— В период с десяти вечера и до восьми утра вас в доме престарелых никто не видел, — сказал Майер.
— Кто мог меня видеть-то? Я спал в кресле в дядиной комнате.
— Точно. А всю субботу и воскресенье вы провели в гараже Бирк-Ларсена.
— Это так.
— Но и там вас никто не видел, Вагн.
— Да, я был там один. Сломался гидравлический подъемник, я его чинил в гараже, никуда не ходил. Мне нравится возиться с техникой. Зачем Тайсу платить механику, если я и сам могу починить что нужно?
— Вы отключили телефон.
— Я же говорю: я чинил подъемник. Кто хотел связаться со мной, мог оставить сообщение на голосовой почте.
— Но в результате никто не может подтвердить, что вы действительно там были.
— Пернилле и Тайс могут.
В течение всего этого диалога Лунд стояла у двери, неприметно для Скербека наблюдая за тем, как он отвечает.
— Вам сорок один год, Вагн. Почему у вас нет жены и детей?
— Не встретил подходящей женщины.
— Или просто женщины вас не любят? — предположил Майер.
— К тому же вы массу времени проводите с Антоном и Эмилем, — вставила Лунд.
— Конечно, я ведь их крестный. Нет ничего дурного в том, чтобы проводить время со своей семьей.
Лунд качнула головой:
— Это не ваша семья.
Он встретился с ней взглядом:
— Вам не понять. И мне вас жаль.
— Вы и Пернилле, — продолжал Майер. — Неужели у вас с ней за все это время ничего не было? Например, когда Тайс сидел в тюрьме? Нет ли у вас прошлого…
Скербек повернулся к адвокату:
— Я что, должен отвечать на этот бред?
— Если хотите, — сказала она.
— Нет.
Майер закурил.
— Тогда какого черта вы там крутитесь? Я в толк не возьму. Вы отдаете им все свое время, все свои деньги. А что взамен?
— Взаимное уважение.
— Взаимное уважение? За что вас уважать? Вы жалкий, старый одиночка, который липнет к чужому дому. — Майер ткнул указательным пальцем через стол. — Да еще с дурацкой цепью на шее. Только извращенцу взбредет в голову на пятом десятке вешать на себя такое?..
— Вы завидуете Тайсу? — спросила Лунд.
— Видели бы вы Пернилле в ярости.
Она подошла и села рядом с ним:
— Вы с Тайсом подружились еще детьми. Он стал взрослым и получил все — бизнес, семью, хорошую жизнь.
— А вам досталась ежедневная работа и объедки со стола чужого семейного счастья, — закончил за нее Майер. — Целый день вы пашете как лошадь, а потом смотрите, как Тайс идет домой к жене и детям.
— Это вы мне свою жизнь описываете? — спросил Скербек с глуповатой ухмылкой.
— Вы неудачник, — бросил ему Майер. — Ни будущего, ни семьи. Только беспросветная работа с утра до ночи. А тут красавица-дочка босса спуталась с паршивым индусом…
— Даже для полицейского у вас слишком грязный язык.
Адвокат положила свой блокнот на стол:
— Мой клиент будет рад ответить на вопросы по существу дела, если таковые у вас остались. В противном случае…
— Вы знаете, что такое фенобарбитал? — спросила Лунд.
— Я не сделал ничего дурного.
— Почему вы вечно крутитесь вокруг них? — не унимался Майер. — Вы торчите у Бирк-Ларсенов день и ночь. Даже когда Тайс пошел избивать учителя, вы были с ним. Почему?
— Потому что я перед ним в долгу. Ясно?
Они зацепили что-то важное, но Лунд понятия не имела, что это и куда двигаться дальше.
— За что, Вагн?
— Сами ищите. Вы, тупицы. Притащили меня сюда, кричите, обзываете… Вы что думаете, я ваших хитрых приемчиков не знаю? — Вагн Скербек встал со стула. — Тупицы. Я хочу домой.
— Оставайтесь здесь, — велела Лунд.
За дверью она столкнулась со Свендсеном.
— В Вестамагере что-то нашли, — сообщил он.
— Что?
— Пока непонятно. Сейчас поднимают, какие-то там сложности.
— Поехали, — решила Лунд.
Свендсен кивнул на фигуру в алом комбинезоне в комнате для допросов:
— А с этим что делать?
— Заберите у него паспорт, — приказала Лунд. — И скажите, чтобы никуда из Копенгагена не уезжал. — Ей в голову пришла мысль. — Просмотрите еще раз все, что у нас есть на него. Мы что-то упустили.
— И что мне теперь искать?
Свендсен терпеть не мог, когда его просили делать одно и то же дважды.
— Что-то было между Вагном и Тайсом Бирк-Ларсеном. Что-то такое… — Она оглянулась на Скербека, который почти лег грудью на стол и снова взялся за обкусанный стаканчик. Снова стал разыгрывать дурачка. — Что-то такое, что связывает их.
До выходных оставалось три полных дня предвыборной агитации. Затем надо будет пережить понедельник — «день тишины». И во вторник выборы. Встречи шли одна за другой, очередная состоялась в «Черном бриллианте»,[8] в Королевской библиотеке. Собрались в основном сторонники Хартманна и горстка прессы. За высокими массивными окнами, выходящими на воду, стоял тусклый зимний день.
Хартманн улыбался и кивал, прощаясь с аудиторией, после чего, уже у выхода, обменялся рукопожатиями и приветствиями с наиболее преданными спонсорами. Потом стоял на улице, ждал, когда его догонит Риэ Скоугор и когда за ними приедет машина. За спиной мокло под дождем черное стекло, впереди катила волны серая вода. Оставшись один, он неожиданно почувствовал себя свободным. То, что битва за свержение Бремера будет трудной, он знал с самого начала, но не представлял, что она истощит его до такой степени. Он был опустошен, окружен со всех сторон невидимыми врагами, лишен оружия, чтобы сражаться с ними.
Риэ Скоугор выскочила из здания библиотеки.
— Стокке… — сразу начал Хартманн.
— Мы не можем найти его. Тебе пора задуматься над тем, как будем формулировать опровержение.
— Если я откажусь от своих слов, то с тем же успехом могу сразу отказаться от выборов. Чем занята полиция?
Она теперь всегда убирала волосы назад, не распускала над плечами, как ему нравилось.
— Я не знаю. Пойду куплю нам что-нибудь поесть. Бог знает когда еще будет возможность перекусить.
Она ушла, а он остался стоять на ступенях, продуваемый ветром и под дождем, не замечая этого. Один.
Из тени вышел человек. Он был в черном плаще и черных очках, несмотря на ненастный день. Он сделал несколько шагов и остановился возле одного из плакатов, приклеенных к черному стеклу. На них Троэльс Хартманн улыбался всему миру — уверенный, скромный, молодой. Энергичный и смелый.
Десять шагов, и Хартманн оказался рядом с ним.
— У вас отлично организованная кампания, — сказал Герт Стокке.
Хартманн оглянулся, убедился, что тротуар вокруг них пуст.
— Старый король умирает. Новый король ждет у его смертного одра. Да здравствует Троэльс Хартманн, — отсалютовал Стокке.
— Вас ищут, Герт.
С опущенными уголками рта, с блестящей от дождя лысиной, Стокке сказал:
— Какого черта я влез не в свое дело? Надо было просто вести протоколы и молчать, Хольк и Бремер сами бы уж как-нибудь без меня обошлись.
— Но вы не молчали.
— Я привык хорошо выполнять свою работу.
— Знаю. И ценю это.
Стокке горько засмеялся:
— Правда? Тогда зачем бросили меня на растерзание? И даже не предупредили!
Хартманн прислонился к темному стеклу, слился с собственным отражением.
— Иногда события происходят помимо нашей воли, и у нас нет никаких средств, чтобы управлять ими. Теперь я знаю это лучше многих.
Снова невеселый смех:
— Вы так красноречивы. Но чиновники риторикой не увлекаются, так что ваши старания пропали втуне, простите.
— Вы солгали мне. Вы говорили, что ваша беседа с Бремером не была отражена в протоколе.
— А что мне было делать?
— Да хотя бы обратиться в полицию.
— Вы сами знаете, что это невозможно.
Помолчав, Хартманн спросил:
— И что теперь будет с вашей карьерой?
— О какой карьере вы говорите? Мне еще повезет, если не лишусь пенсии. Извините, это было ошибкой. Не знаю, зачем я сюда пришел…
Стокке развернулся и пошел прочь. Хартманн нагнал его:
— У вас будет карьера, если я выиграю.
К ступеням подъехала машина Хартманна.
Стокке снял очки, устало вздохнул:
— Чиновник усваивает это правило прежде всех остальных: никогда не верь словам политика.
— Моим словам можете верить. После выборов нам понадобятся порядочные, честные, преданные профессионалы. Не сомневаюсь, что вы полностью соответствуете нашим требованиям. А иначе вы бы не оставили записи о том разговоре.
— Слова, слова. Что стоит наобещать с три короба?
— Если мы победим, Герт, я найду вам хорошее место. Лучше, чем ваша нынешняя должность. И с лучшей зарплатой. — Он протянул руку. — Если я выиграю.
Стокке засмеялся, на этот раз более искренне.
— Что вас так насмешило? — спросил Хартманн.
— Люди Бремера вышли на меня. И сказали то же самое.
Хартманн подошел к машине, распахнул заднюю дверцу, посмотрел на Стокке. Тот потер рукой подбородок, подумал.
— Вы должны спросить себя, Герт, кому вы доверяете больше?
— Нет.
Хартманн силился придумать что-то еще, какую-то новую приманку, но Стокке уже зашагал к автомобилю.
— Вопрос должен звучать по-другому: кому я меньше не доверяю, — сказал чиновник.
Он сел на заднее сиденье. Из-за угла появилась Риэ Скоугор с сэндвичами.
— Я решил подбросить Герта, — сказал он ей. — Чтобы он снова не потерялся.
Пернилле задержалась в гараже, чтобы поговорить с Леоном Фревертом.
— В те выходные, когда…
Он таскал картонные коробки в фургон и казался смущенным ее расспросами.
— …вы были тут, Леон?
— Нет. Вагн позвонил и сказал, что приходить не нужно.
Он вернулся к тяжелым коробкам. Сильный человек, несмотря на худобу.
— Но вы должны были работать?
— Ну да. И в субботу, и в воскресенье. Но мне только лучше, что Вагн отменил смену, на такси работа всегда есть.
Он вышел на улицу и подхватил сразу две коробки. Она шла следом за ним.
— Вагн сказал, что приходить нет смысла. Был только один заказ, и тот отменили. Так что я снова сел в такси, и никаких заморочек.
Она смотрела в сторону, думала. Вспоминала вопросы, которые задавала та странная настойчивая женщина из полиции, ее манеру повторять одно и то же по несколько раз.
— Значит, отменили заказ? — спросила она.
Фреверт снял бейсболку и почесал лысеющий череп:
— Хотя непонятно как-то…
Дыхание Пернилле стало мелким и частым. Обмирая, она смотрела на бледного тощего мужчину, который упорно прятал от нее глаза.
— Почему непонятно? — сказала она.
— Мы тогда должны были перевозить товары для одного канцелярского магазина. Через пару дней я столкнулся с хозяином того магазина, и он устроил мне разнос за то, что мы его подвели. Я-то понял со слов Вагна, что магазин сам отменил перевозку. А хозяин магазина утверждал, что позвонил Вагн и сказал, что мы не сможем. — Фреверт взялся за очередную коробку. — Думаю, у Вагна была серьезная причина так сказать. — Он поставил коробку в фургон, закрыл дверцы. — Ну что, все?
Она не могла вздохнуть, едва держалась на ногах.
— Фургон понадобится Вагну утром. Я занесу ключи к нему домой вечером, когда закончу. Скажете ему, Пернилле?
Он все никак не уезжал, стоял рядом.
— Я думаю скоро взять отпуск. Как, вы не против, если меня не будет какое-то время?
На ватных ногах она поднялась наверх и долго сидела у стола, не способная что-либо делать. Потом все же решила прослушать сообщения на автоответчике. Разумеется, первое же сообщение было от него. Деловитый и в то же время развязный голос Вагна произнес:
— Привет, это я. Еду обратно. Кажется, до полиции наконец дошло, что я тут ни при чем. Теперь они будут держаться от нас подальше.
Пернилле собрала каштановые волосы в хвост на затылке — как Лунд. По какой-то причине сегодня она оделась по-летнему — тонкий джемпер поверх белой блузки.
— Я все-таки хотел бы сводить мальчишек в магазин игрушек. Видел там прикольные водяные пистолеты, им понравятся.
Как будто ничего не случилось, поразилась она.
— Завезли какие-то новые модели, целых три. Ну, до встречи. Пока.
В кухню поднялся Бирк-Ларсен. Она только взглянула на него, увидела его лицо и все сразу поняла, чуть не произнесла это вслух: кошмар вернулся.
— Мальчики готовы? Они собирались в магазин за игрушками, — сказал Бирк-Ларсен.
— Готовы.
Из-за закрытой двери в комнату Антона и Эмиля доносился веселый детский щебет. Это был один из редких случаев, когда сыновья играли дружно, не ссорились. Бирк-Ларсен посмотрел на их куртки, лежащие на столе, на приготовленные шарфы и шапки. Сгреб все в охапку и отнес на вешалку.
— Может, лучше сегодня просто поужинаем все вместе дома. А потом посмотрим с детьми телевизор.
Он смотрел на жену, ожидая ее одобрения.
— Хорошая мысль, — выговорила она едва слышным шепотом.
Прошло немного времени, и они услышали, как лязгнула дверь гаража. Бодрый голос, который до сих пор казался неотъемлемой частью их жизни, окликал снизу:
— Эй, есть тут кто-нибудь?
Бирк-Ларсен первым направился вниз. За ним встала из-за стола Пернилле.
Красный костюм, серебряная цепь, широкая ухмылка.
— Привет, Тайс. Получил мое сообщение?
Бирк-Ларсен стоял на нижней ступеньке и молчал.
— Ну что, ребята готовы?
Пернилле встала рядом с мужем. Теперь они вдвоем молча смотрели на Скербека.
— Сегодня они не смогут с тобой поехать, — сказал наконец Бирк-Ларсен. — Антон простыл.
На лице Скербека отразилось подозрение.
— Как это простыл? Еще утром был здоров.
— Мм, ну да…
Пернилле не раскрывала рта. Скербек переводил взгляд с одного лица на другое.
— Мне всегда приходилось врать вместо тебя, Тайс, потому что сам ты врать не умеешь.
— Вагн, — прохрипел Бирк-Ларсен, — давай не сейчас.
— Это же смешно. Я люблю мальчиков. Я так хотел побыть с ними сегодня.
Казалось, он вот-вот расплачется — или взорвется.
— Да, — сказал Бирк-Ларсен, чтобы хоть что-нибудь сказать.
— Разве вы не видите, чего они добиваются? Они хотят нас поссорить. Им не найти того урода, кто это сделал, поэтому они цепляются к нам.
— Ты обманывал нас, Вагн.
После долгой паузы Скербек спросил:
— Что они вам наговорили?
Они только смотрели на него, ничего не говоря.
— Господи… — Он повернулся, чтобы уйти.
— Вагн, — позвал Бирк-Ларсен.
Скербек оглянулся и ткнул в его сторону пальцем:
— Я всегда стоял за тебя, Тайс. И за тебя, Пернилле. Вы знаете это.
— Вагн!
Он схватился за дверь.
— Всегда! — крикнул Скербек и выбежал в дождь.
Телестудия находилась в новом здании в районе Исландс-Брюгге; все помещение было уставлено низкими голубыми светильниками. Бремер появился буквально за несколько минут до эфира, он был возбужден, рассыпался в извинениях. Они уселись за стол, Хартманн стал делать в блокноте последние пометки, а Бремер ерзал, то и дело оглядываясь по сторонам. Телекамеры пока не включали. Представление еще не началось.
— Вот что я скажу тебе, Троэльс, — проговорил Бремер злобным шепотом, — ты меня разочаровал.
Хартманн только на миг оторвался от своих записей.
— Вместо того чтобы делать скоропалительные выводы, ты бы лучше пришел ко мне и разобрался в этих смехотворных обвинениях.
— Может, с них и начнем дебаты?
К ним подошла девушка-визажист, стала пудрить потный лоб Бремера. Освещение приглушили. Объявили трехминутную готовность.
— А может, с твоего дурацкого заявления в полицию? — парировал Бремер.
— Начинайте, с чего пожелаете.
Бремер хитро усмехнулся:
— Ты больше не можешь обвинять меня в укрывательстве убийцы. Полиция выяснила, что это не Хольк. Кстати, я сообщил его жене.
— А с матерью Олава Кристенсена вы говорили? Спросили ее мнение?
— Ты ничего не знаешь. Надо же, и я считал тебя достойным…
— Поберегите силы, они вам понадобятся на допросах в полиции.
Бремер схватил стакан с водой, выпил залпом половину.
— Не будет никаких обвинений. Если только их не предъявят Герту Стокке. — Он повеселел. — А, вот идет Риэ Скоугор. Должно быть, хочет рассказать тебе то, что ты уже узнал от меня.
Хартманн встал из-за стола, чтобы переговорить с ней.
— Я говорила с полицией, — прошептала она. — У Бремера есть свидетели, которые подтвердят, что при его встрече со Стокке имя Холька не упоминалось вообще.
— Не было никаких свидетелей! В протоколе это четко указано.
— Не было, так появились. Полиции теперь придется выбирать между словом Стокке и словом мэра. Троэльс…
Хартманн вернулся за стол, но сел не на свое место, а в кресло ведущего, ближе к Бремеру.
— Стокке получит расчет, — сказал ему Бремер, глядя в камеру. — Это будет конец проблемы. И конец тебе.
Хартманн наклонился к нему, заглянул в глаза под нависшими веками, шепнул:
— Чувствуете, как почва уходит из-под ног, а, Бремер? Вы как дряхлый актер, который не понимает, что пора уходить со сцены. Единственный, кто не понимает. В каком-то смысле это трагедия. — Помолчал. — И когда вы наконец уйдете, Поуль, люди постараются поскорее забыть о вас. О том, что вы вообще были, чего хотели добиться. Вы превратитесь в еще одну мелкую неприятную деталь в истории города. В вашу честь не воздвигнут памятников, не назовут вашим именем улиц, даже цветов на могилу не положат. Останется только грязное чувство стыда.
Бремер потрясенно смотрел на него, не в силах произнести ни слова.
— Неужели вы считаете, что можете спастись, выдумав несуществующих свидетелей? — спросил с улыбкой Хартманн. — Это смешно.
Объявили одну минуту до начала. Вспыхнуло съемочное освещение.
— Ваш дом построен на лжи, и он начинает гореть вокруг вас. Еще немного, и пламя закроет от вас остальной мир. И тогда вы превратитесь в прах и пепел. Вас не станет.
Он резко встал, пересел на свой стул. Бремер смотрел на него с бесконечной ненавистью и горечью.
— А ты? Думаешь, ты лучше меня?
— Да, — сказал Хартманн. — Да, лучше.
— Тогда расскажи мне, как исчезла кассета с записью камер наблюдения. Расскажи, как могло случиться так, что представительская квартира твоей партии связана с убийством той бедной девочки и никто даже не замечал этого, ни один из вас.
Хартманн уткнулся в свой блокнот и водил ручкой по бумаге.
— Кто украл пленку, Троэльс, и прятал ее, хоть она и снимала с тебя подозрения? Как так получилось, что Скоугор вдруг узнала о том, что Стокке может быть вам полезен?
Хартманн не поднимал головы.
— Ты ничуть не лучше меня, — процедил Бремер. — Просто ты об этом еще не знаешь.
Ведущий прошел к своему креслу, сказал:
— Мы начинаем.
Зажглись еще софиты.
Поуль Бремер улыбнулся.
И Троэльс Хартманн тоже.
Подсвеченные прожекторами, в тухлых мутных водах канала на Кальвебод-Фэллед двигались две темные фигуры водолазов. Лунд и Майер смотрели, как складные носилки погружаются на веревках в воду.
Потом носилки подняли на поверхность. То, что лежало на них, напоминало кокон размером с человека. Синий блестящий полиэтилен, перемотанный скотчем.
Четыре криминалиста вытащили это на берег.
Дежурный патологоанатом уже ждал в белом защитном костюме, чемодан с инструментами стоял у его ног. Натянув перчатки, он взял скальпель, взрезал полиэтилен и приготовился раскрыть его.
— Прошу всех нервных удалиться, — объявил он, и никто не шевельнулся.
Запахло гнилой плотью и гнилой водой. По фигуре забегали лучи фонариков, выхватили из темноты желтые кости — ребра и череп.
Брикс ждал выше, на гребне насыпи. Лунд стояла так близко, как позволил патологоанатом.
— Что это? — сказала она. — Вы можете поскрести здесь?
— Это не тело.
— Я вижу.
Тупой стороной скальпеля он стер грязь и налет с клейкой ленты, которая обматывала тело. Появились печатные синие буквы, сложилось слово «Меркур» с синим крылышком слева.
Лунд развернулась и пошла к машине.
По дороге Майеру позвонили из управления.
— Ну? — спросила она.
— Похоже, они нашли то, о чем говорил Вагн. Двадцать один год назад в Христиании была большая драка, вероятно, на почве продажи наркотиков или чего-то такого. Вагна сильно избили, но могли и убить.
— Их остановил Тайс, — закончила за него Лунд.
— Вот честно: не понимаю, зачем вы задаете вопросы.
До Вестербро было недалеко. Скербек жил в муниципальной застройке рядом с мясоперерабатывающим предприятием.
— Да, между ними должна была существовать какая-то связь.
— Тогда зачем Вагну убивать его дочь?
— Вот у него и спросим, — сказала она.
Это было уродливое блеклое здание в три этажа с супермаркетом в подвальном помещении. В конце улицы бродили проститутки, вышедшие на ночной промысел. Увядшие девицы прихорашивались и выставляли ноги перед машинами, мчащимися мимо них на мост Дюббёльсбро.
Здешние квартиры были самыми дешевыми в городе. Длинные ряды одинаковых маленьких блоков на фасаде соединялись внешним переходом с металлическими перилами. Скербек жил на втором этаже. Перед дверью уже стоял Свендсен.
В квартире было пусто, и пустой она простояла весь день. От Бирк-Ларсенов Скербек уехал, в доме престарелых не появлялся.
Свендсен ушел вниз по лестнице. Лунд и Майер остались на переходе.
— Давайте рассуждать, — предложила она. — Вагн дал дяде лекарство в десять. Нанна появилась в квартире на Сторе-Конгенсгаде часом позже.
— Со временем все четко получается.
— Но как Вагн узнал, что она там?
По переходу мимо бледно-серых дверей шел высокий и тощий человек в бейсболке. Заметив полицейских, он тут же опустил козырек на лицо.
— Может, он следил за ней, — предложил объяснение Майер. — И знал, куда идти.
— Как? Она ведь оказалась в квартире только потому, что стала искать паспорт и вспомнила, что оставила его там.
Человек в кепке вернулся к лифту и нажал на кнопку вызова. Лунд и Майер подошли туда вслед за ним. Он отвернулся в сторону, достал телефон из кармана, словно собирался звонить.
— Мы дважды его допрашивали! — сказал Майер. — Нужно было арестовать.
Если он и позвонил кому-то, то ему не ответили.
— Давайте спустимся по лестнице, Лунд. Мы тут до утра проторчим.
Она пошла за ним в ту сторону, откуда они пришли. Потом остановилась, оглянулась.
Мужчина в бейсболке так и не стал ни с кем говорить по телефону. И не смог удержаться, посмотрел копам вслед. И тогда она увидела.
— Эй! — крикнула Лунд. — Эй!
Он побежал по узкому переходу к дальней лестнице.
— Майер!
Лунд рванулась вслед за мужчиной. На лестнице было темно, она едва могла ориентироваться. Металлические перила, металлические ступени под ногами. Внизу раздавался топот. Когда она выскочила на улицу, то сразу увидела белый «мерседес» со знаком такси на крыше.
Леон Фреверт. Последний человек, который видел Нанну живой.
Майер подбегал к «мерседесу» с другой стороны, намереваясь прыгнуть на капот.
У него нет оружия, подумала она. Спасибо Бриксу.
— Майер!
Но это было уже неважно. «Мерседес» так резко вырулил с парковки, что покрышки взвизгнули и задымились.
Лунд первой прыгнула в их машину, на пассажирское сиденье. Вытащила из бардачка мигалку, включила и поставила на крышу.
— На этот раз, Майер, поведете вы.
— Кто это был? — спросил он, падая на сиденье.
Она не ответила, уже звонила в управление:
— Объявляю в розыск Леона Фреверта. Белый «мерседес». Со знаком такси на крыше. Регистрационный номер аш-зет-девять-восемь-ноль-пять-ноль. Действовать с осторожностью. Фреверт подозревается в убийстве Бирк-Ларсен.
Майер стартовал так резво, что ее вжало в спинку кресла.
Может, он повернул направо в Вестербро. Или поехал через мост Дюббёльсбро обратно в город или в сторону Амагера, к мосту на Мальмё.
Он нажал на тормоза, распугав стайку проституток в мини-юбках.
— Куда? — спросил Майер. — Лунд, куда?
В лес, думала она. К мертвым деревьям Пинсесковена. В конце концов все ведет туда.
— Лунд! Куда теперь?
— Я не знаю.
У Леона Фреверта был брат. Свендсен привез его в невзрачную квартирку Фреверта рядом с улицей Вестерброгаде.
Звали его Мартин. Бухгалтер с собственной компанией в Эстербро, темный костюм и галстук, моложе брата, не такой тощий и не такой серый. Больше денег, решила Лунд, и больше мозгов.
Майер оглядел жилище:
— Ваш брат не придавал большого значения мебели?
Мартин Фреверт сидел на единственном стуле. В комнате был еще диван и узкая кровать. Больше ничего.
— Когда я был здесь в прошлый раз, квартира была полностью обставлена. То есть три недели назад, — добавил он прежде, чем кто-либо из них успел спросить.
— Чего не хватает? — поинтересовалась Лунд.
— Стола, всех его компакт-дисков. И всех личных вещей.
— Так вы не знали, что он отказался от аренды квартиры?
— Мне Леон ничего не сказал. Он всегда говорил, что ему здесь нравится. Он сам выбирал.
Они нашли билет до Хошимина с пересадкой во Франкфурте на следующий понедельник, купленный двумя днями ранее.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |