Изрядный клок его волос остался в кулаке у злобного Труно, но Шут почти не почувствовал боли - он лишь видел перед собой незакрытую еще дверь и бежал к ней, забыв обо всем на свете.
Увы, недолго... Удар в спину сбил его с ног - судя по всему, стражник просто запустил в беглеца чем-то очень увесистым. А когда Шут, потеряв равновесие, едва не упал на пол, кто-то в очередной раз приложил его по многострадальной голове...
Он пришел в себя от боли. Разлепив глаза, понял, что попросту висит на железных цепях, которые сковали его запястья. Широкие грубые кольца глубоко врезались в кожу на том самом месте, где все еще оставались тонкие едва заметные шрамы от первой встречи с тайкурами Нар...
Цепи были короткими, они не позволяли ни лечь, ни сесть, только стоять, раскинув руки в стороны. Шут знал, что такие кандалы в тюрьмах называли крестовыми. Знал он также, что бесконечно долго в них не простоишь - рано или поздно ноги не удержат, и тогда холодное железо снова вопьется в кожу запястий. Впрочем, мысль об этом промелькнула лишь по краю сознания. Шут сразу понял, что не слишком долго оставался без чувств - в реальности его возвращения ждали с нетерпением.
- Ну наконец-то, наконец-то... - Торья заботливо обмакнул какую-то тряпку в чашу с водой и принялся стирать кровь с лица своего "гостя", которому Труно успел еще и губу разбить в придачу к ссадине на голове. Шут попытался увернуться, но господин бывший министр даже не обратил на это внимания и спокойно закончил свое дело. - Ну, вот. Теперь ты выглядишь гораздо лучше, мой Любимчик.
Шута передернуло от омерзения. Когда он смотрел на этого человека, даже страх пропадал куда-то. Оставалось только непреодолимое желание вымыть руки.
- Я на твоем месте, - сказал ему Торья, - не стал бы так настойчиво проявлять свою неприязнь. Ты, конечно, впутал меня в очень неприятное положение... Не знаю, что тебе взбрело наговорить королю, но кабы не мои верные люди, едва ли мне удалось бы уйти столь быстро... Так что не могу сказать, будто я очень тебе благодарен... - говоря это, Торья нервно расхаживал перед Шутом из стороны в сторону. - Но не думай, милый мальчик, что это обстоятельство чем-то тебе поможет. Даже большой королевский розыск не помешает мне теперь с тобой побеседовать. Конечно, я сильно рискую... и возвращаться сюда не следовало. Но, что-то мне подсказывает - ты стоишь того, - он остановился и пристально вгляделся в лицо Шута. - Ты, маленький хранитель больших секретов... Возможно, ты стоишь очень дорого... - Торья радостно оскалился. - И теперь я, наконец, все узнаю.
Он покивал каким-то своим мыслям и вдруг оставил Шута, скрывшись в дальней части пыточной комнаты за высоким механизмом непонятного, но очевидно жуткого назначения.
Несколько долгих минут Шут был предоставлен самому себе... и своему богатому воображению, которое охотно принялось рисовать самые разнообразные картины с участием всех этих пыточных орудий, которые в изобилии имелись вокруг.
Впрочем, Торья не заставил долго себя ждать. Вернулся он вскоре, держа в руках предмет не столь живописный, как все остальные инструменты, но достаточно пугающий...
- Я надеюсь, господин Патрик, - по-волчьи улыбнулся Шуту бывший министр, - нам не придется воспользоваться этой милой вещицей, - и он демонстративно отложил длинные железные клещи на стоящий рядом трехногий табурет. - Надеюсь, ты достаточно умен, чтобы понять всю безвыходность своего положения. Ответов твоих я дождусь все равно, вопрос только в том, как быстро ты заговоришь.
Шуту и так-то было страшно, а при виде этих щипцов, он вовсе с головы до ног покрылся холодной испариной, едва не измарав упомянутых прежде штанов. И вспомнил неожиданно, как сам себе желал боли и наказания за все те грехи, которыми успел запятнать душу... Разве могло ему тогда прийти в голову, что это желание не замедлит воплотиться в жизнь... Да так страшно!
- Чего вам нужно от меня? - Шут спросил почти без надежды услышать хоть сколько-нибудь понятное объяснение.
Но к его удивлению Торья охотно уселся на тот самый табурет, подхватив с него клещи и заботливо уложив их на колени, а потом принялся рассказывать. По большей части о том, как много странностей нашел в описании судьбы мальчика Патрика, попавшего ко двору столь дивным образом. Ну не верил господин бывший министр, будто подобные чудеса и впрямь бывают.
И что Шут мог сказать ему на это?.. Уверять, мол, в самом деле был беспамятен и не знает, как очутился под воротами? Или позвать Руальда в качестве свидетеля?
Но в ответ на горестно-язвительные предложения Шута, Торья лишь покачал головой:
- Не надо мне этих глупостей, дружочек. Я хочу услышать совсем другое. Кто ты? Откуда ты родом на самом деле? В записях Дени я не нашел ничего о прошлом господина Патрика. Как же так? Капитан никогда не позволил бы человеку без истории ошиваться рядом с королем! А там лишь сказано, что ты был уличным артистом и попрошайкой, - Торья подался вперед. - Но у нищебродов из подворотни не бывает таких благородных мордашек, господин Патрик! Ты слишком хорош для простолюдина. Слишком умен, талантлив и обаятелен. А как быстро ты освоился среди высокородных! Я ведь помню... Да, разумеется, все эти черты свойственны не только дворянским деткам, но крайне редко их можно увидеть все вместе, воплощенными в одном простом мальчишке с улицы!
- Но я и есть мальчишка с улицы! - воскликнул Шут, которому уже порядком надоели глупые догадки господина любителя чужих тайн. - Мои родители - балаганные артисты! И Дени это прекрасно знает, и Руальд! И в этом нет никакой тайны! - он лгал, конечно, лгал отчаянно... надеясь, что праведный гнев покажется Торье вполне обоснованным. А спроси его зачем, и ответить толком не сумел бы. Просто знал, чувствовал - так надо. Пусть даже прошлое было покрыто мраком для самого Шута, он не желал делиться с Торьей и малейшей толикой своей судьбы.
- Складно врешь, Любимчик, - ответил ему этот палач, - но я не из тех людей, которым ты привык задурять мозги. Ну, да ладно, - вздохнул он, поднимаясь. - Я уже понял, что по-добру ты не заговоришь. Значит, придется помочь... Вот смотри, - он продемонстрировал Шуту, как хищно клацают его щипцы, - эта штука очень простая. Объясняю наглядно. Если ими зажать ухо и слегка потянуть, то оно может оторваться целиком, а может только остаться без кусочка хряща. Тут уж все от мастерства зависит. Но ушей у тебя всего два... и без них ты разом лишишься своего обаяния. Поэтому мы начнем с менее приметных частей тела. Например, с пальцев. Этот прекрасный инструмент не только рвет, но и дробит. Будем хрустеть твоими косточками. По одной фаланге за раз. Как ты думаешь, Патрик, на котором пальце тебе захочется рассказать мне все, даже то, чего не было на самом деле? Знаешь... жонглировать такой рукой уже не получится... Нет... навряд ли...
Шуту хотелось рыдать от страха. Это было совершенно неконтролируемое животное чувство. Оно не шло ни в какое сравнение с тем мигом, когда он с а м принял решение остаться без руки и взойти на эшафот вместо короля. Тогда им не владела эта невыносимая беспомощность...
Этот страх боли.
А Торья, между тем, упивался своей властью.
- К тому же, - невозмутимо продолжал он, почесывая клещами подбородок, - вопрос твоего происхождения не единственный, что интересен мне. Я ведь не забыл, не-е-ет... у тебя есть тайна, которую ты так тщательно оберегаешь. Мне бы очень хотелось узнать о ней побольше...
Внезапно Шута осенило. Будь руки свободны, он бы даже треснул себя кулаком по лбу - так это оказалось очевидно, глупо и... попросту обидно.
Торья ничего не знал про Фарра!
Ничего!
Он всего лишь блефовал тогда, в тюремном коридоре Чертога.
Шут даже сморщился от досады. Торья, впрочем, понял эту гримасу по-своему.
- Не хочешь, да? - вкрадчиво спросил он. - Не хочешь говорить... ну что ж... Тогда познакомимся поближе с твоими тонкими пальчиками, - он легко поднялся с табурета и, небрежно поигрывая клещами, подошел к Шуту. - С какой руки начнем? Дай угадаю... Наверное, с левой. Не уродовать же тебя сразу насовсем, вдруг одумаешься... Захочешь потом кашу до рта донести, а не получится... - Торья смаковал каждое слово, наслаждался своим триумфом, своей вседозволенностью.
А потом взял Шута за руку. Так вкрадчиво и осторожно...
Отвращение нахлынуло подобно тошноте, и внезапно Шут совсем перестал бояться. Вернее, страх остался, и он был огромен, но теперь разозленный "любимчик" имел над ним власть. И в тот миг, когда бывший министр, дрожа от переполнявших его чувств, уже примерялся к одному из пальцев на руке своего пленника, Шут понял вдруг, что в страхе тоже скрывается Сила. И мощь ее велика.
Особенно, если этот страх принадлежит не одному человеку... если им пропитан весь дом...
Он вновь зажмурил глаза, пусть старый коршун думает, будто от ужаса. На самом деле Шут стремительно собирал Силу в один большой ком, рыхлый, бесформенный и темный... не было у него времени на создание чего-то красивого, да и зачем...
Когда он метнул всю эту скверну, замешанную на боли и страхе, в своего обидчика, тот выронил клещи из рук, и, пошатнувшись, кривобоко шагнул к своему табурету, чтобы обессилено на него рухнуть. Несколько мгновений Торья сидел недвижим и только судорожно стискивал узловатыми пальцами камзол на груди.
"Да, господин министр, - злорадно думал Шут, - так иногда бывает... раз - и сердечко зашалит... кто ж его знает, отчего..."
Когда Торья слегка продышался и пришел в себя, он молча поднялся и вышел из пыточной. Ничего не сказал Шуту, даже не взглянул на него. Судя по всему, попросту забыл. Конечно, кого волнуют другие люди, когда вдруг самому становится так плохо!
Глядя на незапертую дверь, Шут с тоской думал, что все, конечно, замечательно, но... Даже если Торья и подохнет, никого из пленников это, пожалуй, не спасет. Охранник Труно, добрая душа, наверняка и сам не дурак поиздеваться над добычей своего хозяина. Он, конечно, трус, но одолеть того, кто связан - нехитрое дело. И если вдруг Торья в самом деле не переживет удара, то беднягу Мая скорее всего просто уморят голодом в темнице, а самого Шута замучают здесь, не расковав цепей... В том, что все случится именно так, а не иначе, Шут был совершенно уверен: ему хватило лишь пары взглядов на озлобленное лицо охранника для осознания всей порочности этого человека...
"Матушка Ваэлья... - он и сам не знал, почему подумал именно о наставнице, - что же мне делать? Как выбраться из этой ямы?.."
Но ведунья была далеко, и по-настоящему взывать к ней о помощи не имело смысла...
Охранник появился нескоро - наверное, хлопотал о помощи хозяину. На Шута Труно смотрел хмуро, но, как это ни странно, отомкнул цепи и, приставив к горлу пленника длинный нож, отвел обратно в темницу. Даже связать поленился, болван. Шуту очень хотелось опрокинуть этого человека в беспробудный сон и бежать, но холодное лезвие было придвинуто так плотно, что еще миг - и брызнет кровь...
Он не сумел.
А потом снова оказался в сырой холодной темноте.
Май колотил в дверь и кричал, чтоб дали еды. Потом устало вздохнул и сел рядом с Шутом.
- Как ты? - спросил он, пытаясь спрятать тоску и отчаяние в ослабевшем голосе.
- Жив... - ответил Шут, ощупывая распухшую губу, которая продолжала кровоточить. И, немного помолчав, добавил: - Даже почти цел.
- А этот? Урод длинный? - Май имел в виду Торью.
- Приболел малость, - недобро усмехнулся Шут. - Нашего дорогого хозяина хватил удар. Прямо в пыточной, где он собирался менять форму моих пальцев...
- Пыточной?! - Май вздрогнул. - Боги... куда же мы попали...
- К бывшему министру безопасности господину Торье Маарги, - охотно пояснил Шут. - Слыхал о таком?
Май выразительно застонал.
Немного придя в себя, Шут наощупь добрался до бочки и зачерпнул воды. Гниловатого вкуса он уже почти не ощущал, зато очень хотел промыть разбитую губу.
- Есть хочется... - пробормотал Май. - Аж ноги не держат. Наверное, пора вспоминать молитвы...
Шуту тоже хотелось. Но еще больше ему хотелось выбраться на волю. Страх ушел.
- Чем бояться и молиться, лучше петь и веселиться! - он сплюнул соленую от крови воду. Злая насмешка, полная презрения к темнице и ее хозяину, скользила по губам Шута. - Не раскисай, скрипач. Наша песенка еще не допета!
Наверное, он все-таки немало сил потратил на "подарочек" для Торьи, потому что, сам того не заметив, задремал. А когда проснулся, Мая рядом не было. Зато его громкие вопли разносились по всему подземелью. Шут, вздрогнув, сел. Пару мгновений он приходил в себя, а потом бросился к двери и приложил ухо к ее толстым доскам.
Кричал Май непрерывно и яростно. Но в этом крике еще не было боли, только ее предчувствие...
Шут сел, где стоял, и, обхватив голову руками, стремительно метнулся из обычного мира в тот, где умел хотя бы как-то постоять за себя и за других.
Разум в тот же миг наполнился образами чужих мучений, но Шут больше не обращал на них внимания - эти страдания остались в прошлом, а ему нужно было предотвратить новую беду...
Судя по всему, Торья - вот досада! - вполне оклемался после неудачной встречи с первым пленником. Потому что этот змей теперь решил приняться за второго... В отличие от Шута, Май был привязан к высокому столбу, который подпирал потолок. Стоял он к нему лицом, а потому не видел, что собирается делать Торья. Но вполне догадывался по малоприятным намекам старого извращенца, который держал в руках длинную плеть. Поток брани из уст музыканта был поистине впечатляющим. Так ругаться не умел даже Виртуоз. Торья, впрочем, не обращал на это ни малейшего внимания. Скорее, ему даже нравилось подобное выступление.
"Простите, господин палач, - с холодной ненавистью, подумал Шут, - но одного удара вам явно не хватило..."
Второй комок, собранный из боли и ненависти этих стен, получился, к сожалению, не столь впечатляющим, но его хватило, чтобы Торья побледнел и отступился от скрипача.
Почуяв неладное, Май приумолк. Присутствие Шута было для него незаметным и неощутимым, зато он прекрасно сообразил, что унизительная экзекуция отложена.
"О чем ты только думал, старый мерзавец, - удивлялся между тем Шут. - Не успел очухаться, а уже опять за свое... Видать решил, что это были просто кишечные колики!"
Назад он вернулся только когда убедился, что Торья вполне осознал, сколь неудачен этот день для получения удовольствий. Шут без зазрения совести проследил за тем, как их мучитель поднялся по лестнице из подземелья и, расчихвостив прислугу, велел приготовить себе кровать.
Время было уже к ночи...
"Что ж, - решил Шут, - вновь оказавшись в камере, - хочется, не хочется, а придется звать на помощь Руальда... Дени или совсем снов не видит, или не спит по ночам. Рисковать больше нельзя. Я должен дозваться..."
Но сначала он решил подождать Мая. Понимал, тому наверняка захочется вслух и громко сообщить, какой Торья плохой человек... Однако про беднягу скрипача или забыли, или просто решили, что менее родовитого и важного пленника можно запросто оставить прикованным на всю ночь.
...Руальда он нашел почти сразу. Король дрался. Он неистово размахивал огромным - с себя ростом - мечом, пытаясь разрубить на части какую-то жуткую страховидлу. Больше всего это чудище напоминало многоголовую ведьму из детских сказок, но притом еще имело перепончатые крылья за спиной и длинную королевскую мантию.
Шут не стал оттягивать момент встречи.
"Руальд!" - позвал он, вложив в свой голос все отчаяние и надежду.
Король отвлекся от драки и удивленно присвистнул, увидев, кто стоит перед ним.
"А! - усмехнулся он. - Маленький предатель. Что же ты сбежал, даже не простился?"
"Я не сбежал! - горячо воскликнул Шут, устремляясь к другу. - Меня Торья сцапал... Я знаю, где он. И мне нужна твоя помощь..."
"Да ну?" - Руальд снова обернулся к ведьме и снес ей пару голов одним ударом. Впрочем, на их месте тут же начали расти новые.
"Это правда... - Шут понимал, что драгоценное время уходит, а он так и не сказал ничего важного. - Послушай, я не лгу! Ты должен запомнить этот сон. Ты должен запомнить это место!" - и он, напрягшись изо всех сил, воссоздал перед Руальдом образ того дома, где был заточен. Шут попытался представить вновь эти серые стены, обросшие плющом, высокую ограду с кованой решеткой, темную черепицу крыши, лес вокруг...
"Я знаю этот дом, - спокойно ответил Руальд и всадил огромный клинок прямо в брюхо своему кошмару, тот лишь захихикал и начал таять. - Старый особняк Торьи... Маарги там давно уже не появлялся, только его слуги жили. Думаешь, мы не посылали стражу в этот дом? Пара солдат должны сидеть у ворот, примечать всех, кто появляется рядом. Уж о тебе или Торье они сообщили бы сразу"
"Подземный ход, наверное..." - предположил Шут.
"Может быть, - Руальд воткнул меч в землю и устало сел рядом. - Пат, как так выходит, что ты все время оказываешься в самой сердцевине проблем? Ты их нарочно вокруг себя собираешь?"
"Альда... - у Шута не было времени на глупые разговоры, - если эти ваши солдаты не вытащат нас из темницы в ближайшие часы... возможно, мы больше никогда не увидимся. У Торьи там целый подвал для пыток и пленников. Со мной еще один парень... - он помолчал немного, думая, что еще сказать. - Я знаю, как сильно виноват перед тобою... Я знаю, что мою вину можно искупить только кровью... Но лучше уж ты сам отведи меня на плаху, только не бросай здесь... прошу тебя..."
Король смотрел на него задумчиво, склонив снежноволосую голову набок. Он потирал рукой подбородок и невесело усмехался чему-то.
А потом Шут вернулся... Случилось это само собой, прежде, чем он успел проститься с Руальдом. Наверняка состояние тела играло немалую роль в умении подолгу сохранять связь со снами других людей. И несколько дней без еды, проведенные в холодной темнице, отразились на этом умении не лучшим образом... У Шута, если быть честным, уже почти не осталось сил, чтобы даже просто открыть глаза по-другому и узнать, как там Май, и где отлеживается Торья.
И ведь трех суток еще не миновало с того момента, когда Шут оказался во власти бывшего министра...
А дальше что? Что если Руальд забудет этот сон? Или не придаст ему значения? Или просто решит, мол, давай-ка, выпутывайся сам, господин Патрик...
Мысли эти были тяжелы, и Шут все больше понимал, что рассчитывать на кого-то смысла особо нет...
"Я должен сам, - говорил он себе, подходя к двери темницы. - Сам. Если даже Руальд и придет за мной, я не хочу его жалости и его милости... Это неправильно"
Он прислушался к звукам в коридоре. Там было тихо, но полночь едва миновала, и чутье подсказывало Шуту, что скоро поганец Труно все равно поведет Мая назад в камеру. Скорее всего, он сделает это так же, как делал с первым "гостем" пыточной - приставит лезвие к горлу и погонит перед собой, точно скотину.
Но ведь случится момент, когда нож останется в руке охранника, а Май будет с пинка лететь в камеру... В этот короткий миг у Шута появится первая и она же последняя возможность спасти свою шкуру. И делать это придется самым обычным способом, потому что ни на какие фокусы с Силой рассчитывать уже не приходилось...
"У меня будет очень, очень мало времени, - лихорадочно думал Шут. - Надо прыгнуть, когда этот Труно уже откроет дверь, а Май окажется достаточно далеко от ножа... Торьин мерзавец не должен меня заметить, когда отопрет темницу... Если я ошибусь, он сразу пустит нож в дело... Значит, клинок нужно выбить из рук... - Шут едва ли представлял, как сумеет сделать все это. К тому же он порядком устал, глаза совсем закрывались. - И не уснуть. Главное, не уснуть, пока буду ждать.
Ему повезло. Не успел Шут обдумать свой великий план бегства, как в коридоре послышались шаги и равномерная брань охранника. Похоже, Май успел сказать ему все, что думает о таком гостеприимстве. И в выражениях он, надо полагать, как обычно не постеснялся. А теперь выслушивал ответные комплименты в свой адрес. Охранник был не так изобретателен в словах, зато на редкость настойчив. Одни и те же грязные ругательства он мог повторять бесконечно долго, лишь меняя их местами и сопровождая оплеухами.
"Ну, - сказал себе Шут, затаив дыхание, - не облажайся, господин Патрик! Или это сделать, или и впрямь останется только молиться..."
Когда ключ лязгнул в замочной скважине, он съежился в тугую пружину под стеной и, едва лишь дверь открылась достаточно широко, метнул себя вперед, под ноги врагу...
Яркий свет обжег глаза, все смешалось, и он покатился кубарем по полу вместе с охранником, который от неожиданности и испуга захлебнулся руганью и выронил факел, едва не подпалив самого себя... Падая, Шут думал только про нож в руке негодяя. И уж конечно при всем желании он не сумел бы выбить острый клинок из его пальцев... Оставалось только надеяться, что тот не найдет свою цель слишком быстро...
А потом он услышал звук, от которого у впечатлительных барышень наверняка случился бы рвотный приступ. Для самого Шута глухой удар прозвучал как музыка, ибо ударилось не что иное, как голова Труно. Об пол, не иначе, если судить по сочности произведенного шума.
- Вставай, Пат, - хрипло дыша, сказал Май. Он протянул Шуту руку, помогая подняться. - Цел?
- Цел... - Шута сотрясала крупная дрожь. Он с трудом встал, превозмогая внезапно накатившее головокружение, и посмотрел на охранника. Да, барышни и впрямь тут лишились бы чувств - судя по количеству крови вокруг физиономии Труно, череп у того был проломлен необратимо. Никакого сожаления на этот счет у Шута не возникло... - Идем, сказал он Маю, который поднимал с пола длинный клинок тюремщика. По сути это был даже не нож, а короткий меч. Скрипач повертел его из стороны в сторону, оценивающе прибрасывая на ладони. В другой руке он держал чудом не угасший факел.
- А баланс-то так себе, - небрежно отметил музыкант, качнув клинком, и кривовато улыбнулся Шуту.
В свете огня лицо его было похоже на маску хищника, который вкусил чужой крови. Но в этот миг всклокоченный, злой как демон Май казался Шуту родней и прекрасней любого бога.
Шут хотел покинуть дом Торьи сразу же. У него не было ни малейшего желания задерживаться. Но когда он сказал об этом Маю, тот недоуменно воскликнул:
- Уйти?! Просто так взять и уйти?! После всего, что он сделал, этот... этот... - поток красочных эпитетов в адрес Торьи весьма впечатлил Шута. - Да ни за что! - закончил свое горячее выступление музыкант. - Пока я не увижу его кишки на этом огрызке железа, - он махнул клинком Труно, - никуда не уйду!
Шут смотрел на скрипача с удивлением - по правде сказать, он не ожидал от своего спутника такой кровожадности. Одно дело разбить башку охраннику, чтобы вырваться на волю... совсем другое - намеренно идти на месть.
- Зачем? - спросил он Мая. - Зачем тебе это?
- Затем, - яростно ответил скрипач, - что никто не смеет нагибать меня, как бабу и хлестать плетьми! Никто не смеет отбирать мою скрипку и держать на гнилой воде! Ты помнишь, что сказано в Писании? Помнишь завет Отца? "Ни врагу, ни брату не дозволяй владеть твоей судьбой! А если принял удар, верни его, ибо так справедливо!"
- Ну да... - устало ответил Шут. - А в писании от Матери сказано иначе... "Прощай врагам твоим и будь милостив к сирым душою" - уж что-что, а храмовые тексты он помнил до сих пор...
- Вот пусть девки жалостливые и прощают! - с этими словами Май решительно зашагал в сторону пыточной. Там он, рыча от злости, залил все маслом из какой-то бочки и запалил такой костер, какого Торьино подземелье еще не знало. Видя, как пламя облизывает странные и страшные орудия, Шут подумал, что это все-таки очень приятное зрелище.
Выход они нашли только один - по высокой каменной лестнице, винтом уходящей наверх. Шут поднимался медленно, пытаясь понять, что вообще происходит и куда он сейчас ввязывается... Зато Май прыгал через ступеньку, забыв про усталость и голод. Впрочем... столкнувшись в коридоре с пожилой стряпухой, скрипач незамедлительно вырвал у нее из рук крынку с молоком и жадно приник к широкому горлышку, заливая лицо и ворот белыми струями. Служанка, которой отчего-то не спалось в столь поздний час, конечно, хотела поднять крик, но увидев оружие, лишь попятилась и испуганно вжалась в стену. Пока Май опустошал крынку, она наверняка молила богов сохранить ей жизнь. Короткий меч упирался женщине прямо в грудь.
- А теперь, - сказал скрипач, утирая губы и протягивая крынку Шуту, который все это время стоял рядом с факелом, - ты, голубушка, отведешь нас к своему хозяину. И только попробуй пискнуть! - после молока глаза у музыканта заблестели, оно пришлось очень кстати. Да и сам Шут охотно допил все, что оставалось в крынке.
Кухарка оказалась ненамного смелее охранника и поначалу пыталась жалобно скулить, мол, отпустите люди добрые... но легкий укол мечом промеж лопаток быстро вразумил глупую бабу.
В доме было тихо и темно - стояла глухая ночь.
- Спит, небось... - с ненавистью бормотал Май, поднимаясь за служанкой на второй этаж особняка. - Устроим ему приятный сюрприз! - на середине пролета он пошатнулся и схватился рукой за перила, но справился с головокружением так быстро, что кухарка даже не заметила этой заминки.
Голод... Посиди-ка с неделю на одной воде... Шут вообще не понимал, откуда Май берет силы ходить и даже драться.
Но затея эта ему не нравилась. Нет, Шут не испытывал нежных чувств к своему мучителю, и справедливое наказание считал вполне уместным... но не вот так. Он полагал, что Торью надо судить, что сам король должен решить, какова будет расплата за содеянное бывшим министром зло.
И совершенно не хотел быть причастным к обычному грубому убийству...
- Май... - Шут осторожно тронул скрипача за рукав. - Что ты хочешь сделать с ним?
- Спроси лучше, чего не хочу, - рявкнул тот. - Будь моя воля, я бы сначала придушил его, потом бы утопил, потом отравил, потом...
- Ну, хватит, - остановил его Шут. - Я думаю, достаточно будет просто связать и дождаться гвардейцев короля. Пусть Руальд сам судит этого человека.
- Короля! - Май посмотрел на Шута с насмешкой и подозрением. - Да откуда королю здесь взяться? Ты так говоришь, словно и в самом деле с ним знаком!
- Знаком, - вздохнул Шут.
Скрипач удивленно покачал головой, но ничего не сказал на это. Только ответил спокойно:
- Я сам решу, что с ним делать, Пат. Тут мне и король не указ.
Оказавшись перед дверью в опочивальню Торьи, он несколько мгновений медлил. Хмурясь, смотрел на зеленую от старости бронзовую ручку. А потом словно что-то решил для себя и сердито рванул ее.
Разумеется, дверь была заперта.
Май даже зашипел от досады. Понятно, что ключа служанка не найдет - деревянную створку держал обычный засов изнутри.
- Ахх, ты... - еще один поток брани обрушился на злополучную дверь. Май не пытался скрывать своего присутствия. Он готов был драться с врагом открыто. А тот предпочел закрыться в своей норе...
- Подожжем дверь! - сказал скрипач Шуту и отобрал у него факел.
Старое дерево загоралось плохо. Тут бы тоже не помешало то масло, которым Май поливал пыточный арсенал Торьи. К слову сказать, едкий запах дыма уже струился по всем этажам дома. Музыкант злился и сыпал отборными ругательствами.
Однако прежде, чем он убедился в бесполезности своей затеи, на улице послышался стук множества копыт, лязг оружия, крики и прочий шум, столь характерный появлению большого конного отряда.
- Именем короля! - загрохотали в главные ворота особняка. - Именем короля - откройте!
Май метнул на Шута изумленный взор.
Но тут Торья наконец понял, что прятаться больше смысла нет. И наверняка решил бежать через свой подземный ход - закопченная до черноты дверь распахнулась, едва не пришибив раскрывшего рот Мая. Однако опомнился скрипач очень быстро и в следующий миг уже бросился на обидчика, широко замахнувшись своим коротким клинком. К большому удивлению Шута, господин бывший министр оказался гораздо ловчей, нежели это представлялось Маю. Он без труда увернулся от удара и парировал его своим мечом. Звон железа наполнил коридор, и очень быстро Торья оттеснил отощавшего, не слишком-то сильного скрипача, которого превосходил как по росту, так и по весу. Шут даже испугался, что еще немного - и Май сам заработает дырку в животе. Допустить этого ему никак не хотелось, поэтому он подхватил упавший факел и что было силы обрушил его на макушку Торьи, который весьма удачно забыл про второго своего "гостя". Увы, промахнулся - железный обод врезался хозяину дома в спину. Зато огонь охотно лизнул кружевной ворот бывшего министра, а затем и его волосы. Торья, мгновением ранее выбивший клинок из рук Мая, взвыл от боли и рывком обернулся к Шуту. Но сделать ничего уже не успел... Май не медлил и секунды - бросился на своего обидчика со спины и, повалив на пол, мертвой хваткой вцепился в горло.
К величайшему сожалению скрипача, придушить Торью ему не удалось.
Лязгая оружием, в коридор вбежали солдаты городской стражи.
Горячая ванна была так хороша, что Шут едва не уснул, нежась в ароматной воде с травами. Травы имели явные целебные свойства, их добавили по распоряжению старого дворцового лекаря. Мудрый Вильяр определил, что голова у господина Патрика на редкость прочная, а ссадину от дубинки можно даже не зашивать. Главное - не усердствовать с вином ближайшую пару дней. И кушать аккуратней после вынужденной диеты.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |