он достает расческу и еще разок приглаживает волосы. – Никому и в голову не приходит, что я федеральный агент.
Когда мы, наконец, готовы к выходу, уже давно перевалило за полдень. Садимся в идиотский «Феррари» Баррона и едем вглубь штата, в сторону Патерсона.
Ну, и как там Лила? – Спрашивает Баррон, как только мы выехали на шоссе. – Все еще сохнешь по ней?
Бросаю на него злобный взгляд. – С учетом того, что ты несколько лет продержал ее в клетке, она, пожалуй, в порядке. Смотря с чем сравнивать.
Баррон пожимает плечами, хитро косясь в мою сторону. – Выбор был невелик. Антон жаждал ее смерти. Мы чуть не сдохли от удивления, когда ты превратил ее в живое существо. А когда оправились от шока, вздохнули с облегчением – хотя домашнее животное из нее вышло хуже некуда.
Она была твоей девушкой,
говорю я. – Как ты мог согласиться ее убить?
Да ладно тебе,
отвечает он. – Ничего серьезного у нас не было.
Хлопаю ладонью по приборной панели:
С ума сошел?
Баррон ухмыляется:
Это ведь ты превратил ее в кошку. И это ты был в нее влюблен.
Смотрю в окно. Вдоль шоссе тянутся звукоизолирующие стены; в промежутках между ними змеится дикий виноград. – Может, ты и заставил меня забыть почти обо всем, но я помню, что тогда хотел ее спасти. И почти спас.
Вдруг рука брата касается моего плеча. – Прости,
говорит он. – Честно говоря, я стал работать над твоей памятью, потому что мама сказала, что будет лучше, если ты не будешь знать, кто ты такой. Потом, когда мы задумали заделаться киллерами, я решил, что раз ты обо всем забудешь, все, что ты сделал, не считается.
Не знаю, что и ответить. Решаю промолчать. Прислоняюсь щекой к прохладному стеклу, гляжу на полосу асфальта, вьющуюся перед нами, и думаю о том, как бы мне хотелось, чтобы всего этого не было. Ни федералов. Ни брата. Ни Лилы. Ни мамы. Ни мафии. Немного магии – и я смогу изменить свое лицо. Смогу полностью избавиться от прежней жизни.
Пара поддельных документов – и я уже в Париже. Или в Праге. Или в Бангкоке.
И больше не надо будет пытаться быть хорошим. Можно будет лгать, обманывать и красть. Я ведь буду не я – так что это не считается.
Изменить свою личность. Сменить имя. Пусть о маме позаботится Баррон.
На будущий год Сэм и Даника уедут учиться в колледж. Лила начнет заниматься темными делишками по приказу отца. А что же будет со мной? Стану убивать по велению Юликовой. Все устроено, все к лучшему – но беспросветно, словно пустая дорога.
Баррон легонько стучит по моей голове. – Эй, есть кто дома? Ты уж минут пятнадцать молчишь. Не надо мне говорить, что прощаешь или еще что – но хоть что-то можно было сказать? Побеседовать с братом? Хотя бы «Заткнись». Что угодно.
Потираю лицо. – Хочешь, чтобы я с тобой поговорил? Ладно. Иногда мне кажется, что я такой, каким ты меня сделал. А иногда вообще не понимаю, кто я. И то и другое мне очень не нравится.
Баррон сглатывает. – Ясно…
Делаю глубокий вдох. – Но если тебе нужно прощение – отлично. Ты его получил. Я не злюсь. Больше не злюсь. По крайней мере, на тебя.
Ага, как же. Кто-то тебя бесит,
говорит Баррон. – Это ж и дураку ясно.
Я просто злюсь,
отвечаю я. – В конце концов это выгорит или еще что. Должно.
Знаешь, может ты таким хитрым образом просишь у меня прощения за то, что втянул в обучающую программу для федеральных агентов…
Ты же вроде доволен,
говорю я.
Но раньше ты этого не знал,
возражает брат. – Я мог бы ужасно мучиться, а все по твоей вине. И тебе было бы стыдно. И ты просил бы прощения.
Возможно, просил бы. Но сейчас – нет,
отвечаю я. – Да, отлично поговорили.
И впрямь поговорили неплохо. Даже не ожидал от своего психованного, страдающего потерей памяти старшего брата.
Паркуемся на улице. Патерсон представляет собой странное сочетание старинных зданий и новеньких вывесок; яркие неоновые буквы приглашают дешево купить сотовый телефон, узнать будущее при помощи карт таро и посетить салон красоты.
Выхожу из машины, бросаю в парковочный счетчик несколько четвертаков.
Телефон Баррона издает чириканье. Брат извлекает его из кармана и смотрит на дисплей.
Поднимаю брови, но Баррон лишь качает головой – дескать, неважно. Быстро нажимает кнопки телефона. Потом смотрит на меня:
Веди, Кассель.
Иду по адресу, указанному на сайте «Сентрал Файл Джувелри». Лавка ничем не отличается от остальных на этой улицей – грязная, плохо освещенная. В витрине выставлены аляповатые серьги и длинные цепочки. Табличка в углу гласит: «Сегодня мы покупаем золото за наличные». Ничем не примечательная лавка – никак не подумаешь, что здесь обитает мастер подделок.
Баррон толкает дверь. Когда мы входим, звенит колокольчик, и мужчина за прилавком поднимает глаза. Он низкий, лысеющий, в огромных очках в роговой оправе; на шее у него висит на длинной цепочке ювелирная лупа. На нем аккуратная черная рубашка, застегнутая на все пуговицы. На каждом из затянутых в перчатки пальцев сверкает по здоровенному перстню.
Вы Боб? – Спрашиваю я, подходя к прилавку.
А вы кто? – Отвечает он.
Я Кассель Шарп,
говорю. – А это мой брат Баррон. Вы знали нашего отца. Может, вы его и не помните, но…
Он расплывается в широкой улыбке. – Ну надо же! Совсем взрослые стали. Видал я ваши фотографии, всех троих ребят Шарпов, в бумажнике вашего папы, упокой Господь его душу! – Он хлопает меня по плечу. – Втягиваешься в бизнес? Если что нужно, Боб непременно сделает!
Оглядываю лавку. Какая-то женщина с дочерью рассматривает витрину с крестами. Вроде бы не обращают на нас внимания – возможно, мы просто люди того сорта, которых лучше не замечать.
Понижаю голос:
Мы бы хотели поговорить об одной вещице, что вы уже изготовили – для нашей матери. Может, пройдем куда-нибудь в подсобку?
А как же, конечно. Идемте в мой кабинет.
Он открывает дверь – одеяло, прибитое к каркасу пластиковой двери – мы следуем за ним. В кабинете сущий бардак – в центре стола с откидной крышкой стоит компьютер, вокруг все завалено разными бумагами. Один из ящиков выдвинут – в нем фрагменты часов и крошечные мешочки из кальки с камушками внутри.
Беру какой-то конверт. На нем написано имя: Роберт Пэк. Боб.
Мы хотим узнать о бриллианте «Воскресение»,
говорит Баррон.
Полегче,
Боб поднимает руки вверх. – Не знаю, что вы там про него слышали, но…
Мы видели подделку, которую вы изготовили,
говорю я. – А теперь нас интересует оригинал. Нам нужно знать, что с ним сталось. Вы его продали?
Баррон с угрожающим видом подходит совсем близко к Бобу. – Знаете, я работаю над памятью. Может, помогу что-нибудь вспомнить.
Слушайте,
вдруг ставший слишком высоким голос Боба слегка дрожит. – Не понимаю, с чего вдруг вы говорите со мной таким тоном. Я был добрым другом вашего отца. И никогда и никому не говорил, что скопировал алмаз «Воскресение»
и что знаю, кто его украл. Многие ли способны на такое, а? Когда столько денег на кону? Если думаете, что мне известно, где ваш отец хранил бриллиант, продал ли он камень или нет – так вот, неизвестно. Мы были с ним близки, но не настолько. Я просто подделки изготавливал, вот и все.
Погодите. Я думал, вы изготовили камень по просьбе моей матери,
говорю я. – И почему вы сказали «подделки»? Сколько их было?
Две. Так попросил ваш отец. И я в жизни ничего не подменивал. Настоящий камень оставался у меня ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы сделать измерения и сфотографировать его. Он же не дурак был, отец ваш. Неужели вы думаете, что он бы выпустил из рук столь ценную вещь?
Переглядываюсь с Барроном. При всех своих недостатках, если дело касалось обмана, отец никогда не допускал промахов.
Так что же случилось? – Спрашиваю я.
Боб отступает на пару шагов, выдвигает ящик стола и достает бутылку бурбона. Откручивает крышку и долго пьет.
Потом мотает головой, словно пытаясь избавиться от жжения в горле.
Ничего,
отвечает он наконец. – Ваш отец принес сюда этот чертов камень. Сказал, что ему нужны две копии.
Хмурюсь:
А почему две?
Черт побери, а я почем знаю? Одну из них я поместил на золотую булавку для галстука – вместо оригинала. А вторую вставил в кольцо. А вот оригинал, настоящий камень? Оставил просто так – как и хотел ваш отец.
А подделки хорошие? – Спрашивает Баррон.
Боб снова качает головой:
Та, что в булавке – не очень. Фил пришел ко мне, просил побыстрее, ясно? Всего за день. А вот на второй он дал мне чуть больше времени. Вот это был настоящий шедевр. Ладно, теперь, может, скажете, в чем дело?
Кошусь на Баррона. У него подрагивает подбородок, но понять, верит ли он Бобу, невозможно. Пытаюсь все продумать, проиграть варианты. Может, мама дала камень отцу и сказала, что ей срочно нужна подделка, пока Захаров не обнаружил пропажу. Отец идет к Бобу, но заказывает два камня, потому что уже знает, что оставит бриллиант для себя – быть может, из чувства мести, потому что узнал, что мама путается с Захаровым? В общем, отец отдает ей одну из фальшивок, и она подбрасывает камень Захарову, пока тот ничего не заметил. Затем папа говорит маме, что у него для нее есть подарок – перстень с бриллиантом «Воскресение», на самом деле второй подделкой. Если так все и было, оригинал может находиться где угодно. Отец мог продать его много лет назад.
Но зачем вставлять бриллиант в кольцо, которое мама, чтобы не привлекать внимание, не сможет носить за пределами дома? Вот этого я не понимаю. Может, отец настолько разозлился, что ему просто нравилось видеть перстень на маминой руке и понимать, что он взял над нею верх.
А такую вещь можно сбыть на черном рынке? – Интересуюсь я.
Настоящий камень? – Спрашивает Боб. – Разве что тем, кто на самом деле верит, будто он защищает от смерти. Конечно, алмаз имеет историческую ценность, это точно, но люди, которые покупают такие камушки, не хотят брать то, чем потом нельзя будет похвастаться. Но если ты думаешь… ну, сколько может стоить неуязвимость?
Блеск в глазах Баррона говорит мне о том, что он воспринимает этот вопрос не как риторический, а на полном серьезе, пытаясь назначить цену в долларах и центах. – Миллионы,
в конце концов говорит он.
Боб тычет Баррона пальцем в грудь. – В другой раз, чем нахальничать, лучше выкладывай все сразу. Я деловой человек. Я не обманываю семьи, не надумаю других мастеров, а в особенности друзей, что бы вам ни говорила ваша мать. А сейчас, перед уходом, не забудьте что-нибудь прикупить. Что-нибудь подороже, ясно? Не то расскажу паре приятелей, как грубо вы обращались с Бобом.
Выходим к прилавку. Боб достает пару вещиц, стоимость которых вполне достаточна, чтобы загладить нашу вину. Баррон выбирает алмазное сердечко в белом золоте – почти за штуку баксов. Стараюсь прикинуться безденежным – что вовсе нетрудно, с учетом того, что это правда – и мне удается отделаться значительно более дешевым рубиновым кулоном.
Девчонки любят подарки,
говорит нам Боб, провожая к выходу; он поправляет очки. – Если хотите быть сердцеедами вроде меня, осыпайте девушку презентами. Передавайте привет маме, ребята. В новостях она отлично выглядела. Эта женщина всегда умела за собой следить!
Он подмигивает; ужасно хочется ему двинуть, но Баррон хватает меня за плечо. – Тихо. А то мне придется покупать серьги в комплект к сердечку.
Мы возвращаемся к машине. Наше первое совместное задание – и оно практически провалилось. Пока Баррон достает ключи, прислоняюсь головой к окну.
Что ж, это было… интересно,
говорит мой брат, открывая дверь машины. – Хотя и тупик.
Со стоном усаживаюсь на пассажирское кресло. – И как, черт побери, мы должны искать эту штуку? Камень исчез. Все бесполезно.
Баррон кивает. – Может, стоит подумать над тем, чтобы отдать Захарову что-то другое.
Меня, например,
говорю я. – Я бы мог…
Машина трогается с места, отъезжает от бордюра и вливается в общий поток – Баррон словно бы бросает вызов другим водителям. – Неа. Ты уже и так заложен и перезаложен. Слушай, может, мы не там ищем? Мама живет в отличной квартирке, в компании пожилого джентльмена. Трехразовое питание. Паттону до нее не добраться. От чего, собственно, ее нужно спасать? Мы же знаем про ее шашни с Захаровым – возможно, она даже…
Предостерегающе поднимаю руку, чтобы он замолчал. – Ля-ля-ля. Я тебя не слышу.
Баррон смеется. – Я всего лишь предполагаю, что маму, возможно, лучше и не спасать – так ей будет и приятнее, и безопаснее – и это прекрасно, потому что, как ты и сказал, наши шансы найти камень практически нулевые.
Откидываю голову на спинку сиденья и гляжу на тонированную, полупрозрачную крышу «Феррари». – Высади меня в Уоллингфорде.
Брат достает телефон и, не переставая вести машину, набивает смс-ку – отчего едва не выезжает ненароком в соседний ряд. Вскоре его телефон издает жужжание, и Баррон глядит на дисплей. – Ага, ясно. Лучше некуда.
Ты это о чем?
Свиданка,
ухмыляется брат. – Ты тут лишний.
Так и знал,
отвечаю я. – Не стал бы так наряжаться, чтобы ехать со мной к Бобу в Патерсон.
Баррон снимает руку с руля, поправляет лацканы пиджака и убирает телефон во внутренний карман. – Думаю, Боб оценил мой наряд. Заставил купить самый дорогой кулон. Тебе, конечно, может показаться, что это для меня к худшему, но я-то понимаю, что чем выше статус, тем выше и цена.
Совсем необязательно так сразу,
качаю головой. – И лучше не лезь к дамочкам из федерального агентства. Арестуют еще.
Улыбка Баррона становится еще шире:
Обожаю наручники.
Стонаю. – Да, у тебя серьезные проблемы.
Ничего такого, что не могла бы исправить ночь с пылкой представительницей правосудия.
Разглядываю облака сквозь прозрачную крышу. Кажется, одно из них похоже на базуку.
Как думаешь, папа солгал маме насчет второго поддельного бриллианта? Или это мама обманула нас?
Тебя,
отвечает брат. – Мне она ничего и не пыталась рассказывать,
его губы кривятся в улыбке.
Ага,
вздыхаю я. – Все равно, куда ни кинь – всюду клин.
Баррон кивает. Его нога еще сильнее выжимает педаль газа, он выезжает в скоростной ряд. Я не возражаю. По крайней мере, ему есть куда торопиться.
Баррон высаживает меня перед школой. Выхожу из машины и потягиваюсь. Потом неторопливо зеваю. Только начинает смеркаться. Последние лучи солнца еще сияют над горизонтом; кажется, что все дома вокруг объяты пламенем.
Спасибо, что подвез,
говорю я.
Не за что,
в голосе брата слышится нетерпение. – Прости, но тебе пора проваливать. Позвони, когда поговоришь с мамой – но только не сегодня.
С усмешкой захлопываю дверцу машины. – Удачного свидания.
Пока-а! – Баррон машет рукой. По дороге к общежитию, оглядываюсь на парковку, ожидая увидеть проблеск фар отъезжающей машины, но «Феррари» по-прежнему стоит на месте. Только немного подался вперед. Неужели Баррон и правда ждет, пока я войду в общежитие – будто бы я ребенок, который сам в темноте до дома не доберется. Может, мне грозит какая-то опасность, о которой я даже не подозреваю? На мой взгляд, нет никаких причин, чтобы брат ждал на стоянке, когда только что ему так не терпелось уехать.
Захожу в здание, мой неутомимый разум все еще пытается сложить фрагменты головоломки. Но, пройдя по коридору и выуживая из заднего кармана джинсов ключ от комнаты, замираю на месте.
Баррон хотел, чтобы я ушел.
Бегу в гостиную, не обращая внимания на Чаявата Тервейла – тот издает протестующий вопль, когда я перепрыгиваю через провода, соединяющие игровую приставку с телевизором. Падаю на колени у окна. Осторожно выглядываю, полускрытый пыльной шторой; вижу, как из полумрака появляется какой-то человек – он подходит к машине Баррона и открывает пассажирскую дверь.
Она не в форме, но я все равно ее узнаю.
Даника.
Пурпурные кончики косичек блестят в свете фонарей. Таких высоких каблуков я у нее еще не видел – наклонившись, она даже покачивается. Непонятно зачем ей нужно оглядываться на уоллингфордское общежитие – она словно боится, что кто-то ее увидит; непонятно зачем ей понадобилось садиться в машину моего брата, непонятно почему она так одета – да вообще ничего неясно. Есть лишь одно возможное объяснение.
Парень, с которым она встречается – мой брат.
Глава восьмая
Я ни за что не скажу об этом Сэму.
Он в нашей комнате – похоже, все еще мучается похмельем, потягивает кокосовый лимонад из банки.
Здорово! – Говорит он, перекатываясь ко мне на кровати. – У тебя классный дед, ты это знаешь? Когда мы покончили с покером, он достал пачку старых фотографий. Я решил, твои детские снимки, но какое там! Старинные фотографии игривых дамочек без перчаток! Представляешь, какой раритет!
Натянуто улыбаюсь. Все еще думаю о Данике и брате, гадая, сколько же раз у них было свидание – может, вообще до сих пор ни разу. Не могу сосредоточиться. – Ты смотрел порнушку вместе с моим дедом?
Никакую не порнушку. На снимках была и твоя бабушка.
Ну разумеется.
Костюмы просто потрясающие,
мечтательно продолжает Сэм. – Перья, маски, невероятный фон. Троны в виде полумесяца, огромные розы, с лепестками, раскрывающимися словно двери.
Так ты фон разглядывал? – Теперь я уже смеюсь по-настоящему.
Не хотел пялиться на женщин. Я ж не знал, кто из них твои родственницы! Да и дед твой рядом сидел.
Смеюсь еще громче. Мама рассказывала мне о тогдашних театрах – с закрытыми занавесями ложами, где мастера заклинаний, под благовидным предлогом просмотра представления, занимались своими делами. А потом начались облавы. На такое больше никто не отваживается. – Представляю, что было бы, если б ты оказался там. В два счета б заставил их устроить цирк зомби.
Пока неосвоенный рынок,
отвечает Сэм. Потом стучит пальцем себя по лбу. – Обо всем-то я думаю. Такой уж я.
Вид у него не слишком радостный, но, по крайней мере, не такой грустный и подавленный, как всю прошлую неделю. Если он по-прежнему думает о Данике, то уже хотя бы не зациклен на ней. Но если бы он знал о Барроне, если б только заподозрил, что парень, с которым она встречается – мой брат, все стало бы иначе.
Понимаю, что если хочу стать хорошим человеком, придется и лгать поменьше. Но порой безо лжи и полуправды не обойтись – пока сам окружающий мир не сделался честным.
Если Лила встретит другого, надеюсь, все будут меня обманывать.
Просыпаюсь от того, что вибрация будильника, поставленного на телефоне, отдается в моем черепе. Зевая, бросаю взгляд на Сэма. Он пока еще спит, одеяло почти свалилось на пол. Тихо встаю, подхватываю одежду и крадусь в ванную.
Я специально поставил будильник на вибрацию, чтобы найти Данику еще до того, как Сэм проснется и обнаружит разные мелочи – ну, вроде того, что я ору на его бывшую подружку. До того, пока Даника успеет снова встретиться с моим никчемным братцем. До того, как сложившаяся ситуация станет еще хуже.
Принимаю душ и бреюсь – так быстро, что режу щеку вдоль линии подбородка. Смываю кровь, брызгаю на лицо одеколоном – он щиплется – и спешу в столовую.
Сегодня я рано, что случается нечасто. Чтобы отметить это дело беру себе две чашки черного кофе и тост с жареным беконом. Подумываю было о третьей чашке, как тут появляется Даника.
Ее волосы забраны под деревянный ободок, на ней коричневые колготки в елочку и тяжелые кожаные ботинки. Выглядит она как обычно, но меня это почему-то удивляет. Мое представление о ней полностью изменилось. Она вот уже несколько дней – а может, и недель – тайно встречается с моим братом. Теперь мне вдруг стало ясно все, что она говорила, все ее неожиданные вопросы. Но ответ изрядно пошатнул мой мир.
Я дождался, пока она отстояла в очереди, а потом следом за ней пошел к столу.
Чего тебе? – Спрашивает Даника, ставя поднос.
Он не тот, кем ты его считаешь,
говорю я. – Баррон. Что бы он тебе ни говорил, это неправда.
От удивления Даника делает шаг назад. В точку. Потом она приходит в себя и смотрит на меня еще злее прежнего. Ничто так не злит, как осознание того, что тебя поймали.
Уж поверьте, я-то знаю.
Ага, я тебя видел вчера,
говорю я. – Конспиратор из тебя никакой.
Только ты считаешь, что я должна этого стыдиться,
огрызается Даника.
Делаю глубокий вдох, стараясь совладать с гневом. Она же не виновата, что ее провели.
Ладно, спокойно. Обо мне можешь говорить что угодно. И думать что угодно. Но мой брат – неисправимый лжец. Он ничего не может с этим поделать. Временами мне кажется, что он уже и не помнит, как оно на самом деле, и потому дополняет рассказ тем, что в голову придет.
Он старается,
говорит Даника. – Чего не скажешь о тебе. Он рассказал мне о том, что ты сделал. С Лилой. С Филипом. С ним самим.
Издеваешься? – Спрашиваю я. – А о том, что он сам сделал с Лилой, он случайно не рассказывал?
Оставь меня в покое, Кассель!
В последнее время девушки часто мне так говорят. Начинаю подозревать, что я далеко не так обаятелен, как хотелось бы думать.
Только пожалуйста, не говори мне, что он снимал перчатки,
говорю я. – Нет, пожалуй, лучше скажи, что он их снимал. Потому что иначе ты никак не могла запасть на кривую улыбочку и кривые речи моего братца.
Он предупреждал, что ты так и скажешь. Вот эти же самые слова и произнес. И ведь тут он не соврал, да?
Вздыхаю. Мой брат может быть умным, если хочет.
Слушай, Даника. Тут возможны два варианта. Первое: он очень хорошо меня знает. Второе: он знает правду. Истинную правду. И потому я тебе и говорю…
Неужто правду скажешь? Шутка,
Даника поворачивается ко мне спиной, берет тост и направляется к выходу.
Даника! – Кричу я ей вслед.
Вышло достаточно громко, чтобы на меня начали оглядываться. В дверях столовой появился Сэм. Даника проходит мимо него. Он бросает на нее беглый взгляд. Потом поворачивается ко мне. Его лицо так искажено гневом, что я замираю на месте; потом Сэм круто разворачивается и уходит.
Перед уроком статистики звоню Баррону, но нарываюсь на автоответчик. Занятие проходит словно сон. Выйдя из класса, сразу же звоню еще раз.
На сей раз он берет трубку. Связь плохая, в трубке трещит. – Ну как мой любимый и единственный выживший брат?
Держись от нее подальше,
так хочется ему врезать, что аж рука дрожит. Могу поспорить на что угодно, что, пока я гнался за мастером смерти, он разговаривал именно с Даникой. Могу поспорить на что угодно, что ему ужасно понравилось, что можно разговаривать с нею в моем присутствии. И слать ей смс-ки из машины. И похваляться своим свиданием.
Баррон смеется:
Не драматизируй.
Вспоминаю, что он сказал давным-давно, когда я обвинил его в том, что он встречается с Лилой лишь потому, что она дочь Захарова: «Может, я с нею встречаюсь, только чтоб тебя позлить».
Не знаю, что ты там затеял…,
стараюсь говорить спокойно. – В любом случае у тебя ничего не выйдет.
Мы с нею – тебя это беспокоит, да? Я же видел, как тебя пробирало, пока я с нею разговаривал – сперва на импровизированном приеме у Захарова – где по твоей милости прикончили Антона – а потом на похоронах Филипа. Тебе это не понравилось, а вот она так и загорелась. Если б ты приберегал ее для себя, вряд ли привел бы.
Даника – моя подруга. И все. Я не хочу, чтобы она страдала. Не хочу, чтобы она страдала из-за тебя. А насколько я знаю, ты просто не можешь встречаться с девушкой и не заставить ее страдать, поэтому хочу, чтоб ты оставил ее в покое.
Знаю, почему ты меня уговариваешь – потому что ее уговорить не вышло. Удачный заход, Кассель, но ты что, правда думаешь, будто я отступлюсь? – В его голосе слышится самодовольство.
Самое неприятное в сотовых телефонах – невозможно с грохотом бросить трубку, когда хочешь разъединиться. Можно, конечно, швырнуть сам телефон, но в таком случае просто треснет корпус, и детали разлетятся по полу. Никакого удовлетворения.
Закрываю глаза, наклоняюсь и подбираю части телефона.
Кажется, всего один человек способен убедить Данику не связываться с Барроном. Лила.
Пишу Лиле смс, что готов встретиться с нею где угодно, что должен ей что-то сказать, что речь не о нас с нею, что дело важное. Она не отвечает. Не вижу ее ни на переменах, ни в столовой.
Впрочем, едва я вхожу в столовую, меня тут же хватает Сэм, так что если бы Лила и была здесь, поговорить с нею все равно бы не удалось. Сэм ужасно растрепан, смотрит на меня глазами человека, который из последних сил пытается удержать свой разум, буквально повисший на волоске.
Ты почему меня не разбудил? – Деланно спокойным тоном вопрошает мой друг. – Сбежал потихоньку и все. Не хотел, чтобы я вас с нею увидел?
Полегче,
поднимаю руки вверх – «сдаюсь». – Ты что-то буркнул, глаза открыл. Вот я и подумал, что ты проснулся. – Это ложь, но, к счастью, вполне правдоподобная. Я и сам много раз говорил что-то, переворачивался на другой бок и мгновенно снова засыпал. Поэтому Сэм обычно, перед тем, как уйти, пинает ногой мою кровать.
Сэм пару раз быстро моргает, будто пытается сдержаться.
Из-за чего вы с Даникой поругались с утра? – В конце концов спрашивает он.
Я сказал ей, что она дура,
хмуро отвечаю я. – И что ты совсем не заслужил такое обращение.
Да? – Сэм слегка горбится. Чувствую себя бездушным чурбаном. Сразу видно, он хочет мне верить. – Правда? Я думал, что похуже. Она рвала и метала.
Наверно, я был не слишком любезен,
отвечаю я.
Сэм вздыхает, но весь его гнев уже улетучился. – Не надо с ней так. Она ведь и твоя подруга.
Уже нет,
пожимаю плечами я.
Тут он смотрит на меня с благодарностью, и я чувствую себя еще хуже – послушать меня, так я преданный друг, который заявляет, что твердо поддерживает своего приятеля, хотя на самом деле это Даника меня послала.
Кассель,
окликает меня сзади девичий голос. Оборачиваюсь и вижу Мину Лэндж – она смотрит на меня снизу вверх. Улыбается, но вид у нее усталый, так что мне вдруг даже хочется ее защитить.
Можно с тобой поговорить насчет завтра?
Сэм смотрит на нее, потом на меня. Потом поднимает взгляд к небесам – будто это единственное возможное объяснение моей популярности у женщин.
Уверен на все сто, она исходит вовсе не оттуда.
Угу,
отвечаю я. – Конечно. Я тут поразмыслил немного, и…,
поскольку на самом деле с прошлого нашего разговора я почти не думал о мининой проблеме, приходится импровизировать. Прошлые выходные затмили все.
Только не здесь,
останавливает меня Мина.
Киваю в сторону выхода. – Конечно. Пойдем в библиотеку. Вряд ли там сейчас много народу, найдем себе тихое местечко.
В чем дело? – Интересуется Сэм.
А,
спохватываюсь я. – Сэм – Мина. Мина – Сэм.
Мы вместе ходим на уроки кинематографии,
говорит Сэм. – Я ее знаю.
Просто помогаю ей в одном деле. – Тут до меня доходит, что это отличная возможность отвлечь Сэма от всего, что связано с Даникой. – Ты должен пойти с нами в библиотеку. Я Шерлок, а ты будешь Ватсоном, я Спенсер, а ты Хоук (персонажи сериала «Спенсер», 1985-1988), я Изи, а ты Мышь (персонажи цикла фильмов о частном сыщике Изи Роулинсе), я Вимси, а ты Бантер (персонажи книг Дороти Сейерс).
Сэм фыркает:
Ты психованный Дон Кихот, а я твой жирный Санчо Панса. – Тут он смотрит на Мину, и его шея краснеет: похоже, до него только что дошло, что мы оба могли показаться идиотами.
Не думаю, что…,
начинает Мина.
Сэм полностью достоин доверия – вот разве что слишком скромен,
говорю я. – Все, что ты хочешь рассказать мне, можешь поведать и ему.
Мина оглядывает Сэма с некоторым сомнением. – Ладно. Но все случится завтра. Нужно успеть забрать фотоаппарат, или найти способ заплатить, или…
Библиотека,
напоминаю я.
Ладно,
кивает Мина – сразу видно, она немного успокоилась.
Хватаю из вазы кое-какие фрукты, и мы втроем пересекаем двор. За столами в библиотеке сидят несколько учеников – решили почитать вместо обеда. Оглядываю зал и направляюсь в дальний его конец, выбрав местечко возле полки с вывеской «Общество, тайны, благотворительность и т.д.», усаживаюсь прямо на ковер.
Раздаю яблоки и откусываю от своего. – Давайте для начала еще раз пройдемся по фактам нашего дела. Тогда Сэм быстрее втянется и поможет нам взглянуть на все незамыленным взглядом.
Сэм явно несколько ошарашен – наверно, не ожидал, что я буду так говорить: будто мы и впрямь играем в детективов.
Мина смотрит на Сэма:
Кто-то меня шантажирует. Я должна заплатить ему пять тысяч долларов. Которых у меня нет. И заплатить я должна до завтрашнего утра. – Потом она снова поворачивается ко мне. – Пожалуйста, Кассель, скажи, что ты знаешь, что я должна делать.
А чем тебя шантажируют? – Спрашивает Сэм. – Контрольную списывала или еще что?
Мина мешкает.
Фотки,
отвечаю я. – Обнаженка.
Мина бросает на меня оскорбленный взгляд.
Эй,
говорит Сэм,
стыдиться тут нечего. Мы все так снимаемся. Ну, конечно, не я лично, но вот бабушка Касселя – видела бы ты…
Ладно,
перебиваю я. – Дело в том, что они остались в памяти фотоаппарата. Потом его украли. Мина, чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь в том, что это сделал кто-то из твоих соседей. Кто-то из девчонок. Может, влезла к тебе, чтоб спереть пачку горячего шоколада, увидела фотоаппарат, да и взяла. Неделю спустя начала просматривать снимки, нашла обнаженку, и прохихикав всю ночь за поеданием всякой дряни, они с подружками решили немножко пошутить.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |