Подвижничество (общий взгляд) 10 страница

Два молодых послушника в церкви Преподобных, во время служения молебнов, скрылись в алтаре за иконостасом и пустословили. Вдруг вбегает Наум и, отыскав за иконостасом празднословцев, говорит им: «что вы делаете? смотрите, какой чад идет отсюда; вы закоптите весь иконостас; вот вас Преподобные!» Многочисленые опыты вразумления и вспомоще­с­т­вования Наума страждущим душевными недугами; но не мало он помогал и в немощах телесных. Монах И., по ремеслу сапожник, страдал глазною болезнью, так что не в силах был чем либо заниматься. Наум пользовал болящий глаз маслом от лампады; зрение исправилось, и до самой смерти этот инок не переставал отправлять послушание.

Послушник М. (впоследствии иеромонах), во дни новоначалия, исправляя послушание на скит­ском дворе, был сильно избит дикою коровою; поднятый в безчув­с­т­вен­ном состоянии, с разбитою головою, ранами на лице и повреждениями на теле, он был отправлен для врачевания в монастырь. В то время, как про­исходило это несчастие с братом, Наум начал говорить: «как осторожно надо обходиться с коровами; оне по своему безсмыслию изувечат и того, кто за ними ходит и их питает». Послушник М., почитав­ши Наума, по прибытии в монастырь, прежде врачевания, пошел к нему, и лишь только вступил в коридор, где находилась келья старца, как сам старец вышел к нему навстречу и с веселым видом принял его. Не допустив послушника высказаться о несчастии, Наум тотчас спросил: «что, брат, веруешь ли, что Богу все возможно, что Он может исцелить и твои недуги?» На утверди­тель­ный ответ опять спросил: «твердо ли и всем ли сердцем веруешь, что для Бога нет ничего невозможнаго?» После вторичного подтверждения, Наум налил в деревян­ный ков­ш воды и, перекрестив, подал, говоря: «пей во имя Отца и Сына и Святаго Духа.» Послушник выпил. «Пей и еще». Послушник с решимостью отказал­ся от третьего приема, говоря: «не могу более пить». Тогда старец вылил третий ков­ш на голову его, сказав: «во имя Святыя Тро­ицы будь здрав». Вода с головы полилась на шею и по всему телу, и с тем вместе страждущий почувствовал себя совершен­но здоровым; раны на голове вскоре зажили, и, чрез несколько дней, послушник снова возвратил­ся к своему делу.

В заключение повести о проявлении благодати Божией, действовав­шей в Науме, представим сказание о событии, в котором видна сила его молитв о требу­ю­щих его помощи.

Соловецкий иеромонах Г., ездив­ший на богомолье, возвращал­ся в монастырь с поморцами на судне, нанятом в Архангель­ске; но противные ветры задерживали плавание и много дней плаватели стояли без движения в устьях Двины. Между тем приближал­ся в монастыре праздник преподобного Савватия (27 Сентября) и иеромонах Г. весьма оскорбел душою, что не может прибыть в монастырь к памяти св. Угодника. Вечером за день до праздника, стоя на палубе и обратив­шись лицом к монастырю, он начал молиться: «святые Чудотворцы, Зосима и Савватий, призрите на меня, раба своего, и благопоспешите мне своею помощью достигнуть мне вашей обители к дню праздника». При этом он вспомнил о Науме, и, мыслен­но обращаясь к нему, сказал со слезами: «ты ежедневно находишься в храме св. Угодников и читаешь пред их святыми мощами канон; умоли их, чтобы услышали мое желание и удосто­или меня торже­с­т­во­вать с вами светлый день их праздника».

Прошла ночь, и утром вдруг он слышит, что кормчий велит поднять паруса. Попутным ветром они скоро переплыли 300-верстное простран­ство, и вечером того дня иеромонах Г. высадил­ся с морского судна на Соловецкий берег, в 15 верстах от монастыря. Не думая о покое, он пешком поспешил в монастырь и прибыл сюда к самой литургии». «Вот, брат», сказалъ ему Наум, здороваясь в церкви пред литургией, «в самый раз попал домой: в праздник, да и к литургии». «Да», ответствовал Г., «молитвами Угодников Божиих». «Это правда», сказал старец, «но меня зачем поминал? Вспомни Архангель­ское устье, как ты там молил­ся? Я земля и пепел, а какие от меня молитвы? Однако ж об этом никому не говори, покуда не умру; а теперь иди и молись Богу и Его Угодникам».

Как догора­ю­щая свеча, исполнен­ный дней, Наум приближал­ся к концу земного стран­ствования. За два года до смерти он опасно заболел, и несколько дней не выходил из кельи. «Бог даст», говорил он, «еще поправлюсь». Действи­тель­но, он скоро поправил­ся на этот раз и по прежнему обратил­ся к трудам. Как бы предсказывая свою кончину, он сказалъ архиманд­риту Димитрию: «ты прежде меня умрешь», хотя архиманд­рит был моложе Наума десятью годами. 1852 года, в августе, когда архиманд­рит отправлял­ся в Архангель­ск, Наум, провожая его, шел до самой пристани, к удивлению всей братии. Целуясь в последний раз с сво­им настоятелем, в скорбном расположении духа он сказал: «прости, далекий тебе предлежит путь»; и смотря на отплыв­шее судно, проговорил вслух окружа­ю­щим: «нужно бы взять с собой сво­их досок; в дороге может случиться и нужда в них», намекая, как после стало понятным, на потребность в гробе. Чрез две недели архиманд­рит Димитрий скончал­ся в Архангель­ске и тело его было привезено в монастырь для погребения. На место его был назначен Югской пустыни архиманд­рит Варфоломей; но как зима прекратила сообщение с берегом, то осталось для иноков неизвестным, что Варфоломей отказал­ся от настоятель­ства. Любопытствуя знать, где Варфоломей – в Югской пустыне, или уже в Архангель­ске, братия спрашивали Наума. Но старец отвечал: «давно живет в Архангель­ске, – такой высокий ростом». Это предсказание оправдалось назначением в Соловецкий монастырь, по причине отказа Варфоломея, настоятелем архиманд­рита Алек­сан­д­ра; в то время быв­шего прото­иереем Соломбаль­ского собора.

1853 год был последним в жизни Наума. Впрочем, он до последних дней ходил в церковь, не оставлял сво­их трудов, и, судя по его бодрости, даже нельзя было предполагать близость его кончины. Дня за четыре до смерти братия заметили болезнен­ное изнеможение его, но сам больной, едва передвигая ноги, ходил в церковь. За два дня пред смертью, пришедши к вечерне, он с большим трудом мог зажечь свечу пред иконою Божией Матери, заметив подошедшему на помощь ему иноку: «в последний раз сам зажгу». После этого он не был уже в церкви.

Хотя и были приставлены к нему два послушника, но он сам служил сво­им малым потребам. За сутки до кончины, около полудня, он вышел к озеру, и, опустив­шись в воду по грудь, долго стоял, не имея сил выйти на берег, пока проходив­ший мимо монах вывел его из озера и привел в келью. В тот же день вечером совершено над ним святое Елеопомазание, а утром на другой день после ран­ней литургии он причащен Св. Таин.

В последние минуты жизни он тихо и невнятно творил молитву, едва двигая устами и дрожащими перстами правой руки быстро перебирая четки. Многие иноки приходили к нему для прощания и безмолвно кланялись ему, не нарушая последнего его молитвен­ного подвига.

В два часа по полудни большой колокол возвестил братии о преставлении старейшего их собрата, 62 года с неослабною ревностью трудив­шегося для своего спасения. Старец Наум скончал­ся 1853 года июня в 10-й день. Все братия собрались помолиться о упокоении души его; было довольно и приезжих богомольцев. 12 июня заупокойная литургия и отпевание, за небытностию архиманд­рита, совершены были намест­ником монастыря с братиею. Пред отпеванием про­изнесено было надгробное слово, во время которого проповедник и братия не могли удержаться от слез. По желанию всей братии могила устроена внутри монастыря, за алтарем Преображенского собора, близ усыпальницы Преподобного Зосимы, – почесть, которой удосто­ивают­ся одни настоятели. На могиле его положена камен­ная плита, на которой начертаны слова: «блажени мертвии, умира­ю­щие о Господе!.. Ей, глаголет Дух, да почиют от трудов сво­их».

Был ли пострижен Наум, неизвестно. Архиманд­рит Досифей, встретив­шись с ним однажды, спросил: «желаешь ли пострижения в мантию? Я намереваюсь представить Св. Синоду о разрешении на твое пострижение». «А разве я не монах? А это что на мне?» возразил Наум, указывая на клобук и рясу. После этого Досифей, а за ним и другие настоятели не думали о представлении его к пострижению. Впрочем, все полагали, что он пострижен кем либо келейно, и потому по смерти положили его в гроб в мантии.

Иеросхимонах Матфей

Про­исхождение. – Жизнь в мире. – Поступление в монастырь. – Пономарство. – Священ­ство. – Казначейство. – Келейныя занятия. – Схима. – Болезнь. – Кончина.

Матфей был из купцов города Вологды и родил­ся в 1777 году. Сорока пяти лет он поступил в Соловецкий монастырь. Но еще живя в мире, он проводил благо­честивую жизнь, хранил себя в девстве, и цело­мудрии, любил принимать стран­ников и с любо­пытством разспрашивал их о св. обителях и монастырском подвижниче­с­т­ве. Занимаясь торговлею, он не пропускал ни одной службы церковной; с первым ударом колокола запирая свою лавку отправлял­ся в церковь. О честности его, чуждой малейшего лихо­имства, знали даже отдален­ные деревенские жители, и с терпением ожидали его выхода из церкви для покупки у него необходимых предметов. «Вот придет Матфей из церкви, и у него купим сходнее и без обману», – говорили простолюдины.

Много лет он состоял церковным старостою и в это время изучил в совершен­стве церковный устав, так что каждую службу по постной и цветной триодям твердо знал на память. По вступлении в монастырь сперва проходил должность пономаря, потом, как опытный в торговых делах, был сделан закупщиком, а по принятии священ­ства был определен в должность казначея, которую и проходил 10 лет. От юности приучив себя к воздержанию, он во всю жизнь не употреблял вина и чаю, не мыл­ся в бане, и вкушал пищу однажды в день, и всегда в трапезе. Никогда не случалось, чтобы он опустил какую либо и малую церковную службу, даже и в преклон­ной старости; приходил в церковь всегда к началу и никогда не выходил до окончания; во время чтения кафизм никогда не садил­ся, несмотря на монастырский обычай. От продолжи­тель­ных стояний церковных и келейных ноги его опухали и раны на них не заживлялись. По этой причине он не мог носить и сапогов, а ходил в широких башмаках но никогда не лечил ног и никому не говорил о своей болезни. В келье своей постоян­но занимал­ся душеспаси­тель­ным чтением и списыванием того, что казалось достойным внимания и памяти. Многие десятки книг аскетического содержания, в то время еще не издан­ных печатно, он списал своею рукою и полууставным почерком. Этими книгами доселе пользуют­ся ищущие спасения. Исполняя в точности келейное правило, он имел обычай полунощное время посвящать на чтение Евангелия. Постоян­но проникнутый благо­честивыми чувствами, он имел умилен­ный вид, стоял при церковных службах с поникшею головою, внимая чтению и пению.

Матфей был строгим ревнителем церковных законоположений и убеждал по­ю­щих и чита­ю­щих совершать службы со всею точностью и должным благоприличием.

Все настоятели обращались к нему с уважением и пользовались его опытностью и благоразумием; а братия смотрели на него, как на образец подвижничества. 1849 года он постригся в схиму, и с того времени оставил священно­служение; причащал­ся Св. Таин в ряду с прочею братиею пред алтарем; даже не благословлял никого по священ­нически. Любя протяжное столповое пение, он ходил на службы в собор, не тяготясь, но радуясь их продолжи­тель­ности. За несколько лет до кончины у него закрыл­ся один глаз, вследствие чего, не имея возможности заниматься списыванием книг, во избежание праздности, стал вязать шерстяные четки для братии и богомольцев. Во всю жизнь не пользуясь брат­скими услугами, он молил Бога, чтобы и при кончине своей не безпоко­ить кого либо, – и желание его исполнилось. За два дня до смерти, он был еще на утрен­нем пении в соборе, но от крайнего изнеможения вышел из церкви до окончания службы. На другой день братия пришли в келью для совершения над ним таин­ства Елеопомазания. «Меня уже соборовали», сказал старец, видя в келье приготовление к Елеопомазанию. «Кто же тебя соборовал?» «Вот недавно приходили из собора иеромонахи молодые и благообразные, и меня соборовали». «И мы особоруем; ведь это таин­ство повторяет­ся», – возражали ему братия, и совершили над ним Елеопомазание. Старец мог еще стоять на ногах. Приготовляясь на утро к принятию Св. Таин, он не допустил ученику своему, монаху Палладию, остаться на ночь в его келье, желая сам, и без свидетелей, прочесть последование ко св. Причащению; но утром найден лежащим в епитрахили пред налоем. С благоговением стоя на ногах, он причастил­ся Божест­вен­ных Таин, и чрез несколько часов почил с миром о Господе, 1857 года, сентября 25 дня, имея от рождения 82 года.

Схимонах Герасим

Про­исхождение и жизнь в мире. – Удаление в Никандрову пустынь. – Стран­ствование по св. местам. – Прибытие в Соловецкий монастырь. – Пустын­ная жизнь. – Пребывание в монастыре. – Смерть.

Георгий родил­ся и сначала жил в городе Карачеве, Орловской губернии, имея жену и детей. Овдовев, он удалил­ся в пустынь, в брянских лесах, к старцу высокой жизни Арсению, пришедшему с Афона. Вскоре оба пустын­ника перешли в Псковский уезд, к Никандровой обители. Здесь Георгий принял от своего старца монаше­с­т­во, с именем Герасима. Похоронив своего наставника, Герасим один подвизал­ся в посте и молитве. В воздаяние за всецелую предан­ность Богу, он сподобил­ся над собою видеть дивные опыты Божест­вен­ного Промысла, пода­ю­щего потребное тем, которые ищут только царствия Божия. Раз случилось у него оскудение в хлебе, и, пробыв без пищи 12 дней, Герасим хотел идти в селение за пищею; но утром следу­ю­щего дня, в преддверии своей кельи, неожидан­но нашел ячмен­ный хлеб, великий и теплый, которого было достаточно ему на пропитание на долгое время. Распалась от ветхости срачица его, и, не имея другой, пустын­ник долгое время оставал­ся нагим; но в один день вдруг очутилось пред кельей полотно, которого было довольно ему на устроение одежды. Много он терпел напасти от бесов, старав­шихся разными привидениями поколебать его терпение, но молитвою Иисусовою и чтением псалмов он прогонял демонскую силу; а умилен­ным чтением акафиста Пресвятой Богородице удалял от себя уныние и отчаяние. Два раза он выходил из своей пустыни и стран­ствовал по святым местам России, – был в Киеве, Почаеве, Тихвине, даже оставал­ся жить в двух монастырях (Арзамасском и Дымском), но, не находя покоя духу своему, снова возвращал­ся в пустынь, томимый жаждою полного безмолвия. В 1823 году Герасим прибыл в Соловецкий монастырь при архиманд­рите Макарии, и, как муж духовный, опытный в подвигах отшель­нической жизни, получил благословение на пустын­ное житие. Сначала он, около 5 лет, жил в 10 верстах от монастыря в земной пещере, питаясь в сутки горстью сухарей и непрестан­но упражняясь в молитвен­ном труде. Потом, по желанию братии пользо­ваться его беседами и по преклон­ности лет, он был переведен ближе к монастырю в ново­устроен­ную келью. Когда же чрез два года эта келья сгорела: он поселил­ся с учеником сво­им Памфилом в Филипповской пустыне, где ныне устроена церковь Живоносного Источника. Учитель и ученик подвизались вместе, восходя от силы в силу духовного совершен­ства посредством молитвы, и упражняясь в делании малых сосудов для соленых сельдей. В 1845 году, по причине изнеможения сил и притупления зрения, Герасим переведен в монастырскую больницу. Как младенца водили его к богослужению, которого он никак не хотел оставлять. В то время было ему более 100 лет; но память ему не изменяла, и приятно было беседо­вать с ним, как с пришельцем из иного мира, касав­шимся воспоминаниями сво­ими царствования императрицы Елизаветы Петровны. Глубоко назидатель­ны были его беседы о подвижниче­с­т­ве, дышав­шие редкою простотою и состоявшие в кратких изречениях, в которых давало себя чувство­вать какое то особен­ное духовное помазание. В последнее время старец казал­ся совершен­ным младенцем; не заботил­ся о том, в рубашке ли он, или нагой, и, забывая о временах дня, спрашивал вечером, отошла ли утреня, а утром, звонили ли к вечерне; но молитвен­ное расположение не оставляло его никогда. Случалось, что в беседе с братиею, среди разсказа, он вдруг останавливал­ся и начинал про­износить молитву Иисусу. 1848 года, октября 28 дня, Герасим почил о Господе, имея от рождения 108 лет.

Монах Памфил

Жизнь в пустыне. – Опыт повиновения. – Подвиги. – Видения. – Жизнь в монастыре. – Прозорливость. – Кончина.

Старец Герасим воспитал в своем ученике Памфиле инока, превозшедшого даже своего учителя духовным пре­успеянием. Памфил, по занятию своему в монастыри, был бочар и колесник. Вверив себя в безусловное послушание своему старцу, он во всю жизнь свято исполнял завет послушания и ничего, до малейшей вещи, не делал без благословения наставника. Но преткновения и погрешности неизбежны в жизни каждого человека. Однажды он получил из рухольной палаты для опоясывания кожаный ремень с железною пряжкою, не взяв на то позволения у старца. Старец оскорбил­ся самоволием ученика, и, заметив в нем доволь­ство и радость о приобретен­ной вещи, взял у него ремень, а для опоясывания дал ему толстую веревку; послушный ученик опоясывал­ся веревкою до самой смерти, лет 20-ть. Многие годы Памфил прожил с Герасимом в пустыне, занимаясь деланием бочонков, и если когда не успевал исполнить назначен­ного старцем урока, то лишаем был в тот день и обеда. Велики были его молитвен­ные подвиги. Просветив молитвою мыслен­ные очи, он и телесными очами сподобил­ся видеть сверхъесте­с­т­вен­ные явления. Неоднократно он видел явление церкви на том месте, где ныне поставлена церковь Живоносного Источника, и сообщал о том тогда же своему старцу. Иногда в темную ночь он видел необыкновен­ный свет, озарявший окрестность их пустыни. Но ему запрещали обращать внимание на такие явления, чтобы не подпасть обольщению духовной гордости. Не напрасны были эти мудрые предостережения. В одну ночь, стоя на молитве, он поражен был страшным видением, и от насилия ли бесовского, или от одного страха, лишил­ся чувств, и на утро найден был безчув­с­т­вен­но лежащим на полу. «Я видел тогда», говорил Памфил впоследствии, «стоящего пред окном человека с огнен­ными глазами, дышащего пламенем; он просил­ся на ночлег; потом вся келья наполнилась черными воронами, которые с громким карканьем летали и кружились вокруг меня». С этого времени у него закрыл­ся один глаз и искривилось лице. Оставив пустыню, Памфил теперь большею частью жил в монастыре, занимаясь обычным рукоделием; в слезных молитвах он проводил иногда целые ночи, рыданиями пробуждая близ живущих: в полночь отправлял­ся в брат­скую трапезу и там продолжал молиться до утрени пред образом Тихвинской Божией Матери. Всегда молчаливый и молитвен­но сосредоточен­ный, Памфил имел расположение духовное и почтение к одной юродивой женщине, по имени Христине, которая часто посещала монастырь. В одно время он пошел на пристань, сказывая встречав­шимся на пути: «Христина едет, иду ее встречать». Но и Христина, находясь еще далеко от монастыря, объявила соплавателем, что на встречу им выйдет монах. С взаимным уважением встретились друзья на берегу и лобызали друг друга в рамена. До самой своей кончины он не преставал обращаться к своему старцу, поверяя ему тайны своей совести и прося наставлений в затрудни­тель­ных случаях. Вся его жизнь была непрерывным подвигом молитвы и труда, от которого он успоко­ил­ся сном смерти, прежде старца своего, в 1845 году, сентября 8 дня. По смерти лице его совершен­но исправилось от искривления, и в удивление всем сделалось благообразным и радостным.

Схимонах Зосима

Жизнь в монастыре. – Нестяжатель­ность. – Подвиги. – Кончина.

Вся монастырская жизнь Зосимы, про­исходив­шего из чудского племени, протекла в неутомимых трудах, строгом воздержании и примерном нестяжании. Живя в монастыре, он не держал никогда в руках денег и не принимал кружечного награждения, которое в небольшом количе­с­т­ве дает­ся инокам для необходимых келейных нужд. Голгофский стро­итель, желая искусить твердость его обета – не прикасаться к деньгам, – велел однажды положить горсть медных и серебряных монет на тропинке, по которой нужно было Зосиме идти в скит к праздничному бдению. Увидев деньги, Зосима бросил­ся в сторону и завяз в болоте, по которому пролегала тропинка. Он готов был почесть этот случай за искушение бесовское, желая лучше измараться в грязи, чем дотронуться до ненавистного металла. Тогда вышли из засады двое искусителей и объяснили, в чем дело. «Не знал я этого», отвечал просто­сердечный Зосима, «иначе побросал бы ваши деньги в болото». В келье нестяжатель­ного инока не было ничего излишнего; кроме мантии и клобука у него было только две одежды, – зимняя, простой полушубок, и летняя – серый кафтан. Таким образом, уходя из кельи, Зосима уносил с собою все свое именье, подобясь птице, при перемене места, не оставля­ю­щей за собою ничего. Во всю 47-летнюю жизнь в обители, летом он трудил­ся в звериной и рыбной ловле на тонях Тро­ицкой и Кирилловской, а зимою занимал­ся вязанием сетей. Ночи нередко он проводил в слезной молитве. Зная о его ночном бодрствовании, братия просили его будить их в известный час, и он исполнял эти просьбы с удоволь­ствием и неопусти­тель­но, хотя и не было у него в келье часов. Пред смертью, заболев, он отрекал­ся от схимы, чтобы по выздоровлении имел возможность обратиться к обычным трудам в пользу обители. Кончина его последовала на другой год, после известного бомбардирования монастыря Англичанами, когда иноки все еще не были безопасны от вторичного нападения врагов. Умира­ю­щий старец, увещевал оста­ю­щихся в живых братий не преда­ваться малодушию, при виде опасности, уверяя, что по молитвам Преподобных, Бог не попустить более оскорбить святое место. Остав­шееся после него имуще­с­т­во состояло в одном только поясе. Схимонах Зосима почил 1855 года, июня 23 дня.

Иеросхимонах Иероним

Жизнь в мире. – Поступление в Хутынь монастырь. – Иеромонаше­с­т­во. – Служение при Московском Синодальном доме. – Пребывание в Черноморской Николаевской пустыни и в Новгороде. – Заключение в Петропавловскую крепость. – Отсылка в Соловецкий монастырь. Кончина. – Наставления его о священ­стве, о доброто­любии, о схиме, о молитве.

Иероним, в мире Иерофей Лукин, сначала состоял в гражданской службе с 1782 по 1795 год; потом поступил в Новгородский Хутынь монастырь, где в 1799 году пострижен в монаше­с­т­во. В иеромонаха он рукоположен в 1808 году в Московском Новоспасском монастыре, после чего служил при Московском Синодальном доме. Во время наше­с­т­вия Французов Иероним трудил­ся при отправлении из Москвы патриаршей ризницы и, выехав с нею, не имел времени сохранить свое имуще­с­т­во. По окончании войны он перешел в Черноморскую Николаевскую пустынь Екатеринославской епархии, а чрез четыре года переместил­ся в Новгородскую епархию. Будучи близко знаком с Фотием, впоследствии Юрьевским архиманд­ритом, а в то время законо­учителем кадет­скаго корпуса, Иероним узнал от него о распространении в обще­с­т­ве масон­ства и противных православию учений, и решил­ся донести правитель­ству. За это донесете он послан был в Петропавловскую крепость, из которой 1830 года переведен под строгий надзор в Соловецкую обитель. Иероним со слезами принял объявление о выводе его из Петропавловскаго каземата. «О чем ты плачешь», спросил его комендант. «Поверьте», отвечал узник, «я не нашел лучше сего места для иноческаго подвига». Хотя Иероним и не учил­ся в школах, но, при обширном уме, он сам образовал себя духовным чтением и беседами с духовными старцами, с которыми приходилось ему встречаться на жизнен­ном пути. Он имел увлекатель­ный дар слова и редкую силу убеди­тель­ности; советы его были особен­но полезны для боримых помыслами и смущаемых совестью. Наставления его, основан­ные на опыте, были истин­ным врачевством духовным. В последнее время он вел дневную запись сво­их мыслей, представля­ю­щую много любо­пытных психологических дан­ных. Иеросхимонах Иероним почил с миром о Господе в Анзерском ските 1847 года, сентября 23 дня, 82 лет.

Извлечения из рукописей старца Иеронима, представля­емые вниманию читателя, познакомят с направлением духа и образцом речи его.

О священ­стве. В древние времена монахи проводили жизнь безмолвную и уединен­ную; поэтому, в патериках редко упоминает­ся о священ­но­иноках. Ныне же в обителях священ­но­иноки умножились для отправления священно­служения, и иные скучают о лишении прежнего безмолвия. Об этом я неоднократно беседовал с искусными отцами, и слышал от них следу­ю­щее: монахи, остав­шиеся в безмолвии и уединении, получали утешение душам сво­им от молитвы Иисусовой, совершаемой умом в сердце, и то при искусных и не прелестных наставниках; потому что некоторые упражняясь в этой молитве, по неискусству и самочинию, подпали прелести диавола и болели иногда неисцель­но. Монахам же, пребыва­ю­щим в священ­стве, нет никакой прелести: потому что освящение от Христовых Таин непрелестно и дей­с­т­вен­но для приемлющего с верою. Те же отцы говорили мне, что награда, даруемая от Бога иноку, усердно пребыва­ю­щему в священ­стве, несказан­на. Потому, говорили отцы, не скорбите, что не безмолвствуете, подобно прежним пустын­ножителям; но благодарите Бога, сподобив­шего вас священ­ства. Цель их и ваша одна и та же: нрав­с­т­вен­ное совершен­ство. Те полагали восхождения в сердцах сво­их; вы же полагаете в церквах Божиих. Они шли от силы в силу, – от силы деяния в силу видения. И вам предлежит тот же путь идти от силы веры в силу видения умнаго. Писано: «пойдут от силы в силу и явит­ся Бог богов в Сионе» (Пс. 83:8). У тех Сион в сердце; у вас в церкви на престоле. Здесь умным оком узришь в священ­нодйствии всю Святую Тро­ицу: Отца – приемлющого св. дары, Сына приносимого, и Духа Святого – Содетеля и Совершителя их. И так, друг, когда сто­ишь у престола в священ­нодействии, не пари мыслию к облакам, взыскуя Бога. Он пред тобою есть и будет во веки. Такого боговидения сподобишься, когда вменив в уметы все земное, будешь жить на земле небесною жизнию. Вот тебе, священ­но­инок, награда на земле, о будущей же по этой суди.

О доброто­любии. Какой человек сыщет­ся, могущий научить нас собеседованию с Иисусом в своем сердце так, как учит Доброто­любие? Едва ли кто из самых великих мудрецов века сего может взяться за это дело. Без Бога жить скучно. Христос сказал: «без Мене не можете творити ничесоже» (Ин.15:5). Следователь­но, Он объявил нам Свою волю: быть нам с Ним неразлучно. Поэтому св. отцы оставили нам в Доброто­любии наставления, как соединяться с Богом умом в сердце. Хотя в некоторых монастырских библиотеках есть выписки из тех же св. отец, сделан­ные прежде издания Доброто­любия, но они очень кратки. До издания Доброто­любия, желав­шие учиться Иисусовой молитве ходили в Молдавии в Нямецкий монастырь к истин­ному учителю Иисусовой молитвы, старцу Паисию Величковскому, и там получали наставления, и согласно с ними жили в России. Таковых людей я видал. Ныне же, по издании Доброто­любия, для жела­ю­щих заниматься умною молитвою открыл­ся удобный случай, потому что все козни диавола в этой книге объяснены. Сердечная молитва есть дар Божий, а не человеческая хитрость. Обращаясь с искусными молитвен­никами, я насмотрел­ся, как они занимают­ся этим деланием; совершен­но верую и чисто­сердечно возвещаю, что это делание душеполезно, но только требует совершен­ного безмолвия. И те люди лишают­ся этого делания, которые вдают­ся в какое либо хлопотливое занятие. Во первых, как мне говорили искусные старцы, надобно устами творить молитву по четкам, например хоть сотню раз наедине в келье, так чтобы и мысль наша вниматель­но прислушивалась к словам молитвы, чрез что будет впечатле­ваться молитва в памяти. Надобно тогда беречься от всякого помысла и мечтания; если же без помысла не возможешь исполнить сотни, то опять начни и постарайся исполнить ее без помыслов. Это наша азбука; с нея мы начинаемъ все, говорили старцы. И если кто навыкнет, может и более ста раз творить молитву, не внимая помыслам. Я послушал этих старцев и уже слишком сорок лет учусь умной молитве, и благодарю Господа моего Иисуса Христа за навык.

Упражня­ю­щийся в Иисусовой молитве не прене­брежет церковною службою. Он прежде всех спешить в церковь и последний исходит. Одни самочин­ники прене­брегают церковную службу. Я лучше хочу сказать в церкви одно: «Господи помилуй», нежели прочитать в келье на воздух всю Псалтирь.

О схиме. Мантия есть предобручение схимы. Следователь­но, каждому монаху, имеющему мантию, прилично принимать схиму. Но ныне истин­ное понятие о схиме почти совсем исчезло. Многие монахи не принимаюсь схимы, боясь великого правила относи­тель­но пищи, пития и поклонов. Но такую недостаточность понятий должно исправлять с разсуждением. Схима есть отложение ветхой жизни, то есть состо­ит в том, что один инок одним умом сво­им, в безмолвии, в сердце своем, упражняет­ся в молитве Иисусовой. Схимник должен употреблять пищу и питие легкие, а не грубые, чтобы не получить болезни; он может или должен и поклоны класть, сколько ему Бог поможет, а не счетом или назначен­ным числом. Если схимник не довольно сведущ в писании, должен упражняться в чтении боже­с­т­вен­ных и отеческих книг, но не приводить чрез это ум в разсеяние. Когда же Бог даст подвижнику молитву духовную, духовно в сердце совершаемую, тогда уже не оставлять ее, доколе сама собою не престанет, и молиться ею со смирением, отнюдь ничем в то время не занимаясь. Схимник есть истин­ный и буквальный исполнитель заповеди – любить Бога всем сердцем, умом, крепостию, всею мыслию, всею душою. Схимник может быть уподоблен серафиму, по горячности любви к Богу. Ныне понуждают схимника заниматься совсем не свой­с­т­вен­ным делом (прода­вать свечи, собирать с кошельком деньги, молиться и служить молебны, стоять на определен­ном месте на показ мирянам). Мастеру золотых и бриллиантовых дел дают в руки железные клещи и молоток и заставляют ко­вать гвозди. Схимник есть вместилище Духа Святаго, приятелище многих духовных дарований, столп православия, живая как бы копия с Господа Иисуса по человечеству. Да не помыслит кто, что я по пристрастии так высоко сужу о схиме, – это истина.

Дата добавления: 2015-08-28