-68-
2 часть.
Прошло несколько недель с тех пор, как мы вернулись из Парижа. За это время все в некотором смысле изменилось, Юлька вызывает у меня подозрение и смятение, оттого, как она себя ведет. Я действительно не понимаю, что происходит, но все это кажется мне странным, она ведет себя, как настоящий лисенок, как хитрая лиса. Смотрит в упор, проводит рукой по плечу, а потом смеется, как ненормальная, будто дразнит меня. Не понятно почему это происходит, непонятно почему я так реагирую. Создается впечатление, что мое воображение сыграло злую шутку с реальностью, но воображение тут не причем, она делает это сама от себя, потому что ей так хочется. А что конкретно она от меня добивается, я не знаю, да и вряд ли узнаю, как обычно это бывает. Прошло несколько мучительных недель после Парижа, и она заставляет меня чувствовать себя неуютно, сжиматься в комок, когда она вновь и вновь начинает играть со мной. Иногда это выглядит слишком вызывающе, но все еще не могу позволить тебе поговорить серьезно об этом, ведь если я начну разговаривать, то это значило бы то, что все заходит слишком далеко. Может, она сама прекратит это? Хотя я глубоко в этом сомневаюсь. Так или иначе, общаться мы стали хуже, если не считать глупых и ненужных ужимок, когда у нее прет гиперсексуальность из всех щелей. Мы стали хуже общаться, и это факт, она все еще спорила с Борисом по каким-то глобальным и мелким делам, и это выводило из себя не только ее, но и меня и тем более Борю. Все катилось к черту, а она, извиваясь, как змея, под своими муками, продолжала издеваться надо мной, заводить плоть, заставляла закипать кровь, а потом смеялась, как сумасшедшая. Чувствуя, как наши самые искренние отношения на земле катятся к черту, она все же снизошла и в один из дней позвала меня на небольшую прогулку.
Мы ехали ко мне домой по ночной Москве, проезжая витрины магазинов, которые ярко светили и при огромной скорости эти огоньки превращались в светящуюся пыль. Юлька включила негромко какой-то диск и время от времени о чем-то говорила, а я отвечала ей. За последнее время столько изменилось, что я едва ли могу представить, что ждет нас впереди, но еще больше я боюсь смотреть назад, в прошлое, цепляясь за нить надежды, что все будет так, как прежде. Но ничего не будет. Никогда, и ничего уж тут не поделаешь. В любом случае, сегодня она была веселой и доброй, все так же искренне улыбалась, как много лет назад. Время от времени она отворачивалась от дороги и смотрела на меня, улыбаясь и рассказывая что-то, а я все время поправляла ее и указывала на то, что нужно следить за дорой, что еще больше смешило ее. Ласково перебирая все темы, она плавно подошла сама к той теме, которую я больше всего боялась за вечер. Которую я больше всего боялась вообще. «Помнишь, мы с тобой сидели на крыше, провожая закат? Господи, как же давно это было, мы еще Ване звонили, и он что-то говорил нам. И мы смеялись. А помнишь Ванькину квартиру? Здорово в ней было. Ведь правда же здорово! Да, Ленок?», - говорила она, лучезарно улыбаясь, будто воспоминания ничуть не терзали ее сердце. «Правда», - шепчу в ответ ей я, боясь потонуть в бесконечных воспоминаниях. Она взяла меня за руку, гладя пальчиками мою ладонь, словно успокаивая меня. «Все же хорошо, милая», - уверяет меня она, - «А помнишь Токио Дом? Сколько же там было японцев, ты помнишь? С ума сойти можно, никогда не забуду тот концерт…». «Я помню», - бормочу я, отворачиваясь к окну. «А после концерта… мы…», - я сильно сжала ее руку и вспыхнула. Щеки залил алый румянец, внутри все заныло, а сердце подскочило к горлу. «Ленок, я так люблю тебя…», - шепчет она мне, гладя по ноге, внутри у меня все сжимается от напряжения и волнения. «Не говори мне это, пожалуйста», - молю я сквозь подходящие слезы обиды, зная, как не искренно это звучит, даже зазубрено, выучено для всех журналистов, папарацций, для всех, кроме меня! Она резко тормозит. Оказывается, мы уже у моего дома. «Мне пора», - говорю я, пытаясь открыть дверь, но она заперта, - «Юль, хватит дурачиться!». Она обижено смотрит на меня, как побитый щенок: «Не уходи, пожалуйста, останься еще немного со мной», - ее рука плавно гладит мою ногу, скользя по икрам, коленке, бедру, заходя во внутреннюю часть ноги. «Ну, о чем ты хочешь поговорить?» - складываю руки я, поворачиваясь к нему. «Разве ты не знаешь?», - смеется она, как много лет назад, когда пыталась соблазнять меня, впрочем ее навык совсем не пропал, скорее отточился, стал более проникновенным, а ее прикосновения еще горячей, - «Пожалуйста, Ленок…», руки ползут выше по руке, поглаживая плечо, несколькими пальчиками она осторожно скользит по шее, заставляя меня мелко дрожать. «Юля, прекрати, что ты делаешь?», - легко отстраняюсь я от нее, вновь пытаясь открыть дверь, - «Зачем…? Зачем ты это все делаешь?». «Ты наверное подумаешь, что я полная идиотка, но я так хочу вспомнить какого это… я так скучаю по тебе… по твоим рукам, по твоим губам, по твоему телу…», - она уставилась на мои губы, повторяя эти слова, как зазубренную фразу, - «Неужели ты не капельки не скучаешь по мне?». «Скучаю, но не в том смысле», - объясняю я ей, чувствуя ее горячие руки на своей груди, пытаюсь противостоять ей. Что-то слабо выходит. Нет, так нельзя, это все неправильно! Так не должно быть, во всяком случае, сейчас, она опять обманывает меня, пользуясь моей искренностью. «Это все неправильно», - говорю я Юльке, отпихивая ее руки, борясь с желанием опять прижать их к себе. Во мне борются два чувства: безумная любовь к ней, страсть, нежность и правильность, логичность. «Да ладно, а раньше для тебя это тоже неправильным было? Неужели ты и в правду так изменилась?» - в конце она заметно грустнеет, при этом охотно убирает мои руки на свою грудь, - «Или тебе это неприятно?». Странно, но под своей ладонью я чувствую, как колотится ее сердце. Пусть я не верю ее словам, ее мимике, - все это четко отрепетированная работа, но ее сердце – единственное, чему я могу доверять. В один момент она обхватывает мою шею, притягивая чуть ближе к себе, и сама поддается вперед. Ее руки перемешаются на мои щеки, она смотрит в мои глаза, ища там невыносимую боль от чего-то, щемящую нежность, преданность до последнего вздоха…
И находит все это…
Ненавижу себя на это! Ненавижу!
Она томно выдыхает мне в губы, обдавая мой рот жарким дыханием. Слышу, как она беззвучно кричит – поцелуй меня. Слышу, как колотится мое сердце. Слышу, как в ответ стучит ее. Чувствую, как внутри все сжимается, предательски сжимается, не давая мне сопротивляться ей. Черт возьми. Почему все так? Ее пальцы поглаживают мое лицо, она облизывает пересохшие от волнения губы и все еще пытливо смотрит на меня из-под челки. Чувствую затянувшуюся паузу, не встречая сопротивления, она придвигается еще ближе ко мне, так, что наши носы и лбы сталкиваются, ее губы замирают в миллиметре от моих губ. Затем мягко прикасаются к ним, якобы не требуя продолжения. И я, чувствуя самую садящую боль в сердце, очередной раз, очередной тысячный раз, отдаюсь ей, приоткрывая свои губы навстречу. И уже голоса протеста внутри себя я почти не слышу. Только ее влажные губы на моих губах, нежные, осторожные, будто все происходит в первый раз…
Или в последний…
Чувствую, что ее дыхание отпечатывается на моих губах чаще и прерывистей, но она все еще нежно сминает мои губы под своими. Затем неожиданно отстраняется от меня. Я растеряно наблюдая за ней, тяжело дыша, как же, как и она. И сама… я сама поддаюсь вперед, навстречу к ней! Она притягивает меня к себе за секунду, запуская язык в мой рот, тут же сталкиваясь с моим языком. Сердце вот-вот вылетит из груди. Что же я делаю? Юля ловко перебирается ко мне на колени, обняв меня одной рукой за шею, а другой поглаживая мои волосы. Когда ее губы оставляют меня в порядке, она целует меня в носик, щеки, подборок, не упуская миллиметра, затем спускается к шее, заставляя меня волноваться еще больше. Ее руки мягко опускаются на грудь, уверенно массируя ее. Затем они тянутся еще ниже, я хотела что-то было сказать, но она накрыла мой рот поцелуем, проникая рукой под юбку. Ее вдохи стали более хриплыми, а движения более резкими. Я вцепилась рукой в ее плечо, откидывая голову назад. «Не молчи, умоляю… пожалуйста, милая…», - извивалась она, доставляя мне наивысшее удовольствием. Сняв лямку топика, она оттянула лифчик вниз, касаясь языком соска. Когда она оторвалась, мои руки, не слушаясь меня саму, неловко потянулись к ней, обняли шею, чувствуя под собой напрягшуюся шею. Пальчики аккуратно скользят вверх, путаясь в волосах. Она сейчас так близко, что я не хочу ее отпускать. Жаркое, хриплое дыхание обдавало рот, заставляя сходить с ума. Я осторожно наклонилась к ней, мягко скользя языком вниз по шее, отпечатывая горячие, влажные губы на ее смуглой шее. Затем перешла чуть ниже, целуя раскрепощенные ключицы. И вот она уже сама руками наклоняет мою голову ниже, откидывается на бардачок, закусывая губу. Я приподнимаю ее футболку, едва касаясь кончиками пальцев плоского живота, заставляя ее дрожать, пальцы находят под тканью возбужденную до предела грудь. Язык присоединяется в рукам. Она тихонько постанывает, повторяя мне, как любит меня, как скучает, говорит мне: «Моя дорогая… моя сладкая, любимая девочка…». Мои ресницы плотно закрыты, только язык делает круги почет вокруг ее шоколадного соска, мягко прикусываю его. Сама она, постанывая от удовольствия, доставляла мне не меньшее блаженство, и когда девчонка сама задрожала, а ее рука, чувствуя под собой пульсирующую плоть, сделала еще несколько движений, из моей груди вырвался громкий продолжительный стон блаженства. Мягко обмякнув в моих объятиях, как маленький ребенок, она уткнулась носом мне в шею, обнимая меня. Я легонько гладила ее по голове, закрыв глаза, чтобы не заплакать. Она смотрит на меня самыми искренними глазами, растеряно целуя меня в уголок губ, и уже хочет что-то сказать, что не дает так ей покоя, но в этот момент сигналит соседская машина…
Окна машины запотели от нашего горячего дыхания, так что снаружи почти ничего не было видно, кроме силуэтов. Мы затихли, но через минуту настойчивый сигнал машины вновь раздался. Юля бережно помогла мне поправить лямки и, соскользнув с моих колен, вышла из машины, чтобы посмотреть, что там происходит.
- Что ты тут делаешь? – Слышу за приоткрытой дверью я голос девчонки, и на секунду мое сердце в ужасе замирает.
Я выхожу из машины, становясь позади Юли, и теперь вижу, что недалеко стоит Ваня. Волкова в замешательстве переводит взгляд с него на меня, в ее глазах какая-то непонятная паника.
- Я не смог дозвониться, Лен, что с твоим телефоном? – Как всегда вопросом на вопрос, отвечает он, глядя на меня.
- Черт! – Опускаю голову я. - Этой весной мне пришлось сменить номер.
Я нервно переминаюсь с ноги на ногу, взволнованная его появлением, тем более в такой момент. А что, если он все видел?
- Чего приехал? – Немного грубовато спрашивает Юля, осматривая его с ног до головы.
- Узнать, как вы, - пожимает плечами тот, прикрыв дверь своей машины, - давно не виделись.
- С каких пор ты интересуешься как у нас дела? – Не понятно почему язвит она, ее злость вообще мне не понятна, но я слышу, как еле заметно дрожит ее голос. С чего это вдруг?
Все это настораживает меня.
- Мне всегда было небезразлично, тем более мне интересно узнать, уладились ли ваши конфликты, и как с Борисом?
- С чего ты взял что у нас были конфликты? – Не сдает обороты девчонка, и в ту же секунду я замираю, ведь я сама пришла к Ване, сама рассказала ему все, но это до сих пор оставалось только между нами. Юля даже не догадывалась о том, что я была у него, что рассказала ему все, как есть.
- Лена рассказала мне. – Спокойно говорит он, даже не подозревая о том, во что это может вылиться.
Она замолкает, едва не давясь воздухом, и, напуганная, поворачивается ко мне. В ее глазах стоит ужас, страх и много боли, будто я предала ее.
- Что? – Выдавливает она спустя минуту или больше. – Лен?
- Ты не сказала ей? – Все так же спокойно спрашивает Ваня, вводя меня в неловкое положение.
- Я не думала... – Начинаю говорить я, но она обрывает меня.
- Что происходит? – Ее высокие нотки в голосе еще больше пугают меня, поэтому я замолкаю. - Лен?!
- Я была у Вани, и мы разговаривали... – Слова даются с трудом, но я говорю. – И я рассказала про работу с Борей.
- Когда?
- Это было еще в том году. – Вступается Ваня
- Ясно, я поехала. – Резко разворачивается она и идет к водительской двери.
- Ты куда? – Удивленно спрашиваю я, не ожидая такого поворота, и нагнав ее, хватаю за руку. – Юль, ты чего? Что случилось? Мы просто разговаривали, что ты так реагируешь?
- Ничего, я же сказала, мне нужно домой. Увидимся позже.
- Волкова, да хватит тебе! – Хмурюсь я, видя, что она не шутит, она ведет себя со мной, как с незнакомым человеком, сухо и безразлично.
- Пока, хорошего дня. – Так же сухо, как и говорит, она целует меня в щеку и, сев в машину, резко уезжает.
Я стою, растеряно глядя на удаляющуюся машину, не зная, что делать, о чем думать. Ведь еще пятнадцать минут назад, она была со мной, она была моя – нежная, любящая, а где она сейчас? И так всю жизнь. Ее настроение меняется каждую минуту. И мне кажется, что я совсем не понимаю ее. Единственное, на что я продолжаю надеется, что ее сердце со мной.
- Ладно, пошли раз приехал. – Устало оборачиваюсь я к Ване, приглашая его зайти ко мне домой.
Он слабо улыбается и, закрыв дверь машины, проходит за мной. В квартире как всегда тихо и холодно, как всегда никого, ну а кто здесь может быть? Последним, кто здесь был – Юля, мы провели несколько дней у меня несколько месяцев назад, отдыхая от работы и ненужных людей. Хотя нет, просто – отдыхая от людей. Смотрели фильмы, слушали музыку, заказывали всякие вкусности на дом, разговаривали обо всем на свете, и все было так, как всегда. Все было так, как всегда, но по-другому. Хотя даже на это я старалась не обращать внимание. Я зажгла в прихожей свет, проходя вперед, зажигая свет в зале и на кухне, будто предоставляла выбор Ване – куда пойти. Он выбрал кухню. Я поставила чайник, шарясь в холодильнике.
- Извини, я не подготовилась, у меня осталось немного фруктов и позавчерашних несколько кусочков торта. – Сказала я, оборачиваясь к нему лицом. – Хотя подожди, где-то у меня оставалось печенье, может открыть коробку конфет…
- Я не голоден, Ленок. – Довольно отозвался он, наблюдая за моей суетой. – Достаточно будет просто чаю.
- Ладно. – Я мирно села за стол напротив него, наблюдая за тем, как он играет со своими пальцами. – Зачем ты пришел?
- Поговорить. – Отвечает тот, все так же улыбаясь, и я вновь узнаю его старые привычки быть «простым» донельзя.
И в ту секунду, словно я не я, внутри меня вспыхнула такая обида на него, за то, что вышло все именно так. Будто один он виноват во всем, и все, что сейчас происходило из-за него, и Юлька уехала из-за него, и все идет к черту из-за него. Почему все должно заканчиваться именно так? Почему все начиналось по-другому? Неужели ничего нельзя с этим сделать? От приступа негодования и разочарования, я вновь становлюсь слишком сентиментальной, и едва ли на мои глаза не накатывают слезы. Но в спасительную секунду вскипает чайник и я, подорвавшись с места, иду заваривать чай.
- О чем? – Устало спрашиваю я, стараясь не расстраиваться, ведь как такового повода у меня нет. – О чем поговорить, Вань?
Переспрашиваю я, слыша в ответ тишину. Не ушел ли он совсем? Нет, сидит. Я несу чай к столу и присаживаюсь вновь напротив него. Все это время он внимательно наблюдает за мной, растерянный, странный, постаревший. Губы снова дрожат, глаза заблестели. Он все видит, положил свою руку поверх моей и заулыбался.
- Ты совсем не изменилась, - начал говорить он, разглядывая моя веснушки, которые разошлись по всему лицу, наблюдая за наивными, трепетными губами, которые подрагивают от боли за все эти года, наблюдает за скулами, которые сузились оттого, как я сжимаю зубы, чтобы не расплакаться, - все так же близко принимаешь все к сердцу и на свой счет. А так нельзя, Ленок.
- Ты пришел меня этим попрекнуть? – Немного резко спросила я, отбрасывая прядь волос назад, которые легли в лицо. – Я не нуждаюсь в сострадании, спасибо.
- Я вижу, у тебя не все ладится с Юлей?
- Нет, с ней все в порядке. – Говорю я, разглядывая собственное отражение в кружке.
- А с тобой?
- А со мной, как всегда. Так зачем ты пришел? Что-то хотел?
- Поговорить. – Смеется тот, но я совсем не нахожу это смешным.
- Где-то я уже это слышала, можно подробней? Прости, у меня нет много времени на разговоры, за сегодня я ужасно устала и хочу спать, я не знала, что ты приедешь, нужно предупреждать о таких визитах…
- … Я же сказал – не дозвонился. Что у вас там с Юлей? – Спрашивает он, делая глоток, пристально наблюдая за мной, желая увидеть каждую мимику лица, каждое дрожание ресниц, каждую улыбку.
Но я ведь почти научилась контролировать свои эмоции…
Почти.
- В каком смысле? – Уточняю я, едва не давясь чаем.
- Хоть в каком-нибудь. – Кидает рукой он и смеется, отчего создается впечатление, что курить он так и не бросил, и теперь все вещи ему кажутся смешными, как это было всегда.
- Ничего особенного… - не очень разговорчива я, но меня можно было бы оправдать при желании это сделать, и кажется, такое желание у него есть.
- Поете?
- Поем. Недавно клип вышел новый. – Ковыряюсь в куске торта я, чувствуя себя неловко оттого, что обсуждаю это с ним.
Сейчас, когда его уже нет рядом. Когда все, что мы делаем – делается впустую, скатывается вниз, вниз, в никуда…
- Слышал что-то, - нахмуривает брови тот, - ну, и как вам?
- Что как?
- С Ренским работается?
Он всегда обожал загонять людей в тупик, и его не самую лучшую привычку украла и Волкова, только и делая, что загоняя меня в тупитк. Они бы сработались. Они уже сработались. Я сижу в полном замешательстве, не зная, что ответить. Правду или соврать? Соврать Ване, который впустил меня – малолетку в тот зал, выслушал, дал шанс и сказал: «Пой, ты будешь звездой!». Соврать тому, кто сделал из меня звезду, но тому, с кем уже давно все не так… С кем нет ничего. Пусть он не последний человек в моей жизни… Черт, это же Ваня, почему я должна обманывать его?
- Я так и думал. – Без всяких ответов на вопрос, говорит он, хмурясь пуще прежнего.
- Да нет, все нормально. – Пытаюсь переубедить его я, но видимо слишком неубедительно говорю.
Он пожимает плечами, мол, как знаешь и смеется. Ведь Ваня это Ваня – он знает все наперед, знает, что у меня на душе, знает, что я скажу, о чем думаю. Знает все, поэтому почти безразлично пожимает плечами и смеется.
- Ты все еще пишешь свой дневник? – Спрашивает он спустя какое-то время.
- Да… То есть нет, - встряхнула головой я, - сейчас нет. Понимаешь, я заметила странную вещь и мне страшно прикасаться теперь ко всему этому… Все так странно.
- Какую?
- Листки, они не мои…
- Что еще за листки? – Смеется тот, пряча лицо.
- Ну вот что ты смеешься? Думаешь, я сумасшедшая?
- Нет. Листки из дневника?
- Да, то есть нет… То есть я не знаю, мне кажется, что это Юля… Это не мое, Вань…
- Что Юля? – Переспрашивает тот в привычной манере.
- Ее почерк, ее листки, я думаю… может это она подложила? – Несмело предлагаю я.
- Зачем ей это? – Уже серьезно спрашивает он. – Будто ты не знаешь Юлю, она никогда бы не сделала этого, она слишком гордая, ей не до этого, она никогда ничего не скажет…
- К чему ты это говоришь? – В замешательстве спрашиваю я, загнанная в тупик.
- Может быть, это вложил кто-то другой? Или… да мало ли что там такое…
- Зачем? Кому это надо? – Вскидываю брови я, удивляясь еще больше его словам.
- Кому-то, кто не безразличен к вам, ведь такие есть? А может фанаты какие-нибудь, хотя какие там фанаты, у вас столько окружения… может, вы просто не замечаете… У вас же есть такие?
- Есть, но я не знаю…
- У тебя всегда есть время подумать, - снисходительно улыбается он, - мне пора.
Ваня привстал и, подойдя ко мне, поцеловав макушку, стал собираться.
- Куда ты?
- Мне нужно еще по делам…
- У тебя еще есть дела? – С издевкой спросила я, хотя это ничуть не задело его.
Ведь это Ваня.
- Еще бы. – В той же манере ответил он. – Не забывай, что Юля не простой человек, она не все может сказать напрямую, тебе не следует воспринимать все в штыки…
Затем закрывает за собой дверь, оставляя мне время подумать.
Времени подумать представилось и, правда, много, даже слишком. Оставшееся лето и половина сентября никак не были забиты неотложными делами, да и просто делами. Поэтому, приходилось как-то занимать себя и много думать. Как когда-то, когда все казалось мне безнадежным, неуверенным, когда все таилось в ожидании того, чего собственно никто не ждал. Но тогда, по крайней мере, я была с Юлькой, мы всегда веселились, находили себе приключения, ездили отдыхать и часами проводили время у Вани в офисе. А сейчас – я одна, все по-другому, и как прежде уже никогда не будет. Все настолько изменилось, все настолько очевидно, что мне трудно в это поверить. Ведь не может же быть такого, что некогда два самых близких человека, теряют такую эмоциональную и духовную связь друг с другом, что встреч почти не остается помимо работы, которой тоже почти нет. Уже почти не вспоминаются старые шутки, общие вещи, мы вообще не вспоминаем о прошлом. Она ненавидит, когда я так делаю, а я ничего не могу поделать с собой. В конце июля мы еще раз столкнулись, чтобы отработать частный концерт, еще одна причина взять ее за руку. Хотя мы могли бы ничего не изображать, тупо стоя на сцене, если это можно назвать сценой, и без наших музыкантов. Все, что оставалось у нас – мы. Поэтому, единственным выходом было обращать внимание друг на друга, а не на пьяных гостей и веселье, которого в душе у меня совсем не осталось. И она на том выступлении держала меня за руку, иногда обнимала, а на песне «Полчаса» и вовсе соизволила прижаться ко мне своим телом, к моему – обезоруженному. Прижаться, обнять руками и двигаться в такт музыке. О нашей последней встрече с Ваней, о том, что произошло в машине, мы не вспоминали. Я чувствовала себя неловко из-за всего этого, я терзала себя мыслями о том – почему все так? Именно так, а не иначе? Почему ей ничего не стоит превратить лучшего друга в любовника, который разделит с ней постель? Но во мне она уверена, она пользуется моей безграничной любовью к ней, она знает, что я никогда не оставлю ее, что я буду так же преданно смотреть в ее глаза, чувствуя рабскую зависимость. Все это плохо. Для нее секс – это просто секс, и совсем неважно, что чувствую я, как я это переживаю. Хотя одни раз она попыталась меня утешить, но это только больше расстроило и разозлило меня. И я поклялась больше никогда к этому не возвращаться. Никогда. Я много думала… и мне казалось, что я вот-вот свихнусь. Это так тяжело понимать, что все идет к распаду, к исступлению, тупику, туда, откуда нет выхода. Я знала это, понимала, видела, и ничего… Ничего не могла сделать! Ее, казалось, не тревожило это, ведь она пойдет дальше, она никогда не останавливается. А я… А обо мне она не думала, ей было некогда, вряд ли она думала вообще, только вскользь, мимолетно, когда делать было совсем нечего, а таких моментов почти не осталось.
В конце августа состоялась фотосессия, где мы представляли одежду Marc Jacobs, в начале сентября вышел новый журнал Time out, а почти через неделю состоялась премьера песни «You and I» на Love Radio. Чуть позже официально объявили о том, что название третьего альбома изменено на «Управление отбросами». 12 сентября состоялся концерт в Московском клубе Bacardi, и это единственное мероприятие за последние три месяца, которое меня порадовало.
… Как только началось интро, все судорожно завертели, закрутили камерами, чтобы не упустить момент нашего появление на сцену. Музыканты спокойно проигрывали мелодию «Веселых улыбок», так же весело улыбаясь ребятам, предугадывая, что концерт будет неплохой. Очень даже не плохой, драйвовый, ведь все так долго ждали нас. И снова агрессивно стучат барабаны, бас гитара, снова камеры вращаются по всей сцене. Мелодия почти замолкает, и из зала слышны выкрики. Сердце волнительно подкатывает к горлу, а эйфория заполняет тело. Юлька выходит на сцену, я выхожу следом за ней. И вот они – крики, визги, не такие сумасшедшие, как раньше, но еще более возбужденные, заскучавшие после долгого отсутствия нас. Я – в белом плаще, она – в черном, Войтинский умер бы от смеху, вспоминая свои слова: «Инь-янь?». Юлька начинает петь, переполненная такой же радостью, как и я – увидев всех этих поклонников, фанатов. Они лихорадочно подпевают нас, срывая голоса. Протягивают руки ближе к нам, улыбаются, поют – счастливы. «Я усложнила нашу жизнь, влюбившись в него. Я усложнила нашу жизнь и теперь теряю единственного друга. Не знаю, почему, но я должна была попробовать посмотреть на свою жизнь с другой стороны. Теперь я в растерянности, я не знаю, что делать», - берет она меня за руку, и я забываю о потустороннем мире, погружаясь в ту историю, которая у нас есть на сцене. Затем мы представляем нашу новую песню «You and I», под которую весь зал дружно аплодирует и поддерживает нас. Юлька берет у кого-то из рук фотоаппарат и фотографирует всех фанатов, затем отдает его и идет ко мне. Хотя нет, не ко мне. Она останавливается недалеко, отдавая себя залу, будто это ее первый сольник. «Каждую ночь нам так одиноко, каждую ночь я надеюсь лишь на свет, что излучаешь ты. Ведь ты веришь в то, что мы существуем, ты веришь в то, что у нас есть будущее. Дай мне сил, чтобы я смогла находиться рядом…», но ее ничуть это не волнует. Наши голоса, как обычно идеально звучат вместе, этого не отнять, но наши руки уже не находятся в такой близости, как раньше, будто ничего и никогда не было. Все неизменно идет к концу, к тому, чего я не жду. В конце барабаны становятся еще громче, еще агрессивней, что это сводит всех с ума. «Разве справедливо быть сожженными? Разве справедливо, что нам приходится так жить? Нами пожертвовали ради жизни, о которой мы не просили». Следующая песня «Friend or foe», зал охотно поет вместе с нами или мы поем вместе с ними? Всю эту песню мы предоставлены сами себе, и только в конце, она поворачивается ко мне на секунду, стоя прямо передо мной, глядя в мои глаза. «Слишком поздно, уже ничего не спасти. Ты отводишь взгляд, и мысленно пытаешься склеить разрушенное. Слова любви полностью потеряли свой смысл», - и вновь каждый сам. Только в конце она вновь подходит ко мне, положив руку на плечо, а затем протягивая свою руку мне, в которую я вкладываю свою ладонь. Спускаемся вниз после окончания песни, скидываем плащики. В зале слышны выкрики типа: «Богини», «Охуенно», «220», - кто на что горазд, как называется. Юлька поправляет шапку и, подойдя к краю сцены, произносит: «Ну что, теперь, когда мы разделись для вас, где ваш экстаз, товарищи?». И зал с умилением, с остервенеем взрывается новой волной криков. И снова танцы, движения из клипов, так громко поют фанаты, так громко играет музыка. На следующей песне, по крайней мере в самом начале, все выглядело не менее глупо, чем дергания под «220». Мы шатались по сцене, не зная, чем занять себя, пока играл проигрыш. «Расскажи о том, что ты никогда не знала нежности и непорочности, ты все еще сомневаешься в нас..», - начинаю петь я, а она подхватывает слова: «Нет возможности всё вернуть. Смотрю на твое фото и понимаю - все уже в прошлом. Никогда в жизни не чувствовала себя столь одинокой. Покажи мне любовь». Она подходит ко мне только на припеве, пытаясь приобнять меня, но я не остановлюсь к ней ближе. Она находит мою руку и берет в свою. «You play games I play tricks, girls and girls but you're the one, like a game of pick up sticks played by fucking lunatics», - эти строки поклонники поют со мной, как ненормальные, находя их самыми любимыми. Только под конец песни, когда она сидит на ступеньках, вглядываясь мне в лицо и улыбаясь, я нахожу силы улыбнуться ей в ответ. Она протягивает мне руку, я помогаю ей встать, звучит последний припев. Она кому-то машет в толпе рукой, и я догадываюсь, кто это может быть. Следующая песня приводит в экстаз всех, она доставляет нам нереальное удовольствие даже оттого, что мы поем ее. «If they hurt you», - поет Юлька, слыша, как зал поет вместе с ней, поэтому протягивает микрофон, - «They hurt me too», - в три рада громче орут фанаты, у меня пробегают мурашки по телу. Оказывается, я соскучилась по этой энергетике. Юлька проходит мимо, обводя мою талию рукой. «Они не знают, они не видят, кто мы. Страх – наш враг. Обними крепче, обними меня…», «Раз, Два, Три!», - вместе с Юлькой кричат поклонники и поют дальше вместе с нами. «Ребята, сейчас будет новая песня», - объявляет Волкова, - «Можно мне на всякий случай текст?», «Это премьера», - вступаюсь я, делая глоток воды после такого треша. «Подождите секундочку, извиняюсь», - копошится девчонка, - «Нету текста?». «Волкова такая смешная, даже текст не смогла выучить», - беззлобно говорю я, делая очередной глоток воды. Юлька смеется сзади, оправдываясь: «Да я просто… мало ли… могу ошибиться. Ладно, я постараюсь» «Мы поможем», - выкрики из зала. «Парни, помогайте», - напоследок кричит она и мы забираемся по лестнице вверх. Агрессивно и громко заиграли барабаны, заставляя зал еще громче кричать и петь. «Начать сначала мы вперед, а все назад - нам наплевать», все сходят с ума, свет бьет в лицо, барабаны по ушам, энергетикой пропитывается весь клуб, у всех сумасшедшие глаза. «Начать сначала, нас никто не остановим – им слабо. Начать сначала, ты же знаешь, начинать всегда легко». И после такой оглушительной песни приходит время лирики. Волкова предлагает всем расслабиться и заниматься любовью, впрочем, она в своем репертуаре, думает только об этом. «Самое главное – ни о чем, никогда не жалеть», - говорит она перед тем, как начинается мелодия, - «Можно нам какой-нибудь романтичный свет сделать?». Все не так, как должно быть. Все не так. На моем лице едва ли можно уловить сожаление о чем-либо, на нем только неподдельная грусть и усталость. Усталость от всего. А она улыбается, смеется. Она – не я. Я присаживаюсь, наблюдая за тем, как она поет, смотря на нее так, как всегда – преданно, немного завистливо от того, почему она такая, с сожалением, с грустью… Она приближается ко мне, и я уже надеюсь на то, что она подойдет ко мне, возьмет за руку, прижмет к себе, но нет… На полпути она разворачивается в обратную сторону. И так всегда, не добежав до цели, она останавливается. «Мы с тобой молчим ты и я вдвоем, дальше не хотим, больше не поем. Больше не поем брошенный куплет, ты и я вдвоем нас там больше нет». Она посылает воздушные поцелуи всем в зале, во время того, как я хожу взад-вперед. А затем оборачивается ко мне и показывает подтянуть корсет. Я на зло ей опускаю его ниже, провоцируя ее и поклонников, обнажая в красном кружевном лифчике белоснежную грудь. Зал волнительно и возбужденно загудел, и Волкова смущенно улыбнулась мне. Широко улыбаясь в ответ, я приковала к ней свой взгляд, нежный, любящий, соблазнительный, вскинула брови, закусив губу и игриво закачала головой. Она засмеялась, и объявила о том, что мы практически все спели: «Сейчас прозвучит песня, она безусловно легендарная, сегодня кстати на нашем выступлении присутствует наш продюсер Иван Шаповалов, привет!», - она смеется и машет ему рукой, - «Мы очень рады тебя видеть. Собственно, эти песни… они связанны с тем временем, ну, вы сами в общем поймете… 8 лет спустя», - снова смеется, но как-то ностальгически. Неужели? Не могу поверить своим ушам?! Или мне кажется? Снова робкая улыбка трогает мои губы, а в голове мысли о прошлом, я иду к ней, спокойная, притихшая – ее, но она отходит назад. Повсюду сумасшедшая энергия, повсюду слышно, как поют фанаты, как бьют барабаны и играет свет на сцене. И во время проигрыша, сходя с ума, она берет меня за руку, мы поднимаемся на сцену, оглядывая зал. Падаю на колени от изнеможения, и устало выдыхаю в конце песни. А затем идет песня, в которой мы поем – куплеты, а ребята – припевы. Мы только и слышим громкий бас фанатов: «Нас не догонят!». Сил уже нет, а все равно поем, зажигаем, и поклонники отвечают нам тем же. Это безумно круто! Все в преддверии самоей главной песни, и Волкова объявляет ее, как обычно, оригинально: «Песня без названия». Стоим в замешательстве, не решив на каком языке петь. Весь зал дружно просит петь на русском, но мы поем на английском. Но даже не смотря на это, они подпевают нам, зная все слова наизусть, правда в припевах все равно выкрикивают: «мне нужна она». И вот, когда заканчивается припев после первого куплета и вот-вот должен начаться проигрыш, я струсила. Взяла и струсила, бывает же такое? Мои колени предательски подкосились, голос незаметно дрогнул и холодок, пробежавший по спине, запутался в локонах волос. Начинает играть проигрыш, сердце подпрыгивает к горлу, мы расходимся в разные стороны, не ожидая ничего. Ведь теперь все по-другому, и она больше не целует меня, она не обнимает меня… Черт, она даже не держит меня за руку, не смотрит в мои глаза. Нет ничего, тотально. И я чувствую это, даже не смотря на то, что в конечном итоге я сдаюсь. Иду несмело к ней, она – смело ко мне. Небрежно хватая меня за талию, вроде как танцует, прокружившись один небольшой полукруг. Улыбаюсь, глупо, безнадежно. Ничего нет, я чувствую это. Она делает то, что должна, что обязана, чтобы казаться всем моей любимой. «Они смотрят на меня, как на редкого зверя, но мне уже все равно. Я чувствую то же, что и она. Я могу притворяться, пытаться забыть, но я схожу с ума, это не выходит у меня из головы». «Daddy looking at me will I ever be free? Have I crossed the line?», - невыносимо громко поет зал. Последние аккорды, поднимаемся наверх, она обнимает меня. По старой привычке мы долго стоим и обнимаемся, держа в объятиях друг друга… А потом ‘You and I’ на бис… И пока, Bacardi!
В начале октября приехали в Польшу, где на днях должно было быть наше выступление и вручение награды. У аэропорта нас встретил огромный лимузин, и мы двинулись в отель. Правда ехать пришлось очень долго, так, что все начали нервничать. С недавнего времени с нами разъезжала съемочная группа с проекта «Russai.ru», и снимали нашу жизнь. Можно было понять, что с каждым новым нашим этапом в жизни случались новые и новые шоу. Сначала «Тату в поднебесной», затем «Экспедиция», ну а теперь «Раша.ру». Тем более, я думаю, это здорово следить за жизнью артиста, видеть его закулисные дела, обыденную жизнь. Мы - такие же, как и все, в нас нет ничего особенного. Прибыв в отель, нас повели к нашему номеру, показав все внутри. Женя снимала на камеру, ходя за нами по пятам. Через десять минут встретились с Ольгой внизу и тут же поехали на съемочную площадку, то есть на то место, где мы должны были выступать. Внутри оказался огромный цех, где все кипело в работе, местные девчонки что-то репетировали, другие возились со светом, а нам рассказывали что и как будет происходить. Затем нас проводили в гримерку, которую тоже показывали предварительно. На самом деле очень прикольно. Женька осталась с Волковой в гримерке, пока я бегала с Олей по другим делам. Затем мы снова уехали в отель, точнее я решила немного поспать, пока Юлька побежала по магазинам за DVD. Решила что-нибудь посмотреть вечером, будет чем заняться, тем более у нас такая шикарная плазма висит прямо перед кроватью. Она приехала глубоко вечером, очевидно задержавшись не только в магазине с DVD, но к этому времени я только проснулась. Она присела рядом на кровать и, поцеловав меня в щеку, протянула несколько дисков, которые нам предстояло посмотреть.
- Что первое смотреть будем? – Спросила она меня, скидывая кожаную куртку. – Я не знала на чем остановиться и купила несколько.
- Не знаю, - разглядываю я коробки с дисками, - Юль, что это ты купила? Две девушки на обложке, ты…
- Лен! – Она рассмеялась, приземляясь на кровать рядом со мной. – Там нормальный фильм, не волнуйся, или ты стесняешься?
- А вот и нет! – Все же отвернулась я, понимая, что меня действительно это немного смутило. – «Невидимый мир», значит? И о чем он?
- Не знаю, сейчас посмотрим, - Волкова уже явно для себя решила, что мы будем смотреть, - только не смущайся, хорошо?
- Не смущаюсь я! – Звонко засмеялась я, подвигаясь, чтобы освободить Юльке место.
- Так, все ладно, извини, забыла купить попкорн, но ничего, так посмотрим! – Она ложиться рядом, примыкая близко ко мне.
Весь фильм мы шутили, смеялись, комментируя разные сцены. В общем, фильм и правда очень здоровский, очень актуальна проблема нацизма. А вообще фильм о любви двух южноафриканок во времена Апартеида (1950-е годы). Это повествование о любви двух женщин, живущих в очень традиционной атмосфере, а окружающие их люди существуют в четко структурированном и подверженном культурным стереотипам мире. Есть на что посмотреть и что обсудить. Были и неловкие моменты, даже интимные, когда я немного краснела, а ее рука, будто случайно накрывала мою. Я улыбалась ей, зная, что между нами исключительно дружба… Боже, почему я не думала о том же, когда мы были в ее машине? Ее мягкие губы, ее дыхание, ее руки… Я вновь вернулась к просмотру фильма. Она не была ничем озабочена и только изредка смеялась над репликами и своими комментариями к фильму.
- Ну, и как тебе? – Спрашивает она в конце, когда появляются титры.
- Хорошо. – Улыбаюсь я. – Очень даже прикольный фильм.
- Мне тоже понравился, ну, чем займемся?
- Придумаем… - Смеюсь я, когда она наваливается на меня сверху и начинает меня щекотать…
На следующий день была очередная репетиция, на которую мы поехали рано утром. Забыла книгу, пришлось читать какой-то дерьмовый детектив. Хоть что-то по крайней мере в машине кино нормально не посмотришь. В лимузине Юлька опять рассказывала всем забавные истории из нашего прошлого и все дружно смеялись над этим, в том числе и я. Может, пришло время жить настоящим? На репетиции сначала торчали в гримерки, а когда вышли стали долго настраивать звук. Одним из пожеланий было выступать с русской версией «Я сошла с ума», мы начали петь первый куплет, репетируя перед выступлением, но мало того, что я забыла слова в куплете, так и нам плюс не убрали из припевов. Это было даже смешно слушать. Волкова стала ругаться какого хрена играет фанера, а я стала докапываться почему не убрали бэки. Потом уже, сидя в гримерки, мы еще раз обсудили с Олей, какой это позор. Поэтому, в итоге, решили петь «All the things she said», что тут поделаешь? Прошла еще тысяча и одна репетиция в костюмах, репетиция выхода, репетиция мейк апа, звука, света и т.д.
… Перед выступлением все суетились. Гримеры делали макияж, Волкова объясняла, какую нужно делать прическу. Одевшись, я сделала вывод, что нужно купить леггинсы, потому что выступать в трусах просто надоело.
- Пойдем, все… Товарищи, выходим, выходим, выходим! – Командует Юлька уже одетая и накрашенная.
Быстро идем на площадку, вокруг столько людей, что не отличаешь кто есть кто. Еще раз обсуждаем выход, свет, проверяем звук, все ли вообще в порядке. И вот ведущие заводят толпу все больше и больше, затем объявляют нас, мы выходим на сцену, держась за руки. Получаем награду, и почти тут же начинаем петь «White robe», в конце песни скидываем плащики и начинаем петь «220». А затем мы снова выступаем с самой ожидаемой песней вечера «All the things she said», все в тех же корсетах, с тем же отличными настроением. Правда бэки все равно были слышны, ну ладно, бог с ним! А когда наступает всеми любимый проигрыш, мы одновременно разворачиваемся и идем друг к другу, но как только мы становимся близко, я будто прихожу в себя и, все так же улыбаясь, отхожу мягко назад. Она не настойчива, останавливается. В конце песни, беря меня за руку, она улыбается. А потом подходит ко мне вплотную, примыкая к моему телу, протягивает микрофон в зал. Я обнимаю ее талию руками, понимая, что пусть лучше будет так, чем ничего…
А затем опять куча интервью, куча фотографов, красные дорожки, телевидение, всего предостаточно.
Утром она сама будит меня, как случалось раньше во все эти дни. Нависнув сверху меня, она радостно завизжала, а затем впилась в мои губы.
- Ну, блин, Волкова, опять ты целовать лезешь? Слезь с меня! – Смеялась я, отпихиваясь.
- С Днем Рождения, рыжая! – Соскальзывает она с меня и устраивается рядом. – Сегодня насыщенный день!
- Даже не напоминай мне, я хочу еще немного поспать! – Тяну я на себя одеяло, которое настойчиво она хочет вырвать. – Волкова, я ненавижу тебя!
- У нас сегодня сто-олько всего, просыпайся! У тебя сегодня праздник, ты должна цвести и пахнуть!
- Для начала я должна выспаться! – Недовольно бормочу я, чувствуя, как Волкова уже за ногу тянет меня с кровати.
- С нашей работой мы никогда не выспимся! Давай живо в душ, завтрак я уже заказала!
Делать нечего, я все же встала с кровати и поплелась в ванную комнату. Каково было мое изумление, когда я вошла внутрь. Почти тут же я довольно выкрикнула: «Волкова, да ты романтик!». Она засмеялась в ответ. Зеркало было украшено маленькими стикерами с поздравлениями и пожеланиями, а в центре красовался отпечаток ее губ. С каких пор она такая романтичная? Она незаметно подкралась сзади, обнимая меня.
- Ты у меня самая лучшая, рыжик! – Бубнит она, дружелюбно целуя меня в плечо. – Все, не буду тебя отвлекать, давай быстро в душ и завтракать!
Десять минут под струями прохладной воды, двадцать минут завтрака, полчаса на то, чтобы одеться, сорок минут доехать до места интервью, еще около часа съемки. Сначала миллион вопросов, столько же ответов, потом быстренько зашла на форум просмотреть поздравление ребят, все это, как обычно снимают на камеру. Юлька сидит рядом, тоже читая поздравления. Звонок от любимой мамочки, поздравляет меня, Юлька врывает трубку и поздравляет ее. Все мило и как-то по-семейному. «Пойдем», - говорит Юлька и ведет меня куда-то, где уже приготовлен небольшой сюрприз. Заходим в какую-то комнату, там собрались все близкие и те, кто хотел поздравить. Посередине стоит стол, на котором расположился огромный торт, весьма аппетитно выглядевший. Волкова первая запела «Happy birthday to you», остальные подхватили ее и пропели вместе с ней. Счастливая улыбка тронула мои губы, в голове пронеслись воспоминания со всех лет, все те дни, когда я праздновала свой День Рождения с ней, с родной. Когда она пришла ко мне домой, взъерошенная, уставшая, запыхавшаяся, растрепанная. Пришла, подняв свои голубые глаза на меня, которые так и светились искренностью, нежностью и невероятной любовью, которой я не придавала значение. Она облокотилась на дверной косяк, несмело протянув мне руку, и разжала ладонь, на которой покоился символ нашей любви. Ее любви ко мне. Этот кулон все еще со мной. Они допевают песню, поздравляют, хлопают в ладоши, а я радуюсь, как маленький ребенок, как в те года, и ничего не меняется. Ласково гладит меня по спине, пока я рассматриваю торт. А затем она поворачивает меня к себе, беря мое личико в свои ладони и мягко, едва касаясь, целует меня в губы. И так все последний раз… Последний раз снимают наш поцелуй, знал бы кто заранее об этом. Она обнимает меня крепко-крепко, как будто хочет сказать мне, что никогда не отпустит меня, не позволит мне уйти, как будто все так и должно быть. И я обнимаю ее, закрывая глаза, желая казаться себе ее любимой. Затем небольшое чаепитие, перекус, а потом снова бежим по делам. Рука в руке, идем не спеша, прогуливаясь по улицам Польши, время от времени нас фотографируют наши люди для частной коллекции, для наших фото альбомов, не для журналов и прочих вещей. Тем более эта картина – нас, не может ничего вызывать, кроме умиления и какого-то теплого чувства на душе. Доходим до какой-то улицы, где повсюду стоят палатки с сувенирами и выбираем парочку себе, чтобы осталось что-то на память. Всякие такие вещи – единственное, что может напоминать о прошлом. С нами ходит Оля, тоже выбирая что-то себе. После покупок мы вновь гуляем по шикарным улицам, просто наслаждаясь прекрасным днем. Время от времени у нас спрашивают какие-то вопросы на камеру, а мы отвечаем. Так проходит парочка часов, после чего мы отправляемся в ресторан кушать… Вечер выдался не менее романтическим, мы прогуливались по набережной, изредка разговаривая о чем-то несмышленом, глядя, как солнце опускается за горизонт, как люди с таким же упоением наблюдают за этим явлением. Мы много смеялись, по ходу купили где-то бутылку вина, и распили ее прямо на улице, радуясь, как маленькие дети. А потом, ввалившись в отель, мирно заснули на кровати, переплетая ноги и руки. Так что еще там было в Польше за все это время? Автограф сессия, с многими фанатами, которые дарили какие-то подарки, говорили слова благодарности, пели наши песни, все это безумно круто. Снова интервью, фотографы, которым нужно улыбаться в камеры, красная дорожка и опять десятки фотоаппаратов. Юлька дурачилась, хватая меня за попу, а потом дружный смех, искренние улыбки. Все счастливы.
Когда мы вернулись в Москву все стало по своим местам: Юля проводила время с Парвизом, я занималась своими делами, редкие встречи с Борисом, которые в основном заканчивались ссорами и ругательствами, потому что больше никогда и ничего не наладится. В один из дней, за несколько десятков часов она подошла ко мне со словами, что нам нужно двигаться дальше. «Что?», - засмеялась испуганно тогда я, не особо понимая, к чему она клонит, или попусту не захотев понимать. Она пожала плечами и перенесла наш разговор на потом. Но все необратимо катилось к черту. А 21 октября вышел наш третий, последний альбом, которого так ждали, релиз которого постоянно переносили. «Управление отбросами» остались в прошлом – «Новые улыбки» желание того, чтобы все улыбались, не взирая на то дерьмо, которое у нас выходит. Но все не так уж плохо, уверяю я себя, в три раза чаще, чем это делает Волкова. Состоялась огромная автограф сессия в магазине союз, куда собрались множество фанатов со всех городов. Вспышки фотокамер, автографы, поздравления, наши песни. В один день всего и сразу. Душно. А потом снова в привычном ритме. Интервью на love радио в начале ноября, одни и те же вопросы, накаляющаяся почему-то ситуация, нервы ни к черту, все куда-то катится, она смотрит на меня так, как раньше едва ли смотрела, успокаивает меня, когда не может успокоиться сама. А после радио все опять по своим делам. Звонки Бори, Юля ругается, она все чаще разговаривает со мной о нем, высказывая свои недовольства, а я пожимаю плечами, выхода у нас нет. И никогда анне будет. Она верит в том, что мы можем сами – а я нет. Мы не те, что прежде, к нам не приходят по 130 тысяч японцев на концерты, мы вообще забили на Японию или она на нас, мы больше не сжимаем друг друга в объятиях и страстно не целуемся на камеры, нас не за что любить. Никто не понимает «людей инвалидов», никто не понимает «управление отбросами» и «обезьянок ноль», никому это не надо. Мы уже не те, наши идеи уже не те. Никто нас не понимает. За что боролись – на то и напоролись. В середине месяца - ELLE style awards, знакомые лица, незнакомые, опять вопросы. «Ходят слухи, что вы сделали пластическую операцию?» - незатейливо спрашивает какая-то журналистка. «Губы сделала, но я не считаю это за пластическую операцию», - отвечает Волкова. «А что вы с ними сделали?», «Увеличила», «Вы отговаривали Юлю?», - теперь журналистка обращается ко мне. «Отговаривала, отговариваю и буду отговаривать. Буду бить! Она и так красивая, просто не знаю, почему она не понимает этого…», - улыбаюсь я, глядя на Юльку. Другие вопросы были про моду и стиль, в основном на них отвечала Волкова. Вечер в стандартном описании: алкоголь, море выпивки, несерьезные закуски, много звезд, вручение каких-то наград. И только под ночь домой, когда ноги уже ничего не чувствуют. Но самое интересное было еще впереди, то, чего практически никто не ожидал. В конце месяца состоялась пятая юбилейная премия RMA. Мы приезжали первые на красную ковровую дорожку. Сначала приехал фургон, на котором была огромная картинка с альбома «Управление отбросами», из заднего отсека выехали мы с Юлькой на мотоциклах, подъезжая к входу на премию. И вот снова эти возгласы фанатов, поспешно подходим к ведущим. Опять вопросы, столько эмоций, переживания, хоть все не в первый раз, и не в последний. Между разговорами ведущий положил руку на плечо Волковой, после чего последовала дружеская шутка ведущей: «Не обнимая, она уже не свободна», на что Юлька ответила: «Я обнимаюсь либо с Леной, либо со своими детьми». Внутрь нам провожают подбадривающие крики фанатов, она берет меня за руку последний раз на этой премии, спустя пять лет, после того, как мы появились здесь первый раз… Она уверено держит меня, не бросая на полпути, ведет меня вперед. Все так, как должно быть. Встречаемся с многими знакомыми лицами, здороваемся, на нашем диване зависает Лена Темникова из группы «Серебро», она задушевно общается с Волковой, пока я наблюдаю за атмосферой, которая на каждом таком мероприятии одинакова. Выступают разные звезды – кто-то плохо, кто-то хорошо, мне все равно. Когда дошло до премии «Легенда MTV» - вызвали нас. Волкова ограничилась, как обычно, парочкой слов: «На самом деле просто круто быть легендой», и махнув рукой, мы скрылись со сцены. Но, пожалуй, это не то, чем я так озаботилась, да и сама Юлька, хотя этого она даже не скрывала. Перед тем, как вручить нам статуэтку, еще раз показали разные вырезки с прошлых лет, то, как мы были когда-то популярны, то, как все сходили с ума. Россия гордится нами. И я чувствую, как невыносимо пульсирует в тоске мое сердце, слышу, как стучит ее сердце, но она не хочет себе в этом признаваться. Она всегда была таким человеком, что никогда бы не созналась в себе, что ее что-то печалит, волнует, особенно это касалось воспоминаний. Тем не менее, она накрыла рукой мою руку, а затем помогла встать, чтобы получить награду. Оставшийся вечер мы болтали, встречали знакомых людей и снова болтали, несколько раз у нас брали интервью. А когда спросили, кто был лучше всех в этот вечер, я тут же ответила: «Волкова!», одаривая ее самой трогательной и очаровательной улыбкой. В ответ прозвучало: «Катина!», и все отстали от нас. Она держала мои руки и постоянно о чем-то рассказывала, время от времени, я вставляла незначительные реплики, как обычно бывало. Напившись и повеселившись в меру, мы вновь разъехались по домам. Ведь теперь не было такого: «А давай рванем ко мне?», у каждого была своя личная жизнь, в которой не хотелось бы быть третьим лишним, у каждого было что-то новое, свое. А прошлое – так и осталось в прошлом.
На следующий день выступление на «Новой волне» с детишками из «Непосед». С этим номером было много шума, начала несогласие с режиссером, потом чуть ли не отказ с выступлением, хотя на следующий день все уладилось. В итоге – номер ставили мы с Борисом. Три минуты на сцене, открывая рот под фонограмму – ничего уж тут не поделаешь. Опять какие-то поздравления. Кажется, я устала.
От всего этого – устала…
Все так и шло к концу, спасения от которого не было. С Юлей мы все-таки поговорили, и она предложила мне уйти от него, взять и уйти, не пребывая в уверенности, что мы не останемся на улице, как бродячие щенки. Все кончено. Я уже знаю это. В общем все конечно же из за Бориса. Но я никогда не признаюсь себе в этом, неужели я стала такой же, как она? После стольких лет, как я держалась – я сдалась? Боря любит шоу и скандалы с эпатажем. А Юле, моей девочке, нужен драйв, ей нужны постоянные тусовки, ей не нужно все это. Видимо она просто устала петь непонятные для нее песни. Она устала, и я ее понимаю. Я тоже устала, но я не люблю такие перемены, я их боюсь. И она знает, что я боюсь. И все равно тянет меня за собой. Проблем слишком много, выходов слишком мало. Опять же не те синглы. Юля поняла что Боря гробит группу и ушла. При чем я подозреваю, что уйти она хотела еще в 2007, когда нам принесли тексты и мелодии демок. И уже сейчас, в 2008, она окончательно уходит, изредка встречаясь для съемок, журналов, поддержания группы на слуху… Ничего не вечно.
«Нам нужно уйти», - твердит она мне в зачастивших телефонных звонках. «Мы не можем….», - подолгу молча в трубку, все же отвечаю я. «Мы можем, нужно только захотеть!», «Нет, Юлёк, не стоит», - уже со слезами молю ее я, зная, что все предрешено. «В общем, ты со мной?», «Я не могу… останься…».
В декабре 2008 года было проведено собрание, на котором было решено прекратить работу проекта «t.A.T.u.» в режиме full time.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |