***
Дженсен нагнал войско Олафа, когда оно, уже разросшееся за счет объединения со скоттами, атаковало английскую армию. Последние несколько дней юноша брел совсем медленно, делая частые передышки и пытаясь хоть как-то облегчить боль в сбитых ногах. Он вышел на опушку и увидел перед собой поле, на котором уже не первый день гремела кровопролитная битва. Стаи черного воронья вились над сражающимися воинами, наглые птицы, потеряв страх, срывались вниз, стремясь урвать кусок мяса с щедрого «стола», не разбирая, какие тела мертвые, а в каких еще теплится жизнь.
Чтобы не быть замеченным, Дженсен старался не выбираться из леса, и лишь по ночам, когда звон оружия стихал до нового рассвета, он позволял себе короткие вылазки, призванные выяснить, где расположился сам конунг. Юноша отыскал Олафа на третий день, тот ночевал в большом шатре, раскинутом в тылу своей армии. На следующее утро юноша понял, что конунг нечасто выходит из своего убежища, предпочитая отдавать приказы, а не участвовать в битве наравне со своими воинами. Дженсен опять вспомнил рассказы Джареда о его иноземных походах, когда викинг с восторгом упоминал о лихорадке боя, в который он всегда врубался первым, ведя за собой своих людей. Тогда Дженсен дрожал от его слов, едва перебарывая неприязнь к человеку, для которого чужая смерть превращалась в удовольствие. Сейчас, видя трусость вождя, чужими руками загребающего жар собственной воинской славы, Дженсен гордился Джаредом.
Юноша знал, что викинг где-то там, вдали, сражается с англами точно так же, как здесь это делали воины Олафа. И рано или поздно он прорвется сюда, окажется совсем рядом. Дженсена грела эта мысль.
Новая ночь нависла над полем брани, и в эту ночь юноша снова начал молиться. Забыв все обиды и клятвы, он просил лишь каплю удачи – не для себя, для человека, чья душа принадлежала другим богам, и чей разум был далек от веры Христа. Дженсен оправдывал Джареда перед Богом, надеясь, что если приведет те же доводы, за которые сам когда-то простил викинга, Господь все поймет и сохранит жизнь тому, кто стал для юного англа этой самой жизнью.
О себе Дженсен не молился, считая это признаком трусости. Он не хотел бояться, не хотел сомневаться, и понимал, что теперь, когда изнуряющий путь пройден, все зависит от него самого, от его смелости и ловкости, и полагаться на божественную милость не имеет смысла.
***
Дженсен все сделал верно. Он подкрался к шатру, ступая мягко, чуть слышно, и напал из-за спины, неожиданно, резко, как в детстве учил отец. Первый викинг, тяжело захрипев, сполз на землю, второй обернулся на звук и мгновенно напоролся грудью на острие меча. Он негромко вскрикнул, оседая на траву, и сердце Дженсена пропустило удар – только бы Олаф не услышал, только бы не проснулся!
Юноша приподнял тяжелый полог и прислушался, затем крепче перехватил рукоять меча и неслышно двинулся на шум сонного дыхания. Помня, как однажды потерпел поражение из-за чрезмерно долгих раздумий, сейчас он собирался действовать быстро, поэтому, приблизившись к лежавшему на земле конунгу, замахнулся мечом и…
Сильная рука цепко ухватила его запястье, удар ноги в живот заставил отшатнуться, и Дженсен, жадно глотая воздух, выставил меч вперед, теперь уже защищаясь, а не нападая. Олаф был уже на ногах, сжимая в руках секиру, и оружие англа по сравнению с ней казалось жалкой тростинкой. Один удар, прыжок назад, и юноша едва устоял, чуть завалившись на стенку шатра. Второй удар, и огромное лезвие выбило меч из его рук, заставив тот отскочить в сторону, едва не отрубив Дженсену ногу. Он зажмурился, понимая, что третий удар снесет ему голову, но вместо этого в глазах все вдруг потемнело от резкой боли, раскраивающей череп, и юноша повалился на пол.
Придя в себя, Дженсен первым делом обнаружил, что связан по рукам и ногам. Открыв глаза, он понял, что провел без сознания немало времени – в шатре было светло, а снаружи доносился шум нового боя. Олаф сидел чуть поодаль, сжимая походный котелок между коленей и черпая из него наваристую похлебку.
Дженсен попробовал пошевелиться и тут же застонал, чувствуя, как на лице трескается засохшая корочка крови.
- Тристан глупец, - заметив его пробуждение, заговорил конунг. – Сильно недооценивает меня, раз подослал такого растяпу. Да и мне казалось, что он дорожит твоей жизнью.
Обвинение Олафа стало для Дженсена болезненным ударом по самолюбию.
- Он не посылал меня, - выдавил он, морщась от боли. – Он даже не знает, что я здесь. Я сам хотел тебя убить.
Отставив котелок в сторону, Олаф поднялся на ноги и, подойдя к Дженсену, резко схватил его за волосы, поворачивая к себе лицом. Юноша посмотрел на него немигающим взглядом, ему даже удалось отринуть боль, лишь бы не показать врагу свой страх и слабость.
- Храбришься? – с недоумением произнес конунг. – Но ведь он сломил тебя. Он должен был…
Он отпустил Дженсена и отошел к выходу из шатра, останавливаясь в полоске солнечного света, пробивающегося сквозь тонкую щель в стене. Юноша тихо вздохнул и с огромным усилием принял сидячее положение. Он не сразу понял смысл слов конунга, а когда осознал, губы его дрогнули в невольной усмешке. Он вдруг догадался, что там, в Денло Олаф решил, что им движет страх – униженный, запуганный раб не смог поднять руку на хозяина. Этот человек не видел дальше своего носа и делил мир лишь на врагов и союзников, впрочем, не проводя между ними четкой грани. Разум его не признавал отношений, кроме повеления и подчинения, а глаз не различал красок, кроме черных и белых. И сейчас Олаф просто не понимает, как могло случиться так, что поверженному врагу оставили силу и спесь, сохранили волю и жажду к борьбе. Зная, что неминуемо умрет, Дженсен чувствовал себя победителем в этой маленькой битве. Просто потому, что все страхи и горькие мысли меркли рядом с осознанием всего, что дал ему Джаред, тогда как для любого другого из племени варваров было привычным лишь ломать и забирать.
- Убей меня, чего же ты медлишь? – бросил он в спину конунгу.
Тот обернулся, задумчиво теребя пальцами бороду, поглядел с сомнением на гордо выпрямившего спину пленника и, наконец, заговорил:
- Если Тристан падет в бою, когда я одержу победу – я перережу тебе глотку. А пока что приберегу тебя на случай, если он выживет. Ведь он никогда не приблизится ко мне просто так. Ты пригодишься. Ешь.
С этими словами он всучил ошарашенному юноше котелок с остывшей похлебкой, вбил край веревки, которой были связаны руки англа, в землю железным штырем, а затем вышел из шатра, предварительно прихватив секиру и меч, на которые Дженсен уже успел насмотреться с обреченной тоской.
Только после его ухода юноша осознал, что совершил ошибку. Вместо мести он усилил угрозу, и без того грозовой тучей висевшую над головой Джареда. Гордость как ветром сдуло, и Дженсен прикрыл глаза, сражаясь с затопившим сердце отчаянием. Через пару мгновений он заставил себя снова оглядеть шатер. Первым делом, взор его упал на землю там, где только что стоял конунг, и напоролся на крошечную незабудку, примятую тяжелой ногой. Она потихоньку распрямлялась, тянулась вверх синеватым бутоном, не желая погибать. Наблюдая за тем, как упрямый цветок не желает сдаваться, Дженсен заставил себя снова собраться и представить, что бы сейчас сделал Джаред.
Пока он дышал – он жил. Пока он жил – он должен был бороться. Поэтому Дженсен, изловчившись, подхватил ложку связанными руками и начал жадно черпать похлебку, не заботясь о том, что она проливается мимо рта.
***
Олаф вернулся к вечеру. За это время Дженсен успел не единожды попробовать выдернуть штырь, но двигаться, будучи связанным по рукам и ногам, оказалось непросто, да и сделать необходимый упор никак не получалось, поэтому от попыток освободиться юноше пришлось отказаться. Конунг лишь бросил на него полный презрительного равнодушия взгляд, оставил оружие у дальней стены и завалился спать вне досягаемости пленника.
- Услышу шум, выколю тебе глаз. Потом второй. Будет больно, - не оборачиваясь, предупредил он.
Дженсен промолчал, и спустя пару минут шатер заполнился сиплым храпом. Немного подождав, англ тоже заснул, бесплодные попытки ослабить путы вымотали его сильнее, чем конунга – война.
Наутро Дженсен проснулся в шатре один, обнаружив рядом с собой все тот же котелок, вновь наполненный почти безвкусным варевом. Днем Олаф заглянул к нему и даже позволил справить природные нужды, что под пристальным наблюдением оказалось весьма неприятным занятием, но Дженсен понимал, что должен быть благодарным хотя бы за это подобие заботы.
Так продолжалось несколько дней, и, в конце концов, юноша сбился со счета. Война, казалось, не закончится никогда. Запах крови и разложений с каждым днем становился все невыносимее, и Дженсен отдал бы все на свете за глоток свежего воздуха. Но каждый вечер он приказывал себе терпеть, потому что даже вынужденный плен оставлял мизерный шанс на жизнь.
Олаф усиленно топтал незабудки, даже не замечая их под своими ногами, но вопреки всему они продолжали цвести.
***
Чувство потери, съедающее разум, Джаред мог заглушить только в нескончаемом бою. Это не было потребностью убивать, это было желанием сражаться, бороться, уклоняться, не останавливаться ни на секунду и занимать мысли лишь необходимостью справиться и выжить. Потому что каждая остановка, каждый недолгий ночлег, прерываемый с новым рассветом, заставляли его думать – о том, чего лишился, и о том, что еще может потерять. Он весь остался там – в другом человеке, с которым так плотно сросся мыслями и чувствами за столь короткий срок. Там, где его – не простили, нет, прощать – удел богов - приняли и поняли. И научили не оборачиваться назад. Джаред жалел лишь об одном – о том, что Олафу не выпало такое счастье, и боги не даровали ему шанса на искупление. Но их воля нерушима, поэтому сейчас ему снова приходилось быть Тристаном, рубить, громить и крушить, отдавать приказы и вести бой, потому что лишь так он мог сохранить надежду на то, что когда-нибудь снова вернется в покой и уют чужого сердца.
И Джаред выстоял. К исходу второй недели боя он прорвался к соратникам, потеряв только нескольких своих воинов, а еще спустя пару дней англы побежали, перепуганные, сломленные напором северян и их союзников. Лишь самые смелые продолжали сражаться, но Джаред чувствовал, что скоро побегут и они, а его воины стали бороться вполсилы.
- Это победа! – радостно возвестил Эйрик. – Нужно передать Олафу – это победа!
Джаред улыбнулся – не победе, тому, что старый друг тоже смог продержаться.
***
Ноги затекли, выпитая за день вода просилась наружу, а еще страшно чесалась спина. Дженсен то и дело дергал плечами, пытаясь избавиться от проклятого зуда, и, наконец, не выдержав, повалился на спину, принимаясь немыслимо извиваться на земле.
- Англы отступают! – радостный голос разрезал тишину шатра, и юноша, замерев, приподнял голову.
- Ты? – рыжий Эйрик изумленно воззрился на него. – Но… Что ты тут делаешь?
- Мне нужно к Джареду, а Олаф держит меня здесь, - отчаянно пробормотал Дженсен, пытаясь снова сесть. – Не стой же, развяжи меня!
Лицо ярла при упоминании имени викинга не дрогнуло, и этот знак вселил в юношу надежду. Спустя миг, за который Эйрик, должно быть, взвесил все за и против, рыжий великан наклонился, выдернул из земли кол и рывком поднял Дженсена на ноги.
- Эйрик! – раскатисто произнес Олаф, вваливаясь в шатер. – Рад видеть тебя невредимым!
Дженсен мучительно замер за спиной ярла, понимая, что только что потерял казавшийся столь неожиданным и ощутимым шанс на свободу.
- Мы одержали победу, Олаф, - спокойно отозвался Эйрик и тут же задал важный для себя вопрос. – Почему ты пленил человека, спасшего жизнь моего сыну?
Губы конунга дрогнули, словно он собирался улыбнуться, но не успел.
- Он пытался меня убить.
- Это правда? – повернулся ярл к Дженсену, и юноша промолчал.
- Я не стану лгать, - продолжил Олаф. – Он ворвался ко мне с мечом, мне пришлось его связать.
В этот раз Эйрик думал долго, чувство благодарности в нем боролось с преданностью к главе собственного народа.
- Он принадлежит Джареду, - наконец, изрек ярл. – Ты должен его отпустить.
Конунг покачал головой, не соглашаясь.
- Я либо покараю его сам, либо дождусь Джареда, и пусть он отвечает за деяния своего раба.
Дженсен задрожал, только сейчас сознавая, какую опасность навлек на Джареда. Эйрик бросил на юношу быстрый взгляд, и тот понял, какое из чувств, наконец, победило.
- Я прошу у тебя милости для этого человека, - произнес викинг. – Он вернул мне сына.
Олаф глубоко вздохнул и отвернулся. Повисло тяжелое молчание, и ярл, и Дженсен ждали его решения, и если последний не слишком надеялся на то, что оно будет справедливым, то викинг не терял веры.
Внезапно конунг развернулся, раздался тонкий свист разрезаемого воздуха, и что-то тяжелое со стуком упало и подкатилось к ногам Дженсена. В лицо юноши брызнуло горячим, он медленно опустил взгляд вниз и зажмурился. Обезглавленное тело ярла безвольным мешком осело на землю, и голубые головки незабудок окрасило багровым.
- Из-за тебя мне пришлось убить того, кто был мне верен, - раздался голос Олафа совсем рядом.
Когда Дженсен открыл глаза, то обнаружил, что кол снова вогнан в землю. Держаться на ногах юноша больше не мог. Как и говорить, и даже дышать.
***
Вечером над полем брани разлился туман, столь плотный, что даже протянутую вперед руку было видно с трудом. Джаред ждал возвращений Эйрика весь день, не желая приближаться к становищу Олафа, но когда начало темнеть, а ярл все еще не вернулся, сердце воина зашлось в тревоге.
- Со мной, - крикнул он Торлейву и Хельви, выбравшись из своего шатра.
Верные боевые товарищи не слишком обрадовались необходимости покидать удобное для ночлега место, но, подавив усталость, послушно последовали за предводителем. Пробираться сквозь туман пришлось медленно, они то и дело натыкались на воинов, развалившихся на земле, обрабатывающих легкие раны или скорбящих о погибших товарищах. Из-за этих заминок в нужное место они прибыли, лишь когда ночная мгла накрыла землю своим тяжелым пологом.
Олаф словно почувствовал их приближение, вышел из шатра и замер в окружении нескольких воинов.
- Явился поздравить меня с победой? – процедил сквозь зубы конунг, недобро осклабившись.
В свете укрепленных возле шатра факелов лицо его выглядело устрашающе.
- Я ищу Эйрика, - твердо ответил Джаред.
- Огорчу тебя, - с искренним сожалением в голосе отозвался Олаф. – Но мне пришлось убить доблестного ярла. Зло овладело его разумом, и я вынужден был защищать свою жизнь.
Джаред не поверил своим ушам. Тьма вокруг словно сгустилась, а туман оставлял на его губах едкий привкус.
- О чем ты? – резко выдохнул он. – О каком зле?
Олаф едва заметно кивнул, двое его воинов нырнули в шатер и спустя миг вытолкали оттуда связанного по рукам и ногам Дженсена. Джаред смотрел на юношу, не моргая, тот, в свою очередь, обжигал его полным сожаления взглядом.
- Этот прикормыш вселяет зло в разум наших лучших воинов! – громко объявил Олаф.
Воинов вокруг становилось больше с каждой минутой, многие из них не решались подойти слишком близко, опасаясь за собственное сознание. Однако, слова конунга достигали их слуха, и в глазах их разгоралась слепая ярость.
- - Я собираюсь искоренить эту заразу раз и навсегда, - закончил конунг и подхватил свою секиру.
Воины толкнули Дженсена на землю, свист разрезаемого лезвием воздуха стал самым громким звуком, что он слышал в своей жизни, и он закрыл глаза, понимая, что обречен. Внезапно раздался скрежет стали о сталь, его болезненно пнули в плечо, и юноше пришлось, приложив усилие, перекатиться в сторону.
Джаред сражался за его жизнь. Олаф вкладывал всю силу в каждый замах, в каждый удар, стремясь сокрушить противника, но Джаред отвечал ему с не меньшим рвением. На лицах всех воинов вокруг отражалось сомнение – честный ли это бой, не отравлен ли разум обоих викингов, не нужно ли вступиться за конунга? Один, самый решительный было выступил вперед, но Торлейв тут же ткнул его рукой в живот, вынуждая остаться на месте и просто смотреть.
Дженсен молился, едва заметно шевеля губами. Если кто-то сейчас видел его лицо, мог решить, что он призывает то самое зло, о котором твердил Олаф. Но он молился о жизни.
Джареду было нелегко – усталость после длинного перехода быстро начала давать о себе знать. Олаф, целый день пребывавший в праздности, выглядел ощутимо бодрее. С каждым выпадом парировать его удары становилось все труднее, Джаред старался пробить брешь в его обороне, но не успевал, всегда не успевал.
Однажды секира проскользнула совсем рядом, едва не врубившись ему в бок, и, споткнувшись о некстати подвернувшийся под ноги камень, Джаред рухнул на землю, ударившись головой о кочку. Туман перед глазами на мгновение стал еще плотнее, и череп взорвала лютая боль. На одном лишь инстинкте выживания, Джаред заставил себя встать, боясь, что движется слишком медленно.
Но удара, способного поразить столь беззащитную сейчас жертву, не последовало. И когда Джаред вновь обрел возможность видеть ясно, он тут же пересекся взглядом с Олафом, медленно осевшим на колени. Из шеи конунга торчало белесое оперение стрелы, древко которой тот отчаянно сжимал в руках, словно не веря до конца, что смерть настигла его столь внезапно. Он приоткрыл рот, исторгая предсмертный хрип, с губ сорвалась кровавая пена, и могучий конунг повалился на землю лицом вниз.
На долю секунды время словно остановилось. Джаред смотрел в лица окружавших его воинов, краем глаза увидел Дженсена, отчаянно пытавшегося подняться на ноги, а потом небо вдруг озарилось сотней огней, и сразу несколько викингов рухнули, подкошенные горящими вражескими стрелами.
- Они возвращаются! Возвращаются! – пронеслось над становищем.
- Конунг мертв! – отчаянно взревел кто-то с другой стороны.
Воины бросились врассыпную, кто-то подхватывал оружие, кто-то просто метался, не зная, что делать теперь, когда армия, лишившаяся предводителя, оказалась лицом к лицу с новой угрозой.
- Уходи! Тебя не оставят в живых! – Джаред подскочил к Дженсену и одним движением срезал его путы.
- Только с тобой! – не колеблясь, отозвался юноша.
- Я не собираюсь позорно бежать!
- Вам не победить, - тихо ответил Дженсен, вглядываясь в даль за его плечом.
Обернувшись, Джаред тут же обомлел. Теперь, когда туман рассеялся и над полем разлился свет горящих костров, стало ясно, что англы не просто пошли в наступление – их армия, казавшаяся разбитой и сломленной, вдруг ожила, словно каждый погибший воин вернулся с того света, прихватив с собой парочку друзей.
- Они нас перехитрили, - обреченно пробормотал Джаред, уже догадываясь, что в этот раз поражения не миновать – слишком уставшими были викинги, слишком внезапным оказалось нападение.
- Уходим! – Дженсен крепко вцепился в его руку.
- Нет, я не могу бросить своих людей, - затряс головой викинг. – Я должен сразиться.
- Тебе не выстоять! Их слишком много, вы все погибнете! Так не лучше ли попытаться спасти людей, а не обрекать их на верную смерть? - юноша невозмутимо указал пальцем в сторону, где скопление врагов пока что было не слишком большим. - Если успеем туда, можем выжить. И пробраться на корабль. Джаред…
Джаред окинул взглядом суетящихся вокруг воинов. Неожиданная атака отвлекла их, заставив на время забыть речи Олафа, но Джаред знал, что, не случись этого, ни он, ни Дженсен не покинули бы это место живыми. Зло принято искоренять, а слово конунга – нерушимо. И те, кто выживет в сегодняшней битве, непременно вспомнят позже о последнем незавершенном деле предводителя.
Дженсен выжидающе смотрел на него с отчаяньем в глазах, и Джаред решился.
- На корабль! – крикнул он Торлейву, явно собиравшемуся ринуться в бой.
Тот непонимающе нахмурился, но приказа не ослушался. Толкнув Дженсена себе за спину, Джаред закинул секиру на плечо и, расталкивая викингов, чтобы освободить дорогу, помчался туда, где оставался единственный путь к спасению.
***
Прорыв не дался так легко, как ожидал Дженсен. К моменту, когда Джаред соединился с остальными своими воинами, англы уже заполонили всю окружавшую местность, и пробиваться сквозь их строй пришлось долго и трудно. Джаред шел впереди, размахивая секирой, словно тростинкой, подкашивал вражеских ратников, но, в то же время, и сам то и дело принимал удары. Броня не могла вечно отражать натиск вражеского оружия, он это знал, но край поля мельтешил перед взором, и желание добраться туда как можно скорее заставляло забыть о боли и опасности.
Дженсен не помнил, как в его руках оказался меч.
Он не помнил, когда его лицо и руки окрасились чужой кровью.
Он не знал, жив ли до сих пор, или все происходящее – лишь предсмертный горячечный бред.
Но солнце уже клонилось к виднокраю, возможно, и не впервые, когда шум битвы остался позади, а Дженсен рухнул на колени возле лесного ручья и принялся жадно набирать пригоршнями тут же обагрившуюся ледяную воду. Он пил, давился, но не останавливался, пока живот не надулся, а горло не засаднило от холода. Только после этого Дженсен снова почувствовал себя живым.
- У тебя кровь. Нужно промыть, - хрипло сказал он Джареду, привалившемуся спиной к дереву.
- Не стоит, - вымученно отозвался тот, но Дженсен считал иначе.
Он был едва ли не единственным из всех воинов Джареда, кого во время прорыва лишь слегка поцарапали. И сейчас Дженсен сильно жалел, что мешок с целебными снадобьями так и остался под охапкой еловых веток, где он его спрятал, и вернуть его больше не представлялось возможным.
Джареду пронзило стрелой бедро, а на боку вражеский меч оставил глубокую рану. И если в горячке боя он сумел подавить боль, то стоило сделать привал, как повреждения дали о себе знать в полной мере. Сильнее всего Дженсена страшило, что без должного ухода может пойти заражение, но без снадобий он ничего не мог с этим поделать.
Однако самого викинга больше волновало то, что им как можно скорее следовало добраться до корабля. Поэтому тратить драгоценное время на какие-то промывания и перевязки он не собирался.
- Сиди, - Дженсен изо всех сил надавил на его плечи, когда Джаред попробовал встать.
Вокруг мельтешили викинги, те, кто держался на ногах, помогали тяжело раненым, Дженсен же принес воды и опустился на колени перед Джаредом.
- Холодно, - прошипел тот, когда юноша избавил его от доспеха и приложил влажную тряпку к пробитому боку.
- Терпи.
- Как ты очутился здесь?
Дженсен внимательно посмотрел в его хмурое, бледное лицо, раздумывая над ответом.
- Пришел. Вслед за армией.
- Я наказывал тебе остаться. Ты ослушался…
- Я должен был его убить, - твердо отозвался Дженсен. – Я не мог иначе. Из-за него я стал тем, кем стал. И ты… стал изгоем тоже из-за него.
- Теперь он мертв, - слабо улыбнулся Джаред. – А я все тот же изгой.
- Теперь ты можешь вернуться во Фьорд и занять принадлежащее тебе по праву место! – горячо воскликнул Дженсен.
- Я никогда не стремился к этому, иначе давно бы уже вырвал власть из его рук, - тихо ответил викинг. – Но вернуться на родину… было бы хорошо.
- Значит, вернешься, - улыбнулся Дженсен. – Совсем скоро.
- Я ранен. И вряд ли дотяну до Фьорда. Однажды боги уже вернули меня… но во второй раз так не повезет.
Он протянул руку к лицу юноши, повел кончиков ногтя по его нижней губе. И только после этого смысл его слов дошел до Дженсена.
Он молчал, борясь с желанием опровергнуть слова викинга, но не хотел лгать. Потому что раны были тяжелыми, и переход до корабля грозил усугубить положение. И Дженсен сходил с ума от того, что ничем не мог помочь.
- Там, в Денло, ты говорил, что мы никогда больше не увидимся. Но я здесь. Я пришел, потому что ты оставил мне надежду. Не отбирай ее сейчас. Я пришел, чтобы жить с тобой, а не чтобы тебя похоронить.
Дженсен накрыл ладонью руку викинга, удивляясь тому, что она оказалась неожиданно горячей.
- Мне не хочется умирать, - сказал Джаред, глядя ему в глаза. – Не теперь…
- Ты справишься, - пообещал Дженсен. – А сейчас просто поспи, ты устал. Поспи.
Викинг провалился в сон почти сразу, а юноша какое-то время просто сидел напротив, рассматривая его кажущееся таким мирным сейчас лицо.
А потом вдруг вскочил на ноги и быстрым шагом побрел в лес. Забыв про собственную усталость, Дженсен до самого утра искал нужные травы, вспоминал, кричал, злился, возобновлял поиски. Вернувшись на рассвете с пучком зелени под мышкой, он убедился, что Джаред дышит, и, сев рядом с ним, принялся растирать в ладонях пахучие листья.
- Нужно выдвигаться, - Торлейв, прихрамывая на правую ногу, подошел к Джареду и потряс его за плечо.
- Нет, стой, - Дженсен метнулся к пытавшемуся подняться на ноги викингу. – Подожди, нужно это привязать…
Джаред покорно опустился на место, позволяя ему сделать все необходимое. В отряде было много тех, кого ранили даже сильнее, чем Джареда, но сейчас Дженсен бросил все силы, чтобы спасти одного человека. Он знал, что не может помочь всем, но помочь Джареду был обязан.
***
Когда они, наконец, добрались до корабля, Джаред уже не мог идти сам, и Торлейву с Хельви пришлось тащить предводителя на своих плечах. Несмотря на то, что по ночам, когда викинг проваливался в глубокий, хотя и беспокойный сон, Дженсен обрабатывал его раны и сам урывал лишь пару часов отдыха под утро, состояние Джареда лишь ухудшалось. Травяным смесям требовалось время, чтобы настояться, без этого они лишались половины своих целебных свойств. Но времени не было. И Дженсен с каждым днем все больше впадал в отчаяние, хотя и старался, как мог, этого не показывать.
Все на корабле напоминало о том, как он оказался здесь в первый раз. Дженсен прогнал гнетущие мысли, сосредоточившись на повязке, покрывающей рану на бедре Джареда.
- Ты плохо выглядишь, - почти беззвучно пробормотал Джаред. – Ты должен спать.
- Я сплю, - солгал Дженсен, затягивая крошечный узел. – А вот тебе не стоит тратить силы на разговоры.
- Забавно, - вдруг сказал Джаред.
- Что?
- В первый раз я привел тебя сюда против воли, а теперь ты пришел сам.
- Мне нравится твой корабль, - стремясь придать голосу бодрость, ответил Дженсен. – Я уже почти не боюсь моря. И чувствую себя хорошо. Так что я не против плавать с тобой.
Джаред не отозвался. На губах его застыла блаженная улыбка, Дженсен, перепугавшись, поднес ладонь к его лицу и лишь через миг вздохнул свободно – викинг просто заснул. Юноша перебрался к нему, прижавшись к здоровому боку, снова удивился тому, насколько горячим было тело Джареда, и вскоре тоже провалился в сон.
***
Наутро Джаред провалился в забытье, и это стало для Дженсена большим кошмаром, чем он когда-либо мог себе представить.
- Он выкарабкается, - уверенно заявил Рагнар, насильно уводя Дженсена, чтобы тот хоть немного поел.
Юноша отчаянно хотел в это верить.
А, в подтверждение того, что беда не приходит одна, спустя пару дней над морем разразилась буря. Небо потемнело за пару минут, а уже через час корабль метало и швыряло по волнам, угрожая разнести в щепки.
Дженсена не волновала ни судьба команды, борющейся со стихией на палубе, ни опасность, нависшая над его собственной жизнью. Он, не двигаясь, сидел рядом с Джаредом и все умолял того очнуться, сказать хоть слово. Но Джаред молчал, лишь изредка вздрагивая и нечленораздельно мыча, а тело его словно превращалось в огонь.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |