– Боюсь, без партнеров не обойтись – невозможно быть и стратегом, и переговорщиком, и советником-аналитиком. Тебе нужны будут соратники. Конечно, хорошо бы кого-нибудь постарше, так сказать, деловая мудрость, опирающаяся на опыт, просто необходима. Но где же именно этот самый опыт сейчас взять? Все мы новички. Но компаньона ищи.
– А ты? Ты разве не компаньон? Ты же сама говорила, что это будет семейное дело!
– Семейное – не в том смысле. Семейное – я всегда буду рядом, всегда буду в курсе, всегда смогу помочь по мере сил. Но тебе нужен компаньон.
Вадим и сам это понимал. «Бочкин – вот кандидатура. Но согласится ли? Он носится с идеей создания автомастерских. Зачем это ему – наймет рабочих, они будут работать, а Бочкин считать деньги и ничего не делать». Вадим был убежден, что весь смысл бизнеса в непрерывном движении и в том, чтобы делать все своими руками.
Бочкин на предложение друга сначала ответил отказом.
– Э-э-э, приятель. Ты слышал о центробежных силах? Особенно когда амбиции зашкаливают. Стоит ли начинать, чтобы потом разбежаться? И потом я же не просто какой-нибудь автосервис вшивенький хочу, я хочу олдтаймеры ремонтировать. – Друг мечтательно зажмурился. – Но это, конечно, сразу не получится…
Вадим улыбнулся – действительно, новые времена выпятили те человеческие качества, о которых их владельцы почти не догадывались. Тихоня Бочкин, любитель журнала «Изобретатель», вдруг превратился в шустрого хитрована, мечтающего стать владельцем легендарного «Мазератти» 1911 года. Идя к этой своей цели, он поначалу чертил в тетрадях схемы различных финансовых взаимоотношений, в столбик подсчитывал прибыль и на бумаге же вкладывал эту прибыль в различные предприятия.
– Я понял, что удобнее всего иметь дело с наличностью. Она может приносить сумасшедший доход. После автомастерских. Ты глянь, сколько машин народ понакупал? Работы будет – море. А потом, потом мы перейдем на раритеты.
– Ты будешь управляющим. – Вадим словно не услышал Бочкина. – Я хочу, чтобы в компании был управляющий партнер. Тот самый человек, которому бы я доверял и который был бы заинтересован в движении, но при этом брал на себя основную, каждодневную работу.
– А краха не боишься? Команда будет же под меня «заточена». – Бочкин все слышал, более того, он быстро соображал.
– Ну во-первых, мы еще ничего не заработали, – рассмеялся довольный Вадим, – а во-вторых, я тебе верю. Почти как жене. А по моим беглым впечатлениям бизнес похож на семью. Либо живешь под одной крышей, либо это не семья.
В своем родном доме Вадим теперь бывал примерно раз в неделю. Брат и сестра теперь тоже жили своей жизнью. Мать же, на лице которой отразились все последние события – увольнение мужа, его болезнь, смерть и внезапное богатство детей – в виде раздраженной гримасы, встречала его со вздохами и разговорами о наступивших беспорядках. Вадим, как мог, пытался успокоить Варвару Сергеевну, отвлечь ее от сетований на бестолковость новых властей и, обнаруживая тщетность своих попыток, смеялся:
– Мам, ты как буржуазия в восемнадцатом году!
Мать шуток не принимала и, даже не замечая, что обижает старшего сына, произносила:
– Хоть бы Юрочка быстрей приехал. Он мне обещал виноград привезти.
Вадим, заглядывая в большой пакет с провизией, который всегда приносил матери, отвечал:
– Мам, да вот, я же привез виноград.
Варвара Сергеевна махала рукой:
– Нет, это не то, он мне специальный покупает. Такой мелкий и не очень сладкий. Мне сахар нельзя, если тебе это известно.
Другой бы обиделся, но Вадим только улыбался. И в один из таких визитов Варвара Сергеевна обнаружила, что ее старший сын очень изменился. Перед ней стоял не робкий некрасивый молодой человек, перед ней стоял высокий крепкий мужчина, на котором отлично сидел хороший, в меру модный костюм, его движения были ловкими и уверенными. Варвара Сергеевна с удивлением вдруг увидела, что лицом сын стал копией отца – высокий лоб, волна каштановых волос и серые глаза в немного припухлых веках. «Юрочка похож на меня – он красивый, но Вадим взял самое главное – значительность отцовского лица и, что еще более важно, его основательность и упрямый характер». В душе Варвары Сергеевны вдруг закипела обида – ее любимец явно проигрывал. Юра превратился в суетливого, бойкого, вечно что-то выясняющего пижона, который непонятно как устроился в какой-то комитет по экономическим вопросам. Комитет состоял из энергичных в речах молодых людей, пары свадебных генералов из числа профессоров экономики и нескольких безусловно красивых и умных женщин. А еще этот комитет был близок к бюджетным деньгам. Чем там занимается Юра, никто понять не мог, только все привыкли к его безумно дорогим костюмам, часам, машине и частым командировкам за границу. Поскольку все вокруг ударились в предпринимательство, Варвара Сергеевна все ждала от младшего сына решительного делового шага, но, не дождавшись, принялась оправдывать его тем, что она, мать, на его руках, обуза в серьезных начинаниях. Вадим все отлично понимал, почти не обижался, только однажды произнес:
– Мам, почему ты – на его руках? Он живет отдельно, как и я. Мы навещаем тебя оба. Но я давно хочу тебе предложить переехать к нам. Там места всем хватит.
Варвара Сергеевна с возмущением отказалась:
– К вам? Мало мне жизнь сюрпризов преподнесла!
Та самая жизнь, которая так когда-то напугала родителей, его радовала. Рухнувшие опоры в виде авторитетов и привычных ориентиров его, математика, восхитили. «Только в хаосе рождается порядок» – где он прочитал эту фразу?
В этой жизни стало просторно и увлекательно. Таким, как он, непохожим на остальных, не вписывающимся в прошлую ловко обустроенную, предсказуемую жизнь, сейчас вдруг стало очень комфортно – вокруг произошло столько немыслимых перемен, что необычное стало обыденным и перестало бросаться в глаза. Вадим внезапно понял, что его способности, то, что делало его немного странным, а потому одиноким, сейчас дают ему шанс. «Что бы я делал раньше? Занимался наукой, хорошо бы занимался наукой, но не факт, что смог бы перевернуть представления человечества о математической логике. Я бы получал удовольствие от своих занятий, но в конце концов я бы остался «кабинетным жильцом», поскольку шансов вписаться в другую схему, не научную, у меня бы не было. А сейчас? Даже если бы у меня не было наследства? Сейчас совсем другое дело! Сейчас я могу все! Возможность выбора – вот, наверное, главное в произошедшем», – все эти мысли посещали Вадима, и он чувствовал, как все внутри освобождается от привычной душевной скованности.
– Галь, тебе сейчас нравится жить? – спрашивал он жену.
– Да, – отвечала та, – сейчас хорошо – книжек много хороших появилось…
Галя отшучивалась, она отлично понимала, что имеет в виду ее муж. И она отлично видела, что он, словно зверь, готовится к прыжку. «Как хорошо, что он почти не поменялся внешне – никакой «пацанской» бравады. Только вот глаза – глаза у него становятся жесткими». Семейной жизнью, мужем Галя была довольна. Есть цель – свой бизнес, которым управлять они будут вместе, есть дом, в котором им обоим хорошо, есть общие интересы и привязанность друг к другу. Думая о своей семье, Галя выстраивала именно такую последовательность. Вадим во всем доверялся жене: «Я, как и она, все делаю впервые. Но у нее отличная интуиция. Если она говорит, что мы живем хорошо, так оно и есть».
Зарегистрированная фирма, с почти бесконечным списком рода деятельности, въехала в маленький флигель в районе метро «Белорусская». Вадиму это место понравилось, потому что оно было рядом с домом, потому что флигель имел непонятный герб на фронтоне, всего две с половиной комнаты с низенькими потолками и осевшую на шаткий деревянный пол изразцовую печку.
– Не иначе Арина Родионовна здесь когда-то жила. Или совет в Филях был… – произнес Вадим, когда впервые попал в этот домик. Из старого помещения пахнуло дачей – немного сыростью, старым деревом и хорошей домашней пылью. Строителям, которых нанял Вадим, было наказано восстановить печь, не рушить старые архитектурные элементы и сохранить пол. Через месяц домик было не узнать – побеленный, покрашенный, с аккуратными окнами, новым крыльцом, внутри он являл образец офисного уюта. Картину дополняла девушка-секретарь внешности царевны-несмеяны.
– Ты не будешь ревновать? – спросил Вадим Галю.
– Буду, – ответила та. – Но что поделаешь, такова доля жены русского бизнесмена, – засмеялась Галя. К этому времени жизнь в доме была подчинена четкому ритму – ничто не должно было мешать мужу стать удачливым бизнесменом.
– Галка, вот ты говоришь «удачливый». Так это от слова «удача»! Повезет – не повезет, удача свалится на голову или не свалится. При чем же здесь режим дня?
– Вадим, даже ничего не говори, просто слушайся меня. – Галя отмахнулась. Она усвоила манеры домашнего начальника и очень любила, когда муж при посторонних по каждому поводу говорил: «Надо с Мусей посоветоваться!»
Итак, в одной комнате сидел верный Бочкин, отодвинувший мечту о сети автосервисов для олдтаймеров в будущее, и еще два сокурсника Вадима. Вадим занимал отдельный кабинет, в сенях за огромным сложным столом, вся окруженнная офисной оргтехникой сидела царевна-несмеяна. Дверь их офиса закрывалась на сложный финский замок и допотопный засов на петельках.
– Не убирайте, – распорядился Вадим, – на фоне бронированной стальной двери этот засов выглядит очень трогательно. Так сказать, перекличка эпох.
– У нас посетителей много будет? – царевна-несмеяна прикидывала фронт работ.
– Да кто ж его знает?! – Вадим задумчиво посмотрел в окно, за которым лениво «тюхал» электровоз – это к печатному цеху издательства «Правда» подвозили бумагу. Вадим вдруг рассмеялся – что-то в их дислокации было фантасмагоричное – издательство, которое почти не работает, тепловоз, который исправно курсирует, шлагбаум с одной стороны, светофор с другой стороны, запах свежего бисквита со стороны фабрики «Большевик» и бушующий Белорусский вокзал. И еще этот герб… Когда для разработки фирменного стиля были призваны рекламщики, Вадим, недолго думая, вывел их на улицу, указал на герб и произнес:
– Вот наш фирменный знак. Пляшите от этого.
Рекламщики оказались с юмором – они передрали в точности герб, но добавили к нему переиначенный девиз герцога Мальборо. Вместо «Верный, но несчастливый» красовалось «Верный, но осторожный». Вадим согласился – девиз вполне отвечал его духу. Когда с «мишурой», как говорил Бочкин, было покончено, вся контора уселась на свои места и вопросительно посмотрела на шефа – дело в том, что Вадим до сих пор никому не открыл самую большую тайну, а именно, чем будет заниматься их фирма. Переиначенный девиз отражал истину. Вадим боялся, что его идею украдут, боялся какого-нибудь несчастливого стечения обстоятельств, да и вообще предпочитал в этом случае быть осторожным.
– Так, вот и закончился подготовительный период. Фирма зарегистрирована. Офис оформлен. Бланки, конверты, бумага и ручки с нашими логотипами есть. Осталось главное – начать работать. А потому я сейчас отъеду на два часа, а вы меня подождите. Приеду – составим план действий.
С этими словами Вадим открыл новый сейф, достал оттуда старый отцовский портфель. Этот портфель он выпросил у Варвары Сергеевны, проявив несвойственный в таких вопросах напор.
– Зачем он тебе? Это очень дорогой портфель, отец его привез из командировки в Лондон. Он тогда потратил на него огромную сумму.
– Мне он нужен, я буду в нем носить документы.
– Ты будешь смешон. Это стариковский портфель, теперь такие даже не делают.
– Мне все равно.
Варвара Сергеевна недовольно пожала плечами, но уступила. Вадим, следуя движению души и сам того не подозревая, сделал правильный тактический ход. Молодой человек с трогательно старым, потрепанным портфелем невольно вызывал чувство симпатии и доверия.
Вадим сложил бумаги в портфель и вышел из флигелька. Только в эти абсолютно сумасшедшие времена вчерашние пионеры и комсомольцы, знающие о прибавочной стоимости из работ Маркса, а из налогов только один вид – подоходный, наивно нарушая все известные в остальном мире законы маркетинга и менеджмента, шли за своими первыми миллионами.
Злачная нумизматическая Таганка встретила Вадима крепким водочным духом – только-только закончилось время обеда. Местные барыги, замерзшие лицом и горячие душой, новичка встретили радостным гулом. Новичков, а точнее дураков, здесь любили. На них делали самые большие деньги.
– Are you looking something special? – обратился мордатый торговец. Дешевый прием иногда срабатывал – лестно было, что тебя принимают за иностранца.
Вадим ответил такой витиеватой английской фразой, что барыга, обладающий малым словарным запасом, стушевался. Вадим сделал большую паузу. Он сюда приехал продать монеты, вернее, несколько монет из наследства отца. Все вечера последних двух месяцев он дома кропотливо изучал часть доставшейся коллекции, историю каждой монеты, ее тираж и стоимость. Затем Вадим выбрал самые недорогие, из недорогих еще более дешевые, а из дешевых – самые дешевые и самые распространенные, те, которые не являются нумизматической редкостью. Впрочем, в применении к золотым монетам понятие самые дешевые было вполне впечатляющим. «Я возьму только на самое необходимое. Остальное будем зарабатывать. Заработав, опять куплю монеты, верну их в коллекцию», – так сказал Вадим Гале. Та кивнула.
– Хочу продать. – Вадим вытащил из портфеля накануне купленный кляссер, в котором аккуратно были выложены монетки.
Барыга аккуратно взял кляссер замерзшими руками и стал листать.
– Ага, сокровища аббата Фарио! Вы, случайно, не сбежали из какой-нибудь крепости?! – присвистнул он.
Завидев возможную добычу, окружающие обступили их, но не произносили ни звука. По негласным правилам Таганки, никто не имел права вмешиваться в разговор покупателя и продавца. Наконец барыга перехлестнул последнюю страничку, вздохнул и устало произнес:
– Ну и что хотите за это хозяйство? – Весь его вид выражал высочайшую степень пренебрежения и снисхождения, можно было подумать, что ему предложили не золото, а мешок старья.
– А сколько вы предложите? – Вадим внимательно посмотрел на лица окружающих. На них читался плохо скрываемый азарт, за этот кляссер многие готовы были побороться.
– Вот я удивляюсь, кто из нас продает? Вы или я? Кто цену назначает?
– Продаю я, предметы дорогие, и я хотел бы знать, сможете ли вы их купить. – Вадим улыбнулся, а барыга поморщился. Становилось ясно, что новичок непрост.
– Ну давайте отойдем, будем разговаривать. А лучше пошли к «Вовчику», присядем, за чайком обсудим.
– А кто такой Вовчик?
– Сразу видно, что вы – не местный. «Вовчик» – это ресторанчик, здесь, за углом. Наш же, местный, держит.
В душном шалмане народу было немного.
– Меня зовут Андрей, но лучше – Косой. Так привычнее… – Барыга выразительно потер замерзшие руки.
– Лучше – Андрей. Потому что я – Вадим.
– А, как скажете. Что пить будете?
– Кофе.
– А что-нибудь покрепче?
– Нет, спасибо. И потом я спешу. Давайте сразу к делу.
– Хорошо. Так сколько, вы сказали, это, по-вашему, все стоит?
– Я ничего не сказал, я у вас спросил… – Вадим посмотрел на барыгу.
– Мне показалось, что вы что-то сказали.
– Послушайте, или мы сейчас будем серьезно говорить, или я ухожу. Вы же понимаете, с таким материалом я покупателя найду. – Вадим немного повысил голос, хотя и прекрасно понял, что вся эта преамбула не что иное, как ритуал.
– Да что вы такой сердитый. Это мне сердитым надо быть, это я на холоде целый день стою, чтобы копеечку заработать.
– А вы не стойте. Идите работать…
– Вам легко говорить – у вас, видимо, дядя-миллионер в Америке умер и наследство вам оставил. Или вы такой ценный сотрудник, что вас берут во все эти новые конторы с руками и ногами? Значит, вам повезло.
– Нет, дядя у меня не умер. У меня умер отец. И не так давно. А все остальное вас не касается. – Вадим вдруг почувствовал, как в его голосе появились материнские интонации – немного высокомерные и жесткие. Таким тоном она разговаривала со случайными людьми. Вадим этот тон не любил, а потому очень хорошо запомнил, чтобы не перенять. И вдруг!
– Я действительно спешу, Андрей. У каждого сейчас свои проблемы. – Вадим немного смягчился.
– Понятно. – Барыга затянулся сигаретой и осторожно произнес: – Золото есть золото. Оно всегда дорогое. Но видите ли, в нумизматике очень важен не столько металл, из которого отчеканена монета, но и ее состояние, ее редкость, так сказать. У вас здесь в основном червонцы царские. А их к редким монетам отнести нельзя. Так что цена будет складываться из цены металла, умноженного на вес, ну и плюс из уважения к вам процентов пять – семь сверху.
– Не больно вы меня уважаете, исходя из озвученных процентов, – усмехнулся Вадим. – К сожалению, по такой цене я вам не отдам монеты. Во-первых, я буду их продавать не подборкой, не коллекцией, а по одной, оговаривая цену каждой. Состояние у всех разное. Например, семь с полтиной 1897 года практически в идеальном состоянии, а червонцы девятисотых – так себе, потертости видны.
– Вы что, в теме? – Барыга удивленно посмотрел на Вадима.
– Немного. Ровно настолько, чтобы не продешевить. Мне нужны наличные.
– Понятно. Тогда давайте писать список.
– У вас денег хватит все это выкупить? Вы же сами сказали, что «копеечку» зарабатываете?
– У меня неограниченный кредит, открытый одним богатым собирателем. Я ему коллекцию подбираю, он мне деньгами помогает. Единственное, придется подождать вам немного здесь, пока я к нему смотаюсь.
– Ничего страшного. Если мы с вами договоримся, я вас на машине к нему подвезу и подожду внизу. Так и мне будет спокойнее, и вам с деньгами огромными по городу бегать не надо будет.
Вадим с барыгой просидели в ресторане часа два. Торг шел тяжелый, поскольку каждый понимал, что уступка в одной позиции неизбежно повлечет уступки и в других. Но один осознавал, что не каждый день приходит такая подборка золотых монет, а другой – что вырученные деньги должны стать основой бизнеса, а потому каждый рубль, каждый доллар на счету.
Расчет они произвели на заднем сиденье такси, водителя которого попросили погулять около машины за дополнительную плату. Барыга довольно взвесил на широкой ладони кляссер, а Вадим, тщательно пересчитав пачки денег, уложил их в свой портфель.
– Ладно, приятно было иметь дело. – Барыга неожиданно галантно склонил голову в поклоне.
– Взаимно, – улыбнулся Вадим, – если что, опять прибегу к вам.
– А что, есть с чем? – Барыга от удивления замер.
– Есть, но пока это все будет лежать мертвым грузом. Я же сказал – если что.
– Буду рад.
Они распрощались. Вадим попросил подвезти его до «Белорусской», но, доехав до Миусской площади, он расплатился с таксистом и вышел из машины. До его офиса-флигелька оставалось совсем чуть-чуть, и Вадим решил этот отрезок пройти пешком. Крепко сжимая ручку портфеля, где лежало его будущее в виде тугих, пахнущих сыростью и типографской краской пачек, он медленно шагал по скверу. Миусскую площадь он знал хорошо. Раньше тихая, стоявшая на задворках улицы Горького, она была образчиком уютного городского уголка со всеми атрибутами счастливой детской жизни – качели-карусели, песочница, мороженщица. Квадрат сквера был тенист, а дома, выстроившись в каре, охраняли место от шума близкой железной дороги. Вадим сюда ездил заниматься в математический кружок – большое здание Дома детского творчества выходило прямо в парк. Потом здесь, неподалеку, он готовился к вступительным экзаменам. В любое время его жизни этот уголок был аккуратен и приятен. Но сейчас – Вадим оглянулся по сторонам – сквер был усыпан мусором, газоны вытоптаны, кусты не подстрижены, чугунная ограда покрылась седой пылью. Вдоль проезжей части валялись коробки и овощной мусор – следы стихийного негоциантства. «Да, мать в чем-то права. Беспорядок стремителен в своем наступлении. Впрочем, не всегда так будет. Будет и по-другому». Вадим подтянул на руке портфель, набитый деньгами, и с удовлетворением вздохнул. Впереди была неизведанная интересная жизнь, в которую не терпелось включиться. Впереди его могло ждать невероятное будущее, о котором он читал в книжках. И это будущее вполне искупало весь этот временный уличный беспорядок. «Сейчас приду в свой офис, и мы составим подробный план действий. Надо, чтобы люди понимали, что на них тоже лежит ответственность и они тоже строят свое дело. Ну и конечно, заинтересованность материальная нужна. Надо об этом подумать». Вадим завернул за ограду сквера и оказался перед Домом детского творчества. Был уже вечер, и несколько окон горело – там, видимо, шли занятия. А одно окно было приоткрыто – воздух был по-весеннему мягкий, и из этого окна слышалось пение. Высокий девичий голос выводил мелодию, которую Вадим слышал и раньше. Мелодия, пронзительно доверчивая, разливалась по переулку и заставляла замедлить шаг. Так бывает московскими вечерами, когда город становится одинок и на улицах остаются только шум деревьев, дождя, ветра и звуки случайной музыки. Вадим остановился под окнами. Он, вслушавшись в высокий девичий голос, в эту знакомую мелодию, неожиданно для себя осознал все, что произошло с ним, с его семьей в последнее время. И в этот момент совершенно отчетливо понял, что свободой, которая наступила и которой так радовался, он имеет полное право распорядиться совершенно неожиданным образом. А мелодия тем временем набирала звук, заполняла все пространство старого сквера, и голос девушки становился все увереннее и сильнее.
На кухне шумела вода, хлопала дверца холодильника, гремели вилки и ножи. Вадиму показалось, что домашняя утварь внезапно ожила и взбунтовалась. Ему даже и в голову не могло прийти, что его тихая и выдержанная Галя может производить столько шума. Он попытался в этом шуме что-то объяснить, но только еще больше накалил обстановку – неизвестно откуда появилась чугунная сковорода, которая с жутким грохотом опустилась на горящую газовую конфорку.
– Ты что, ее знал раньше? Нет, конечно, это удивительно все, я бы даже сказала – экстравагантно, но и у экстравагантности должны быть причины! – Галя заправила за ухо белую прядь и бесцельно вытащила мясорубку.
– Подожди, не сердись! Да и сердиться не на что. Я тебе все расскажу. Ты только не перебивай!
– Что ты можешь мне рассказать? Что тебе в голову пришла идиотская идея стать благотворителем? Не заработав ни копейки?! Или ты отцовское наследство будешь транжирить?!
– Галя, успокойся, кто тебе сказал, что я собираюсь что-то транжирить?!
– А что? Что ты собираешься делать? Нет, ты мне объясни, как будет выглядеть этот твой бизнес?! Ты будешь нянчиться с девицами, они будут… Что они будут делать? Как ты себе вообще это представляешь?!
Вадим промолчал, только выразительно потянул носом – пустая чугунная сковородка, поставленная на огонь, едко запахла дымом.
– Из-за тебя все! Почему нельзя нормально, по-человески, как договорились? Почему надо все ломать?!
– Да что ломать?! Если ничего не построено еще, – рявкнул, не выдержав, Вадим. – Что мы – я, ты – построили, чтобы сломать? О чем ты говоришь?!
– Семью, планы! Все, о чем договаривались! – закричала Галя и сунула под ледяную воду сгоревшую сковородку. Сковородка зашипела, запахло мокрой гарью. В большой кухне стало тесно от скандала.
В эту ночь Вадим спал на диване – Галя не разговаривала, как он ни пытался объясниться.
Впрочем, в офисе его идею встретили тоже неодобрительно.
– Вадим, мы в этом ни черта не понимаем, не получится у нас!
– Старик! Ты спятил! На кой черт тебе эта девчонка?! Ты что с ней делать будешь?!
Вадим или отмахивался от всех вопросов, или пускался в пространные рассуждения. Реакция коллег его не очень волновала – в конце концов, если люди уйдут, на их место придут другие. Коллеги – это вам не жена. С ней разговаривать было тяжелее всего. Галя разволновалась не на шутку – здравый смысл на некоторое время отступил, освободив пространство беспокойству, ревности и подозрительности.
Решение пришло в тот самый вечер, когда он стоял под окнами и слушал щемящую мелодию. Вадим помнил, как вошел в здание Дома детского творчества, потоптался в темном фойе, а потом прошел в кабинет директора.
– Здравствуйте, скажите, а у вас сейчас бывают концерты?
– Какие концерты? – Усталая дама в пиджаке с огромными плечами даже вздрогнула от неожиданности.
– Ну вот, я слышал, у вас поет кто-то. Голос такой красивый…
Дама заглянула в расписание, лежащее на столе под стеклом:
– А, понятно. Нет, эта группа пока не выступает. Только в наших отчетных концертах, перед родителями.
– Ну хорошо, а когда такой будет? Я хотел бы попасть.
– В субботу, в двенадцать дня. Вход родителям участников свободный. Остальным – платный. Вы – кто?
– Я – заинтересованное лицо.
Директор внимательно посмотрела на Вадима и на всякий случай улыбнулась:
– Спонсор?
– Пока нет. Вот схожу на концерт…
Дама встала и вышла из-за стола.
– Обязательно сходите, обязательно… Сейчас такие времена наступили – никто, решительно никто, не желает отдавать своих детей заниматься музыкой. Всем кажется, что это теперь бесполезное занятие. – Директор помолчала. – Или нет возможности. Все теперь выживают…
– А что, у вас занятия дорого стоят?
– Что вы! Некоторые кружки бесплатные… Дело не в нас, дело в том, что родители вынуждены крутиться, чтобы на жизнь заработать… Это вам не нормированный рабочий день с гарантированным окладом.
Вадим молчал. Ему хотелось вступить в спор, но, глядя на усталое лицо дамы, на ее дешевые туфли, купленные на рынке, он промолчал. Вадим ясно понимал, что такое государственное учреждение сейчас заработать денег не может. Что установи Дом творчества плату за свои занятия, и так почти беспризорные дети вечно работающих взрослых совсем окажутся не у дел.
Вопросы социальной справедливости в период ее относительного присутствия в обществе Вадима трогали мало, сейчас же он для себя решил, что лучшее в равенстве – это возможность стать экономически независимым, возможность открыть свое дело. Вадим очень быстро сообразил, как выгодно было бы перевести этот знакомый с детства Дом творчества на хозрасчет.
– Я вас научу, – неожиданно для себя произнес он. – Я вас научу, как сделать так, чтобы и работа шла, и деньги были, и ребята занимались. Только сначала схожу на концерт.
Кабинет директора он покидал солидно, не торопясь, переполненный энтузиазмом и великодушием.
Концерт проходил в большом зале, который Вадим знал еще по районным математическим олимпиадам. Народу было немного, в основном взрослые. Вадим пришел одним из первых и занял место в углу, чтобы не очень выделяться. Со своего места он наблюдал за публикой – скромно, порой даже бедно одетой. Вадим обнаружил, что вокруг много людей, едва сводящих концы c концами. Его это не очень удивляло, но рождало какое-то чувство собственной вины. Он его от себя не гнал, а, обстоятельно проанализировав, решил, что в его случае удовольствие от бизнеса возможно только с продуманной благотворительностью. Сейчас, сидя здесь, имея в кармане отцовское наследство и еще не заработав ни копейки, он твердо решил часть заработка отдавать нуждающимся.
Концерт начинали малыши – двое мальчишек не в унисон терзали балалайки. Бабушка, по всей видимости, одного из них сидела в первом ряду и беспрестанно кивала. Затем толстая девочка с косами сыграла «Болезнь куклы» Чайковского, после чего на сцену выставили нехитрую аппаратуру.
– Рок-группа «Челленджер», – объявил конферансье, и на скрипучие подмостки вразвалочку вышли пацаны лет тринадцати. Одеты они были во все джинсовое и всем своим видом напоминали небезызвестный «Ласковый май». Песня, которую они запели, была русским перепевом известного английского шлягера. Слушать это было ужасно весело, особенно учитывая те гримасы, которые строили певцы. «Хорошо, что они машины на перекрестках не моют», – менторски подумал про себя Вадим, но, когда те затянули уже про «Светку Соколову», он не выдержал и под грохот гитар выскользнул в фойе. Звуки музыки стали приглушенными, и Вадим не спеша стал прогуливаться по длинному коридору. Он любил это здание еще со школьных времен, хотя тогда и не отдавал себе отчета в этом. Просто в этих стенах ему было спокойно, интересно, и он оставался самим собой. Вадим вдохнул воздух – и пахло сейчас точно так же, как и раньше, – паркетной мастикой и молочными коржиками…
– Ты опять не рассчитала время! И зачем тебе этот шарф был нужен?! – Высокая худая тетка скорым шагом шла прямо на Вадима.
Вадим еле успел отскочить, потому что дама двигалась с крейсерской скоростью и курс менять не собиралась.
– Шарф! Столько времени искать этот шарф! – Тетка по-прежнему голосила, а Вадим оглянулся в поисках адресата. В фойе никого, кроме них, не было. Тетка внезапно остановилась, рванула ручку какой-то неприметной двери, и при этом маневре из-за ее спины показалась девочка. Невысокая, худая, она шла ссутулившись, к тому же лениво-косолапо, почти запинаясь нога за ногу. В полумраке фойе Вадим хорошенько ее не разглядел, но глубокие карие, почти черные глаза, два крыла темных волос, обрамляющих мягкое, немного грустное лицо, он увидел сразу.
– Все! Мы опоздали! – воскликнула тетка и со всей силы рванула дверь, ведущую за кулисы. Девочка так же молча проследовала за ней.
Вадим еще немного потоптался около стенда с фотографиями и вышел на улицу. Там, ослепленный бешеным весенним солнцем, он выкурил сигарету, походил вдоль разоренной клумбы, купил мороженое, съел его с почти детским наслаждением и только потом вернулся в зал.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |