Общность исчезла – Наруто остался один. Его следовало вытряхнуть из аккуратного мира, но по привычке механизм все еще втягивал его в свои шестеренки: зажевал в вагон метро, забросил в медленный дребезжащий трамвайчик, выплюнул в полузнакомом райончике, где один из старых массивных домов придерживал вывеску «Лонгин».
Тяжелая дверь плохо поддавалась ослабевшей руке, но Наруто настойчиво вцепился в резную ручку обеими руками и преодолел сопротивление пружин.
Вены деревянного пола укоризненно плелись. Из боковых дверей тянуло сырым линолеумом и мертвой казенностью. За одной из них кто-то хохотал. Безостановочно, с шакальим подвыванием, срывающимся в визг.
Наруто остановился и послушал.
Кто-то неизвестный смеялся над ним, не в силах перевести дыхание.
Кто-то знал, что он придет сюда, что он болен, что он не сможет исполнить свою мечту, что он потерял Саске, что у него никого не осталось. Кто-то знал и хохотал за массивной дверью.
Внимательный глазок камеры, задранный под потолок, вывел ему навстречу бледную женщину в синем деловом костюме.
Волосы женщины отливали той же синевой, что и костюм, размазанные черные тени окружали спокойные глаза, искорка пирсинга пряталась под нижней губой. У женщины был вид сорвавшейся с катушек секретарши или подавшейся в честный бизнес сутенерши.
- Пойдем, - неожиданно мелодичным низким голосом сказала она.
Хохот позади оборвался булькающим жадным до жизни хрипом.
Наруто пошел за ней.
С ее выпрямленной спины под костюмной строгой тканью, Наруто перевел глаза ниже. Белевшие сквозь тонкие чулки икры и гладкие ямочки под коленями. Изысканная линия – высокий каблук. И широкая разорванная дорожка на тонком шелке.
Это пренебрежение к дорогим чулкам Наруто неожиданно понравилось. Неожиданно понравился и ее затылок, и неуверенная походка, и лесной запах – папоротника и кувшинок.
- Мы тебя давно ждали, - сказала она, открывая дверь в затемненную комнату. – Иди.
Окон в комнате не было. Были драпированные черной тканью стены, высокое туманное зеркало, лопнувшее ровно посередине, полосатый диван, неразборчивые картины в неразборчивых рамах, низкий столик.
В узорчатых китайских чашках дымились окурки. Заложенная на середине толстая книга соседствовала с открытой аптечкой. Шприцы, комья ваты, желтые таблетки.
Серебряная тонкая пластинка в крупной руке Пейна расчерчивала рассыпанный по столику порошок на лабиринты – подобие планировки античных городов.
В комнате пахло согретым дождем. Опасностью.
- Слушаю, - сказал Пейн.
Наруто обошел столик и сел напротив, напряженно сложив руки на коленях. Ему стало казаться – из механизма реальности выбросило к ее изобретателю, но он невозможно устал от визитов и предпочтет просто уничтожить забарахлившую деталь. Страх был - царапающий, неуверенный.
- Историю не изменить? – спросил Пейн, не поднимая глаз.
Серебряная пластинка подбирала последние крупинки порошка.
- Что делать с болью? – спросил Наруто.
- Что?
-...делать с болью.
- Иди к врачу.
- Я только что из больницы, - нетерпеливо сказал Наруто. – Ты не понял – я спрашиваю, что делать с настоящей болью?
Пейн отложил пластинку на книгу. Белый отблеск высветил тиснение обложки – Библия.
Широкой ладонью он сгреб разбитый на тонкие дорожки порошок.
- Ты уверен?
- Да.
Порошок улегся в подставленную Пейном ладонь – рыхлый блеск. Вторую руку Пейн опустил на затылок Наруто, вцепившись ему в волосы – заставил запрокинуть голову.
Наруто увидел его глаза – выдымленные, как перегоревшие пробки. И перестал дышать.
- Задохнешься, - меланхолично сказал Пейн, зажимая ему рот и нос ладонью. – Задохнешься, и я выкину твой труп в подворотню. Глазки – крысам, пальчики – собакам... Дыши. Ты сам так захотел.
Инстинкт самосохранения выгнул Наруто, вскинул его руки, расправил легкие.
Моментально тряпично стукнуло ослабевшее сердце, губы и язык онемели. Горечь порошка обожгла слизистую, алмазным буравчиком вошла между полушарий мозга.
Порошок сыпался снежной пыльцой, выбивал из глаз слезы, перекрыл глотку.
- Дыши, - преувеличенно громко и четко сказал Пейн. – Еще много осталось.
Сквозь влажную пелену он приобретал острые, словно выпиленные лезвием очертания.
Комната наливалась звонкими красками. В разбитом зеркале отразился объем и схематичность. Синий китайский фарфор расцвел лесными колокольчиками, полосатый диван вытянулся.
- Ды-ши.
Библия походила на тяжелую ковригу грязного хлеба. Горло распухло, сердце подтянуло к нему на невидимых тросах.
И поплыло...
Снизу, сжимающей нежной волной, облизывая каждый орган, словно нежными пальчиками – по гладким почкам, печени, легким. Перебрало колечки трахеи, поцарапало нёбо, и сосредоточилось в затылке – сгустком крепкого удовольствия.
- Хватит, - сказал Пейн, увидев, что в глазах Наруто затвердело понимание. – Я говорил, что ты красивый мальчик, а тебя потянуло ко мне. Значит, нам будет хорошо. Боль, Наруто, уничтожается болью. Я тебя научу.
Он опустил руку. В воздухе поплыли звезды.
Склад. Глава 34
Под утренним светом рельсы алели, словно вымазанные кровью. Наруто ждал Кибу на платформе – стоял, задумчиво рассматривая сплетение проводов. Глаза у него были похожи на опаленные цветы у сгоревшего дотла дома. На запястьях багровело, отливая мертвенной синевой, растертое до мяса.
- Я тебе все расскажу, - дружелюбно оповестил он подошедшего Кибу. – Ничему не удивляйся.
Киба не удивлялся. Он был рад видеть Наруто, но не мог избавиться от мучительного чувства стыда, от которого горело и болело в груди – словно предал его… Даже в глаза не посмотришь…
Загрохотало железными колесами – к платформе медленно подтянулась электричка.
Всю дорогу Наруто задумчиво смотрел в окно, потирая страшные язвенные запястья. Боли он явно не чувствовал – ни снаружи, ни внутри. Он походил на туманный набросок пастелью, набросок, лишенный эмоций – зарисовка настроения.
Настроение его явно было хорошим – с интересом наблюдал за золотящимися на солнце крышами домов, поросшими плющом кирпичными заборами, долгими коробками гаражей: за окнами электрички все это сливалось, мчалось, тянулось… И не заканчивалось.
Киба сидел напротив, напряженно выпрямив спину. Он неотрывно смотрел на пальцы
Наруто и видел: несуществующие отпечатки подтаявшего шоколада.
- Что? – спросил Наруто, поймав его взгляд. – Я расскажу…
Он снова потер запястье.
- Выходим.
В зеленых шевелюрах кленов уже появились пронзительно-желтые прядки. Дорожка от платформы шла через постаревшее поле, спускалась вниз. Там, у кофейной от ила реки, трава была еще упругой и летней. Все остальное угасало. Август накладывал свои почти невидимые печати. Цикорий цвел смятыми мотыльками, небо, все еще высокое, потяжелело. Линия горизонта стала строже и холодней, хотя выкатившееся солнце палило вовсю. Так странно, подумал Киба, все, как обычно, но уже - смерть… Ее запах, запах сладкого увядания, утомленной земли и пережившей холодную ночь воды.
- Я боялся тебе звонить, - признался Наруто, опускаясь на траву. – Одна ночь – а я совсем другой.
Он улыбнулся каким-то своим мыслям.
А еще ты был животным, подумал Киба. И я теперь не знаю, как тебя воспринимать – кто ты теперь, Наруто?
- Ты видел Саске? – быстрый испытующий взгляд.
И все-таки – Наруто.
Киба медленно покачал головой.
- Хорошо, - выдохнул Наруто. – Тогда слушай. Мир стал математически...
Мир стал математически точным. Каждая линия обрела смысл, скрытый от глаз обычного человека и оттого пугающий. Серо-голубые полосы на обивке дивана доказывали параллельность линий, смыкающихся в окончательном пространстве. Зеркало демонстрировало разницу между правым и левым. Синий цвет лишился оттенков, тепло чужого тела отсчитало максимально допустимую температуру. Наруто видел все – и бесконечность пространства, сожженного неевклидовой геометрией диванных параллелей, и смешное зазеркалье, и жидкую кровь в горячих венах.
Над всем этим испарялись никчемные эмоции вперемежку с собственной синевой. Синева уходила из глаз Наруто тонкими струйками кальянного дымка. Наруто понял глаза Пейна.
Наруто безропотно отдал свои запястья в звякнувшие кольца наручников и так же спокойно опустился на колени.
- В спецслужбах это называется «ласточка», - сказал Пейн. – Прогнись.
Наруто откинулся назад. Две пары «браслетов» сомкнули его лодыжки и запястья – параллельно.
- Гибкий, - полушепотом произнес Пейн, укорачивая цепочки. – Но это тебя не спасет. Через полчаса суставы начнут болеть – ты не сможешь себя контролировать. Попытка вырваться стянет твое тело в кольцо. Смотри.
Он просунул палец между стальным ободком и кожей Наруто, потянул легонько.
Наручник лязгнул – свой палец Пейн высвободил с трудом.
- А потом тебе разорвет связки, - меланхолично сказал Пейн, поднимаясь. – Это пытка, Наруто. Боль.
Он поднялся, снова сел в свое кресло, раскрыл книгу на заложенной матерчатой лентой странице, и его безразличный взгляд пополз по строкам, выманивая на свет лакомые куски.
Наруто остался стоять на коленях, подавленный количеством информации, льющейся отовсюду. Слова Пейна он воспринял каким-то беспечным участком мозга и забыл почти сразу, а вот раздвигающиеся грани реальности завораживали.
Из углов комнаты сочились невидимые, но осязаемые призраки. Они подходили ближе, дышали на ухо, шептали что-то удаляющимися голосами, взвизгивали, хохотали.
Царапали плечо – Наруто потерся о него щекой, вспомнив о начавших неметь запястьях.
Кто-то стучал маленьким молоточком в висок – изнутри, словно желая пробить кость и выбраться наружу. Кто-то ползал по внутренностям, катался сладостным клубком, щекоча быстрое побаливающее сердце.
Пейн перевернул страницу. Легкий шелест донес до Наруто дыхание давно погибшего моря, превратившегося в мел и соль. Затеплело. Зеркало обросло витыми орнаментами и оказалось окном, за которыми крахмально шелестели кринолины пальм. Над ними безжалостно синело небо. По полу пробежала, укладываясь, мелкая плитка. Стоять на коленях стало больно, и Наруто попытался сменить позу. Его мягко повело на бок и прижало лицом к узорчатой желтизне. За спиной снова зашелестело.
Там, позади и выше, сидел человек, сила которого протянулась через века и не прервалась, а лишь выцвела. Это был человек, от которого зависела жизнь и боль Наруто, его панацея, спасение.
Солнце вливалось сквозь арки. На губах выступила влага, жгучие лучи нещадно терзали плечи, запястья и лодыжки. Жар боли тек по выгнутой спине и напряженной груди.
Глаза не закрывались и сохли, горечь терзала глотку.
Человек позади рассказывал неторопливым голосом, удобно устроив ноги на боку Наруто.
Изредка раскаленный ветер приносил умиротворенный шелест: в пальцах человека сминались и шуршали древние листы.
Имя его Наруто забыл, но по-животному ощущал себя слабым и зависимым – от него.
- Лучший триллер всех времен и народов, - говорил человек.
Море шумело.
- Нет ни одной книги с таким количеством рваного мяса и смертей. Ты читал библию, Наруто?
Наруто попытался ответить, но дыхание перехватило.
- Я прочел ее и научился зарабатывать деньги. Многовековой бестселлер с беспроигрышным сюжетом. Массовые убийства, гибель сотен и тысяч, разнообразие изощренных пыток и издевательств во имя благочестия. Читающий проникается – невольно. Ужасом и страхом проникается. И в первую очередь думает – надеюсь, бог умер от старости, и мне-то все сойдет с рук... Без наличия этой карающей силы библия становится приятнейшим триллером, при ее наличии – ядом для слабых. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Наруто скривился. Он понимал слишком хорошо – настолько хорошо, что боялся держать это в голове.
- Я объясню, - благосклонно сказал человек. – Если у тебя есть сила превратить боль и страх в недоступный другим бонус – ты подчинишь толпу. За тобой будут ходить, открыв рты, тебе будут платить деньги, тебя будут ненавидеть и любить.
Наруто попытался облегчить свое положение – осторожно повернулся лицом вниз, надеясь, что рукам станет легче, но боль подхватила его под грудину, а из плеч поволокла наружу сухожилия и мышцы.
- Не кричи, - донеслось издалека. – Легче не станет... Я не так амбициозен, как ты, поэтому ограничился малым: заставил людей платить за маленькие грязные зрелища. Мне интересно, за что они будут платить тебе.
- Откуда... ты... знаешь? – прохрипел Наруто, вжимаясь в пол, - руки и ноги вырывало из тела, как бурей выворачивает хрустящую белую древесину.
Пейн захлопнул книгу. Опали и рассыпались в прах стрельчатые окна. Увяла и смялась в бурый комочек жара, солнце погасло. Наруто снова лежал под его ногами, на сером ковролине. Света не было. Колыхалось что-то синее.
- По глазам, - спокойно сказал Пейн. – Ты надеялся на суть бойца, но тебя что-то сломало. Что будешь делать теперь?
Наруто не знал. Кусал губы от страшной боли, выворачивающей суставы, опоясывающей запястья и руки. Никакой гибкости и силы не хватало для того, чтобы держать тело в изогнутом в дугу положении без возможности двигаться.
- Где больно? – неожиданно участливо спросил Пейн, наклоняясь над ним.
Оказалось – только рукам, спине, груди, бедрам... Душа молчала. Жизнь брала свое и забивала своим страдающим голосом голоса тонких материй.
- Руки... – с трудом выговорил Наруто, все же пытаясь найти более удобное положение.
От первого же движения его снова вздернуло на тонкие лески боли.
- Правильно.
Пейн отложил книгу, взял в руки тонкую серебряную пластинку. Наруто не видел его, но легко дорисовывал – чувствовал. Большое, темное, за спиной, над, со всех сторон...
Пустое и темное.
- Боль – это удовольствие. Химия тела – твои опиаты в твоей же крови. Не все понимают.
Поэтому... если я тебя убью, Наруто, то буду считать, что сделал одолжение и помог расслабиться.
- Я. Так. Не. Умру, – просипел Наруто, выхватив глазами пристегнутую под пиджаком присевшего рядом Пейна кобуру.
Рыжие зернистые ремни, вытертая застежка. Запах сумасшествия. Битое зеркало, наркота, полная беспомощность и псих рядом.
- Ты почему такой хороший Учихе достался? – с горькой ненавистью спросил Пейн.
Черты его лица были жесткими и несчастными. Измытыми. – Ты за него второй раз умирать пришел. Поэтому – конец...
Он с медленным оттягом подвел к кобуре широкую крупную ладонь, расстегнул привычным движением – хрустнуло. Выволок черный ком пистолета - Наруто точно в лоб.
Наруто смотрел из-под его тени немигающим взглядом.
- Вот и избавишься... – сладострастно-хрипло сообщил Пейн, и его зрачки застыли в напряжении.
Сильное большое тело, развитая - безукоризненная сила мышц, складки серой ткани на напряженном плече – и за этим всем абсолютная пустота.
- Тебе-то от чего больно? – устало спросил Наруто.
…- Если честно, я там от страха чуть не кончился, - признался Наруто Кибе. – Но стало интересно, что с ним происходит... Пересилило.
Киба поднял голову. В голове не укладывалось, что перед ним снова Наруто – почти тот же Наруто. Странный, выцветший, худой, но с блестящими осмысленными глазами.
- Потом... почти понял. – Наруто откинулся назад, на потемневшую августовскую траву. –
Я не зря туда пошел, я очень многое понял...
Пейн сидел на полу рядом с Наруто, устало опустив лицо в широкую ладонь. Расстегнутая кобура, смятая рубашка. Контуры и линии его фигуры приложены к реальности трафаретом, серый свет внимательно обводит его грифельным твердым карандашом.
Наруто не дождался ответа и снова забыл о своей внутренней боли – так терзало руки и тело.
Подводило сердце, не выдержавшее огромной дозы наркотика – ныло, захлебывалось, горло распухло и представлялось Наруто в виде питона, с которого содрали кожу.
Поворачивая голову, он видел сумрачный силуэт – казалось, дымка застала мечника прошлых веков в скорбной недвижимой позе.
Пейн о чем-то думал. Бесстрастные глаза то вспыхивали искрой осмысления, то снова равнодушно гасли.
В нем было что-то от Саске – что-то сильное, звериное и скрученное в жгут.
- Больно, - монотонно выговаривал Наруто, обнаружив, что слова выплескивают часть боли, и приносят облегчение. – Больно... больно...
Потом перестали помогать и они, но Наруто нашел выход – он понял, почему люди кричат. Кричал, свиваясь в судорогу. Кричал, не жалея остывшего дыхания, срываясь в хрип, в смятенческий вой.
Заглушало. У боли была своя тональность, которую можно было заглушить.
Но крик заставлял терять рассудок, вместе с ним поднималось в душе паникерское, обреченное, страшное чувство толпы, погибели. Паника тонущего корабля. Ужас засыпанных в бомбоубежище. Тоскливый животный вой.
Просьба о помощи – на понятном богам языке.
Потом у него сел голос – пришлось бормотать. В голову приходило разное, но выговаривалось только откровенное.
- Я хочу вернуться к Саске... Я хочу назад к Саске... Я не знаю, как без него жить... – монотонно, раскачиваясь, чтобы дать мышцам хоть какую-то работу.
Пейн повернул голову и посмотрел на него в упор.
- Отплевываешься от остатков?
- Так и сказал, - задумчиво проговорил Наруто, закрывая глаза.
Теплый ветер откинул светлые волосы с его лба, веки дрогнули.
- Я сомневался. Это теперь я знаю, что буду делать дальше, а тогда не знал и хотел только одного – назад к Саске. И к черту гордость.
Киба тихонько перевел дыхание. Река под его ногами доверчиво терлась о глинистые рыжие берега.
- Мальчики, я принесла чай, - она остановилась в дверном проеме, с недоумением обозревая подходы к столику. На подносе дрогнула и поползла в сторону узорная чашка.
Она машинально поправила ее рукой, задумалась.
- А как поставить?
Нашла выход. Сделала широкий шаг. Высокий каблук с хрустом впечатался в пол возле уха Наруто. Наклонилась, расставляя на столике чашки и блюдца, вазочку с прозрачными восточными сладостями. Облизнула пальцы – сахарная пудра. Посмотрела вниз.
- А ты чай пить не сможешь... Но я принесла мятный лед.
- Сейчас будет эротика, - улыбнулся Наруто, не открывая глаз. – Меня с самого начала все это держало на грани... я не мазохист, не извращенец, но... что-то в этом было. Еще с египетских глюк, – он тихо засмеялся, - я возбудился. Ощущение, что свернутые назад руки-ноги – берите и ебите. Подсознательно. Очень глубоко. Что-то из области фантазий, которые лучше не выполнять.
Киба несколько секунд думал, потом подвинул руку Наруто и прилег рядом, разглядывая плывущие в синьке облачка.
- Знаю, - сказал он. – Мне тоже как-то в голову пришло двойное пидорское изнасилование в цепях. Мне!..
- Да... – отмахнулся Наруто. – Того, что в голове, бояться нет смысла. Бояться надо того, что наружу выходит.
- Эротика, - напомнил Киба.
- Мне пришлось лежать на полу между ее ног.
Кремовая полоска чулок заканчивалась под синей строгой юбкой на границе с молочно-белой кожей.
- Я тебе помогу, - деловито сказала Конан, разворачиваясь и садясь перед ним на корточки. – Неудобно же.
Ее быстрые тонкие пальцы вложили Наруто в рот кусочек льда, прошлись по окаменевшему от напряжения боку и спине, опустились ниже.
- Расстегнуть?
- Нет.
Конан сидела перед ним на корточках с видом девочки, присевшей рассмотреть одуванчик.
- Легче будет, - убежденно сказала она и положила теплую ладонь на его ширинку.
Наруто подавился растаявшим льдом.
- Он гей, - неприязненно сказал Пейн.
- Задолбали! – возмутился Наруто. – Как будто других слов нет.
Киба потерся щекой о плечо, разомлев на дневном солнышке.
- Зачем?.. Я тебя не понимаю.
- Знаю.
Наруто открыл глаза. Высокое небо... До головокружения.
- Саске бы... - с тяжелой обидой сказал он. – К черту... не хочу... об этом думать. Не могу...
- Ты сам на себя не похож, - с болью сказал Киба.
- А я тебе обязан, что ли? – огрызнулся Наруто.
Потом смягчился.
- Пойми, я... могу жалеть кого угодно, но не себя. Поэтому... просто констатирую факты.
Он потянулся и сел. Похудевшая спина под белой футболкой выгнулась остро и беззащитно. Запястья багровели.
- Что ты мне предлагаешь? Плакать? Запереться дома и...
Упоминание о доме заставило его вытащить из кармана коробочку с таблетками. Сначала одну – с синей полоской, потом обычную пластинку. Таблетки – белую и желтую, Наруто разгрыз, морщась. Убрал упаковки в карман.
- Забываю, - пояснил он. – Сидеть дома и размышлять о вечном? Бегать за Саске с доказательствами своей любви? Я и раньше-то не был ему особо нужен, а теперь...
Его глаза потемнели.
- Я один и буду жить в одиночку. Я хочу поделить жизнь на «до» и «после». Не вспоминать о нем – значит, забыть и себя. Вот я и ищу нового на ощупь... Найду – склею две эти части, и ты снова меня узнаешь. А пока... Не требуй от меня невозможного. Ты только представь – я молчал! Я боялся самого себя! Мыслей, слов, движений, своего тела... А теперь - я горжусь тем, что я есть, а не тем, какой я есть. Один раз уже выебнулся – родился... – Наруто припомнил что-то, помрачнел. – Осталось дотянуться до этого факта.
- Наруто, - беспомощно сказал Киба.
- Не понимаешь? – Наруто наклонился и заглянул в его утомленные глаза. - Я упрощу.
Для начала нужно разобраться с тем, как я намереваюсь любить Саске...
Конан подперла точеное правильное личико ладонью. Вздохнула, рассматривая Наруто. Ее глаза в окружении размазанных ведьминских теней смотрелись странно, словно засыпали прозрачным хрусталем болотную вязкую тропу – и забыли.
- Первая любовь? - спросила она. - И ты хотел переболеть? Метод, конечно, правильный... – она задумчиво покусала длинный ноготь, покрытый синим лаком. Ободрала с него лак, внимательно рассмотрела повреждения и повернулась к Пейну. – Можно я его возьму себе на время?
Ее голос вдруг наполнился нежной глубиной, зазвучал в полную силу и оказался удивительным, живым и пульсирующим.
- Бери. – Пейн поднялся с пола, застегнул и спрятал кобуру.
Посмотрел на Наруто сверху вниз.
- Это Конан. Моя жена.
- В этом «Лонгине» все с ног на голову, - сказал Наруто. – Мне это нравится. Я всю жизнь жил по правилам – рвался из сетей, чтобы запутаться в следующих. После правил... матери – правила склада, после него – правила клубов, потом правила Саске. Я ломал то, что срастается моментально, стоит только отвернуться. Это живой организм, умеющий затягивать раны от бесполезного и тупого операционного скальпеля. Иллюзия свободы.
Свобода кажется досягаемой, когда начинаешь совершать безрассудные поступки.
Наруто провел рукой по лоснящейся траве. Затянувшаяся ямка розового еще шрама в самом центре кисти. Ножевая доказательная боль.
- В «Лонгине» людям не нужны правила.
Киба приподнялся на локтях. В словах Наруто появилось что-то неправильное, ускользающее от его понимания, но азартное, будоражащее.
- Что ты задумал? – спросил Киба.
Наруто тихонько рассмеялся. Смех – звон расколотого зеркала. Кривого зеркала – Саске.
Осколок – в сердце. Старая сказка, а мир в глазах Наруто теперь опасен и искажен чужим отражением.
- А чего ты боишься? – удивился Наруто.
- Наркотиков, - помедлив, сказал Киба.
Больше всего в жизни он боялся наркотиков и смертей от наркотиков.
Наруто странно хмыкнул. Снова угасли только что оживленные глаза. Киба понял – он уже обдумывал это, уже искал в себе решимости кинуться в омут с головой и пропасть навсегда в златотканых иллюзиях и грезах. Стать наркоманом осознанно – смелый поступок, как ни кричали бы встревоженные СМИ о слабости и ничтожности, пытаясь таким образом оградить подростков от опасности.
Те, кто хоть раз подставлял руку под «инсулинку» или ощущал боль сдавшего под амфетамином сердца, делали тяжелый осознанный выбор. Уходя в другую реальность, оставляешь семью, настоящих друзей, совесть, проклинаешь будущее и свое тело вместе со своим живым сознанием. Кто из переживших детство согласится на короткую эпитафию - «скололся»?
У слабых на это не хватает смелости.
Киба знал эту сторону жизни досконально, поэтому наклонил голову, ища взглядом глаза
Наруто.
Наруто кусал губы. Думал.
- Я не хочу, - просто сказал он. – Саске отказался от этого, и я отказываюсь. Я ему ни в чем не уступлю.
Спохватился:
- Ты будешь дальше слушать или нет?
Река засинела, ветер нахватался прохладцы. Наруто словно не видел окружающего мира.
Потянул к губам зажатую в пальцах травинку, примял ее губами.
- Я к тому моменту почти ничего не соображал...
Поэтому не понимал, что происходит. Его мяло и переворачивало, за спиной, отзвенев, раскололись наручники. Прохладные мятные капельки – растаявший лед, стекали по губам. Дернули за плечи, поднимая. На ногах Наруто не устоял. Все его тело словно только что побывало в плотной проволочной сетке, в которую упаковывают живых кур при вывозе на рынок. Кровь прилила к голове, и снова началось...
Истома причудливо обкусывала легкие, пощипывала губы и облизывала сердце шершавым дрожащим языком.
Коридоры перед Наруто сужались и расходились, как лучи в стрельчатых окнах старинных храмов. За ним оставались кровавые пятнышки-монетки.
И было – хорошо.
Хорошо – потому что комната Конан оказалась синей, как предгрозовое море, и дельфиньи тени плавали по стенам, кувыркаясь. Потому что она помогла снять футболку, присела рядом, пристроив на коленях запотевшую вазочку со льдом, и обтирала его скользящим холодом, от которого перехватывало дыхание.
Длинные пальцы уверенно и ловко держали колючие прозрачные кусочки, и места она находила – самые те. За ухом, по ключице, позвоночнику, шее. Лед таял, Наруто била крупная дрожь, капельки стекали по спине, спускались к груди, животу.
Голову он поднять не мог – так и сидел, согнувшись, уложив рядом с собой истерзанные металлом запястья и смотрел, как набухают под кожей рваные сосуды, и растекается малиновая яркость. Сначала мелкими точками, словно свинцовое газетное фото, а потом – широко, опоясывая. Больно.
Было бесконечно хорошо – все протестующие и гневные голоса внутри умолкли. Не осталось даже эха. Наруто снова был цельным, собранным, безмолвным.
Боль физическая снова – в который раз, - одержала победу над моральной болью.
На столике Конан стояла ваза, наполненная лиловыми хризантемами. Рядом серебряная пепельница, идеально чистая, - потом Наруто заметил, она споласкивала ее после каждой выкуренной сигареты. В изголовье обитого скользким сиреневым шелком диванчика причудливая сеть газовых шарфов и легких шалей. Казалось – гигантский паук сплел разноцветную паутину. Раскрытый ноутбук, сундучок, обитый черным бархатом.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |