Татьяна Викторовна Полякова 12 страница

Дом, где жил Павел, я нашла с трудом. Глухой переулок в рабочем районе, старое пятиэтажное здание из красного кирпича, двор как колодец. Я вошла в подъезд и начала подниматься по лестнице. Нужная квартира оказалась на третьем этаже. Я глубоко вздохнула и позвонила. Дверь открыли, и я увидела девушку лет двадцати, очень красивую, со смуглым курносым личиком и озорными глазами. Она была в пушистом халатике и с полотенцем на голове. Девушка удивленно взглянула, а потом спросила:

– Вам кого?

А я молчала, точно язык проглотила. С языком был полный порядок, но произнести хоть слово сил не хватало. Я была не просто растеряна. Уместнее употребить слово «раздавлена». Несмотря на слова Ника о том, что Павел живет у какой-то шлюхи, наличие в его жизни женщины явилось для меня полной неожиданностью. Признаться, я плохо представляла себе, как живет Павел, все думала о нем, думала… но думала о нем и о себе, а у него оказалась своя особая жизнь, и эта красивая девушка тоже.

– Вам кого? – повторила она, а я окончательно смешалась, потому что не знала, как спросить Павла, он ведь вполне мог назваться девчонке другим именем (почему-то я была уверена, что он явился в город с липовыми документами). Я даже обрадовалась этому обстоятельству, хотела извиниться и уйти, но тут дверь открылась шире, и показался Павел: в джинсах, босой, в расстегнутой рубашке.

– Это ко мне, дорогая, – сказал он и кивнул мне: – Заходи.

И я вошла, чувствуя свою абсолютную ненужность в его доме, в этом своем дурацком костюме за сумасшедшие деньги, с прической, маникюром и прочей чушью. Девушка с любопытством разглядывала меня и сказала, точно опомнившись:

– Пожалуйста, проходите в комнату. – И чуть заметно усмехнулась, глядя на Павла, а тот пожал плечами, точно хотел сказать: «А что поделаешь, не гнать же ее в самом деле?»

– Лучше на кухню, – предложил он. – Мы хотели чай пить, вот и посидим по-домашнему.

– Проходите, проходите, – улыбнулась девушка.

– Спасибо, – сказала я и испугалась, что она услышит, как у меня клацают зубы, так сильно меня трясло.

Друг за другом мы прошли в крохотную кухню. Девушка быстро расставила чашки, разлила чай, спросила весело:

– Ты нас познакомишь?

– Это Юля, – кивнул он на меня. – Мы когда-то жили по соседству. А это Вика.

Девушка замерла рядом с ним, положив руку ему на плечо, а он поглаживал ее ладонь, разглядывая меня.

– Вот как, очень интересно. – Девушка замолчала, а я придвинула чашку, пряча взгляд. – Угощайтесь. Может быть, хотите пирожных?

– Не суетись, – перебил ее Павел.

– Не обращайте внимания, – ответила она. – Он совершенно невыносим, когда у него плохое настроение.

– Извините, – смогла произнести я. – Я, наверное, не вовремя. В общем-то, дело у меня пустяковое, мы могли поговорить по телефону.

– Мы все равно бездельничали, и гости бывают у нас не часто.

Девушка села рядом со мной, пододвинула ближе ко мне вазочку с вареньем. Я быстро огляделась. Маленькая кухня, чисто, уютно. Было в обстановке что-то спокойное, тихое, что-то такое непривычно домашнее, чего никогда не было у меня. И Павел, и эта девушка рядом с ним были так красивы, и так хорошо им было вдвоем в этой теплой квартире, что в то мгновение ничего, кроме грустной зависти, я не почувствовала и только потом поняла, как нелеп, как глуп мой визит сюда. «Вот уж точно, – подумала я, – надо знать свое место».

А вокруг каждая вещь: шторы на окнах, чайник на столе, полотенце, небрежно брошенное на спинку стула, даже работающий телевизор за стеной, – говорила о человеческом счастье. И мне захотелось зажмуриться и закричать от ужаса, потому что никогда не сидеть мне вот так в своем доме, среди привычных вещей, не слышать детской возни и веселого голоса сына и не любить просто, буднично своего ребенка, своего мужа.

Я боялась открыть рот, чтобы не закричать, боялась, что они увидят мои дрожащие руки… Звон чашки вывел меня из оцепенения, тонкий фарфор разлетелся вдребезги, а я смотрела на свои скрюченные пальцы, закусив губу, на разбитую чашку у своих ног, на подол юбки, залитый чаем, мне было горько и страшно, и слезы потекли по моим щекам, стекая по шее. Мне было стыдно перед этими людьми за свое некрасивое жалкое лицо, и я прошептала:

– Простите, я не хотела…

– Да что вы, бог с ней, с чашкой, расстраиваться из-за таких пустяков…

Вика схватила полотенце и попыталась оттереть мою юбку.

– Надо солью посыпать, костюм, наверное, дорогой.

– Ерунда, – пробормотала я, с благодарностью принимая ее помощь, быстро вытерла лицо, размазав косметику, постаралась улыбнуться и от этого выглядела еще более жалкой.

– Вот что, – хмуро сказал Павел, посмотрев на Вику. – Оставь нас на минутку.

Она повернулась к нему, хотела что-то сказать, но вышла из кухни.

– Ну, – повернулся он ко мне, – что за разговор? – В его взгляде были брезгливость и еще скука.

– Мне… я лучше пойду, – ответила я, поднимаясь. Он тоже встал из-за стола.

– Вызвать тебе такси?

– Спасибо, я на машине.

– Прощай, – сказал он, распахивая входную дверь.

Я шагнула в коридор, за моей спиной щелкнул замок, а я вздрогнула. Хотела бежать, но не смогла, привалилась к стене и закрыла глаза.

Не знаю, сколько бы я так стояла, но тут услышала голоса. Сначала Викин:

– Зачем она приходила?

– Понятия не имею, – ответил Павел.

– Странно. Вообще-то я в твои дела не лезу, только… Кто эта девушка, Павел?

– Я же сказал…

– Почему она так плакала? Она ведь не сумасшедшая? Почему она так плакала?

– Отстань! – рявкнул он, хлопнула дверь, и голоса стихли.

А я отлепилась от стены и начала спускаться по лестнице. Надо поскорее покинуть этот дом… Я знала, что Вика сейчас стоит у окна и наблюдает за мной. Мне хотелось поднять голову и помахать ей рукой, чтобы она знала, что я ей благодарна, но я не решилась.

Завела машину и рванула с места, точно от погони. Боль уже отступила, только тоска тянула душу. Я представила, что мне придется сейчас сидеть одной в своей квартире, вышагивать из угла в угол, и решила, что домой не поеду. На ум пришел Виссарион, но и к нему я не поехала. Летела через весь город, а когда он остался позади, направилась на север – все равно куда, лишь бы была дорога.

Когда над лесом впереди поднялась огромная луна, я свернула на проселочную дорогу и остановилась. Ныла спина, глаза горели, точно под веками был песок. Я перебралась на заднее сиденье, подтянула ноги к животу и стала петь себе колыбельную, как в детстве, когда умерла мама. Я проспала часа три и проснулась оттого, что затекли ноги. Сонно выглянула из машины. Никаких чувств не было, кроме усталости и желания поскорее оказаться в своей постели. Зевая, я вышла, сделала три круга вокруг машины, разминая ноги, а потом поехала к городу. Хотела остановиться, выпить кофе в придорожном кафе, но, взглянув на свой костюм, отказалась от этой мысли. Гнала по шоссе, засыпая на ходу, злясь на себя, на долгую дорогу, на машину, у которой почему-то с трудом переключались скорости.

Родной город вызвал острую неприязнь: толчея, пробки, шум. Когда наконец я бросила машину во дворе, думала только о том, что вот сейчас заберусь в ванну, буду лежать с закрытыми глазами, чувствуя, как медленно остывает вода, а тело становится почти невесомым… Дверь оказалась не запертой.

– Ник, – поморщилась я и позвала: – Дорогуша, ты ужас как не вовремя. Я желаю провалиться тебе к дьяволу от всей своей большой и светлой души.

Он не ответил, и это слегка удивило. Я вошла в комнату и замерла, выронив снятый пиджак. На диване, по-мальчишески раскинувшись, спал Павел. Рот его был чуть приоткрыт, простыня едва прикрывала ноги, на стуле брошенные джинсы и футболка, в которой он был накануне, в ногах валялась книжка в мягкой обложке, которую я купила неделю назад.

Я с трудом перевела дыхание, хотела позвать его, но только вздохнула и опустилась на пол. Я сидела на полу и смотрела на спящего Пашку, в груди ныло больно и сладко, и в те минуты я была так счастлива, что не могла ни говорить, ни думать, я просто сидела и смотрела на него. И то, что он был здесь, больше не казалось чудом. Это было так просто, так естественно: он спит, а я сижу и смотрю на него. Теперь мне не хотелось, чтобы он просыпался, ведь тогда нужно будет что-то говорить друг другу, и неизвестно, что он мне скажет. Почему он вообще здесь? А мне было так хорошо и спокойно смотреть на его лицо, знать, что можно его коснуться, поцеловать, сказать «милый» и еще какие-то слова, простые и прекрасные, и не бояться, не бояться…

– Это ты? – сонно спросил он, не открывая глаз, и я осторожно коснулась его руки. Он все-таки открыл глаза, взглянул на часы и буркнул: – Где тебя носит?

Я ничего не ответила и, словно желая убедиться, что он никуда не исчез, осторожно коснулась ладонью его лица, его волос, которые падали на лоб, его шеи, где тонко билась синяя жилка во впадинке у ключицы.

– Павел… – наконец сказала я и замолчала, не в силах произнести еще что-то, так много значило для меня его имя.

А он опять закрыл глаза, как будто не хотел видеть моего лица. Может, боялся, что все вдруг изменится, и он вновь не будет знать, кто я, и кто он, Ромео или просто кретин, правильно ли он поступил, или это глупость, и нужно ли ему это счастье и эта женщина с ее любовью? А потом он долго смотрел на меня и наконец произнес:

– Что делать-то будем?

Я видела, он так ничего и не решил для себя, и поспешила ответить:

– Мне ничего не нужно. Я ни кем не хочу быть для тебя.

– Где ты была? – с улыбкой спросил он, и я улыбнулась в ответ. – Я-то подумал, что ты страдаешь дома.

– Я страдала в машине.

Он сел в постели, потер лицо, стряхивая остатки сна, пригладил волосы.

– Замок я, кажется, сломал.

– Ерунда.

– Ждал тебя всю ночь и выпил все, что можно было выпить. Вот и пришлось лечь.

Я вспомнила, что сижу в мятой, залитой чаем юбке, с красными от слишком короткого сна глазами, и смутилась, а потом тихонько засмеялась, глядя на него. А он сказал:

– Знаешь, ты невероятно красива.

– Ты уйдешь? – спросила я почти равнодушно.

– Да… есть небольшое дело. Но мы могли бы поехать вместе, если ты не против, – вдруг добавил он, и я не знаю, для кого это предложение было большей неожиданностью: для него или для меня.

– Я с удовольствием, – заторопилась я, – только приму душ, это недолго…

– Юлька, – покачал он головой, не то зло, не то удивленно, – ты совсем не изменилась…

– Это плохо? – испугалась я.

– Иди, – махнул он рукой и стал одеваться, а я бросилась в ванную.

И сама поразилась перемене, произошедшей во мне: глаза сияли, я не шла, а скользила, во мне была какая-то странная легкость, и я счастливо засмеялась, выходя из ванной. Павел возился с дверным замком.

– Кажется, все в порядке. Поедем на твоей машине, – сказал он. – Вчера я приехал на такси.

Павел сидел за рулем, а я не сводила с него глаз. Я старалась не досаждать ему и смотреть в окно, но не могла оторвать взгляда от его лица. Он то и дело поворачивался ко мне и начинал улыбаться, а улыбка у него прекрасная – прежняя, мальчишеская, и от этого становилось так легко на душе, что я начинала хохотать, счастливо и бездумно, и уже не знала, что было, а чего не было, где я, а где мои фантазии. Я только знала, что он здесь, рядом, можно протянуть руку и коснуться его лица, можно поцеловать его ладонь, и он, пожалуй, не рассердится, а опять улыбнется. Мне было все равно, что будет завтра, точнее, я просто не думала об этом и не хотела думать. Какое мне дело до того, что будет, когда сейчас, здесь, рядом Павел, и он как будто разрешает любить себя. Мне было больно и радостно, и я верила, что время жестоких чудес уже прошло, а чудес настоящих еще только начинается.

Мужчине было около сорока. Высокий, крепкий шатен, с едва заметным шрамом на подбородке. Походка уверенная. «Бывший военный», – вдруг подумала я. Я ждала Павла в машине, он встретился с этим парнем в кафе. Говорили они не более двадцати минут, простились у двери дружески, за руку, но без улыбки. Мужчина сел в свой автомобиль и уехал, а Павел еще немного постоял, точно ждал чего-то, и вернулся в машину.

– Ну, вот и все, – сказал он. – Теперь я свободен. Что будем делать?

– Я есть хочу, – засмеялась я.

– Хорошая идея. Я тоже хочу есть. Сидя в кафе, я испытывал муки голода, но даже кофе не выпил, думая о том, что ты ждешь меня.

– Болтун.

– Издержки профессии.

– Какая у тебя профессия?

– Это страшная тайна.

– Ты мне ее откроешь?

– Если сумеешь расположить меня к себе.

– Ты в самом деле болтун.

– А я о чем говорю… Кстати, у меня есть желание соблазнить тебя.

– Давай ты его претворишь на сытый желудок. Идем в кафе?

Павел засмеялся.

– Ты слишком благоразумна, хорошей любовницы из тебя не выйдет.

– Я способная ученица.

– Это мы посмотрим.

Он тронулся с места и теперь лавировал в потоке машин.

– Куда мы едем? – спросила я.

– Бежим в пустыню, подальше из цивилизованного ада. Как ты на это смотришь?

– Я готова бежать с тобой куда угодно, лишь бы ты не убежал один.

– Куда же я побегу? Я ведь намерен тебя соблазнить.

– А где ты собираешься это сделать?

– Я думаю.

– А кормить меня ты думаешь?

– Конечно. У меня есть сердце, я не могу видеть, как человек умирает с голода.

– А что, в пустыне теперь кормят?

– Еще как. Скоро ты сама убедишься. Я знаю за городом одно местечко, где нас накормят до отвала. Тебе там понравится.

Мне очень хотелось прижаться к нему, но я боялась быть навязчивой, а еще я боялась говорить серьезно. Мы болтали чепуху, и я была счастлива. «Пустыня» оказалась довольно шумным местечком – загородный ресторан с огромной верандой, две пальмы в кадках у двери и название в гирляндах цветов «Оазис». На стоянке машин двадцать. Мы оба засмеялись.

– Но накормить-то нас здесь могут? – с шутливым ужасом спросила я.

– О боже, что за женщина! Сидит рядом с потрясающим мужчиной и думает только о том, как набить желудок.

– Идем, потрясающий мужчина, иначе я стану людоедкой.

Обед прошел прекрасно. Мы строго придерживались шутливой манеры в разговоре. Однако за всеми ничего не значащими словами ощущалась некая недо– сказанность. Мы оба чувствовали это, но старались не замечать. Не знаю, подозревал ли он меня в притворстве, в желании выслужиться перед хозяевами, или подобные мысли его оставили (или ему просто надоело ломать над этим голову?), но он, как и я, увлекся шутливым разговором, солнечным днем, голубями, важно вышагивавшими по полу веранды ресторана, и, наверное, как и я, чувствовал себя счастливым. Когда все было съедено и выпито, мы с неохотой встали из-за стола и пошли к машине.

– Теперь я могу не опасаться приступа каннибализма? – весело спросил Павел.

– Я потерплю до ужина.

– Возвращаемся в город?

– Если хочешь, – кивнула я. И тут зачем-то спросила: – Как твоя мама?

Он посмотрел на меня и пожал плечами.

– По-прежнему считает, что у нее никудышный сын. Наверное, она права.

– Глупости. Она тебя очень любит.

– Разумеется…

В прежнее русло разговор уже не вошел, и Павел почувствовал досаду. Я видела, как он поморщился, отвернувшись к окну, и сразу съежилась на своем сиденье, испугавшись, что все испортила.

– Не надо было говорить об этом?

– О господи! – покачал он головой. – Сейчас ты похожа на испуганного воробья, так и подмывает сказать тебе гадость. Ты всегда была невыносима с этой твоей манерой извиняться, прятать глаза и желанием на меня молиться.

– Может, стоит почаще посылать тебя к черту?

– Здравая мысль.

Мы замолчали. Теперь он хмурился, глядя прямо перед собой, а я боялась открыть рот. Но и молчать боялась и вскоре не выдержала, спросила:

– Как у нас с тобой, все нормально?

– Отлично, – заставил он себя ответить вполне дружески и бодро улыбнулся.

На перекрестке Павел включил левый поворот, но неожиданно повернул… вправо. Зеленый седан, пристроившийся за нами, шарахнулся следом. Павел усмехнулся и заметил насмешливо:

– Ребята расслабились.

И как тогда, в баре, я вдруг подумала, что все бессмысленно. Игра в счастье на пять минут. Павел резко затормозил, и седану ничего не оставалось, как проехать мимо. За рулем сидел молодой мужчина – короткая стрижка, вытянутое лицо, я видела его в казино, когда встречалась с Деном. Павел не спеша закурил, не глядя на меня.

– Отдохнем минут пять, – сказал он, – и поедем, пока твои друзья не начали волноваться.

Он замолчал, а я, собравшись с силами, спросила:

– Ты думаешь, это человек Полозова? – Он не пожелал ответить, для него все было ясно. – Нет, парень Гадюки-Дена. Помнишь, я тебе рассказывала?

– Час от часу нелегче, – хмыкнул он. – Ему что от меня нужно?

– Не беспокойся. Это охрана.

Павел вроде бы удивился и переспросил:

– Охрана? – хотя ему не хотелось спрашивать и уж тем более показывать свое удивление. – Тебя от меня охраняют?

– Нет. Тебя. И не от меня. От людей Ника.

– Интересно, но непонятно, – поворачиваясь ко мне, сказал Павел.

– Да что ж тут не понять? Я беспокоилась за тебя и наняла Дена. У него ведь охранная фирма, так что он не только убивает. – Я мрачно усмехнулась, сообразив, как по-дурацки прозвучали мои слова. Я потянулась за сигаретами.

Видя, что продолжать пояснения я не собираюсь, Павел спросил:

– Что у тебя с этим Деном?

– Мы заключили соглашение. – Я запнулась, пытаясь решить, стоит ли продолжать, и под хмурым взглядом Павла продолжила: – Я отдала ему человека Ника, который работал у него. А он мне обещал помощь. Я боялась, что Ник снова возьмется за тебя – мне он не доверяет, так что особенно долго водить его за нос не получится. Он сомневается, что…

– У меня ничего нет.

– Я верю. Но Ник…

– Постой! – Глаза Павла вдруг потемнели и теперь стали почти черными от расширившихся зрачков. – Ты сдала этому типу парня Полозова?

– Пришлось. Должна же я была Дена чем-то заинтересовать…

– А если Ник узнает?

– Он уже знает. Он сам и сболтнул мне о том парне.

– Ты с ума сошла, – еле слышно сказал Павел.

– Согласна, не лучший поступок в моей жизни, – пожала я плечами. – Но другого выхода не было. Ник всегда относился ко мне с подозрением, что не удивительно. Теперь он подставился.

– Ник подставился? – переспросил Павел, сдерживая бешенство. – Это ты подставилась.

– Ты не понимаешь, – мягко сказала я. – Наши отношения уже не испортятся, они и так хуже некуда после того, как Рахманов меня бросил. Ты ведь знаешь о Рахманове?

– Знаю, – кивнул Павел, бросив сигарету в окно.

– Все-таки я мать его сына, и особенно наглеть Ник не станет. Чтобы разделаться со мной, следует накопать что-нибудь существенное. Ему придется оставить тебя в покое.

– Ты доверяешь Дену?

– В разумных пределах. То есть пока мои действия не коснутся его интересов.

– Идиотка, – мрачно сказал Павел и покачал головой. – Ты идиотка. Ты даже не представляешь, какая ты идиотка.

– Наверное, нам разумнее держаться друг от друга подальше, – вздохнула я и добавила с печалью: – Уезжай. Здесь они не оставят тебя в покое.

– Можно, я сам решу, что мне делать? – огрызнулся он. – Значит, Ник надумал меня пощупать и подослал тебя. Сам надумал или хозяева?

– Это его пропуск в счастливую старость.

– Ага. Или в могилу вне очереди.

– Он очень осторожен.

– Еще бы. Великий стратег всех времен и народов захотел что-то поиметь для себя, а меня, конечно, дураком считает. Вот что, скажи своему Дену, чтобы убрал этих дебилов. Поняла?

Я покачала головой.

– Ничего не получится. Поверь, так будет лучше. А тебе действительно надо уехать.

– Очень может быть, что я гораздо умнее твоего великого Ника, – зло сказал он.

– Не сомневаюсь, – вздохнула я. – Только двоим великим нет места у метро «ВДНХ».

– Что? – не понял он.

– Ты в кино давно не был?

– Какое, к черту, кино? – покачал он головой. – Ты хоть понимаешь?.. Не понимаешь, – кивнул он, задав вопрос и сам же на него ответив. – Тебе обязательно надо меня спасать? Непременно нужно совершать геройские поступки? Вот, мол, смотрите, я жертвую всем ради любимого… Кайф, да?

– Какое тебе до этого дело? – не выдержала я.

– Разумеется, бескорыстная любовь и ничего больше. Вот что как раз и бесит. А я-то думал, ты поумнела. Выходит, ничего не изменилось.

– Я ведь сказала: ты мне ничем не обязан.

– Я помню.

– Человек не должен жить так, как жила я. Лучше просто удавиться.

– Это, пожалуй, разумней, чем перейти дорогу Полозову, – мрачно заметил Павел.

– Ты всерьез верил, что я начну шпионить за тобой ему в угоду? – Он молчал, и я, помедлив, опять спросила: – Я нужна была тебе для того, чтобы понять, что затевает эта шайка?

Он пожал плечами.

– В общем, да. Хочешь сказать, что я подлец?

– Нет, не хочу.

– Ну, разумеется, ни слова упрека. – Он усмехнулся, глядя на меня едва ли не с ненавистью. – А тебе не приходило в голову, что мне это не нужно? Все это дурацкое самопожертвование и…

– Моя любовь? – закончила я.

– Вот давай без этого! – резко сказал он – Потом ты еще спросишь, любил ли я тебя когда-то…

– И что бы ты ответил? – вздохнула я.

– Не знаю. Уже не помню. Такой ответ тебя устроит?

– Вполне. Ты ведь прислал мне открытку со словами: «Забудь меня, пожалуйста».

– И ты хранишь ее до сих пор? Носишь у сердца? Извини. – Он отвернулся и стал смотреть в окно. – Все очень сложно, – помолчав, произнес он. – У нас с тобой всегда все очень сложно.

– Ты действительно так думаешь? – удивилась я.

– А ты – нет?

– На самом деле все просто. Когда-то ты думал, что влюблен, потом думал иначе и не знал, как сказать мне об этом, а я ничего не замечала, точнее, не хотела замечать. Висла у тебя на шее, а ты не мог меня оттолкнуть. И сейчас все повторяется.

– Как мило: мы ворошим прошлое и все-таки выясняем отношения, – съязвил он. – Я еще не встречал женщину, которая отказала бы себе в этом удовольствии.

– Извини.

– Еще раз извинишься и получишь по губам.

– Пошел к черту. Так нормально?

– Значительно лучше.

– Ты уедешь? – после паузы спросила я.

– Хочется побыстрее меня спровадить? – неожиданно улыбнулся он.

– Это нечестно.

– Ага. Я не честный, не благородный и вообще скверный тип. Так что совершенно неясно, за что ты меня любишь, да еще так долго и упорно.

– Очень хочется послать тебя к черту вторично, но потом я об этом пожалею, буду названивать тебе по телефону и просить приехать. Так что лучше потерпеть.

– Разумно, – кивнул он, заводя машину. – Значит, так. Я все обдумаю и решу, что делать дальше. У меня вопрос: если придется спешно уносить отсюда ноги, ты не вспомнишь внезапно, что у тебя есть сын и не захочешь остаться здесь? – Я растерянно посмотрела на него, а он усмехнулся: – Значит, и тебе есть над чем подумать. Этим и займешься. И главное: никаких действий, героических или просто глупых, ты не предпринимаешь, не посоветовавшись со мной. Ясно? – Я кивнула, а он возвысил голос. – Ясно? Я не слышу.

– Предельно.

– Вот и молодец.

Всю оставшуюся дорогу мы ехали молча. Зеленый седан ненавязчиво пристроился за нами уже через десять минут. Возле подъезда моего дома Павел остановился.

– Я возьму твою машину. Вечером позвоню.

– Ты сейчас домой? – спросила я и возненавидела себя за это.

– Не знаю, что ты там себе навыдумывала, – нетерпеливо ответил он. – С Викой я жил, потому что так мне было удобнее. Вообще-то, у меня своя квартира, точнее, бабкина, на Мичурина, помнишь? Мы были там пару раз.

– Помню, – улыбнулась я.

– Теперь все. Иди.

Я поспешно вышла из машины. Все чувства вдруг перемешались: и надежда, и радость, и беспокойство, и отчаяние. Я не могла понять, что он испытывает ко мне, я только видела, что он мало изменился, а это значит, что легко с ним не будет. Но я не жаловалась, я готова была на все, лишь бы он был рядом. Теперь я просто не понимала, как умудрилась все эти годы прожить без него.

Он приехал вечером ближе к восьми. Выглядел усталым, недовольно хмурился.

– Тачка на стоянке, – сказал, бросив мне ключи от машины, взглянул на плакат в прихожей и усмехнулся: – Никак не расстанешься с прежними игрушками?

– А зачем? – спросила я.

– В самом деле. Если честно, я иногда ревновал тебя к этому типу. Вы были бы прекрасной парочкой, в бою ты бы прикрывала спину любимого, а в минуты редкого затишья стирала ему носки, с просветленным лицом слушая, как он болтает о революции.

– По-моему, ты и сейчас ревнуешь, – улыбнулась я.

– Есть немного, – засмеялся он. – А если я попрошу снять плакат и выбросить в мусорное ведро?

– Пошлю тебя к черту.

– Достойный ответ. Свари кофе.

Когда я вошла в комнату, Павел сидел в кресле, раскинув руки. Волосы растрепались и падали на лоб, глаза прикрыты, он дышал медленно и спокойно, точно медитировал. Взял кофе из моих рук и принялся разглядывать меня.

– Все-таки странно, что ты стала такой красавицей, – чуть ли не с обидой заявил он. – В юности ты больше напоминала пушистого зайчонка, а такие мягкие и пушистые с возрастом становятся толстыми зайчихами.

– У меня все еще впереди.

– Конечно. Как там Машка? – спросил он, а я принялась рассказывать. – Этот ее Антон – друг Рахманова? Занятно. И чем он занимается?

– Он бывший офицер, сейчас работает на заводе, электриком.

– С таким дружком и на заводе вкалывать? У него что, на плечах кочан капусты?

– Он просто порядочный человек.

– Ясно, значит, идиот.

– Они завтра возвращаются из отпуска. Может быть, захочешь ее увидеть? Она будет рада.

Он немного подумал.

– Почему бы и нет? Договорись с ними, скажем, на послезавтра. Закатимся в ресторан и будем вспоминать молодость.

– Можно я тебя спрошу? – задала я вопрос, устраиваясь рядом.

– Судя по выражению твоего лица, спросить ты собираешься очередную глупость. Валяй, я добрый.

– Почему ты вернулся?

– Этот вопрос ты уже задавала, и я ответил. Разве нет? – Он вздохнул, потом очень осторожно коснулся ладонью моего лица. Он смотрел на мои губы и, не поднимая взгляда, заговорил очень тихо: – Хотел увидеть тебя. Три месяца назад ты мне вдруг приснилась. Мне казалось, я успел забыть тебя. Иногда, конечно, вспоминал. И даже думал: любопытно было бы узнать, как ты там… Но эти мысли не особо беспокоили. И вдруг тот сон. Странный, тревожный. Весь день я потом ходил сам не свой. А вечером подумал: может, опять приснишься?

– Приснилась?

– Нет. Ты ведь всегда была ужасно упрямой. Я ждал ночи, чтобы увидеть тебя, а ты не приходила. Я терпеть не мог день, потому что спать двадцать четыре часа в сутки еще не научился. Ждал ночи, злился, опять ждал, а тебя носило по другим снам, а ко мне ты не являлась. И тогда я вдруг подумал, чего проще: приехать и увидеть.

– Ты даже не позвонил, – усмехнулась я.

– Не позвонил, – согласно кивнул он, обнял меня и привлек к себе. – Прежде чем свалиться тебе на голову, следовало узнать: а придется ли кстати мой визит?

– Вот как… – Я поудобнее устроилась на его плече и чувствовала себя счастливой, теперь все, что бы он ни сказал, уже не имело значения, лишь бы сидеть вот так и видеть его. – И что ты узнал?

Он все-таки нахмурился.

– Много чего. О твоей дружбе с Ником. О том, что ты любовница самого говорливого парня в городе, который неплохо смог заработать на своем даре.

– Это ты о Рахманове?

– Ага. Что ты родила ему ребенка. Вы расстались, и он забрал ребенка себе, а ты вновь спуталась с Ником. Это похоже на правду?

– Похоже.

– Ты действительно оставила ему сына?

– Вариантов не было.

– Ясно. Но ты надеешься его вернуть?

– Иногда такая мысль посещает, но все реже. Сына, конечно, можно выкрасть и бежать отсюда сломя голову, надеясь, что где-нибудь раздобуду новые документы, в противном случае ребенка ждет незавидная участь. Маленькие дети иногда болеют, и первый же такой случай приведет к серьезным трудностям. К тому же в последнюю нашу встречу он заплакал, увидев меня, и потянулся к няне.

– То есть ты готова от него отказаться?

– Нет. Но я хочу, чтобы мой сын был моим сыном, а не ребенком, которого я украла у отца.

– Ты считаешь это возможным? – удивился Павел.

– Я была уверена, что Рахманову ребенок не нужен, что он вышвырнет нас из своей жизни, глазом не моргнув. Сколько на свете отцов, готовых навеки проститься с родным чадом при первой ссоре с дражайшей половиной…

– Но он оказался не из таких?

– Его сводит с ума мысль, что я его использовала. Это причина его несговорчивости. Хотя Антон убеждает меня, что Рахманов любит сына. Возможно. Поцелуй меня, пожалуйста, – попросила я.

Он улыбнулся, а потом поцеловал. Я счастливо засмеялась, потому что его взгляд отяжелел от желания, и я откинулась на спину, изнывая от любви, как от боли.

Комната тонула в темноте, я нащупала выключатель настольной лампы, вспыхнул свет, и я на мгновение зажмурилась, а потом повернула голову. Павла рядом не было. Я сама удивилась тому, как это меня испугало.

Дата добавления: 2015-10-21