В землянке нас двое — Седаш и я. На столе перед Седашем карта, на ней таблицы огня и блокнот, часы, снятые с руки, и таблица позывных, В блокнот Седаш красным и синим карандашом заносит основные моменты боя. Сидит он в шапке, в гимнастерке на нарах, не отрывая от уха телефонной трубки. На столе еще пистолет ТТ Седаша, без кобуры, мои карта, махорка, часы и эта тетрадь. Стол покрыт вместо скатерти газетами «В решительный бой». Мне жарко в меховой безрукавке, за спиной моей — печурка, пышущая жаром. Над столом — свет аккумуляторной лампочки. В щели двери пробивается белый-белый дневной свет. В землянке слышны непрерывные звуки выстрелов ближайших к нам орудий (дальние не слышны), да полыханье пламени в печке, да голос Седаша — в телефон, да изредка попискивание телефонного аппарата. Но все это только усугубляет впечатление тишины. Я снял безрукавку, расстегнул воротник. Седаш прилег на минуту на нары и опять (уже — 10.57) выспрашивает: «Откуда работает противник?..»
Входит Ткачук с огромной вязанкой смолистых дров. За ним — промерзший комиссар Козлов:
— Интересно! Когда наша артиллерия стала крыть, все у него молчало. Самолеты наши пикируют, гудят, и нам у него ничего не слышно, ни одного выстрела. А теперь огрызаться начал — кроет сюда!.. В 11.00 Седаш получил и записал новую цель: № 417, (координаты 08–370, повторил: «Батарея икс-08–370, 14–165!» Тут же передал данные на «Иртыш», Бармину, коротко приказал:
— Подавить ее!.. Да, да, да... Всё!
Сообщил Козлову, скинувшему у печки полушубок, и мне:
— Эта цель 417 — двухорудийная батарея 150-миллиметровых. Она находится за первым рубежом, в опушечке, около дороги на Веняголово... Слышите? Туда Дармин работает сейчас.
В 11.20 выясняется (и Седаш докладывает об этом Дорофееву), что «вторые ноги Мартынчука с коробками» втянулись в деревню Погостье, а передовые роты дивизии с головными танками просят прочесать огнем район до второго рубежа.
Доносится: два, два, два — Дармин бьет туда всеми батареями дивизиона. Седаш просит «Воронеж» — звукометрическую станцию — «направить уши на 417-ю»:.
— Туда же даю налет, определить, что получится!.. По цели № 417, по мешающей наступать вражеской
батарее, два выстрела — залп. Еще два... Еще два... Время — 11.24... Два... Два. Два.
Но звуковзводу этого мало. Он не сумел засечь разрывы и дать их координаты, поэтому просит «для контроля» дать снарядов еще!
Седаш, впервые раздраженный, кладет трубку и презрительно произносит: «Вот сукин сын!», но тут же приказывает Дармину дать еще три залпа.
11.30. Входит опять уходивший Козлов:
— Лупит крепко по дороге!.
Козлова только что едва не убило. И Седаш, отвечая «Волге», слышавшей немецкие разрывы возле нашего КП,-докладывает: «Да, вот начинает он бросать понемногу!» На вопрос о танках сообщает: «Слышно, как ихний батальонный передает команды внутри себя, но что ему нужно — он не передает!..»
11.55. Координаты цели № 417 выверены: Дармин сообщает, что один его телефонист ранен, и Седаш спрашивает: «Вы его вынесли оттуда?.. Вынесли!.. Хорошо!..» А Михайленко («Амба») докладывает Седашу, что у одного из танков КВ подбита гусеница... Седаш слушает какие-то телефонные разговоры, лицо его выражает недоумение. Молчит. Что-то неладно?
Я не знаю, что происходит там, на пути пехоты. Движутся ли вперед или залегли, обессилев? Что-то уж очень вдруг стало тихо... Не должно быть так тихо при наступлении!..
Перед моими глазами — те, кто за минувшие два-три часа остался лежать в глубоком, изрытом снегу. Разгоряченный, усталый, упорно стремившийся вперед, а сейчас схваченный морозом и уже заледеневший боец, политрук, командир... Сколько их, таких, осталось позади танков?
На металле сжимаемого в руках оружия еще белеет кристаллизованный пар их дыхания, а их самих уже нет: они выполнили свой насущный долг перед Родиной до конца! Сегодня ночью похоронные команды, углубив взрывами фугасов мерзлую землю воронок, предадут их земле, и живые навсегда назовут их героями Отечественной войны, павшими... (Мы знаем эти печально-торжественные слова, которых каждый из нас, воинов Красной Армии, может оказаться достоин!)
Как все в этом мире скоротечно и просто!..
Но и сегодня, и завтра, и впредь — всегда окажется очень много живых, которые продолжат путь своих товарищей, что ни случилось бы! — пройдут вперед еще километр, и два, и пять, и так пятьсот, тысячу, сколько ни есть этих огромных километров от таких вот маленьких, как наше Погостье, станций до большой, конечной станции маршрута Победы — до просящего пощады Берлина! Дойдут!..
А что же все-таки сейчас делается там, за опушкой этого белого, солнечного леса, за насыпью железной дороги?..
После полудня
Все тихо. Разговоров по телефону мало. Проходит пятнадцать — двадцать минут. 12 часов 15 минут. Седаш:
— Дармин! Приготовьте сейчас четыре снаряда по цели 417 и дайте. Для того чтобы звуковзвод засек еще раз.
12.18
Радиостанция передает: коробочкам вернуться назад, захватить с собой ноги. Передает Домрачев о том, что пойма ли по радио приказание подразделения 61–68 — «коробочкам Высокова захватить карандаши, вернуться назад».
Вдруг поспешно Седаш вызывает «Волгу», докладывает Русакову:
— Сейчас пойман был сигнал. Их позывные — 61–68. Фамилия Высоков. Сказано: «коробочкам Высокова вернуться, захватив ноги». Нам сигнал этот непонятен. Может быть, это коробки, которые с Зазимко действуют?
Зазимко — командир бригады «тридцатьчетверок». Непонятный, перехваченный дивизионом Дармина сигнал Седаш сообщает артиллеристам АКУКСа — Волкову — и приказывает «Амбе» (Михайленко) все выяснить.
В эти минуты (а уже 12.30) в блиндаже звуковзвода у Дармина возник — от термитного, что ли, — пожар. Седаш торопит его с тушением («Значит, принимая такие героические усилия, не можете потушить? Вам пожарной команды не требуется? Требуется?.. Хорошо, завтра будет!»).
Немецкие самолеты уже вторым заходом бомбят наше расположение (вот, 12.32 — слышны близкие разрывы и наплывающий гул, визг пикирования, треск пулеметов и стук зениток). Порвана связь. Седаш выходит из землянки, возвращается с усмешкой:
— Смотрел, как один немецкий самолет полетел вниз!..
Соединяется с Домрачевым, который еще не наладил связь.
— Так вот, знаете, Домрачев, воробей летел, летел, и ему соли на хвост насыпали, и он сел. Как бы и вам не насыпали!
Прошло три минуты, связь есть. Блиндаж у Дармина еще «не поддается тушению».
— А если время обеда настанет, потушите? — с иронией говорит Седаш. Добавляет:
— Вы думаете, я шучу? Вы работать-то будете или нет?
И приказывает через минуту вести огонь:
— Полетное время — 52 секунды, дадите четыре снаряда с темпом одна минута... Дармин, — огонь!..
Слышен выстрел, за ним — следующие. Время — 12.44.
12.50.
Входит Ткачук:
— Наших два самолета сбили. Слышно было, как один врезался!
Комиссар Козлов уходит проверить. Возвращается: — Наш сбит, а другой сел. Немецких пять было, а наши в бой ввязались. «Харрикейны», американские. Боевые свойства их неважные — неповоротливые!..
Минуты тянутся. Слышны отдаленная канонада да гул самолетов. Седаш не отрывает трубку от уха и короткими фразами ставит нас в известность о том, что ему удается узнать:
—...Алексанов говорит — пехота Мартынчука залегла, а кто позади — по лесу разбрелись, трофеи собирают...
—...Вот, да! Федюнинский дает! По индукции слышно. Федюнинский. сейчас Мартынчуку мозги вправляет: «Военный совет осуждает ваши действия! По вине командиров и комиссаров ваших частей наступление срывается. Если до вечера задача не будет выполнена, командиры и комиссары будут расстреляны!.'.»
Пугает, конечно, не так это просто! Командир 198-й стрелковой дивизии Мартынчук известен своим умом, энергией, опытностью. Он окончил две военные академии. Начальник политотдела армии Ефременков, в Гороховце, назвал мне его талантливым человеком... Но... если его пехота залегла, ответственность несет он...
Снова зенитки и визг самолетов на виражах — и радостный Ткачук:
— Два немецких самолета сюда полетело, теперь только один пошел назад, низко над лесом, за ним чайки, шесть штук, жару ему дают!
В 13.35 Седаш узнает, что шум боя удаляется на юг
Добре!» — говорит он), танки наступают, пехота опять движется, но запаздывает, поднялась она минут сорок назад. Седаш запрашивает стрелкового командира Вострицкого о «положении всех его, ног», приготовился бить новым координатам...
— Но танки ничего не просят! — докладывает Седаш начальству. — Дела? Слышно, как головные коробки меж собой переговариваются, но местоположение свое хозяину не дают. Мы поймали четыре штуки позывных — полный разнобой!
В такой обстановке замедленных темпов наступления, но все-таки в движении танков и пехоты вперед, перерывами, когда залегающая пехота вновь набирается сил и, поднявшись, вновь устремляется вперед, — проводят часы после полудня. Заявок на огонь мало...
Положение в Веняголове
Около 16 часов третий дивизион сообщил уловленные им приказы по радио, передаваемые танкам КВ: «Осадчему, Рыбкову, Попкову и Паладину: двигаться на Веняголово. Радисты, давайте сигналы. Сообщите обстановку, сведений не имеем». Второй: «48–43. Выходить всем на дорогу и двигаться на Веняголово. Наши — там»....
По дополнительным сведениям в Веняголове уже находится и штаб первого батальона танков. Пехота, однако, еще в Погостье; во всяком случае, точных сведений о ее продвижении к Веняголову нет. А перед тем было уловлено еще сообщение: «Три танка КВ прошли немецкие блиндажи. Пехота позади них в четырехстах метрах. Немцы, засев в блиндажах, препятствуют ее продвижению. Три танка КВ действуют против этих блиндажей с их тыла».
Все эти сведения майором и комиссаром уточнялись, проверялись и передавались командованию. В общем, наступление идет, хорошо, но пехота отстает.
У Седдша появляются новые цели: то отдельное 150-миллиметровое орудие, — и Дармин двумя орудиями дает двадцать снарядов, то (в 17.05) — три батареи, и Седаш «беседует» со звуковзводом:
— По дороге?.. Как это правей березы? Береза круглая. Я не знаю, с какой стороны вы правее ее считаете! Пленный, живой человек, говорит: на дороге между Веняголовом и сараем три батареи стоят и ведут огонь по нашей пехоте, а вы черт его знает где ищете!..
Пленный находится в штабе танкистов, и Седаш требует узнать у него: куда деваются немцы при огневых налетах — уходят или зарываются в землю?
Седаш слышит приказ: выслать для ввода в действие по Веняголову большую «марусю» и «ее сестренку малую»...
Бить реактивными по Веняголову? Как же так? Ведь туда вошли наши танки! И возможно, уже пехота?.. Седаш докладывает начальству:
— Действия большой «маруси», которая должна играть в районе Веняголова и кладбища, надобно задержать!.. Да... Потому что положение на этом участке неясное. Чтобы не поцеловала своих!..
Оказывается, этот вопрос решает сейчас «самый главный хозяин»: начальник артиллерии Дорофеев пошел к Федюнинскому...
В итоге всех выяснений — картина такова.
Головные танки КВ действительно прорвались в Веняголово. За ними, значительно отставая, двигались передовые батальоны пехоты. Упорно и храбро стрелковые роты переходили в атаки, гнали немцев, — только вчера занявший здесь оборону, свежий 25-й немецкий пехотный полк. Этот полк побежал, бросая оружие. Тем временем вторые эшелоны наших танков и пехоты дрались, расширяя прорыв южиее Погостья. На звездовидной полянке западнее Погостья захвачена целиком минометная батарея, восточнее — батарея 75-миллиметровых орудий. Еще два самоходных орудия. Захвачено знамя полка. Только что взяты ротные минометы, подобрано много автоматов, ручного оружия («Побитых немцев — как муравьев!»).
Но на пути нашей пехоты к Веняголову внезапно появились крупные, свежие немецкие подкрепления: подошли 1-я немецкая дивизия и еще один полк. Сразу заняли оставленный было 25-м полком рубеж обороны и, значительно перевесив наши силы, сейчас накапливаются в районе Веняголова и кладбища, готовятся оттуда контратаковать наши уже ослабевшие после дня наступления батальоны.
Прорвавшимся в Веняголово нашим танкам КВ, которые без поддержки пехоты удержать село не могут, приказано отойти к рубежу, достигнутому и удерживаемому
пехотой...
17.40
Самолеты. И тяжелые взрывы поблизости: три и еще три... Еще два...
Козлов выясняет, ругается:
— Сволочь, бомбит дорогу, нас и район первого дивизиона...
17.45
Опять самолеты, бомбят наши зенитные батареи. Слышны разрывы бомб... Седаш:
— Немцы отходят?.. Убитых много, значит? Ясно... А теперь — район отметки 50,8, как там?
Но Михайленко, оборвав «беседу» с Седашем, внезапно требует от него:
— Огня!.. Огня по Веняголову!
И Седаш отвечает: «Пожалуйста!» — и приказывает третьему дивизиону Алексанова:
— По Веняголову — березовую рощу, шестьдесят штук! Немедленно!.. «Волга»? Подождите, Алексанов!.. Главный хозяин передал сейчас: немедленно «марусю» большую по Веняголову! Говорят, чтоб большая «маруся» поцеловала!.. «Волга», и я двумя своими туда же сую!
Но «главный хозяин», получив новые сведения, мгновенно меняет свое решение: «маруся» и Седаш будут бить по Веняголову не немедленно, а через час. Седаш ааписывает координаты и докладывает:
— Район Дубка очищен, южная окраина Погостья — Окончательно...
Самолет, гудя, вертится в виражах над нами. Седаш вызывает второй дивизион:
— «Енисей»! 28! Луппо, примите бюллетень, введите поправочки! (Сообщает координаты.)
18.00:
— Спросите Дорофеева, нам раньше «маруси»? Там никого в Веняголове нет?.. Тогда уж не обессудьте!.. Передайте Мясоедову, что еще крепче «маруси» будет! Уточните! Мы туда двумя будем совать сейчас. А минут через сорок «маруся» хочет прикоснуться к Веняголову и кладбищу!.. Садковский! Пускай доложат немедленно о готовности!.. По двадцать на хозяйство, шесть хозяйств по двадцать!
18.25:
— «Енисей», «Барнаул»... Доложите о готовности!.. Огонь!
18.26:
Раз... раз... раз... раз... (Ткачук: «Начинается концерт!») Раз-раз... раз-раз...
18.29.
Седаш:
— Полетели! (Раз-раз! раз-раз...) А что там Михайленко? (Сплошь выстрелы...) Вы, «Амур», не лезьте в эту линию! (Выстрелы парами...)
18.31.
Выстрелы продолжаются. Представляю себе, что творится в Веняголове! Седаш соединяется с генералом:
— «Шкала»? Да, работаю... Есть... Ясно... Сейчас передам! Да... Луппо, «Барнаул», закончили? «Амур», дайте «Волгу»! Седаш говорит, «Шкала» приказала: если есть возможность, «марусь» Задержать... Совсем сбежали? И даже не видно и не слышно?.. Ну, та площадь и без них очищена! Очищена, хоть Николаю-угоднику свечку можно ставить!.. «Барнаул», мне «Шкала» нужна!
18.35:
— «Шкала»! «Шкала»!.. Это Седаш докладывает. Гусаков говорит, что большая «маруся» уже на колесах. Маленькая стоит... Всё? Да!
Седаш обращается к нам:
— Значит, послушаем скоро «марусю»!
18.48.
Гул. «Маруся» целует врага. Всего лишь двенадцать — пятнадцать секунд. Но там, где были сотни врагов, сразу же только темные пятна на снегу да трупы.
Теперь немцы о контратаке уже, конечно, не помышляют. Да и время как им, так и нам закрепляться на своих рубежах!
— Артиллерия начала бой, — говорит Козлов, — и артиллерия его закончила!
Седаш отдает распоряжение по телефону:
— Дармин! Мне нужно на 19 часов расход снарядов и остаток. Луппо! (Повторяет то же.) Алексанов! (То же) Подсчитайте, только точнее, с точностью до одного снаряда!
Тут же записывает сообщенные цифры остатка. — Сейчас наступает вечер, — дает распоряжение Седаш, — посылайте связных во все полки, уточните их расположение, выясните обстановку! И беседует со мной и Козловым:
— Ну, все-таки вышли на ручей Дубок! Завтра будут двигаться дальше. Если бы была луна, могли бы и ночью действовать, но надо и отдохнуть!.. А в общем, сразу хорошее впечатление на немцев: только к ним пришло пополнение, и вот его сразу бьют и гонят!
Итоги дня окончательно определятся ночью, когда между полками, занявшими новые позиции, будет установлена связь. За день клин углублен километра на два, И фронт, оставив позади южную окраину деревни Погостье, раздвинулся дугой от устья ручья Дубок к отметке 55,0. С основных укрепленных позиций немцы сбиты. Слабая активность соседней, 8-й армии, имеющей направление на Березовку (десять километров к западу от Погостья), привела к тому, что артиллерия противника, расположенная там, била не по 8-й армии, а фланговым огнем по частям 54-й, действующим в районе Погостья. Только два этих района — Березовка да Погостье — Веняголово — и остаются сейчас основными опорными участками немцев в здешнем секторе фронта...
На второй день
17 февраля.
КП 883-го артполка
Потери в полку за вчерашний день таковы: убито двое, ранено двое и один контужен, все — бойцы, связисты. Да и вообще с нашей стороны потери вчера невелики. У немцев потери — большие, в одном только Погостье — несколько сот трупов.
За ночь 1-й дивизион дал 24 снаряда по Веняголову и кладбищу, выполняя заказ пехоты. Разведка доносит, что немцы оттуда бегут. На сегодня задача полку — обеспечить действия 198-й стрелковой дивизии Мартынчука в ее наступлении на Веняголово. За ночь пехота продвинулась вперед и сейчас находится в двух километрах от Веняголова.
...В 9 утра танки опять пошли в наступление. В один из них, с приглашения командира 124-й танковой бригады полковника Родина и по приказанию Седаша, сел разведчик-артиллерист, старший лейтенант Короткое, — ну конечно же Короткое, который всегда впереди!
Седаш решил пока не передвигать свой полк вперед — дальнобойности его пушкам еще хватит.
— Сегодня семнадцатое! — говорит Седаш и задумчиво прибавляет: — Шесть дней осталось. Эти шесть дней должны внести какое-то изменение в жизнь полка и вообще в обстановку! По интуиции чувствую!
Именно так все здесь считают дни, оставшиеся до XXIV годовщины Красной Армии. Ждут за эти дни решения важнейших боевых задач, сокрушения врага на всем участке фронта, результатов начатого вчера наступления — столь долгожданного!
Приехал Михайленко. Делится впечатлениями — о пехоте, которая вчера вначале шла в рост, о танках...
— Там, главное, танкам нашлась работа! Часть осталась на южной окраине Погостья, часть дошла до стыка рек, часть — еще дальше... И везде вели борьбу с блиндажами по восемь накатов! КВ пройдет, развернется на блиндаже и... не провалится!
— Ясно, — замечает Седаш, — их не возьмешь ничем, кроме как выкуривать из каждого блиндажа!
— В одиннадцать часов вечера, — продолжает Михайленко, — выслали танкисты разведку — найти свои передние танки, взять у них донесение и представителя, чтоб направить к машинам горючее и боеприпасы... Что это?.. Разрывы! Где?
Разрывы немецких снарядов поблизости. Немец обстреливает дорогу. Михайленко продолжает:
— Ну, я послушал танкистов! Командир танковой роты Большаков! Если даже он на шестьдесят процентов врет, и то большая работа сделана! Ну, однако, он не врал! На него самолеты налетели, пулеметным огнем вывели орудие его танка. Ему пришлось вернуть эту машину, он сел в другую. Прошел вглубь, за Погостье. Встречает его артиллерист из дивизионной артиллерии, в халате. Большаков взял его в машину и пошел, раздавил и разбил семнадцать землянок. Оттуда выкурил не меньше двухсот человек!
— А пехота, — замечает Козлов, — вооружилась вся немецкими автоматами. Пехотный 25-й полк. Крепко мы его покрошили!
— Полчок! — усмехается Михайленко. Козлов произносит с ядом:
— Громаднейшее продвижение сделала 11-я дивизия! Заняла целый блиндаж и не могла свой батальон выручить! Плохо у них получается!
Он иронизирует. Но 11-я дивизия ведет наступательные бои с середины января, так поредела, что трудно на нее и рассчитывать! Михайленко продолжает:
— Один КВ сожгли все-таки немцы. Сгорел. Часть экипажа выскочила, часть сгорела... Термитными, должно быть!.. Сорок процентов танков к концу боя — неисправны по техническим причинам. Там у кого гусеница, у кого насос, у кого еще что-нибудь... К утру все восстановили, все снова готовы были!
Самолеты немецкие? Вот когда штурмовая налетела, — вывела пулеметами людей. Возле одной кухни двух убило, шестерых ранило... А что бомбы? Это — ничего, никакого они ущерба не принесли... Ну, так это, может быть, запугать кого! Несколько машин покалечили — и всё! А вот штурмовая внезапно налетела, эта вот принесла ущерб...
...К полудню становится тихо. Бой затихает, — и не только для артиллеристов Седаша, к которым заявки на огонь почти не поступают: наше наступление приостановилось...
Весь разговор с Михайленко происходит, пока он завтракает. Ему и спать не пришлось. Но ему хочется поделиться мыслями с Седашем и Козловым. Он расстилает перед нами карту:
— Немцы отходят не на, Веняголово, а на фланг, в лес. Может быть, вчера просто прятались в лес от танков?.. А может быть, план был такой — отступать на восток? Южнее высоты 55,0 на восток отходили.
Седаш говорит очень медленно и задумчиво:
— Беспокоят фланги! Восточный особенно! Что там? 215-я, 185-я, 11-я, 311-я?.. А западный меньше беспокоит: там 8-я армия. Теперь еще надо взломать фланги!.. М-да, эти фланги! Везде у нас эти фланги!
Седащ молчит. Но его карандаш, разгуливая по карте, лучше слов передает его мысли. Карандаш обводит кружочками и перечеркивает взятые нами в декабре опорные пункты и узлы сопротивления немцев — Падрило, Влою, Опсалу, Оломну... Вся тактика обороны немцев на нашем фронте построена на создании и укреплении таких узлов сопротивления. А между ними — войск почти нет.
Карандаш Седаша то, скользя глубоким обходом, оставляет одни из таких пунктов у нас в тылу, то упрямо долбит острым грифелем по другим. Точно так, как ставятся задачи нашим стрелковым дивизиям! Там, где смело обойденные и оставленные нами в своем тылу немецкие гарнизоны мы блокировали, там они не помешали нашему общему наступлению, а гарнизоны были уничтожены нашими вторыми эшелонами... И напротив: там, где стрелковые наши дивизии старались брать узлы сопротивления в лоб, мы тратили на это много сил и времени. Мы их брали в конце концов, но потеряв темп наступления, а это значило, что немцы, успев подтянуть резервы, засыпали вклинившуюся нашу пехоту с флангов сильнейшим артиллерийским и пулеметным огнем... И, едва закрепившиеся, скованные борьбою в лоб, наши части несли большие потери...
Погостье мы брали в лоб с января. Вчера и сегодня мы пытаемся в лоб взять Веняголово. И все трое сейчас. мы глядим на многоречивый карандаш майора Седаша. И как бы вскользь брошенные им слова: «Беспокоят фланги!» — представляются мне исполненными глубокого тактического смысла!
И, словно оспаривая нить этих мыслей, комиссар Козлов, склонившись над столом, упершись локтями в карту, выразительно глядя Седашу в глаза, роняет тоже одну только фразу:
— М-да, Константин Афанасьевич!.. А дороги где?
Я окидываю взглядом сразу всю карту. В самом деле, линия железнодорожного пути Кириши — Мга только в трех местах пересечена дорогами, и именно здесь — у. Погостья, у Березовки да у Посадникова Острова... Но именно здесь и пробиваем себе проходы мы... Всюду в других местах — густые болотистые леса, трясинные болота да торфяники.
— М-да! — в тон Седашу и Козлову молвит «батько» Михайленко. — Мы вчера видели: километр за час пятнадцать минут!.. И это в такой мороз! А весною и летом что?
Как же без дорог, по трясинам, по лесным гущам совершать глубокие охваты с танками КБ, гаубицами, со всею тяжелой техникой? А ведь наступал, сколько уже сделал, дойдя досюда, Федюнинский!. А ведь, в частности, именно этими, переброшенными из Ленинграда дивизиями — 115-й да 198-й дивизией Мартынчука, которые совершили глубокий, в полсотни километров, обход от Синявинских поселков до Оломны!..
«Да, — хочется сказать мне, — тяжелый фронт и трудное положение у Федюнинского!..»
...В полк приехала комиссия во главе с членом Военного совета, бригадным комиссаром Бумагиным, награждать орденами за прошлые бои — за разгром немцев под Волховом.
Присутствую при награждении.
Бумагин произносит речь о попытках противника создать несколько колец вокруг Ленинграда, о разгроме немцев под Тихвином, Волховом, Войбокалай, об усилиях армий Мерецкова и Федюнинского. О великой помощи фронту, оказанной трудящимися города Ленина, который выстоял и стоит сейчас как гранит в полном окружении. И о том, что мы, армия, должны совершить требуемый от нас подвиг: обеспечить свободу Ленинграду, выход его из кольца блокады.
Все фотографируются в лесу.
Пробыв у гостеприимных артиллеристов неделю, я сажусь в «эмку» и еду с политруком Горяиновым в Гороховец: бой здесь затих, а мне нужно писать и отправить в ТАСС серию корреспонденции.
Глава двадцать третья.
Волхов
22–26 февраля 1942 г.
Люди думают, спорят. — Вдоль реки Волхов. — Станция Званка. — В корпусе генерала Гагена. — 666-й гвардейский. — В горкоме партии. — Железнодорожники.
Люди думают, спорят
22 февраля. Утро.
Оломна
Полдень. Яркий солнечный свет за окнами. Вчера, и всю ночь, и сегодня — обстрел из немецких дальнобойных орудий Оломны, Гороховца и соединяющей их дороги. Снаряды рвутся то далеко, то совсем близко от нашей избы. А позавчера немцы так обстреляли Оломну, что было немало убитых и раненых. Этот огонь, то методический, то налетами, уже стал привычным, стараемся не обращать на него внимания, но все же он неприятен.
Хороших новостей нет. Наступление в районе Погостья явно закисло. Много наших танков выбыло из строя, требуют ремонта. За запасными частями ездили в Ленинград. Ураганным минометным и артиллерийским огнем немцы не дают нам вытащить несколько наших застрявших танков. Пехота и исправные танки продолжают вести бой, расширяя клин, но из дела большого значения операция превратилась в чисто местную — Веняголово взять пока не удалось.
Когда нет успеха, у нас в армии мало разговаривают, но много и глубоко думают. Все же бывает порой — соберутся случайно в каком-либо блиндаже или в штабной избенке командиры — штабные и строевые, любых специальностей и родов войск, сегодняшние майоры, батальонные комиссары и подполковники, завтрашние — в грядущих боях — генералы. И затеется вдруг разговор — откровенный, начистоту. И о том, о чем с Козловым и Михайленко говорил Седаш: о глубоких охватах, наступлении в лоб, трясинах, бездорожье... И еще о многом, многом другом...
— Блокаду так не прорвешь! Где там!.. И с Мерецковым у Шапок и Тосно не соединились?
— Нет!.. Даже Веняголово не взяли!
— Так ведь подошла свежая немецкая дивизия! Сюда даже из Франции дивизии гонят!
— А вот, допустим, она не смогла бы подойти! Допустим, была бы уничтожена авиацией на подходе, или скована партизанами, или отвлечена серьезной угрозой к другому месту?
— Допустить можно любые мечтания!
— Эти мечтания стали бы мгновенно реальностью, если б у нас было превосходство в силах!
— Задача армии, была прорвать оборону противника? Что значит прорвать? Глубина обороны немецкой дивизии — пять — семь километров. Прошли мы эту полосу? Значит, прорыва не было. Значит, задача, даже ближайшая, не выполнена!
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |