Государственный научно-исследовательский психоневрологический институт имени В. М. Бехтерева 22 страница

Учитывая все только что сказанное и избегая абстрактных обобщений вроде теории нервного характера вообще, рассмот­рим вопрос о патогенетической роли основных психических ком­понентов личности и их взаимоотношений лишь в связи с особен­ностями синдрома. Вопрос о компонентах представляет сам по себе теоретическую сложность; мы коснемся лишь его со сто­роны некоторых особенностей:

1. Прежде всего широко признанной чертой невротического характера является гипертрофия личных тенденций, индивидуа­лизма, субъективизма н т. п. «Эго-комплекс» — индивидуализм в многообразных проявлениях самолюбия, тщеславия, обидчиво­сти, претенциозности выступает действительно ярко у многих невротиков и особенно в чертах истерического характера.

Конечно, эгоизм и эгоцентризм создают благоприятную почву для ранимости, конфликтов, изоляции, предрасполагающих к неврозу. Но не только обыденная жизнь учит нас тому, что есть достаточно здоровые эгоцентрики и эгоисты без всякого невроза. Вместе с тем клинический опыт показывает нам доста­точно случаев неврозов и даже случаев, которые были призна­ваемы за истерии, где, по-видимому, нельзя было установить чрезмерных личных тенденций, например, в случаях некоторых истерических состояний (реактивных), при тяжелых личных трав­мах— потере любимого лица, при поражении в конфликтах про­изводственного или общественного значения.

Однако можно наметить в области личных тенденций некото­рые характерные для отдельных типов невротических характе-

ров особенности. Для истерии выступает в качестве характерного несоответствие между требованиями, потребностями личности и ее реальными внутренними ресурсами, со склонностью недооце­нивать или игнорировать объективные реальные условия и выте­кающим отсюда перевесом требовательности к окружающему над требованиями к себе и критическим отношением к себе, ха­рактеризующим истерическую претенциозность. Для невроза навязчивости обостренные личные тенденции выступают в ином плане — в форме неслаженности их с этическими требованиями, создающей неуверенность, нерешительность, сенситивность.

При неврастении в личных тенденциях ничего патологиче­ского не отмечается. Для данной формы патогенные источники обнаруживаются не в тенденциях и их направленности, а в не­умении правильно сообразовать свою активность с внутренними и внешними средствами выполнения задачи и достижения по­ставленной цели. Центр тяжести для неврастении перемещается в сторону функционально-психологической характеристики.

Органически связанными с индивидуализмом (и как условие и как следствие) являются недостаточная общественно-произ­водственная целеустремленность, недостаток общественных свя­зей, одиночество, подчас изоляция.

Примитивную форму стремлений и потребностей, кореня­щихся в органической природе человека, представляют так на­зываемые влечения, роль которых, однако, переоценена в ряде концепций, особенно в психоанализе.

Выдвигая эту сторону и ее роль в генезе психоневроза, все биологизаторские направления грешили обычно большой одно­сторонностью анализа. Если в отдельных случаях преимуще­ственно конституциональной психопатии зафиксированные и изо­лированные примитивные влечения выступают достаточно ярко, то для большинства остальных больных надо говорить об их стремлениях и потребностях, которые выступают как сложный, многообразный продукт развития, причем выраженность первич­ных и примитивных влечений является в такой же мере след­ствием первичного их обострения, как и результатом недоразви­тия, ослабления или регресса высших, более сложных идейных регуляторов поведения.

Таким образом, содержание движущих сил развития невроза освещается психоанализом неверно. То, что вызывает невроз, различно в зависимости от того, что движет поведением чело­века, что является главным мотивом его действий, субъективно существенной потребностью человека, которую он стремится удовлетворить. Этой основной движущей силой, конечно, может быть не какая-нибудь одна, но каждая из многочисленных по­требностей человека, поскольку она для него оказывается зна­чимой и поскольку он не находит путей для ее удовлетворения.

2. Вопрос о "функционально-психологических особенностях невротика важен не только с точки зрения возникновения забо-

левания, но и с точки зрения терапии его. Однако функциональ­но-психологическим дефектам в возникновении психоневроза приходится приписать лишь относительную роль одного из усло­вий, хотя и существенных, и совершенно отказаться от утриро­ванных обобщений, которые лежат в основе некоторых психо­терапевтических систем, например Дюбуа.

Это же относится в первую очередь к глубоко страдающей при психоневрозе воле. Как известно, аффсктивно-гипобуличе-ский тип, характеризуемый резким подчинением воли аффекту, представляется часто среди группы экспансивных истеричек.

Однако при истерии более выступает характерная подчинен­ность воли аффекту — относительная слабость ее при отсутствии активной заинтересованности, мотива, конкретных эмоциональ­ных отношений и значительное упорство и настойчивость в пре­делах положительной эмоциональной устремленности. Бросается в глаза также слабая руководящая роль рациональных моти­вов волевого действия. Снижение волевых качеств неврастеника обычно представляется непосредственным выражением и след­ствием общей астенизации в результате болезненного процесса.

Качественного своеобразия в этом отношении при неврасте­нии не отмечается.

При психастении ярко выступает соответствие «раздвоения воли» и нерешительности внутреннему конфликту противоречи­вых тенденций. Нельзя не отметить, однако, что характерная эмансипация и перевес инертных зафиксированных механизмов над гибкой пластичностью являются не непосредственным первич­ным нарушением нервных механизмов, а выражением сложного процесса переработки, при которой застревание и фиксация про­являются лишь в области неразрешенных, непереработанных болезненных отношений или их символических заместителей.

В функционально-психологической характеристике невротика нельзя не упомянуть о его мышлении. Субъективным условием патогенеза неврастении являются относительно недостаточное уменье рационально организовать свои физические и психиче­ские средства, неуменье обеспечить соответствие между приня­тыми и поставленными задачами и своими функциональными ресурсами.

Из нерациональной затраты сил вытекает неуспех, на кото­рый субъект реагирует возбуждением, беспокойством, пытается компенсировать недочет перенапряжением. Обостренная озабо­ченность, лихорадочное усилие влекут за собой функциональную дезорганизацию и истощение. Можно ли говорить о первичной функциональной неполноценности этого неврастеника? Нет. Но нервное, сочетающее аффективное напряжение с аффективной неуверенностью состояние, тревожное отношение к задаче лишают его способности самообладания, т. е. рационального использования внешних и внутренних условий решения задачи.

Абстрактное представление о переутомлении и перенапряже-

нии должно быть пересмотрено, так как 1) снижение продуктив­ности и трудности в решении задачи не могут не создавать реак­тивно-эмоциональных состояний и перенапряжений, 2) сама усталость может вытекать из перенапряжения, вызванного тя­желыми переживаниями, и 3) наоборот, мы знаем достаточно примеров, когда творческая целеустремленность, черпающая в сознании общественной значимости работы огромные запасы нервной энергии, даже при чрезмерном напряжении и неустанной тревоге не дезорганизует и не приводит к неврозу. Этим не отри­цается полностью значение трудных условий, напряжения и сте­пени выносливости нервной системы, но подчеркивается значи­мость рационального подхода в разрешении жизненных задач и переработки трудностей.

Если подходить с точки зрения интеллектуальной характери­стики к истерику, то и здесь оказывается, что сам интеллект па­тогенной роли не играет, и все утверждения как теоретические, так и экспериментальные (Дюбуа, Вудворс) об умственной не­достаточности истериков и вообще невротиков должны быть подвергнуты серьезному пересмотру. Конечно, при прочих рав­ных условиях труднее справиться с жизненными задачами менее способному, конечно, аффективная переработка тем легче и ярче выявляется, чем слабее логика и мышление; поэтому среди страдающих истерией, особенно тяжелой, затяжной, с плохим прогнозом, естественно, встречаются лица с низким интеллекту­альным и культурным уровнем; но это не объясняет нам сущ­ности истерии, и природа ее может быть правильнее понята как раз при изучении ее на случаях с достаточно высоким уровнем. Что же касается всех психоневрозов, то наличность среди этой группы лиц с высоким интеллектом и общим развитием является общеизвестным фактом. Поэтому нужно говорить не столько об интеллектуальном уровне, сколько о типе мышления.

Кроме того, если даже говорить об интеллектуальной недо­статочности как об одном из условий патологической примитив­ной переработки, то вместе с тем о ней можно говорить как о следствии неправильной, привычной, импульсивно-аффектив­ной переработки.

Далее, для большинства психоневротиков, особенно истери­ков, оказываются характерными не слабость, но аффективно-во­левая подчиненность интеллекта и хрупкость интеллекта в отно­шении к аффекту, сужение интеллектуальных возможностей в аффективных состояниях и при аффективно-тенденциозных отношениях.

В связи с предыдущим проблему невротического интеллекта нужно рассматривать не формально, абстрактно, а с ситуативной и содержательной стороны, учитывая, что при реактивной лабильности и субъективной и аффективной избирательности от­ношений психоневротик обнаруживает различные интеллекту­альные возможности в разных условиях; в связи с этим осо-

бенно важно учесть обнаруживающиеся при благоприятном сочетании аффективно-волевых условий такие положительные качества невротического интеллекта, как острота, подвижность, меткость. Наконец, не следует упускать из виду и того, что интеллектуальная продуктивность является результатом слож­ного соотношения психических качеств, что психоневротик ока­зывается неспособным к разрешению интеллектуальных задач вследствие волевой недостаточности, отсутствия сильного и устойчивого желания, недостатка уверенности в себе и.т. д.

3. Наконец, существенная патогенетическая роль нередко приписывается особенностям темперамента.

Если единогласно указывается на изменения темперамента и эффективности при психоневрозах, то более чем где-либо высту­пают в этом вопросе дефекты формализма и абстракции. Аффек-тивность и возбудимость не могут быть правильно поняты без учета содержания интересов, взглядов больного и т. П. Общеиз­вестная эффективность, возбудимость и экспансивность ц одном отношении могут сочетаться с холодностью и безразличием в другом отношении. Это сочетание непонятно с точки зрения формально-обобщенного понимания возбудимости, но совер­шенно ясно при учете содержания человеческих отношений.

Неврастеническая раздражительность и несдержанность про­являются у одного и того же лица неодинаково в отношении разных лиц и обстоятельств.

Нельзя также оторвать понятия темперамента и эффективно­сти от функционально-психологической характеристики чело­века; так, импульсивная эффективность является не только при­чиной снижения критически-логического мышления, но вместе с тем и выражением недостаточной критики. Сама неустойчи­вость истерика — неровность, аффективная лабильность — не мо­жет быть понята без учета отсутствия целенаправленности и ее взаимоотношений с различными условиями его жизни. Основ­ные признаки так называемого темперамента — возбудимость, стеничность (сила) и аффективный тон (отрицательный или положительный), инертность или подвижность — выступают в различной комбинации, из которых одни могут быть благо­приятны, другие неблагоприятны для образования невроза. Так, комбинация стеничности с возбудимостью дает картину экспансивного типа, свойственного многим истерикам и невроти­кам вообще. Комбинация астеничности и заторможенной ре­активности особенно свойственна обсессивным невротикам. Указанные типы, однако, ярче выступают и становятся особо ранимы при обострении личных тенденций. Экспансивный в своей эффективности, стремительности, горячности и раздражитель­ности создает себе тысячу конфликтов; сенситивный, переживая остро и болезненно, не может ни отреагировать своих пережива­ний, ни преодолеть возникших трудностей и выйти из ситуации болезненных переживаний.

Особым пунктом структурного анализа невроза является организм. В этой проблеме, как известно, различают роль мозга, общей конституции, эндокринной системы и внутренних орга­нов. Не касаясь всего большого круга поставленных, возникаю­щих и еще не затронутых здесь проблем, остановимся лишь на некоторых. Прежде всего сюда относится проблема «патологи­ческого круга». Конституция и деятельность внутренних, в част­ности эндокринных желез, являются следствием регуляторно-трофических влияний нервной системы, которые нераздельно связаны с психикой, т. е. с взаимоотношениями личности и ее переживаниями. В свою очередь состояние внутренних органов отражается на динамике нервно-психической деятельности (в первую очередь на темпераменте и эффективности) и, следо­вательно, на взаимоотношениях с окружающим.

Далее, возникает вопрос о многообразии симптомов, как бо­лезненном (психогенном) психоневротическом выражении в со-матике; так, истерия может выступить в виде нарушений диге-стивной, сердечно-сосудистой, урогенитальной, дыхательной и т. п. систем.

Возникает вопрос о патогенезе этих расстройств, о меха­низме возникновения психогенно обусловленных нарушений органа. Здесь, наряду с отмеченной рядом авторов ролью пред­расположения — «соматической встречности» и «неполноцен­ности органов», которые следует понимать ограничительно и точно, а не расширительно и расплывчато, выступает роль всей истории личности, роль содержания и характера патогенного переживания и в связи с этим роль случая. Наоборот, как спра­ведливо отмечает ряд авторов, состояние отдельных внутрен­них органов связано с рядом эмоциональных состояний (М. И. Аствацатуров), могущих играть существенную роль в ди­намике невроза.

Наконец, центральной проблемой психо-физиологического анализа психоневроза является вопрос о мозговом механизме, лежащем в основе психоневротических расстройств.

Учитывая, что психоневрозы в разные эпохи, а в одной эпохе — у представителей разных классов, дают разные кар­тины, нельзя при этом различии отвергнуть и сходства их, т. е. того, что и в том и в другом случае мы имеем дело с одним и тем же заболеванием, представляющим при разности поводов, ситуации, конкретных проявлений болезни общие черты, и сде­лать вывод, что психоневротическая декомпенсация свя­зана с нарушением каких-то общих механизмов нервной дея­тельности.

В свою очередь сходство болезненной картины в начальных стадиях психоза (например, шизофрения) или органического за­болевания нервной системы с картиной психоневроза (органи­ческий истероид, «навязчивость» при постенцефалическом со­стоянии, «неврастеническая стадия» прогрессивного паралича

и т. п.) заставляет также думать об общем механизме нервной деятельности, который нарушается в одном случае органически деструктивным процессом, в другом — функциональными — фи­зиологическими, биохимическими и другими токсическими влия­ниями, в третьем — психическими моментами.

Пытаясь в самой картине болезненного состояния открыть дифференциальные признаки, позволяющие установить его истинную природу, мы не можем пройти мимо этого сходства, причину которого естественно усматривать в общности мозго­вых механизмов этих нарушений и их локализации. Современ­ное понимание физиологической'основы неврозов дано учением И. П. Павлова об экспериментальных неврозах животных и неврозах людей.

Рост наших знаний о работе головного мозга и нервной си­стемы дает ряд ценных материалов для понимания роли корко­вых и подкорковых систем в генезе невротических состояний, но прямой перенос этих данных в область клиники неврозов, без до­статочно глубокого клинико-психопатологического анализа, нас не столько обогащает, сколько усыпляет в нашем еще недостаточ­ном знании. Возникает вопрос не только об общей характери­стике нарушения нервной системы в целом, но и о функциональ­ном соотношении отдельных систем: корковой и подкорковой, вегетативной и цереброспинальной и о еще более детальных си­стемных соотношениях. Примером наиболее общего нарушения может быть явление развитой раздражительности под влиянием истощения, утомления, интоксикации. Примером частного, но непосредственно биофизиологически обусловленного, является известный globus hysthericus, обусловленный недостаточностью окислительных процессов в головном мозгу (Вассерманн, Дат-нер и др.). или типичная гемигип- или гипералгезия, как прямое выражение вегетативно-реперкуссивного феномена.

Вместе с тем та же раздражительность может быть выраже­нием тревожного ожидания, неотреагированного или неразре­шенного конфликта, globus — выражением эмоционального спазма, а гемипшалгезия — продуктом самовнушения. Очевидно, что эти группы психофизиологически и неврофизиологически при частичном сходстве все же различны, и задачи структурного психофизиологического и неврофизиологического анализа за­ключаются в том, чтобы дать различное объяснение невроцере-бральной динамике этих генетически и клинически различных болезненных проявлений.

Здесь мы стоим только еще в начале пути.

Генетическое понимание невроза

Основной задачей объяснения картины болезненного состоя­ния является установление связи между болезненным проявле­нием, процессом его возникновения и между причиной, его вызы-

вающей. Если ближайшие причины заболевания заключаются в личности, в ее взаимоотношениях с условиями, в неправильной переработке ею последних, в ее, наконец, соматических каче­ствах, то отдаленной причиной невроза являются условия истории развития личности. Эта общая канва объясняет не только возникновение психоневроза и его синдром, но и всю его симпто­матологию. Поэтому структура индивидуального симптомоком-плекса может быть правильно понята и объяснена лишь на основе изучения истории развития личности и болезни больного. Структурный анализ болезни, таким образом, есть анализ пато­генетический.

История жизни формирует личность с определенными пси­хическими качествами и качествами организма, определяющими как взаимоотношение человека с окружающим, так и его воз­можности, его стойкость и выносливость. Новые условия и об­стоятельства жизни встречаются«со сформированной личностью, перерабатываются на этой почве, причем могут изменить сло­жившиеся отношения — привязанности, взгляды, интересы и т. д. Вместе с тем они испытывают функциональные возможности личности-организма от высших психических, интеллектуальнс-волевых качеств до элементарных физиологических качеств — кишечника, сосудов, терморегуляции и т. п.

Патогенетическое понимание должно осветить нам несколько сторон в развитии психоневроза. Во-первых, самая болезнь воз­никает, развивается, проходя через ряд этапов; во-вторых, пси­хоневроз является болезнью личности, а сама личность в каж­дый момент представляет результат ее индивидуальной истории развития; в-третьих, и болезнь и личность возникают и проте­кают в известных опять-таки развивающихся обшественно-исто-рических, т. е. культурных, экономических, политических усло­виях, определяющих и характер личности и причины возникно­вения психоневроза. И психоневроз и личность обусловлены конкретными историческими условиями того периода, к кото­рому относится заболевание и его носитель.

Особенности личности, ее стремления, ее конфликты и пере­живаемые ею травмы становятся понятными лишь при учете особенностей общественного строя и исторического момента, в условиях которого заболевает личность, при учете места лично­сти в системе общественных отношений, ее классового положе­ния и обусловленного им ее экономического, культурного и идео­логического лица.

Точно так же вся картина болезненного состояния, причины, поводы болезни могут быть правильно поняты лишь из соотно­шения с действительностью, которая сама общественно-истори­чески обусловлена. Основанное на этом синтезе понимание невроза можно назвать генетическим.

Иначе говоря, генетическое понимание невроза представляет собой конкретно-историческое понимание его, включающее

в себя единство истории невроза, истории заболевшей личности в определенных исторических условиях развития этой личности и ее заболевания.

Основные формы психоневроза, как мы указывали, опреде­ляются соотношением истории личности и истории психоневроза. В конституциональной невропатии личность имеет болезненные зачатки, коренящиеся во врожденных условиях и дающие тип конституционально обусловленного психоневропатического раз­вития, при котором первичное врожденное нарушение механиз­мов нервно-психической деятельности затрудняет процесс обще­ственно-трудового включения человека и легче влечет за собой болезненное нарушение. Однако в связи со сказанным выше нужно отметить возможность психоневротического развития без врожденного предрасположения на основе неблагоприятной при­жизненной обстановки ее развития, так же как и необязатель­ность превращения предрасположения в явный невроз.

Тяжелые условия детства, острые повторные потрясения, длительные безвыходные ситуации, неразрешенные внешние и внутренние конфликты, неудовлетворенные потребности, неспра­ведливые обиды, раздражающие и угнетающие неудачи — все это, накопляясь, создает болезненные изменения характера — «не­вротическую личность», болезненные черты которой в дальней­шем сами становятся источником конфликтов и патогенных переживаний.

Здесь, во-первых, история личности тесно сливается с исто­рией болезни; во-вторых, патогенные условия, формируя отно­шения личности, формируют и такие качества характера, кото­рые делают ее более уязвимой и менее выносливой; в-третьих, болезнь является крайним выражением и следствием нарушен­ных взаимоотношений личности с окружающим — чрезмерных неадекватных требований, претензий, притязаний личности; в-четвертых, болезненные тенденции личности, ее патологиче­ский характер сами создают в дальнейшем патогенную си­туацию.

Другую картину мы имеем в реактивном психоневрозе, ко­торый остро возникает у личности, до того здоровой, под влия­нием тяжелого, острого переживания или трудно разрешимой противоречивой и напряженной ситуации. Здесь между историей личности и историей болезни не существует соответствия, харак­тер личности до заболевания не отличается болезненными чер­тами психоневроза. Источники болезненного состояния лежат по преимуществу в трудной ситуации, но не во внутренней струк­туре личности.

Сравнивая эту реактивную истерию и истерию развития, мл видим, что первая, вытекая из тяжелых переживаний, представ­ляет болезненную переработку трудных условий до того здоро­вой личностью, вторая представляет уродливый продукт дли­тельного развития личности в неблагоприятных условиях.

17 В. Н Мясищев 257

В первой форме отмечаются тяжелые условия при нормаль­ных тенденциях личности, а нарушение нервной динамики может быть объяснено тяжестью ситуации; у второй — личность и ее тенденции имеют болезненный характер и создают конфликтные ситуации, а патологические переработки представляют привыч­ный и характерный для нее способ реагирования.

Наиболее резкое отграничение истории болезни от истории личности отмечается при психогенных реакциях или реактивных состояниях.

Одно время за границей (Бумке) и отчасти у нас были склонны проблему невроза «растворять» в реакциях и психопа­тиях. Не касаясь терминологического вопроса, мы думаем, что в «ревизии» Бумке и др. есть и положительная сторона, застав­ляющая ограничивать понятие невроза и исключать из этой группы то, что отнесено сюда незаконно, на основе негатив­ных критериев. Вместе с тем в ней заключаются и определенна отрицательные, реакционные тенденции отказа от дифференциа­ции от разграничения там, где они необходимы. Поучительные аналогии мы видим на примере шизофрении. То же относится и к проблеме невроза. Отнесение неврозов к психопатиям и реак­циям представляет чисто вербальное, пустое, мнимое решение, сводящее одно неизвестное к двум другим, возвращающее нас к грубо схематическому делению на врожденное и приобретен­ное, вместо конкретного анализа условий, хода и форм развития болезни, вместо установления тех признаков, которые характери­зует мнимоневротические — органические от истинно невротиче­ских, психогенно-функциональных, каким бы термином их ни называли.

В связи с этим, сохраняя понятие психогенной реакции, мы считаем необходимым отграничивать ее от понятия психоневроза (см. цит. выше работу).

При психоневротическом развитии истории болезни и истории личности близко совпадают, при реактивном психоневрозе этого совпадения нет. Но уже внутри реактивной формы намечается различие по различному отношению к истории личности в про­шлом: при ситуативном психоневрозе нет связи с прошлым и травма заключена в ситуации настоящего; наоборот, при реак­тивном, в нашем понимании, психоневрозе психическая травма распространяет свое влияние из прошлого в настоящее.

Реактивный невроз представляет зафиксированную реакцию на прошлое. Важно еще и другое: реактивный психоневроз, раз­виваясь, проходит ряд стадий.5 Если в первой стадии компенси­рованного напряжения и во второй стадии явной декомпенсации можно провести различные между преморбидной здоровой и морбидной личностью, то в третьей и четвертой стадиях проис-

5 См. В. Н. Мясищев. О патогенезе и структуре невроза. Труды Все-украинского съезда психоневрологов, 1934.

ходит тесное слияние симптомов болезни и характера личности подобно тому, как мы имеем это при психоневротическом разви­тии. Существует далее ряд сложных сочетаний и переходных форм, которые осложняют то основное и схематическое деление, которое было указано. Само собой разумеется, что всякие чистые резко отграниченные формы являются схематическим отраже­нием жизни. Реактивный психоневроз может переходить в хро­ническую форму развития невротической личности, а редакция может переходить в невроз; возможны острые декомпенсации и реакции у невротической личности. Однако там, где мы имеем выраженную невротическую личность, эти реакции возникают уже по малейшему поводу, проявляются на каждом шагу, и по­тому нет смысла говорить об отдельной реакции или реактивном состоянии.

Нередко вся жизнь болезненной личности при психоневроти­ческом развитии заключается в том, что она то декомпенсируется, давая ясный психоневроз, то компенсируется, условно выздорав­ливает.

При реактивном неврозе также возможно неполное выздоров­ление, остаточные явления, изменяющие личность и характер по сравнению с доболезненным состоянием. Таким образом, реак­тивные психоневрозы смыкаются с психоневротическим разви­тием и его ситуативным обострением.

Отсутствие генетического подхода очень ярко выступает в освещении механизма невротических симптомов и невротиче­ского характера, особенно в характеристике черт истерической личности, у которой отмечается неуверенность в себе, неустойчи­вость, эгоизм, лживость, симуляция.и т. д. Между тем генетиче­ски эти черты неодинаковы, а представляют частью первичные, а частью вторичные и третичные образования. В этом плане первичными чертами, особенностями истерического характера можно считать эгоцентризм и эффективность; вторичным резуль­татом переживаний и неудач, связанных с первичными чертами, являются, с одной стороны, претенциозность, с другой — неуве­ренность в себе; третичным образованием, на основе второго и первого, является склонность к ухищрениям, уловкам и т. д. для достижения цели, лживость, симуляция, поза, обман и т. п. и, наконец, следствием постоянных конфликтов является снижение социально-этического уровня личности.

Точно также при психастеническом характере из первичного неразрешенного конфликта двух противоречивых тенденций вы­растает нерешительность и двойственность, как вторичное — чув­ство вины, неуверенность в себе и заторможенность и, наконец, как третичное — нереальное, фиктивное, символическое удов­летворение.

Патологическое развитие позволяет нам отметить роль урод­ливых еще в раннем детстве взаимоотношений в семье ребенка. Так, у ряда наших взрослых больных ранний анамнез указывает

17* - 259

на конфликты окружающих, противоречивость их отношений к ребенку, чрезмерно нежных, требовательных или чрезмерно жестоких и черствых, или контрастно неустойчивых с вытекаю­щей отсюда болезненной требовательностью, болезненной чув­ствительностью, аффективной лабильностью и неуверенностью в себе.

Формирующийся в этих условиях способ переработки жиз­ненных трудностей, препятствий и неудач, связанный с усло­виями хода развития, дает повод говорить о задержке волевого развития и заключается в аффективно-гипобулическом, субъек­тивно-ирреальном характере этой переработки. При этом харак­терным для условий истерического развития в раннем детстве является неоднократно отмечавшееся баловство, чрезмерное внимание и чрезмерные похвалы, безотказное удовлетворение малейших потребностей, непредъявление требований, формирую­щее изнеженную чувствительность, эгоцентризм, деспотический эгоизм и отсутствие требовательности к себе и самоконтроля. Наоборот, при психастеническом развитии мы отмечаем кон­трастные влияния мягкого и жестокого отношения родителей, любви и подавляющей требовательности, одновременного подав­ления и выставления.

Разумеется, конкретная культурно-экономическая история развития, представляя следствие социальных условий, вместе с тем определяет и генез и пластику болезни, содержание и форму болезненных проявлений.

Социально-исторический анализ психоневроза показывает, что историческая эпоха, с которой связана и определенная со­циальная структура, определенный культурно-экономический и технический уровень общественного развития, имеет свои источ­ники болезненного напряжения и потрясения и налагает свой отпечаток на психоневроз.

Дата добавления: 2015-08-29