Государственный научно-исследовательский психоневрологический институт имени В. М. Бехтерева 29 страница

Местный характер повреждения выступает в общей струк­туре в различной роли. Так, в ряде случаев, где местные нару­шения (ранение или ушиб) сочетаются с общими нарушениями (контузия или коммоция), местный очаг является физиологиче­ским или элементарным психофизиологическим источником раз­дражения, вызывающего патологическую реакцию, благодаря его сочетанию с общим изменением реактивности в результате центрального поражения мозга. В других случаях местные нару­шения являются источником сложной переработки, как, напри­мер, при сурдомутизме, форма которого также различна в зави­симости от относительной роли в синдроме отдельных компонен­тов. Во взаимодействии патогенных факторов нужно учитывать не столько прямую суммацию, сколько механизм порочного круга, а также возможность взаимного торможения.

Так, истощение при апато-астеническом типе реакции исклю­чало психогению, а у многих голод совершенно исключал страх смерти от обстрелов. Напряженная борьба за жизнь и психиче­ская мобилизованность в условиях войны и блокады препят­ствовала депрессии, которая стала более выявляться в после­военном периоде, как это отмечал Гиляровский.

Перечисленные основные факторы, действуя совместно ила последовательно и вызывая часто изменения мозга, являлись источником некоторых общих черт в проявлениях болезненного состояния разной этиологии.

О некоторых общих чертах невро-психических нарушений военного времени

Различные по своей природе факторы — перенапряжение, травмы, соматическое истощение, авитаминоз — прежде всего сказывались общим. снижением и истощением психических функций.

Литература по психическим заболеваниям военного времени полна указаний на астенические состояния, или астенизацию. Больше всего это сказывалось в интеллектуально-волевых на­рушениях. Они проявлялись в неспособности к напряжению воли и мышления, в слабости и истощаемости усилия, в пони­жении самообладания, работоспособности и выносливости, в утрате произвольного внимания, в неспособности к работе, требующей сосредоточения, при относительной сохранности автоматических функций.

Наряду с этим обнаруживалось изменение элементарных функций, которое особенно ярко характеризовалось психосеч-•сорными и психовегетативными нарушениями. Эти изменения, по-видимому, являются результатом не только ослабления кон­троля высших функций, но и прямой ирритации сенсорных си­стем. Основной общей чертой здесь является патологическая ла­бильность нервно-психических функций.

Исследования, производившиеся нами совместно с Бровар, позволяют отметить частоту и многообразие расстройств чув­ствительности при витаминно-алиментарных и травматических нарушениях. Эти нарушения характеризуются как симптомами выпадения, так и симптомами раздражения. Они отличаются значительной лабильностью, склонностью к дизэстезиям и сен-эстезиям, выраженностью гиперпатических и болевых компонен­тов нарушения.

Эта лабильность также явственно обнаруживалась в обла­сти вегетативных и психовегетативных реакций полиморфными нарушениями сосудистой, термической, секреторной и трофиче­ской обменной динамики.

Исследования моторики позволяют нам говорить и о значи­тельных изменениях в этой области, главным образом выра-

жаюшихся ослаблением (гиподинамией) и истощаемостью мо­торных (волевых) актов, брадикинезией и гиперкинетической го­товностью, проявляющейся в элементарных движениях, больше всего склонностью к дрожанию. Специальные хронаксиметриче-ские и миотонометрические исследования позволяют здесь обна­руживать изменения в смысле лабильности и нарушенных соот­ношений, о которых скажем ниже.

В клинической характеристике лабильность особенно ярко-проявляется отмеченной нами ранее пароксизмальностью со­стояний.

Эти болезненные состояния возникают в форме более или менее выраженных психосенсорных, психомоторных или психо­вегетативных кризов. Если для травматических поражений ха­рактерны судорожные синдромы, то опыт блокады, связанной с алиментарной дистрофией и авитаминозами, познакомил нас со множеством психосенсорных кризов. В области сложных пси­хических проявлений они протекают как состояния деперсонали­зации, дереализации, галлюцинаторные, онероидные, делириоз-ные. В области элементарных симптомов они выявляются больше всего кожными парастезиями, акоазмами, вестибуляр­ными и оптико-вестибулярными кризами.

Распространенную форму представляет болевой синдром не только в виде болей в голове и других частях тела, но и в форме иррадирующих генерализованных болей, возникающих то спон­танно, то при напряжении или волнении.

Вегетативные и висцеральные кризы наиболее ярко проявля­ются в нарушениях сердечной деятельности, в местных сосуди­стых спазмах, парезах, ангиноподобных приступах, приступах типа Рено и т. п.

Лабильность выступает и в хрупкости систем или в их повы­шенной реактивности. Она проявляется в симптомах сверхреак­тивности, в выпадении (рефрактерности) или в измененной, часто чрезмерно, длительности реакции последействия раздра­жения, также и в нарушенной адаптации. В сложных клиниче­ских проявлениях это больше всего выражалось легким возник­новением «припадков», потери сознания, «обмороков» под влиянием весьма незначительных воздействий, например при >коле, при взятии крови, при электризации, а также при напря­жении и волнении.

При исследовании чувствительности обнаруживалось, что такие слабые воздействия, как закрытие глаз, могут оказываться достаточными для того, чтобы вызвать расстройство схемы тела.

Теоретический и практический интерес представляют кон­трастные изменения фармакореактивности.

Так, с одной стороны, в ряде случаев реакция на фармаколо­гическое вещество выражается рефрактерностью, и такие ак­тивно действующие вещества, как адреналин, фенамин, кальций, кофеин и инсулин, при внутреннем введении оказываются недей-

ственными даже в больших дозах. С другой стороны, в ряде слу­чаев отмечалась повышенная эффективность лекарственных веществ, выявляющая хрупкость и легкую дезорганизуемость си­стем1. Чрезмерная в ряде случаев чувствительность к адрена­лину, фенамину, алкоголю и к кофеину характеризуется не только значительным физиологическим эффектом, но и психиче­скими изменениями. Особенно показательно это было отмечено в работах Р. И. Мееровича (из клиники Голант), который впры­скиванием малых доз кофеина вызывал у больных расстройство сознания и расстройство схемы тела.

Опыты с адреналином, проведенные у нас Буториным, пока­зывают, что инъекция адреналина выявляет или усиливает у де­прессивных больных такие болезненные симптомы, как тревога.

Не менее характерным является извращенное или пара­доксальное действие фармакологических веществ. Например, в последнее время мы встречаемся с тем, что стимулятор фена­мин в ряде случаев оказывает снотворное действие.

В указанных явлениях можно увидеть шкалу парабиотиче-ских изменений центральной нервной системы, связанных с бо­лезненным состоянием последней.

С особенной демонстративностью это выступает в физиоло­гической стороне болезненной картины. Опыты Буторина, Яковлевой, Хвиливицкого показывают, что такие вещества, как кофеин, фенамин, адреналин, витамин Вь могут нормализиро­вать электроэнцефалограмму, не вызвать в ней изменений или даже выявить патологические ритмы.

Психофизиологический анализ невро-психических нарушений

Возникает вопрос, какими элементарными психофизиологи­ческими и нейрофизиологическими изменениями сопровождаются сложные психические нарушения.

Такая постановка вопроса не только содействует трактовке сложных нарушений с точки зрения более простых, но и позво­ляет выяснить глубину нарушения мозговой деятельности.

В качестве относящихся сюда методов исследования можно указать определение различных нервно-психических функций, например кожной чувствительности, сенсорной и моторной хро-наксии, миотонуса, электрокожной динамики, сосудистых изме­нений и особенностей электроэнцефалограмм (в связи с особен­ностями психического состояния и под влиянием психических и физических — электрических, фармакологических воздействий).

Эти исследования обнаруживают уклонения в чувствительно­сти при различных формах болезненных состояний: лабильность, проявляющуюся не только в повышении и понижении «порогов», -но и качественными нарушениями, дизэстезиями. В них мы усматриваем элементарные проявления тех нарушений функции

мозга, с которыми связаны деперсонализационно-дереализаци-онные картины и расстройства сознания, столь частые и яркие в современных полипатогенных формах.

В лабильности, свойственной всякой патологической реактив­ности, нужно подчеркнуть характерную для современных форм пароксизмальность. Дело не ограничивается только колебанием остроты чувствительности, но речь идет о внезапном исчезнове­нии ощущений, даже при значительно превосходящей пороговую интенсивности раздражений. Эта пароксизмальная лабильность проявляется и в моторике. Основной и распространенной клини­ческой формой ее являются судороги и приступы акинетических (в частности, общих и местных катаплектических) состояний. Элементарную основу этого можно усматривать в явлениях ла­бильности хронаксии.

С этой стороны поучительны полученные Серейским данные о лабильности хронаксии при эпилепсии. Мы можем подтвердите на основе произведенных у нас Рудашевским исследований не только отмеченную этим автором поразительную лабильность, хронаксии, но и своеобразные соотношения хронаксии отдельных мышц (асимметрии, односторонняя лабильность). Надо отме­тить, что эти явления нами обнаружены не только при эпилепсии.

Характерны для описываемых нарушений явления, которые, ориентируясь на А. Тома, можно назвать межсистемной «репер-куссивностью».

Источником исследований в этой области являются работы Л. А. Орбели и его школы. В исследованиях А. В. Лебединского, Г. В. Гершуни и их сотрудников особенно освещены взаимодей­ствия афферентных систем. Это взаимодействие распростра­няется и на эфферентные системы, сказываясь, например, изме­нением моторной хронаксии при закрытых и открытых глазах или отражением моторного напряжения в вегетативной сердеч­но-сосудистой или потоотделительной системах.

Нас здесь интересует степень этой межсистемной реперкус-сивности и соотношение ее элементарных проявлений с более сложными явлениями. Мы можем сказать, что у лиц с отмечен­ными в клинической картине чрезмерной лабильностью, психо­сенсорными нарушениями (парэстезии, сенестопатии, галлюци­нации и расстройство сознания), а также с психомоторными яв­лениями кэто взаимовлияние резко выражено, а клинические особенности являются как бы сложным выражением этой репер-куссивности.

В ряде работ, относящихся к пограничным состояниям воен­ного времени при так называемых рефлекторных двигательных нарушениях, П. К. Анохиным и его сотрудниками было установ­лено резкое снижение физиологической лабильности, сказав­шееся в уменьшении частот, при которых электрические раздра­жения вызывают одиночные сокращения мышц, и быстрое воз­никновение тетануса при увеличении частоты раздражений.

Изучение пограничных состояний послетравматического про­исхождения с исследованием хронаксии при меняющихся часто­тах обнаруживает также сокращение диапазона или уменьшение физиологической лабильности.

Нарушения болевой адаптации отмечены нами совместно с А. В. Бровар у многих ленинградских больных периода бло­кады. Значительные изменения обнаружены и в оптической адаптации (в этом отношении наиболее интересен ленинград­ский материал Скальской).

Процессы адаптации, как показал физиологический экспери­мент школы Л. А. Орбели, тесно связаны с состоянием вегета­тивной нервной системы. Нарушения вегетативного тонуса и ве­гетативной реактивности наиболее отчетливо демонстрируются в динамике электрокожных показателей. Здесь обнаруживаются изменения тонуса — от ровной линии покоя до бурных колебаний кривых, а в отношении реактивности — от полного выпадения до сверхреактивности. Мы могли отметить частоту этих изменений и подтвердить высказывания В. А. Гиляровского, который ука­зал на значение вегетативных нарушений в возникновении болезненных состояний в военное время.

В аналогичном плане можно говорить о сердечно-сосудистой лабильности. Укажем лишь на то, что здесь встречаются случаи не только повышенной, но и пониженной реактивности. Мы отме­чали не только учащение гипотонии, но обнаруживали при ней утрату сердечных рефлексов (орто-клиностатический, глазо-сер-дечный и т. п.).

Следует несколько слов сказать о методе наиболее непосред­ственного изучения церебральной динамики электроэнцефало­граммы. В интересующем нас плане она позволяет судить отно­сительно характера и степени электрической активности которую мы, правда, еще не вполне точно можем сопоставить с функциональной церебральной активностью. Однако возбуди­мость и патологическая лабильность здесь сказываются очень отчетливо.

Выше мы приводили различные выражения изменений нерв­но-психического тонуса и реактивности в различных системах или участках организма. Понимание природы болезненных на­рушений и переход от общей симптоматологии к частным клини­ческим формам тесно связаны с вопросом о преимущественном нарушении той или иной системы и о соотношении нарушений в разных системах и внутри одной системы. Для пояснения при­ведем пример:

Больной Э. поступил с жалобами на ангиноподобные при­ступы и боли в области сердца. Эти боли сопровождались по-бледнением, учащением пульса, дрожанием, резким гипергидро­зом и болями в праврй половине головы. После приступа — сонливость и слабость. Приступы длятся 3—4 минуты, возни­кают сериями до 30 приступов в течение 3—4 дней через 2 ме-

сяца. Сознание при этом не теряет, судорог нет, но «от болей и слабости» не может говорить. С осени 1945 г. отмечает перехо­дящие своеобразные состояния. Так, в ноябре был кратковре­менный приступ, причем больного стало тянуть вправо, и он с трудом справился с этим, удерживаясь за стол. В двух других случаях приступы сопровождались оптико-вестибулярными явле­ниями, фотопсиями, мерцательной скотомой, легкой и быстро проходящей дезориентировкой, с переживанием «изумления» и последующим засыпанием. Направленный первоначально в те­рапевтическую клинику ВМА с диагнозом стенокардии, больной оттуда был переведен в нервную клинику, оттуда в институт им. Бехтерева с диагнозом «функциональные заболевания нерв­ной системы».

Здесь у больного было обнаружено: кровяное давление в пле­чевой артерии максимальное и минимальное справа 115/70, слева ■—115/75. Здесь кровяное давление нормально и симмет­рично, но в височной артерии оно резко асимметрично и ла­бильно. Так, 18 марта оно равно справа в височной артерии 95, а слева 130 (выше, чем в плечевой артерии); с 26 марта оно ста­новится более симметричным: справа-—90, слева— 105.

Асимметрия и лабильность обнаружены и в других показа­телях вегетативной нервной системы. В электрокардиограмме, в предшествующих исследованиях признанной нормальной, при исследовании у нас обнаруживается то довольно выраженное, то затушеванное раздвоение зубца Р. Электрокожное сопротив­ление асимметрично на правой кисти 50 тыс. ом, на левой в0 тыс. ом.

Кожная температура колеблется, оказываясь выше на О.°6 справа, за исключением кистей и предплечий, где отношения извращены. Кожная чувствительность местами асимметрична; протекание болевого ощущения изменено — оно прерывисто.

Резко нарушена моторная хронаксия, она: а) удлинена; б) асимметрична; в) неустойчива, особенно на левой двуглавой мышце, где колеблется от 0,28 до 6 сигм; г) коэффициент Бур-гиньона нарушен; колеблется справа от 0,28 до 1, а слева от 5 до 13,3.

ЭЭГ позволяет установить: а) подавление альфа-ритма при усилении бета-ритма; б) устойчивый дельта-ритм с частотой 2—4 гц\ в) асимметрию в частоте, напряжении и характере волн; г) эпилептиформные выбросы, единичные в различных участках коры головного мозга; д) большую интенсивность и ча­стоту выбросов при отведении с основания мозга.

Все эти данные, находясь в соответствии с клиническими дан­ными, в частности с особенностями характера (педантичность, аккуратность, вязкость, настойчивость, налет ипохондричности), позволяют за кажущимся соматическим увидеть церебральное заболевание и рассматривать больного, как страдающего так называемой подкорковой эпилепсией с преимущественно висце-

.336

рально-вегетативными нарушениями. Вместе, с тем, это исследо­вание позволяет установить болезненные изменения вне присту­пов, установить их объем и многообразие и понять значение и\ местной и системной выраженности для индивидуального харак­тера проявлений болезни. Больной типичен для опыта военного времени. Хотя заболевание в основе непосредственно не опреде­лено условиями войны, однако эти условия сыграли роль в его возникновении и оформлении; сюда относятся недостаточность питания и длительное перенапряжение.

Приведенные многообразные более элементарные нарушения представляют подпочву более сложных и более выраженных расстройств.

Наряду с вопросами общей характеристики последних возни­кает вопрос о различной степени нарушения отдельных систем, которые лежат в основе различных болезненных форм. Задачей, таким образом, становится уяснение психофизиологической ха­рактеристики синдромов.

О природе предрасположения

Как мы уже указывали, в нервно-психических заболеваниях, а особенно в пограничных формах, выступает ярко роль пред­расположения, главным образом приобретенного. Степень пси­хических сдвигов при алиментарном истощении, авитаминозах, при психогениях военного времени, при психореактивных обра­зованиях и при травматических энцефалопатиях в значительной степени обусловлена предрасположением.

В свете указанных психофизиологических исследований пред расположение характеризуется, как вскрываемая и объектируе-мая тонкими методами патологическая функциональная харак­теристика мозга с динамическими подпороговыми и недоступ­ными для наблюдения невооруженным глазом нарушениями.

Перенесенные авитаминозы и травмы лежат в основе этой патологической готовности и связанной с ней недостаточной вы­носливостью и стойкостью. Убедительнее всего это демонстри­руется электроэнцефалографическими данными, говорящими о большой частоте на ЭЭГ аномалий у предрасположенных. В этом же смысле особенный интерес приобретают данные, ха­рактеризующие психоцеребральную неустойчивость или невынос­ливость, проявляющуюся в том, что незначительные изменения в содержании сахара в крови вызывают проявление патологи­ческих энцефалограмм.

У психопатов снижение сахара в крови на 10%(вызывает па­тологическую картину, тогда как у здоровых для этого необхо­димо снижение сахара на 50% (Хил, Сержент, Хепенстилл. Джибс). То же относится к другим моторным, тономоторным. психосенсорным и психовегетативным показателям. Эти пробы должны быть положены в основу установления психофизиологи-

22 В. Н. Мясищев 337

ческих стигм, как симптомов церебральной недостаточности. Диагностика такого рода важна также в продромальной стадии болезненного процесса, когда он находится в еще скрытой форме. Аналогичные психофизиологические данные обнаруживаются и тогда, когда больной выписывается с картиной полного клини­ческого восстановления.

Заключение

Опыт военного времени не только углубил наши довоенные сведения, но и обогатил их рядом новых данных.

Своеобразные и распространенные черты пограничных со* стояний военного времени, по-видимому, тесно связаны с харак­терной множественной этиологией.

Ярче выступила в военное время психосоматическая группа заболеваний и отчетливее выступило соматическое звено нервно-психических нарушений; не менее ярко сказалась роль психи* ческого фактора соматических нарушений.

Наряду с новым опытом, приобретенным в отношении комби­нированных сомато-церебральных форм (истощение и травма, травма и гипертония), значительно расширились наши знания в отношении так называемых функциональных заболеваний, свя­занных с условиями военного времени.

Подверглось более глубокой расшифровке понятие после-травматических функциональных нервных поражений. Они но только были поняты как энцефалопатия, не только был сужен круг представления о травматической истерии, но создана основа для понимания психогении при церебральной послетрав-матической недостаточности.

На основе более высокой современной техники в систему диагностики внедрены новые вспомогательные приемы. Полу­чаемые с их помощью данные экспериментально-клинической психофизиологии имеют значение не только тонких и точных средств объективного определения состояний, но важны еще как соединительное звено между более сложными клиническими картинами и более простыми физиологическими данными.

Прогресс в знании и понимании болезненных картин явился не только условием прогресса диагностики и экспертизы. Значи­тельные выводы из опыта военного времени может делать и те­рапия, особенно, как нам кажется, в трех направлениях:

1. Роль психики в самом возникновении ряда болезненных состояний и при последствиях различных непсихических форм заболеваний заставляет особенно учитывать значение психоте­рапии. Необходимы более экстенсивное ее применение и более высокая культура ее методов.

2. Множественная этиология заставляет сложной патогенной структуре противопоставлять структурно сложную систему тера* певтических мероприятий, одновременно влияющих ча разные

звенья болезненных состояний. Сюда относятся различные соче­тания тонизирующей и седативной терапии, психотерапии и фар­макотерапии, витаминной и трудовой терапии.

3. Правило индивидуализации терапии в свете лабильности болезненных форм и различных степеней церебральных измене­ний в свете нового понимания измененной реактивности нервной системы требует не только интериндивидуальных вариаций дози­ровки, но и интраиндивидуальных, учитывающих колеблющееся состояние больного.

Новый клинический опыт, повышая уровень нашей лечебно-диагностической практики, углубляет теоретические основы ме­дицины, отчасти освещаясь современной теорией, отчасти ставя перед ней новые проблемы.

22*

О ПСИХОГЕННЫХ ВИСЦЕРАЛЬНЫХ НАРУШЕНИЯХ1

Изучение большого числа заболеваний внутренних органов обнаруживает в значительной части огромную патогенную роль психики.

Бедингфильд описал 152 случая хронической гастро-интести-нальной недостаточности, в патогенезе которых играли роль пси­хические конфликты. Сарплюс и Савиньяк описали 132 случая колита с особыми чертами психического склада в 50% случаев. 80 %i эмоциональной психогении, по Дежерину, лежат в основе гастритов. Ругглье дал статистику 9000 случаев желудочно-ки­шечных нарушений, в основе которых лежало «эмоциональное напряжение». Получившая достаточное признание со стороны ряда выдающихся клиницистов (М. Я. Мудров, С. П. Боткин, Р. А. Лурия, Штрюмпель, Боас и др.) роль психики в патогенезе внутренних заболеваний приобретает особое значение при так называемых психогенных висцеральных нарушениях, так как позволяет осветить ряд проблем большой теоретической и прак­тической значимости.

Экспериментальные факты показывают, как изменение хи­мизма организма через посредство вегетативной нервной си­стемы влияет на деятельность органов; например, Ла-Барр и его сотрудники показали, что экспериментальная гиперхлоргид-рия или гипергликемия изменяла через блуждающий нерв дви­гательную и секреторную способность желудка. С другой сто­роны, непосредственная роль возбуждения тех или иных уча­стков мозга также доказана экспериментально. Так, если даже не говорить о центрах внутренних органов в коре, то во всяком случае опыты Бехтерева и его учеников не оставляют сомнения в отношении влияния коры на деятельность внутренних органов.

1 Выполнено совместно с Е. К. Яковлевой. См. «Советская психоневро­логия», 1937, № 3.

Особенно близко к вопросам влияния коры на деятельность внутренних органов подходил К. М. Быков с сотрудниками, рас­ширяя экспериментальный материал, добытый школой Павлова в отношении желудка и слюнной железы, данными об условно-рефлекторной деятельности других органов (ср. также Цени, Фултон, Кеннард, Уаттс, Гринштейн и др.).

Эксперимент коснулся и ди- и мезенцефалической частей го­ловного мозга, причем также установлена роль этих отделов. Так, Оверлинг раздражением этих частей вызывал образование язв желудка. Казуистический и экспериментальный клинический материал освещает этот вопрос в отношении людей. Так, с одной стороны, давно уже источником изучения являются «фистуль­ные» люди (см. Бомон, Коломби и Камило). С другой стороны, опыты с гипнозом позволили демонстративно показать влияние психики на внутренние органы (Форель, Платонов, Бенне и Венабль, Хейлиг и Хофф).

Эта же зависимость деятельности внутренних органов от бо­лезненного состояния мозга явственно демонстрируется измене­нием деятельности желудка при опухоли мозга, рассеянном склерозе, постэнцефалитическом состоянии (Хесс и Фалтишек и др.), так же как и изменения внутренних органов при пораже­ниях спинного мозга.

Таким образом, многообразные пути нервных влияний имею? разные точки приложения в сложной физиологической струк­туре организма, и пути патологической психогении могут быть разнообразны не только по их психологическим источникам, но и по тем уязвимым пунктам системы организма, через кото­рые их патогенный эффект легче всего и прежде всего сказы­вается.

Обычно это проявляется в случаях так называемых «неврозов органов». Однако это понятие очень расплывчато. Если, с одной стороны, оно включает в себя достаточно случаев инициальных заболеваний органа (см. Бергман, Освальд, Плетнев), то в ряде случаев, которые нас интересуют, центральным является психо­генный механизм.

Естественно, что при ее сложности проблема «неврозов орга­нов» разрешается различным образом разными авторами. Упо­мянем о конституциональном направлении (Бауер), психоанали­тическом (Фрейд и его школа), о понимании с точки зрения теории условных рефлексов (Павлов него школа); индивидуаль­но-психологическом понимании (Адлер). Независимо от этого много работ клинико-эмпирического характера посвящено вопро­сам психогенеза телесных расстройств (см. Шультц). В нашей литературе этой группе заболеваний уделяется еще очень недо­статочное внимание (Плетнев).

Одну из интересных попыток классификации «неврозов орга­нов» представляет опубликованная в 1931 г. работа Шультца. Он подразделяет их в зависимости от отношения между лич-

ностью невротика и источником заболевания: чуждые, краевые, внутрислоевые, центральные (или ядерные) неврозы.

В первой категории мы встречаемся с врожденным или при­обретенным дефектным органом или системой; во второй — с привыканием, ведущим к нарушению функции органа, повре­ждением, связанным с неправильным режимом, с пренебреже­нием или изнеживанием; в третьей категории случаев работа органов дезорганизуется аффектом, например страхом или ипо­хондрическими опасениями; наконец, в четвертой категории слу­чаев органы являются средством символического выражения.

Не отвергая значения патогенетических групп Шультца, необ­ходимо подчеркнуть, что он описывает скорее лишь патогенные моменты, тогда как центр тяжести задачи лежит в выяснении того, как именно в патогенной структуре конкретного случая взаимодействуют эти моменты. С этой целью мы приведем здесь ряд прошедших через наше отделение психогенных случаев раз­личной структуры.

У больного Ц. мы наблюдали простой случай психогении, в котором отрицательная эмоция (отвращение) вызывала дли­тельное торможение функций дигестивного аппарата.

1. Больной Ц. поступил с жалобами на сильную голов­ную боль, слабость и ломоту в руках и ногах, рвоты до и после еды, боли в животе. Аппетит хороший, но больной много не ест, так как «все равно вырвет». Стул ненормальный: то запоры, то поносы. Угнетенное состояние, связанное с представлением о тяжелой болезни. Болезненные явления возникли после того, как стал работать в прозекторской. Больного травматизирует не только отвращение, вызываемое трупами, но особенно то, что окружающие обнаруживают брезгливость в отношении к нему и запрещают своим детям играть с его детьми, так как послед­ние «заразны».

Болезнь развивалась постепенно; до того был вполне здоров. Больной пытался лечиться «по внутренним болезням», но без­результатно. Основная профессия — плотник. Курит, но не пьет. В характере отмечает только обидчивость.

Данные обследования: средний рост, анемичен, истощен. Симптомов органического поражения нервной системы нет. Тре­мор век и пальцев. Равномерное повышение сухожильных рефле­ксов. Разлитой стойкий красный дермографизм, в остальном — норма.

Терапевтом при исследовании отмечено: некоторое напряже­ние в подложечной области и в правом подреберье.

Исследование желудочного сока: общая кислотность 10, свободная соляная кислота 0; молочного сахара, желчи, крови, слизи нет; лейкоцитов 3—10; эпителия 4—5 клеток; натощак — слизь и желчь.

Заключение рентгеновского исследования: органических из­менений стенки желудка и двенадцатиперстной кишки нет.

За время полуторамесячного пребывания в институте болез­ненные явления исчезли: рвоты прекратились, боли и слабость прошли. Больной прибавил в весе 3 кг. Терапия, примененная к больному, заключалась в гидротерапии, фармакотерапии. Психотерапия заключалась в объяснении больному психогенеза его заболевания; кроме того, больному оказано содействие в пе­реходе на другую работу. Работает после выписки уже 5 лет, здоров.

Для данного больного характерна тесная связь его эмоцио­нального состояния с деятельностью органа. Отвращение к тру­пам, усиленное отрицательным отношением окружающих, дало резкое торможение желудочно-кишечной деятельности. С впе­чатлительностью субъекта, по-видимому, связана длительность торможения. Невысокий уровень развития и недостаточная активность помешали ему переменить производственную ситуа­цию. Головные боли и слабость явились вторичной реакцией ча истощение. Боли и слабость, а возможно и нарушение желудочно-кишечной деятельности фиксировались и усиливались опасе­ниями больного. Выключение больного из неблагоприятной об­становки восстановило нормальные функции.

Дата добавления: 2015-08-29