Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Министерством общего и профессионального 19 страница



всех против всех вследствие безудержных (эгоистических) тенденций достичь цели - приобщиться к

счастью, удовольствию, наслаждению. Вместе с тем быть добродетельным означает уметь жертвовать

удовольствием, которое зачастую недобродетельно, на стороне порока. Но жертвовать - во имя чего?

Каждый свое счастье понимает по-своему, идя, как говорит Эпикур, туда, куда влечет его наслаждение. И если

я сам - высший суд своему счастью, то может ли кто-либо доказать мне, что на пути к счастью я ошибся.

Собственно, как это сделать?

Глава I. Природа ценностного сознания

2. <Счастье> - весьма неопределенный стандарт жизнепонимания. Во-первых, счастье одного

нередко строится на несчастье другого. А на вопрос <кто виноват?> в силу многозначности

жизненной правды удовлетворительного ответа добиться не удается. Реставрируя интригу <Кто

виноват?> задумаемся: виноват ли Бельтов, что полюбил; Крупов, что стоял у истоков несчастной

любви; Круциферская, что дала волю чистому чувству, виноваты ли все они, вместе взятые?... Ни

один из допустимых ответов на заданные вопросы не может рассматриваться как исчерпывающий,

окончательный. И это - ввиду альтернативности, поливариантности этической ситуации, где нет

одной объективной истины (есть ли такая вообще?), а есть веер субъективных истин. Во-вторых,

затруднительно уточнить денотат <счастья>: есть ли оно завершенное состояние (опять-таки - есть

ли такое?), или никогда незавершаемый процесс его (состояния) обретения (Милль, Достоевский).

В-третьих, персональное счастье основано на любви, а любовь как чувство - переменчиво. Лишь

любовь к себе, настаивает О. Уайльд, есть <единственный роман, длящийся пожизненно>. Значит, и

в данном случае требуется изыскивать противоядие эгоизму. 3, Восхождение к счастью не

синхронизировано с восхождением к нравственности. Очень точно высказался на этот счет

гетевский Вертер, подчеркивая, что лучшие человеческие чувства любовь и верность приводят к

насилию и убийству. К своему счастью каждый идет своей дорогой зачастую без оглядок на

<выдумки> моралистов. Теизм. Для исправления от несовершенства неправедному, греховному

человеку надлежит расстаться с претензией на самодостаточность и воспоследовать закону божию,

откуда почерпнуть наставление к благочестивой, благонамеренной жизни. Argumentum primarium



теистам заключается в том, что религия как пласт духовности не может играть роль остова

добродетели по причине своей гетерогенности, внутренней расслоенности - достаточно острая

конфронтация разнородных конфессий, символов веры, наличия диссенте-ров, верных и неверных

и т. п. С течением времени все крепнет убеждение, что заблуждался апостол, говоривший: <Хри-

стос разорит преграду разобщения и вражды>. Он оказался не прав не только в отношении людей,

но и церкви. Бог в клерикальной оболочке - неадекватная основа конституи-рования

гуманитарных связей. Сказанное относится к трудностям через призму внешней критики

позиции. Представление о трудностях под углом зре-

 

ЧАСТЬ II. АКСИОЛОГИЯ

Глава I. Природа ценностного сознания

ния внутренней критики позиции возникает из богатейшей проблематики теодицеи. Почему

праведный всемогущий тво рец не исключил предпосылки греха и зла из творения? В порядке

ответа на вопрос возникали многочисленные ad hoc конструкции. 1) Бог наделяет человека

свободой, но не задает правил ее использования; зло, следовательно, - в самостийности,

инициативности человечества; 2) Зло - одно из несовершенств сотворенного, функци

онирующего в автономном режиме по своим законам; 3) Бог - исток разума, разум - исток

души, поэтому возможности для души вторичны, непосредственно богом не детерминированы;

4) Человек - существо дуальное, способное и на добро, и на зло;

5) Зло есть в боге (имманентный подход), но не потому что он бог, а потому что в нем некая

темная основа бытия - <природа в боге>; 6) Если б бог знал, что творение повлечет зло, он воз

держался б и от творения добра, а это было бы жертвой неоправданной; 7) Порок локален: он

входит в добродетель, точно яд в лекарство. Характерный изъян всех этих <рациональных>

моделей - искусственность, многократно усиливающаяся тривиальной апелляцией к здравому

смыслу: во всесовершенство творца должно быть предзаложено всезнание. Бог, сотворивший мир,

принимает на себя за него полную ответственность. Благословлять и убийцу и жертву нельзя;

нельзя быть <над схваткой>. Сциентизм. Этот термин объединяет множество деклара тивных

программ <строгого> обоснования гуманитарности с опорой на термины и стандарты точных наук.

Таковы гео метрия (Гоббс, Спиноза), физика (Гельвеций), физиология (Гольбах), география

(Монтескье) нравов. Необходимости пространной оценки обозначенной линии нет. Во-первых,

понятие <строгости> как эпистемологическое кредо релятив- но; оно не имеет экспликации вне явно

фиксированных си стем отсчета. Во-вторых, обобщая и перефразируя Вольтера, правомерно

утверждать: естествознание и математика оставляют гуманитарность такой же, какой ее находят.

Гуманизм. С этих позиций гуманитарность - культурная матрица деяний, фундаментальная

ценностная константа человеческого общежития, которая обусловлена логикой объективного

вершения жизни. Гуманитарность (добродетельность, моральность) начинается с запрета, традиции

и венчается долгом, соответственным уровню самостоянья высококультурных совестливых

существ. Естественный отбор, разумеется, не создает этику, он закрепляет диспозиции к

альтруистическим типам поведения в коллективе. Укореняясь, эти диспозиции дают простор

человеколюбивым, добронравным ориентациям. Не будет преувеличением утверждать, что

эволюция идет под знаком прогрессивного нарастания специфически гуманитарных форм

межиндивидной регуляции, набирающих силу в череде переходов от табуации к этикету, развитой

системе права, этике, морали; принуждения, навязываемого извне кодекса к побуждению,

самозаконности самоутверждения; от гетерономии к автономии; от властно-законодательных

определений к благоразумно-благочестивой свободе. Этика, таким образом, кристаллизуется из

тенденции к видосохра-нению (антропогенетический фактор) человечества в целом. Мораль

кристаллизуется из тенденции к индивидосохране-нию (культурологический фактор) отдельных

представителей человечества как членов общества, существ гуманитарных. Выскажемся

пространнее. В отличие от этических связей, по-видимому, имеющих генетические корни,

моральные связи полностью благопри-обретенны; они - суть чистый продукт воспитания. Человек

морален тогда, когда, действуя самостоятельно, руководствуется некогда усвоенными им нормами.

У гуманитарного, воспитанного существа нет примитивно свободной, самочинной воли: она

сообразуется с общечеловеческими устоями и велениями, отмечая степень его культурной, гумани-

тарной зрелости. Отсюда деяния захваченного гуманизацией субъекта не могут не быть

моральными и наоборот. В этом - секрет законосообразности связи индивидуального и соци-

ального, частного и общего, морали и нравов. Конечные, частные индивиды мыслят и хотят

различно, но, будучи гуманитарными, действуют одинаково. Скажем, проблему своего счастья

они ставят по-особому, однако средства для ее решения подбирают цивильные. В принципе они

могут и не достичь счастья, однако высокий баланс цели и средств позволяет им в любом случае

сохранять самодостоинство, надлежащую чистоту жизни, цельность сознания. Как видно,

моральность выступает оптимумом са-моосушествления, исходя из гуманитарно санкционирован-

ных образцов, самых совершенных целей (Аристотель).

 

ЧАСТЬ II. АКСИОЛОГИЯ

Программа гуманитарного генезиса (гуманогенез) ценно стных абсолютов представляется наиболее

адекватной. Цен ностное сознание не фундируется ни рациональностью - ввиду ее ситуативности,

нейтральности разума к широко понятому'этизму; ни абстрактным долженствованием - ввиду его

бессодержательности, неопределенности; ценностное со знание фундируется гуманитарностью. Почитание

ценностей каждым из нас - от органической встроенности в структуру гуманитарных отношений, к кото рым

мы приобщаемся через каналы воспитания. Воспитание решает нашу судьбу, закладывая вектор

самовозвышения, нацеливая на единство сознания личности посредством са моуважения. Сказанное позволяет

отнестись с пониманием к тому учителю физкультуры, который повесил свой портрет рядом с изображением

Христа - он был убежден, что сде лал для человечества не меньше, чем великий предшествен ник-

первосвященник.

ГЛАВА 2. ЦЕННОСТНАЯ РЕГУЛЯЦИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Взвешенная оценка библейской модели начала человечес кой истории подводит прямо к противоположному

убежде нию. Человеческая история началась не с рая (бытие внеис- торическое), а с представляющего акт

выбора грехопадения. Высвобождение из-под опеки, проявление свободы самости означало выход из

элизиума. Бог остался вне времени, чело век ввергнул себя в поток изменений. Поток изменений и есть

время, совпадающее в случае человека с потоком истории. Понимание сущностного отличия двух миров -

внеисто- рического божеского и исторического человеческого - не заражает, однако позволяет рассеять

туман, где утрачивается очертание реальностей. Акт выбора создает исторического че ловека; в результате

быть человеком и интересно, и сложно: судьба человека становится его историческим достоянием; устои

изменения мира в нем самом. Свободная вещь определяется к действию только сама со бой. Каков диапазон

утверждений свободного человека? Вер но, применительно к человеку <все влекомы и все влекут> (Данте).

Между тем полагать, будто человеческий жизнеток произволен, было бы нестерпимой фальшью. Парадокс

Гоб- бса о возможности общества снимается допущением, что человек человеку не волк.

Глава 2. Ценностная регуляция деятельности

Непредусмотрительная равнозначность изменений в со-циотворчестве - пустая выдумка. Мы хорошо

различаем равенство в благородстве и равенство в бесправии. И помогает нам в этом опора на жизненный

опыт. Обращенные в свиней обитатели островов Цирцеи счастливы. Но остаются ли они причастными

человеческому? Что в глубине задавленных, затравленных душ? Пустота, ненависть. Как они преодолеваются?

Теолог бы сказал: богом. Политик - правительством. Доктринер - наукой. Прожектер - революцией.

Воистину осанна поставляет анафему миру. Есть вопросы, мыслью не решаемые. В чем вызов логоса

человеческой истории? Выжить. Преодолев зверя, обрести человека. Как именно? Можно ли научить любви,

доброте, взаимности? Тысячу раз нет. Жизнь исключает призраки жизнью, личным примером, опытом.

Высокое передается, прививается практическим состоянием ценностного разворачивай ия. В открытом море

нельзя без кормчего. Осмысленная человечность исторического мира - от целерациональных действий людей,

делающих мир гуманитарным. Так как людей много, поступают они локально, многосмысленность, неус-

тойчивость мира превозмогаются перспективным регулированием деятельности - системой императивных

глобальных целей. Таких, как Совершенство, Благоденствие, Спасение. Последние, приобщая людей к вполне

идеальному, инициируют творение бытия по понятиям. Понятия, универсальные по логической форме,

вбирая общие признаки вещности, идеальные черты реального, проявляют себя локомотивами практики:

понятия мобилизуют человеческие действия посредством высоких целей. Людям не стало бы легче, если б

все их желания сбылись. Осознание этого намечает водораздел полезного и ценного. Ценное - не утилитарно;

оно самоцельно. Оттого отрешенное учение о ценностях - <бесполезнейшее из всех наук> - наиболее

полезно. Полезно острасткой свободы, влекущей отвержение сущего, проблематизирующей мир как

реальность. Регулятивное назначение ценностей в санации души, - одухотворяя слово и дело, объяснение и

изменение, провоцируя размышление, углубление, исследование, ценности нейтрализуют, исключают

опасные рифмы, за которыми - кровь, ужас. В духе - <набрасывающее глаголание> (Хайдег-гер): <Я обещаю

никогда не изменять истине> (Солженицын). В сердце - борьба с себе подобными: преодоление

 

ЧАСТЬ II. АКСИОЛОГИЯ

мира через <преображение и воспитание нового человека> (Флоровский). В действии - опрометчивость

псевдонедове рия факту: трифоновский эпизод с предусмотрительной ма терью, предупреждающей сына

запиской <Осторожно, я здесь вишу>. <Можно умалчивать о тайных делах, - настаивает Монтень, - но не

говорить о том, что всем известно, и о вещах, которые повлекли за собой последствия большой... важ ности, -

непростительный недостаток>. Законное основание не оказаться в <обывательской луже> (Блок), не

смешиваю щейся с рекой жизни, как масло и вода, - развенчание масок пророка, поводыря, демагога.

Гиганты с мозгами мик робов, вводящие рассчитанные на взвинченное существова ние фигуры и формулы, -

не вероучители человечества. Вершина житейской мудрости - знание меры. Не всякая чаемая жизнь

начинается с кризиса. Оттого голова в цветах, шея в мыле - реквизит не жизни, а театра жестокости. <Кто

осушил слезы на лице ребенка и вызвал улыбку на его уста, - говорит Шакья-Муни, -...достойнее человека,

построившего самый величественный Храм>. Позитивное снятие тенет жизни в стратегии инвестирова ния в

человеческую деятельность непреходящих ценностей. Основания истории - не инстинкты, а

корректирующие активность по собственному побуждению идеалы. Как они складываются? Вопросы

ценностной регуляции деятельности обсудим на перипетиях выработки идеалов в системе духов ного и

практически-духовного воспроизводства.

2.1. НАУЧНЫЙ ИДЕАЛ

Наука функционирует в культуре не в виде однородного целого, а в виде обособленных систем знания,

характеризующихся разной степенью зрелости. Последнее порождает гносеологическую расслоенность науки,

побуждает расценивать отдельные науки (теории) в качестве эталонных. Титул эталона поочередно

присваивался то конкретным наукам-лидерам, то целым научным отраслям, то специальным методам и

процедурам. Какие принципы при этом выступали в качестве направляющих? Чтобы ответить на этот вопрос,

проанализируем аргументы, привлекаемые для обоснования соответствующих позиций. Математический

эталон научности. Причины, повлекшие абсолютизацию идеала, основанного на математическом знании,

заключаются в следующем. Общепринятая, уходящая истоками в античность точка зрения относительно

оснований демаркации научного и ненаучного знания апеллирует к

Глава 2. Ценностная регуляция деятельности

всеобщности и аподиктичности. Именно на этом базируются зафиксированные здесь противопоставления

знания и мнения, знания и субъективной видимости и -т. п. В связи с этим возникает вопрос о факторах,

способных конституировать данные свойства. Такие факторы усматриваются в логическом аппарате,

применяемом для обоснования знания. Всякое научное знание обоснованно. Обоснованным же считается

знание, в котором истина задана субъекту строгим, принудительным образом. Последнее достигается четко

фиксируемыми средствами: структурами умозаключений, логическими исчислениями, правилами

дедуктивного вывода, аксиоматизацией и т. п. Но как раз такие свойства, как де-дуктивность, аксиоматизм,

четкие правила вывода, т. е. все то, что олицетворяет логическое доказательство, составляет специфическую

черту математического познания. И действительно, максимально полное и стройное логическое

доказательство, а вместе с ним - наиболее обоснованное и необходимое знание, традиционно достигается в

области математики. Это и понятно, ибо математика, как со времен пифагорейцев прочно утвердилось в

методологическом сознании, воплощает идею <чистого> доказательства. Отсюда известная и точно

передающая суть дела позиция: в науке столько научного, сколько выразимого средствами математики. В

разные времена и при разных обстоятельствах эту позицию разделяли Платон и Лейбниц, Декарт и Коген,

Спиноза и Кант, Роджер Бэкон и Леонардо да Винчи, Маль-бранш и Вольф, Гоббс и Наторп, Больцано,

Гуссерль и многие другие методологи науки. Стремление <возвысить> науку до математики, приблизить ее к

ясной, строгой, логически обозримой технике математического познания само по себе вполне объяснимо и в

чем-то оправданно. Математизация знания, внедрение математических методов в конкретные науки и т. п.

связаны с широкими эвристическими возможностями математики. Математика - это и обработка

эмпирического материала, и описание и систематизация фактических данных, и построение моделей,

имитирующих поведение объектов; это и организация и обоснование знания, достигаемые в результате

формализации и аксиоматизации; это и источник идей в науке, приводящих к созданию новых разделов и

теорий. Вместе с тем абсолютизация математики как средства познания, связанная, конечно, не с внутренней,

а с внешней методологической интерпретацией ее сущности, приводит к умалению предметной и

методической специфики других

 

ЧАСТЬ II. АКСИОЛОГИЯ

наук и оправданной не является. Показательна в этом отно шении крайняя логистическая позиция

представителей мар- бургской школы неокантианства, гипертрофировавших иде ал математического знания"'.

Попытки универсализировать свойства математического знания, распространить их на продукты всякого

возможного познания, не имея под собой оснований, лишь подрывали и без того неубедительную позицию,

декларирующую некую <вездесущность>, <всеобъемлемость> математики, приводи ли к кризису

математического эталона научности. Оценивая стремления реорганизовать теории на математической (гео

метрической) основе - а они проникали даже в область гуманитарных наук: показательно, накример,

стремление Гроция перестроить теорию права, Вольфа и Спинозы - систему метафизики, Гоббса - теорию

морали, Тюрго - историю и т.п., - еще Гегель красноречиво заявлял: <... этот варварский педантизм или

педантичное варварство, представленные во всей широте и со всей обстоятельностью, должны были

привести к тому, что геометрический метод лишился всякого доверия>". Вопрос научности конкретных наук

решается путем апел ляции к требованиям, которые диктуются не математикой, а предметными областями

самих конкретных наук. Неунивер сальность математического эталона научности обусловлена

невозможностью полной формализации знания и невырази мостью средствами математики содержательных

особенностей конкретных наук. Физический эталон научности. Адепты физического этало на научности

полагают, что специфику науки удается вычленить не в рамках исследования аспектов логической формы

(комплексы обоснования), а в рамках изучения аспектов фактического содержания знания (утверждения,

которые подпадают под логическое обоснование). Всякое научное знание - логически обосновано (в идеа-

ле). Однако не всякое логически обоснованное знание - научно. Чтобы быть научным, прежде всего знание

должно отвечать требованию истинности. Насколько же знание отвечает этому требованию, можно решить не

логическим, а опытным путем - экспериментальной апробацией знания. Отсюда два фундаментальных

критерия научности, к которым прибегает физикализм.

'" См., напр.: Cohen G. Logik der Rcincn Erkenntnis. Berlin, 1912 " Гегель Г.ВФ. Соч.: В 14т. Т. XI. С. 364

Глава 2. Ценностная регуляция деятельности 203

Это, во-первых, эмпирическая оправдываемость. В отличие от математического познания, которое обладает

достаточной лабильностью, ибо функционирует по принципу анализа логически возможных миров,

физическое познание гораздо менее лабильно, так как лимитировано фактуальным базисом. Только те

рассуждения имеют здесь право на существование, которые являются (могут быть) эмпирически

обоснованными. Во-вторых, это предсказуемость новых фактов. Составляющая стержень методологического

учения о научной деятельности классиков индуктивизма (Бэкон, Милль, Уэвелль) установка на некий

познавательный эффекти-визм определяет общую гносеологическую трактовку <научности>. А именно:

научно то, что расширяет познавательный горизонт, ориентирует на освоение неизвестного. Поскольку

монополия на деятельность по разработке (открытию) новых истин в соответствии с традициями индукти-

визма признавалась за естественными науками, логико-математическая деятельность, которая расценивалась

индук-тивистами лишь как деятельность по организации (обоснованию) истин уже известных, низводилась до

уровня вспомогательного придатка естествознания. Исторически первым воплощением эталона эксперимен-

тальной науки явилась механика, в которой усматривался стандарт всякого знания. Постепенно, однако,

механический идеал, окончательно оформленный на базе концепции лап-ласовского детерминизма,

переносится на физику в целом. Намерения внедрить физическую интерпретацию научности в конкретно-

научное познание, сделать ее руководящей для научных исследований в целом обнаруживаются у Ламетри

(физикализация человека), Вольнея (редукция этики к естествознанию), Бертло (реорганизация химии),

Шлейдена (перестройка биологии), Бокля (физикализация истории), Конта и Леммера (проект социальной

физики), Маниа, Би-бербаха, Паша (физикализация геометрии), Гельмгольца (переустройство всего

естествознания на основе физики), физиократов (Кенэ, Тюрго и др. - проект реконструкции гуманитарного

знания на физико-механической основе), Сен-Симона (программа <Всеобщего тяготения>, задуманная как

механическая реформация сфер философии, просвещения, общественного сознания, политики, управления,

вообще культуры в целом) и т. д. Однако подобные намерения встречают основательные возражения.

Прежде всего оказывается неприемлемой выражающая гносеологическую сущность физикализма трактовка

логико-

 

ЧАСТЬ II. АКСИОЛОГИЯ

математического знания как бессодержательного, аналити ческого (в кантоном смысле). Тезис об

аналитичности логики, справедливый для клас сического исчисления высказываний, может быть поставлен

под сомнение уже для узкого исчисления предикатов, что вытекает из вывода А, Черча 1936 г. о

неразрешимости данно го исчисления12. Поэтому логико-математическое знание не удается рассмотреть как

тривиальный <формальный язык>, не соприкасающийся с областью фактического. Будучи абст рагированы от

объективных отношений действительного мира, и логика и математика являются содержательными,

информативными. Это значит: а) истины логики и матема тики - это не истины во всех возможных мирах, а

истины лишь в некоторых мирах, согласующихся с принятой в них (соответствующей им) онтологией13; б)

положения логики и математики способны нести информацию. Проблема информативности всегда занимала

центральное место в методологии математики. В наиболее четкой форме она осознавалась как проблема

совместимости свойств аподик- тичности и синтетичности математического знания. Действи тельно, принятая

в классической методологии типология ис тин, различающая истины разума, которые аподиктичны, априорны,

аналитичны, основаны на законах тождества, противоречия и исключенного третьего, и истины факта, ко

торые вероятностны, апостериорны, синтетичны, основаны на требующем логического оправдания

индуктивном прин ципе, - эта типология ни в коей мере не затрагивала матема тических истин, которые

одновременно и аподиктичны и син тетичны. Правда, в рамках методологической мысли Нового времени

существовало убеждение, что истины математики являются истинами первого рода. Однако это убеждение

порождало решающий вопрос о статусе нового знания в математике: является ли оно новым в объективном

или же субъективном смысле? В случае традиционных для того вре мени взглядов проблема нового имела

решение лишь от носительно субъективного, а не объективного смысла, что, однако, уже тогда казалось

трудно приемлемым. Предельно острую редакцию проблеме статуса математического знания придал А.

Пуанкаре, сформулировав следую-

12 По крайней мере, этому выводу Черча может быть дана такая интерпретация. i3 В силу этого многие положения, принятые

в одних математических системах, не действуют без соответствующих ограничений или уточнений в других - таков,

скажем, чакон исключенного третьего и др.

Глава 2. Ценностная регуляция деятельности

щую дилемму: если математика дедуктивна по форме, то почему она точна? Если она дедуктивна по

содержанию, то почему она не тавтология? С точки зрения Пуанкаре, математика не тавтология главным

образом потому, что для получения новых истин использует метод математической индукции, который не

представляет собой непосредственной апелляции к тождественно истинным формулам. Точность же

математики проистекает из последующей организации полученного индуктивным способом нового знания на

аксиоматической основе, уже предполагающей апелляцию к такого рода формулам. Против взгляда, согласно

которому логико-математическое знание неинформативно, выступают представители современной

математической логики. Так, оценивая неопозитивистскую, по сути физикалистскую, трактовку логико-

математического знания, Хинтикка указывал: <... существуют смыслы информации, в которых логические и

математические рассуждения привносят новую в совершенно объективном смысле информацию. Это служит

безусловным контрпримером часто повторяемому неопозитивистскому тезису о том, что единственный смысл,

в котором логические и математические рассуждения дают новую информацию, является чисто пси-

хологическим или субъективным>14. Следующее, на что следует обратить внимание при критической оценке

физического эталона научности, - это его неуниверсальность. В истолковании природы науки, как от-

мечалось, физикализм исходит из критериев эмпирической подтверждаемоеT и предсказуемости. Однако

целый ряд наук не в состоянии ими руководствоваться. Критерий эмпирического оправдания, например,

неэффективен в контексте логико-математического знания, где в качестве центрального принят критерий

непротиворечивости. Что касается критерия предсказуемости, то и он в виде того содержания, которое

вкладывает в него физикализм, не в состоянии претендовать на всеобщность. Показательна в этом отношении

ситуация в ряде наук, включающих так называемые <эмпирические>, <описательные>, а также <исторические>

теории развивающихся объектов (биология, география, почвоведение и т. д.), где одним из главных

методологических тезисов выступает тезис о независимости научности от предсказуемости. Нет нужды

говорить о неоправданности тенденций экстраполировать физический эталон познания на область

14 Hintikka J. Knowledge and known. Dordrecht, 1974

ЧАСТЬ II. АКСИОЛОГИЯ

общественно-исторических наук. Широко известны прова лившиеся попытки рассматривать динамику

общественного развития через призму закона возрастания энтропии, меха нистические физикалистские теории

и модели общества, некритические проекты элиминации <метафизики> на осно ве физикалистского критерия

демаркации и т. п. Абсолюти зация физического истолкования познавательного процесса, реализованная в

указанных и многочисленных прочих ре- дукционистских заявках, неизменно выхолащивает специ фику

исследовательской деятельности в различных отраслях науки и является неприемлемой. Гуманитарный

эталон научности. Тенденциозное внедрение и некритическая культивация инструментов естественнона

учного познания в сфере гуманитарных наук породила силь нейшую ответную реакцию. В качестве насущной

была провозглашена задача найти те основания, которые ограни чивали бы экспансивные претензии точных

наук, разруша ли безосновательные убеждения, <будто при помощи только естествознания или

естественнонаучной философии возмож но дойти до того, что... должно быть наиважнейшим>15. Мис сию по

практической реализации этой задачи возложили на себя представители неокантианства (баденцы) и

философии жизни16. Смысл своей деятельности они видят во всесторон ней рефлексии естественнонаучных


Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.047 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>