|
«Да что есть Истина?!!»
БОЛЬ ПРЕДОПРЕДЕЛЕННАЯ 1.
Что есть Истина?
Этот вопрос земные люди задавали всем пророкам и верующим, прежде чем начать глумиться над ними.
Но эти вопрошающие и допрашивающие не могли понять одного, а именно, того, что Истина открывается только тем, кто действительно ищет ее и действительно жаждет обрести.
Истину нельзя увидеть праздными глазами.
Ее нельзя постичь праздным интересом.
Истина состоит в том, что Всевышнее Бытие существует.
Аллах существует в Своем Единстве, отражающемся в единстве мира, а все остальное, будучи Его творением, зависит от Него.
Светоносное осознание этой зависимости, освещающее человеку его путь и его жизненную цель, и есть Истина.
Но, резонно скажешь ты, человеку ведь как правило претит сознание собственной зависимости. Ему угодно считать себя независимым и стремиться к независимости. Пока он здоров, молод и полон надежд, сама мысль о какой бы то ни было зависимости вызывает у него оскомину.
Но потом — он получает свой первый жизненный удар, первое предостережение, которых с течением лет становится все больше и больше. Когда же человек начинает понимать, что он при всей своей внешней независимости на самом деле зависит даже от перемен погоды и зубной боли, для него наступает пора выбора.
Равиль БУХАРАЕВ
Дорога Бог знает куда
Иным людям и дальше угодно закрывать глаза на все нарастающее число собственных зависимостей, лишь бы только не признать Единственную и Благодатную Зависимость от Всевышнего Бытия. Закрывая глаза на Истину, подобные люди на самом-то деле живут во тьме, хотя им и кажется, что это не так.
Другим людям с годами открывается Бог, но в свойственном всем человеческим созданиям природном эгоизме они начинают нечувствительно полагать, что Бог существует только для них.
Если все у них хорошо — Бог есть.
Если что-то плохо или попросту что-то не ладится — Бог под сомнением.
И висит тысячелетиями над целым миром, надо всей окровавленной тьмой человеческого страдания людской вопль:
— Если есть на свете Бог, то почему Он допускает все это — все эти войны, болезни, землетрясения, всю эту нестерпимую Боль?!
Брат мой, но нам ведь больно только потому, что мы
живем. Ведь Боль — это и есть Жизнь. Если Боль прекратится — прекратится жизнь на земле. Видел ли ты несчастных детишек, которые рождаются с врожденным пороком нечувствительности к боли? Это ужасающее зрелище: так они ранят и калечат самих себя, лишаясь пальцев и рук, покрываясь страшными ожогами и даже не замечая этого.... Их до поры до времени спасает только радение врачей и родителей, но спасает всего лишь на несколько лет жизни.
Если творение не испытывает боли, оно обречено, оно не живет. Ты ведь помнишь, были в свое время споры о том, жи-
вут ли кристаллы? Действительно, они ведь рождаются, растут, размножаются и умирают: казалось бы, живут.
Но они мертвы, потому что не испытывают боли и поэтому не способны изменяться по собственной воле.
А компьютеры? Они даже болеют от собственных вирусов — разве они не живые?
Нет, не живые. Главной чертой Жизни является способность ощущать Боль, которая отделяет жизнь от смерти и бытие, существование — от небытия.
Боль является катализатором и хранителем развития. Она и есть — главный двигатель эволюции.
Посмотри на любое дерево, на его ствол и ветви... Почему они обрели такую форму? Да потому, что вырастали по пути наименьшего сопротивления среды — по пути наименьшей боли. Так и человека формирует боль, начиная с первого ожога и первой детской ссадины. Ребенок начинает ходить и держать равновесие, потому что падать — больно.
Поэтому даже тело человека формируется чувством и предчувствием боли, не говоря уже о его душе.
Если убрать из Жизни Боль — Жизнь перестанет. Конечно, для человека боль нежелательна, мучительна, страшна...
Но эта же Боль формирует человечество как единый организм. Если избавить от боли тебя — нужно ведь тогда избавить от нее и всех остальных людей, если исходить из понятия об Абсолютной Справедливости.
Но тогда вновь — Жизнь перестанет.
— Но зачем тогда вообще Жизнь?1 — возопит человек.
Да, если Жизнь конечна и способна прекратиться, если она не бессмертна, жить по этой логике вообще незачем. Но в плане Творения, кроме равной для всех Абсолютной Справедливости, есть еще и равное для всех Всевышнее Милосердие.
Равиль БУХАРАЕВ
Поэтому Жизнь не кончается — она бессмертна.
Ты не думал, откуда взялась сама идея бессмертия в конечном мире? Ведь эта идея присутствует уже в захоронениях каменного века, когда вместе с человеком в могилу укладывались орудия труда и охоты, чтобы он явился в иной мир не с пустыми руками.
Разве способен был немощный разум неандертальца зачать идею бессмертия сам по себе? Ведь он не постигал даже такой сегодняшней очевидности, как бесконечность космоса, ведь космоса для него не существовало, и небесный полог он воспринимал как шкуру неведомого зверя, растянутую над головой.
Солнце, скажешь ты. Но для того, чтобы из ежедневного возвращения солнца на небосклон сделать вывод о существовании бессмертия, нужен разум по меньшей мере Аристотеля, но не ограниченный ум первобытного охотника и собирателя кореньев.
Идея бессмертия привнесена в сознание человека, но человек надменен, и все, что имеет, считает принадлежащим себе по праву. Человек судит по тому, что видит и осязает. Это для него — единственная реальность.
Но вот — отвратительная гусеница пожирает листья. Глядя на нее, разве скажет кто-нибудь, кроме энтомолога, что на самом деле это безобразное существо — бабочка ослепительной красоты? В первой реальности — это ползучее и прожорливое создание, но во второй своей реальности — реальности совсем другого, вертикального измерения, это летающее существо, вызывающее порой и восторг, и возвышенные мысли.
Так справедливы разве упреки Богу того, кто пока еще ползает — в духовном смысле — и не сознает, не предчувствует второй реальности, в которой не смог бы узнать сам себя?
______________________________ _^___ Дорога Бог знает куда
Век бабочки краток, как кратки бывают Знаки Бога — человеку. Но Знаки эти — множественны, и все вокруг, являясь частью всемирного единства, является одновременно и знаком для людей, способных и старающихся мыслить.
Понятен крик пострадавшего от стихийного бедствия: «Куда смотрит Бог, зачем заставляет страдать?!» Но так же кричит и пациент от камней в почках и других нажитых им самим болезней. Задавая такие отчаянные вопросы, мы уподобляемся возмущенной толпе дикарей, наблюдающих страдания больного под скальпелем хирурга, на самом-то деле спасающего ему жизнь.
Есть в мире непостигнутый нами баланс, неосознанная гармония. Мы ведь уже давно сами нарушаем ее, вызывая катастрофы и стихийные бедствия. Природная стихия, формирующая Жизнь, бушевала и прежде, до появления человека, но сам человек своими действиями вызвал на свою голову новые бедствия, много страшнее природных.
Природа — она ведь всего лишь реагирует на нарушение равновесия, гармонии, экологического баланса.
Если бы в природе не было стихийных бедствий, человек так и не взял бы в руки никакого орудия и не зажег бы огня. Он был вынужден построить себе дом, потому что в пещере было небезопасно во время землетрясений.
Он развел костер, потому что в мире начал меняться климат, и ему стало холодно. Он научился плавать во время наводнений и возделывать лучшие, самые плодородные сады на вулканической почве.
Как ни странно, именно стихии и болезни являлись и являются двигателями прогресса, побуждая к действию разум и руки человека.
Ровиль БУХАРАЕВ
Дорога Бог знает куда
Исчезновение из человеческого сознания идеи бессмертия привело к торжеству потребительского общества. Это общество, обкрадывая большинство человечества и внушая ему ложные, рекламного толка потребительские идеалы, пожирает планету с жадностью гусеницы и скоростью саранчи и при этом лицемерно проповедует нищим народам, что не надо бы, не надо бы им вырубать тропические леса, чтобы хоть как-то прокормиться.
Это общество привело мир на край экологической катастрофы, спасение от которой лежит только в идеалах умеренности и насущной необходимости, которые проповедуются исламом.
Человечество гибнет от неумеренности одних и невежества других, закрывай или не закрывай на это глаза. Спасение от этой неминучей гибели лежит только в обретении новых качеств — бескорыстия, служения другим людям — ближним и дальним, в усвоении приоритета нравственности над сиюминутным эгоизмом. Все эти качества лишь намеком присутствуют в сегодняшнем мире.
Но всякое новое качество обретается только через страдание и сострадание. Чтобы создать качественно новую сталь, нужно пропустить ее через горнило.
Жизнь, она же и Боль, — это и есть такое горнило нового качества, необходимого для Высшей Цели, известной только Верховному Бытию. Нельзя роптать на Врача, причиняющего тебе боль, чтобы даровать бессмертие.
Но существуют Им же назначенные правила и средства, помогающие человеку избежать излишней и ненужной боли. Эти правила и средства не выдуманы людьми. Они, как и сама идея бессмертия, привнесены в человеческий космос извне, и в этом также заключается Милосердие Всевышнего Бытия.
Эти правила отчасти подобны правилам движения, оберегающим водителя и пешехода от трагического хаоса на дороге.
Неразумные люди называют эти Богоданные правила, этот Шариат, то есть Божий закон, ограничением личной свободы. Что же они называют ограничением?
Человек ведь волен выбирать — жить ли по этим правилам или без них. Водитель может нарушать правила движения хоть двадцать лет, полагаясь на свою интуицию и умение, но потом непременно ошибется и попадет в аварию, ставя под угрозу свою жизнь и жизнь других людей.
Не могу, брат, забыть одного грузинского плейбоя, который в городе Гори однажды подвозил меня на вершину жертвенной горы Гори Джвари. В Грузии, если ты помнишь, тогда вообще слабо обстояло дело с соблюдением правил уличного движения, но этот респектабельный мужик превзошел все мыслимое. Он на огромной скорости гнал свою Ладу вспять по улице с односторонним движением, которая серпантином поднималась на жертвенную гору. Как он был уверен в себе! Где, интересно, он сейчас, этот хозяин жизни? Впрочем, на Гори Джвари он меня подвез, и спасибо ему за это.
Между тем человек, который живет согласно Богоданным правилам, тем самым оберегает себя от множества аварий, лишних страданий и горьких похмелий — и буквально, и метафорически. Жаль только, что осознанное выполнение этих правил встречается так редко.
Я видел полностью осознанное выполнение этих Богоданных мусульманских правил жизни только в Ахмадийской мусульманской Общине, которая и создана была Обетованным Мессией ради нового осмысления, осознания и возрождения ислама. Только те, кто обладает знанием, воистину боятся Бога. Мусульмане-ахмади понимают, что такое осознанная
Равиль БУХАРАЕВ
Дорога Бог знает куда
зависимость от Аллаха и не страдают болезненной гордыней. Они знают, что есть закон Предопределения.
Этот Закон тоже стал камнем преткновения для тех, кто пытается поверить алгеброй гармонию.
— Ежели все заранее предопределено, — говорят такие люди, — что за нужда усердствовать, стараться и выбирать путь-дорогу? Все и так произойдет, само собой.
Именно такое буквалистское понимание Предопределения во многом предопределило нынешнее положение когда-то динамичной и блистательной исламской цивилизации.
Ведь Предопределение состоит не в том, что человек живет по заранее составленному сценарию. Человек лепит свою жизнь сам, потому что ему дано право выбора между добром и злом. Но суть в том, что все равно с человеком произойдет то, что промыслено Верховным Бытием ради Высшей Цели.
Все дороги ведут в Рим, говорит пословица. На самом деле все дороги человека ведут к к его предопределенному состоянию, хотя дорогу выбирает он сам.
Такое поначалу трудно бывает осознать, потому что в итоге нечаянного вочеловечивания Верховного Бытия многие люди способны думать о Нем только в терминах человеческой личности, пусть неизмеримо более совершенной, но все же квазичеловеческой. Для математика понять то, что я имею в виду, немного легче, потому что количество человеческих выборов в каждый момент его жизни хоть и велико, но ограничено: даже перебор вероятностей даст в этом случае конечное число.
Поэтому если ты в какой-то точке жизни и сделаешь, так сказать, «непредопределенный выбор», в другой ее точке твой новый выбор все равно выведет тебя на стезю, предназначенную тебе Богом.
Но ведь сам выбор при этом все равно остается твоим.
.11
Богоданные правила, якобы ограничивающие человеческий выбор, на самом деле сужают этот выбор отсеиванием заведомо ложных выборных решений. Сам человек ведь не может предвидеть всех последствий своего выбора. Тем не менее, Верховное Бытие настолько доверяет человеку, что дает ему свободу воли и, более того, запрещает принуждение к исполнению Своих правил.
«В вере не должно быть принуждения. Истинно, ясно стало ныне различие между добром и злом; итак, тот, кто отказывается следовать за грешниками и верит в Аллаха, истинно, держит он в своей руке крепкую рукоять, которая не сломится вовеки. И Аллах — Всеслышащий, Всевидящий».
(2:257)
Ты свободен именем Всевышнего. И зависимость от Него — как рукоять посоха, который сострадательная рука Обетованного Мессии протягивает тебе, как путнику в опасных горах. Много путей раньше вело на вершину, но большинство из них теперь обрывается над пропастью.
В Вере нет принуждения.
Но если ты ступил на путь Веры, у тебя только один путь, все время ведущий наверх. Нельзя останавливаться на этом пути, потому что, однажды остановясь, ты обнаружишь, что опять оказался внизу, и весь подъем, сопряженный со страданием и Предопределенной Болью, надо совершать сначала.
Хазрат Мирза Гулам Ахмад в своей книге «Наше Учение» писал:
Да станет совершенно ясно, что один лишь нравственный обет не имеет никакой ценности, если он не поддержан настоящей и твердой решимостью строить жизнь согласно этому обету во всех смыслах.
Равиль БУХАРАЕВ
Книга для брата
Поэтому лишь те, кто живет в соответствии с моим учением, могут войти под кров мой, о котором Всевышний Аллах сказал:
«Я Сам стану оберегать всех тех, кто находится под этим кровом».
Найдутся ли теперь среди вас такие, кто окажется способным жить согласно этому учению, взыску я лишь Его расположения и не проявляя ни малейшего чувства неудовлетворенности тем, какими путями проявляется Его воля?
Даже в отчаянии вы должны сделать лучшее, на что способны, ибо в этом — тайна нашего успеха, и вы должны до последнего предела ваших сил стремиться распространять идею Его Единственности и Единства по всей земле.
Будьте сострадательны и добры к человечеству, ибо все люди — Его создания, не причиняйте никому зла ни речью, ни руками, ни любым другим образом.
Всегда трудитесь на благо человечества.
Никогда не ставьте себя выше других, даже тех, кого судьба поставила ниже вас.
НЕ СТРАШИТЕСЬ ПРОКЛЯТИЙ, КОТОРЫЕ МИР ОБРУШИТ НА ВАС.
Оставьте все, что раздувает ваше честолюбие, ибо дверь, куда вы приглашаетесь войти, не такова, чтобы пропустить раздувшуюся личность.
Сколь несчастен человек, который неспособен уверовать в то, что исходит из уст Бога и в то, что я провозгласил вам!
Только тот среди вас достоин наивысшей чести, кто в наибольшей степени прощает прегрешения своего брата, и несчастен тот, кто остается упрямым и не умеет простить.
Такой — не от меня и не имеет со мной ничего общего.
Тот, кто ради Него живет в огне, будет спасен от языков пламени; тот, кто рыдает во Имя Его, станет счастливым, смеющимся и торжествующим.
Тот, кто порывает с этим миром во Имя Его, обретет Его.
Не запрещается вам искать исцеления на земле или с человеческим рвением составлять планы: вам лишь возбраняется всецело полагаться на них.
Во всех обстоятельствах воплощена будет лишь Всевышняя Воля, и для того, у кого хватает сил придерживаться этой истины, состояние веры в Бога и опоры на Него есть лучшее из состояний.
В Кадиане, родном городе Обетованного Мессии, я купил серебряный перстень с изречением из Корана, которое однажды было заново явлено Хазрату Мирзе Гуламу Ахмаду в череде получаемых им откровений. По этой надписи на перстне всегда, в любой точке планеты, можно узнать мусульманина-ахмади, которые всегда носят его на пальце.
Это изречение — сияющее на черном фоне, как надежда во тьме — гласит:
Разве не довольно Аллаха для слуги Его? Перстень этот и сегодня со мной.
Ровиль БУХАРАЕВ
Дорога Бог знает куда
Часть вторая,
где автор безо всякого перерыва продолжает повествование о своих
духовно-географических странствиях, рассказывая о своем пути
и благодарении в Италии, Австралии и Англии, но при этом все
время оглядывается на Индию, куда вскоре намерен перенести
рассуждения о прошлом, настоящем и будущем своей Веры...
в пути и благодарение
Этот же купленный в Кадиане перстень был на моем пальце, когда я — единственный, надо полагать, человек на весь город — совершал намаз в тесной студенческой келье иезуитского Колледжа Артижанелли, и каждые четверть часа звучал за моим окном колокольный перезвон.
Это было в Венеции.
Прости, брат, несет меня по миру неведомый, но так точно совпадающий с моими самыми глубинными желаниями и сокровенными мечтами Промысел, что я вспомню про Венецию, прежде чем поведать, как же я попал в Индию.
Это было уже в феврале, тотчас после моего хождения по Индии. Над просторным плесом канала Джудекка и низкой, заливаемой зимними зелеными волнами набережной Затте-ре Деи Джезуати, куда выходило мое окно, лампадно светила чуть ущербная луна и не застила мерцания острых звезд.
Я завершил молитву, подошел к окну. Небо было черное и ясное.
А за день до этого ничего было не разглядеть: был туман.
В сумерки ревели сиренами морские корабли и мелкие суда, было пронзительно сыро и холодно, и колокольный звон словно повисал в клубах тумана. Вечером я едва нашел в тумане дорогу к мосту Академии, чтобы перейти через Большой
ПО
Канал и пойти на площадь Святого Марка, где уже вторую карнавальную неделю сходились маски, бродили толпы туристов, и под аркадами музея Коррер тихо играли флейты и скрипки.
Густели туманные сумерки, переходящие в ночь; моросящий туман растекался по средневековому лабиринту венецианских улочек; вдруг задувало с моря. Самая подходящая погода для венецианского карнавала. По площади Сан Марко и возле моста Риальто, по всем муравейным улочкам, внезапным тупичкам, крошечным пятачкам площадей и горбатеньким каменным мостам зимней Венеции блуждали белые безжизненные маски в черных, фиолетовых или алых, ниспадающих плащах и пелеринах и в опушенных треуголках того же цвета.
Карнавальные маски и костюмы продавались в сиюминутных шатрах, расставленных повсюду, куда только могло занести очередного ошалевшего туриста. Маски черные, осыпанные золотыми и серебряными блестками; маски красные, с черной вуалью; маски китайские, искусно раскрашенные под цветной фарфор; маски золотые — львиные морды или индийские божества. Целая индустрия масок, столь же баснословно дорогих, как и все в этом городе на воде.
Сияло, сверкало, светилось, лучилось, дымчато отливало, розовело, голубело и пестрело в витринах и на уличных лотках стекло с острова Мурано: ожерелья, бусы, кулоны, браслеты, замысловатые прозрачные фигурки, люстры в виде огромных и пышных букетов, цветочные оправы венецианских зеркал и зеркалец.
Багрянели, как лангусты на льду в ресторане «Рафаэлло», коралловые ожерелья, за цену которых можно было бы скупить все коралловые нити Ганга, и я, грешный, порадовался, что успел-таки купить похожее ожерелье с плавучей торговой
Ровиль БУХАРАЕВ
Дорога Бог знает куда
лавки в Бенаресе, где оно обошлось мне дешевле, чем то единственное венецианское яблоко, которым я поужинал в тот день, как Буратино луковицей.
Ты спросишь меня: можно ли прокатиться на гондоле, с песнями? Отвечу: можно. Ежели кто неопытный. На венецианских гондолах, по шестьдесят долларов в час21, катались, по моим наблюдениям, исключительно восторженные японцы.
Так я целыми днями скитался, бродил и наблюдал, оставляя работу на ночь, потому что карнавальная Венеция не место для сна. Погода была лукава: после обложного тумана вдруг во всей славе выходило солнце и ослепляло меня, когда после головоломного монастырского лабиринта комнат, коридоров, переходов, лестничных подъемов и спусков, арок, галерей и внутренних двориков я наконец выходил из Колледжа Арти-жанелли на набережную.
Венецианские палаццо расцветали на солнце, и сине-зеленая шелковистая вода каналов колыхала и покачивала их готические изображения. Я, конечно же, разорялся на музеи: побывал в картинной галерее Академии, в храме Деи Фрари и в соборе Святого Марка, где бесплатно подивился на византийское его роскошество. Провел полдня во дворце Дожей и обратил-таки внимание на огромные, сохранившиеся от былых торговых времен куски мусульманских фресок и исламские гобелены в виде трапеций, повешенные музейными служителями, по неграмотности, что ли, вниз головой. А также видел я там, под музеем венецианской славы и прешедшего величия, обширную подвальную тюрьму: промозглые, ознобные камеры, волглые стены и узкие, забранные железными решетками в толстых узлах окна, выходящие в щелевидный коридор.
21 В ценах 1992 года. Нынче это стоит много дороже.
Средневековый ящик для доносов все еще висит у входа во дворец Дожей.
Я забирался на высоченные колокольни-кампаниле на площади Святого Марка и на острове Сан Джорджио и поражался тому, как же мала колдовская, фантасмагорическая, туманная и дивно прекрасная Венеция, если смотреть на нее сверху. Совсем иное представление о ней возникает и живет там, на уровне моря.
Так же тесен и мал, вероятно, весь наш мир, если смотреть на него с подобающей высоты.
Но нельзя же все время жить на колокольне, и я спускался и выходил на площадь, где с места на место то и дело с треском и шумом перелетали сизые облака голубей и где бродили разноцветные фигуры в машкерадных костюмах; где никакой ^карнавальный арлекин не помышлял ни о Последних Временах, ни о Судном Дне и где я однажды подумал, что на этом празднике жизни я вполне могу сэкономить на маске. Все равно меня никто бы здесь не узнал.
Ведь люди обыкновенно узнают друг друга по маскам, и неузнанным ходит тот, кто носит свое лицо.
— Или будь таким, каков ты есть, или стань таким, каким хочешь казаться, — сказал когда-то великий мусульманский поэт и мыслитель Маулана Джелалетдин Руми. Я уже давно предпочел вторую часть этого изречения.
Венеция испокон веков была торговым городом, а мне нечего было продать и не на что купить, и только моя усердствующая душа, как индийский гость, нет-нет да и порывалась спеть свою арию о жемчужинах, которых не счесть в море полуденном. Я был спокоен. Все мое было при мне, и бледные мертвенные отсветы развешанных по колоннадам аркад и вживе слоняющихся по венецианским улочкам масок не смущали
Равиль БУХАРАЕВ
Дорога Бог знает куда
меня и не вызывали своекорыстной зависти к людям с тугими кошельками. Странно, сквозь всю эту нежить мне вспоминалось нечто иное, совсем не из этого мира.
Теснота многочисленных улочек; присыпанные разноцветными конфетти каменные ступени мостов; сумрачные аркады и ниши; белые лоджии в прорезных трефовых, клеверных узорах; тупики и тупички, переходы, проходы сквозь дома и внезапные закоулки — сквозь флер и дымку карнавальной мишуры, сквозь туманное мерцанье электрических, цветных, в перьях и плюмажах гирлянд. Все это вновь напоминало, возвращало мне ощущение Кадиана, маленького городка в полуденной Индии, где на лицах нет масок и о котором поэтому почти никто на свете пока не знает.
Да и о самой Индии вспоминали здесь только те, кто ради маскарадной хохмы вырядился в экзотические костюмы и маски индийских божеств. Непредставимо далека была отсюда Индия, и даже японцам она представлялась захолустьем, откуда не может придти ничего достойного купли-продажи. Чем-то вроде России представлялась она.
Но разве так далека и неизвестна была Индия во времена дожей? Куда там! Слишком много пряностей и прочего дивного добра приплывало тогда в Венецию с Востока, чтобы она могла себе позволить ничего не знать об Индии. А теперь... Но что взять с карнавала Последних Времен? Венеция охмуряла меня проблесками синего неба и цветными отражениями палаццо в каналах; живописью великих мастеров Кватроченто и сутолокой маскарада — языческой масленицы перед наступлением великого поста...
И что было общего между Кадианом и Венецией?
Да все было общее из того, что поистине прекрасно. Скудный мир моей души, не споря с разумом, отражал собой
незримое для других Единство; и во влажном холоде, на зимнем морском ветру рукам было тепло в дешевых шерстяных перчатках, купленных месяц назад в Амритсаре; и намаз я совершал в своей случайной келье на настоящем мекканском коврике, великодушно подаренном мне перед отъездом из Мадраса мисс доктором Асфой Захрой...
И только кофе, подлинный итальянский капучино, которым я иногда баловал себя на зимней набережной Заттере под всплески волн и крики адриатических чаек, имел совсем другой вкус, чем в Кадиане и где бы то ни было, но этим тоже бьш удивителен мир, сведший в моей душе воедино и Тадж Махал, и внезапные арабские письмена на чугунных дверях, отлитых великим миланским мастером Филарете для ватиканской базилики Святого Петра, и итальянский абрис казанской башни Сююмбеки, и таинственные извивы и повороты венецианских каналов...
И что было там, за очередным сумрачным поворотом? Я не знал, но знал я, что единственная идея, не могущая ни обмануть, ни предать, ни исчезнуть, подобно цветным отражениям в нагрянувшем тумане, навсегда останется со мной. Это была идея, нет, уже не идея, но Истина Родства и Единства всего сущего...
И снова — ослепительно ярко и больно пронизывала эта Истина мое сердце на ночной площади Сан Марко, где можно было вдруг остановиться под колонной, увенчанной веницей-ским львом, взглянуть через канал на остров Сан Джоржио и подсвеченный снизу храм Мария Делла Салюте, глотнуть соленого, звездного, карнавального ветра и задохнуться от благодарности, не умея ни выразить, ни вознести ее помимо молитвы...
Ровиль БУХАРАЕВ
Дорога Бог знает куда
АВТОРСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ В НИКУДА 1.
— Поразительно, брат! — говорю я, в который раз глядя на мир как в зеркало. Всюду люди, всюду человеки. Каждый на что-нибудь да мастак. >
И вовсе не обязательно, чтобы он или она зарабатывали своим специальным умением на продолжение жизни. Чаще происходит совсем наоборот: самое сокровенное и самое любимое людское умение — оно скрытное, потому что редко кто решается слишком уж отличаться от соплеменников — хотя бы из боязни, что сглазят.
А уж если кто вообразит, что его умение — вещь исключительная, последствия бывают самые непредвиденные.
Был на моей памяти один пятикурсник экономического факультета МГУ, которому однажды в новогоднюю ночь открылось, что если жечь фигурные свечи, водрузив их на пузатые заграничные бутылки, то застывающие стеариновые потоки, низвергаясь разноцветной лавой, превращают эти бутылки в нечто напоминающее про подземелье сказочного Алладина или рыцарские замки, какие накапываются детьми из речного песка. Сказанный студент увлекся этим чрезвычайно, но, став в этом деле мастаком, вдруг вообразил, что открыл доселе неслыханный вид искусства и, бесповоротно решив податься в художники, отпустил волосы и бороду и сжег свою уже готовую дипломную работу. Вокруг него было много криков и слез: его даже водили к психиатру, который вскоре признал его нормальным. Сдачу диплома ему впоследствии перенесли на осень.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |