Соловей для черного принца (СИ) 22 страница

Мне не хотелось ругаться с Дамьяном. На это у меня не было ни сил, ни желания. Когда молчание стало невыносимым, я спросила.

— И все же почему никто не явился за мной?

Мы прошли госпиталь и спускались в темный коридор.

— Похоже, никому нет дело до маленьких птичек, — усмехнулся он. Я опять благоразумно промолчала, сочтя это намеренной провокацией. И ему пришлось продолжить. — Старик в постели. У него прострел. Если ты не заметила, он уже не в том возрасте, чтобы дефилировать по лугам верхом на лошади. А Джесс…она была не прочь, чтобы ты посидела здесь дольше.

— Ах, вот как! — воскликнула я. Дамьян нагло хмыкнул. Я поняла, что он специально разжигает мою злость.

Раздраженная его насмешками и злясь на всех и вся за просиженные в часовне жуткие часы, я сдуру рванула вперед и… перешагнула через ступеньку. Все бы ничего, если бы неуклюжая нога не подстроила мне подлянку и в самый последний момент не подвернулась. Осознав, что лечу и воссоединение с не слишком приветливым полом неизбежно, я изощрилась и, приложив столько усилий, что их бы хватило затормозить мчавшуюся во всю прыть лошадь, вцепилась в Дамьяна. Невольный спаситель, не сломившись в свинцовых клещах моей хватки, героически выдержал сей акробатический финт, чего нельзя сказать о его белевшей в темноте хлопковой рубашке. Даже сквозь тот жалобно-петушиный вскрик, какой выдали мои легкие, я услышала хлесткий треск рвущейся ткани.

— Чем тебе моя одежда не угодила? — в голосе мужчины звучал неудержимый смех. Я перевела дух и продребезжала нетвердым голосом:

— Ой, прости, я не специально.

— Угу, если бы специально — от рубашки и от меня остались бы одни клочья!

Мы оба засмеялись. Сначала как-то нерешительно, словно удивленные, что можем смеяться вместе, а затем уже хохотали во все горло. Я была все еще в напряжении и чувствовала неприятную дрожь во всем теле. Мне просто необходимо было выплеснуть бушевавшие во мне эмоции. Но перемирие между нами длилось не долго. Он взял меня за руку и развернул к себе. В кромешной тьме я различала только его глаза и белые волосы.

— Так что ты видела в часовне? — спросил он. — Призраки, духи, говорящие младенцы…

— Ничего!

Он прищелкнул языком и покачал головой.

— Разве? Ты бы видела себя, когда я открыл дверь! Глаза на лбу, волосы дыбом…хм, или точнее пучок дыбом…

Я дотронулась до своего узла. Он опять позорно сполз и висел, болтаясь на шее, совершенно не удерживая густые пряди. Я отмахнулась от него. Сейчас мне было совершенно не до прически.

Я все еще была озадачена, если не сказать напугана тем, что слышала в часовне. Этому обязательно должно быть внятное объяснение. Мне было все равно, что обо мне подумает Дамьян. Если решит, что я тоже сошла с ума, то пусть так и будет. Я дерзко подняла подбородок и, взглянув ему в глаза, значительно сообщила:

— Я кое-что слышала! — Дамьян молча выждал, пока я выдержу эффектную паузу. — Стоны! Такие печальные, протяжные и явно потусторонние…

— Потусторонние, вот как? — спросил он, явно забавляясь. — Часовня старая, готовая развалиться от одного плевка, между камнями полно щелей, в которых завывает ветер… Хотя, это слишком скучно! Гораздо интереснее, если бы это выла душа усопшего младенца…

Как же я сразу не догадалась! Я испытала такое непередаваемое облегчение, убедившись в собственном невежестве. В Академии мы чуть ли не каждый день становились свидетелями таких вот нечеловеческих стонов, когда бушующие ветра завывали в длинных дымоходах.

— Две сумасшедшие — было бы много даже для Китчестера, — тем временем говорил Дамьян. — Рад, что рассудок у тебя оказался непоколебимым в отличие от твоих умственных способностей. Если честно, я считал тебя более сообразительной.

— В такой ситуации любой бы ощутил что-то потустороннее. Тем более место к этому располагает, — возмущенно парировала я. — Было немного неприятно сидеть там запертой.

— Всего лишь «немного неприятно»? Как я мог забыть, ты ведь у нас образец стойкости и невозмутимости.

Как он смеет издеваться надо мной! О какой стойкости и невозмутимости можно говорить в такую минуту, да еще смеяться, что мои умственные способности далеки от совершенства. Посидел бы сам там!

— Насмешник! — в сердцах бросила я ему. — Как люди могут быть такими отвратительными? Тебе лишь бы шутить да издеваться над людьми, не ведая, сколько горя могут принести твои забавы. Из-за тебя Эллен лишилась разума! Из-за тебя ей всюду мерещится ее сын!

Он с силой встряхнул меня, остановив рвущийся из меня поток слов.

— Подожди! Что за ахинею ты несешь? — процедил он. — Я польщен, что ты такого высокого мнения обо мне. Мне нет нужды оправдываться в своих поступках, даже если бы я о чем-то жалел, то тебя мои дела не касаются. Впредь помни это! А что до Эллен, то я не имею никакого отношения к ее сумасшествию. Или ты думаешь, что я настолько чудовищен, что от одного моего вида люди теряют рассудок.

— Не притворяйся, что не понимаешь о чем я. Ты прекрасно знаешь, что она сошла с ума после того, как ты ее разыграл, притворившись сыном. Не знаю, как ты это сделал… Подсунул куклу и стал говорить с ней дьявольским голосом или еще что…

Мне показалось, что он ударит меня. Даже в темноте было видно, как злость овладевает им. Его глаза засверкали безудержным гневом, дыхание стало тяжелым и прерывистым, словно он преодолел бегом десятки миль.

— Думай, что говоришь, золотко, — процедил он. — Я не делал ничего подобного! Ни с Эллен, ни с кем бы то ни было. Только ты не поверишь мне, не так ли?

— Точно так же не делал, как не поджигал дома в Эмбер-Виладже? — внезапно вырвалось у меня, и я в ужасе зажала рот рукой. Господи, что я говорю!

— О, да вы, мисс Сноу, хорошо осведомлены, — глаза Дамьяна сузились, и он угрожающе приблизился ко мне. Его рука потянулась ко мне. Я тревожно отступила, но он схватил меня за кружева блузы и резко дернул к себе. Кружева оказались прочнее, чем рукав его рубашки. О чем я досадно пожалела, так как их прочность не дала мне шанса вырваться от него.

— Так, значит, я отвратителен? — протянул Дамьян сладким голосом. Я нервно дернулась, пытаясь высвободиться из его хватки. Но он толкнул меня, и я почувствовала, как в спину впиваются холодные камни стены. Его тело прижалось ко мне. Прижалось с такой силой, что мне стало трудно дышать. Задыхаясь, я уперлась в его грудь руками и надавила, что есть мочи.

— Трепыхаться бесполезно…птичка, — почти пропел он, как будто совсем не ощущая моего сопротивления. — Ты все еще так же невинна? Ты помнишь, что я говорил тебе. Я единственный! Единственный имею на тебя право. Ты моя…Только посмей ослушаться меня…

Его лицо было так близко. Губы почти касались моей щеки. Слабость горячей волной затопила меня. Сердце бешено стучало, нет, грохотало…Оно грохотало на весь дом, оглушая меня этим бесцеремонным звуком. Мои руки онемели от напряжения, упираясь ему в грудь. Я чувствовала, что еще немного, и сдамся на его милость. Нет! Я не позволю ему унижать меня, играть со мной, будто я безвольная, бесчувственная кукла.

Но неожиданно он отступил от меня. Холод коридора сразу окутал меня. Не понимая, в первый момент что произошло, я протестующее вскрикнула.

— Беги, — донесся из темноты его голос. Натянутый и словно уставший. — Беги, убегай, несись от меня быстрее ветра, как ты это умеешь делать. Такое сопротивление достойно награды.

Не говоря ни слова, я отлепилась от стены и пошла. Нет, я не бежала, не ускоряла шаг, я просто шла. Шла, высоко подняв голову и гордо расправив плечи, будто все, что произошло ну ни капельки, ни единой крохотной капельки, не задело меня.

Вечером я сказалась больной и не вышла к ужину. От Джудит, принесшей мне стакан теплого молока и печенье по распоряжению Жаннин, я узнала, что за столом также не было миссис Уолтер, которая все еще пребывала в беспамятстве, леди Редлифф, сама мучавшаяся от мигрени после волнений с приступом Эллен, и графа Китчестера, чей прострел разыгрался не на шутку.

ГЛАВА 21

— Доброе утро, Джордан! Как ваше самочувствие?

Спускаясь к завтраку, я буквально налетела на дворецкого. Я торопилась, так как хотела проехаться верхом, перед тем, как отправиться к деду. И, окрыленная надеждой заполучить лошадь, которую Дамьян купил в Чейзморе, или же, если ее еще не доставили, оседлать Стрекозу, перепрыгивала через ступеньки. А Джордан, как всегда, не представлял, что творится у него под носом, зато во всех подробностях изучил узоры паутин на потолочных балках. Столкновение было неизбежно. И, к счастью, никто не пострадал!

— Превосходно, мисс Сноу, благодарю вас, — с достоинством вымолвил он, одергивая одной рукой фрак, сморщившийся незначительной, но не дающей покоя складочкой. В вытянутой перед собой руке дворецкий держал крохотный поднос для писем, и, к чести своей, сохранил все письма на нем в идеальной стопочке.

— Надеюсь, вы больше не огорчите нас своей болезнью, — учтиво добавила я и премило улыбнулась, что было излишне, так как он, глядя в потолок, все равно не мог заметить моих похвальных ухищрений. — Без вас как без рук, Джордан!

Мне вдруг почудилось, что его стоячий сильно накрахмаленный воротничок издал жалобный хруст, и подбородок дворецкого, окаймленный густой растительностью бакенбардов, с превеликим трудом, словно не делал этого с самого рождения, опустился. Его глаза остановились на мне и начали проявлять подчеркнутое внимание. Я невольно попросила прощения у потолочных балок за бестактную, но временную конкуренцию.

— К несчастью, мисс Сноу, временами вот в этом самом месте, — и Джордан выставив указательный палец поднес его к кадыку, — чувствуется некая нестабильность. Боюсь, как бы мне не пришлось еще пару дней провести в постели.

— О, Джордан, тогда вам надо поберечься и как можно меньше разговаривать. Упаси боже, чтобы нестабильность в этом месте прогрессировала!

— Я обязательно так и сделаю, мисс, — дворецкий склонился в нижайшем поклоне, не забыв вновь задрать подбородок. — Ах да, мисс, вам корреспонденция!

Длинным ногтем мизинца он подцепил краешек конверта, лежащего в самом низу стопки, и мастерски дернул его. Стопка даже не шелохнулась, а письмецо оказалось в руках Джордана. Я чрезвычайно восхитилась его разносторонними талантами, отчего у дворецкого, проявив свою нестабильность, смущенно задергался кадык.

Время было раннее. Я наслаждалась завтраком в одиночестве. Поэтому без стеснения прочитала письмо от тети Гризельды. Написала она всего несколько строк, в которых выразила сильное негодование, что уже прошло «два дня», а я до сих пор не соизволила появиться в Сильвер-Белле. «Разве так должна вести себя любящая племянница?». А в последнем предложении сквозил явный намек, что если в самое ближайшее время я не навещу бедных, одиноких старушек, то они сами заявятся сюда. Во время прогулки я решила заехать к ним.

Вдруг в парадную дверь постучали. Громыхнули так, что я слышала даже здесь, в гостиной на втором этаже. Кого это принесло в такую рань, промелькнуло в голове.

Разломив горячую маковую булочку, я потянула носом, вдохнув упоительный аромат, и намазала ее смородиновым джемом. В спешке я немного переборщила, и пришлось ловить пальцем скатывающиеся по булке сладкие капли. Внезапно я услышала гулкие шаги в галерее. Похоже, Джордан вел гостя сюда. Когда они подошли к лестнице, я разобрала их голоса.

— Я сейчас же прикажу принести в вашу комнату горячую воду, мистер Клифер, и приготовить постель.

Вот только его не хватало! Куда он ездил так рано? Или он вообще не ложился? Я замерла, изо всех сил прислушиваясь, и, дрожа от мысли, что сейчас он войдет сюда и увидит меня.

— Я не собираюсь спать, Джордан, — голос Дамьяна был тверже булыжника. — Бренди — это все что мне сейчас нужно.

— Как вам будет угодно, сэр.

Они уже поднимались по лестнице, и лишь несколько ступеней да крохотный коридорчик со стертой когда-то красной дорожкой отделяли его от меня. Поступь Дамьяна была тяжелая, как у человека проведшего много времени на ногах без отдыха.

— Птичка уже встала?

— Кто, простите? — Джордан на миг утратил свою «дворецкую» невозмутимость.

— Болван! Мисс Сноу уже встала?

— Да, сэр. Она в…

— Свободен! — услышала я отрывистый приказ Дамьяна.

О, Господи! Выпрямив спину и положив на блюдце булочку, я поспешно вытерла липкие от джема пальцы о салфетку. Ну что же мне делать? Я ужасно взволновалась. Что я ему скажу? Как я посмотрю ему в глаза после вчерашнего? Я выскочила из-за стола и прошла вглубь комнаты, будто надеялась, что смогу затеряться среди стульев и сервантов.

Шаги… Еще мгновение, и я увижу его! Я подошла к камину. В нем лежало несколько сухих поленьев. С преувеличенным вниманием я стала рассматривать бронзовые часы на каминной полке. Две длинноногие цапли стояли по бокам, раскрыв клювы, и удерживали в них пожелтевший циферблат. Кроме римских цифр на циферблате были выведены надписи на латинском. Но от волнения буквы расплывались, я ничего не видела, только ощущала, как в груди сильно колотится сердце. Я сцепила руки, чтобы унять дрожь. Он вошел. Я сделала вид, что не заметила его, и это дало мне несколько лишних секунд, чтобы попытаться овладеть собой.

Небольшая пауза, и я услышала слова, произнесенные холодным тоном:

— Мисс Сноу, я вижу, вы уже закончили завтрак. Сегодня нам придется провести друг с другом утро, поэтому, я буду признателен вам, если вы будете готовы через пять минут.

Я почувствовала, как болезненно ёкнуло сердце. Опять этот официальный тон, от которого становится так мёртво, так тоскливо на душе! Зачем он играет со мной? То безумные страстные речи, то этот тон, словно я никто, словно не мне предназначались его вчерашние слова. В этот момент я просто ненавидела его, потому что была уверена в том, что он читает мои мысли и знает, о чем я сейчас думаю. Его равнодушия я страшилась еще сильнее, чем его горящих глаз. А в следующий миг меня пронзила мысль — утро с ним?! Все утро с Дамьяном! Нет! Уж лучше вернуться в часовню вместо того, чтобы все утро содрогаться от его присутствия.

Он несколько насмешливо поклонился. Затем, прошел к серванту и, открыв стекло в одном из отделений, взял бутылку бренди. Плеснув немного в бокал, залпом выпил, и налил еще. Все это время Дамьян не смотрел на меня и не ожидал от меня никакого ответа, а лишь покорности. Весь его вид был столь же холодный, как и его голос. Отодвинув стул, он уселся боком к столу, вытянув перед собой скрещенные ноги. Вытащив из сапога хлыст, небрежным жестом кинул его на стол, рядом с бокалом бренди, как будто намекнув, что ждет меня, если я осмелюсь не покориться. Я обратила внимание, что волосы у него мокрые и торчат в разные стороны, взлохмаченные рукой. С них на воротник твидовой куртки капала вода, расплываясь на плечах темными пятнами. Меня аж всю передернуло. Не представляю, как в такое холодное утро можно купаться в реке. Такое под силу только бесчувственному!

Взяв со стула берет и перчатки, которые я предусмотрительно захватила с собой, я смерила его презрительным взглядом.

— Я готова, мистер Клифер, — таким же официальным тоном сообщила я. Он нарочито долго не отвечал, оглядывая мой костюм для верховой езды. Под его пристальным взглядом меня охватило сомнение, а вдруг я выгляжу не так элегантно, как мне думалось. Да еще этот берет!

— Такая расторопность, весьма похвальна в женщине, — слащаво заметил он, поднимаясь и допивая бренди. Поставив бокал, он взял в руки хлыст, но убирать за голенище не торопился.

— Это не расторопность, мистер Клифер, — как можно надменнее сказала я, — а умение планировать свое время. Для человека читающего, весьма печально не видеть разницу между этими понятиями.

— Тогда было бы разумно, мисс Сноу, — вкрадчиво ответил Дамьян, — чтобы вы не бросались такими заумными фразами. Иначе едва ли мы достигнем взаимопонимания.

— Безусловно, мистер Клифер, — согласилась я, слегка склонив голову и натягивая перчатки. — Так и быть, я пощажу ваше скромное самомнение!

На кратчайший миг я уловила, как дернулись вверх уголки его губ. Показалось, что Дамьян позволит оставить последнее слово за мной. Но, выходя из гостиной, он посторонился, пропуская меня вперед и, когда я проходила мимо, склонился ко мне и небрежно произнес:

— Боюсь, у тебя нет выбора, соловей.

В полном молчании мы дошли до конюшни. Я очень хотела показать ему, что он может насмехаться и унижать кого угодно, но только не меня. Краем глаза я наблюдала за ним, его задумчивое лицо ни разу не повернулось в мою сторону. Проходя мимо высоких кустов, он непроизвольно срывал пышные головки цветов, и мял их до тех пор, пока они не рассыпались под безжалостными пальцами, усеивая дорожку нежными лепестками. В этот момент я представляла себе Дамьяна огромным пауком, которого мне ужасно захотелось раздавить. Он наслаждался своими насмешками надо мною; играл со мной, как с мотыльком, запутавшимся в паутине, предполагая, что я вся в его власти. Мне казалось, он находит какое-то удовольствие в своем нахальстве, в этом цинизме, с которым разыгрывает свою партию. Он хотел насладиться моей слабостью перед ним, вынудив своим показным безразличием жаждать хотя бы малейшего проявления чувств ко мне. Ему не просто хотелось завоевать меня, а довести до полной и окончательной капитуляции.

— Выбери себе лошадь, — бросил Дамьян, подходя к конюшне. Заметив мистера Стоуна, стоявшего у загона и чистившего седло, перекинутое через жердь ограды, он направился к нему.

— Выбери? — переспросила я в замешательстве, но Дамьян, постукивая хлыстом по иссохшей жерди, уже вполголоса переговаривался с конюхом.

Из распахнутых настежь дверей в конюшню лился утренний свет, освещая покрытый опилками и соломой пол и крепкие брусья загонов. Мелкие крупинки опилок крутились в воздухе, отрываясь от земли при малейшем движении воздуха. Во всех стойлах стояли лошади!

Маленький Леми, тряся нечесаными вихрами, резвыми перебежками перемещался от одного стойла к другому. Перед собой, прижав края к груди, мальчишка держал увесистый мешок с овсом и при беге каждый раз подпинывал его грязными ботинками. Ни Леми, увлеченный работой, ни старый кучер, сидевший ко мне спиной, не заметили меня. Я осмотрелась, удивляясь, откуда здесь взялось столько лошадей. Неужто их всех купил Дамьян?! Но зачем?

Лошади, дожидавшиеся овса, от нетерпения негромко покряхтывали у решеток. Серый в яблоках жеребец бил копытом и, закусывая желтыми зубами изжеванный борт кормушки, тянулся шеей и ржал, жадно поглядывая на мешок. Похоже, это и есть пресловутый Соловей, дикий, алчный и нахальный, как и его хозяин. Тяжеловоз, скотина смиренная и столь же древняя, как и сама конюшня, флегматично чесал морду о жердь, никоим образом не потревоженный присутствием гнедых кобылок в соседних стойлах. Прямо передо мной мерно жевала овес вороная кобыла с белыми носочками и звездой на лбу.

Пока я любовалась ею, ко мне подскочил Леми и, схватив за руку, обрушил на меня бурю восторгов от свалившегося на него счастья в виде десятка лошадей. Я же смаковала собственное радостное предвкушение. Не важно, откуда взялись лошади, но я могу выбрать самую лучшую! Словно услышав мои мысли, кобыла в соседнем с Соловьем стойле, оторвала от кормушки морду и, взглянув на меня ясными голубыми глазами, тряхнула гривой и заржала на всю конюшню.

— Мисс Сноу, здесь не такой уж большой выбор, — раздался у входа резкий голос Дамьяна, — чтобы вы не могли решиться!

— Я уже выбрала, — ответила я быстро, не сводя глаз с лошади. Она не была столь же грациозна и легка, как черная со звездой. И смотрелась менее эффектно: немного приземистая, цвета спелой пшеницы со светлыми гривой и хвостом. Однако лошадь неотрывно следила за мной, будто почуяв во мне хозяйку, и нетерпеливо била копытом.

— Есть и более достойные, но мне по душе именно эта кобыла, — поторопилась пояснить я.

В ответ он лишь склонил голову в легком намеке на согласие и приказал Леми, надоедливо крутившемуся перед нами:

— Эй, парень, позови отца! — мальчуган, бросив мешок с овсом посреди конюшни, стрелой вылетел за дверь. А Дамьян подошел к своему жеребцу и, просунув руку через решетку стойла, положил ладонь на бархатный нос. Соловей капризно мотнул головой и вытянул шею, тычась носом в грудь Дамьяна в поисках сладкого кусочка сахара. Не найдя такового, он обиженно засопел и беспокойно захлестал себя хвостом.

— Ну, ну еще не заслужил, Соловей. — Дамьян принялся ласково увещевать жеребца, но мне казалось, что вся патока его слов направлена вовсе не на животное, а на меня. — Ты слишком вспыльчивый, любишь показывать свой необузданный норов. Научись слушаться хозяина, без принуждения, без понукания выполнять любое его желание, тогда будешь получать самое вкусное лакомство. Будешь хорошим мальчиком, угощу арбузными корками…

С огромным усердием я старалась остаться невозмутимой и сделать вид, что из-за внезапной глухоты совершенно не слышу его ласково журчащую речь. В дверях появился конюх с сыном.

— Стоун, ты приготовил для соловой кобылы седло? — немного резким тоном спросил Дамьян, отходя от стойла. — Она приземиста и широка, обычное седло не подойдет.

— Да, мистер Клифер. И войлочный вальтрап, как вы просили.

Я недоверчиво уставилась на Дамьяна, и на его лице промелькнула озорная усмешка.

— Так ты знал! — воскликнула я, чуть ли не обвинительно. — Ты знал, что я выберу ее!

Его губы поползли вверх, и он самоуверенно ухмыльнулся во весь рот.

— Естественно, я покупал кобылу специально для вас…мисс Сноу, — он сообщил это несколько развязным тоном и направился ко мне, при этом и конюх, и старый кучер, пряча смущенный взгляд, срочно ретировались, смекнув, что намечается не совсем обычный разговор, так сказать, не обремененный светскими правилами приличий.

Оказавшись возле меня, Дамьян мгновение безмолвно вглядывался мне в глаза, а затем, подняв хлыст, с мучительной медлительностью провел рукоятью по моему лицу, от виска до уголка губ. И вкрадчиво, с почудившейся мне ноткой нежности, произнес:

— Приятно…когда ты оправдываешь мои ожидания. И это происходит все чаще и чаще.

Я стояла в оцепенении, словно только что проглотила, не жуя, длиннющий кактус. В этот миг я никак не могла решить, что же менее болезненно для моих не в меру расшалившихся чувств — его равнодушие или же эта жгучая насмешка. И то и другое слишком сильно ранило!

— Рада за вас, мистер Клифер! — процедила я сквозь зубы. — Вы везде, даже на пустом месте найдете то, чем потешить свое безмерное самолюбие.

Черные глаза жаляще блеснули. Вновь прибегнув к любимому хлысту, который я ненавидела уже лютой ненавистью, он рукоятью приподнял мой подбородок, заставляя смотреть в глаза.

— Ну, тебя то никак нельзя назвать пустым местом, — хохотнул он.

— Для вас — пустое, мистер Клифер! — огрызнулась я, отворачивая голову и отступая на шаг. Дамьян скривился, словно то, что я сказала, было ему неприятно.

— Скорее драгоценный ларец с несметными сокровищами, — его масленый голос прозвучал над самым ухом, и я сделала шаг назад, — который нужно хранить за семью печатями в самом глубоком подземелье. И любоваться его сокровищами может только их господин — я!

— И все же, — выдавила я, собравшись с мыслями, — если бы я выбрала черную со звездочкой?

— Это вряд ли! — уверенно покачал он головой и шутливым тоном пояснил, — черная — тихоня, без огонька и азарта. Такая впору манерным, изнеженным, крайне чувствительным и слабовольным дамочкам. Тебе же нужна…

— Норовистая, гордая, нетерпеливая и может быть…необузданная? — натянуто перебила я.

— Вот видишь, я знаю тебя как облупленную, — усмехнулся он, и его взгляд внезапно изменился, в нем появилось нечто пугающее, и в то же время долгое, мучительное ожидание таилось в его глубине. «Я сделаю тебя счастливой, — казалось навевал этот манящий взгляд, — …будешь получать самое вкусное лакомство…».

И вдруг Дамьян весело и даже как-то по-дружески улыбнулся, чем вызвал во мне неподдельное удивление и подозрение. С чего бы? В следующий миг, он уже крикнул мистера Стоуна и велел седлать лошадей.

В голове у меня неотступно крутилась мысль. Мне хотелось отомстить ему за все. Правда, после у него появится новый повод насмешничать надо мной, но и у меня будет своя коротенькая минутка триумфа, злорадно думала я

— Пожалуй, я назову эту красавицу, — начала я веселым тоном, махнув в сторону кобылы, — в твою честь, Дамьян!

Краем глаза я заметила, как в изумлении вытянулось его лицо.

— Посмотри, — продолжала я восхищаться, — как надменно она задирает голову, какой высокомерный вид, какие своенравные повадки! Грива и хвост так же белы, как твои волосы! Сходство между вами поразительное!.. Но не могу же я называть кобылу Дамьяном. Решено, будет Дамми! Да-а-амми… — протянула я. — Прелестно! И как подходит ей! Согласен, Дамми?… Ой, Дамьян?

Я с ликованием смотрела на него, не в силах скрыть сколь удовольствия доставила мне его ответная реакция. Все же он отменно владел своими чувствами и почти сразу же изобразил на лице любезный восторг, однако его угольные глаза вспыхнули угрожающими искрами, ясно напоминавшими мне, что противник слишком опасен, чтобы заигрываться с ним.

Конюх и кучер, хорошо слышавшие мою речь, застыли. Один — подняв седло и зависнув с ним над крупом лошади; другой — сняв с гвоздя уздечку. Весь их смущенный вид прямо-таки кричал, что если бы не необходимость, вынуждавшая их находиться в конюшне, они бы быстренько избавили нас от своего неудобного присутствия.

Скрестив руки на груди, Дамьян расплылся в улыбке и слащаво произнес:

— Я не могу выразить, как я польщен, мисс Сноу! Вы оказали мне небывалую честь!

— О, не надо слов, мистер Клифер! — снисходительно воскликнула я, еле сдерживая рвущийся предательский смех. — В таком случае трудно подобрать нужные слова, уж я то знаю это по собственному опыту!

Целую вечность мы буравили друг друга пронзительным взглядом, и оба из последних сил сжимали рты, чтобы не расхохотаться. И вдруг кобыла взбрыкнула, испугав рыжего мальчугана и тот, отпрыгнув от грозного копыта, непроизвольно пискнул, выдав первое, что пришло на ум:

— Дамми, спокойно! — и затем забормотал прогремевшим на всю конюшню шепотом, — хорошая, Дамми, хорошая…

Такого представления наше титаническое терпение не выдержало, и мы откровенно и бесцеремонно расхохотались. Пытаясь хоть как-то скрыть свое неприличное веселье, я выбежала вон. На улице, облокотившись об ограду, не заботясь, что запачкаю костюм, подставила пылающее лицо прохладному ветру. Сердце пело. На душе было так легко и радостно. Он смеялся вместе со мной! Моя крохотная месть оказалась гораздо слаще, чем я себе представляла!

Через несколько минут Дамьян сам вывел лошадей. Я украдкой следила за ним, пока он подводил Дамми к платформе, представлявшей собой сильно истертый камень, с которого веками благородные дамы садились на лошадь. После столь бурного веселья, я боялась, что в отместку мне он мог опять принять надменно-официальный вид, обратив против меня весь ледяной холод Арктики. К моей радости, лицо Дамьяна хоть и было сурово, но суровость эта, больше показная, смягчалась теплой улыбкой в глазах. На губах не было и намека на насмешку, как будто беззаботный смех, на время избавил его от постоянной злой спутницы. Похоже, Дамьян был настроен вполне искренне, во что я никак не могла поверить. Возможно ли, чтобы сердечная теплота в его глазах была неподдельной? А откровенная нежность, с которой он глядел на меня сейчас, заставляя мои щеки наливаться пунцовой краской, непритворной? Или это еще одна тактика, чтобы сломить меня?

Как бы то ни было, в том, что произошло дальше, был виноват именно Дамьян со своими дьявольскими глазами, смутившими меня до такой степени, что я не могла вести себя адекватно.

Держа лошадь под уздцы, он не спускал с меня задумчивых, излучавших нежность глаз. А я, стоя на платформе, словно неумелая наездница, переминалась с ноги на ногу. Со стороны казалось, что я не имею ни малейшего представления, как забираться в седло. Видимо, мое топтание длилось слишком долго, изводя терпение Дамьяна, и он протянул мне руку, чтобы я могла опереться на нее. Но вместо этого я неловко соскользнула с камня и, потеряв равновесие, всем телом навалилась на круп лошади. Кобыла, испуганная таким необычным обращением, отскочила в сторону. Краткий миг потрепыхавшись на краю платформы, я спрыгнула на землю, оказавшись ровненько позади кобылы. В долю секунды Дамьян был уже рядом со мной и, грубо схватив меня за шкирку, резко отдернул в сторону, и в этот момент лошадь взбрыкнула.

— Ты, идиотка, Найтингейл! — взревел он мне прямо в лицо. — Ты соображаешь, что творишь?

— Не смей меня оскорблять! — начала, было, я, оттолкнув его.

Но он резко оборвал меня:

— Неужто ты за все эти годы так и не поумнела! И опять лезешь под копыта! Хочешь, чтобы тебя зашибло насмерть или покалечило?!

— Я же не по собственной воле оказалась у нее с хвоста.

— Тогда учись держать себя в руках, — грубо отрезал он, — а не расползаться, как сопливая девчонка, когда на тебя смотрят чуть более выразительно, чем того требует обычное проявление дружелюбия.

— Так это было только «чуть более выразительно»! — воскликнула я зло. — Мне казалось, что ты пялился на меня, желая специально смутить и оскорбить меня.

— Ты оскорбилась? — насмешливо спросил он.

— Я оскорбилась, как и любая другая девушка на моем бы месте!

— С любой другой я не цацкался бы так, как с тобой, золотко.

Дата добавления: 2015-08-29