Он вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Саске перевернулся на бок. В голове мерцали странные непривычные мысли. Интересно, почему не стали друзьями с Суйгецу? Все было: и пацаны на двоих, и ночные вылазки на Дамбы, и драка... Секса не было и не хотелось: друзей не ебут, видимо. Так почему – не друг? Что не так?
Или понятие это незнакомо, а на самом деле он уже давно не просто знакомый, но не признается, потому что знает – не поймут?
Суйгецу вернулся через несколько минут.
- Киба просит, чтобы я грузчика в твою смену перекинул. Говорит, его не будет.
- А почему он мне не позвонил? – спросил Саске.
- Не знаю, - пожал плечами Суйгецу. – Просил тебе ничего не говорить. Что у тебя там в смене творится, а?
Склад. Глава 31
Город сошел с ума. Под небывалой жарой плавился асфальт, листва обмякла, дорожная пыль побелела, и бутылочный блеск резал глаза. Продавщицы вытаскивали из холодильников теплую колу, обмахивались газетами. На лицах людей проступили красные пятна, метро задохнулось.
Сакура долго размышляла, что надеть. На диване валялись уже отвергнутые вещи: белые брючки, широкая юбка с зеленой каймой, шелковые маечки.
Она в третий раз распахнула дверцы шкафа и задумалась. Розовое платье? Или красный сарафан?
Потом ей стало стыдно – как же так, Наруто в больнице, а о нем ну совсем не думается… думается о том, что в такую жару более к лицу – розовое или красное?
Розовое платье туго обтянуло бедра, квадратный низкий вырез мило обнажил игривую ямку между грудей. Тоненькую золотую цепочку и витые колечки сережек - вскользь намекнуть о появившемся достатке. Пусть Киба посмотрит, как изменилась дешевая стервочка.
Сакура придирчиво осмотрела себя, поправила невидимую складочку на лифе, провела по ресницам шелковой кисточкой и тронула влажными пальчиками шею и запястья. Запах апельсина и арбуза. Подарок розового флакончика с надписью «Sexy girl».
Снова уколола тоненькая иголочка стыда. Сакура увидела в зеркале свои виноватые глаза, выпрямилась.
- У Наруто все будет хорошо, - сказала она вслух, - но не от меня это зависит.
Киба сидел на скамейке возле подъезда - ждал. Его широкая загорелая ладонь лежала на томной спинке пригревшейся рядом серенькой кошки. Кошка довольно щурилась и поводила усами.
Завидев Сакуру, отряхнул руки от легкой кошачьей шерсти и поднялся.
- Хорошо выглядишь.
- Спасибо.
Киба тоже неуловимо изменился – как-то потемнел, что ли… Стал старше, грубее. От него веяло мужской уверенной силой, а запах жженой карамели сменился горечью грецкого ореха.
Оставшись в стороне от чужих путей, он сумел воспитать в себе бесценное качество: верность себе. То, чего ему всегда не хватало, родилось и развилось благодаря Наруто – Киба не собирался больше играть роль средства. Долгие вечера раздумий, проведенные на поваленном в воду дереве, не прошли даром.
Сакуре хотелось изобразить опечаленную красавицу, дни и ночи проводящую у постели опасно больного возлюбленного, но вместо этого вдруг смутилась. Киба смотрел на нее с мягкой проницательностью.
- Так у него и живешь? – спросил он.
- Я снимаю комнату, - сказала Сакура. – Я за нее плачу, между прочим.
- А что будет, когда Наруто вернется? Будешь жить с ним?
Сакура излишне развязно взмахнула сумочкой и рассмеялась.
- Мороженого хочу, - протянула она. – Килограмм клубничного мороженого. Ты какое мороженое любишь, Киба?
- Я не люблю.
Он повернулся к ней спиной, глянул через плечо зажелтевшими от жары глазами:
- Возьми колу - холодная. И пойдем в тенек, поговорим.
Сакура вытащила из бокового кармана его рюкзака упоительно холодную бутылку и молча поплелась следом.
Вдали от метро и шумных улиц зеленел заброшенный парк. О его благоустройстве говорили годами, то и дело выделяли какие-то деньги и собирались залить узкие дорожки асфальтом, покрасить скамейки и развесить фонари, но что-то мешало, и старый парк оставался старым парком. Темнели мхом неработающие чаши фонтанов, на тропинки сыпалась кора и веточки, от лип пахло медовой мякотью, а трава кое-где доходила до колена.
Киба выбрал местечко под огромным шершавым дубом, напротив расколотого гипсового дельфина. Дельфин еще держался на своем постаменте, хоть и потерял уже хвост и кусок узкой морды.
- У тебя выходной? – спросила Сакура, забрасывая ногу на ногу.
- Нет, - ответил Киба.
Он сел рядом с ней, сцепил руки в замок.
- Хватит с меня.
- Увольняешься? А как же Саске?
- Просто увольняюсь. Саске сам долго там не продержится. Суйгецу в полной уверенности, что Учиха себя в короткий срок чем-нибудь прикончит. Туда и дорога.
- Тебе-то он что плохого сделал? – Сакура затолкала бутылку обратно в рюкзак, достала из сумочки упаковку влажных салфеток и аккуратно протерла руки. – Какая жара…
Киба коротко хмыкнул, покачал головой.
- Саске, - сказал он. - Отличный старший смены. Бесплатная палочка-выручалочка для
неудачников. Я раньше считал, что он нам помогает: помнишь формулу «у-тебя-проблема-позвони-Саске»? Даже Наруто успел ей воспользоваться. Я думал – черт с ним, парень с тяжелым характером и повернутыми мозгами, но есть же в нем что-то нормальное, человеческое…
Киба стянул с плеч рюкзак, скинул его с лавки на траву. Вытащил из-за уха смятую сигарету.
- О чем думали? Ты видела, как Саске с неработающей техникой обращается? Разбивает.
То, что ему не подчиняется, он разбивает. Наруто его сразу зацепил, но он не смог с ним справиться. Разбил… гордый же.
Киба облизнул пересохшие губы.
- А мы всегда молчим – пусть будет так, как Учиха хочет, а поперек глотки ему вставать – себе дороже. Кроме Саске нам помочь-то некому и слишком многое он о нас знает. Хотя, если взять за шкирку правду и посмотреть ей в глаза, то…
Киба пожал плечами, улыбнулся:
- То можно обобщить: мы все дерьмо. Саске поставил нас в зависимость от себя… А я не хочу больше этого, я не хочу… Точно знаю, останься я на складе, он меня переубедит. Умеет найти нужные слова – и вода у него сухая, и снег горячий. А главное – веришь! Потому я и ухожу. Ладно, черт с ним. Рассказывай о Наруто.
Сакура помедлила. Хотелось рассказать о том, как ночью пришлось ехать в больницу, ждать под реанимационным отделением, отпаивая Шизунэ успокоительным, спать на жестких коридорных кушетках… Хотелось, но Сакура понимала: Киба уловит фальшь.
Поймет, как ей было приятно терпеть лишения и чувствовать себя бескорыстной, верной.
Поймет, что о Наруто думалось меньше всего, а думалось – в чем еще ограничить себя во имя его болезни. Потерять аппетит, чтобы Шизунэ обняла и расплакалась: как девочка переживает… Сакура старательно бледнела перед зеркалом, перестала краситься, чтобы проступили синяки под глазами. Она упоительно страдала, упоительно вздрагивала при звуке знакомого имени, тревожно-сладостно бегала за врачами…
Чего только ни случилось в эти три дня. Эпистатус удалось прервать только к полудню.
Длительные припадки вымотали Наруто, дыхание восстанавливалось с трудом, мышцы оставались в тонусе.
В глазах Шизунэ горел фанатичный страшный огонек. Она походила на волчицу, готовую вылизывать своего единственного детеныша часами и рвать за него в клочья.
Реанимационную палату сменили на интенсивную терапию, и там Шизунэ вцепилась в Наруто мертвой хваткой. Сидела перед кроватью на коленях, гладила его руки, плечи, лицо, бормотала нежное, материнское.
Наруто стал солнышком, зайчиком, лапочкой, самым любимым и хорошим ребенком, умничкой.
Она видела в нем свое, что-то давнее, уже исчезнувшее: видела детский затылок, короткие светлые прядки, мягкие ямки на пухлых ручках. Видела мальчика, который цепляется за подол ее платья, видела, как неловко он держит свою первую ложку и возится с разноцветными колечками пирамидки.
Она видела: погибает ее малыш. Она не видела ни повзрослевших угасших глаз, ни шрамов на его теле.
- А что ему можно есть? Напишите мне диету.
- Может, витамины купить? Какие?
- Передвиньте кровать, утром здесь солнце мешает!
- Почему он не разговаривает?
Последний вопрос волновал и врачей. Эпистатус значительно расширил границы поврежденных участков мозга – ответ стоило искать в этом направлении, но обследование показало, что речевые функции не нарушены, следовательно, Наруто молчал по собственному желанию.
Рекомендовано было обратиться к психиатру. Из короткого телефонного разговора с ним Шизунэ уяснила, что не стоит заострять внимание на молчании Наруто – лишь пытаться исподволь спровоцировать его на разговор.
- У нас будет самый лучший доктор, - ворковала Шизунэ у постели Наруто. – Психиатров только неучи боятся, а ты не переживай – никто не скажет, что ты ненормальный, просто полечимся немножко… Зайчик, давай я тебя раздену и мокрым полотенчиком протру…
Цунадэ дернула сестру за руку:
- Уйди ты от него. Оставь это медсестрам. Посмотри – он же плачет!
У Наруто мир дрожал на ресницах, но он по-прежнему молчал.
- Голова разбита, - Сакура положила ладонь на затылок. – Сотрясение мозга на ногах перенес, дурачок… Запустил заново весь механизм. Жить будет на таблетках, но никаких гарантий, честно, даже если режим соблюдать. Хотя, Шизунэ очень внимательно к этому отнеслась, все рекомендации записала. Спать в девять ложиться, получасовые прогулки перед сном, алкоголь и никотин изъять, какое-нибудь спокойное занятие подобрать…
Например, переводы на дому.
Она задумалась.
- Санаторий.
- Это Наруто, - напомнил Киба.
Он слушал, плотно сомкнув побелевшие губы.
Сакура только плечами пожала. В ее отношении к Наруто случился серьезный надлом: хотела и тянулась она к Наруто, проникнутому идеей и силой. Наруто, потерявший все, лишился в ее глазах романтического ореола и привлекательности. Сакура уже прикинула про себя: эпилепсия часто тянется по нити наследственности, и от этой мысли ее охватывала болезненная брезгливость. Наруто отбраковка, судьбу и жизнь с ним связывать не стоит. Дети не должны расплачиваться за глупость своих матерей. Даже
Киба теперь казался более притягательным – такой человек мог бы стать опорой.
- Черкни адрес, - сказал Киба, поднимая свой рюкзак. – Скатаюсь к нему.
- Он все равно не будет с тобой разговаривать, - предупредила Сакура, доставая из сумочки маленькую записную книжку. – Киба… - она наклонила голову, рассматривая облитый солнцем силуэт сильного тела. – Я совсем уставшая… меня все это выбило из колеи. Все так ужасно, и не с кем поделиться. Не знаю, что бы я без тебя делала. Не пропадай, хорошо? Пожалуйста.
Киба некоторое время молчал, глядя на нее. Сакура стеснительно отвела глаза, сложила руки на высоко обнаженных ногах.
- Ладно, - сказал Киба. – Я позвоню.
Он ушел, а Сакура нервно распустила волосы, прячась от мира за их шелковистой завесой.
Ей показалось глупым и ее розовое короткое платье, и запах духов, и витая драгоценная цепочка. Показался мелким и глупым возникший интерес к Кибе. На фоне страшного провала боли Наруто она была легкомысленным розовым лепесточком, гонимым ветром желаний.
Сакура могла бы задуматься о том, что сказанные когда-то слова о помощи и поддержке слишком многое значат и отказ от них мучителен… Но Сакура была, в первую очередь, женщиной, поэтому со вздохом поправила прическу, достала пудреницу и провела пуховкой по скулам. Подхватила сумочку, поднялась и пошла по битой белой плитке заросшей дорожки.
Она хотела крепкую семью и здоровых детей. Она была красива и молода, на нее оборачивались мужчины. У нее все было впереди.
Отдельная палата. Розовый в пуху персик на подоконнике. Редкого багрянца лилии в прозрачной вазе. Бежевые жалюзи, от которых по комнате лилось кофе с молоком вперемежку с белым солнечным светом.
Что-то там еще.
Предметы, имеющие имена в мире вне. В мире внутри названий больше не существовало, а слова не имели смысла. Наруто их слышал и даже привычно расшифровывал. Шизунэ говорила с каким-то ребенком. Цунадэ кричала про кого-то, кто не может жить без цели.
Сакура бормотала о ком-то, у кого все будет хорошо. Наруто не мог понять – почему они обсуждают незнакомых людей возле его кровати. Своим постоянным жужжанием они мешали спать, мешали закрываться одеялом, как моллюск закрывается створкой, пряча уязвимый розовый ломтик себя.
Ночами Наруто чувствовал тяжесть тела Саске. Корчился в беззвучном крике и сминал пальцами мокрые простыни.
Приходилось забывать названия мира вне, уходя все глубже в мир внутри. Предметы и понятия, теряя названия, тускнели и забывались: становилось сладостно-легко. Если бы снаружи не обсуждали этих бесконечных неудачников, стало бы абсолютно хорошо, идиллически-хорошо.
Наруто злился на ребенка Шизунэ – встань, сука, дай ей в морду, что ли?! Тебе сколько лет? Отцепись от юбки! Пусть заткнется наконец!
Наруто злился на неизвестного, по мнению Цунадэ, потерявшего цель – тряпка, соплежуй, тетенькины причитания нужны? Поднимайся, блядь! Пусть она заткнется!
Злился и на бедолагу, нуждающегося в утешениях Сакуры – да что ж вы такие все...
Сколько можно слушать лопотание этих баб? Поднимайся! Поднимайся! Поднимайся!
Пусть они заткнутся!
Неудачники не слышали призывов Наруто. В палате по-прежнему бубнили, суетились, носились.
А ведь так хотелось спать. Закрыть глаза и отключиться полностью. Так, чтобы не видеть даже матовых черных зрачков – близко-близко.
От них немеет тело. Кровь, будто подмороженная, сочится сквозь каменный дренаж клеток. Клубничное мороженое. Больно.
Заснуть бы...
- У меня судьба такая – в больницах тебя находить, - сказал Киба.
Он не смог найти других слов – удалась только эта топорная мрачная шутка. Киба видел –
Наруто померк. Никаких проблесков сознания в глазах, болезненная душевная синева сочится сквозь кожу.
Наруто аккуратно откинул одеяло, сел на краю кровати и старательными медленными движениями принялся растирать ногу: слишком четко очерченную мышцу икры.
Каменный подкожный клубок.
- До сих пор судороги? – спросил Киба. - Наруто…не молчи, а? Как понять, что тебе можно говорить, а что нет?
Наруто поднялся, отвел Кибу рукой и подошел к портативному холодильнику. Он припадал на обе ноги, словно кто-то взялся за его сухожилия, вытянул их через разбитый затылок и теперь не слишком умело играл с получившейся марионеткой.
Открыл дверцу холодильника и наклонился. Его спина выгнулась дугой, а руки бессильно повисли.
- О чем угодно, - в отчаянии сказал Киба. – Только поговори со мной. Хочешь – о Саске?
Наруто захлопнул дверцу и вернулся на кровать с коробкой зефира в шоколаде. Его глаза по-прежнему молчали. Тонкая целлофановая ленточка поползла вокруг коробки, сминая обертку. Зефир он вытащил из шуршащих гнезд и разложил на крышке коробки. Шесть сладких шоколадных комков.
Кибе показалось, что он разговаривает с большим причудливым животным. Животное сидело на кровати в нелепой позе и кусало бело-коричневую массу. Жуткое своим человеческим обличием, оно не было разумным. Оно не было Наруто.
- Я приду потом, - торопливо сказал Киба, отступая. – Когда тебе станет лучше.
Животное уронило зефир на одеяло и закрыло глаза.
Вечером Шизунэ решила развлечь Наруто..
- Зайчик, по городу покатаемся? Хочешь?
Наруто позволил надеть на себя оранжевую футболку – теперь ее рукава свисали с плеч мятыми флажками, медленно завязал шнурки кроссовок, поддался расчесыванию.
- Хочет, - шепотом заключила Шизунэ в пику снова недовольной Цунадэ.
- Ему не каталки твои нужны, а цель, - отрезала Цунадэ. – Девочка моя, не пора ли отдать
ребенку причитающееся?
Шизунэ побледнела.
- Не смей, - глухо сказала она. – Он во мне нуждается! Не лезь!
- Да куда он денется, - сказала Цунадэ задумчиво. – Но без вектора ему… никак.
- Лучше позвони Какаси, - торопливо сменила тему Шизунэ. – Скажи – нам нужен хороший юрист, чтобы посадить этого ублюдка надолго и накрепко. Чтобы никаких условных сроков! Нужно заявлять попытку убийства, повлекшую тяжкие телесные повреждения. Справки с больниц собрать – я его сначала заставлю квартиру продать, чтобы за лечение с нами расплатился, а потом пусть отдохнет лет пять взаперти, сукин сын.
- Шизунэ, - вполголоса сказала Цунадэ. – Тише.
Шизунэ обернулась и поймала взгляд Наруто.
- Солнышко, - проговорила Шизунэ, - ты если против, то просто скажи…
Наруто сунул руки в карманы, обошел ее и побрел по больничному коридору.
Вечер не смог унять жару. Воздух дрожал над сиреневым раскаленным асфальтом, ветер обжигал. Шизунэ включила кондиционер в салоне своего маленького «форда».
- Не дует?
Наруто прилег на заднем сидении и снова закрыл глаза.
Утром он обнаружил, что слова извне окончательно потеряли свой смысл. Он закрыл все двери и заперся внутри, обретя тихое нескончаемое счастье.
Внутри было хорошо, и никто не пришивал к душе живых пуговиц, и никто не выдирал их вместе с длинными розовыми нитками нервов. Внутри чавкало кровью, скрипело сухожилиями, билось пульсом – сплошная механика живого мяса, ни грамма души.
Внутри было тепло и грело на положенные тридцать шесть и шесть, а не жгло огнем.
Шизунэ аккуратно вывела машину из больничного двора, уверенно управляя маленькой женской рукой. Щелкнула дужками солнечных очков, мимоходом поправила челку.
- Если ты против, ты скажи, - настойчиво повторила она. – Ой, на заправку бы… заедем? Хочешь защитить его – защищай. Выговорись.
Шизунэ лукавила. Ей меньше всего хотелось слышать о человеке, который оставил на ее сыне несмываемое пятно – гомосексуалиста. Саске для нее приобрел абстрактный образ подгнивающего болота, куда Наруто попал случайно, плутая в поисках пути. Ее ребенок не мог хотеть парня добровольно, не мог добровольно касаться мужского тела… Подавляя брезгливость, Шизунэ представляла себе: они просто жили вместе, спать расходились по разным местам, а вся эта любовь – глупая подростковая шутка, а на самом деле ничего и не было…
Молчание Наруто подтверждало эту мысль.
- Поссорились? - спросила она. – Ну так… два парня вместе жить не могут. У обоих амбиции, да и возраст такой, что девчонок надо водить, а не сидеть и смотреть друг на друга.
Эта идея ей понравилась:
- Он девочку нашел?
Шизунэ не заметила, как начала высказываться слишком откровенно, слишком однозначно – бояться было нечего, контролировать сказанное не получалось, потому что отсутствие отклика мистическим образом влекло за собой убеждение в глухоте Наруто.
- Я никогда не верила в эту твою любовь. Подумала – ребенку захотелось без родителей пожить, вот и накрутил-наврал, чтобы сбежать… Нельзя было так поступать, я чуть с ума не сошла… Цунадэ мне про Саске рассказала: с детства развращенный мальчик, допрыгался – выгнали из клуба. Родители куда смотрели?
Общаться с Наруто таким образом было очень удобно. Он не противоречил, не останавливал льющуюся мысль. Не мешал себя отмывать.
- Конечно, если у парня был такой ранний сексуальный опыт, то к своим двадцати двум детей с толку сбивать он научился. Это ж надо было! Куда любить? Душа еще незрелая, Наруто. Такой не полюбишь. Знаешь, сколько я в школе влюблялась? Трижды и каждый раз навеки. Как ходить и разговаривать учатся, так и любить учатся, потихоньку, постепенно… Все у тебя еще будет: ты у меня мальчик умный, ласковый…
Она внезапно поймала себя на мысли, что говорит с Наруто о Саске, как теща говорит с пережившей развод дочерью о непутевом зяте.
«Девчонку надо было рожать», - заключила она про себя, не заметив, что присвоила себе право на рождение Наруто.
Вдруг вырисовалась заманчивая картинка: сотрясение мозга Наруто мог получить из-за того, что не согласился на однополый секс. Наверное, он сначала не понимал, чего хочет от него этот Саске, а потом понял и решил уйти, потому и поссорились…
Шизунэ не выдержала – такое развитие событий окончательно обелило бы Наруто. Да, так оно и было, так все и произошло.
- Ничего, - мстительно сказала она. – Мы его посадим. Наруто… ты же с ним не… не было секса, правильно я думаю?
Забыв об осторожности, она повернулась назад. Наруто спал, подложив руку под голову.
Обметанные розовыми стрелками губы слегка приоткрылись, мокрые от слез ресницы
подрагивали. Он видел сон.
А Шизунэ увидела наползающую на его лицо тень – тьма поднималась снизу, словно похоронное покрывало. Сквозь нее проступили почерневшие вены, под ней замерла мягкая пульсация висков.
- Наруто! – взвизгнула Шизунэ.
Солнце вспыхнуло и ударило в зеркала. «Форд», лишившись управления, дернулся и покатился вперед. Мигнули стойки светофоров, на сетчатке отпечатались белые полосы пешеходного перехода и мягко метнувшаяся в сторону тень.
Шизунэ схватилась за руль, оцепенела.
Лобовое стекло не смогло защитить ее от короткого презрительного взгляда. В черных глазах чудом избежавшего гибели парня Шизунэ уловила спокойную отчетливую злобу -
плевать тебе на людей.
Парень наклонил голову, словно зная: понят, прочитан по глазам.
Плевать тебе, старая никчемная кошелка.
Шизунэ сжалась.
Художница? Концептуальное полотно «Розы в йогурте»? К стенке тебя и драть.
Парень лениво повел плечами, словно разминаясь. Повеяло опасным, хищным.
Шизунэ спас светофор. Зеленый угас, красный разлился спасительным светом, белые полоски перехода порозовели.
Утихший «форд» - на ключ! Быстрее, быстрее прочь. За окном взметнулась уставшая зелень. Костяшки пальцев побелели, тоненькое обручальное кольцо с розоватым бриллиантиком впилось в кожу.
- Господи, - выдохнула Шизунэ, когда переход остался далеко позади, исчез за песочного цвета домами. – Чуть не сбила. Наруто?
Она глянула в зеркало заднего видения.
Наруто, приподнявшийся на сидении, прямой и напряженный, как сухожилие, обернулся.
У него были глаза увидевшей призрак кошки.
- Ты видел? – спросила Шизунэ. – Прости, солнышко, я разнервничалась, и ты занервничал... Ложись. Мы возвращаемся.
Наруто не видел. Почувствовал.
Саске проводил взглядом истеричный синий «форд», за рулем которого сидела баба, чем-то напомнившая ему сказки о Мери Поппинс – такая же несуществующая.
«Форд» прилично ткнулся в бок – болело. Саске приподнял футболку и оглядел себя.
Наливалось вспухшим розовым, но болело глубинно, потаенно. Чуть ли не от сердца.
Хотя, эта боль преследовала давно и «форд» здесь был не при чем.
Вопреки предсказаниям Суйгецу, в запой Саске не ушел. Его характер напоминал стальную головоломку – множество колец и надломов, не распутаешь и не разберешься, но детали не разогнуть и не сломать. Поэтому, отправив сонного Суйгецу на работу, окунулся в ледяную воду, проверил в зеркале собственный взгляд – ничего, отходит...
Выбрался из дома – такой же аккуратный, спокойный. Прошелся по магазинам и грохнул остатки зарплаты на невероятно дорогой плеер.
Саске нужен был стимул, а из всех доступных ему стимулов запрячь себя в беспросветную работу, единственным был – остаться без денег.
Сняв с чуткого экранчика защитную пленку и заткнув уши наушниками, Саске отправился на склад.
И покатилось... Четыре дня непрерывной работы. Два – в смене Суйгецу. Тот кивнул на крайние стеллажи, где не то, чтобы разгружать – развернуться нельзя было среди коробок и разобранных стендов.
Саске это мало волновало – лишь бы не мотались перед глазами всякие личности, а остальное... Да и остального-то не было. Был зеленый скрипящий маркер, пыль и тяжесть.
В обед какие-то соленые орехи и минералка. И то еле-еле в себя запихивал. Есть не хотелось совершенно.
В голове билось и грохотало тяжелым роком, руки дрожали от усталости.
Саске остался на ночь – фура. Посчитал причитающееся – по деньгам уже неплохо... Под утро заснул, привалившись к стянутому скотчем коробу. Мутило, плавало. Проснулся с окровавленными губами – прокусил и не заметил.
Считал часы – двенадцать плюс двенадцать, да плюс шесть с фурой... В свою смену вышел выбеленный бессонницей.
Кибы не было, Наруто не было.
Наруто не было.
Кибе Саске позвонил, спросил, какого собачьего члена... Киба помялся и сказал: заболел.
- Чтоб ты сдох, - напутствовал его Саске.
Понял – Киба врет. С этим стоило разобраться позже, когда перестанет гореть голова и ныть левый бок.
Мимолетом подумал – раны открываются? Шрам на животе порозовел. Казалось, давление невыносимо, и лопнуть бы коже, но Саске привык к боли: чем страшнее жевало его изнутри, тем выше держал голову и прямее – спину. Голос не выдавал, глаза чуть уставшие и только.
Думал – урывками. В голове фразы тянулись годами, с утра начинал – ра-бо-таааать...
Ино притащила листок – подписанное заявление об увольнении.
- Передашь? – спросила она, дружелюбно глядя большими светлыми глазами. – Наруто обещал за ним зайти и не зашел.
У Саске щелкнуло спасительное: появилось занятие. Позвонил в отдел кадров – нужен грузчик на склад, в связи с увольнением... Нужно подбирать концы, устраивать, заделывать бреши.
Начинать новую жизнь – точно такую же, какой была старая.
Четвертый день упал за горизонт. На раскаленной улице плеер подвел – чуть не влетел под чертов «форд», не затормозивший на пешеходном переходе. О чем думал? Думал – ночь же впереди, ненавистная тьма. Нет ничего страшнее одиночества обласканного, любимого, паразитирующего. Пухлый прозрачный червь между извилин мозга.
Приютился, пригрелся – сосет.
Пластинка на пластинку – ра-бо-тать, На-ру-то. Привычка.
Сигареты со вкусом угля и нефти. Саске наслаждался. Снова один, снова с болью: качественно. Наотмашь.
За то, что любить не умел и не хотел учиться, за то, что не ценил чужую жизнь.
Мимолетом, на заднем плане, билось удивленное: надо же, а... А ведь прикажи убивать – рука не дрогнет. Жалость равна пониманию, значит, понимание унижает.
А кого жалеть? Саске откидывал окурок за окурком, глотал дым. Шел вдоль парапета набережной. Река плескалась внизу, строгая, обшитая ровной строчкой пены.
Над рекой уже таяло зеленым. Саске свернул – никому и никогда бы не признался, что в городе у него есть любимые места.
Эту улицу знали немногие – за метро, за линиями электропередач, парки-повороты...
Мелкая разноцветная плиточка под ногами, от дома до дома – два метра булыжной мостовой, черные витые фонари, низкие, как уставшие колокольчики. Драконьи морды на фасадах, вросшие в землю окошки – подоконники под ногами. Полосатые занавесочки и розовая герань.
Небо совершенно позеленело. Прозрачное, мятным леденцом.
Ти-ши-на. На-ру-то. Гуляй по своей сказочной боли, Саске. Этот мир придуман для твоих игр с самим собой.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |