— Помнишь, как мы с тобой ходили на пруд у тети Друэллы? — проводя пальцами по его предплечью, произнес Регулус. — Я боялся воды, а ты сказал, что ничего страшного нет и что, если я стану тонуть, ты меня вытащишь… Мне сейчас кажется, будто я тону, Сириус. Но всплывать совсем не хочется. Странно, да?
— Ты не тонешь, ты просто попал в параллельный мир, — улыбнулся Сириус. — И будешь в нем до тех пор, пока тебя не позовут завтракать. Как только прозвенит колокольчик — всё исчезнет. И я тоже.
— Ничего никуда не исчезнет, — возразил Регулус. — Я-то знаю, что всё это существует на самом деле, и буду носить свой мир с собой… до самой смерти… здесь, — он приложил руку Сириуса к своей груди.
— До самой смерти — это очень долго, — задумчиво отозвался Сириус. — Давай хотя бы до следующего четверга? Дядя собирается ехать на ярмарку, и ты мог бы прийти ко мне на весь день, идёт?
— Спрашиваешь! — Регулус придвинулся к нему, и Сириус обнял его за плечи, прижимая к себе. Чувствуя себя желанным и бесконечно счастливым, Регулус погружался в сладкую дремоту в самых любимых объятиях. В комнате пахло миндалем, и на пологе на мгновение замер луч восходящего солнца — невольный свидетель чего-то еще более прекрасного, чем он сам.
* * *
Накануне совершеннолетия Регулуса Орион Блэк совсем сдал — он почти не выходил из своей комнаты, а доктор Хендрикс едва ли не поселился жить на Гриммо. Мать раздражало присутствие чужого человека в доме, но Регулусу было спокойнее от того, что за отцом есть кому присматривать. Он так и не убедил Сириуса повидаться с родителями, и это очевидно отравляло матери жизнь — ее характер портился с каждым днем. Она срывалась на муже и сыне, уже не скрывая, что без Сириуса ее жизнь окончательно выцвела.
Заглушающие чары ставили теперь даже на чашки и блюдца — их звон приводил Вальбургу в неистовство.
Однажды утром Регулуса разбудил Кричер. Несчастный домовик захлебывался слезами, уверяя, что у хозяйки какой-то приступ. Регулус помчался в комнату матери и застал ее за сдиранием занавесок с гардины.
— Я хочу закрыть тканью все щели в окнах! — сообщила мать в ответ на испуганно-вопросительный взгляд сына. — Эти кошмарные звуки с улицы просто убивают меня… Вот, послушай, — подтаскивая Регулуса поближе к окну, зашипела она. — Слышишь?
На улице и правда что-то тарахтело, негромко — но достаточно, чтобы вывести Вальбургу из себя.
— Я пойду, посмотрю, что там такое… — предложил Регулус.
— Уж будь любезен, — чопорно кивнула мать, тотчас оставляя шторы в покое. — Необходимо устранить этот звук, пока у меня не разыгралась мигрень.
Подозревая, что, скорее всего, это просто работы по перекладыванию мостовой, Регулус сунул ноги в ботинки и как был в пижаме выглянул за дверь. На улице звук был слышен куда громче — заглушающие чары в комнате матери работали совсем неплохо. Спустившись с крыльца, он завернул за угол дома — и столкнулся нос к носу с довольно улыбающимся Сириусом. Мотоцикл — подарок дядюшки Альфарда — так кошмарно трещал, что Регулус сам себя не слышал.
— Заглуши, пожалуйста! — прокричал он.
— Что? — спросил Сириус. — Я тебя не слышу!
— Заглуши мотор! — повторил Регулус, и брат, скорее догадавшись, чем услышав, нажал на рычаг.
— Привет! — в установившейся наконец тишине сказал Регулус. — Так это ты шумишь? Мама очень сердита.
— Как всегда, — беспечно ответил Сириус. — Ничего не меняется — она недовольна всем на свете, ты разгуливаешь в пижаме… Я тебя разбудил?
— Мама разбудила меня… А ее — твой мотоцикл, — Регулус подошел ближе. — Ты давно не появлялся, — заметил он негромко.
— Был немного занят, — Сириус протянул руку и провел по щеке Регулуса. От него пахло бензином и вольным ветром дальних дорог. Регулус закрыл глаза, втягивая носом запах. Сириус заметил это. — Поедешь со мной? — предложил он. — Я покажу тебе одно местечко…
Регулус оглянулся на дом, где его ждала мать с отчетом, потом на Сириуса, лениво щурившегося под летним солнцем, — и решительно взобрался на сиденье мотоцикла позади брата.
Всё или ничего.
Чувство стыда шевельнулось в нем и погасло. Он сам выбрал Сириуса, не теперь, а еще много лет назад, так зачем притворяться перед собой. Он дурной сын, зато, возможно, не самый плохой брат?
— Держись крепче, детка! — весело скомандовал Сириус, и Регулус приник к нему всем телом, обхватив за пояс. Мотоцикл снова страшно взревел и тронулся с места.
Сириусу наверное хотелось маггловской экзотики — они долго ехали по городским улицам, лавируя среди автомобилей, потом выбрались в пригород и мчались мимо низких домиков с живыми изгородями, потом по обеим сторонам дороги потянулись поля, изредка тут и там вдалеке возникали фермы — чтобы исчезнуть за спиной.
Спустя час, или, может быть, больше, Сириус свернул с трассы на небольшую боковую дорогу и, поднимая клубы пыли, въехал в лесок. Через несколько минут путешествия под кронами деревьев они очутились на берегу маленького озера. Здесь Сириус заглушил мотор. Они спустились к воде — берег покрывала мягкая изумрудная травка, в воду уходили ветхие мостки. Сириус улегся на траву, Регулус неловко сел рядом — пижама меньше всего годилась для подобных прогулок.
Блики солнца, отражаясь в зеленоватой воде, резали глаза.
— Так чем ты был занят? — спросил Регулус, дергая попадавшиеся под пальцы травинки. — Я не видел тебя почти год, и письмо получал в последний раз в начале мая.
— Я собирался написать тебе, — ответил Сириус виновато. — Но совершенно закрутился. Понимаешь, у Джейми… сейчас многое меняется в жизни. Он перебрался в собственный дом, и мы приводили там всё в порядок… А в начале июня у него умер отец.
Он произнес это так скорбно, что Регулус разозлился. Дело было не только в Джеймсе, но и в том, что на собственного умирающего отца Сириусу было плевать, и он даже не скрывал этого.
— Не понимаю, как проблемы Джейми касаются лично тебя, — сказал он раздраженно. — И тем более не понимаю, как они касаются меня. С каких это пор уборка в чужом доме стала для тебя настолько важным делом, что ты не можешь выделить час и прислать мне письмо?
— Не заводись, Реджи, — поморщился Сириус. — Я виноват перед тобой и сожалею, что так вышло. Но Джейми мне как брат, и я…
— Ах, вот что… — перебил Регулус. — Как брат. Ну что ж, поздравляю. Братьев у тебя теперь — как грязи. Конечно, времени на всех не хватит — надо выбирать то, что важнее. Не трать на меня время, Джейми ждет. Отвези меня домой… И, знаешь, не приезжай больше, пожалуйста. Маму раздражает шум твоего мотоцикла.
У Сириуса было такое лицо, словно его ударили. Он медленно встал и отступил на шаг, глядя на Регулуса сверху вниз.
— Да что ты говоришь, маму раздражает шум? — срывающимся голосом повторил он. — Ну, тогда, наверное, ты должен скорее пойти утешить ее… И я, уж прости, не пойду с тобой, чтобы снова не побеспокоить ее шумом… Удачи вам в вашей змеиной норе, может, перегрызете друг друга, наконец.
И, развернувшись, он молча пошел прочь. Регулус, оглушенный, сидел на траве и смотрел ему вслед. Он не мог поверить, что Сириус действительно произнес эти жестокие слова, и даже удаляющийся звук мотора не вывел его из оцепенения.
Солнце, поднимаясь в зените, начало припекать.
Не понимая, что теперь делать, Регулус вернулся по дороге, по которой они приехали, и вскоре вышел на шоссе. И в ту, и в другую сторону трасса была совершенно пустынна. Волшебная палочка лежала под подушкой в спальне на площади Гриммо, за много миль отсюда. У него не было ни кната в кармане, да и карманов тоже не было — только глупая полосатая пижама, ботинки на босу ногу и бесконечная зияющая пустота в груди на месте сердца.
Плохо понимая, куда и зачем идет, он медленно побрел по обочине дороги в сторону города. И все так же по сторонам тянулись и уплывали назад изумрудно-зеленые поля. Заканчивался июль, Регулусу недавно исполнилось семнадцать — самое время, чтобы совершить что-нибудь героическое, возможно даже, погибнуть во имя какой-то высокой цели… Но пока он просто шел, с каждым шагом оставляя все дальше за спиной того прежнего Регулуса Блэка, которого больше нет и никогда уже не будет.
03.03.2011
Всё или ничего
Когда последнее воспоминание прервалось, и Гарри выбросило из слепящей солнечной зелени загородного шоссе обратно в комнату на Гриммо, было около четырех часов утра. Занимался рассвет, но в доме было еще совсем темно.
Болела голова, ломило спину, в глотке пересохло, и Гарри, закрыв коробку, сунул ее под матрас и спустился вниз. Со вчерашнего утра у него крошки во рту не было, но есть не хотелось. Наполнив стакан из-под крана в кухне, он пил холодную воду с медным привкусом водопроводных труб и бездумно смотрел, как ночь постепенно отступает, соскальзывая с подоконника и растекаясь по полу.
Он чувствовал себя совершенно измотанным. Проклятое любопытство, кажется, завело его так далеко, как никогда прежде. Так вот о какой осторожности предупреждал Снейп — наверняка ведь знал, что Гарри не преминет сунуть нос в чужие дела…
От недосыпа резало глаза, но он даже не помышлял о том, чтобы лечь — крутил в руках стакан, слушал, как на улице просыпаются и начинают щебетать птицы.
Потом, когда выпил уже столько, что вода, того и гляди, должна была политься из ушей, прошел в гостиную.
Сириус был дома — подложив ладонь под щеку, он спал на диване возле камина, и отсветы еще теплящегося пламени плясали на его лице. Неизвестно, во сколько он явился и почему не постучался к Гарри, но может, он просто подумал, что крестнику захотелось побыть одному?..
Опустившись на колени возле дивана, Гарри устроился подбородком на сложенных в замочек руках, так, чтобы удобнее было смотреть на Сириуса. Крестный улыбался во сне — как редко при свете дня Гарри видел его улыбку... Словно все беды ночью засыпали и утром пробуждались вместе с ним…
Гарри ничего не понимал и не пытался пока анализировать свои ощущения от увиденного. Спящий Сириус был похож, чертовски похож на того мальчишку из воспоминаний. Днем это сходство почти совершенно исчезало, и лишь изредка, в минуты благополучия, в крестном на мгновение проявлялся прежний Сириус.
А Гарри-то наивно полагал, что неплохо узнал его за этот год. Какой жестокой ошибкой было открыть коробку. Теперь всё окончательно запуталось.
Лечащий врач в Мунго говорил ему принудительно переключать свои эмоции, если нет сил справляться с ними. «Никто не способен навредить тебе так, как ты сам, — утверждал он. — Тебе решать, выкарабкаешься ты или провалишься». После войны этот метод ему помогал. Но Гарри усвоил также и то, что, сделав вид, будто ничего не происходит, беды все равно не избежишь. Поэтому врага надо знать в лицо.
Оставив Сириуса досматривать сны, он поднялся в свою спальню. Покрывало на кровати было слегка примято с той стороны, где он прятал под матрас коробку. Стараясь не смотреть ни на нее, ни на Омут Памяти, Гарри взял свою волшебную палочку и отправился на третий этаж. В этой части дома они еще не прибирались, и в коридоре ощутимо пахло сыростью и пылью. Гарри остановился возле двери с табличкой «Не входить без внятно выраженного разрешения Регулуса Арктуруса Блэка» — надпись предназначалась всем, кто привык пользоваться дверью, и совершенно не распространялась на предпочитавших забираться через окно.
Прошептав заклинание, Гарри осторожно повернул ручку. Старые петли недовольно скрипнули. Луч света выхватил заброшенную комнату, из которой на миг словно повеяло холодом. У Гарри волосы встали дыбом, но он решительно шагнул внутрь, осматриваясь. Казалось, здесь поблекли все краски — стекла книжного шкафа стали серыми от пыли, серой была поверхность письменного стола, серыми были плотные шторы, скрывающие окно, и балдахин над кроватью тоже был серым. Одна из стен оказалась почти полностью заклеена газетными вырезками — желтые от времени, они сморщились, будто сухие лимонные корки. Беглый осмотр показал, что все они посвящены деятельности Волдеморта и датируются 1975-79 годами. Среди них сиротливо висела единственная колдография, также приклеенная прямо к обоям. Слизеринская квиддичная команда самодовольно улыбалась — видимо, при помощи своей гнусной тактики они только что выиграли у кого-то матч. И только ловец, сжимая в руке отчаянно рвущийся на волю снитч, выглядел серьезным. Поднеся свет поближе, Гарри некоторое время внимательно разглядывал красивое и строгое лицо младшего Блэка. Во всем его облике ощущалась порода — горделиво задранный нос, безукоризненная осанка…
Что ж, приходилось признать: со старой фотографии на Гарри смотрел счастливый соперник. Слишком большие глаза, длинные слегка вьющиеся волосы, тонкие, поджатые губы, маленький подбородок, узкие плечи, худощавая фигура… Ему, пожалуй, и впрямь следовало родиться девчонкой.
И Гарри одновременно ненавидел его и любовался им: он знал, что за обликом правильного скучного мальчика скрывается немало храбрости и безрассудства, которые так нравились его старшему брату. Не такой яркий, как Сириус, Регулус был и не так прямодушен. Вероятно, именно поэтому ему удавалось некоторое время усыплять бдительность Темного Лорда. Но, в конце концов, он был всего лишь мальчишкой, и потому погиб, как погибали все, кто осмеливался открыто бросить вызов Волдеморту.
С размышлений о судьбе Регулуса Гарри переключился на мысли о себе, раздумывая, что было бы, если бы он сам в прошлом году не смог отыскать обратную дорогу из леса теней. Он никому не рассказывал, что видел там, даже врачам в больнице. Следуя их рекомендациям, он приучил себя вообще не вспоминать о том времени и двигаться дальше.
И здесь как никто ему помог Сириус. Крестный не делал ничего особенного — просто в общении с Гарри не выглядел испуганным и торжественно-скорбным, в отличие ото всех остальных. Гарри, конечно, был благодарен Молли за выпечку, Гермионе — за книжки, Рону — за журналы, и всем остальным за беспокойство, но только с Сириусом он чувствовал себя нормальным человеком, а не пациентом больницы Святого Мунго.
В свою очередь, он видел, как Сириус отчаянно нуждается в нем. Позволить своим кошмарам возобладать над собой означало оставить Сириуса одного. Гарри не мог допустить этого. Он слишком хотел обрести семью, поселиться в доме, куда сможет каждый день возвращаться.
Когда они с Сириусом в письмах обсуждали, что и как они устроят на Гриммо, Гарри испытывал настоящее счастье. И потом, когда Министерство официально сняло с крестного все обвинения, они целый вечер проговорили по камину, а Рон выгонял всякую малышню из гриффиндорской гостиной, чтобы не подслушивали… Выходит, все эти теплые чувства, которые вызывал в нем Сириус, были ничем иным, как желанием? И одного поцелуя хватило, чтобы разжечь это желание до немыслимых пределов, а наличие соперника только подлило масла в огонь…
Оторвавшись от разглядывания колдографии, Гарри вышел за порог и плотно прикрыл скрипучую дверь. Вернулся к себе и, не раздеваясь, забрался в кровать.
Ему снилось что-то кошмарно непристойное, и он стонал и метался по постели, пока на лоб его не легла прохладная ладонь. Вздрогнув, Гарри проснулся. За окном догорал день — сегодняшний — или уже завтрашний? Он совсем запутался во времени. Голова все еще болела, и глаза слипались, но возле него сидел Сириус, и Гарри в полусне накрыл его руку своей.
— Что с тобой происходит, детка? — спросил Сириус. –Ты заболел?
— Нет, все в порядке, — прошептал Гарри, и Сириус недоверчиво хмыкнул.
— Пойдем ужинать?
— Я… сейчас спущусь, — пообещал Гарри, и рука Сириуса, соскользнув, исчезла.
Когда крестный ушел, Гарри первым делом поставил Омут Памяти под стол и для верности набросил на него покрывало.
* * *
В доме их было трое. Теперь Гарри точно знал это. Если быстро обернуться — он как будто успевал даже заметить скользнувшую по стене тень. Если вечером, затаившись, долго всматриваться в полумрак, можно было различить в воздухе какое-то движение.
Регулус не покинул этот дом. Более того, он чувствовал себя здесь полноправным хозяином и, как мог, старался выжить самозванца. Стоило Гарри появиться в библиотеке, как призрак Регулуса принимался шуршать страницами оставленной на столе книги, стоило зайти в ванную, как вода с раздражающим монотонным звуком начинала капать из прежде плотно завернутого крана: «Прочь! Прочь! Прочь!»
В малой зале Регулус вел пальцем по гобелену, отыскивая кузину Нарциссу, в большой зале Регулус кружился по паркету в вальсе, в гостиной он смотрелся в до блеска начищенный медный поднос, а на площадке второго этажа Сириус ловил его за руку и подталкивал к стене, делая что-то такое, отчего рот Регулуса приоткрывался в беззвучном крике.
У Гарри всё валилось из рук. Принявшись за какое-нибудь дело, он тотчас забывал о нем, или, не доведя до конца, садился на ступеньку лестницы и думал, думал, — что ему еще оставалось, кроме как мучительно размышлять о своем сразу потерявшем всякий смысл будущем?
Стоило закрыть глаза, как в сознании оживали картины из Омута Памяти. Особенно мучила его одна из них — прядь волос, прилипшая к влажному от пота лбу Сириуса. Каждый раз, когда Гарри думал об этом, по телу прокатывалась волна возбуждения.
Однажды вечером, когда Сириус готовил на кухне свое коронное блюдо — пельмени из ближайшего супермаркета — и склонился над кастрюлей, Гарри снова увидел эту непослушную прядь у него на лбу. Словно во сне он поднялся из-за стола, развернул крестного к себе и отвел волосы с его лица. Но доиграть эту игру не хватило решимости — смущенно улыбнувшись, он опустил взгляд, и Сириус легонько стукнул его пальцем по носу.
«Считает меня маленьким!»
Но невозможно сердиться, когда на тебя так смотрят. А Сириус в совершенстве владел арсеналом взглядов, за которые ему хотелось простить всё, что угодно.
После ужина они еще долго сидели в кухне, с улицы пахло жасмином, и у Гарри слегка кружилась голова. Сириус снова болтал о каких-то пустяках, пока лампа, замигав, не погасла.
— Ну и чёрт с ней, — сказал Сириус, вставая из-за стола. — Пойдем в гостиную?
— Пойдем, — согласился Гарри, стараясь в темноте случайно не смахнуть что-нибудь на пол, и оглянулся на крестного. Этот вечер, несмотря на все, что было у них дальше, так и отпечатался в памяти Гарри — полумрак, запах жасмина и фигура Сириуса на фоне закатного окна.
* * *
На дом мягко опустилась летняя ночь. Свет не включали — Сириус, подвинув диван еще ближе к камину, глотал огневиски, и Гарри неожиданно подумал, что сейчас для него это тоже единственный выход. Беспроигрышный рецепт для случаев вроде его собственного. Когда нет сил держать чувства внутри, но никак нельзя выпустить их на свободу. Когда на сотню вопросов — всего один ответ, и этот ответ невозможен. Когда голоса в голове звучат, не умолкая, и в этом гуле ты совершенно теряешь себя.
Сириус, даже не потрудившись взять стакан, шумно прихлебывал прямо из горлышка. Но в бутылке еще много, он же не собирается выпить всё вот так?
Его губы обхватывают горлышко — это очень похоже на... Нет! Нужно остановиться.
Нужно остановить его.
А лучше — самому надраться и впасть в забытье, чтобы как-то пережить очередную мучительную ночь.
Гарри присел на край дивана, осторожно, чтобы не возбудить подозрений.
Взгляд у Сириуса был мутный. Облизывая горлышко бутылки, он смотрел сквозь Гарри куда-то внутрь себя, туда, где, невидимые глазу, мелькали тени забытых людей.
Гарри мог сколько угодно ревновать и беситься — с тем же успехом можно желать обладать каменной стеной.
— Можно? — выдохнул он, и, не дожидаясь ответа, забрал бутылку. И тотчас прижался губами к горлышку, не чувствуя вкуса огневиски — потому что вкус Сириуса — такой, каким Гарри его и запомнил — вспыхнул, словно влажный, неторопливый и мучительный поцелуй... А потом горячее и горькое сразу ударило в голову, обожгло глотку. Закашлявшись, он уронил бутылку, и огневиски стал выливаться на пол, но Гарри было плевать. Он задыхался, внутренний жар сжигал его дотла. Кое-как прокашлявшись, он все-таки поднял бутылку и поставил ее к ножке дивана. В голове постепенно прояснялось. Или, наоборот, мозги погружались в туман. Одно из двух. Одно из двух. Всё или ничего.
Сириус смотрел на него из-под прикрытых век.
— Ну-ну, детка, — сказал он хрипло. — Полегче с этим, я бы не хотел, чтобы ты...
Губы его как-то странно вытянулись в трубочку — должно быть, он подбирал слова. Взгляд его был расфокусированным и как будто смеющимся. И вдруг показалось, что всё на свете так легко и просто. И не надо мучиться и ломать голову, и искать предлоги для пустых разговоров. И еще показалось, что всё может быть. И будет.
Если что, он спишет потом на горячку.
И прежде, чем в глазах Сириуса вспыхнет искра понимания, Гарри потянул, развязывая, пояс его халата.
Обстоятельства были за него: под халатом не оказалось никаких препятствий.
Гарри наклонился, мягко провел языком по обнажившейся плоти, словно по бутылочному горлышку. И, решившись, глубоко вобрал в рот, делая так, как делал Регулус.
Мыслей не было, он был слишком занят тем, чтобы случайно не задеть зубами, и ощущения сконцентрировались на том, как член Сириуса у него во рту становится всё тверже... И потом, на мгновение, он отвлекся, чтобы ощутить, как рука Сириуса скользнула в его волосы, поглаживая одобрительно и так нежно, как никогда прежде никто... впрочем, он ведь и сам никогда ни с кем...
Он очень старался. Но, конечно, сам про себя не знал, что старается. Он был не с собой сейчас, и во всем мире остались только его язык, член Сириуса и, наверное, еще пальцы Сириуса, перебирающие его волосы... И ритм.
Он, Гарри, вел в этой игре. Еще не понимая, к чему идет, он интуитивно доиграл до конца свою партию, и, когда Сириус дрогнул и застонал, Гарри был уже готов.
Поэтому, когда плотину прорвало, и его горло и рот стала заливать жидкость, много-много жидкости, он проглотил. И именно это стало для него актом такой запредельной близости, что все последующие события этой ночи уже не произвели на него особого впечатления. Словно издалека он ощущал напряжение в затекших коленях, и то, как Сириус потянул его за волосы, заставляя лечь рядом, и его пальцы на своем члене, и его губы у себя на шее...
«Вот то, что ты должен был узнать обо мне», — думал Гарри, теснее прижимаясь к Сириусу и не пытаясь даже сдерживать стонов. Он чувствовал почти мучение, и оно было горьким и таким сладким — бог знает, как это возможно, но каждое прикосновение Сириуса было одновременно сладостью и горечью. И Гарри не успел сказать словами только одну вещь, но это можно было отложить на потом, если будет какое-нибудь «потом», а если не будет, то какой вообще смысл в словах?
Они так и уснули на неудобном узком диване, провалились в беспамятство, еще не успев осознать, что натворили.
* * *
Гарри очнулся — гостиную заливал утренний свет, камин источал волны тепла, но и без этого ему было тепло и спокойно, потому что прямо под ухом у него отбивало ритм сердце, стучащее чуть громче, чем его собственное.
Он лежал в кольце обнимающих его рук и думал, что это первое утро его настоящей жизни, а все прочее до этого было лишь черновиком, и теперь вчерашний день таял, как старые высыхающие чернила.
Гарри потянулся, устраиваясь поуютнее, но внезапно вокруг него началось какое-то хаотическое движение, а сердце возле уха застучало еще громче — и быстрее.
— Гарри!
Он нехотя открыл глаза:
— Что?
Руки Сириуса медленно соскользнули с него и неловким движением потянулись к полам халата — прикрыться, отстраниться, отделиться...
Гарри перехватил этот жест на полдороге.
— Ну, что ты? — спросил он, сжимая руку Сириуса в своей и встречаясь с ним взглядом.
Сириус выглядел... обескураженным? напуганным? Нет, всё не то. Он выглядел... потерянным. Гарри никогда его таким не видел, и это было идиотское ощущение, потому что сейчас это было неуместно и не вовремя.
— Гарри, что я сделал? — произнес Сириус, и голос тоже был не его — тихий и нетвердый, как будто кто-то умер или сильно заболел.
Словно против воли рука его снова скользнула в волосы Гарри, но в неловких движениях и в рваном ритме, бьющемся возле уха, чувствовалась паника. И в этом были все не произнесенные вслух слова — все до единого.
И Гарри, приподнявшись и глядя Сириусу прямо в глаза, спросил в ответ:
— Что-то не так?
— О, пожалуй... — пробормотал Сириус, криво усмехаясь.
Гарри показалось, будто он падает с немыслимой высоты, но прошедшая ночь уже отрезала все пути к отступлению. Поэтому он заговорил, не пытаясь уже контролировать ни свое лицо, ни свой голос:
— Разве это — грязно? Разве то, что мы делали — не лучший способ говорить о любви? Ты любишь меня?
— Конечно, люблю, детка.
— Тогда в чем дело?
— Твой отец… Джеймс… никогда бы не понял этого.
— Причем здесь мой отец? Ты любишь его больше меня?
— Он был моим другом.
— А я тебе не друг?
— Ты — совсем другое... — произнес Сириус убито. — Ты — вся моя жизнь, Гарри. И, если я потеряю тебя...
— Нет, — перебил Гарри. — Я всегда буду с тобой, понимаешь? Всегда. Я тебя не оставлю.
Под глазами Сириуса залегли темные круги, спутанные волосы падали ему на лицо — и, несмотря на это, он был прекрасен, так прекрасен, как никогда прежде. В его взгляде, в его странно кривящихся губах, в наклоне головы было совершенство, словно красота долго и отчаянно рвалась в этот мир, и, наконец, отыскала путь для своего воплощения.
Чувствуя, что сходит с ума, Гарри отвел взгляд и снова уткнулся в плечо Сириуса.
— Я не оставлю тебя, — повторил он, потому что именно это было важно. Вот что следовало говорить Сириусу каждый день: это, а не всю ту ничего не значащую чушь, которую он лепетал, задыхаясь от страха одиночества.
Сириус ничего не отвечал. О чем он думал, какими сомнениями мучился?
Вчерашним призракам надлежало сдаться и отступить под натиском сегодняшнего дня. Вдвоем они провалялись на диване уйму времени, и Сириус больше не делал попыток к бегству, он просто молча обнимал Гарри — но совершенно очевидно, что ему было дико и странно оказаться в такой ситуации.
«Люблю».
Враньё.
Он, конечно, любил Гарри, но совсем не так, как Гарри любил его. Почему у них не может быть всё так просто, как у Рона с Гермионой? Почему они не могут взять и отправиться гулять по какому-нибудь Монмартру... А, к чёрту Монмартр, достаточно просто пройтись вдвоем по улице Гриммо или даже вообще никуда не выходить — а вот так лежать рядом — но только с ощущением близости, а не так, будто между ними глухая стена. И всё глуше — с каждой минутой молчания.
— Малыш, что с тобой? — прошептал Сириус, и Гарри, спохватившись, понял, что плачет. Слёзы бежали по щекам и никак не желали остановиться.
Ничего не может быть просто, если ты любишь того, кто любит не тебя.
Наверное, дело в самом Гарри. В том, что его душа все еще не избавилась от того черного шлейфа, который с младенчества тянется за ней. Он причастен к смерти мамы и папы. Он причастен к смерти Альбуса Дамблдора.
Он недостоин счастья.
Он недостоин быть любимым.
Он — не Регулус, и никогда не сможет им стать.
Широкая теплая ладонь Сириуса опустилась на его щеку, стирая слёзы.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |