– За чем же дело стало? – спросил я с деланным смехом.
– Я любить не могу, не способен на это. Вы слышали, что я говорил Мэвис Клер. Я могу заставить других влюбиться, но для меня земная любовь слишком низка, слишком кратка. Вчера ночью во сне (у меня иногда престранные сны) я увидал женщину, которую я мог бы полюбить; но это был Дух с глазами лучезарными как утро, и телом прозрачным, как огонь! Она пела упоительно и сладко, и я внимал ее песне и следил за ее полетом к облакам. Ее песнь была странная, и она сама была странная. Этот женский призрак, казалось, не замечал расстояния между Богом и физическим миром. Она, очевидно, не сознавала, преград, созданных человечеством, чтобы отстранить себя от Творца. Желал бы я знать, из какой непросвещенной среды она явилась?
Я посмотрел на Лючио почти с недоверием:
– Вы порой говорите так странно, о весьма сказочных несущественных вещах…
– Вы правы, – улыбнулся он. – Все, что существенно, касается лишь денег и нашего аппетита! Шире этого ничего быть не может. Но вы говорили о любви; мне кажется, что любовь должна быть вечна как ненависть. Вот вам в двух словах сущность моего религиозного верования: над вселенной правят две духовные силы: любовь и ненависть, вечная борьба между ними и делает жизнь беспорядочной… Только в день страшного суда будет известно, которая из них одержит победу. Я сам на стороне ненависти, до сих пор ненависть одержала все победы, о которых стоит говорить, а любовь так часто была измучена, что только один ее призрак остался на земле. В эту минуту, моя жена показалась в одном из окон гостиной. Лючио бросил свою недоконченную сигару.
– Ангел-хранитель манит вас, – сказал он, глядя на меня с выражением не то жалости, не то презрения, – пойдемте в дом.
Глава тридцатая
Как раз через одну ночь после странного свидания Лючио с Мэвис Клер, громовой удар предназначенный для разрушения и уничтожения всей моей жизни, упал с устрашающей внезапностью и без всякого предостережения. Несчастье грянуло в тот момент, когда я воображал, что вполне счастлив. Весь тот день, последний день моей гордости и самодовольства, я наслаждался жизнью, насколько было возможно. Сибилла внезапно превратилась в мягкую ласковую женщину, какой я ее еще никогда не видел, очарование ее красоты; и обхождения было направлено на меня, как будто мы еще не были женаты… Неужели все это было сделано, чтобы очаровать и победить Лючио? Об этом я, конечно, никогда не подумал, не воображал, что это возможно. Я лишь видел в своей жене очаровательницу, обладающую сладострастной, изысканной прелестью, женщину, к которой льнули даже ее одежды, как бы гордясь тем, что облекают столь изящное тело, существо коего каждый взгляд был чарующий, каждая улыбка восхитительна, коего голос мягкий и ласковый, казалось обещал мне глубокую бесконечную любовь, о которой до тех пор я и не мечтал! Часы пролетали на золотых крыльях. Сибилла, Лючио и я, мы достигли, как мне казалось, совершенного единства дружбы и взаимного понимания – этот последний день мы провели в лесу под роскошным кровом осенних листьев, через который солнце проникало розовато-золотистыми лучами. Лючио пел чудные романсы, что казалось листья дрожали, внимая столь восхитительному пению, ни одно облачко не затмило абсолютного совершенства и спокойствия этого дня. Мэвис Клер с нами не было, и я был рад этому. Последнее время я чувствовал, что ее присутствие было нечто вроде фальшивой ноты, нарушающей нашу гармонию. Я любовался ею, даже любил ее свысока, по-братски, но сознавал, что ее образ действий, не был похож на наш, что ее мысли были далеки от наших мыслей… В этом, конечно, я винил ее, находя, что она страдает литераторским эгоизмом… Я никогда не задумывался над собственным эгоизмом и гордостью, вытекающими из моего положения и богатства; перебирая это дело в уме, я решил, что Мэвис весьма милая женщина, богато одаренная литературными способностями, но так поразительно горда, что ей просто невозможно вращаться в высшем обществе, где требовалась некоторая доля преклонения, которую, между прочим, требовал и я. Беспредельно уважая собственное богатство, я никак не мог понять, что человек, который, как Мэвис, добывал себе независимость только собственным умственным трудом, имеет несомненно более права гордиться, чем тот, который получил свои миллионы по случайному наследству. К тому же литературное положение Мэвис все-таки внушило мне не малую долю зависти, когда я думало собственной неудаче на том же поприще. Благодаря всем этим причинам, я был рад, что в этот день ее не было с нами в лесу, конечно, если бы я обращал внимание на мелочи жизни, которые в большинстве случаев так важны, я вспомнил бы, что при последнем свидании, Лючио сказал мисс Клер, что больше в этом мире не встретится с нею, однако, я считал это словами, сказанными для эффекта, и не придавал им никакого глубокого значения.
И так, в блаженном спокойствии прошли последние двадцать четыре часа моего безмятежного счастья; я ощущал глубокое наслаждение в самом существовании и начал верить, что и будущее готовит мне еще неизведанные хранилища блаженства. Мягкое ласковое настроение Сибиллы, наряду с ее чрезвычайной красотой, предвещало конец нашим супружеским недоразумения; ее характер, ожесточенный и развращенный воспитанием, несомненно смягчится со временем и сделается женственным и прекрасным. Так размышлял я, сидя под тенью деревьев рядом с красавицей женой и слушая богатый голос моего друга Лючио, распевающего звучные, страстные песни. И солнце село, и ночь окутала природу своей густой пеленой на несколько часов… А меня навсегда…
Мы обедали в тот день поздно и, утомленные долгим пребыванием на воздухе, разошлись сравнительно рано. Последнее время я спал очень крепко; прошло несколько часов… И я внезапно проснулся, как от прикосновения невидимой руки. Я стремительно поднялся с подушек, лампадка бледно теплилась в углу, и в этом слабом свете я увидал, что Сибилла уже не лежала рядом со мной. Мое сердце как-то вздрогнуло, потом почти остановилось, предчувствие какой-то неожиданной беды охладило мне кровь. Я отодвинул шелковую драпировку постели и осмотрел комнату. Она была пуста. Потом быстро вскочив, оделся и пошел к двери, которая оказалась закрытой, но не на замок, как когда я ложился спать. Я открыл ее без шума и выглянул в коридор, но и тут никого не было. В нескольких шагах от дверей спальни спускалась дубовая лестница, ведущая в залу, которая в былые времена служила галереей для картин и музыкальной комнатой. Старинный орган еще вполне исправный занимал одну сторону этой комнаты. Его тусклые золотые трубы поднимались почти до потолка, другой конец был освещен большим овальным окном, какие встречаются в церквах, со старинными цветными стеклами, на которых были разрисованы жития святых. Осторожно подойдя к краю площадки, с которой видна была галерея, и, опираясь на перила, я посмотрел вниз и в первую минуту ничего не увидал, кроме вычурного рисунка паркета, освещенного луной. Потом внезапно, пока я еще размышлял, куда Сибилла могла деться в эту ночную пору, темная высокая тень упала на светлый пол, и послышался глухой шёпот… Мое сердце усиленно забилось, и я почувствовал, что задыхаюсь. Странные мысли и подозрения, в которых я признаться не хотел, охватили меня, и я начал тихо и бережно спускаться по винтовой лестнице. Когда моя нога коснулась последней ступени, я увидал картину, от вида которой чуть не лишился чувств. Я невольно отшатнулся и прикусил губы, чтобы воздержаться от крика… Передо мной, в полном лунном свете, который, проникая через радужные одежды святых, бросал кругом красные и синие пятна, стояла на коленях моя жена. На ней было что-то прозрачное, белое, едва скрывающее наготу ее холеного тела, – роскошные ее волосы в беспорядке спадали почти до пола, ее руки были сложены с мольбой и бледное лицо приподнято… Перед ней горделиво стоял Лючио. Я смотрел на обоих с сухими лихорадочными глазами, – что все это означало? Неужели она, моя жена вероломна, и он мой друг – изменник?
– Подожди, подожди, – бормотал я себе, – это верно опять комедия, как та, которая разыгралась с Мэвис Клер. Надо посмотреть и выслушать, что будет!
И, придвинувшись к стене, я облокотился на нее, едва переводя дыхание, и с жадностью ждал ее голоса и его голоса. Когда они заговорят, я узнаю, я сразу узнаю все! И я устремил на них свой взгляд и даже в эту минуту агонии не мог не удивиться страшному свету на лице Лючио, свету, которого нельзя было приписать отраженно луны, так как князь стоял спиной к окну. Что за причуда владела им в эту минуту? Отчего даже моему одурманенному взору он казался более человеком. Его бесспорная красота почему-то отталкивала… Весь его облик дышал чем-то демоническим! Но… тише, тише… Она, моя жена, заговорила… Я слышал каждое ее слово, слышал все и вытерпел все, и не упал в объятия смерти от бесконечного позора и отчаяния.
– Я люблю вас! – молила она, – Лючио, я люблю вас, и эта любовь убивает меня! Будьте милосердны; сжальтесь над моей страстью, полюбите меня один час, один краткий час! Вы видите, я прошу так мало. А потом делайте со мной, что хотите, пытайте меня, позорьте меня публично, прокляните меня перед небесами, мне все равно! Я ваша, душой и телом; я вас люблю!
Ее голос звучал безумно и страстно, я слушал, в ярости, но молчания не прерывал, так как каждый мой нерв был напряжен в ожидании ответа Лючио. Но вот, он засмеялся, тихо и насмешливо…
– Вы льстите мне, – ответил он, – я сожалею, что не могу ответить вам тем же.
Мое сердце радостно забилось… Я почувствовал и внезапное облегчение, и мне захотелось вторить презрительному смеху Лючио. Сибилла пододвинулась ближе к нему.
– Лючио, Лючио, – прошептала она. – Неужели у вас нет сердца? Как вы можете отвергать меня, когда я предлагаю вам самое себя, всю, как я есть? Неужели я вам противна? Сотни мужчин отдали бы свою жизнь, чтобы услышать слова, которые я говорю вам, но, для меня никто кроме вас не существует! Вы один мой кумир, дыхание моей жизни! Ах Лючио! Неужели вы мне не верите, неужели вы не понимаете, как глубоко, как бесконечно, я вас люблю!
Риманец повернулся к ней так резко, что даже испугал ее, тень презрения еще глубже легла на его красивом лице.
– Я знаю, что вы любите меня, – ответил он, и холодная улыбка, как молния засверкала в его глазах. – Я знал это всегда. Ваша презренная душа кинулась ко мне с первого взгляда, который я бросил на нее. Вы были лживы и развращены с самого начала и во мне вы признали своего властелина! Да, своего властелина, – повторил он, так как Сибилла вскрикнула, как ужаленная. Склонившись, он резко схватил ее обе руки. – Выслушайте правду о себе хоть раз от того, кто не боится высказать ее! Вы любите меня. Ваша душа и ваше тело принадлежат мне, если я захочу их взять! Вы вышли замуж с ложью на устах, вы перед Богом клялись быть верной вашему мужу, а в мыслях вы уже изменяли ему, по собственному желанию, вы превратили высокое таинство в богохульство и проклятие! Не удивляйтесь в таком случае, что вы прокляты! Я это знал, поцелуй, который я вам дал после свадебного обряда, возбудил, воспламенил вашу кровь и приковал вас ко мне. Вы бы сбежали от мужа в первую ночь, если бы я только этого потребовал и любил вас, как вы меня любите, конечно, если можно дать священное имя любви той жажде страсти и разврата, которая горит в ваших жилах. А теперь я отвечу на ваше признание, – и, держа ее за обе руки, князь посмотрел на нее с таким гневом в темном взоре, что внезапный мрак, казалось, упал на них.
– Я ненавижу вас. Да, вас и всех женщин, похожих на вас. Ибо вы развращаете мир, вы превращаете добро во зло, вы идете от глупости к преступлению, пользуясь соблазном вашего нагого тела и ваших глаз. Вы делаете из мужчин дураков, животных! Когда вы умираете, вы растлеваетесь; червяки кишат в ваших телах, доставлявших столько наслаждения стольким мужчинам. Вы в жизни не нужны и в смерти вы остаетесь ядом, я ненавижу вас всех! Я читаю вашу душу, как открытую книгу. На первом листке написано название, данное публично-развратным женщинам, но которое по праву принадлежит тем, которые, как вы, не ища даже предлога бедности, продают себя дьяволу.
Лючио резко остановился и хотел оттолкнуть ненавистную ему женщину, но Сибилла впилась в его руку, впилась с таким же упорством, как некогда проявляло ненавистное мне насекомое, найденное князем в гробнице египетской принцессы. А я, неподвижно стоя на том же месте, почувствовал глубокое уважение к Лючио за его откровенность, за храбрость, с которой он сказал этой развратной женщине, как на нее может смотреть честный мужчина.
Мой друг, мой больше, чем друг! Он был прав, он был честен; у него не было ни желания, ни намерения обмануть или обесчестить меня! Мое сердце наполнилось благодарностью к нему и еще каким-то чувством безграничной жалости к себе. Я был готов зарыдать от нервного возбуждения и боли, но сдержал себя, чтобы узнать, чем все это кончится. Пораженный, я следил, за женой с изумлением! Куда девалась ее гордость? Как она могла стоять на коленях перед человеком, уязвившим ее столь нестерпимыми, оскорбительными словами?
– Лючио, Лючио, – шептала она, и ее шепот раздался по галерее как шипение змеи. – Говорите, что хотите, осуждайте меня, вы будете правы! Я низка и порочна, я это знаю. Но к чему быть нравственной? Какое удовлетворение получу я путем самопожертвования? Пройдут несколько лет, мы все умрем и будем забыты даже теми, которые любили нас. Так зачем же нам терять те радости, которые нам даны? Неужели трудно полюбить меня на один какой-нибудь час? Разве я некрасива? Не может быть, чтобы красота моего лица и тела была ничтожна в ваших глазах; ведь вы – мужчина! Убейте меня жестокостью ваших слов, мне все равно! Я люблю, люблю вас! – и в исступлении страсти Сибилла вскочила на ноги, откинула волны своих роскошных волос и выпрямились, словно вакханка, сознающая свою чрезвычайную красоту. – Посмотрите на меня, Вы не смеете отвергать такую любовь, какую я вам предлагаю!
Мертвое молчание последовало за ее пылкой речью, и я смотрел с благоговением на Лючио, когда он повернулся и встал против нее. Меня поразило совершенно неземное выражение его лица; его прекрасные брови были сдвинуты в мрачную угрожающую линию, его глаза буквально горели презрением, а между тем, он смеялся тихим смехом, звучащим сатирически.
– Не должен, не смею! – повторил он презрительно. – Женские слова, женский вздор! Крик оскорбленной самки, которой не удается прельстить избранного самца. Такая любовь, как ваша! Что она такое? Унижение для того, кто примет ее; стыд для того, кто доверится ей! Вы хвалитесь своей красотой; ваше зеркало показывает вам приятный образ, но ваше зеркало лжет так же хорошо, как и вы. Вы видите в нем не отражение себя, иначе вы бы в ужасе отпрянули назад… Вы просто смотрите на вашу телесную оболочку, как на платье из парчи, – тленную, преходящую и только годную, чтоб смешаться с пылью, откуда она произошла. Ваша красота! Я ничего из нее не вижу, я вижу вас. И для меня вы безобразны и останетесь безобразной навсегда. Я ненавижу вас! Ненавижу вас со всей горечью неизмеримой ненависти, так как вы сделали мне зло, нанесли мне оскорбление! Вы прибавили еще новую тяжесть к бремени наказания, которое я несу!
Сибилла придвинулась к нему с распростертыми объятиями, но величественным жестом он отстранил ее.
– Отойдите! – воскликнул он, – устрашитесь меня, как неизведанного ужаса. О, немилосердные небеса! – Одна только ночь прошла с той минуты, как меня придвинули на ступень ближе к потерянному блаженству, и вновь врата рая закрываются передо мной! О, бесконечная пытка! О, грешные души мужчин и женщин, неужели в вас не осталось ни единой искорки от Бога? Неужели благодаря вам, моя скорбь будет вечна?
Лючио стоял лицом к окну, бледные лучи месяца освещали его мрачное лицо и бесконечную, безвыходную тоску его взора. Я слушал его со страхом и изумлением и не мог понять, что означали его странные слова. По выражению лица моей жены было видно, что она также не понимала их.
– Лючио, – прошептала она, – Лючио, в чем дело? Я ни за что на свете не хотела бы повредить вам. Я ищу лишь вашей любви, Лючио, и заплачу за нее такой нежной страстью, такими ласками, о которых вы и не мечтаете! Ради этого, и только ради этого, я вышла за Джеффри. Я выбрала его в мужья только потому, что он был вашим другом (о вероломная женщина!), я заметила сразу всю степень его гнусного эгоизма. Он гордился собой и своим богатством, и слепо доверял вам и мне. Я знала, что со временем мне можно будет последовать примеру женщин моего круга и завести себе любовника. Любовника! Тогда еще, до свадьбы я избрала его. Я избрала вас, Лючио, и хотя вы ненавидите меня, вы не можете помешать мне любить вас, любить вас до самой смерти!
Князь пристально посмотрел на леди Сибиллу, его взор стал еще мрачнее.
– А после смерти? – сказал он, – вы будете продолжать меня любить?
В его голосе было что-то вроде суровой насмешки, смутно испугавшей меня.
– После смерти? – пробормотала она, заикаясь.
– Да, после смерти, – повторил он угрюмо. – После – существует, ваша мать убедилась в этом.
Легкий крик вырвался из груди Сибиллы…
– Прекрасная леди, – продолжал он, – ваша мать была, подобно вам, сластолюбива. Она, подобно вам, решила следовать обычаю: как только «слепое» или добровольное доверие ее мужа было приобретено, она выбрала не одного любовника, но многих. Вы знаете ее конец? В написанных, но не правильно понимаемых законах Природы больное тело есть естественное выражение больного духа; ее лицо в ее последние дни было отражением ее души. Вы содрогаетесь! Между тем зло, что было в ней, есть также в вас; оно заражает вашу кровь медленно, но верно, и если у вас нет веры в Бога, чтоб излечить эту болезнь, она сделает свое дело даже в последний момент, когда смерть схватит вас за горло и остановит ваше дыхание. Улыбка на ваших ледяных губах будет тогда, поверьте мне, улыбкой не святой, но грешницы. Смерть никогда не обманешь, хотя жизнь обмануть можно. А потом… Я опять спрашиваю: будете ли вы любить меня?.. когда вы узнаете, кто я?
Я был страшно поражен странной постановкой этого вопроса; я видел, как Сибилла в мольбе протянула руку и задрожала.
– Когда я узнаю, кто вы? – повторила она удивленно. – Разве я этого не знаю? Вы Лючио, Лючио Риманец, моя любовь, моя любовь! Ваш голос для меня музыка, ваш взгляд – мой рай.
– И ад, – прервал князь с тихим смехом, – подойдите ближе.
Сибилла быстро подвинулась к нему. Он указал на пол; редкий голубой алмаз, который он всегда носил на правой руке, сверкнул в лунном свете, как живое пламя.
– Так как вы любите меня, – продолжал он тихо, – станьте на колени и поклонитесь мне.
Сибилла упала на колени и сложила руки, я хотел броситься вперед, остановить ее, но какая-то неведомая сила приковывала меня к месту, лишая меня возможности сказать слово, свет луны упал на ее приподнятое лицо, озаренное восхищенной улыбкой.
– Каждой жилкой моего существа, я поклоняюсь вам, – страстно шепнула она. – Мой царь, мой бог, ваши жестокие слова лишь разжигают мою любовь, вы можете убить, вы никогда не перемените меня. Ради одного вашего поцелуя я готова умереть, ради одного объятья отдать свою душу…
– Вы уверены, что у вас есть душа? – презрительно спросил Лючио, – или, может быть, вы ее уже продали? Следовало бы раньше удостовериться. Останьтесь, где вы есть и дайте мне посмотреть на вас. Женщина, нося имя мужа и храня его честь, одетая на его деньги и еще недавно лежащая рядом с ним, крадется ночью на свидание, чтобы обесчестить его и осквернить себя самым пошлым развратом! И вот все, что цивилизация девятнадцатого столетия могла вам дать! Я лично предпочитаю те отдаленные варварские времена, когда грубые дикари дрались за своих жен, как дрались за свой скот, обращаясь с ними как со скотиной и, ни одной минуты, не думая, что женщины могут обладать такими качествами, как правда и честь. Если женщины были бы честны и правдивы, потерянное счастье могло бы вернуться к земле. Но большинство как вы, лживы и лицемерны; вы говорите, что я могу сделать с вами, что хочу? Пытать, убить, обесчестить, проклясть, если только я полюблю вас! Все это пахнет мелодрамой, и я всегда ненавидел мелодрамы. Я не убью вас, не обесчещу, не прокляну и не полюблю… Я просто позову вашего мужа!
Я тронулся со своего скрытого места, потом остановился. Сибилла вскочила на ноги в приступе злобы и стыда.
– Вы не посмеете, – прошипела она, – вы не посмеете так позорить меня?
– Позорить? – повторил князь насмешливо, – Baше суждение опоздало, вы сами себя опозорили.
Но Сибилла была окончательно возбуждена. Вся необузданность и упрямство ее характера проснулись… Она стояла как разъяренная львица, дрожа с ног до головы от силы своих страстей.
– Вы отталкиваете, вы презираете меня, – шепнула она голосом, в котором слышалось бешенство. – Вы смеетесь над моими страданиями, но вы за это заплатите! Я вам – чета, и второй раз вы меня не оттолкнете! Вы спрашиваете: буду ли я любить вас, когда узнаю кто вы? Вы желаете казаться таинственным, но меня таинственность не пугает. Я, женщина любящая вас всей силой своих страстей, я убью вас и себя скорее, чем сознаю, что тщетно молила вашу любовь! Вы, может быть думаете, что застали меня врасплох? Нет! – и она внезапно выхватила короткий стальной кинжал, спрятанный между складками ее белого одеяния.
– Полюбите меня, повторяю я, или я заколюсь здесь, у ваших ног, позову Джеффри и закричу, что вы причинили мне смерть!
Она высоко подняла оружие… Я, было бросился вперед, но Лючио опередил меня… Выхватив кинжал из ее рук, он сломал его на две части и швырнул обломки на пол.
– Вы родились для подмостков, сударыня, – сказал он резко, – вы могли бы исполнить роль главной актрисы на сцене первоклассного театра и составить себе весьма завидную карьеру. Ваша душа была бы также развратна, как теперь; но это ничего бы не значило, от актрис целомудрия не требуют.
Тем временем, когда он сломал кинжал и говорил ей с чрезмерной горечью, он оттолкнул ее на несколько шагов от себя, и она стояла, бездыханная и белая от злости, смотря на него со страстью и с ужасом. С минуту она молчала, потом, медленно подойдя к нему с кошачьей гибкостью движений, с той грацией, какой она славилась на всю Англию, она сказала умышленно размеренным тоном:
– Лючио, я снесла ваши оскорбления, как я снесла бы от вас смерть, потому что люблю вас; вы ненавидите, вы отталкиваете меня, я все-таки люблю вас. Вы не можете меня отбросить – я ваша! Вы полюбите меня, или я умру – одно из двух. Повремените, раньше чем дать мне ответ; я ухожу… предоставив вам на размышления весь завтрашней день, полюбите меня, будьте моим любовником, и я сыграю перед светом комедию нравственности не хуже другой женщины, ручаюсь вам, что мой муж никогда ничего не узнает. Но оттолкните меня еще раз, как вы оттолкнули меня, и я убьюсь. Я не ломаюсь перед вами, я говорю спокойно и уверенно и сделаю, что говорю.
– Неужели? – холодно спросил Лючио. – Позвольте мне вас поздравить, мало женщин достигают такой логичности.
– Я покончу с жизнью, – продолжала Сибилла, не обращая никакого внимания на его слова, – я не могу жить без вашей любви, Лючио.
И в ее голосе послышались слезы.
– Я жажду поцелуев ваших губ… Сознаете ли вы вашу власть? Знаете ли жестокую, таинственную силу ваших глаз, улыбки, речи, красоту, которая делает вас похожим скорее на ангела, чем на человека? Ведь не существует тот, которого можно было бы сравнить с вами. Когда вы говорите, я слышу музыку, когда вы поете, я понимаю, что может означать мелодия рая, неужели вы не знаете, что ваша внешность – искушение для слабого женского сердца, Лючио? – прошептала она и, успокоенная его молчанием, придвинулась ближе к нему. – Встретьте меня завтра около виллы Мэвис Клер…
Князь вздрогнул как от укуса, но ничего не ответил.
– Я слышала все, что вы говорили ей третьего дня, – продолжала Сибилла и двинулась еще на шаг ближе. – Я пошла за вами и подслушала вас, я почти обезумела от ревности. Я думала, боялась, что вы любите ее, но я ошиблась. Я никогда ни за что не благодарю Бога, но в эту ночь я поблагодарила его. Я создана для вас, она нет! Встретьте меня днем у ее дома, у куста белых роз, которые еще в цвету, сорвите одну, одну из этих маленьких осенних роз, или дайте ее мне, для меня это будет знаком, знаком того, что ночью я могу прийти к вам и не быть отвергнутой, но любимой, любимой! Лючио, обещайтесь дать мне эту розу, как символ одного часа любви… И я умру с радостью, достигнув в жизни всего, что желала.
И с внезапным быстрым движением, обезумевшая женщина кинулась ему на грудь, обвила его шею руками и подняла к нему свое лицо. Лунные лучи показали мне восторг, светившийся в ее глазах, ее дрожащие алые губы и трепетно дышащую грудь… Кровь бросилась мне в голову, и красный туман помутил мой взор… Неужели Лючио устоит против такого соблазна? Да, он резко отстранил руки, обвивавшие ему шею, и порывистым движением оттолкнул ее.
– Женщина, фальшивая и проклятая! – сказал он звучным и страшным голосом. – Вы не знаете, чего вы домогаетесь! Все, что вы требуете от жизни, будет вашим после смерти. Это закон, поэтому будьте осторожнее в ваших требованиях – из опасения, чтоб они не исполнились слишком точно. Розу из коттеджа Мэвис Клер? Розу из Рая! Это одинаково для меня! Не мне и не вам рвать их. Любовь и радость? Для неверных нет любви, для порочных нет радости. Не прибавляйте ничего к моей ненависти и мщению. Идите, пока еще есть время, идите и встречайте судьбу, которую вы сами для себя приготовили, так как ничто не может изменить ее. А что касается меня, кого вы любите, перед кем вы стояли на коленях, поклоняясь, как идолу… – Тихий жестокий смех вырвался у него. – Что же, обуздайте ваши пламенные желания, прекрасный злой дух! Имейте терпение! Мы встретимся в непродолжительном времени!
Я был не в силах выдержать больше и бросился вперед… Оттащив жену от Лючио, я грозно стал между ними.
– Позвольте мне защитить вас, Лючио, от прихоти развратницы, – воскликнул я и громко, резко рассмеялся. – Час тому назад я воображал, что она моя жена, я ошибался; она лишь купленная тварь, жаждущая другого хозяина!..
Глава тридцать первая
Одну минуту мы все остались в том же положении, глядя друг на друга, и я, задыхаясь и обезумев от ярости, Лючио спокойный и презрительный, моя жена, дрожащая и испуганная…
В приливе бешенства я бросился на нее и схватил ее за руки.
– Я слышал вас! – сказал я, – и вас, видел, как вы стояли на коленях перед моим верным другом и старались сделать его таким же подлым, как вы сами! А я, ваш муж, – слепой безумец, доверия которого вы добивались, только чтобы изменить ему! Я – несчастный богач, получивший ради своего богатства бесстыдную развратницу в жены! Вы смеете говорить про любовь. Вы оскверняете это святое слово! Из чего сделаны такие женщины как вы? Вы бросаетесь в наши объятья, вы требуете попечения и уважения, вы искушаете нашу чувственность, побеждаете наши сердца, только чтобы нас же дурачить! Вы лишаете нас совести, веры, жалости. Если мы делаемся преступниками, то чему тут удивляться? Когда мы развратничаем, то не вы ли показываете нам пример? Бог мой! Я, который любил вас, да, любил, несмотря на глубокое разочарование испытанное мной после брака, и умер бы, чтобы отвлечь, от вас даже тень подозрения, я, из всего мира выбран вами для вашей потехи и моего позора!
Я выпустил ее руки. Сибилла сделала усилие, овладела собой и холодно, бесчувственно посмотрела на меня.
– Ради чего вы женились на мне? – спросила она, – ради себя или ради меня?
Я молчал, боль и ярость душили меня. Все, что я мог сделать, это протянуть руку Лючио, он взял и пожал радушно и дружелюбно, однако, мне показалось, что по его губам проскользнула улыбка…
– Хотели ли вы сделать меня счастливой, любили вы меня чистой любовью? – продолжала Сибилла, или просто желали улучшить свое социальное положение, соединившись браком с дочерью графа? Ваши намерения не были лишены эгоизма; вы выбрали меня потому, что я считалась первой красавицей в Лондоне и всё мужчины говорили обо мне; назвать меня своей женой придавало вам некоторый престиж, как выигрыш Дэрби привел к вашему знакомству с царствующим домом. Я честно рассказала вам про себя до свадьбы, но вы не обратили на это внимания. Я никогда не любила вас, я не могла вас любить, и я вам это сказала! Вы слышали, говорите вы, все, что произошло между мной и Лючио, значит вы знаете, отчего я за вас вышла: говорю вам это в лицо, только для того, чтобы ваш близкий друг был бы моим любовником! Если вы притворитесь оскорбленным, это будет только смешно, во Франции это положение самое заурядное, в Англии с каждым днем оно встречается чаще. Нравственность всегда считалась ненужной для мужчин, теперь она не нужна и для женщин.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |