Толпа дружно загорланила, выражая полнейшее одобрение действий вожака, и тот победно взглянул на Дженсена. Юноша вздрогнул, отступая назад. Он прекрасно понимал, что с ним собираются делать. Конечно, кидать копья в настоящего, живого врага гораздо приятнее, нежели в деревянный манекен или друг в друга. И эти резвые молодчики вряд ли станут жалеть его. Дженсен знал, что это все же лучше, чем насилие над плотью, но сдаваться без боя не собирался.
Ведро с грохотом упало на землю, он выхватил нож и, крепко сжимая его в руке, выставил перед собой.
- Только тронь, и я вспорю тебе брюхо! – рявкнул он, отступая еще на шаг назад.
Улыбка на лице юного викинга померкла, он сильнее стиснул древко копья и процедил сквозь зубы:
- Убери это или тебе не жить!
- Мне все равно, - помотал головой Дженсен. И это было правдой.
- Что ж, даже интереснее, когда враг сопротивляется, - усмехнулся Эйнар и неожиданно с силой метнул копье вперед.
Оно больно ударило Дженсена в колено, вынуждая завалиться на землю. В ту же секунду на него набросилось сразу четверо викингов во главе с Эйнаром, который, резко заломив его руку, вырвал из нее нож и отбросил его в сторону.
Честный бой, на который так надеялся Дженсен, мгновенно превратился в избиение без возможности дать сдачи. Ему лишь оставалось прикрывать руками живот, чтобы хоть немного сгладить самые болезненные удары, но мыски тяжелых сапог словно угадывали, куда бить, постоянно попадая в незащищенные места.
В какой-то момент Дженсену удалось увернуться от метящегося в солнечное сплетение сапога и, перекатившись через голову, как его учили в детстве, подобрать нож. Он слепо махнул им перед собой, яростно рыча, обидчики, не ожидавшие сопротивления, испуганно замерли, а потом принялись медленно расходиться в стороны, намереваясь заключить его в кольцо. Дженсен не стал терять времени даром, рванулся вперед, целясь ножом прямо в грудь Эйнару, который так и не успел поднять свое копье. В ту же секунду чьи-то сильные руки остановили его, обвившись вокруг талии, он, громко крича и размахивая руками по сторонам, попытался вырваться, но хватка была сильной.
Викинги, обрадовавшись, было, вновь рванулись к нему, но остановились на полпути.
- А, ну, прочь!- грозно рявкнул Джаред, продолжая удерживать ослепленного гневом Дженсена в своих руках. – Все прочь, и чтобы я больше вас не видел!
В глазах всех молодых воинов мгновенно вспыхнул испуг, и они принялись осторожно отступать назад. Дженсен не мог видеть Джареда, но догадывался, какая маска ярости, должно быть, сейчас украшает его лицо. Эйнар подобрал с земли копье и, продолжая буравить Джареда взглядом, махнул рукой, приказывая своим товарищам расходиться.
Только после этого Дженсен позволил себе расслабиться. Джаред вытащил нож из его рук и, схватив за локоть, молча потащил его к дому, попутно подхватив валяющееся на пути ведро.
***
Только оказавшись в тепле и покое деревянной избы, Дженсен понял, как сильно у него все болит. Большинство ударов пришлось на живот и спину, поэтому он даже боялся вздохнуть, дабы не усиливать боль, которая и без того заставляла ныть измученное тело.
- Эйнар - сын Эйрика, - сообщил Джаред, укладывая его в постель. – Если бы ты его коснулся хоть пальцем, Эйрик бы, не задумываясь, оборвал твою жизнь.
- Мне нет разницы, как умереть, - морщась от боли, выдохнул Дженсен. – А этот пес заслужил…
- Что? Смерть от твоей руки? – удивился викинг. – Не думаю, что ты бы успел. Но наделать непоправимых глупостей – наверняка смог бы.
Он отошел и, прислонившись спиной к столу, взглянул на распластавшегося на кровати юношу.
- Тебе-то какое дело? – выпалил Дженсен, со стоном переворачиваясь на бок.
- Я обещал Гевьон, что позабочусь о тебе, - раздался ответ.
- И поэтому бросил меня? – юноша уже не мог сдерживаться, гнев снова овладевал его рассудком. – Или потому, что я наскучил тебе? Эйнар считает, что именно поэтому!
Джаред одним прыжком пересек расстояние от стола до постели, и в следующую секунду уже прижимал Дженсена к матрасу своим сильным телом.
- Зачем ты ввязался в драку?
- Не твое дело!
- Зачем ты ввязался в драку?!!
- Мне больно от их слов, - понимая, что от ответа не сбежать, вымолвил Дженсен. – Но я мог мириться с этим, пока ты не ушел. А теперь… я буду делать это каждый раз, когда кто-то посмеет оскорблять меня! Я им не позволю!
- Ты никогда не сдаешься, да? – изумленно пробормотал Джаред, глядя в его лицо, а потом медленно склонился, впиваясь в его губы жарким, тягучим, словно мед, поцелуем. Видимо, для Дженсена это стало полнейшей неожиданностью, поэтому он неосознанно приоткрыл рот, и язык Джареда тут же прорвался вглубь, закружился там, исследуя, будто впервые. Юноша не противился, и тогда Джаред решительно скользнул руками под его рубаху, тут же ощутив, как Дженсен невольно попытался отодвинуться, но не из-за его прикосновений, а из-за боли в помятых ребрах. Джаред ослабил давление, легко проведя ладонями по его бокам, задержал их на мгновенно затвердевших сосках, чуть надавил, и юноша тут же шумно выдохнул ему в рот. Тогда викинг с непривычной нежностью облизал его верхнюю губу, легко прикусил нижнюю, чуть припухшую от того, что по ней, видимо, тоже попали во время драки, а затем ловко стянул с него рубаху и жадно припал губами к пульсирующей венке на шее. Дженсен застонал и выгнулся под ним, инстинктивно приподнял ноги, сдавливая его бедра коленями, и Джаред почувствовал, как твердая плоть любовника упирается ему в живот.
Это было приглашением, отклонить которое викинг не смог бы, даже если бы захотел. Зарывшись носом в ямочку над ключицей, он жадно втянул воздух, наслаждаясь запахом тела, к которому так долго не решался прикоснуться, а затем протиснул руку между их телами и легко сжал выпирающийся холм в штанах Дженсена. Юноша шумно задышал, прогибаясь в позвоночнике, его грудь с крошечными, твердыми, как прибрежная галька, сосками, оказалась совсем близко, и последние сомнения покинули Джареда. Он с рыком рванулся вперед, принимаясь вылизывать тело Дженсена с необузданной, дикой страстью, тот, даже не пытаясь сопротивляться, зарылся пальцами в длинные волосы викинга, пытаясь то ли удержать его, то ли направить. В какой-то момент Джаред замедлился, начав бережно водить языком по украшенному свежими кровоподтеками животу юноши, тот задрожал, коротко постанывая и неловко пытаясь потереться пахом о ногу викинга, чтобы хоть немного снять напряжение. Джареду начало казаться, что последние остатки разума покинули его, забыв попрощаться. Он ловко подхватил Дженсена, ставя на четвереньки, и уже потянулся к завязкам на его штанах, когда юноша вдруг застыл под ним, закаменел, словно статуя, а затем вдруг свернулся в клубок, непрерывно шепча «Нет, не надо, пожалуйста, не так».
Эти слова подействовали на Джареда как холодный весенний дождь. Он выпрямился над Дженсеном и замер, не шевелясь. Мешанина из чувств скатывалась в огромный снежный ком, грозящий разорвать грудь, и он совсем не понимал, что делает не так, и почему Дженсен, который еще с секунду назад был необычайно податливым и отзывчивым, вдруг отталкивает его.
Дженсен и сам вряд ли смог бы ответить на этот незаданный вопрос, но, несмотря на возбуждение, свернувшееся внизу живота болезненным узлом, ему хотелось, чтобы все было иначе. Не так, как раньше. И, хотя Джаред был осторожен, как никогда прежде, и Дженсен почти забылся, собравшись отдать ему свое тело, что-то все же мешало. Что-то, что Дженсену хотелось убрать, изменить, исправить, сделать по-другому, верно, чтобы потом не было боли и сожалений… Что-то, чему он не знал названия, и о чем он хотел бы сказать викингу, но не находил нужных слов.
Но Джаред, видимо, понял все иначе. Он вдруг решительно отстранился, поднимаясь с постели, и Дженсена сразу же заколотило от холода и внезапно вернувшегося слепого отчаяния. Викинг, отвернувшись, поправлял свою одежду, и Дженсен вдруг с ужасом понял, что тот снова уйдет, ведь здесь его ничего не держит. И он сам не сумел дать Джареду то, что, возможно, заставило бы его остаться.
- Нет, прошу тебя, не надо, - с отчаянием выпалил он прежде, чем успел подумать.
Джаред обернулся, непонимающе глядя на него, взгляд его все еще был затуманен похотью, и каждое движение было скованным, словно викинг вел непрерывную и мучительную борьбу с самим собой.
- Не бросай, я не смогу без тебя… - едва слышно произнес Дженсен.
- Я схожу за водой. Я вернусь, - глухо отозвался викинг, подхватив с пола злополучное ведро и выскочив за дверь.
Дженсен обессилено повалился на подушку и зажмурился, пытаясь взять под контроль разума непослушное тело, все еще пылающее от постыдного желания. «Я вернусь» кузнечным молотом застучало в голове. «Я вернусь» было единственным, что сейчас казалось юноше по-настоящему важным.
Часть 7
Дженсен считал минуты. Десять. ^ Джаред уже, скорее всего, добрался до колодца и сейчас прикрепляет ведро к большому железному крюку. Юноша извлек из своих запасов настойку арники и, смочив ею край полотенца, приложил к самому крупному синяку на животе. Пятнадцать. Джаред без устали вертит большой рычаг, вытягивая полное ведро воды наверх, его мускулы под плотной рубахой вздулись и закаменели от напряжения, он громко дышит, и клубы пара вылетают из его рта. Дженсен залпом выпил разведенную в деревянной миске настойку, дабы усилить ее лечебное действие. Двадцать. Ведро стоит на бортике колодца, Джаред утирает выступивший на лбу пот рукавом. Закончив с обработкой своих ушибов, Дженсен решил развести огонь, чтобы заняться приготовлением пищи, заброшенным еще утром, когда викинг вернется с водой. Двадцать пять. Джаред, передохнув, ловко подхватывает ведро за ручку и бредет назад. Сухое поленце приятно затрещало в костре, и Дженсен, убедившись в том, что огонь разгорелся, принялся приводить в порядок постель, своей разбитостью напоминавшую о том, что чуть не случилось на ней недавно. Тридцать. Джаред толкает дверь свободной рукой и, переступая порог, улыбается. Глубоко вздохнув, Дженсен принялся успокаивать себя. Руки машинально продолжали взбивать подушку и разглаживать простынь, но с каждой секундой все внутри него сжималось сильнее от с трудом подавляемого волнения. Тридцать пять. Дженсен твердил себе, что просто неправильно считает, и на все про все у Джареда должно уйти гораздо больше времени. Сорок. А, может быть, он кого-то встретил по дороге, Торлейва, например. Остановился, разговорился, всякое бывает. Сорок пять. Огонь недовольно зашипел, и Дженсен едва заставил себя сдвинуться с места, чтобы подкормить его новым поленом. Пятьдесят. Кровь загудела в ушах, и юноша обессилено сполз на пол по стене. Бессмысленно. Все казалось глупым самообманом, призванным скрыть очевидную вещь – Джареду он просто не нужен. Потому что не способен дать ему то, чего викинг хочет. Потому что глупый и непокорный, так и не понял, что должен вести себя, как положено рабу, и не сметь перечить, если хозяин требует повиновения. Дженсен дрожал от отчаяния, вызванного новым приступом страха, и никак не мог успокоиться.
Дверь скрипнула, впустив в горницу поток морозного ветра, но ее быстро захлопнули, не дав холоду распространиться повсюду.
- Эйнар вызвал меня на поединок, - хрипло сказал Джаред, с грохотом ставя ведро на пол. – Мой поступок показался ему унизительным.
Глаза Дженсена расширились от ужаса, хотя, в действительности, он едва удерживался от того, чтобы не вскочить и просто не броситься к Джареду на шею.
- И ты… принял вызов?
- Нет, - покачал головой викинг. – Я намекнул ему, что расставаться с жизнью в столь юном возрасте – глупо. Он немного подумал и согласился.
Он замолчал, тяжелым взглядом прожигая юношу, который уткнулся глазами в пол, чтобы невольно не выдать собственную радость.
- Я должен кое-что сказать тебе, - через несколько секунд сообщил Дженсен. – Боюсь, у меня больше не будет другого шанса.
- Почему?
- Ты… ты снова уйдешь. Утром или уже сегодня. Я не знаю, почему ты уходишь, но я просто должен сказать, а потом ты примешь решение. Выслушай меня, пожалуйста.
Джаред усмехнулся, глядя в его серьезное лицо, и привалился к стене, выражая готовность слушать.
- Я знаю, что в жизни редко что-то бывает просто так, - несмело начал Дженсен. – И каждое событие – это либо награда, либо наказание за какие-то наши дела. Я много думал и понял, почему оказался здесь. Я был плохим человеком.
Джаред удивленно вскинул брови.
- Да, я был очень плохим человеком, - продолжил юноша. – Я мало молился. И мой отец… он был очень строгим. Говорят, он стал таким только после смерти мамы, но я тогда был маленьким, и совсем ничего не помню. Я знал его строгим. И мы часто ругались, потому что я хотел стать рыцарем, служить королю, а он говорил, что я буду его преемником в Абердине и должен готовиться к этому. Я не хотел править городом. Я хотел участвовать в дуэлях и путешествовать. Он даже бил меня, когда я дерзил… Я понимал его всегда, я ведь был единственным сыном, и ему не на кого было рассчитывать.
- Он слишком легко отрекся от тебя, в таком случае, - перебил его Джаред.
- Это потому, что он отговаривал меня! – тихо пробормотал Дженсен. – Убеждал, что лучше смерть, чем позор, а я не послушался. Не такого сына он растил!
- Я склонен думать, что он сделал это, потому что трус и глупец, - сказал Джаред, задумчиво почесав поросший колкой щетиной подбородок. – Причем, еще и неблагодарный.
- Сейчас это уже неважно, - покачал головой юноша. – Главное, теперь я понимаю, за что наказан. И больше не буду спорить с судьбой…
- Значит, ты думаешь, что наказан? – отстраненно произнес Джаред, подойдя к нему и присаживаясь рядом. – Хорошо. Пусть так. Предположим, что ты прав. Тогда я расскажу тебе историю одного человека, а ты ответишь мне, за что наказан он.
Дженсен непонимающе взглянул на него, но Джаред задумчиво рассматривал трещинки на противоположной стене, словно мысленно находясь далеко отсюда.
- Жил был один храбрый юноша. Его звали Тристан, и он был сыном конунга во Фьорде, - начал викинг. - Со временем Тристан сам должен был стать конунгом, его к этому готовили, растили, как воина. У него была невеста, с которой его обручили в раннем детстве. И лучший друг, Олаф. Верный товарищ в играх и тренировочных боях, он был Тристану как брат, знал все его мысли и чаяния. Тристан верил ему, как самому себе. Однажды Тристан и Олаф отправились на охоту. Погнавшись за оленем, они затерялись в лесу. Проплутав с несколько часов, вышли на берег моря и решили передохнуть. Тристан наклонился к воде, чтобы умыться, и случайно заметил в отражении, что Олаф занес над ним копье. Тристан успел лишь обернуться, и оно вонзилось в его грудь.
При этих словах Дженсен невольно вздрогнул.
- Тристан умер? – осторожно спросил он.
- Нет, - покачал головой Джаред. – Олаф оттащил его подальше в море и бросил умирать, а сам отправился искать обратный путь. Вероятно, он солгал всем о том, что Тристан погиб на охоте. Возможно, Тристана даже искали, но ведь так легко поверить в то, что тело по кускам растащили дикие звери, - глаза Джареда против воли заволокло дымкой презрения. – Все должно было быть идеально, если бы не одно «но». Тристан не погиб. Волнами его вынесло навстречу рыбацкой лодке, и, на его счастье, старый рыбак имел доброе сердце. Он привез юношу в свой дом, а его жена смогла удержать в нем жизнь.
Джаред глубоко вздохнул, последняя его фраза прозвучала гораздо теплее остальных.
- Через полгода Тристан снова смог стоять на ногах, еще через полгода – брать в руки копье. Еще через год он решил вернуться в родной город, и на тот момент уже вдова рыбака последовала за ним. Он думал, что обличит предателя и восстановит справедливость, заняв нишу, уготованную ему судьбой. Но когда он вернулся, оказалось, что старый конунг давно умер от горя, не сумев пережить потерю любимого сына, и его место занял Олаф. Он взял себе в жены бывшую невесту Тристана, она подарила ему сына, наследника. Он поселился в комнатах, раньше принадлежавших Тристану, пил из его кубков, командовал его армией. Он стал тем, кем должен был стать сам Тристан. Так скажи мне, Дженсен, за что Тристан был так наказан? Он был хорошим сыном своему отцу и чтил богов.
Дженсен молчал, не зная, что ответить. Мысли в голове спутались в тугой клубок, история, рассказанная Джаредом, казалась невероятной, гротескной, но все же Дженсен понимал, что она, скорее всего, действительно когда-то произошла на самом деле. И это было страшно.
- Тристан убил Олафа? – с надеждой спросил он.
- Нет, - покачал головой Джаред. – Он уже не смог бы так просто убить Олафа, потому что тот был конунгом, имевшим огромную армию, а Тристан – никем. Человеком, которого все считали мертвым. Тристан придумал себе новое имя, собрал людей, тех, кто был недоволен правлением Олафа, но не говорил об этом вслух, и уплыл из Фьорда. Он много воевал, пытаясь самому себе доказать, что чего-то стоит. Он думал заново обрести утраченное, выстроить свою жизнь иначе, но ничего не вышло. Потому что, сколько он ни покорял городов и народов, это не могло заменить ему того, что он потерял, покидая родину, - Джаред на мгновение прикрыл глаза, и Дженсену почудилось, что викинг смаргивает невидимые слезы. – И в каждом воине, чью грудь Тристан пробивал своей секирой, ему виделся Олаф. Он убивал Олафа сотни раз, но так и не успокоил свое сердце. Наверное, лучше бы он погиб тогда, во Фьорде…
Джаред замолчал, и комната погрузилась в звенящую тишину. Дженсен затаил дыхание, боясь пошевелиться. Все внутри скрутило от внезапного осознания, и прежде, чем мысли выстроились в ряд, он выпалил:
- Это был ты, да? Тристан – это ты?!
Джаред медленно обернулся, взглянув на юношу вымученным и совершенно пустым взглядом.
- Да, - произнес он. – Это был я. И все, что я делал, я делал осознанно. Из-за ненависти, желания мстить и причинять ту же боль, что причинили мне. Поэтому не пытайся придумывать мне оправдания или винить себя в том, что случилось с тобой. Во всем виноват я. Я хотел мучить тебя и делать тебе больно, я хотел унизить и подчинить тебя, сломать, как когда-то жизнь сломала Тристана.
С этими словами он резко поднялся на ноги и двинулся в комнату. Дженсен, было, рванулся за ним, но Джаред резко одернул его движением руки, и юноша снова сполз на пол.
Тишина разбилась на тысячи мелких осколков, ледяной крошкой врезаясь в сердце. Казалось, что в комнату с улицы все-таки прорвался холод, теперь настойчиво проникающий внутрь с каждым вдохом. Дженсен перевел взор на дверь, но она по-прежнему была плотно прикрыта, преграждая путь сквозняку. Холод пришел не снаружи, он зародился в глубине него, и теперь Дженсен совершенно не знал, как согреться.
Он мысленно перенесся на место Джареда в услышанной истории и ужаснулся. Он не представлял, как можно продолжать стоять на ногах, когда все, что было тебе дорого, отбирают у тебя просто потому, что кто-то так захотел. Позавидовал. Предал.
А потом в голове внезапно родилась почти безумная мысль. Он знал, что, поступив так, может запросто лишиться жизни, но в тот миг бездействие казалось неправильным, разрушительным, поэтому он вскочил на ноги и, резко распахнув дверь, за которой скрылся Джаред, выпалил как на духу:
- Что, решил вспомнить прошлое и пострадать в одиночестве?
Викинг, сидевший на кровати, удивленно взглянул на него.
- Я приказал тебе не ходить за мной…
- Чтобы ты мог порыдать вволю над тем, что давно утрачено? Не дождешься! Потому что ты не прав!
- Что? – изумился Джаред.
- Ты сам не понимаешь, что ты не прав! Ты поступил, как трус, а потом потратил годы на то, чтобы прикрыть эту трусость под чужой личиной!
В глазах викинга зажегся свирепый огонек, Дженсен мгновенно среагировал на него приступом легкой паники, но быстро поборол ее и продолжил:
- Думаешь, что все пережил? И продолжаешь лелеять свою обиду, как родное дитя! Разве это правильно?
- Замолчи! – прорычал Джаред, вскакивая с постели и приближаясь к нему.
- А то что? – поинтересовался Дженсен, мысленно молясь, чтобы викинг все-таки уловил истинный смысл его слов. – Ударишь? Снова изнасилуешь? Или убьешь? Как не смог убить Олафа?! Думаешь, ты пережил это! Как бы не так! Ты можешь считать себя кем угодно, но одно неизменно – ты струсил и всю жизнь ненавидишь себя за это!
В следующую секунду его сбило с ног мощным ударом в челюсть, от которого перед глазами заплясали цветные искры. Дженсен попытался прикрыть лицо руками, понимая, что за дальнейшими побоями дело не станет, но Джаред просто рванул его с пола и швырнул на кровать. Навалившись сверху, он резко придавил коленом грудь юноши, выбивая воздух из легких, а затем крепко сжал рукой его шею. Дженсен приоткрыл рот, отчаянно пытаясь вдохнуть, но ничего не выходило, Джаред намеренно душил его, выплескивая скопившуюся за долгие годы ярость. Глаза его сверкали лютым огнем, и Дженсен почти сразу же потерялся в происходящем, даже не успев осознать, что практически находится на грани жизни и смерти. Нехватка воздуха очень быстро стала почти нестерпимой, он отчаянно заметался, пытаясь вырваться, скинуть Джареда с себя, но ничего не выходило, слишком неравными были силы.
Джаред резко отпустил его, когда перед глазами все помутнело, и Дженсен почувствовал холодное дыхание смерти на своем лице. Викинг просто соскользнул с него, зажмурившись, уткнулся лбом в подушку, шумно дыша в унисон с юношей, словно это его шею сейчас сжимали в болезненной хватке.
- Ты прав, прав, боги, как же ты прав… - виновато забормотал он.
Дженсен приоткрыл рот, чтобы ответить, в горле тут же запершило, и он закашлялся, прикрывая лицо руками.
- Прости, - Джаред вскинулся к нему, хватая за плечи – Прости меня. Ты прав, я трус, который не может смириться с правдой…
- Это не так, - наконец, сумел справиться со своим голосом Дженсен. – Я солгал.
- Что? – недоверчиво спросил Джаред. – Я признаю, что причиной всех моих деяний было то, что я – ничтожный трус. Ты ведь именно это и сказал!
- Да, - согласился Дженсен, все еще глядя на викинга с опаской. – Сказал. Но я так не считаю. Просто я должен был тебя расшевелить.
- Зачем?!
- Потому что это был не ты. Ты – не трус. Ты не бежишь от опасности, ты не прикрываешь свои поступки прошлыми обидами, ты выше этого.
Джаред застыл, как истукан, не веря своим ушам. В словах Дженсена действительно была истина, сейчас, когда внутри него произошел взрыв эмоций, долгое время сдерживаемых под замком, стало действительно легче. Говорить, мыслить, воспринимать действительность, даже дышать. Не в силах справиться с собственными мыслями и чувствами, он выскочил из кровати, накинул на плечи шубу, схватил приставленный к стене топор и выбежал из избы, провожаемый удивленным взглядом Дженсена.
Юноша обессилено повалился на подушку, бездумно глядя в потолок. Поступок, казавшийся ему единственно верным, видимо, все же разрушил то, что он так усиленно пытался выстроить между собой и Джаредом. Он коснулся рукой шеи, которая безбожно горела после недавнего удушья, и задрожал всем телом, понимая, что ошибся и теперь все точно не будет как прежде. Он чувствовал себя потерянным и запутавшимся, и не у кого было просить совета, неоткуда было ждать поддержки, и от этого осознания болезненно защемило в груди. Каждая мысль, каждое слово и действие, приходящие на ум, теперь казались неправильными, а страх, что, возможно, Джаред просто никогда больше не захочет его слушать, разрастался до невероятных размеров с каждым вдохом. Дженсен был в отчаянии, какого не ощущал даже в те минуты, когда падал на самое дно своей жизни. Ему хотелось верить, что Джаред осознает, догадается, что причиной всего послужила лишь самоуверенность, граничащая с глупостью. Дженсен очень хотел, чтобы Джаред все понял сам. Но он слабо верил в то, что викинг вообще станет над этим размышлять. Он пытался выдумать способ, которым можно было бы исправить собственную оплошность и попутно заставить Джареда все-таки поверить в себя – именно в себя, а не в того человека, которого он создал. Но казалось, что такого способа просто не существует в природе.
***
Джаред без устали махал топором, круша тонкие стволы берез, росших неподалеку от побережья. Монотонная работа, которая раньше позволяла отвлечься от гнетущих мыслей, сейчас, наоборот, способствовала размышлениям. Он думал обо всем – о том, что было раньше, о событиях, покрывшихся многолетней пылью, и о том, что творилось сейчас. Он сознавал, что Дженсен оказался прав дважды, разгадав все то, что долгие годы мучило Джареда. Викингу с трудом верилось, что кто-то мог так глубоко проникнуть в его душу, вытащив оттуда страшную правду и боль, безустанно грызущую его каждый день. Все стало казаться простым, и теперь он не понимал, как мог не замечать этого раньше. Он действительно боялся отпустить обиду, лелеял ее в своем сердце, потому что считал, что именно ненависть придает ему сил. Однако Олаф и вся прошлая жизнь давно остались позади, а Джаред… Джаред был другим. Джаред был сильным и смелым, Джаред мог сокрушать города и добиваться желаемого любой ценой. Джаред и только Джаред существовал, а Тристан действительно погиб в тот роковой день.
И именно благодаря Дженсену все это стало теперь ясным, как солнечный день. И с каждым взмахом топора, с каждым касанием острого лезвия к деревянному стволу, Джаред все четче осознавал, почему Гевьон была так уверена, что только Дженсен сможет заставить его забыть обо всем. Потому что он действительно смог, сам того не ведая, сделать мир Джареда проще.
Взглянув на груду поваленных деревьев, Джаред глубоко вздохнул и, сунув топор подмышку, направился назад, к дому. Ему хотелось поблагодарить Дженсена, но еще больше хотелось сделать что-то, чтобы Дженсен почувствовал себя таким же живым, каким сумел сделать его самого.
***
Отворив дверь, он неслышно проскользнул в дом, прислушиваясь к тихому дыханию Дженсена. В спальне мигал огонек свечи, но Джареду казалось, что он отсутствовал целую вечность, и, судя по тишине, Дженсен наверняка давно уже уснул в своей кровати. Это немного разочаровало полного сил и эмоций викинга.
Скинув на пол шубу, Джаред тихонько скользнул в свою постель и, вытянувшись на ней, прикрыл глаза. Он изнывал, желая поговорить с Дженсеном, но все же чувствовал себя не вправе будить вымотавшегося за нелегкий день юношу. Раньше невозможность сиюминутно совершить желаемое разозлила бы его, но сейчас у него и в мыслях не было сердиться. Он хотел, чтобы Дженсен как следует выспался, прежде чем он выскажет юноше все, что наболело на сердце. Поэтому Джаред быстро затушил свечу и расслабился, пытаясь заснуть.
Внезапно что-то горячее и влажное коснулось его обнаженной груди под шкурами, легко и несмело пробежало по ней, замерев возле сердца. Джаред затаил дыхание, боясь пошевелиться, задрожал, когда холодные тонкие пальцы защекотали кожу на боку, и это воспринялось, как ожог.
Он откинул шкуры, Дженсен испуганно взметнулся, но не отстранился, даже не пошевелился. С минуту они просто смотрели друг на друга, а потом юноша снова наклонился и провел языком по рубцу на груди викинга. Джаред шумно выдохнул, чувствуя, как по телу пробежал легкий озноб.
- Что ты творишь? – едва слышно произнес он.
- Я сам не знаю, - покачал головой Дженсен и переместился чуть выше, накрывая его сосок своим ртом.
Джареда невольно подбросило на кровати. Он тут же протянул руки к юноше, но тот попытался перехватить их в воздухе.
- Я сам, можно? Пожалуйста… - едва слышно попросил он.
Хватка была несильной, и Джаред сознавал, что сейчас с легкостью может стряхнуть его, подмять под себя и сделать то, о чем давно мечтал, но постоянно сдерживал себя. И это сломает Дженсена, заставит его окончательно поверить в то, что право выбора никогда не будет за ним. Поэтому Джаред кивнул, опуская руки на кровать.
Дженсен чуть заметно улыбнулся, перебросил ногу через его бедра, устраиваясь сверху, и снова склонился, припадая губами к его коже. Все его прикосновения были пропитаны какой-то странной нежностью, робкой и неумелой, но отчаянно-старательной. И Джаред закрыл глаза, отдаваясь во власть этих мягких губ, осторожно скользящих по его груди.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |