Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Министерством общего и профессионального 23 страница



обостряет постановку: возможно ли эксплицировать ресур-

сами ratio идею многосоставноеT исторической (социаль-

но-державной) реальности, лишенной явленческих форм и

поднятой до высот судьбических? На наш взгляд, в этом

нет ничего невозможного.

 

Высказывает Катаев: <Мир в моем окне открывается, как

ребус. Я вижу множество фигур. Люди, лошади, плетенки,

провода, машины, пар, буквы, облака, вагоны, вода... Но я

не понимаю их взаимной связи. А эта взаимная связь есть...

 

Глава I. Человеческий смысл истории

 

 

Это совершенно несомненно. Я это знаю, я в это верю, но я

ничего не вижу. И это мучительно. Верить и не видеть! Я

ломаю себе голову, но не могу прочесть ребуса>. Мир, жизнь,

историческая реальность - ребус. В чем его разгадка?

 

, Во-первых, в разведении персонального и социального,

которые в вершении исторического не совпадают. Модель

мирового разума сепарирует случайное (действование по хит-

рости) и необходимое (действование по высшим целям). В

обход мистификаций аналогична схема рассуждений и при

рациональном подходе к проблеме. Мысль отслаивает персо-

нальное (явленческое - истории, перипетии) и социальное

(сущностное - история, судьба). Иван IV, Петр I, Сталин

жертвуют сыновьями. С позиций здравосмысленных рассмот-

рении это - дикость: отвержение отцом сына - проявление

натологии. На уровне жизнеотношения просточеловека иного

не дано: родитель, отворачивающийся от ребенка, прерывая

времен связующую нить, подрывает натурально-эволюцион-

щые контуры жизни. В державной плоскости расставляются

Иные акценты. Масштаб целей, смыслов, помыслов, умыс-

лов здесь конституируется не здравым смыслом, а разма-

хом, размером, величием, грандиозностью общезначимых

практических задач. Последнее, сообщая деятельности па-

фос <священного безумия>, поднимает ее над укоренен-

ной в здравомысленность <тоскливой пошлостью> (Блок)

рядовых дней. Требуя исключительного, история не терпит

убогого, серого, бездарного. В анналах остается выдающийся,

хоть и грешник, и никогда - бездарный, хоть и праведник.

Устроение <никак> в истории не проходит, в чем сказывает-

ся совокупная несостоятельность таких фигурантов прошло-

го, как нелепый последний российский царь, нелепый же

первый всесоюзный президент и т.п. Ходульность первых лиц,

их поглощенность фамильным (<семья> в случае Николая II,



<эгобеллетристика> в случае Горбачева) всемерно обессмыс-

лила, обесцелила их державные проявления. Каждому - по

его делу. Отчего осуждаем, казалось бы, осмотрительный, ос-

новательный римский прокуратор Понтий Пилат? Не просто

оттого, что <умывал руки>, санкционируя казнь невиновного.

В гораздо большей степени - оттого, что жил и действовал не

по должному, не оправдывал <назначения>5.

 

<Назначение> лица - не явленческая перипетия, а судь-

бическая функция, принадлежащая сфере державного. За что

укоряет Сталин Ивана IV? За нерешительность в расправе

 

5 Также см.: Б. Н. Сарнов. Каждому - по его вере. М., 1997.

 

 

ЧАСТЬ III. ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ

 

над боярскими родами в достижении властного абсолютиз-

ма: надлежало, дескать, не раскаиваться, не замаливать гре-

хи, а последовательно ликвидировать политических против-

ников. Что же - один преступник упрекает другого в недо-

статке квалификации? Отнюдь. Дело в разности фамильной

(персональной) и державной (социальной) логики. В соот-

ветствии с императивами жизневоспроизводства существо-

вания первая диктует <не убий>. В согласии с требованиями

укрепления государственной стати вторая инициирует реп-

рессии, обязывает реализовывать мероприятия карательные.

Циньский царь Ин Чжен объединил Китай периода Чжань-

го - эпохи борьбы семи царств (Цинь, Чу, Ци, Чжао,

Янь, Вэй, Хань) - железной рукой, мерами беспощадно-

принудительными, казня в день до 400000 человек.

 

Вместе с тем никакой необходимости, чтобы <будущее

разыгрывало нами придуманную программу> (Герцен), ра-

зумеется, нет. Наша мысль, состоящая в подчеркивании рас-

хождения фамильной и державной логики, вовсе не означа-

ет апологии мародерства. История легализует величие, а не

скудость. По этой причине столь убогим, тривиальным ли-

цам, как Николай II, Керенский, Горбачев, в ней нет места.

<Удушливая пустота и немота> - атмосфера историй, а ни-

как не истории.

 

В пошлой лени усыпляющий

 

Пошлых жизни мудрецов,

 

Будь он проклят, растлевающий

 

Пошлый опыт - ум глупцов.

 

<Томительно желанная действительность> творится в ру-

ководствовании <значимостями>, смыслами высокими, по-

родниться с которыми позволяют не до лоска стертые штам-

пы насилия (мечтания урода Блюма о временах, где <мать не

осмелится погладить своих детей, а желающий улыбнуться

предварительно напишет завещание>), не стремления, чтоб

<все огни погасли>, не реабилитация социальных иуд, не

простор осатанелого мизантропизма, но счастье ощущать себя

человеком. Дабы не сложилось впечатление, будто, по-наше-

му, в истории остаются одни висельники, укажем на сугубую

порочность жестких воплотительных технологий, неизменно

обнаруживающих свою непрочность. Первый император объе-

диненной китайской империи Цинь (221 г. до н. э.), приняв-

ший помпезный титул Ши Хуанди, практически стал и ее

последним императором. Затратность социотворчества, пере-

напряжение экономики, массовый террор вызвали полное

истощение населения, стимулировали фронтальный протест,

 

Г1'йва I. Человеческий смысл истории

 

 

выразившийся в бескомпромиссном восстании. Преемник Цинь

Ши Хуанди Эр Ши Хуанди свергнут в 207 г. до н. э.; скреп-

ляющая империю насилием династия Цинь заменена динас-

тией Хань. Если весь народ топнет, будет землетрясение, -

гласит восточная поговорка. Причастность к великому важно

совмещать с уважением к народу.

 

Посему, во-вторых, разведение персонального и социаль-

ного в разгадке ребуса истории дополняется разведением вы-

сокого и низкого. Библия повествует: сказал царь - <это ли

не величественный Вавилон, который построил я... силою

моего могущества, во славу моего величия>. Олицетворение

деспотического самовластия - Навуходоносор - утратил чело-

веческий облик, завершил жизненный путь в стаде животных.

Материальное воплощение величия - самочинная власть -

порочна. Но какова непорочная власть? Что противостоит де-

мону власти в творении истории? По Данилевскому, мощь

рока. На коротком отрезке изложения автор <России и Евро-

пы>, ретардируя поиск, дважды уточняет: <В том, что миро-

вые решения судеб человечества почти совершенно изъяты от

влияния узкой и мелкой политической мудрости деятелей,

современных каждому историческому перевороту, должно...

видеть один из самых благодетельных законов, управляющих

историческим движением>; <Если человек, употребляя дан-

ную ему долю свободы не соответственно с общим, непонят-

ным ему историческим планом событий, начертанным рукою

промысла, может замедлить его выполнение и временно ис-

казить его линии, план этот все-таки совершится, хотя и

иными, более окольными путями>.

 

Ток истории независим от усилий лиц действующих?

Сомнительно. Тот же Керенский, в период с февраля по

октябрь выступавший с требованием соблюдения <строгой

законности>, последуй он установкам какого-нибудь Стуч-

ки, утверждавшего, что путь революции состоит в <захват-

ном праве>, - и многое свершилось бы иначе. В истории

важен поступок, от имени <смысла>, <значения> совершае-

мый. Отсутствие поступка - отсутствие цели, бессмыслен-

ность деятельности - подписывает приговор социальным

лицедеям, несостоятельным, призрачным фигурантам исто-

рии. Однако есть поступки и поступки. Ввиду избытка про-

ектов, служащих лжи, плодящих imitator Dei, не всякий

поступок подлежит оправданию.

 

Поэт творит в вечном, а не в <теперешнем времени>, -

не уставал напоминать Толстой. Выходя из вечности, поэт

деквалифицируется, перестает быть служителем муз, самое

 

 

ЧАСТЬ III. ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ

 

поэтом. Соответствующую трагедию дефицита питательной

почвы вечного пережили Блок, потерявший ощущение <музы-

ки мира>; Есенин, не могущий стремиться <в вечную сгнив-

шую даль>; Мандельштам (как и Пушкин), утративший спо-

собность <дышать> (<нельзя дышать, и твердь кишит червями,

и ни одна звезда не говорит>).

 

Дефицит вечности для поэта означает внутренний кризис.

Почему? Потому что вечность поэта - его собственный иде-

ал, через призму которого поэт и создает себе вечность. В

свете сказанного понятна <эволюционная обреченность>

булгаковского Берлиоза - духовного нигилиста, не способно-

го к творческой, а потому лишаемого и натуральной жизни6.

 

С поэтом - более или менее ясно. А как с политиком? В

каком времени, как движется, утверждается вершитель исто-

рии? На данный вопрос, надо, признать, односложно-одно-

значного ответа не существует. Правильно фиксировать две

стратегии социотворчества, связанные с преимущественной

ориентацией на <жизнь> и на <идеал жизни>. С позиций гума-

нитаристики первая стратегия охранительно-конструктивна,

тогда как вторая - разрушительно-деструктивна. Одна, наце-

ливая на освоение реалий, утверждает настоящее, культиви-

рует бытие сущее; другая, направляя на освоение идеалий,

отрицает настоящее, культивирует бытие вымышленное. До-

пустимо ли, сближая политику с поэзией, вершить историю

по образу и подобию <вечного> - идеально-потребного, чае-

мого? Цель исторического процесса, наставляет Герцен, -

<каждый данный момент>; цель истории - <мы с вами, плюс

настоящее всего существующего>. Так допустимо ли хрупкое

<теперешнее> класть на алтарь отрешенного <вечного>?

 

Сказанного довольно для извлечения эффекта из прово-

димых дистинкций. Некогда Колмогоров обосновывал необ-

ходимость двух курсов математики: строгого, нереалистич-

ного, выполненного в языке интуиционизма, и нестрогого,

реалистичного, выполненного в традиционном теоретико-

множественном языке работающих математиков. В одном воп-

лощается идеал, в другом - опыт. Возвращаясь к нашим

баранам, логично констатировать, что на мельницу адекват-

ного вершения истории льет воду ориентация на <жизнь>, а

не на <идеал жизни>.

 

Стратегия <жизнь> своим идейным подспудьем имеет эк-

зистенциально выверенную философию <моментализма>, в

качестве непреходящего, самоценного поднимающего на щит

 

' Подр. см.: Б.М. Сарнов. Цит. соч.

 

frtaea I. Человеческий смысл истории

 

 

полноту, глубину, ненарушимость переживаемого мгнове-

ния. Моменталистский мир со стержнем <каждое поколение,

каждый человек - цель сами для себя> (Герцен) - позити-

вен, ввиду чего крайне инертен, коснен. Стратегия <идеал

жизни> не укоренена в жизнь, покидая реальность, преодо-

левает ее романтической экстраполяцией, мечтой. Напом-

ним, что в поэтическом - вымышленном, мифическом -

мире лица, ввиду своей бессмысленности, духовной триви-

- альности из идеальности выпадающие, попросту удаляются

с авансцены. Таков, к слову сказать, несчастный Берлиоз,

подлежащий беспощадной элиминации. (Заметьте: детоубий-

це Фриде даруют прощение, Берлиозу же - нет). Отталкива-

ющая нелицеприятность конкретных моментов устраняется

в мысли простым вытеснением. В жизни также есть место

подобному вытеснению в случае, когда, говоря слогом Пас-

тернака, <ампир царствований> оборачивается <вампиром ре-

волюций>. Превращение падких на перекройку действитель-

:дости по идеалу неуемных властителей в отвратительных бан-

'Церлогов - хорошо известный эмпирический факт, обо-

стряет проблему статуса идеала в жизни.

 

Откуда тенденция навязать мечту, заставить жить по иде-

алу? Скорее всего, имея корни антропогенетические (эф-

фект подражания), она связана со стремлением выработать в

ином желательное. Не в себе (что мучительно трудно)7, а в

подобном себе воплотить совершенное - исправить природу

в сознательном ее творчестве. Исправить природу посред-

ством подгонки реалий под идеал безболезненно - такое

доступно искусству. Что такое искусство? - вопрошает Кинэ:

 

<Задумайтесь над содержанием этого слова. Среди всех оби-

тателей Земли я встречаю одного человека, который сам

создает скульптурные образы существ, поражающих его взор...

Странное дело, эти образы не простая репродукция суще-

ствующих форм. Он добавляет, он отнимает, он исправляет

то, что есть. Как! Разве природа не кажется ему завершен-

ной? Разве он задумал нечто высшее? Радость, безумие,

гений, какое имя дам я этому побуждению? Переделывать

самые законченные создания! Не хочет ли он продолжить

труд природы? Да, это именно то, чего он хочет... Человек в

нетерпении войти в будущее. Он заранее овладевает им в

искусстве>.

 

В искусстве. А в жизни? Перекройка природы в искусст-

ве уместна, респектабельна, ибо не насильна. Перекройка

 

Также см.; Общественное сознание и его формы. М., 1986. С 203-240.

 

 

ЧАСТЬ III. ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ

 

природы в жизни преступна, множит экологические, эко-

номические, социальные катастрофы. Прометеева устрои-

тельная гордыня несостоятельна в двух отношениях. В отно-

шении вседозволенности: человек не бог. И в отношении

рациональности: жизнь - явление, к рациональному не-

сводимое. Задача искусства - конструировать реальность по

идеалу. Если такую задачу вменить политике, возникает

производство умышленных, нарочитых форм, несопряжен-

ных с реальностью в принципе. От богатства привнесен-

ного в реальность содержания значительность искусства

возрастает, политики - убывает. Креативизм в искусстве

равноценен проявлению существа творческого как уни-

версально-целостного, свободного. Креативизм в политике

равноценен проявлению односторонности, зависимости су-

щества некомпетентного, в жизни несведущего. Игра сил в

своей собственной власти без рифмовки с событиями допу-

стима в образной, понятийной сфере, но не в сфере жиз-

ненно-практической. События не сковывают искусства (сво-

бода здесь реализуется непосредственно как способность са-

мочинно давать начало событиям) и сковывают политику,

решающую, как от идей (идеалов) переходить к событиям.

 

Искусство не требует почитать свои творения за дей-

ствительность: элемент условности, иллюзорности в них

предзакладывается. В политике все творения действительно-

сти реальны; имеющаяся условность подлежит экспертизе

фронтальной. <Тоска по идеалу> в искусстве удовлетворяет-

ся прямо - актами творчества; в политике косвенно -

через логику жизни.

 

Искусство использует возможности, политика - действи-

тельности. Свободе, игре, фантазии искусства противостоит

в политике сбалансированность, обстоятельность, осмотри-

тельность.

 

Сопоставительные ряды оттеняют особенности творческих

процедур в поэтической и политической сферах. Высшая сме-

лость человека - смелость дерзания под водительством ума

творческого. Но как разнится созидание в рассматриваемых

случаях. В искусстве - изобретение, в политике - приобрете-

ние. Мир искусства - мир образов, мир политики - веш-

ный, материальный мир. Средство искусства - исповедь, са-

мообнажение, средство политики - сдержанность. Почва ис-

кусства - личный опыт, претендующий на общение. Почва

политики - коллективный опыт, ставший уделом лица. Ис-

кусство - царство <прекрасной видимости> (Шиллер). Поли-

тика - царство <неприглядной реальности>. Механизм искус-

 

СКава I. Человеческий смысл истории

 

 

ства- побудительность мечты. Механизм политики - цензу-

ра; побудительного порыва.

 

(.Что подразумевал Блок, наделяя художника знанием жиз-

ни? Скорее всего сам дух творчества, высвечивающий полно-

ту бытия в муках искания. Поэт знает высшую реальность по

полету души, наитию. Такого рода знание ценно, однако не

эффективно для вершения истории, фактического творения

жизни. Парадиз творчества, вдохновение обусловливает про-

рыв к высокому, но этот прорыв возможно реализовать через

жизнь - всесторонностью, глубиной постижения тока жизни.

В этом случае поэтические модели <начал> и <концов> заменя-

ются политическими моделями <ада> и <рая>. Ад и рай -

оппозиции, в границах которых свершается жизнь. Суть в

том, что, преследуя частные цели, субъект истории формиру-

ет общие смыслы того, как, избегая ада, попасть в рай. В

переносном и очень даже прямом значении слова. От великого

до смешного - один шаг. Как же не оступиться? Чем выве-

рять деятельность? Не поэтическим, а кристаллизуемым жиз-

Цйью политическим идеалом. Логика устроения жизни, отме-

тая запах <гари, железа и крови> (Блок), самолично отлагает

инвариантное, которое в качестве должного в дальнейшем

детерминирует сущее. Социальные явления двойственны -

натуральны и ценностны. Доказавшие мирскую натуральную

состоятельность ценности в последующем приобретают статус

императивов. В императиве важна гарантийность, жизнеутвер-

жденность. Исторический процесс только потому прогресс,

что подчинен гуманитарно оправданному императивному, обес-

печивающему жизнь при общедоступности удобств жизни.

 

Весомость лица в социальной среде или, напротив, <про-

межуточность человека> определяется его способностью со-

гласовывать конкретный жизненный курс с универсальными

гуманитарными параметрами жизни - экзистенциальными

абсолютами. Многие на этом пути не выдерживают высот

ответственности: впадают в анемию, волюнтаризм, често-

любие. Окончательный вердикт о вплетении известного име-

ни в венок истории выносит коллективный разум, исходя

из основательной проработки существа деятельности в триа-

де <цель - средство - результат>. Естественно, возможны

разные исходы, детали которых нет смысла перебирать. Од-

нако важно представлять максимальную нежелательность

нерезультативного исхода. Цель в истории оправдывает не

средство, а результат. В качестве итоговой формулы, таким

образом, недопустимо получать формулу капитана Лебядки-

на <стакан, полный мухоедства>, - удел организующих та-

 

 

ЧАСТЬ III. ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ

 

раканьи бега, а не жизнь народную, историческую. Таких,

как не различимый с управдомом царь, история не сохраня-

ет. Несомненно, по этой причине совокупность знаков <Ни-

колай II>, <Керенский>, <Горбачев>, выводимых нередко не

с прописной буквы, встречается взрывной волной насмеш-

ки. Протестующе-грустной. Грустной - оттого, что из реаль-

ной истории тех, что стоят за ними, - не устранить. Проте-

стующей - оттого, что сделать это необходимо. Как? Народ-

ной волей, умудренной очередным страдальческим опытом.

Надо полагать окончательным.

 

Прошли те времена, как верила Россия,

Что головы царей не могут быть пустые,

И будто создала благая дань творца

Народа тысячи - для одного глупца;

 

У нас свободный ум, у нас другие нравы:

 

Поэзия не льстит правительству без славы;

 

Для нас закон царя - не есть закон судьбы,

Прошли те времена - и мы уж не рабы!

 

1.3. МЕТАФИЗИКА СОЦИАЛЬНОСТИ

 

<Наука не учит ни о ценностях, ни о целях>, - свобода

от последних, составляющая пафос стандартной социальной

теории (СТ), формирует влиятельную интенцию на толкова-

ние феноменов социосферы как чисто <природных явлений>.

Оформление теоретической социологии, в духе соответствен-

ных директив рассуждает Л. Гумплович, оплачивается ясной

ценой - выдворением из рассмотрения индивида. В фокусе

внимания СТ - не напряжение участков мировых линий

человека, а динамика групп, удовлетворяющаязаконам на-

турального мира8. Аналогична позиция Дюркгейма, всей

объективистской школы, поднимающей на щит <типы>,

<факторы>, <коллективы> и гиперболизирующей редукцио-

нистские методики фиксации материала.

 

Апелляция к <натурализму>, <объективизму> навеяна

тенденцией использовать в рассуждениях приемы точных

наук, дабы строить, получать каноническую теорию. Одна-

ко: теорию чего? Общества без жизнедействующей личнос-

ти? Полноценной модели (онтологии) подобного общества

(истории, цивилизации, государства) задать невозможно.

 

s Gumplowicz L. Das wesen der Soziologik // Ansgewahete Werke. V. 4. Innsbruck.

1928. S. 191-192.

 

fHaaa I. Человеческий смысл истории

 

 

Естественный предел редукционизму (в лице натурализма,

о&ьективизма) полагает двойственное движение: от парамет-

ров предметной среды, сопротивляющейся деперсонализации,

и. от способов рефлексии Я-содержащей, субъектнесушей ре-

альности. Каждый умирает в одиночку. Оттого социология

смерти невозможна (есть хронология смерти). Жить в оди-

ночку нельзя. Оттого социология жизни возможна. Вопрос в

том, как ее развертывать в качестве теоретичной и одновре-

менно смысложизненной. Стандартная СТ достижением та-

кого единства не озабочивается. Выбор делается в пользу

<теории> с конструированием чего-то действительности чуж-

дого, к ней не причастного. В принципе: стоит ли страшиться

фиктивных конструкций? Фиктивность - общее и не-

преодолимое место теории. Та же механика изучает не реаль-

ные события-вещи, а поведение искусственного объекта -

материальной точки.

 

Допустима ли аналогия для искомой социологии? Одно-

Цйачно нет: социальная среда личностна, персоналистична и

 

Мк таковая должна находить адекватное рефлексивное воп-

ЗЮщение. Если социальная жизнь складывается из <самости>,

 

*жизни> и <жизни самости>, то данные слагаемые не подле-

жат устранению из теории.

 

,, Возвращаясь к сказанному, понимаешь, как ошибался

Гумплович, утверждая, будто, скажем, образование госу-

дарства - <природный процесс>, результат животной борь-

бы за выживание9. Подобная этатогенетика, конечно, воз-

можна, но что в ней глубокого? Метафизика социальности

должна отвечать глубине осмысливаемой в ее горизонтах пред-

метности.

 

Дьявол скрывается в мелочах. <Нога познающего неохотно

вступает в воду познания не тогда, когда та грязна, но тогда,

когда она мелка>, - точно высказывает Ницше. Мелководье

стандартной СТ проявляется в задании узкой фундаменталь-

ной схемы, вводящей как гипотезы существования, онтологи-

ческие допущения, так и <пункты сосредоточения> мысли,

системы отсчета интерпретативной деятельности.

 

Одномерность онтологии сказывается в элементаризации

социальной реальности. Из множества факторов, участвую-

щих во взаимодействии, выпячивается на поверхности ле-

жащая группа причин, которая наделяется исключительнос-

тью. К примеру, истоки олигархии выводятся из количе-

ственной определенности социального вещества: когда чис-

 

' Gumplowicz L. Rasse und Staat. Wien, 1875.

 

 

ЧАСТЬ III. ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ

 

ленность организации превышает фиксированный уровень

(возрастает с 1000 до 10 000 единиц), начинает-де действо-

вать <железный закон> концентрации власти Михельса. Тео-

ретикам невдомек, что в том же количественном интервале

способна материализоваться не олигархия, а демократия, от-

меняющая близлежащую идею <давление власти на землю -

камертон истории>. Нечто сходное уместно адресовать марксо-

вой мысли изоморфности способов производства и наро-

донаселения: каждому <исторически особенному способу про-

изводства... свойственны... особые законы народонаселения>'".

Откуда вытекает: относительное перенаселение при капитализ-

ме обусловливается спецификой капиталистического накопле-

ния - пролетариат, <производя накопления капитала, тем

самым в возрастающих размерах производит средства, кото-

рые делают его относительно избыточным населением. Это -

свойственный капиталистическому способу производства за-

кон народонаселения>". Тогда как при социализме, где яко-

бы полная, оптимальная занятость, получаемая в качестве

следствия рационального ведения хозяйства, достигается бла-

гоприятная динамика численности населения. Нет и еще раз

нет. Законы народонаселения не изоморфны характеру про-

изводства. Хорошо известно, что в слаборазвитых странах

рождаемость выше, так же, как выше детская смертность (в

бывших социалистических странах оба показателя были выше,

чем в странах капитализма). Кроме того, имеются демогра-

фически разреженные ареалы (Россия), а есть перенаселен-

ные области (Фергана), государства (Китай, Индия), регио-

ны (Европа).

 

Одноколейность интерпретативного процесса просматрива-

ется в презумции <рациональности> организации мира. Как

уточняет Фома, <человеческий закон имеет характер истинного

закона в той мере, в какой он соответствует разуму: при

подобном подходе он с очевидностью выводится из вечных

законов>. Идея разумности устройства оправдана по части

общего противопоставления общества природе: в первом в

отличие от второго действует не стихия, а порядок, закон,

регулярность.

 

<Владыки! Вам венец и трон

 

Дает Закон - а не природа>.

 

Отсюда соблазн прямой импликации применительно к

нашей отечественной ситуации. Помните:

 

' Маркс К.. Энгельс Ф. Соч Т. 23. С. 646.

' Там же. С. 645-646.

 

I. Человеческий смысл истории

 

 

.<Послушайте, ребята,

'"Что вам расскажет дед.

.,, Земля наша богата,

,-,, Порядка а ней лишь нет>.

 

.-Введи порядок, регуляризуй, все и устроится, образу-

мится. Так л и?

 

Допущение рациональности мироздания встречает три

 

возражения.

 

Общее - отрицание разумности исторического универсу-

ма. Выразил его Гуссерль: <поскольку вера в абсолютный

разум, придающий смысл миру, рухнула, постольку рухну-

ла и вера в смысл истории, в смысл человечества>12.

 

Особенное - отрицание разумности российского

исторического космоса. Сформулировал его Белинский:...<все


Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 18 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.095 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>