Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Два брата, замкнутый Вадим и любимец публики Юрий, с детства не могли найти общий язык – слишком они были разные. Впрочем, до последнего времени делить им было нечего. Все изменилось, когда в их 15 страница



Уже поздно вечером Вадим почувствовал, что взвинтил себя так, что оставаться в одиночестве невозможно. Он вышел на улицу и пошел вдоль бульвара. Прохладный ветер немного его остудил, но покоя и порядка в душе не было. Не было единого решения для всех проблем, поскольку этого вообще в природе нет. Вадим же обвинял в этом младшего брата, так некстати появившегося на горизонте, мать, избаловавшую ненаглядного Юрочку, и почему-то Тенина. «Он – скользкий и какой-то… Интриган он, вот кто! – Вадим даже остановился, таким метким показалось ему определение. – Дойду-ка я до Али, может, она уже приехала!» Он развернулся и пошел в противоположную сторону. Но когда Вадим уже приготовился перейти дорогу, чтобы подойти к пансиону, он увидел, как из роскошной машины, остановившейся неподалеку, выходит Аля, ей помогает Алекс. Вадим еще раз удивился тому, как органичен стиль Тенина – свободные светлые брюки, светлая обувь, клубный пиджак, шляпа в руке. Все это было отлично сшитым, ловким и удивительно старомодным. Сочетание лоска и старины казалось излишне театрализованным, но манеры Тенина вполне соответствовали одежде, а потому весь образ производил благоприятное впечатление. Вадим видел, как некоторое мгновение они стояли и о чем-то разговаривали. Потом герр Тенин наклонился и поцеловал девушку. Порыв ветра наклонил ветки каштана, и Вадим не смог увидеть дальнейшее. Постояв в растерянности несколько мгновений, он развернулся и быстрым шагом пошел обратно. Только в этот момент он понял, что влюблен в Алю и что нет на свете ничего важнее этого чувства.

Что было в его жизни, кроме первой и единственной любви к Гале? Ничего. Тогда, в школе, он влюбился, как влюбляются несчастливые дети, – в кого-то, кто вдруг их услышит, кто на них пристально смотрит, кто им удивится. Эти дети влюбляются наотмашь, безоговорочно и безоглядно, вслепую, даже толком не разглядев лица. Их избранницы для них королевы, принцессы, феи, и не важно, что красотой и грацией эти девочки не блещут, а в школьной иерархии занимают совсем невысокое положение. Зато они, как правило, умны, мягки, деликатны и, несмотря на свой возраст, очень быстро понимают, что требует от них их рыцарь. А требует он верности, преданности и внимания. Всего того, чего недостает в доме. На удивление судьбе, эта влюбленность продолжительна и часто превращается в прочное чувство, позволяющее образовать семью. Из подобных избранниц получаются неплохие жены – уравновешенные, уверенные в себе и в том образе жизни, который выбрали для своих мужей. И все же один недостаток можно в этом царстве гармонии углядеть. Жизнь такой семьи порой напоминает убористый текст без абзацев, заглавных букв и знаков препинания. Никаких отступлений, никакого размаха, никаких ярких всполохов. Никакой страсти. Страсть осталась там, далеко позади, в юношеских тревогах и радостях. А может, ее и не было, а была влюбленность – привязанность двух сереньких воробышков.



Несмотря ни на что, Вадим Галю любил, как любят свою правую или левую руку, то есть объект, без которого жизнь не представляется возможной. Эта любовь стала привычной. Галя была прочна, вынослива, надежна. Она знала Вадима лучше, чем он сам знал себя. Жизнь с ней была правильной, разумной, и отец эту жизнь бы одобрил. Вадим и Галя существовали как одно целое и, растворив друг в друге свои индивидуальности, воспринимали себя как часть чего-то неделимого. Вероятность другой жизни, другого существования отвергалась ими, а потому психологического задела для возможных изменений в их семье не было. Ах, эта роковая ошибка молодых людей – строить железобетонный каркас семьи, пренебрегая искусством меняться.

И вот появилась Аля. Впрочем, Вадим потом долго размышлял, что же было первично – музыка, стремление к чему-то необычному и дерзкому или меланхоличная красота этой талантливой девушки? Ответа на вопрос он не нашел, но совершенно точно понял, что любовь – это иногда не единение с кем-то, а, наоборот, превращение в самостоятельную человеческую единицу, осознание своей исключительности.

«Чем я могу помочь ей?» Встретив Алю, Вадим ощутил чувство превосходства – его любовь к ней была созидательной. И как это чувство было не похоже на то давнее, зависимое, похожее на добровольное подчинение, чувство к Гале. Поменялись бы планы Вадима, окажись Аля дурнушкой? «А она и была такой!» – лукавил Вадим, вспоминая долговязость фигуры, унылость бледного лица, неправильную походку. Лукавил, поскольку в этих недостатках таилась прелесть вероятного открытия. Открытие случилось не сразу – характер Али, нерешительный, способный утащить на «дно», раздражал его. В тот злополучный день неудачного экзамена в Зальцбурге он с трудом вытаскивал ее из трясины унылости. Хотелось схватить ее за плечи, встряхнуть и проорать: «Ты-то что скисла! Это всего лишь первая попытка! Таких может быть десятки, и руки опускать нельзя!» Он помнил свое раздражение, жалость и панику от осознания того, что Алин характер ему не под силу переломить именно по причине его безвольности. И как противовес этой безвольности в нем открылись упорство, упрямство, жесткость и желание подставить руку и плечо.

Как хорошо, что не случилась страсть – чувство к Але не мешало думать, работать, строить планы. Оно грело ровно, радовало безмятежно, словно это была и не любовь, а проверенная временем старая дружба. Та же радость встречи, разговоров без судорог и смятения. Вадим не признавался себе в этом чувстве, оберегая его от ненужных встрясок.

Что он смог увидеть тогда у дверей пансиона? Аля целовалась с Тениным? Поцелуй, легкое объятие, выражение лица, ласковое и вместе с тем встревоженное… Вадим сам очень быстро забыл, что на самом деле он там увидел. Влюбленный в Алю, он уже путал домыслы с реальностью…

«Я не могу ее любить. Я женат. Аля – моя клиентка. Ее мать была права: самое тяжелое – это ответственность. Я между молотом и наковальней. Я не имею права на эту любовь. А Тенин, судя по всему, свободен. Он богат, имеет связи. Он вполне может ей обеспечить жизнь. И карьеру. Я буду ей не нужен. Я просто разорву этот договор. Если же понадобится помощь – помогу, даже если она будет встречаться с Тениным». Подумав об этом, Вадим даже скрипнул зубами. Чувство к Але оказалось сильным, «занозистым», таким, что вот так просто выбросить его из сердца не представлялось возможным. Он прекрасно отдавал себе отчет, что если Аля останется с Тениным и по-прежнему будет работать с Вадимом, то ему придется вытерпеть самое тяжелое испытание влюбленного человека. Ему придется быть с ней рядом и сознавать, что она принадлежит другому.

Вадим покинул Зальцбург, даже не повидав Алю. Он только справился в канцелярии, все ли в порядке у его подопечной, и, получив удовлетворительный ответ, тут же вылетел в Москву. Там его ждали Бочкин, собственная звукозаписывающая студия и певица Золотушкина, мечтающая о сольной карьере. «Господи, да сначала надо сменить фамилию!» – сказал Вадим покровителю Золотушкиной, бандиту Лене. «Так смени, я тебе плачу за все, что надо сделать!» – резонно ответил Леня. Он действительно платил, и платил так, что Бочкин, ответственный за переговорный процесс с клиентами, краснел от стыда, объявляя цены на услуги.

– Ты понимаешь, для этого мужика нет высокой цены. Вообще нет. Я уже превысил все мыслимые пределы, а он даже не моргает!

– Ну и что! Отлично, что не моргает, – рассеянно отвечал Вадим. Он видел, что дело пошло, и не только из-за безумно влюбленного транжиры Лени. Дело пошло, поскольку в России они действительно оказались первыми, кто предложил подобные услуги, старые же структуры, вроде студии грамзаписи «Мелодия», еще не могли опомниться от всех революций и дефолтов и почти не функционировали. К Вадиму пошли все те, для кого музыка была единственным куском хлеба. Концерты, гастроли, записи дисков – всем этим теперь занимались многочисленные сотрудники агентства.

– Бочкин, а не сменить ли нам место жительства? Тесно здесь стало. – Вадим критически оглядывал их офис.

Сотрудников у него было много, все сидели друг у друга на головах, даже секретарь, царевна-несмеяна, поделилась своим предбанником.

– Куда? Ты уже знаешь? – Бочкин был консерватором и что-либо менять не любил.

– Знаю. Здесь, не очень далеко, на Хорошевке.

На этот производственный квартал Вадим посматривал давно. Раньше здесь, в старых зданиях конструктивистского стиля, располагались заводы, имеющие отношение к оборонной промышленности. Вадиму нравилось это место, собственно, как и вся округа с небольшими домиками бывшего военного городка, парками и уютными дворами. В один прекрасный день сюда пришла реконструкция, и Вадим, заехавший по каким-то делам на Беговую, обнаружил, что маленькие домики отреставрированы, заводы переехали, а здания в конструктивистском стиле стоят с обшарпанными фасадами. Вадим смотрел на чернеющие переплеты окон, и в его голове возник безумный по своему масштабу план. «Я хотел построить империю. Так вот, лучше, чем это место, для нее не найдешь. Недалеко от центра, огромный комплекс оригинальных зданий, удобный подъезд для автомобилистов, рядом метро. Здесь можно будет сделать все!» – думал он, осматривая полузаброшенные здания.

В офисе он пока ничего не сказал, а стал наводить справки, кто же хозяин помещения: «Надо купить, пока это все почти разваливается. В этом виде цена будет невелика. А ремонт я сделаю уже так, чтобы все было связано друг с другом, чтобы это было единое целое. Надо сейчас только выйти на владельца, не поднимая шумихи и ажиотажа». Подняв все свои связи, Вадим выяснил, что весь комплекс зданий министерство передало на баланс некой организации и теперь готовился аукцион по его продаже. Вадима это огорчило – со слов знакомых он знал, что аукционы проводятся нечестно – будущий победитель проплачивает свой выигрыш. Ему же и времени терять не хотелось, и жаль было упустить понравившиеся здания.

Все следующую неделю он старался выйти на нужного человека, отвечающего за проведение аукциона. И наконец его соединили с молодой дамой по имени Виола. Вадим терпеть не мог телефонные переговоры и с места в карьер уговорил собеседницу принять его в любое удобное для нее время.

– Только если вы сможете у меня быть рано утром. И то – пять минут, не более. – В голосе дамы звучала капризность.

Вадим согласился и рано утром был по намеченному адресу с огромной коробкой дорогих конфет и маленьким зажимом для бумаг. Этот зажим он купил случайно в Австрии в старом магазине, и имел он форму изогнутых губ. Вещица была не столько старинная и дорогая, сколько забавная. Посеребренная, с внушительным клеймом мастера. Вадим понимал, что даму Виолу удивить ничем нельзя, но прийти с пустыми руками означало завалить дело сразу.

– Доброе утро, я тот самый Спиридонов, который вам звонил. – Вадим улыбнулся и достал из портфеля коробку конфет и пакетик с безделушкой. – Это вам, чтобы предстоящий день был приятным.

Виола, статная брюнетка, снисходительно улыбнулась:

– Вы по какому вопросу? По поводу аукциона? Но все условия мы опубликовали. Думаю, что не сможем вам помочь…

Виола произносила слова, как автомат. Лицо ее почти ничего не выражало. Вадим выслушал все внимательно, не перебивая. Когда дама закончила, он улыбнулся и спросил:

– А кто владелец здания? Это я спрашиваю, чтобы понять целесообразность дальнейших шагов. Ведь вы только проводите аукцион?

– Да, верно. А имя владельца – не секрет, но с вами никто дела иметь все равно не будет. И вы не представляете, какой вы по счету. Я согласилась на встречу, потому что, как мне кажется, я знаю вашего брата, Юрия Алексеевича. Не ошибаюсь, вы родственники?

– Да. – Вадим удивленно кивнул. – Вы догадались, узнали, выяснили?

– Интуиция чиновника. – Виола впервые улыбнулась естественной улыбкой, а Вадим впервые обратил внимание на то, что молодая женщина красива. «Она кого-то мне напоминает! – подумал он и стал лихорадочно вспоминать знакомых дам. – Только бы вспомнить, только бы вспомнить! Может, общие дела какие-то есть? Тогда – дело в шляпе!»

– Если у вас так развита интуиция, то вы должны мне помочь. Любой ценой. – Слова свои Вадим смягчил улыбкой. – Хоть эта фраза и звучит двусмысленно в этом кабинете.

– Да, про цену в кабинете не надо, – поддержала его игривый тон Виолетта, – есть масса других мест, где можно… приятно поговорить.

Это был сигнал, и Вадим тут же на него отреагировал:

– Да, если вы не возражаете, назначьте время. Не хотелось бы сейчас вас отвлекать. Я буду рад еще одной встрече с вами.

– Завтра в половине восьмого можете угостить меня ужином. Поговорим, только я не представляю, что вы хотите узнать?

– Я хочу узнать, как быстро исполнится мечта моего детства.

– Это какая же?

– Музыкальная империя.

– И что это такое?

– Это – все. – Вадим был готов сочинять на ходу.

– Сможете меня убедить – помогу. – Виола подняла на него глаза.

Это были уже неприкрытое кокетство и женская смелость. Вадим обратил внимание, что кожа Виолы белоснежная и только румянец, слабый, нежный, чуть красит ее. В интонации женщины он почувствовал неподдельный интерес к себе и понял, что шансов у него, как у бизнесмена и как у мужчины, достаточно. Рассказать о своих планах он не боялся – вряд ли идею могли украсть, она была сложной, многоступенчатой. Но поговорить о ней хотелось. Тем более, когда Виола сбросила с себя чиновничью неприступность, она превратилась в очень милую женщину.

– Я вас буду ждать. – Вадим, улыбаясь, покинул кабинет.

Ресторан, в который он повел Виолу, оказался дорогим и невкусным. Зато интерьеры отличались богатством – особенно по части мануфактуры. Вадиму казалось, что они попали на склад текстильной фабрики.

– Интересно, кто оформлял зал? – Вадим откинулся на многочисленные бархатные подушки, которыми его обложил официант.

– Знаменитый дизайнер, очень дорогой, но фантазию, по-моему, не сильно напрягает, – прокомментировала Виола. Весь ужин она вела себя по-деловому – четко, без кокетства отвечала на вопросы Вадима и толково рассказывала об особенностях предстоящего аукциона:

– Желающих много. Лакомый кусок. Наша компания никогда еще такого не продавала. И по деньгам это может быть очень дорого. Вы представляете, сколько это может стоить?

– Да, и я готов к тратам. Я готов платить, но не переплачивать, вот почему я так настойчиво ищу выходы.

– Понимаю. В принципе есть возможность решить ваш вопрос. Я только должна переговорить с начальством, а вы мне предварительно бумагу пришлите. Так коротко изложите суть – для чего, какие перспективы, какая социальная польза.

– Спасибо, я все сделаю и буду вам очень благодарен.

Они уже пили кофе, когда Виола спросила:

– Ну а теперь о вашей мечте. – Она откинулась в кресле.

– Вы уже знаете, чем я занимаюсь? – Вадим приступил к изложению своих планов.

– Да, я о вас слышала. Причем из самых разных источников.

«Говорила обо мне с Юрой. Я представляю этот разговор!» – Вадим про себя усмехнулся. Вряд ли брат откажет себе в удовольствии съязвить на его счет. Но почему-то это не трогало Вадима. Сейчас надо было убедительно рисовать картины будущего и напирать на сочувствие к «мечте всей жизни». Впрочем, после двух часов, проведенных вместе, он был готов признать Виолу не только красивой, но и весьма остроумной. Впрочем, ума и такта ей тоже было не занимать. «Приятная девушка. И я точно где-то ее видел! Вот только бы вспомнить!» Вадим с удовольствием смотрел на тонкие пальцы собеседницы, которые обхватили чашку. Ему было приятно сидеть с ней, разговаривать, чувствовать ее интерес к себе. А в наличии этого самого интереса Вадим почему-то не сомневался. Поведение женщины, когда она хочет понравиться, даже самым неискушенным в этих делах мужчиной улавливается безошибочно.

Он принялся в ярких красках описывать то, как видит свою «музыкальную империю», и то, как вдруг в единочасье переменил свои планы, чем несказанно удивил и расстроил близких.

– Я бы не расстроилась. Это же такая необычная идея! И возможностей так много. Нет, это просто отлично, тем более сейчас на этом рынке никого нет. – Виола серьезно смотрела на него.

Вадим почувствовал, как его вдруг переполнила благодарность за эти слова. По сути дела, никто ни разу безоговорочно не принял его идею. Никто так однозначно не вставал на его сторону. Только вот эта чужая женщина, которую он видит впервые и которой от него ничего не надо. Наоборот, это он ее просит о содействии.

– Вы действительно так думаете? – Вадим внимательно посмотрел на нее.

– Да, а что вас удивляет?

– Меня никто не понял. И даже сейчас… – Он запнулся. Говорить о Гале и конфликте с ней было нехорошо, в его понимании это было бы предательством.

– Не удивляюсь. Это обычное дело в семьях. Мой муж, например, был против того, чтобы я работала.

– Но вы тоже поступили по-своему?

– Да, только тогда, когда для него это уже не могло иметь никакого значения.

– Вы развелись?

– Нет, его убили. Бандиты. Сами знаете, сейчас это случается.

Виола произнесла это так просто, без какой-либо интонации, что Вадим оторопел. «Она одинока. Отсюда и такое поведение: вроде строгая, а вроде кокетничает. И еще какая-то снисходительность. Мне жаль ее». Он вдруг захотел обнять Виолу или хотя бы погладить по плечу.

Из дома на Берсеневской набережной, где жила Виола, он вышел ранним утром. Вдохнул холодный воздух, сел в машину и задумался. Ехать было некуда – в офис рано, домой стыдно. Стыд был мелкофизиологический. Словно после публичной икоты. Он знал, что Галя скандалить не будет, тем более что он ей что-то наврал поздно вечером по телефону. После вранья он целовался с Виолой, утешал ее, говоря общие, затертые слова, но она реагировала на них, как на откровения. «Не от большого счастья, не от большого счастья», – думал он и казался себе сильным, добрым и циничным одновременно. Чувствовал себя настоящим мужчиной.

Обстановку ее квартиры он даже не запомнил. Разве что высокий книжный шкаф, за стеклом которого стояла фотография ее мужа. «Муж как муж. Мордастый», – подумал непочтительно о покойнике Вадим. Он даже не помнил, как из гостиной они перешли в спальню и что послужило поводом для этого. В памяти его осталась только Виола, лежащая у него на плече, и ее черные волосы, пахнущие лаком для волос. Ночь с объятиями, поцелуями и стонами он тоже помнил, но ему казалось, что это было не с ним, а с кем-то другим. «А как же Галя? А как же Аля? Господи, Галя-Аля, Аля-Галя! Что мне с этим делать! И все-таки на кого она похожа, где я ее видел? Вспомнить надо, это делу поможет!» – Голова у него болела, но не от вина, выпитого вчера, а от бессонной ночи и тяжелого пробуждения.

Утром, одеваясь, Вадим догадывался, что Виола не спит и ждет его ухода. Это полностью совпадало с его желанием. Он понимал, что его заманили, затащили, соблазнили. Он мужским чутьем уловил, что скорее всего это было сделано не из симпатии и уж точно не по любви. Это произошло в силу обычного женского страха неприкаянности. Но Вадим не обижался, не огорчался. Они оба были в одинаковом положении – и вчерашний вечер и вчерашнюю ночь прожили ради того, чтобы хоть недолго побыть не самими собой, ради волнующего разговора, тонких намеков, призрачных надежд на легкое, короткое счастье и ради потаенного сладкого чувства греха.

«И все-таки поеду домой. Не съедят меня там, – подумал Вадим, завел машину и тут вдруг понял, на кого похожа женщина, с которой он провел ночь, – Белоснежка! Из мульфильма! Черные волосы, белая кожа, алые губки! У нее даже прическа такая же! Идиот! Понятно, откуда я ее знаю!»

Вадим, по рекомендации Виолы, пару раз встретился с заинтересованными людьми, и вскоре комплекс зданий на Хорошевке перешел в его собственность. С Виолой он больше не встречался – оба делали вид, что ничего между ними не было.

– А что, просторные помещения. – Бочкин с удивлением рассматривал пустые цеха. Для него покупка стала неожиданностью.

– Отличное помещение, акустика и все такое! – сказал Вадим. – Нам нужен большой концертный зал, помещение под звукозаписывающую студию, офисы и магазин. Большой магазин.

– Зачем тебе магазин? Что ты продавать собираешься?

– Всю профильную продукцию. Кассеты, диски, старые виниловые диски, старую аппаратуру для любителей, книги по нашей теме – музыка, культура, плакаты, постеры. Да, кстати, обрати внимание на складские помещения во дворе. Их не трогать, а переоборудовать под небольшое полиграфическое производство. Сами будем и печатать.

– Что печатать?

– Бочкин, ты когда покупаешь диск или кассету – они в коробочке и с аннотацией, правильно?

– Ну?

– Вот мы на себя возьмем весь процесс. Раскрутка, запись, тиражирование, производство, продажа.

– Ну ты даешь!

– А что? Денег на это хватает. Потом будем выпускать журнал, посвященный музыке.

Денег действительно хватало, к тому же московская недвижимость еще не пошла в рост – продавали больше, чем могли купить. Вся сделка по приобретению старых зданий, ремонт, переоборудование и наладка производства обошлись Вадиму в сумму, которая равнялась полугодовой прибыли. Он был доволен – из отцовского наследства он не взял ни копейки. «В прямом смысле, ни монетки!» – усмехался он про себя. Сейчас уже можно было сказать, что дело, в которое он пустился очертя голову, «под настроение», не имея никаких специальных знаний или навыков, заработало. И приносило оно его владельцу отличную прибыль. Вадим на этом рынке был первым и стал монополистом. Был ли он доволен? Наверное. Во всяком случае, внешне он производил впечатление спокойного, уверенного в себе человека, только, может, излишне молчаливого. Впрочем, разговорчивым он никогда и не был.

– Я рада, что у тебя так все получается. – Галя эту фразу произносила все чаще, и на лице у нее была виноватая улыбка. Муж из Москвы почти не отлучался, но разговоров, длинных, задушевных или деловых, у них уже не получалось. «Недоверие изымает человека из отношений», – что-то такое прочла недавно Галя и про себя согласилась. Недоверие потихоньку выкрадывало у нее мужа. Вадим в доме был осторожен, словно снайпер, слова были продуманы, интонации – выверены. Галя при всем желании ни к чему не могла придраться. Да, Вадим засиживался на работе допоздна, но и деньгами он ворочал немалыми, и в клиентах у него ходили люди непростые – от любовниц бандитов, приезжающих с охраной, до дочерей депутатов – все хотели попробовать себя на музыкальной сцене. «А почему бы и нет? Если деньги есть!» – сказал как-то один из высокопоставленных чиновников Вадиму. «Хорошо бы еще слух и голос!» – ответил Вадим. «Какой вы, однако, суровый. Ваш брат намного любезнее!» – заметил в ответ ему клиент. А брата Вадим теперь почти не видел. Юрий же постоянно был в длительных командировках.

– Ты знаешь, он мне ничего не сказал, но я думаю, что у него важное государственное дело! – Варвара Сергеевна по привычке обожествляла младшенького. – Просто так государство не будет тратить столько денег на жизнь в Парижах и Миланах.

Вадим вздыхал, но с матерью не спорил. Во-первых, она постарела, во-вторых, он видел, как Варвара Сергеевна тоскует по Юрочке, как-никак они всегда были близки. А теперь…

– Наверное. Но он хоть звонит тебе из своих заграниц?

– Звонит часто, а заезжает только на час-другой, когда бывает в Москве.

Юрий к этому времени построил себе дом в престижном районе Подмосковья.

Вадим выходил от матери, доезжал до своего дома на улице Горького, которая теперь стала Тверской, и шел погулять. Ноги его несли в сторону Миусской площади, к Дому детского творчества. Сквер наконец привели в порядок, и дом стоял нарядный в своей свежей побелке. Вадим проходил мимо тех окон, из которых впервые услышал Алин голос, и всеми силами удерживал себя от того, чтобы тотчас не броситься в аэропорт и не сесть на ближайщий рейс в Австрию. Он тосковал по Але, как иные тоскуют по детству – по прекрасному, ясному времени, но что там прекрасного, сразу и не определишь. Что ему нравилось в ней? Глаза? Волосы? Бледность лица и яркая припухлость губ? Или ее фигура, заметно пополневшая в последнее время и приблизившая ее к тем самым Мадоннам, с которыми ее всегда сравнивали? Вадим не знал, он только чувствовал теперь тоску, в которой было очень много бызысходности. Аля и Тенин. Кто бы мог подумать. Эта девушка приехала в чужие края, чтобы встретить свою первую любовь, своего первого мужчину. От всех этих мыслей и от сознания, что Тенина Аля встретила благодаря ему, Вадиму, начинало болеть сердце и становилось тяжело дышать. Ему казалось, знай он, что так все получится, он бы никогда не остановился под этими звучащими пленительной музыкой окнами.

После таких прогулок он приходил домой тихий, подавленный, и Галя, догадывающаяся о причинах этого настроения, исчезала из поля зрения. Она боялась спровоцировать разговор, который мог бы еще больше убедить ее в этих тяжелых догадках. Жилось в их доме трудно. Напряженное одиночество вдвоем – это было то, во что превратилась их счастливая некогда семья. Упрямство двух характеров, подозрительность Гали и нежелание Вадима откровенно, по-доброму объясниться – все это оставило от отношений одну хрупкую скорлупу.

Иногда Вадим заезжал к Елене Семеновне. Та жила по-прежнему – работа, дом. Внешне она тоже не изменилась – красивая одежда, купленная когда-то в Инсбруке, была аккуратно сложена и спрятана в шкаф. Свое место заняли привычные серые тряпочки.

– Вам не понравилось, что мы тогда купили? – на правах друга семьи задал такой вопрос Вадим.

– Именно потому, что понравились, – отвечала Елена Семеновна, – пусть лежат.

Вадим так и не понял, как надо отреагировать на эти слова. Их разговоры сводились к одной теме – к Але. Здесь они чувствовали себя, как сообщники, как друзья, как родные люди. Вадим готов был бесконечно слушать об Алином детстве, ее успехах в школе, ее увлечении музыкой. Елена Семеновна, благодарная за такое внимание к дочери, теряла свою суровость и превращалась в приятную и умную собеседницу, не лишенную своеобразного чувства юмора.

– Вы ведь совсем другая, чем кажетесь на первый взгляд, – улыбался Вадим. На этой кухне он чувствовал себя уютно. Наверное, душу грел тот факт, что Аля, по которой он так скучал, провела здесь всю свою жизнь.

– Я и была другой. Когда-то. Потом так сложно было жить, и я так боялась ошибиться, что планки ставила низкие, которые перешагнуть было можно, не то что перепрыгнуть. А потом появились вы.

– Вы воспитывали Алю одна?

– Да, тяжело было. И мать-одиночка – это же клеймо. Ну если не клеймо, то не лучший факт в биографии. Но я не боялась разговоров. Я родила Алю от любимого человека, зная, что вместе мы не будем никогда. Это был сознательный шаг, сразу же определивший мою судьбу. Я ведь искусствовед по образование, а работала там, где позволяли как можно больше времени проводить с дочерью. Я вам сейчас что-то покажу.

Елена Семеновна принесла альбом и показала Вадиму небольшой групповой снимок. Люди, одетые по тогдашней моде: долговолосые мужчины в брюках-клеш, девушки в длинных ситцевых платьях и джинсовых юбках расселись на полу в большой студии. Окна под потолком освещают их лица. Вадим внимательно посмотрел на снимок:

– А где здесь вы?

– Вы совсем не светский человек! Даже не удосужились сообразить, что своим вопросом ставите меня в неловкое положение. Я так изменилась?

Вадим смутился, он действительно ни в ком не мог признать свою собеседницу. Еще раз пробежав глазами снимок, он зацепился взглядом за мужское лицо. Вот мужчина кого-то ему напоминал…

– Вот это я! – Елена Семеновна указала на девушку за плечом того самого человека, который показался Вадиму знакомым.

– Вы?! – Вадим не сдержал удивления. Со снимка на него смотрела красивая девушка. Она только чуть-чуть напоминала Алю. У Али лицо было мягче. А у молодой Елены Семеновны характер читался во всем – и в глазах, и в позе, и в улыбке.

– Да, это я. Аля родилась через девять месяцев после того, как был сделан этот снимок. Все, отдавайте мне его. Спрячу подальше, а то одно расстройство… Столько лет прошло…

– Двадцать один год уже, – машинально ответил Вадим. Он почему-то чувствовал себя разбитым, еще какая-то глухая тревога, мучившая его с утра, превращалась в раздражение и злость. Даже всегда успокаивающая беседа с матерью Али не помогла.

– Извините, я поеду, устал.

Елена Семеновна проводила его до двери:

– Вы когда Алечку увидите?

– Я даже не знаю. – Вадим с некоторых пор не любил этот вопрос. – Дела в Москве никак не отпускают…

Вадим не мог сказать, что ему тяжело видеть Алю, влюбленную в другого мужчину, интересного и состоятельного. И уж точно соперничать с ним Вадим не может. Он помнил еще ту сцену с поцелуем Тенина и Али. В их позах и жестах он увидел уже зарождающуюся страсть, которой помешать был не в силах.

– Вадим, не морочьте мне голову. Если что-то вас беспокоит, можете мне сказать, подумаем вместе. Я переменила к вам отношение очень давно. И не из-за денег, которые вы тратите на Алю и которые потратили на меня. Я знаю, что вы открыли счет на мое имя и кладете туда каждый месяц неплохую сумму. Мне же из банка звонили, просили за процентами зайти.

– Зайдите, и поскорей, – нашелся Вадим, – а то инфляция, сами знаете.

– Спасибо, но люблю я вас не за это все, а за то, что вы поверили в мою дочь. За то, что вы – порядочный мужчина. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Понимаю, но все эти достоинства – часть моего бизнеса. Если будет по-другому, то мой бизнес будет называться иначе. Спасибо вам. Я заеду на днях, может, даже завтра.

– Буду вас ждать. – Елена Семеновна совсем по-матерински поцеловала его в лоб.


Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.024 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>