Заходит Валя Потапова. Просит у врача разрешения пойти на репетицию. Врач дает разрешение. Заходит отлучившийся куда-то Иониди. Врач ему: «Что вы все ходите?» Иониди улыбается:
— Я только до сто восемьдесят первого! Автомат мой нужно взять у них!
Иониди, прихрамывая, уходит из блиндажа. Тут боец, сопровождавший Иониди, возвращается:
— Товарищ комбат! Сапог младшему лейтенанту Иониди не подобрали!
— У вас записка есть? — отрывается от телефона Трепалин. — Сказано; «обеспечить сапогами». Под этим понимается — любыми средствами. А если они оставят его без сапог, я с них штаны поснимаю!
Боец, радостно кивнув: «Есть! Разрешите идти?», поспешно уходит.
Входит другой боец:
— Товарищ комбат! Пакет из штаба дивизии! Передает конверт с сургучной печатью. Это приказ о наступлении на Александровку.
Крутит телефонную ручку:
— Подготовились? Сначала куда навели?.. Подожди, у тебя ведь три «огуречника» действующих? Ты как их навел?.. Ага! Особое внимание уделяй тому, который на дот. Подготовь, чтоб из одного можно было сыпать побольше.
Вскрывает письмо. Читает... Глядит на часы. Расписывается. Боец уходит.
Сейчас 13.30... Начштаба спит — он лег в 7 часов утра.
...После этой записи я интересовался обстановкой начинающейся боевой схватки, рассматривал карту, наблюдал и слушал. Было бессмысленно записывать все разговоры по телефонам, приказания, донесения — люди входили и выходили. Вскоре после начала боя резко усилился обстрел нашего расположения. Вернулся Иониди, я стал записывать рассказываемый им боевой эпизод. Блиндаж наш моментами ходил ходуном, — глухо передавала земля содроганиями блиндажа удары разрывающихся кругом мин и снарядов. Последняя мина попала в сарайчик, пристроенный на поверхности к накатам нашего блиндажа, разбила стоящую там нашу «эмочку». А у нас перебита связь, потух свет. Сейчас горит маленькая лампочка от аккумулятора. Чиним связь. Только что вернулся адъютант комбата с сопровождавшим его бойцом. Увидев здесь Цыбенко (он недавно появился в блиндаже и сейчас спокойно отдыхает на нарах), сказали комбату, что Цыбенко был с ними, ехал с минами под жестоким минометным обстрелом, а потом под таким же огнем таскал ящики. И вот комбат журит Цыбенко, этот, подсев к столу, степенно отшучивается:
— Вы меня и колом не сшибете — это раз... Они — молодые, а я охотник опытный — это два...
— А ящики таскал?
— Ну, там килограммов по пятнадцать всего!..
В действительности — ящики по сорок пять килограммов. И адъютант продолжает жаловаться:
— А там все искорябано шквалом, весь снег черный, все ходуном ходит... Только он от осколков не укрывается, товарищ комбат, ну, ничуть!
Цыбенко степенно:
— Не-ет! Адъютант Ероханов:
— Не укрывается! Ящики таскал! Цыбенко:
— А ящики разве можно оставить? Ероханов:
— Где? На дороге? Трепалин:
— На дороге можно! Цыбенко:
— А привыкнешь оставлять на дороге — ив бою бросишь!
Когда на санях везли мины по дороге, а противник начал крыть из минометов по этой дороге и разрывы вздымались вокруг, Цыбенко встал на санях во весь рост и, накручивая вожжи над лошадью, запел украинские песни. Мины рвались в сотне и меньше метров. Раза три только, в самые жестокие минуты обстрела, Цыбенко останавливал сани, залегали в канаве, и тут он таскал ящики с саней в канаву, чтобы, переждав, снова погрузить их на сани.
Адъютант, вдруг отвлекаясь в сторону:
— А бронепоезд пострелял да удрал!
— Ему плохо, — еще рассудительнее заметил Цыбенко. — Путь перебьют — и стой, пока не накроют!..
Цыбенке рекомендуют сбрить бороду: черная, на фоне снега она демаскирует его. Цыбенко:
— Борода? Нет, пусть растет. Кончится война — тогда, с победой, бороду сброю!
От Сафонова приходит старшина, сообщает положение дел. Связисты сейчас все на линии. В такой жаркий момент никого не удержишь здесь. Иониди:
— Да, здесь трудно сидеть!
И пробирается бочком к проснувшемуся начальнику штаба, слышу — шепотом просится в дело.
Что же получилось под Александровной?
4 ноября. Утро
Ночь провел, как и вчера, на нарах, стиснутый тесно лежащими. Спал крепко. Бой за Александровку продолжался до вечера, ночью не прекращались пулеметная стрельба и ружейная перестрелка... Раз просыпался, выходил: луна яркая, красота леса — изумительная. Утром — солнце, снег блестит. Посмотрел на разбитую вчера «эмочку». В семи шагах от блиндажа нашего — навесик. Мина упала у самой машины, изломала ее всю, смяла колесо, изрешетила крылья, подножку, кузов, сорвала капот, пробила радиатор, картер. Машина из строя вышла.
Умываемся снегом. Сегодня бойцы идут в баню.
15 часов
Побывал в 1025-м стрелковом полку, на командном пункте его командира Шутова, и во 2-м артдивизионе, у Корнетова. Выяснил всю картину боя за Александровку.
Мороз. Яркое солнце, сверкающий снег, заснеженные деревья. Огневые налеты — минами.
Когда вернулся, разбитую миной «эмку» грузили на расхлябанную полуторку. Распоряжались здесь Иониди и Цыбенко, и я фотографировал их.
Вот картина вчерашнего боя. В наступлении на Александровку участвовали: стрелковые роты 1025-го полка Шутова, при поддержке артиллерии 838-го артполка и минометной роты морской пехоты. Начали бой с задачей взять Александровку. Однако сразу же оказалось, что подготовились к наступлению недостаточно. Шутов с рекогносцировкой запоздал на 50 минут, и потому его роты вышли с опозданием на полчаса. Пехота продвигалась очень медленно и, остановленная встречным пулеметным и автоматным огнем, залегла. Артиллерия действовала нормально, минометчики — тоже. Батальон морской пехоты получил официальный приказ о целях операции только в 13.30 — за полчаса до начала атаки. Но Трепалин, узнав о готовящихся действиях под Александров-кой, предусмотрительно выдвинул минометы вперед, на имевшуюся там у него позицию, и доставил им мины.
Пехота залегла не вся: взвод роты автоматчиков, под командой Додонова, атакуя Александровку, выбил противника из группы строений юго-западной окраины этой деревни. Сам Додонов в атаке был убит. 7-я рота, под командой лейтенанта Кашина, атакуя Александровку с северо-восточной окраины, также заняла отдельные строения и вражеские окопы. Этот несомненный успех не был, однако, закреплен другими, слишком медленно двигающимися ротами Шутова. Время было потеряно, противник подтянул силы, стало ясно, что Александровку в этот раз не взять. 7-я рота Кашина и автоматчики Додонова, оставшиеся в захваченных ими домах и окопах, получили приказ командования отойти на исходные позиции. Операция по взятию Александровки не удалась, получилась лишь разведка боем: уточнены данные об обороне врага, о линии его заграждений, вскрыты огневые точки. Минометами Сафонова рассеяна колонна пехоты, шедшей из Соболевки. 2-м артдивизионом подавлена минометная батарея в местечке «За Рощей». 4-я батарея лейтенанта Дубровского «успокоила» минометную батарею левее церкви в Александровке. Весь бой продолжался до ночи.
Тем временем враги полезли в наступление на левом фланге у погранзнака № 15, форсировали реку Сестру и сегодня утром вклинились в нашу территорию силами примерно до двух рот. Развитие этого наступления грозит ударом с левого фланга по Белоострову, занятому частями Краснокутского. Фашисты к часу дня пытались окопаться на достигнутом ими рубеже. Наша задача — воспрепятствовать этому и выбить их обратно за реку Сестру. В действиях принимают участие артиллерия и минометы. Бой с утра возобновился. От блиндажа, в котором я нахожусь, хорошо видна Александровка, у которой тоже ведется бой. Слышны все время — вот уже вторые сутки — пулеметная стрельба, грохот мин, изредка артиллерийские залпы. Если фашистов не удастся быстро оттеснить за реку, положение наше останется сложным, ибо есть непосредственная опасность и для Каменки. Это учитывается. Командир дивизии ведет сейчас совещание с командирами полков, и мы ожидаем, что к вечеру наша задача будет выполнена. С правого фланга к вражескому клину перебрасывается подразделение 1025-го стрелкового полка, под командованием капитана Полещука, а с левого фланга подтягивается подразделение полка дивизии народного ополчения.
Противник вчера и сегодня пускает в ход самолеты. Три разведчика, развернувшиеся для штурмовки, прошли над нашими минометчиками, но, не обнаружив их, ушли. Гул самолетов слышен все время: летают наши и вражеские. Наши уже пикировали в районе Александровки. Фашисты вчера осыпали Каменку не только минами, но и снарядами дальнобойной артиллерии. По Каменке снег повсюду взрыт. Я ходил, выбирая новые тропинки между воронками.
Белоостров и Каменка под угрозой
1–5 часов 30 минут
Комбат звонит Сафонову, спрашивает, как у него дела. Сафонов находится в ведении капитана Полещука, заместителя Шутова, и должен быть готов к решительным действиям.
— Как у тебя с «огурцами»? Имей в виду, чтобы в решительный момент не остаться без мин. Всякие нормы снимаются, потому что дело серьезное. У меня машины с «огурцами» стоят наготове — требуй заранее, как только понадобятся. Тебе нужно иметь и вторую позицию, потому что может возникнуть такой момент, когда тебе понадобится сыпать вовсю, а они в тот момент будут по тебе сыпать, и тогда без второй позиции у тебя ничего не выйдет!..
Вбегает адъютант комбата, краснофлотец Ероханов, краснощекий, оживленный:
— Товарищ комбат! Ваше приказание выполнено, боеприпасы доставлены!
— Хорошо... Только машина застряла?
— Ничего, вытащили... Трепалин названивает:
— «Остров»? Пахуцкий? У тебя там слева имеются люди? Сколько человек? Там передай своим ребятам, что примерно к этому месту слева будут подтягиваться люди. — И, снизив голос до шепота, добавляет: — Кировцы. Понял? Так, чтоб не приняли за чужих... Вот и все!
Кировцы — -это полк Кировской дивизии народного ополчения, обороняющей Сестрорецк. Трепалин звонит на другую точку:
— Халаты там есть? Сколько? Нужно немедленно отправлять. Там шофер далеко? И горилки пусть везет немедленно... По сто грамм, — значит, десять литров...
Адъютант Ероханов:
— У Ганьшина пятнадцать человек на миномете! Им делать нечего! И мин у них — завались!.. Надо за обедом идти, товарищ комбат! — Надевает шинель и робко, как о чем-то сугубо личном: — А по одиночному лучше из автомата стрелять, как «кукушки»!
— А куда стрелял?
— В пень!
Со стороны смешок:
— Война! Ероханов:
— Я очередями стрелял, а одиночными не приходилось, думаю, надо попробовать! Три патрона выпустил.
Входит краснофлотец:
— Товарищ командир батальона! Ваше приказание выполнено. Десять литров. Допущено небольшое нарушение — взлом пришлось сделать, не было кладовщика!
— Никого не было?
— Нет!.. При всех! Там их люди были, сами просили... — Помолчав: — Бронемашинки к нам идут... Две машины!..
Пришел мичман Петров, командир первого взвода второй роты, и я записываю его рассказ о взводе. Этот взвод считается самым веселым в батальоне, несмотря на то что по нему молотят день и ночь, потому что он занимает оборону на самом «краешке». И жертв нет: окопались хорошо, а теперь, к празднику, еще лучше оборудовали линию обороны, сделали запасные окопы, землянки на каждое отделение и для КП взвода. Увлекаются самодеятельностью, добыли две гитары и мандолину, патефон и домино, шашки, гармонь. Готовят программу к празднику, хоть и ведут перестрелку все время. Четыре бойца выделены в почетное боевое охранение — в день праздника.
Перед обедом комбат, комиссар, мы все, и я в том числе, приготовили и проверили ручные гранаты, ибо положение Каменки еще более усложнилось. Обедаем. Комбат усадил обедать и пришедшего командира второй роты Шепелева. Тот, жуя, спрашивает:
— Товарищ комбат, расскажите, что там на «острове» происходит?
— Драка.
— Драка?
— Самая настоящая драка, так что приготовьтесь. В одном месте у них не выйдет — могут к вам полезть.
— Ну что ж! Получится у них то же самое!.. Трепалин хитро щурится:
— Готовьтесь, комроты! На днях у вас человек пять заберем. Разведка организуется у нас!
— Ну... Только не Душка! Все смеются, Трепалин тоже:
— Душок первым в списке стоит, как угадали!.. Вторым — Жвиков!
Шепелев уговаривает не брать у него Душка, ибо «без него никак невозможно», а я тут накидываюсь на самого Шепелева, заставляя его рассказать мне о нем самом и о том, кто такой Душок и что такое «остров».
Уроженец Углича, кандидат партии Шепелев, оказывается, кадровый водолаз. В финскую войну он поднимал со дна, из-подо льда, танки в Тронгзунде, затем ставил, ряжи в Полярном. Перед самой Отечественной войной очищал подводную траншею для водозабора, питающего город Горький.
С 12 по 20 сентября, командуя пулеметным взводом, Шепелев был в заслоне с левого фланга на «острове», где нельзя было и «головы поднять». Затем ему там удалось сформировать отряд, которому присвоили название: «2-я рота». А «островом» называется язычок леса на болоте, выдвинутый узкой полоской во вражеские позиции западнее Белоострова, — наш плацдарм, простреливаемый насквозь, по обороняемый балтийцами столь крепко, что фашисты, решив: «Раз там «черные», то не стоит туда и соваться», оставили попытки взять его штурмом{31}.
Ну, а Душок и Жвиков — комсомольцы, лучшие разведчики, истребители «кукушек», которые, между прочим, избавили «остров» от лазавших было туда вражеских разведчиков-корректировщиков. Душок, Жвиков и их товарищи разгадали, что эти «кукушки» корректируют огонь своих минометов отдельными выстрелами из автоматов. Так, два выстрела означало у них — перенести огонь вправо, один выстрел — перенести влево. Наши подстерегли «кукушек», не стали их сбивать, а включились в их «игру» своими отдельными выстрелами. Когда «кукушка» дала один выстрел, чтобы перенести огонь влево, наши дали еще один — получилось два выстрела, и фашисты, тотчас перенеся огонь вправо, ударили по своей же «кукушке». Так повторялось несколько раз, пока целая коллекция «кукушек» не была уничтожена огнем фашистских же минометов и противник перестал засылать на «остров» неизменно «вылавливаемых там русскими» корректировщиков.
Пока я записывал это, Трепалин звонил — приказал приготовить санитарную машину, санитарок, медикаменты, все: быть наготове.
Только что явился санитар, докладывает, что прибыл на машине, в полной готовности. Комбат подробно объясняет ему по карте, где можно ожидать раненых, как только разгорится решительный бой, говорит, что положение серьезное, и указывает, куда сейчас выехать с машиной, по какой дороге ехать, где стать, как и куда эвакуировать раненых, если они появятся. Вся «петрушка» должна происходить примерно в 800–1000 метрах от нас.
17 часов 30 минут
Выходил из блиндажа, — уже стемнело. Свист, — через мою голову стреляет наше орудие. Проходя по коридору нашего подземного дома, вижу: краснофлотцы в полной боевой готовности, с гранатами за поясом, делят на квадратной доске сахар, разложили его кучками, в шахматном порядке.
18 часов 00 минут
Фугасный снаряд разорвался около бани — дом горит. Второй — по землянке клуба. Третий — где-то правее... Четвертый, пятый...
Пьем чай. Бьют и бьют. Вбегает боец:
— Товарищ комбат! Шалаши горят рядом с нами! Трепалин быстро:
— Гасить надо, а то корректировать будет по ним, сюда!
Бьет зажигательными. Шалаш, где стояла машина, и соседний, прямо над нами, поверх наката нашего блиндажа, горят.
— Там патроны и гранаты! Нельзя подойти — сейчас взрываться начнут!
— Тогда не подходить! Шепелев спокойно:
— Если гранаты РГД, ничего не будет. Патроны взорвутся, а гранаты — ничего...
— А кто знал, что здесь боеприпасы? — спрашивает Трепалин, обводя взглядом присутствующих. — Народу-то нет там? А то патроны сейчас начнут трещать... Кто положил здесь боеприпасы?
Выясняется, что в шалаше над нашими головами — склад гранат и патронов, привезенных для распределения по ротам.
— Если с запалами, — утешает Трепалин, — то сдетонирует. Взрыв знаете какой будет? Ого!.. Все мы вместе с блиндажом взлетим к черту!
Бьют и бьют. А нам выйти нельзя, мы как в ловушке, — ждем: будет взрыв или не будет?
— Он там в двух местах зажег — там, дальше, и здесь!
— Он тут хорошо дал — у самого входа, метров десять. Люди были в кино... Прервалось... — говорит боец.
— Он хочет дома зажечь, а по ним ориентировать обстрел сюда.
У нас сидит лектор, приехавший перед самым налетом тяжелыми читать доклад. Мы пьем чай. Слышно, как рвутся патроны, все сильнее и чаще...
— Давайте доклад начинать! — решительно объявляет
Трепалин. — Шалаши завтра же пошвыряем, давно надо было скинуть их!..
Докладчик перешел в соседнюю половину блиндажа, к краснофлотцам, начал доклад. Его голос доносится из-за стены. Там все собравшиеся краснофлотцы слушают его. А здесь нас восемь человек: комбат, комиссар, начальник штаба, адъютант, лейтенант Шепелев, связист, боец и я. Сидим за столом. На столе крошечная электрическая лампочка от аккумулятора. Связь пока работает. Шепелев тянется к телефону, вызывает «Шторм»: «Скорнякова дайте!» Разрывы продолжаются, бьет и бьет. В блиндаже у нас разговоры — о самолетах, о Маннергейме, о боевых эпизодах, каждый вспоминает. Все возбуждены ожиданием: будет взрыв или не будет? У меня мысль: вот если рванет сейчас, то и оборвется тут моя запись... Шепелев весело рассказывает — глаза блестят, — как над ним летало четыре немецких самолета и как он хотел их подбить, но не успел...
18 часов 45 минут
Всё тише. Хижины горят. Обстрел теперь редкий. Беседы продолжаются. Доклад кончен, аплодисменты. Входит парень в ватнике, из тех, кто слушал доклад, к Иониди, который тоже только что вошел вместе с Цыбенко, прослушав доклад. Этот парень давно просится в разведчики. Иониди:
— Ну что ж, товарищ комбат!.. Вы человека знаете! Я — не знаю. Значит, по вашей рекомендации!
Иониди подзывает парня. Тот подходит, очень спокойный.
— К нам хочешь идти? — Да.
— Знаешь, на что идешь?
— Знаю.
— Ну хорошо... Тогда дней десять подзанимаемся, у нас — группа.
— Я и то занимаюсь уже... топографией. Сам.
— Это хорошо. Но мы еще, специально. Какого года рождения?
— Тысяча девятьсот двадцать шестого года! Паренек — фамилия его Дмитриев — уходит, а Иониди рассказывает мне:
— Их трое, все одногодки, двадцать шестого года, с одного дома и в одном классе школы. Они сбежали из дома вместе, прибежали из Ленинграда — и на самую передовую. А потом к нам зачислились как добровольцы. Все трое уже здесь получили комсомольские билеты. Все трое — Дмитриев, Ситкин, Калачев — связисты. Дмитриев давно уже пристал к комбату: зачислить его в разведку. Тот обещал на хорошую работу зачислить. И он работает замечательно, особенно в ночное время, — восстанавливает перебитую связь. А насчет разведки я спрашиваю его: «Обдумал?» — «Я в Ленинграде еще обдумал!..» Он знает три мудрых правила: первое — нельзя идти в лоб, а надо найти с флангов место для прохода, второе — нельзя идти с линии своей обороны, потому что противник начнет долбить по этому месту, и третье — надо зайти в тыл врага, растащить связь и ждать у конца провода!
В той половине блиндажа, кроме лектора, оказывается, дожидается начала концерта бригада артистов. Они приехали вместе за несколько минут до обстрела. Не сговариваясь, им никто ничего о пожаре наверху не сказал, чтоб их не встревожить. Теперь, когда патроны уже все гювзрывались, ясно, что с гранатами обошлось. Мы обсуждаем: очевидно, попросту выплавились.
Концерт, вопреки обстановке...
Мы все переходим, кроме связиста, в ту половину блиндажа, где начинается концерт.
...Я среди артистов и краснофлотцев. Это бригада артистов Дома Красной Армии, приехала из Ленинграда. Группа А. Зильберштейна. Начальник бригады — Беатриса Велина. Весь наш трюм забит людьми. Нары заняты сидящими до самой стены. В руках краснофлотцев автоматы, винтовки. На стенах висят каски, снаряжение, амуниция. Девушки-артистки в котиковых шубках. Несколько девушек переодеваются в темноте, на нарах, завешенных плащ-палаткой. Тьма, потому что перебиты провода. Начальник связи пытается исправить свет. Пишу в полутьме — горит только одна «летучая мышь». Сижу у самой стены, рядом — Иониди, а с ним — девушка, переодевшаяся в белорусское национальное платье, дальше — баянист, играет. В углу прохода остается два-три квадратных метра пространства. Это и есть, так сказать, эстрада. За ней — печка-времянка...
Вот зажглась электрическая лампочка, вдали, у выхода, осветив висящую выстиранную тельняшку. Сегодня все ходили в баню, и последняя очередь не домылась, так как начался обстрел, а теперь уже и нет бани — сгорела.
Все сидят молча, слушая баяниста. Девушка подтягивает, разглядывая висящие позади меня на стене котелки, заплечные мешки, каску, потом — винтовку, подвешенную горизонтально, по бревну потолка.
Разрывы снова слышны близко...
20 часов 30 минут
Вспыхнул ослепительный свет — большая электрическая лампочка. Шесть девушек вышли надушенные, напудренные. Стали у стенки. «Левофланговая» уперлась в мои колени — тесно. Правая выступила на шаг, начала декламировать «Письмо матери». Она в красных туфлях, коричневое платье в талию...
Другая выскочила в узкий коридор между нарами, сплошь занятыми сидящими краснофлотцами. Стремительно пляшет «русскую». Наконец, смеясь — «не могу, товарищи, тесно!» — чуть не валится на руки моряков.
Теперь артисты Таня Лукашенко и Олег Гусаров исполняют сцену из «Правда хорошо, а счастье лучше».
— «Я тебя полюбила...» — произносит она.
А с другой стороны блиндажа доносится голос связиста:
— «Якорь» слушает...
— «Как бы я расцеловала тебя!» А от узла связи голос:
— Тремя? А куда?.. В голову?., А вынесли его?.. Повезли?..
Бойцы слушают артистов увлеченно, с улыбками, цветущими на лицах.
...Теперь артистка Бруснигина читает рассказ «Сын» Юрия Яновского, читает хорошо, и я украдкой вижу: комроты 2, Шепелев, тщится скрыть выступившие на глазах слезы и опасается, что кто-нибудь это увидит.
Отмечаю: никто, ни один человек, не курит.
И под музыку Бетховена на баяне артист Корней поет «Шотландскую застольную».
И томительно, и странно, и весело, и грустно все это слушать и задумываться о том, где ты находишься, в какие дни, в какую минуту. Встает передо мной огромный темный город, озаренный и сейчас, конечно, тусклым багрянцем пожаров, — мой Ленинград. И таким нелепым кажется, что вот в километре — в полутора километрах отсюда враг, и что нам сейчас угрожает опасность, когда так прекрасен, даже исполняемый на баяне, Бетховен, и что вот эти девушки, комсомолки, оживленные, веселые, должны будут сейчас ехать во тьме, на грузовике, под обстрелом...
Я несколько минут назад тихонько расспрашивал Беатрису Абрамовну Велину, начальницу этой бригады, об их работе. Шесть присутствующих артисток и шесть артистов, почти сплошь комсомольцы и комсомолки, студенты театрального института и консерватории. Бригада называется «молодежной», работает с 28 июня, дала уже 190 концертов по Западному и Ленинградскому фронтам, совершила десять рейдов на своей агитмашине. Были за Лугой на аэродромах, были в Выборге, в Кексгольме, на Ладожском, объехали весь Карельский перешеек, позавчера были на крейсере «Максим Горький». Попадали под бомбежки, под минометный огонь, получали по машине пулеметные очереди, но все живы-здоровы...
...Концерт кончился в 10 вечера. Разрывов вблизи не было. Артисты уехали.
Что происходит на левом фланге?
22 часа 40 минут
И вот опять слышна стрельба. Кажется, бьют наши. Бой идет. Сколько фашистов переправилось через реку Сестру, пока неясно; все происходит в кромешной тьме. Надо не дать фашистам закрепиться, создать на нашем берегу плацдарм, надо парализовать удар, угрожающий и Белоострову и Каменке. От Каменки на подмогу подразделению 1025-го стрелкового полка (капитана Полещука) брошена рота Мехова — 1-я рота батальона морской пехоты. Она с ходу включилась в бой. Сейчас положение таково: на участок, захваченный фашистами, стрех сторон движутся три наши группы, но одна из них — группа Полещука — пока не находит дороги, а другая почему-то задерживается, — то есть точное местонахождение этих групп неизвестно, ибо связи с ними нет. Трепалин обсуждает это за картой. Затем посылает машину с где-то раздобытым бензином к своей санитарной машине, стоящей без горючего. Заодно посылает мины Сафонову. От Сафонова бензин повезут на санях.
Нам принесли газеты. Все читают. Враг опять кладет мины из тяжелых минометов вокруг нас. Свет мигает. Входит боец, говорит, что мины легли позади блиндажа, рядом, связь с «Костромой» порвалась.
Ровно полночь
За это время прошли к месту боя два танка. Все сидят в напряженном ожидании. Связи с ротой Мехова нет, и никак ее не восстановить. Посланный бензин где-то плутает, а мины не взяты. Полещук со своей группой заблудился.
5 ноября. О часов 30 минут
Новые сведения — вернулся старшина Дегтярев («Сколько раз обстрелян был, — усмехается Трепалин, — шинель вся в дырках, и всегда охотно едет!»), оживленный, с мороза, докладывает:
— Мины доставил, сбросил Сафонову. Бензин доставил к месту.
Мехов с двумя взводами своей роты прошел атакой до самой Сестры. Фашистов не оказалось. Он прочесал весь участок, вернулся. На обратном пути, в темноте, его обстреляли. Видимо, свои — справа (подразделение 1025-го полка?). Троих ранило, двух — легко, одного — тяжело. Сейчас Мехов вновь идет вперед, прочесывая вторично.
Фашисты ушли за реку Сестру? Это предполагается потому, что слева подтянулись кировцы и вошли в соприкосновение с центром. Справа у Сестры заняла позицию рота 1025-го. Больше фашистам деться было некуда. Когда по ним стали бить минометы и пулеметы, а Мехов пошел в наступление, — они отступили.
Сразу голоса у всех повеселели. Трепалин стал разговаривать с обычной присмешечкой. Ругает 1025-й:
— Я бы на них в атаку пошел!
1 час ночи
Время от времени в расположение Каменки ложатся снаряды дальнобойной артиллерии. На дворе луна, в дымке. Пахнет гарью.
Трепалин рассказывает байки:
— Как-то минометы Сафонова били за Белоостров по вражеским траншеям. Это было... Ну да, двадцать шестого октября это было... Фашисты метнулись назад в лес. Сомик и Гоценко корректировали, сообщили: «Перенести огонь дальше!» Фашисты — обратно к траншеям. И так — дважды. Вдруг связь прервалась, и минут пять ее не было. В чем дело? Сомик и Гоценко отвечают: «А мы смеялись! Те, как мыши, мечутся!» Бросили трубки и катались, лежа, от смеха... Это было в сорока метрах от вражеской траншеи. Сафонов возмутился. Ему был слышен шум, а что — не понять. «Сомов, Сомов, Сомов, в чем дело?» А Сомов молчит. Оказывается, как школьник, от смеха катался!..
2 часа ночи
Ложусь спать. Во второй роте, в которую недавно отправился ее командир Шепелев, так заиграл патефон, что в трубку узла связи нам было слышно. Вторая рота, находящаяся на правом фланге, в бою не участвует. Комбат, слушая в трубку, смеясь, говорит:
— Вот рыбьи дети! Отберу у вас патефон: та первая бьется, а вы бездельничаете?.. А ну, поставьте-ка и для меня пластинку!
И выслушивает очень внимательно, в трубку, поставленную для него пластинку.
7 часов 30 минут утра
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |