Государственный научно-исследовательский психоневрологический институт имени В. М. Бехтерева 20 страница

((27 Г. П. Иванов. О развитии отношения к учению у школьников-подростков. Уч. зап. Благов. Гос. пед. инст., 1957. 15 В. Н. Мясищев)) 225

школы, тренировку в исполнении правил и требований и, наконец, отношение к учащимся и их поведению; в-третьих, что формы развития этих отношений зависят от возникающих с первых классов взаимоотношений между учеником и учителем-вос­питателем, между требованиями учителя-воспитателя и поведе­нием ученика.

Как показал А. С. Макаренко, на разных ступенях формиро­вания школьного коллектива все большее значение в формиро­вании поведения и личности отдельных учащихся приобретает коллектив. Ряд работ, посвященных воспитательной работе мас­совой школы, показывает и здесь высокую продуктивность при­менения воспитательных принципов А. С.Макаренко28 (А. А. Бодилев; В. Н. Федосова; А. Л. Шнирман и др.). Это означает, что в своей педагогике А. С. Макаренко более всего опирался на психологию отношений. Из многочисленных его положений, на которые можно было бы сослаться, приведем лишь одно: «Так как мы имеем дело всегда с отношением, так как именно отно­шение составляет истинный объект нашей педагогической ра­боты, то перед нами всегда стоит двойной объект — личность и общество. Выключить личность, изолировать ее, выделить ее из отношения совершенно невозможно, технически невозможно».

Нельзя в заключение этой части не сказать, что успехи про­изводственной работы и производственной дисциплины с психо­логической стороны опираются также на отношение к производ­ству. Наиболее характерно, что передовики производства, рационализаторы, изобретатели представляют образцы самоот­верженно-преданного отношения к производству, которое опре­деляет мобилизацию их творческих возможностей и их непре­рывное развитие. Если И. П. Павлов называл свои замечатель­ные труды плодом «неустанного думанья», то здесь мы имеем дело с плодом неустанного думания и делания, с творческим трудом, который реорганизует все отношения человека, мотивы его поведения и деятельности. Изучение новаторов и передови­ков производства показывает единство процесса производствен­но-технического совершенствования, самоотверженного увлече­ния трудом, сознательного социалистического отношения к труду (Г. Н. Кованько29). В формировании такого отношения важней­шую роль играет подлинно трудовое воспитание, в котором основное значение имеет производственный коллектив (Е.Д. Вар-накова 30).

28 А. С. Макаренко. Избр. пед. соч., изд. 6-е, кн. 4. М., Изд. АПН РСФСР, 1949, стр. 573.

29 Г. Н. К о в а н ь к о. К вопросу о соотношении потребностей и способ­ностей в творческой деятельности новаторов производства. Уч. зап. ЛГУ, К? 265, 1959.

30 Е. Д. В а р н а к о в а. О развитии личности в производственном кол­лективе. Доклады на совещании по вопросам психологии личности М., Изд. АПН РСФСР, 1956.

Количество психологических исследований, отражающих роль производственного момента и роль коллектива, еще незна­чительно. Однако уже сейчас можно встретить яркие описа­ния формирующихся отношений личности в процессе учебной деятельности, общественного и производственного труда (С. В. Кондратьева). Важнейшей задачей психологии и педаго­гики является изучение формирования отношения к производ­ственному труду. Однако этому вопросу посвящены лишь еди­ничные работы (А. Ф. Эсаулов). Не касаясь вопроса о причинах этого положения в педагогике, можно думать, что в психологии это выражает недостаточное внимание к изучению конкретной личности в конкретных условиях жизни и, следовательно, в ее отношениях к этим условиям и является одной из существенных причин этого недостатка. Несомненно, что в ближайшее же время количество работ этого рода возрастет и будет показана решающая роль синтеза учения, общественного и производствен­ного труда в формировании коммунистических отношений нового человека.

Нельзя не коснуться здесь вопроса о роли отношений чело­века в психопатологии и психотерапии потому, что многие ме­дики обычно биологизируют представление о человеке. Идеи И. П. Павлова о физиологии высшей нервной деятельности в синтезе с советской материалистической психологией позволяют преодолеть этот биологизм и видеть в больном не только орга­низм, но и личность. Только этот синтез позволяет раскрыть идеалистические позиции распространенного за рубежом психо­соматического направления и понять личность как социальное и' органическое единство, что имеет значение и для понимания отношений.

Некоторые психологи понимают отношения односторонне, как только социально-этические, между тем эти последние представ­ляют собой хотя важную, но, разумеется, все же не единственную (как видно из изложенного выше) часть отношений. Исследова­ние соотношений психики и соматики показывает, что наруше­ние отношений человека может повлечь за собой серьезные нарушения всей жизнедеятельности организма. В одной из на­ших статей мы уже касались этого вопроса,31 указывая на зна­чение нарушенных отношений и связанных с ними переживаний для возникновения и течения болезненных процессов (причем было показано не только значение их для неврозов, но и для всех заболеваний вообще). Конечно, при этом учитываются осо­бенности типа высшей нервной деятельности человека, понимая его не только в физиологическом, но и в психологическом смысле, его темперамент и характер в связи с его отношениями

31 В. Н. М я с и щ е в. О значении психологии для медицины. «Вопросы психологии», 195G, № 3.

15* 227

к дометни lcvibiKR ill (ем. также Р. Л. Зачепицким и Е. К. Я коп лева,32 Е. Е. Плотникова).

В неврозах нарушение отношений играет патогенную причин­ную роль. Это относится также ко всем психогенным заболева­ниям, даже к таким, как паранойя. Не случайно И. П. Павлов рассматривал невроз навязчивости и паранойю вместе и подчер­кивал роль, какую в патогенезе бреда играют искаженные, нару­шенные отношения.33

Однако в ряде мозговых заболеваний нарушенные отноше­ния являются не причиной, а следствием болезни. Сюда отно­сятся болезненные состояния, в которых с регрессом личности меняется характерный для человека индивидуальный способ отношений. Это особенно отчетливо выступает при так называе­мом лобном синдроме (как показывает ряд исследований этого вопроса, особенно работы А. Р. Лурия34 и его сотрудников).

При состояниях психического недоразвития отношения имеют тем менее дифференцированный характер, чем тяжелее степень недоразвития. Как показала Е. Е. Плотникова, попытки изуче­ния работоспособности у олигофренов в степени дебильности обнаруживают кривую/упражнения и утомления, хотя и сокра­щенную и мало выраженную. У имбецилов не обнаруживается никакой закономерности, так как у них нет определенного отно­шения к работе, нет напряжения и утомления.

Психогенные нервно-психические заболевания в первую оче­редь требуют психотерапии. Так называемая глубокая, или ра­циональная, психотерапия, как мы с нашими сотрудниками пока­зывали неоднократно, основывается на перестройке отношений.

Обычно вопросы терапии внушением рассматривались не в этом плане. Однако поучительно, что внушаемость, как пока­зывает исследование В. А. Часова,35 представляет не столько интеллектуально характерологическую, стойкую особенность че­ловека, сколько результат динамического взаимоотношения лю­дей. Учитывая связь внушаемости с гипнозом, можно думать, что возникновение гипнотического состояния в значительной сте­пени подготовляется отношением гипнотизируемого к гипноти­зеру.

Таким образом, все разделы психотерапии, имеющие большое значение и для общей медицины, связаны с отношениями чело­века. Они прежде всего опираются на взаимоотношения врача с больным и направлены на перестройку болезненно нарушен­ных отношений и способов реакции больного на эти нарушения.

32 Р. А. 3 а ч е п и ц к и й, Е. К. Яковлева. Роль особенностей лич­ности в патологии и терапии неврозов. Доклады на совещании по вопросам психологии личности. М., Изд. АПН РСФСР, 1956.

33 И. П. Павлов. Пробы физиологического понимания навязчивого невроза и паранойи. Поли. собр. соч., изд. 2-е. 1954, т. III, кн. 2, стр 257.

34 А. Р. Лурия. Травматическая афазия. М, Изд. АПН РСФСР, 1946.

35 В. А. Часов. Внушение как метод лечения неврозов. Проблемы кли­нической психоневрологии. 1957.

Выяснение роли нарушенных отношений в патогенезе невроза и в терапии делает понятным, что нервно-психическая профилак­тика и гигиена не только не могут пройти мимо учета особенно­стей личности и ее отношений, но и ставят задачи формирования определенных свойств человека и его отношений. Укажем, что индивидуализм и эгоцентризм, замкнутость и скрытность, тен­денциозная, эмоциональная («кататимная») переработка впечат­лений, недостаточно критическое отношение к себе и самолюбо­вание являются не только источником психической травматиза-ции, но и причиной болезненно-неадекватной патологически односторонней переработки жизненных трудностей.

Не забывая необходимости укрепления физического здо­ровья, мы должны подчеркнуть важность разработки психологи­ческих мероприятий, противодействующих формированию черт, аналогичных только что перечисленным. Здесь медицина тесно переплетается с педагогикой и психологией. К сожалению, по­давляющее большинство психиатров у нас не имеет психоло­гического образования, а потому или не знает современной ма­териалистической психологии, или знает ее лишь по тем старым руководствам психиатрии, где излагалась еще функционально-аналитическая психология, а врачи всех остальных специально­стей совсем не знают никакой психологии. Отсюда вытекает важ­ная для здравоохранения задача пропаганды среди врачей зна­чения психологии, и в частности психологии отношений человека. Требование учета психологии больного представляет одну из лучших традиций отечественной клинической школы, которая должна развиваться на новом уровне на основе физиологии и патофизиологии высшей нервной деятельности человека и на основе материалистического учения о личности.

Научно обоснованная разработка психологии отношении стала возможной лишь на основе овладения методологией мар­ксизма-ленинизма, развития учения о высшей нервной деятель­ности и опыта марксистской педагогики. Она осуществляется в борьбе со взглядами тех зарубежных ученых, которые стоят на чуждых нам идеологических позициях (Адлер, Штрассер, Дес-суар, Саливен, Морено и др.).

Современное состояние психологии отношений является лишь начальным этапом ее развития. Перед нами встает ряд проблем то более теоретического, то более практического характера. На первом плане вопросы изучения фактического материала об отношениях людей в разных условиях и процессах деятельно­сти — прежде всего в труде на производстве, в быту — в семье, в школе. Первичный фактический материал должен явиться основой для решения важного вопроса закономерностей разви­тия отношений человека в условиях строящегося коммунистиче­ского общества. Эти закономерности устанавливаются прежде всего при изучении человека в процессах производственно-трудовой, учебно-трудовой и общественной деятельности. Очевидно,

что значение их является основой воспитания коммунистического отношения к труду, к коллективу, к школе, к семье и т. п. в соот­ветствии с тем, что уже говорилось. Задачи организации обще­ственного труда и общественно-трудового воспитания детей мно­гообразны и широки. Они требуют умения видеть коллектив и личность в их единстве. Единство коллектива — это связи, взаи­модействия и взаимоотношения членов коллектива. Советская материалистическая психология исходит из единства личности и коллектива; изучение человека в его отношениях представляет изучение человека прежде всего в его связях с людьми, т. е. пре­одоление той «робинзонады», которую разоблачили основопо­ложники марксизма.

О ГЕНЕТИЧЕСКОМ ПОНИМАНИИ ПСИХОНЕВРОЗОВ1

Значение проблемы психоневроза

Проблема неврозов и психоневрозов хотя и привлекает к себе растущее внимание невропатологов и психиатров, тем не менее это внимание недостаточно по сравнению с практической и тео­ретической значимостью заболевания; а это в свою очередь является моментом, существенно тормозящим развитие теории неврозов. Практическая значимость этого заболевания связана с его относительной распространенностью.

Статистические данные, отмечая неуклонное из года в год снижение общей и психической заболеваемости, в том числе заболеваемости функционального характера, показывают, что процентное отношение последних к другим формам заболевания все же велико.

Теоретическая значимость проблемы невроза заключается в том, что правильное решение и даже постановка ее неразрывно связаны с решением кардинальнейших проблем патологии чело­века. Медицина, зараженная биологизмом, в подходе к человеку не учитывала специфических особенностей, отличающих чело­века, в частности его психики, и не могла правильно оценить ее роли в патогенезе и лечении различных болезненных состоянии. Это специфическое, характерное качество человека заключается в том, что он обладает сознательной психической деятельностью; в том, что он представляет не только организм, но и личность, которую нельзя игнорировать при понимании, определении и ле­чении болезни.

Взгляд на болезнь, как на изменение только организма и соот­ветствующие ему биологические критерии заболевания мешали правильному освещению роли психики, изучению нервных меха­низмов психогенных заболеваний и, в конечном счете, препятствовали

((1 Советская невро-психиатрия, т. I, Л., Медгиз, 1939.))

правильному пониманию патологической природы невроза.

Между тем психогения, или психически обусловленное нару­шение функций, представляет специфическое отличие человека, и можно думать, что эта способность влияния психики на орга­низм может оказаться тем более значимой, чем более мощное развитие приобретает психика. Психоневрозы, теснейшим обра­зом связанные с психогенией, являются областью, в которой наи­более ярко выступают психосоматические зависимости, а потому значение их велико не только для медицинской теории и прак­тики, но и для психологии.

Основные проблемы, которые сюда относятся, следующие:

1. Разграничение нормы и патологии, ограничение и уточне­ние самого понятия, поскольку неврозы стоят на грани здоровья и болезни.

2. Выяснение соотношения психического и физического (иначе соматического) не только в принципиальном, но и в кон­кретно-эмпирическом и клиническом плане. Хотя психика играет существеннейшую роль в возникновении психоневроза, но основ­ной механизм и проявления его не могут быть поняты вне мате­риальной, в первую очередь нервной, стороны человеческого организма. Неврологический анализ ищет и находит в неврозе определенные динамически обратимые изменения мозговой дея­тельности.

Это, конечно, не значит, что психическое сводится к физиоло­гическому или что психология невроза сводится к его невро­логии.

3. Психоневрозы стоят на грани нервно-психического заболе­вания и здоровья, а вместе с тем история учения о неврозах по­казывает нам, как из чрезмерно широкого сборного понятия невроза, по мере развития науки, выделяются определенные невропатологические и психиатрические формы.

Во многих случаях то, что раньше называлось истерией, рас­сматривается теперь как лишь напоминающее истерию органи­ческое заболевание; многое из того, что Жанэ называл психа­стенией, оказывается на самом деле шизофренией и т. д.

Область психоневрозов является, таким образом, существен­ным участком развития нашего клинико-теоретического понима­ния и нашего умения правильно распознавать болезни.

Выделение из области психоневрозов других форм, отнесен­ных туда по недостатку наших знаний, является моментом, зна­чимым как для самого учения о психоневрозах, так и для знания других форм, уточняя наше знание обеих форм на основе срав­нительного анализа.

4. С проблемой неврозов тесно связаны проблемы взаимоот­ношения переживания и предрасположения, конституциональ­ного и приобретенного, экзо- и эндогенного, поскольку в возникно­вении этого заболевания, с одной стороны, ясно выступает роль

переживания, с другой, — само переживание зависит от особен­ностей личности, причем некоторую роль играет предрасполо­жение.

5. В неврозе как заболевании индивида, связанном с взаимо­отношениями людей между собою, выступает проблема социаль­ного и индивидуального в единстве личности, в динамике нервно-психической деятельности и ее нарушений.

Наряду с этим нельзя не упомянуть и ряда важнейших более специальных психопатологических проблем, как, например, про­блемы переживания и характера, сознательного и бессознатель­ного, причинного и целевого в психопатологии и т. д.

Те способы освещения общих медицинских и психопатологи­ческих проблем в области психоневрозов, которые мы встречаем у зарубежных авторов буржуазного общества, опираются на чуждые нам ненаучные и реакционные теории.

У нас они могли иметь, а порой и имели известное отражение, тем более что это мало разработанная и сложная область дает почву для псевдонаучной спекуляции.

Работающим в этой области известно довольно широкое распространение у нас в 20-х годах психоаналитических взглядов разных оттенков. Известно также, до каких крайностей и неле­постей доходили некоторые увлекающиеся последователи так называемого психоаналитического метода.

Все это делает проблему неврозов чрезвычайно важной и теоретически и практически.

Основные концепции и их дефекты

Практика борьбы с неврозами и практика психотерапии на каждом шагу сталкивает нас с проблемами теоретического ха­рактера, которые отличаются и крайней неразработанностью и пестротой.

Не имея возможности заняться здесь изложением и анализом отдельных концепций, что представляет важную, но самостоя­тельную задачу, укажем лишь на основные, свойственные всем существующим попыткам построения теории невроза, дефекты, вытекающие главным образом из неправильного решения во­проса о структуре и генезе невроза, единой проблемы, если можно так выразиться, в поперечном (структура) и продольном (развитие) разрезах.

Сложность и многосторонность рассматриваемого болезнен­ного явления заключает в себе двоякую опасность неудовлетво­рительного его понимания, опасность эклектически-описательной позиции или одностороннего абстрактного и формального его решения. Односторонний психологизм (Бабинский, Жанэ, Деже-рин и др.), односторонность биолого-физиологического понима­ния, игнорирующего психологию, биогенетизм (Крепелин, Кречмер, Клапаред и др.), забывающий о своеобразии психо-

ыюю |)с'1Ш1шш или еоциалыю-нсихологичсское понима­ние, оторванное от психо-физиологического (Бирнбаум, Элиасберг и др.), — вот основные черты этого дефекта.

- Те же дефекты сказываются в попытках построения концеп­ции невроза на основе нарушения сексуального инстинкта и влечения к смерти (Фрейд) или чувства неполноценности и тен­денции самоутверждения (Адлер).

Не имея в данной работе возможности углубляться в крити­ческий анализ перечисленных направлений, нужно все таки ука­зать, что все они вытекают из системы идеалистических и механо-материалистических взглядов или представляют в большей части эклектическую смесь того и другого и выражают более или менее осознанную и более или менее открытую и враждебную нам политическую тенденцию. Однако критики этих теорий у нас обычно недостаточно останавливались на том, какие следствия в отношении эмпирического клинического материала, его под­бора и его толкования вытекают из этой чуждой нам идеологии и методологии.

Каждое из перечисленных направлений, имея за собой из­вестные факты, односторонне подбирало их, неправильно осве­щало их, абстрагируя, отрывая их от всей конкретной действи­тельности, выдвигая их и основанную на них трактовку в каче­стве единственной и достаточной для решения вопроса.

Выражением борьбы с односторонностью является широко распространенное на Западе (Кречмер, Бирнбаум) и у нас (Ро-зенштейн, Внуков, Краснушкин) структурное понимание невроза и психоза, которое, однако, не предохраняет от эклектизма. Преодолевая опасность односторонности и эклектизма, отводя законное место для физиологических, психологических и соци­альных условий возникновения психоневроза, выделяя основное и не путая одного с другим, теория должна правильно отразить роль каждого момента и их взаимоотношений. Очевидно, что это может быть достигнуто лишь на основе конкретного анализа, опирающегося на историческое, диалектико-магериалистическое понимание действительности, связывающее воедино многочис­ленные звенья этого сложного и многосторонне обусловленного заболевания.

Подобно односторонности из тех же корней вырастает фор­мализм в понимании невроза, который заключается в том, что в основу понимания этого расстройства кладется не понятие пси­хологии личности, со всем богатством ее содержания, ее взаимо­отношений с действительностью, но абстрактный психический или физиологический механизм. Этот абстрактный механизм представлен в различных концепциях различно. То это — пред­расположение, то — особенности процессов возбуждения или тор­можения, то — механизм условно рефлекторной деятельности, то это — биологически древний механизм сексуального влечения, сймозащитного инстинкта и т. п. На психологическом языке это

выражается формальными понятиями эффективности, диспро­порции аффекта и интеллекта, недостатка волевого контроля, падения психического напряжения, утраты синтеза и т. п.

Психоанализ впервые начал пробивать брешь в формально-функциональном понимании неврозов, но пошел по неправиль­ному пути. Выдвигая роль влечений и переживаний, он стре­мится вскрыть содержание психоневроза, но, положив в основу один сексуальный инстинкт или влечение к смерти, безмерно расширив первое понятие, он лишил его определенности, под­чинил богатое и многообразное содержание опыта жизни меха­низму инстинкта и остался на позиции формализма.

У Адлера механизм самоутверждения господствует над всем. Если Адлер касается различных обстоятельств жизни боль­ного, то это для него лишь различие поводов обострения его инстинкта, т. е. эти различия по содержанию мало для него зна­чимы и не преодолевают формализма общей концепции.

Таким образом, Фрейд и Адлер выдвигают универсальную роль абстрактного механизма и не находят того, что является действительно определяющей силой в развитии невроза.

Психологический формализм и абстрактность в понимании природы психоневроза являются выражением абстрактно-фор­мального понимания психологии личности, что может быть по­казано на ряде примеров, в которых те или иные качества лично­сти оцениваются независимо от их содержания. При этом нередко одним и тем же термином называются совершенно раз­ные качества, которые, в зависимости от содержания и связи с другими качествами, могут быть признаны то положительными, то отрицательными. Например, неправильно тенденцией само­утверждения называют стремление повысить свой уровень, расширить свои возможности, добиться признания. На самом же деле эти стремления являются нормальными и социально поло­жительными качествами, когда они проявляются для социально значимых целей, и отрицательными, нездоровыми, когда служат для выделения себя и противопоставления себя другим в целях тщеславного самоудовлетворения, а не в целях общественной пользы.

Поэтому основной задачей преодоления абстрактно-формаль­ного понимания невроза является построение такой теории не­вроза, которая объединила бы в синтетическом понимании, с одной стороны, болезненное содержание психоневроза (болез­ненные переживания и нарушение взаимоотношений с окружаю­щим), с другой, нарушение механизмов нервно-психической дея­тельности в симптоматике болезненного состояния.

Основным дефектом существующих теорий является отсут­ствие правильного патогенетического понимания, в частности учета социальной стороны патогенеза. Ни симптоматические, ни описательно-психологические, ни физиологические концепции не касались этой проблемы.

Даже за рубежом роль социальных условии получает па большее призвание. Не могут не признать ее и клиницисты, эмии рики (Бумке) и даже биологисты. Однако у ряда авторов этот социальный анализ стоит в центре понимания невроза. Как это видно из работ Штоккерта, Райхманна, Бирнбаума, Элиасберга, Вейцзеккера и др., речь идет о социологии невроза, о социогенезе его, о социальном неврозе и т. п.

Однако в своем социальном понимании эти' авторы в лучшем случае остаются на позициях абстрактной, эклектической бур­жуазной социологии, далекой от правильного социального ана­лиза, не знающей подлинно социальных закономерностей вообще и социальной обусловленности невроза в частности.

Попытки социального понимания, возникшие у нас после Октябрьской революции (Осипов, Гиляровский, Ющенко, Краснушкин, Каннабих, Зигель), отражают вызванные ею изме­нения идеологии и методологии и стремление осветить и про­блему неврозов с диалектической историко-материалистической 1 позиции. Однако, если указанные авторы обнаруживают извест-

' ный рост нашего понимания проблемы, то во всяком случае

здесь много еще методологических дефектов, неразработанных участков с неизбежной при этом пестротой, разнобоем и противо-' речиями, субъективизмом и ошибками, которые заставляют при-

знать, что подлинно генетического, т. е. историко-материалисти-ческого понимания невроза мы еще не имеем. Но так как теория вне генетического понимания невозможна, то очевидно, что обязательной и актуальной задачей изучения невроза является разработка учения о его развитии.

Понятие психоневроза

' Переходя к позитивной попытке решения стоящих задач, мы прежде всего останавливаемся перед задачей определения, уточнения, ограничения понятия психоневроза. Постараемся, преодолевая указанные выше дефекты, вместе с тем объединить и использовать по возможности позитивный материал, имею­щийся по этому вопросу.

/ Большая часть работ, посвященных этому заболеванию, по-Ji^/зволяет рассматриватьи-невроз как функциональное, психогенное нервно-психическое забЫевание, вытекающее из тяжелых пере­живаний личности, неразрывно связанных с условиями ее жизни.

Не останавливаясь здесь на условности, нечеткости и спра­ведливой критике, которой подверглось понятие функциональ-! ного нарушения, мы, естественно, должны остановиться на бес-

I спорно специфичном для психоневроза — на психогении или на

роли переживаний. Основные вопросы здесь заключаются в том: 1) какие переживания или какие качества переживаний яв­ляются патогенными?

2) каковы условия этих переживаний?

3) как из переживания возникает болезненное состояние?

4) какова невро-физиологическая природа психогении?

Простой и, на первый взгляд, верный по первому вопросу от­вет, гласящий о том, что речь идет о сильном, потрясающем переживании, как показывает клиника и литература, недостато­чен и поэтому неверен.

Во-первых, тяжелые потрясающие переживания в ряде слу­чаев, как они ни тяжелы, как остро и глубоко ни переживаются личностью, не вызывают психоневроза; поэтому надо отличать сильное или потрясающее переживание от патогенного; во-вто­рых, в ряде случаев острое психическое потрясение дает быстро проходящее болезненное состояние, которое следует отличать как реакцию от психоневроза (см. ниже).

Опыт показывает, вопреки односторонним теориям, что источ­ники патогении весьма многообразны. Попытка привести их к одному знаменателю обычно искусственна. То, что не пато­генно для одного, патогенно для другого, и, наоборот, то, что для первого патогенно, для второго оказывается безвредным.

В формулу р.оли переживания надо внести существенную по­правку: переживание оказывается при более глубоком анализе производным от личности переживающего и само должно быть объяснено в связи с ее особенностями.

Здесь мы теснее всего соприкасаемся с вопросами человече­ской психики, своеобразие которой, кратко говоря, заключается в том, что человек является сознательным субъектом, т. е. выде-'ляющим себя из окружающего, сознательно относящимся к раз­личным сторонам действительности и активно воздействующим на нее в соответствии со своими потребностями и вытекающими из них целями. Человек связан с действительностью многообраз­ными связями: любовь, дружба, вражда, обязанности, принципы, привычки и т. д. Некоторые из них более значимы, другие менее.

Достаточно взглянуть на любое глубокое переживание чело­века, чтобы убедиться в том, что в основе переживаний лежат взаимоотношения человека с различными сторонами окружаю­щего, что болезненные переживания являются лишь следствием нарушенных взаимоотношений. Потеря места, клевета, измена супруга, смерть ребенка, неудача в достижении цели, уязвлен­ное самолюбие и т. п. являются источником болезненного пере­живания, лишь в том случае, если они занимают центральное или по крайней мере значимое место в системе отношений личности к действительности. Их значимость является условием аффек­тивного напряжения и аффективной реакции.

Естественно возникает вопрос о более определенной характе­ристике этих условий патогенности переживаний.

Ряд работ, еще задолго до Фрейда, в разной формулировке определял их то как конфликт, то как коллизию, то как несоот­ветствие, то как противоречие. Однако вопрос освещался слиш-

ком обще и абстрактно. Так, говоря, например, о конфликте, авторы проходили мимо того, что конфликты могут быть различ­ные, что понимание генеза заболевания требует анализа различ­ной психологической природы этих конфликтов и, следовательно, выяснения вопроса о том, при каких личных и социальных усло­виях эти конфликты оказываются источником болезненного об­разования. Ответ на это тесно связан с самыми характерными особенностями психики человека, который, вступая во взаимо­отношения с окружающим как активный субъект в соответствии со своими потребностями, ставит себе задачи, стремится и бо­рется за достижение своих целей.

Дата добавления: 2015-08-29