?
– Он мой друг, – пожал Антон плечами, точно извиняясь. – Наверное, это действительно не мое дело, но он здорово переживает.
– Да неужели? – не поверила я.
– Не знаю, что у вас произошло, но вчера он был у меня и…
– Так спросили бы его, что произошло. – Я криво усмехнулась, очень меня тема разговора позабавила.
– Он сказал, что вы его выгнали.
– Просто так взяла и выгнала? У меня что, по-вашему, с головой проблемы?
– Он считает, что вы были с ним из прихоти, что вы не любите его.
– С ума сойти. Он в самом деле так сказал или это вы придумали?
– Он очень серьезно к вам относится, и ваша ссора… Он места себе не находит.
– Что там место, я, когда глаза залью, саму себя не могу обнаружить!
– Вам обязательно надо говорить в таком тоне? – вздохнул он. – Олег действительно вам безразличен?
– Чудеса, – сказала я нараспев и потянулась за телефоном. Почему-то была уверена, что Рахманов не захочет отвечать, но он ответил сразу, точно ждал моего звонка, хотя кто знает, может, в самом деле ждал? Услышав голос Олега, я спросила:
– Что это ты жалуешься на меня своим друзьям?
– Ты виделась с Антоном?
– Сидит напротив и расписывает твои страдания.
– Идиот, – разозлился он. – Я его об этом не просил.
– Поздравляю, вы идиот, – сообщила я Тони.
– Переживу, – ответил он.
– Он не обиделся.
– Чего ты дурака валяешь? – вздохнул Рахманов и спросил: – Что будем делать?
– А что ты делал раньше, когда мы ссорились?
– Приезжал к тебе как ни в чем не бывало.
– Ну, так и валяй.
– Прямо сейчас? Я занят до десяти вечера, – поспешно сообщил он.
– Наши графики не совпадают, но ради тебя, так и быть, оставлю девок без ноктюрна. Жду тебя в десять в кафе «Каприз». Знаешь, где это?
– Нет. Почему не у тебя? Хочешь поговорить на нейтральной территории?
– В твоих же интересах, вдруг мне опять придет охота скандалить?
– Хорошо, – помедлив, согласился он, – «Каприз» так «Каприз». Название какое-то дурацкое… Где это?
– Ну, вот, – сказала я Тони, растолковав Рахманову, где следует меня искать. – Милые бранятся, только тешатся. Не стоило беспокойства. – И подмигнула сидевшей напротив Верке: – Благая весть: рояль сегодня отдыхает.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |