Соловей для черного принца (СИ) 23 страница

— О боже, сколько я доставляю тебе хлопот! — язвительно процедила я.

Сжав кулаки, я прошла мимо него. Что за грубый тип! Драчливый петух… И вновь мы цапаемся друг с другом, а ведь мгновения назад мы вместе смеялись, искренне, радостно, словно между нами и впрямь возникло какое-то понимание… какое-то чувство!

Подойдя к лошади, я похлопала ее по загривку, а она в ответ всхрапнула и, выгнув шею, пощипала синевато-сизыми губами мое плечо, будто извиняясь за недостойное поведение. Ссора с Дамьяном вернула уверенность в себе. Теперь то я не расползусь, словно сопливая девчонка! Не дождетесь. мистер Клифер! Исподтишка взглянув на него, я увидела, что он, скрестив руки на груди, беззастенчиво наблюдает за мной. Наглая полуулыбочка застыла на его губах, а в глазах во всю наслаждаясь происходившим, пляшут чертенята.

— И не надейся, в этот раз я не свалюсь, — с вызовом сказала я ему.

— А было бы неплохо, — хмыкнул он и прищелкнул языком.

В этот раз я взобралась на лошадь без происшествий. Все это время Соловей недовольно фыркал и рыл землю копытом, ожидая, когда же хозяин обратит на него внимание. Как только Дамьян вскочил в седло, он тут же резво рванул с места и помчался по извилистой дорожке к подъемному мосту. До меня донесся требовательный возглас: «Догоняй!». Мне не надо было пришпоривать свою норовистую кобылку. Она, словно почувствовав мое настроение, взяла быстрый старт и вот уже конюшня мигом скрылась из виду. Подъезжая к мосту, мы сбавили темп и оба одновременно ступили на грохочущий под копытами коней настил.

— А зачем ты купил столько лошадей? — спросила я, когда мы сравнялись друг с другом.

— Перепродам за более высокую цену. На хороших лошадей всегда спрос, а выискивать их по всем лошадиным ярмаркам Англии с руки не каждому лорду.

— Но ведь это спекуляция.

— Это обычная торговая сделка, — осадил он меня нетерпеливо.

— Вероятно, ты считаешь, — произнесла я сухо после недолгой паузы, — я должна быть тебе благодарна, что меня не зашибло и не покалечило?

— Считаю, — немедленно согласился Дамьян. — А ты не считаешь, что я достоин… м-м, скажем так, особой благодарности!

— Спасибо. И этого вполне достаточно! — надменно заявила я и после чопорно заметила — Было довольно неприятно подвергнуться такому грубому спасению.

— Лгунья, — отозвался Дамьян. — У тебя дурная привычка все время лгать мне.

— Не понимаю…

— Лжешь! — он резко натянул поводья, и Соловей от неожиданности вздыбился. — Не будь такой лицемерной, Найтингейл! Признайся уже…хотя бы себе самой!

— Мне не в чем признаваться! — отрезала я и пришпорила Дамми. Она помчалась вихрем, из-под копыт полетели комья грязи и клочья вырванной травы. Юбка задралась, и стали видны ноги. Ну и пусть! Какая мелочь по сравнению с наслаждением от стремительного полета!

Позади я услышала его отрывистый смех, и глухой топот копыт, молотивших по густому мокрому дерну. Серый жеребец истово заржал. Я оглянулась и увидела пронесшегося мимо Дамьяна. Черные глаза сверкали, с вызовом глядя на меня. В них была уверенность, что я непременно приму его вызов. Невольно рассмеявшись, я пришпорила Дамми, заставляя ее нестись все быстрее и быстрее. Свистящий ветер схлестнул с головы берет, и, подхватив его, уволок куда-то к лесу. Я чувствовала, как цепкие ветряные пальцы выдергивают шпильки и раздувают за спиной каскад волос.

Я никогда не забуду, как мы безудержным галопом скакали по лугу, по опушке леса, где на землю ложились пятнистые тени листвы; и с тех пор, сидя в седле, я всегда ощущаю вновь ту отчаянную радость.

Конь Дамьяна был гораздо быстрее и выносливее. Я натянула поводья, когда моя кобылка начала уставать, и перевела ее на спокойную рысь. Дамьян тоже придержал серого, тот с неохотой подчинился, беспокойно ударяя копытами и разбрызгивая вокруг себя грязь.

— Спасибо! — выкрикнула я счастливо. — Спасибо за отличную лошадь! Она восхитительна!

Его лицо озарилось широкой улыбкой.

— Восхитительна? — выгнул он бровь, не сводя с меня горящего взгляда. Только сейчас я поняла, что мы совсем одни. — Я мог бы еще сказать: дика, безрассудна, совершенно легкомысленна и даже недурна собой, когда забывает о том, что должна быть кислее сгнившего лимона и чопорнее самого синюшного застиранного чулка. Ах да, еще драчлива, как бешеный пес, и воинственна, как сотни викингов…Я мог бы продолжить расточать хвалы, но опасаюсь за сохранность своего носа!

— Оберегая свой изнеженный нос, ты профукал сохранность своих тугих ушей! Потому как я говорила не о себе, Дамьян, а о лошади. О кобылке, названной, между прочим, в твою честь. Так что не позорься перед своей тезкой, а то она и впрямь заподозрит тебя в глухоте!

Он рассмеялся, пальцы пробежали по белым, взвихренным ветром волосам, блестевшим на солнце серебром. Детский жест, совсем неуместный для мужчины. Невольно я отметила, что на тонких губах у него мелкие трещинки, а лицо сильно обветренно, и загорело оно не равномерно: на лбу и переносице кожа гораздо светлее из-за шляпы или кепи. Мне почему-то вспомнилось, что я видела его в кепи только однажды, на летний праздник, когда мы были подростками.

От взмыленных лошадей в утреннем воздухе пахло потом. Я чувствовала, как ветер холодит мне кожу и хлещет растрепанными волосами по лицу. Я торопливо пригладила их. Мы были далеко от Китчестера. Только лес да уходившие за горизонт луга. И кругом никого.

Заметив мой поспешный жест, Дамьян хмыкнул. Я вспыхнула и легкой трусцой послала Дамми назад к замку. Когда вдали показались крепостные стены, он сказал, что будет ждать меня у теплиц, и умчался. Я не стала торопиться. На сегодня вполне достаточно безумных скачек.

Когда я подъехала к оранжереям, мне на встречу выбежал тощий парень в коричневом сюртуке с блестящими пуговицами и вычурном шейном платке, повязанном с претензией на некое фатовство. Его явное стремление походить на «джентльмена» бросалось в глаза и убивало наповал своей безвкусицей. Он помог мне спуститься с лошади.

— Мое почтение, мисс Сноу! Хозяин предупредил, что вы сейчас подъедите.

Вот как, «хозяин» значит! Я сурово взглянула на парня, но тот склонился передо мной в блестящем поклоне, чуть ли не облобызав мелкую гальку, хрустевшую под ногами. Столь выдающемуся поклону позавидовал бы сам Джордан.

— Я Эдди, мисс! — парень распрямился и, зачесывая сползшую на лоб прядь волос, с нахальством заметил — Наверняка, хозяин упоминал обо мне. Я верный слуга мистера Клифера!

— О! Если и упоминал, то я, к сожалению, не могу вспомнить.

Напрасно я надеялась, что своим ответом и суровым взглядом поставлю этого напыщенного юнца на место. Парень, ни сколько не растерявшись, поддернул отвороты сюртука и заявил:

— Ничего, вот поживете тут с недельку, так обо мне столько всего услышите!

И, выставив перед собой ребром ладонь, с какой-то панибратской манерой уверил меня:

— Хорошего, мисс, только хорошего! Я служу, как и положено, честь по чести!

Будто я могла подумать нечто совсем противоположное!

— Кажется, тебе велено присматривать за лошадьми! — раздался вкрадчивый голос Дамьяна, стоявшего в дверях ближайшей к нам оранжереи. Его сузившиеся глаза не предвещали ничего, что могло бы порадовать побледневшего слугу.

— Так и есть, мистер Клифер.

— Тогда почему и ты, и кобыла все еще маячите у меня перед носом?

Бедный парнишка съежился, от его былой бравады не осталось и следа.

— Виноват, сэр! — он попятился, уводя лошадь. Я проследила, как он довел ее до стоявшего чуть в стороне от оранжерей флигеля и привязал. Там же стоял Соловей, беспокойно заржавший при виде подруги.

— Идем, у нас мало времени! Граф уже присылал за тобой, — обратился ко мне Дамьян, предложив руку. Видя мою нерешительность, он насмешливо добавил — Я не кусаюсь, не содрогайся так при мысли, что прикоснешься ко мне.

Нахмурив брови и сжав губы, я подошла к нему и взяла под руку. Меня совершенно не радовал тот факт, что он читает меня как раскрытую книгу. И наперечет знает все мои слабости. Я была для него любопытной зверушкой, выставленной в клетке для всеобщего обозрения.

Вблизи оранжереи оказались гораздо выше, из-за песчаной насыпи, на которой они стояли. Между ними находились сколоченные из досок сарайчики с инструментами и дровники, доверху заполненные поленьями. Почти вплотную к оранжереям пристроились небольшие флигеля, из их крыш торчали трубы, выпускавшие клубы дыма. У самой длинной поперечной оранжереи был выкопан колодец, и в этот момент двое мужчин тащили воду в ближайшую пристройку.

Мы пошли вдоль оранжерей. Я была поражена. В прошлом году, по словам Эллен, только расчистили землю и нанесли разметки для построей, сейчас же здесь вовсю кипела работа. Оказалось, строительство началось сразу же, как сошел снег. Из деревень наняли мужчин и почти все поставили за считанные недели.

— Весь строительный материал и инвентарь заказали еще заранее, — рассказывал тем временем Дамьян. — Это стоило не дешево, так как все доставлялось прямо с заводов и толстое листовое стекло, и огромные котлы для отопительной системы. Правда, на трубах я смог немного сэкономить, так как отливали здесь у некоего Готлиба. Говорят, он собирается расширяться, так что впоследствии можно будет заказывать у него и котлы.

— Отопительная система? — переспросила я, заинтересовавшись. — Когда-то мой отец провел в доме трубы. Они нагревались от печи. Отец говорил, что со временем они вытеснят громоздкие камины. В Филдморе многим эта идея пришлась по вкусу. После чего мой отец стал разрабатывать различные усовершенствования в хозяйстве. И пользовался большим уважением среди фермеров.

— Мы используем нечто подобное, только с более сложной конструкцией.

— Эти флигеля с дымящими трубами как раз для отопления оранжерей?

— Не оранжерей — теплиц! — хмыкнул Дамьян и, заметив, что я послушно кивнула, ответил на мой вопрос. — Да. Там находятся котлы, именно кипящая вода обогревает теплицы. Она бежит по длинным трубам, которые мы разместили между наружными и внутренними стенками, между рядами растений и в насыпи, для обогрева настилов и земли. Надеюсь, зимой будет достаточно тепла, чтобы уберечь растения от замерзания.

— Но ведь летом, если солнце жаркое, нет нужды в таком сильном обогреве.

— Естественно, соловей.

Решив, что он опять начал насмехаться надо мной, я попыталась выдернуть свою руку, но Дамьян будто не заметил ничего и с самым серьезным видом продолжил:

— В таком случае у нас предусмотрены винтели на трубах. В любой момент мы можем перекрыть доступ воды в ярусах. Например, сейчас вода поступает только по трубам в насыпи. Хотя и без этого в земле достаточно тепла за счет навоза, торфа и опилок. Но с утра лучше подавать воду, пока солнце не прогрело помещение. В будущем, возможно в следующем году, я планирую закупать уголь для розжига, вместо дров. Это более экономично…

Дамьян вдруг пытливо посмотрел на меня и криво ухмыльнулся.

— Если, конечно, в будущем году я еще останусь в Китчестере.

Я выдержала его пронизывающий насквозь взгляд и вызывающе спросила:

— У тебя какие-то грандиозные планы?

— Самые грандиознейшие! — подтвердил он, хитро сузив глаза.

Испугавшись тех опасных дебрей, в которые нас мог завести начатый недвусмысленный разговор, я отвернулась, и в этот раз мне удалось высвободиться из его железной хватки. Он отступил от меня, наградив при этом насмешливо-понимающим взглядом. Я же излишне спокойным тоном предложила осмотреть постройки и зайти в оранжереи…

— Ах да, прости, теплицы! — пробормотала я и зарделась, уловив его провоцирующий смешок.

По мере того как Дамьян показывал мне сарайчики с садовым инвентарем, пристройки с котлами, от которых поднимался густой клубящийся пар, теплицы с рядами зеленой рассады: лука, моркови, помидоров, перца, баклажанов и прочих овощей; знакомил с людьми, работавшими здесь, — я чувствовала, как начала живо интересоваться всем. Дамьян буквально заразил меня своей неподдельной уверенностью в успехе.

— Эллен как-то говорила, что ты хотел заключить договора с заведениями в городах.

— Да, различные общественные и увеселительные заведения, приюты, интернаты, заводы, — вот сфера для поставки. В Уилтшире мало кто занимается выращиванием овощей для продажи. Обширные пастбища позволяют разводить овец и производить шерсть, другие занимаются пчеловодством или же молочным хозяйством, а сельское хозяйство в основном сводиться к засеванию злаками. Так что у меня огромный выбор, куда можно поставлять овощи. Уже есть контракты с заведениями в крупных городах графства: Солсбери, Троубридже, Суиндоне. На следующий год я планирую посетить промышленные центры, где заключить договоры с небольшими заводами, а в будущем добраться и до Лондона.

Его слова произвели на меня впечатление. Я уже по иному взглянула на ряды теплиц и от всей души порадовалась его успеху. Однако через некоторое время озадаченно спросила:

— И все же, кто-то же поставлял в эти заведения овощи до тебя. Как же они могли уступить никому неизвестному фермеру?

— Конкуренция, золотко.

— Пока я бы не назвала тебя сильным фермером, чтобы конкурировать.

— Возможно в плане урожая, пока нет, признаю. А вот в том, что касается других сторон бизнеса, то там я могу дать этим господам фору.

— И что же это за другие стороны бизнеса?

Дамьян помолчал, обдумывая, что сказать мне. Его расслабленное перекатывание с носка на пятку никак не соответствовали саркастическому выражению лица. В уголках губ появились жесткие морщинки. По ним я поняла, что он намерен сказать мне нечто неприятное.

— Есть незыблемое правило, соловей: выискивать слабости других. Любая слабость — щель в заборе, через которую можно подглядывать, выведывать и воздействовать. И, найдя такую щель, даже самый никчемный человечишка, станет всемогущим.

— То есть шантаж? — спросила я прямо, уловив в своем голосе нотки горечи.

А что я еще могла ожидать от него? Честности и порядочности? И все же сердце мое сжалось от мысли, что Дамьян вновь подтвердил, что он именно тот негодяй, каким привыкли видеть его все без исключения. Подтвердил играючи, с насмешкой, будто ему только в удовольствие постоянно выставлять напоказ свою низменную натуру.

— Да ты умна не по годам, птичка, — он вновь обратился к своему омерзительному глумлению.

— Приходиться развиваться, чтобы выжить в «стае акул, изголодавшихся по свежей крови». Так ты однажды сказал. И теперь я вижу, насколько точно было твое замечание.

Его губы дрогнули, пытаясь избавиться от непрошенной улыбки. Однако он произнес довольно резко и уничижительно.

— С волками жить — по-волчьи выть, золотко. Похоже, своим признанием я окончательно погубил свою репутацию, если те жалкие крохи хорошего мнения обо мне можно назвать таковой. Но, кто согрешит в одном, тот становится виновным во всем. Боюсь, твоя умненькая головка уже приписала мне все преступления, совершавшиеся в этой глуши за последние десятилетие.

— Тебе глубоко безразлично, что я о тебе думаю, — горячо сказала я. — Полагаю, ты сделаешь все, что захочешь, не зависимо от того принесет твой поступок горе или радость другим. Главное, тебе он принесет пользу! А это единственное, чем ты руководствуешься. И спешу ответить на твой вопрос, твоя репутация нерушима, как гранит, потому как губить и рушить совершенно нечего!

— Ты меня все больше удивляешь, соловей! В тебе еще так много неизведанного, что меня прямо-таки разрывает от желания изведать тебя, — он сделал ко мне шаг и, завладев моей рукой, с силой сжал запястье. Я вскрикнула, но он продолжал сжимать, будто не замечая, что делает мне больно. — Хватит притворяться невинной овечкой! Ты также лицемерна, как и миллионы вокруг. Лицемерна перед самой собой! Всеми силами отвергаешь и никак не можешь принять то, что считаешь недостойным себя.

— Не сомневаюсь, что ты уже выведал все мои слабости! Ты и меня начнешь шантажировать, чтобы я убралась с твоей дороги?

— Твоя слабость — это я… И зачем же мне избавляться от тебя? — желчно произнес он, и в то же время медленно, но неумолимо притягивая меня к себе. С ужасом я осознала, что мои глаза нескромно уперлись в его тонкие, искривленные какой-то мучающей его болью губы и он, безусловно заметив это, победно оскалился.

— Мне кажется, ты не совсем понимаешь меня, соловей, — продолжил он тем же негромким, ядовитым голосом. Этот голос подчинял, и я, словно мышь, загипнотизированная немигающим взглядом змеи, не отрываясь, смотрела на его губы — В тебе есть одна особенная черта, которая мне чрезвычайно нравится — ты всегда бросаешься в бой, независимо от того, кто твой соперник и осилишь ли ты его. Я мог бы сказать, что так поступают безмозглые идиоты, но в тебе столько страсти, что ты просто не можешь оставаться холодной. В тебе столько огня, что он может заживо спалить меня, устроив мне карающий ад прямо здесь на земле… И в тебе столько любви, что ты просто не имеешь права не принять меня!.. Зачем же мне избавляться от тебя? Наоборот, я сделаю все, чтобы ты всегда была у меня на дороге. Я не равнодушен к неприступной, дерзкой и жалящей занозе, которая с упорным постоянством видит во мне чудовище, негодяя и подлеца.

Я была потрясена до глубины души. Если бы меня спросили, что я чувствовала тогда, я не смогла бы объяснить и даже не желала задумываться. Чтобы не видеть полыхающей черноты его глаз, я отвела глаза и уставилась на работников, с интересом поглядывавших на нас.

— Ты… — выдавила я, собравшись с мыслями, но голос засипел. Я прокашлялась — Ты ошибаешься. Я не вижу в тебе чудовище. Но и достойного, благородного человека тоже!

— Достойного кого? — рявкнул он, отталкивая меня. — Благовоспитанных слюнтяев?

Я оставила этот вопрос без ответа. В который уже раз этот невозможный человек лишает мня разума, издеваясь надо мной и теша свое самолюбие. Разве можно поверить его словам, сказанным с таким презрением, с такой желчью, словно он ненавидит меня за то, что испытывает ко мне какие-то чувства. Сейчас, видя перед собой его перекошенное злостью лицо, истинность его чувств вызывала большое сомнение. С холодной неприязнью я взглянула ему в глаза.

— Прощайте, мистер Клифер. Экскурсия по оранжереям была крайне познавательной и захватывающей. И… очень сожалею, что каким-то образом дала вам повод вообразить, что я питаю к вам чувства гораздо более выразительные, чем обычное проявление дружелюбия.

— Маленькая лицемерка, — сквозь зубы прошипел он, но тут же расхохотался — Жульничаешь! Бить противника его собственным оружием, недостойно такой невинной добродетельной пташки!

Его возглас еще сильнее привлек к нам внимание, и работники уже не старались скрыть любопытные физиономии, а со сладостным предчувствием скандала оборачивались в нашу сторону. Однако никто из нас не собирался удовлетворять их изголодавшееся по сплетням воображение. Едва я отошла от Дамьяна, как он тут же развернулся и скрылся в одной из теплиц. Я же торопливо прошла по дорожке к флигелю, где стояли привязанные лошади. Расторопный Эдди подвел ко мне Дамми и, подставив колено, помог забраться в седло.

Дед уже ждал меня, капризно жалуясь суетившейся вокруг него служанке на мою беззаботную молодость, которая позволяет мне с легкостью забывать о мучавшемся прострелом старике и предаваться беспечным скачкам на свежем воздухе. В отместку, что я повела себя непочтительно и промедлила с приходом, дед продержал меня в своей спальне до самого вечера.

О моем пребывании в часовне он интересовался крайне поверхностно, немного повозмущавшись, но при этом не скрыв, как позабавила его эта комичная ситуация. Зато детально расспросил о теплицах, рабочих, что там трудятся, и моем отношении к подобным «крестьянским делишкам». После он предложил мне развлечение в виде кипы старых газет. Слушая, как я читаю ему давешние новости, старик удивлялся и переживал так, будто слышит их впервые. Временами он дремал, а я, сидя в качалке у камина, погружалась в сказочный мир летающего острова Лапуты. Но приключения Гулливера меня занимали ненадолго, мои мысли каждый раз возвращались к сегодняшнему утру. Перекошенное лицо Дамьяна, вновь и вновь всплывало у меня перед глазами и непрерывно вопрошало меня: «Достойного кого?». Я не могла доверять ему, но при этом с каждой минутой меня все глубже пронзала мысль, какой же скучной и бессмысленной была бы моя жизнь без этого человека.

ГЛАВА 22

— Мисс Роби, сейчас же признавайтесь, эти изверги хотя бы кормили вас?! — воскликнула Финифет, устремляясь ко мне. — Или они не имеют ни малейшего понятия, что значит хорошо и качественно питаться!

— Фини, да успокойся ты, несносная кочерыжка! — отрезала тетя Гризельда. Но экономка, проигнорировав ее замечание, продолжила охать и трясти надо мной руками, возмущаясь моим изможденным видом. — Ее не было всего три дня. За это время невозможно исхудать настолько, чтобы своим видом внушать ужас, какой написан на твоем хитрющем лице.

— Полагаю, Фини переживает за медовые кексы, запах которых я ощутила еще на улице!

— Обещаю, мы не выпустим Роби, пока она не расправиться со всей твоей выпечкой, — обратилась тетя к подруге и, взяв ее за плечи, легко подтолкнула в сторону кухни. — А теперь марш за чаем. Не вечно же нам держать девочку в дверях!

В гостиной тетушка усадила меня в самое просторное кресло у камина, в котором всегда сиживала сама, тем самым, оказав мне как «гостье из Китчестера» самые, в ее понимании, высокие почести. И пока две женщины крутились у стола, бурно обсуждая, какой поставить сервиз: для вечернего чаепития — из голубого фарфора с белыми голубками; или праздничный — с россыпью красных тюльпанов и золотой каемкой, — я мирно утопала в кресле и с блаженной улыбкой наблюдала за их родной и такой близкой моему сердцу суетой. Как я была рада вновь очутиться в Сильвер-Белле! И хотя прошло всего три дня, после моего переезда в замок, мне казалось, что я целый год провела в далекой, чужой стране.

С любовью оглядывала я и маленькую гостиную. Плетеные корзинки с клубками стояли у кресел, на диване в беспорядке лежали книги, будто их только что сюда положили. На столе неизменная пузатая ваза с вишневыми георгинами. И хотя комната была обставлена весьма скромно, она была в два… нет, в двадцать раз уютнее, чем любая комната в Китчестере. Здесь все: и стены, и мебель, и заливистые колокольчики, и цветы в саду — дышало теплом и любовью.

— А где Сибил? — спросила я, когда мы, наконец, разместились за столом.

Я заметила, как тетя и Фини переглянулись. Тетушка поджала губы и положила на свое блюдце медовые кексы. Пять штук. Но, подумав, один убрала и взяла другой — чуть поменьше.

— Наша Сиби уже второй день ходит к ним, — прошептала экономка с таинственным видом.

— К кому? — все больше удивляясь, переспросила я, также понизив голос.

— К Готлибам! — торжественно сообщила Фини и закатила глаза к потолку. Я вопросительно перевела взгляд на тетушку, ожидая объяснений. Но та хранила мрачное молчание.

— От них пришла девица, мол, хозяин вызывает. Миссис Готлиб, видите ли, больна, и надо кому-то ухаживать за ней. Вот они и нашли сиделку! А мисс Сиби, добрая душа, тут же согласилась. Только вашей тетушке все это не слишком нравится.

— Не нравится! — раздраженно подтвердила тетя Гризельда, прожевав. — Она еще не вошла в их семью, чтобы сидеть там с утра до вечера, как дочь с матерью. И хотя все знают, что она и Рэй помолвлены…не официально, но это не мешает болтунам трещать за их спинами. Скажу честно, опасаюсь, что мистер Готлиб, со своей болезненной щепетильностью, наслушается россказней и забудет, что сам же позвал девочку в сиделки и, чего доброго, обвинит ее в легкомыслии.

— Или вообще — запретит сыну жениться, — добавила Финифет, отхлебывая из чашки с россыпью красных тюльпанов и золотой каемкой по ободку.

— Сплюнь! — грозно рыкнула на нее тетушка. — Придет же такое в голову!

— А не значит ли эта просьба…приказ о помощи, что в скором времени сыграют свадьбу?

— Мы только на это и уповаем! — вздохнули обе женщины.

Поверх чашки я взглянула на Финифет, посылавшую тете частые подмигивания. Ее глазки алчно поблескивали, она шумно вздыхала и всем видом намекала, что уже давно пора начать долгожданный разговор о Китчестере. В какой бы тревоге не пребывали думы тети, ее любопытство при этом ни в коей мере не уменьшилось. Поэтому, выдержав паузу, она изрекла:

— Ну, а теперь поговорим о главном!

Уловив в ее голосе строгую решимость, я обреченно вздохнула, поняв, что мне придется выдержать допрос с пристрастием, и бросила взгляд на часы. Хорошо, что я предупредила деда о своей поездке в Гарден-Роуз. Правда, старик с подозрением отнесся к моему визиту, потому как опасался, что я могу подвергнуться напористой атаке двух старых дев и, сломившись под их натиском, отказаться от дальнейшего пребывания в Китчестере.

К рассказам о графе тетя отнеслась без должного внимания. Она безоговорочно окрестила его «маразматиком» и заявила, что сей экземпляр не достоин длительного обсуждения и беспокойства. И высказала твердую убежденность, что граф Китчестер не опаснее назойливой мухи и безвреден, как для меня, так и для всего уважаемого общества в округе.

— А вот его сестра оставляет о себе неизгладимое впечатление… — заметила тетя, кладя в чай кусочек сахара. — Передай мне молочник, Роби…И что ты мусолишь один-единственный кекс! Только не говори, что у тебя нет аппетита! У тебя всегда был нормальный здоровый аппетит, а не это чахоточное клевание, свойственное большинству юных леди.

— Вот, вот, — поддакнула Финифет, вслед за тетей налив себе третью чашку. — Говорила же, избалуют там девочку. Не к добру это житье в замке! Все начинается с аппетита, а кончается…

Однако мрачные предчувствия грядущей беды, только привели ее в хорошее настроение, и она стала живо расспрашивать о леди Редлифф, которой заинтересовалась и тетя.

— У меня кулаки так и сжимаются, как вспомню ее взгляд! — призналась тетушка. — Бедные церковные мыши — вот что было в ее глазах! Да еще без собственной коляски! Ханжа! Можешь спорить со мной, Финифет, но я скажу однозначно: узурпаторские наклонности этой леди затмят генеральские замашки Дадли Додд! Так что можешь представить, что это за особа!

— Для леди Редлифф не существует мелочей, недостойных ее внимания, — смеясь, заметила я. — Особенно если эти мелочи служат ей поводом помучить окружающих. Она придирается ко мне по малейшему поводу. Но мне не страшны ее придирки. А вот ее дочь очень жаль…

О некоторых событиях я умолчала. Тетя не смогла бы спокойно выслушать о моем не слишком приятном посещении часовни. А мысль о том, что я буду жить под одной крышей с Дамьяном Клифером, приводила ее в ужас еще с того дня, как я сообщила ей о решении переехать на время в замок. Тетя не без оснований боялась, что в силу своей испорченности он может пойти на некоторые нескромные действия в отношении меня. Но моя разумность вселяла в нее твердую уверенность, что я без тени смущения поставлю этого скользкого типа на место и сумею удержать его на расстоянии, если он позволит в мой адрес вольности. Я старалась не упоминать его имени, и каково же было мое удивление, когда тетя сама заговорила о нем.

— А как там этот… поганец? Он не докучает тебе?

— Дамьян?

Ее лицо посуровело, когда она услышала, что я назвала его по имени.

— Говорили, что этот Клифер — наследник. Как он отреагировал на твое появление?

— Не совсем уверена в своем впечатлении, тетя. Мы оба постоянно озабочены тем, что сказать друг другу и как по-больнее задеть противника.

— Так и знала, что он враждебно отнесется к тебе. Такой враг за спиной…

— Нет, между нами нет вражды, только…конкуренция, — я натянуто улыбнулась. А тетя тем временем положила мне слоеную корзинку с взбитыми сливками. Брови ее хмурились.

— Будь бдительна, Роби. Твое присутствие в замке — для него все равно, что красная тряпка для быка. Он опасный, безнравственный и недостойный…

— Недостойный кого? — вырвалось у меня. Я в смущении опустила глаза и стала ложечкой выковыривать взбитые сливки. Хрупкая корзинка треснула и рассыпалась мелкими кусочками. Тетя неодобрительно покачала головой и сменила тему.

— Скорее всего, к августовскому празднику мы вновь увидим Тернеров. Жаль, что не к ярмарке — миссис Эжвуд собирается продавать свой сервиз, который нравился Элизабет. Помню, она так ждала прошлой ярмарки, но Эжвуды не выставляли его…Ах, ну да. Они возвращаются из Лондона до конца сезона. Элизабет прислала письмо. С…радостными вестями.

— Летти обручилась? — воскликнула я. Но радость пропала, когда я заметила, что на лицо тети набежала тень и она как-то криво усмехнулась. А Фини заторопилась на кухню.

— Что случилось? — тревожно спросила я. — Летти…она оскандалилась?

Тетушка тяжело поднялась и подошла к окну, где стала поочередно поправлять висевшие на шторах колокольчики. Друг за другом по комнате рассыпались дрожащие звуки.

— Я не хотела тебе говорить, расстраивать. Но ты всегда была сообразительной, от тебя ничего не скроешь… — тетя сокрушенно вздохнула, прижав руку к левой груди. — Виолетта… капризная девчонка! Такая взбалмошная и разнузданная. В деревне у нее не было возможности потакать своим тщеславным устремлениям. А в Лондоне она открыла для себя источник блаженства. К счастью, она достаточно бедна, чтобы не привлекать к себе охотников за приданым. Но ее излишняя живость и красота привлекли охотников за… другой наживой!

— Тетя! — запальчиво воскликнула я — Как можно поверить в то, что Летти пожертвовала богатством, роскошью и положением — всем, что мог бы дать ей муж, ради мимолетного флирта.

Дата добавления: 2015-08-29