Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Пергамент исчерчен строчками и усеян чернильными пятнами. Смыть бы это с себя, стереть, забыть. Все эти извинения. Все эти ничего не значащие слова. Объяснения. Вырвать бы все это из своей жизни, 9 страница



 

— У меня получилось, Грейнджер, — спокойно произносит он, и от его хриплого голоса все тело покрывается ледяной коркой. Девушка облизывает пересохшие губы и выдыхает:

 

— Что получилось, Малфой?

 

— Вызвать материального Патронуса.

 

Она пораженно смотрит на него. Он неделю провел в компании Волдеморта, он все это время ходил по краю, был на волосок от смерти, он выбрался – и первые слова, которые он произносит – о Патронусе? Как ему это удалось? Там, в аду, среди крови, криков и страха, он нашел-таки воспоминание, полное света? Парень с пепелищем вместо души нашел-таки надежду?

 

— Покажи, — отвечает она почти ровным голосом, наплевав на то, что сердце уже готово пробить ребра и выскочить из груди.

 

Драко усмехается и вынимает из кармана волшебную палочку. Закрывает на мгновенье глаза, и руки у него немного подрагивают. Он замирает на несколько секунд, потом делает взмах палочкой и произносит четко и ясно:

 

— Экспекто Патронум!

 

Из его палочки вырывается мощный сияющий луч, и в мгновение ока по Выручай-комнате ходит, озаряя все вокруг ярким серебристым светом, роскошная тигрица.

 

Гермиона чувствует, что ей перекрыли кислород. В горле пересохло, а сердце, кажется, остановилось. И сделать вдох уже почти невозможно, и девушка задыхается, смотря широко раскрытыми глазами на сияющего зверя.

 

— Малфой, — хрипит она потрясенно, — Малфой, какое воспоминание ты выбрал?

 

И она не хочет слышать его ответ, она не хочет, чтобы он произносил эти слова, ведь и так прекрасно все знает. Он молчит и смотрит прямо и смело, не отводит взгляда, и Гермиона не выдерживает, срывается и бежит что есть мочи оттуда, как уже бежала однажды. И снова сердце колотится в груди, и от быстрого бега сбивается дыхание, но главное сейчас – это не останавливаться, ведь тогда понимание холодной волной накроет ее, и она утонет, ведь плавать уже разучилась. Она влетает в гриффиндорскую гостиную, мчится к лестнице, перепрыгивает ступеньки, захлопывает дверь в девчачью спальню и прислоняется к ней спиной. Она вынимает из кармана волшебную палочку дрожащими руками, она закрывает глаза и видит темную комнату, и лицо парня, освещенное молнией, она чувствует на своих губах жесткие поцелуи, слышит хриплые стоны, чувствует его терпкий запах...

 

— Экспекто Патронум, — выдыхает она и открывает глаза. И тут же сползает по двери на пол, прикрыв рот ладонью.



 

— Твою мать... — шепчет тихо-тихо.

 

А посреди комнаты расхаживает, гордо вскинув голову, огромный серебристый сияющий барс.

 

03.08.2012

 

16.

 

Ноябрь умирал.

 

Он отчаянно цеплялся за жизнь, но зима была неумолима — била ночными заморозками, холодными ветрами и первым мокрым снегом. Последний месяц осени доживал свои последние дни, он отступал, освобождая дорогу декабрю.

 

Казалось, друзья прочитали о Годриковой Лощине все. Они исследовали любые, даже самые незначительные, упоминания о малой родине Годрика Гриффиндора, просмотрели кучу книг, изучили даже подшивку старых выпусков «Пророка». Информации было немного, но она была. Оказалось, что в Годриковой Лощине живет один из самых лучших историков, автор школьного учебника «История магии» Батильда Бэгшот. Она уже очень стара, но к кому еще, если не к ней, можно обратиться за помощью? Она жила в Годриковой Лощине, она знает историю этого селения, а значит, она вполне может рассказать что-то о Игнотусе Певерелле и Дарах Смерти. Именно к ней, в первую очередь, собиралась обратиться Луна.

 

Дни ускользали, до первых выходных декабря оставалось все меньше и меньше времени. Было страшно. И в то же время — невозможно было больше ждать, хотелось действовать, хотелось делать хоть что-нибудь, сидеть без дела было невыносимо. Каждый вечер Лаванда, не обращая внимания на боль в плече, обращалась в жука и отправлялась в гостиную Слизерина. Благодаря ей Гермионе уже дважды удалось избежать столкновения с Ноттом и компанией — они все еще не могли успокоиться и продолжали разрабатывать планы по уничтожению грязной крови. Вот только после каждого ее анимагического превращения рана на плече снова начинала кровоточить. Ребята не знали, что делать — в больничное крыло обращаться было запрещено. Браун только отмахивалась — ерунда! Гермионе оставалось только поражаться — как же сильно изменилась девушка за последние три месяца! Как не похожа была эта серьезная и сильная Лаванда, на ту, другую, у которой в голове только модные в этом сезоне фасоны платьев и последние хогвартские сплетни!

 

Первая декабрьская суббота выдалась белой. Ночью выпал первый настоящий снег, а легкий мороз не дал ему растаять. Друзья стояли в гриффиндорской гостиной и напряженно молчали. Слов не было. И только Луна, казалось, оставалась спокойной и все так же улыбалась, запахивая поплотнее теплую мантию.

 

— Ну, я полетела. Увидимся вечером! — произнесла Луна, собирая свои длинные пепельные волосы в тугой пучок.

 

— Удачи тебе, — улыбнулась в ответ Джинни. Рейвенкловка помахала друзьям рукой и обернулась. Невилл распахнул окно, и большая белая сова выпорхнула на улицу. Четверо друзей застыли, не отрывая взгляда от уменьшающейся белой точки на фоне серого пасмурного неба.

 

— У нее все получится, — прошептала тихонько Лаванда, а Невилл взял ее за руку и легонько сжал тонкие холодные пальцы.

 

— Конечно, получится. Иначе просто не может быть.

 

— Гермиона, — Джинни повернула голову к подруге, отрывая взгляд от свинцовых туч, в которых уже невозможно было различить белую птицу, — где ты планируешь провести Рождество?

 

Грейнджер вздрогнула. В сумасшедшем водовороте последних недель она и думать забыла о том, что приближается Рождество, а значит — каникулы.

 

— Я еще не думала об этом.

 

— Может, поехали в Нору? Все наши приедут, Фред и Джордж, и Билл с Флер, и даже Чарли. Вот только... — Джинни замолчала резко, словно споткнулась о что-то, но тут же продолжила: — Вот только Рона не будет. И Гарри. Приезжай! Отвлечешься хоть немного...

 

Гермиона задумалась. У нее не могло быть никаких планов на Рождество. Еще перед началом учебного года она изменила своим родителям память, и те уехали жить в Австралию. Оставаться в пустой школе один на один с Кэрроу не очень хотелось. Может, и вправду отправиться в Нору? Веселого праздника, конечно, не будет, но уж лучше отбыть каникулы там, вместе с Джинни и близнецами, нежели одной в холодной и мертвой школе.

 

— Поехали, — выдохнула девушка, решившись. Джинни радостно улыбнулась в ответ.

 

День тянулся медленно, словно патока. Хотелось занять чем-то руки, но ничего не получалось. Все прочитанное тут же вылетало из головы, варить зелья в таком состоянии вообще было взрывоопасно. Гермиона бродила по территории замка с Джинни и Лавандой в полной тишине. Говорить не хотелось. Души переполняла тревога, и все слова были тут лишними. Снег скрипел под ногами, морозный воздух врывался в легкие, низкие облака давили на головы. Ну, Луна, где же ты?

 

После обеда к девушкам присоединился Невилл, и они стали молчать уже вчетвером. Быстро темнело, над Хогвартсом сгущались сумерки. Луны все не было.

 

На ужин никто не пошел — было просто невыносимо даже представить себе, что придется сидеть в Большом зале и делать вид, что все хорошо. Они не чувствовали голода. Они не чувствовали ничего, кроме тревоги.

 

Вдруг в окно кто-то постучал. Все, как один, вскочили на ноги и бросились к оконной раме. Там, на подоконнике, сидела уже знакомая всем полярная сова с большими желтыми глазами. Она влетела в гостиную и присела на стол, отряхивая перья от снега. И не успел Невилл закрыть окно, как на столе уже сидела, скрестив ноги по-турецки, Луна. Ее мантия была мокрой, Лавгуд стянула ее и бросила на кресло, потом распустила волнистые пепельные волосы, с облегчением встряхнула головой. Подняла на друзей усталый взгляд и улыбнулась.

 

— Ты как? — спросила осторожно Джинни, присаживаясь в кресло.

 

— Полет прошел успешно! — рассмеялась рейвенкловка. — У меня для вас есть немного новостей!

 

— Рассказывай быстрее! — взмолилась Лаванда, нервно переминаясь с ноги на ногу от нетерпения. Теперь, когда друзья увидели, что с Луной все хорошо, напряжение отпустило их, тревога ушла, осталось только любопытство.

 

— Новость первая, грустная. Батильда Бэгшот мертва, — друзья озадаченно переглянулись. — Я нашла ее дом, постучала, но мне никто не ответил. Однако одно из окон было открыто, я подумала, что это странно, холодно ведь. Обернулась в сову, влетела внутрь и... и увидела ее. Она умерла недавно, может, несколько дней тому назад. Ее еще не нашли... — Луна грустно вздохнула и потерла ладонями уставшее лицо. — Я потом написала записку и оставила ее под дверью соседнего дома. Надеюсь, ее похоронят по-человечески...

 

— Значит, тебе не удалось ничего разузнать? — подавленно спросил Невилл, но Луна отрицательно покачала головой.

 

— Я обыскала ее дом. Это была новость номер два.

 

— И что?

 

— Нашла там одну прелюбопытнейшую книгу, — Луна потянулась к своей мантии и достала из внутреннего кармана новенькую книгу с яркой обложкой. — Я не успела ее, как следует, прочитать, только пролистала. Конечно, автором этого чтива является Рита Скитер, и все, что здесь написано, следует пропускать через фильтр, но меня заинтересовало вот что...

 

Она пролистала несколько страниц, и протянула открытую книгу друзьям.

 

— Это почерк Дамблдора! — уверенно сказала Гермиона. Луна кивнула.

 

— Да. И посмотри на подпись, — на раскрытой странице была напечатана фотография письма, написанного, несомненно, рукой покойного директора. А в имени вместо буквы «А» был нарисован знак Даров Смерти. — Это письмо Гелерту Гринденвальду. Оказывается, он родственник Батильды Бэгшот, и некоторое время проживал в Годриковой Лощине. Они с профессором Дамблдором были друзьями.

 

— Но ведь этого не может быть! — недоверчиво протянула Лаванда. — Ведь всем известно, что Гринденвальд был темным волшебником, а их дуэль с Дамблдором 1945 года вошла во все учебники...

 

— Именно из этого Скитер сумела сделать очередную сенсацию, — кивнула Лавгуд.

 

— Это написала Рита Скитер, которая когда-то уверяла весь волшебный мир, что Гарри Поттер встречается с Гермионой Грейнджер! Этому нельзя верить! Дамблдор не мог дружить с Гринденвальдом! — возмущенно воскликнула Джинни.

 

— Колдография письма, Джин. Оно — подлинно.

 

— Как давно оно было написано? — спросил хмуро Невилл.

 

— Очень давно. Дамблдор тогда только закончил Хогвартс, — ответила Луна.

 

— Они искали Смертельные реликвии, — вдруг произнесла Гермиона, до этого не участвующая в споре. Все с недоумением посмотрели на нее. — Профессор Дамблдор и Гелерт Гринденвальд искали Смертельные реликвии. Именно поэтому, директор так подписал свое письмо. Но, видимо, потом их дороги разошлись, они поссорились... Я не знаю...

 

Гермиона поднялась и начала нервно расхаживать по гостиной. Друзья не отрывали от нее встревоженных и внимательных взглядов. Девушка размышляла вслух, не замечая ничего вокруг.

 

— Это все только догадки, но ведь... если предположить, что Дамблдор отказался от поисков Даров Смерти, а Гриндендальд продолжил их... Стать обладателем мантии-невидимки он не мог, она принадлежала семье Поттеров. О камне нам почти ничего неизвестно, но... — Гермиона резко остановилась и посмотрела на друзей. — Но он мог найти Старшую палочку.

 

— Но если он был хозяином Бузинной палочки, значит... — начала была Лаванда, но Гермиона договорила вместо нее:

 

— Значит, она изменила своего хозяина в 1945 году. Когда профессор Дамблдор победил Гринденвальда на дуэли.

 

Ребята переглянулись. В гостиной воцарилась напряженная тишина.

 

— Когда волшебник умирает, куда девается его палочка? — в полной тишине голос Гермионы казался слишком высоким.

 

— Ее хоронят вместе с хозяином, — ответил Невилл.

 

— Значит, если наши догадки верны, то... Верховная Палочка лежит в Белой гробнице?

 

— «Искать нужно там, где другой искать не станет. Все у вас под носом». Все сходится! — прошептала едва слышно Джинни. — Но мы ведь не будем... ее оттуда забирать?

 

— Конечно, нет! Пока палочка там, она в безопасности! Сами-Знаете-Кто не знает, что она в Хогвартсе, иначе он бы давно ее отсюда забрал. А единственный человек, который знает о настоящем владельце Верховной палочки, сидит сейчас в Нумернгарде. А значит, пока переживать об этом не стоит... — решительно сказал Невилл. Все остальные неуверенно кивнули. Ведь было понятно, что, рано или поздно, Волдеморт узнает, где именно лежит Бузинная палочка, и он не остановится перед осквернением гробницы. И они никак не смогут ему помешать.

 

— Если честно, я такая голодная, что дракона бы съела, — смущенно улыбнулась Луна. — У вас нет ничего вкусненького?

 

И все как будто отмерли после длительного сна. Ужин они все пропустили, но ведь можно было спуститься на кухню и попросить еды у домовиков, поэтому, уже через полчаса, все пятеро с удовольствием ужинали, сидя на ядерно-желтом диване у огня.

 

А когда, усталые и сытые, Гермиона и Лаванда поднялись ночью в девчачью спальню, их ждало злое ворчание Парвати:

 

— Усмирите свою птицу, она тут уже час, как спать не дает, и к себе никого не подпускает...

 

Гермиона посмотрела на подоконник, и ее сердце в одно мгновенье ухнуло вниз. Там сидел уже знакомый черный филин, к лапке которого был привязан конверт и небольшой сверток. Лаванда окинула Гермиону любопытным взглядом, но комментировать не стала, лишь спокойно ушла к своей кровати, пожелав всем спокойной ночи.

 

Грейнджер отвязала сверток и конверт и выпустила птицу. Потом забралась на свою кровать, задернув полог. Руки дрожали, ведь она знала, от кого письмо. И догадывалась, что было завернуто в жесткую темную бумагу. Она не приходила в Выручай-комнату после того, как Малфой показал ей своего Патронуса. Она боялась, безумно боялась, хотя и сама не знала чего. Она видела Малфоя каждый день — и облегченно вздыхала, увидев его живым и здоровым. Она чувствовала на себе его взгляд, цепкий и колкий. Между ними происходило нечто странное, невозможное, неправильное. Они были связаны, и не было сил и желания освободиться. «Влипли, — шептала про себя Гермиона каждый вечер. — Мерлин, как же мы влипли...». Они уже ничего не могли с этим поделать.

 

Гермиона разорвала конверт и пробежалась взглядом по строкам, написанным знакомым почерком.

 

«Какого черта тебя не было сегодня на ужине?

 

Четверг, Выручай-комната, после ужина. В пятницу утром я уезжаю. Мои рождественские каникулы начинаются немного раньше.

 

P.S. Не забывай больше свои вещи»

 

Гермиона нервно выдохнула и развернула сверток. В ее руках была ее школьная мантия, забытая неделю тому назад на диване в полутемной теплой комнате на восьмом этаже.

 

 

* * *

Она заперла дверь, и прислонилась спиной к косяку. Он недвижно сидел в кресле, напряженный и немного злой. Гермиона вздохнула — черт побери, Малфой, что творится в твоей душе сейчас?

 

— Почему ты уезжаешь из Хогвартса раньше на неделю? — спросила она, он поднял на нее усталый взгляд и ухмыльнулся.

 

— Меня вызывают, Грейнджер. Очередной прием в поместье.

 

Вот значит как. Прием в Малфой-мэноре. Что грозит тебе на этот раз, Малфой?

 

— Ты, наверное, счастлив.

 

Он резко поднялся с кресла и отошел к окну, не взглянув на девушку и не удостоив ее ответом. Гермиона подошла к своему креслу и села, подобрав под себя ноги. Они молчали. Тишина повисла между ними, и прорваться сквозь нее было почти невозможно. Грейнджер смотрела на его спину, неестественно прямую и напряженную. Он не отрывал взгляда от снежных завалов за окном.

 

— Малфой.

 

Парень обернулся и встретился с ней взглядом. В серых глазах не замирали больше молнии, там была только горечь и обреченность.

 

— Тебе страшно, Малфой?

 

Он дернулся, как от удара, порывисто подошел к ней, схватил холодными пальцами ее подбородок, заставил смотреть в глаза. Она не отвела взгляда, смотрела прямо и уверенно. В его взгляде разгорался привычный огонь, и Гермиона удовлетворенно ухмыльнулась.

 

— Не надо меня жалеть, Грейнджер. Не смей, поняла? Это — моя жизнь, и не суй в нее свой любопытный нос! — Малфой почти шипит, он выплевывает слова ей в лицо, а она только приподнимает бровь:

 

— А не то что, Малфой?

 

Холодные пальцы стискивают подбородок еще сильнее, светлые волосы падают на глаза, а взгляд уже опаляет. У Гермионы дрожат пальцы, но не от страха. Она играет с огнем, трогает пламя, а тут уж нужно позабыть о страхе, тут нет времени боятся — только гореть. И получать от этого удовольствие.

 

Он целует ее резко, и губы у него горячие. Она хватает рукой волосы на его затылке и притягивает к себе ближе, пьет поцелуй жадно, и это сейчас — их воздух. Им нужно чувствовать друг друга, иначе замерзнут, и никакие Согревающие чары не спасут. И нервное горячее дыхание обжигает кожу, и они не могут остановиться, ведь голодные губы не хотят отрываться друг от друга, ведь душу охватывает беспричинный страх — а вдруг, я открою глаза, и окажется, что мне все это померещилось, и Выручай-комната пуста?

 

Он разрывает поцелуй и распрямляется. Гермиона ловит себя на мысли, что он действительно высокий, и чтобы чувствовать себя хоть немного увереннее, тоже поднимается на ноги. Нервно и судорожно хватается за воротник его рубашки, комкает дорогую белоснежную ткань и говорит вдруг громко:

 

— Малфой, сукин сын, пообещай мне, что вернешься после каникул живым.

 

Он смотрит на нее сверху вниз, и слова ее громом бьют по барабанным перепонкам, он прижимает ее к себе слишком сильно, забывая об осторожности, но она даже не морщится от легкой боли.

 

— С каких это пор тебе стало так важно, чтобы я жил, а, Грейнджер? — тянет насмешливо, вглядываясь в ее заостренное и бледное лицо.

 

— С тех самых, когда ты присылаешь мне забытые мантии, — ухмыльнулась она. И снова поцеловала его, поцеловала, чтобы утонуть, в очередной раз, в его запахе, в его силе, чтобы раствориться и забыть, кто она и кто он. Забыть обо всем, забыть, что вокруг война и боль, забыть, что его нужно ненавидеть.

 

— Пообещай, Малфой.

 

— Я не буду тебе ничего обещать.

 

И его слова — словно пощечины. И его хочется ударить, и она бы ударила, но он целует ее снова, и остается только впускать его горячий и уверенный язык в свой рот, кусать его губы, впиваться короткими ногтями в его шею, остается только целовать в ответ, да так страстно, чтобы подкашивались ноги. И не отпускать этого ублюдка, ни в коем случае не отпускать, ведь без него...

 

Без него устоять на ногах будет невозможно.

 

 

* * *

Утро пятницы было хмурым и серым. Незаметно подкралась оттепель, снег за окнами начинал таять, превращался в грязную отвратительную кашу. Гермиона поежилась, зайдя в Большой зал. Ей не нужно было смотреть на стол Слизерина, она знала, что Малфоя там нет, ведь не почувствовала на себе тяжелого взгляда. Она прошла к столу своего факультета и опустилась рядом с Джинни и Лавандой.

 

— Приятного аппетита, — улыбнулась она подругам. Уизли приветливо улыбнулась, намазывая себе тост джемом, а Лаванда только кивнула. Она вообще была довольно хмурой и какой-то... растерянной?

 

— Что-то случилось? — осторожно спросила Гермиона, но девушка только отрицательно покачала головой:

 

— Нет, все в порядке. Только... Гермиона, поможешь мне с домашним заданием для Флитвика? У меня что-то не очень получается...

 

Грейнджер непонимающе посмотрела на однокурсницу. На Заклинаниях они сейчас тренировали невербальные чары замедления движений, и кажется, раньше у Лаванды проблем с ними не возникало.

 

— Да, конечно, помогу! У нас ведь сейчас нет занятия, можем потренироваться в гостиной, если хочешь.

 

— Лучше найти какой-то пустой класс. Не хочу случайно угодить в кого-то заклинанием, — ответила Браун. Гермиона кивнула и принялась за еду.

 

После завтрака девушки вышли с Большого зала и отправились на поиски пустующего кабинета. Когда они, наконец, нашли один такой, Лаванда закрыла за собой дверь, посмотрела Гермионе в глаза и выпалила:

 

— Что у тебя с Малфоем?

 

Сердце остановилось. Грейнджер смотрела на подругу расширенными от ужаса глазами и не могла вымолвить и слова. Ее поймали. Ведь нельзя жить в двух мирах одновременно, ты предательница, Гермиона, и, рано или поздно, об этом должны были узнать.

 

— Просто вчера я обернулась в жука и полетела в гостиную Слизерина. Там не было ничего интересного, но потом Малфой направился к выходу из гостиной, я подумала, что это подозрительно, и... я села к нему на мантию. Я видела вас. Прости, я не хотела подслушивать, но не могла выбраться из Выручай-комнаты, пока кто-то из вас не откроет дверь, и я... прости. Я все слышала.

 

И ноги уже не держат, Гермиона опирается руками на ближайшую парту и не сводит испуганного взгляда от Лаванды. «Это конец», — проносится в голове, а все остальные мысли заглушает оглушительное биение сердца. Все кончено, Грейнджер. Ты попалась.

 

Лаванда громко выдохнула. Видимо, этот разговор тоже давался ей нелегко. Она прошлась по кабинету, нервно кусая губы.

 

— Я понимаю, это не мое дело. Но... он же Пожиратель, Гермиона!

 

— Я знаю... — прохрипела Грейнджер в ответ.

 

— Он опасен. Он убийца. Он... он ведь зло! — и Гермионе хочется закрыть уши ладонями, чтобы не слышать Лаванду, не слышать ее слов, не слышать ее надрывного голоса, в котором столько горечи и боли. — У него на руке — Черная Метка, он вместе со своими дружками убивает для Сама-Знаешь-Кого людей, убивает маглорожденных! Убивает таких, как ты! Это же Малфой, Гермиона!

 

— Я знаю, Лаванда.

 

Девушка остановилась посреди кабинета и внимательно посмотрела на подругу.

 

— У вас... У вас это серьезно?

 

— Он спас мне жизнь в Верхнем Флегли. А у меня поменялся Патронус, — у Гермионы голос отрешенный, и глаза пустые. «Все кончено», — стучит в ее пульсе, и спасаться уже нет смысла. Ты заигралась, девочка.

 

Лаванда прячет лицо в ладонях, потом порывисто подходит к Гермионе и крепко обнимает ее.

 

— Я просто очень волнуюсь за тебя. Но ты сильная, ты умная, ты знаешь, что делаешь. Я никому не скажу о вас. Только... будь осторожна, хорошо?

 

Гермиона не верит своим ушам. Неужели ей не показалось? И Лаванда действительно произнесла то, что она услышала? И девушка обнимает подругу в ответ, обнимает так сильно, как только может.

 

— Я... буду осторожна. Обещаю. Это сильнее меня. Я уже себе не принадлежу. Мне просто необходимо знать, что с ним все хорошо, что он все еще дышит... Я... Спасибо тебе.

 

Лаванда успокаивающе погладила ее по спине и закрыла глаза.

 

— Как же ты умудрилась так вляпаться?..

 

За окном вновь падал мокрый снег.

 

09.08.2012

 

17.

 

 

17.

 

Драко запер за собой дверь, стянул с плеч мантию Пожирателя, подошел к окну и уперся руками о подоконник. Темная неделя, кровавая неделя, тяжелая неделя... Он устал.

 

Каждый день допросы, каждый день избиения, каждый день пытки. Словно затянувшийся кошмар, который никак не хочет прекращаться, словно зыбучие пески, которые затягивают тебя, и надежды на спасение нет. Скольких ты убил на этой неделе, Малфой? Хватит ли этого для Лорда? Хватит ли этих смертей для того, чтобы тебе разрешили жить?

 

Драко закрыл глаза. Он все еще не мог выбросить из головы сегодняшний допрос. Когда в каминный зал Малфой-Мэнора ввели мужчину средних лет в очень потрепанной и грязной мантии, Драко не сразу понял, в чем дело. Почему мать как-то уж слишком нервно выдохнула и побледнела, почему Беллатриса так радостно и безумно расхохоталась? Мужчина был ему незнаком. У Драко была хорошая память на лица, он запоминал людей и мог сказать со стопроцентной точностью — с этим человеком он никогда не встречался. Но, видимо, мама и Беллатриса знали, кто это такой.

 

— Попался, Тонкс?! — рассмеялась истерично тетка и сделала несколько шагов навстречу мужчине, которого держали два егеря. Драко понял — видимо, это тот самый Тед Тонкс, грязнокровный муж тети Андромеды, старшей из сестер Блэк. — Давно хотела с тобой встретиться!

 

Мужчина улыбался. Он не отвечал Беллатрисе и не отводил от нее взгляда. Спокойный. Он словно смирился с тем, что скоро умрет. Он не закричал, когда из палочки тетки ударил первый Круциатус. Он не раскрыл рта, когда к Беллатрисе присоединились другие Пожиратели. Его пытали, над ним смеялись, его мучили, а он так и не промолвил и слова. И взгляд у него был усталым и каким-то... понимающим. И только потом, уже лежа на грязном полу в луже собственной крови и рвоты, он еще раз поднял уже безумный взгляд на Беллатрису и прохрипел:

 

— Андромеда...

 

Драко открыл глаза и резко оттолкнулся руками от подоконника. Он прошелся по комнате и замер возле камина. Руки слегка подрагивали. Он впервые видел человека, смирившегося со смертью, принявшего ее спокойно, с каким-то умиротворением и достоинством. Все, умершие на глазах Драко, молили о пощаде, кричали, плакали, просили... Все хотели жить. И только этот мужчина, человек в изорванной грязной мантии, человек, который теоретически считается твоим родственником, встретил свою смерть спокойно. Было даже ощущение, что он... ждал ее. Как же нужно измучить человека, чтобы смерть казалась высшей благодатью, подарком, избавлением? Какой же поганой должна быть его жизнь?

 

Драко сделал глубокий вдох. Именно сейчас, стоя в своей холодной и пустой комнате фамильного поместья, он очень хотел жить. И эта жажда жизни выжигала все остальные чувства, она затмевала боль, страх, ненависть. Жить хотелось до невозможности, до боли, до безысходности...

 

В дверь тихонько постучали, и Малфой резко обернулся, выхватив, на всякий случай, волшебную палочку.

 

— Кто там?

 

— Драко, это я... — голос мамы звучал немного приглушенно, и юноша облегченно выдохнул и спрятал палочку.

 

— Входи.

 

Нарцисса вошла в комнату и неслышно затворила за собой дверь. Парень не зажигал свечи, поэтому в помещении царила почти непроницаемая тьма. Миссис Малфой вытянула палочку и легким взмахом зажгла свечи.

 

— Как ты? — осторожно спросила она, присаживаясь на кровать. Она выглядела еще бледнее обычного, и тени под глазами казались особенно глубокими. Сердце Драко сжалось — мать выглядела усталой, и во взгляде ее было что-то такое обреченное, такое горькое, такое надломленное... В ее взгляде было что-то такое, что он всего час назад увидел в глазах Теда Тонкса.

 

— Нормально, — ответил парень, не разрывая зрительный контакт. Нарцисса едва заметно улыбнулась, но улыбка получилась какой-то слишком грустной. Они понимали друг друга без слов, они были не нужны и казались смешными. Зачем говорить? Словами делу не поможешь.

 

— Ты не замерз? В поместье довольно холодно. Надень мантию, — Малфой покосился на мантию Пожирателя, что лежала на кресле у входа, и поморщился.

 

— Нет, мне не холодно.

 

Нарцисса встала, подошла ближе к сыну и вгляделась внимательно в его лицо. Бледный и усталый, он казался намного старше своих семнадцати лет. Женщина тяжело вздохнула и вымолвила тихо:

 

— Лорд прибыл в поместье. Через полчаса велел явиться в Большой зал на собрание, — лицо сына не изменилось, ничего невозможно было прочитать по нему, но миссис Малфой почувствовала, как он напрягся.

 

— Хорошо, я спущусь, — голос юноши был ровным, глаза — спокойными, но мать понимала, что это спокойствие давалось ему через силу. Откуда только у него берется столько силы и выдержки? Что-то помогало ему не сломаться, держать лицо? Что-то разжигало в нем жажду жизни, но что?..


Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 17 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.05 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>