Вздохнув, молодой человек выложил всё – или почти всё – что привело в храм искусства при невыгодных обстоятельствах. Он рассказал об увлечении актёрством, рассказал о родителях и доме в Гринплейс, о Сент-Мэри и учёбе, которая была хуже любого наказания… Вспомнил стародавнюю поездку в Лондон и те немногочисленные походы в театр, которые имели место в прошлом. Дэна будто прорвало – при всей нелепости объяснений с первый-день-знакомыми людьми, Гарреты вызывали чувство доверия, где-то на подсознательном уровне. К тому же, оба имели творческие профессии – то ценное, что позволяло правильно принять его многочисленные безрассудства. На последние Дебора реагировала весьма по-женски, а Александр – по-мужски. Наверное, стремление к сарказму в режиссёре крепло, но он стоически держался. Блинчики и занявший сторону Дэна Бемоль не располагали к показному ворчанию.
Разговоры, вопросы и взгляды с прищуром в духе «Ты псих, я был прав» затянулись почти до ночи. Затем Дебора, первой посмотревшая на часы, спохватилась, что всем троим, как ни странно, завтра на работу, плюс мужчинам ещё в Гринплейс ехать. Бемоль, относившийся к режиму более ревностно, нежели хозяева, уже давно уполз в неизвестном направлении и наверняка отдыхал. Именно Бемоль, кстати, выручил следующее утро и планы. Полночи Дэн проспал как убитый, закуклившись в одеяло, но ближе к утру приснился родной папочка, за руку тащивший отпрыска в Сент-Мэри. Молча и угрюмо, к тем самым воротам, что лязгали по-киношному зловеще.
- Оставь меня… Нет, я не хочу туда… Не надо… Не надо!
Решётка была всё ближе и ближе, но прежде, чем Леонард из сна успел втолкнуть сына на территорию университета, реальность благосклонно ворвалась в подсознание. Дэн в ужасе проснулся, часто дыша, путаясь в одеяле и глядя в грустные собачьи глаза у кровати. Бемоль, пользуясь неплотно прикрытой дверью, проскользнул в спальню, и теперь взирал на молодого человека с видом бывалого психоаналитика. Минуту или две Дэн просто лежал, уставившись на пса и, наверное, впервые в жизни так радуясь доберманам и их существованию. Сон был неприятным – ощущение отцовской хватки на запястье никак не отпускало. Перебивая эффект, он протянул ладонь и коснулся шершавого и холодного собачьего носа. Бемоль приветственно лизнул пальцы, помахав длинным некупированным хвостом и поднимая с пола принесённый поводок.
- А, тебя же выгулять надо, извини, - зевая и потягиваясь, Дэн вылез из-под одеяла и покосился на дверь, - кто с тобой обычно гуляет, интересно? Ладно, потом выясним.
Часов в зоне досягаемости не было, но, судя по темноте за окном, время не продвинулось дальше шести-семи утра. Никаких посторонних звуков из коридора не доносилось – Гарреты наверняка ещё спали, а шкодливый пёс этим воспользовался, симпатизируя гостю. Дэн решил, что ничего плохого не случится, если немного помочь приютившим его людям. Зеркало в процессе минутного одевания любезно отразило невыспавшееся нелепо-небритое существо с торчащими в разные стороны волосами и тощей шеей-стебельком. Тип-топ для распугивания собак и первых прохожих. Стараясь не шуметь и быстро приглаживая пятернёй шевелюру, он взял поводок и вышел в коридор.
- А я всё гадаю, почему псина не будит и не скребётся, - со второго этажа, зевая точно так же, спускался Александр. Выглядел режиссёр креативно: в знававших лучшие времена джинсах, весёленькой толстовке с изображением лося и ярко-красной шапочке, - доброе утро, ребёнок.
- Доброе, мистер Гаррет, - Дэн виновато схватился за поводок, удерживая проявлявшего нетерпение пса, - слушайте, может, я с Бемолем погуляю? Мне не трудно, правда, тем более, он сам ко мне пришёл…
Александр исполнил особо артистичный зевок и медленно оглядел «конспираторов».
- Ладно, далеко не забредайте только, он маршрут знает. А я пока сварю кофе. Запоминай, на завтрак в этом доме пьют кофе, и варю его всегда я.
- Да без проблем, - кивнул Дэн, увлекаемый Бемолем в сторону холла, - клёвый свитер, кстати! Вам очень идёт!
Наверное, со свитера и лосиного принта всё и началось. А может, с догнавшего у двери восклицания: «Куртку мою надень! И шарфом замотайся!» А может, начало было положено ещё день назад, за блинчиками и тем непостижимым режиссёрским мышлением, коим обладают единицы… Что бы ни стало причиной, интуиция подсказывала Дэну – они найдут общий язык. Возможно, даже подружатся. Он не порвал с собственной семьёй и не собирался, но понял, что переход на новый уровень неизбежен. В тот день, по дороге в театр, Алекс выполнил обещание – взяв в гараже изящный серебристый Форд, он доставил сперва жену на студию, а затем повёз гостя собирать неразобранные вещи. Дэн возблагодарил судьбу и удачу за то, что вместе с деньгами и телефоном у него не спёрли ключи от дома, по привычке сунутые во внутренний карман. Звонить в дверь или, того хуже, крадучись, пробираться в родовое гнездо было слишком унизительным, а так… Так он мог притвориться, что всё идёт по плану, пускай и совершенно новому.
Леонард пропадал в госпитале, а вот Анжела оказалась дома. Отменила утренние операции после звонка, как сама сказала, уступив другому хирургу. Дэн, нырнувший в материнские объятия, не уточнял, сколько таких дней и подобных метаний случилось в Гринплейс за неделю его отсутствия. Он в очередной раз поразился, до чего родители не совпадали во взглядах на элементарные вещи и понятия. Впрочем, не такое уж оно и элементарное, воспитание детей, каким казалось… В душе, напоминая школьные годы, взыграло чувство вины. Почему отец до ужаса твердолобый и равнодушный? И речь ведь не об извинениях… Почему настолько жаль маму? Путано объясняя, как попал в театр на работу и в гости – к его владельцу, Дэн запихивал старый ноутбук и бритву в дождавшийся возвращения чемодан. Анжела задавала вопросы, переживала и, точно впервые сбросив необходимость притворяться, дышала свободно. Она наконец-то была полноправным союзником, ничего не говоря о скандале, прогремевшем в доме неделю назад. Хотя Дэн и сам догадывался – так, как раньше, быть уже не могло.
- Возьми, - женщина, не глядя, достала из кошелька чуть ли не все банкноты разом, - полагаю, старый телефон я больше не увижу? Это на новый и на что-нибудь необходимое.
- Ну мам…
- Не спорь, Дэнни, я на твоей стороне. И чёрт с ней, с медициной, раз оно так складывается, но я хочу, чтобы ты всегда был на связи.
Он благодарно улыбнулся, принимая деньги и ещё раз обнимая мать. Новый уровень стремительно наступал – отношения с отцом, выражаясь медицинским языком, приобретали хроническое обострение, но, по крайней мере, свободу отнять больше никто не мог. Сунув в чемодан всё, что хотелось и можно было увезти, Дэн во второй раз попрощался с домом и гордо прошествовал к Форду. В тот же день, используя обеденный перерыв, он купил новый мобильник – не самый дорогой, остаток родительской суммы выглядел ещё вполне прилично. Но Дэн решил не тратить деньги, а попытаться копить. Тем более что уже примерно представлял покупку…
* * *
Подобно тому, как для зрителей театр начинается с гардероба, для нового сотрудника он начался примерно с того же, но по другую сторону занавеса. С костюмерной, по сути, началась самостоятельная взрослая жизнь, а точнее, её этап в полгода, до следующей возможности стать актёром. Дэн рассчитывал, что время практики позволит лучше узнать сценический мир, его требования и образ мышления тех, кто давно тусуется на подмостках. Алекс на рассказ о мечте отреагировал довольно адекватно – скупой мимический арсенал задействован не был, однако глаза загорелись непритворным интересом.
- Это не сложно и не просто, - заметил режиссёр, бросив оценивающий взгляд на младшего Спаркса, - пожалуй, актёрство – та единственная вещь, которую можно сравнить с отработкой реакции в ближнем бое. Там нужно быть постоянно готовым, что тебя ударят. Здесь нужно быть готовым, что потребуют выполнить любую задачу, любой невозможный бред.
- Например?
- Например, изобразить слепоглухонемого, сыграть женщину или прикинуться табуреткой. И не смейся, чтобы ты знал, последнее – самое трудное.
- Почему? – наивно спросил Дэн, которому воображение подкинуло целый склад разномастной мебели. - Оно же неодушевлённое…
- Ага, - развеселился Алекс, - и большинство первокурсников, тупея от неожиданности, начинают вместо табуреток играть чемоданчики. Или кирпичные стены. Я пару раз сидел в комиссиях – насмотрелся такого, что впору писать мемуары.
Дэн прыснул, внутренним взором видя, как это могло быть. А затем спросил то, что не давало покоя уже несколько дней.
- Вы сами преподавали?
Александр покачал головой, улыбаясь в своей специфической манере.
- Нет, не моё это. То есть, я могу рассказать о системе, этюдах и зрительном зале, который поначалу вызывает комплексы, но нужна и отдача. Назвать отдачей касту девочек, приходящих на мастер-классы, чтобы пялиться на меня лично, я не могу.
Кажется, именно тогда Дэн впервые пожалел, что мистер Гаррет не преподаёт или не играет. Если бы он не занимался управлением театром, то вполне бы состоялся как актёр. Во всяком случае, насчёт «не моё» лукавил, а советы давал дельные, вроде:
- Читай как можно больше и учись воспроизводить это вслух. Ерунда вроде читки и декламации многих обламывает.
- Распрями плечи, ферму[37] тебе в помощь! Ты должен быть как передвижное произведение искусства, а не как старый жёваный носок!
- Наблюдай за людьми – метко и ненавязчиво – они навязчивость не любят. Помни: актёр демонстрирует то, что вокруг него, то, что происходит и встречается в жизни. Вот зачем необходимо время от времени пополнять свою «базу данных».
С изнурительным процессом декламации молодой человек познакомился, когда Алекс вручил ему томик сонетов Шекспира, посадил с женой в гостиной и велел читать ей вслух. Пока обоим хватит сил. Дэна, чувственно продиравшегося сквозь конструкции среднеанглийского, хватило сонетов на двадцать. Дебора, сигналившая ему руками о сменах интонации, предложила сделать ещё двадцать и затем – перерыв. Так начался нелёгкий, но увлекательный путь превращения медика в театрала. Впрочем, о фермах Дэн узнал ещё раньше. А наблюдению учился как раз на Гарретах и их сочетаемости.
Дебора обладала природной женственностью и мужским характером. Её отличало упорство и умение радоваться любым съёмкам – даже самым ночным и изнуряющим. Супруга частенько спорила с главрежем, но никогда не делала этого напоказ, для демонстрации нрава. Она порой раскладывала свой профессиональный чемоданчик на столе, объясняя Дэну, какие кисти и спонжики для чего используются, и что делают похожие на щипцы инквизитора машинки. Она могла приехать домой часа в два ночи, лечь спать в три, переделывая маникюр, а в шесть быть уже на ногах, выгуливать Бемоля и, нарушая традицию, первой взяться за кофе, потому что так удобнее и потому что мужу надо иногда отдыхать. К примеру, по утрам. В тех случаях, когда доползти на Стрейт рут ночью не удавалось или не было желания, Дебора оставалась в городской квартире. Дэн пару раз побывал там по дороге в театр, - Александр забывал прихватить документы и, резко разворачиваясь, направлял мотоцикл совершенно неожиданными путями. Квартира походила на уменьшенную копию загородного дома, хотя бардака в ней было больше. Священное место на холодильнике занимала одна из трёх «Тони», полученных Гарретом, из чего Дэн заключил, что ненавязчивое наблюдение за режиссёром будет особо интересным.
И оказался прав.
Литераторы сказали бы, что Александр – оксюморон, математики сравнили бы его с противоречивой гибкой синусоидой. Аналитики очень вовремя помянули бы скачки валютного курса, а психологи махнули бы руками, заявив, что это всё равно не лечится. Не ошибся бы ни один. Алекс мог бы оказаться актёром, учителем или просто ненормальным, но он выбрал режиссуру и не прогадал. Может, здесь крылось нечто мистическое – Дэн был уверен, что в прошлой жизни его шеф наверняка являлся одним из тех древнеримских полководцев, о которых спустя века снимают фильмы. И дело было вовсе не в осанке или пропорциях профиля – главреж будто насквозь пропитался какой-то античной статью, выделявшей его в любом коллективе. Особенно сильно это чувствовалось на репетициях: саркастичный, сосредоточенный, в одной из многочисленных шапочек и с сигаретой в зубах, Александр закидывал ноги на спинку кресла впереди и улетал в очередной сценарий. Ни дать, ни взять Цезарь под прикрытием.
На него хотелось равняться и у него хотелось учиться. Он ненавидел купирование собачьих ушей и хвостов, он мог жарко и резко вести обсуждение какого-то вопроса, потом, завидев Дэна в помещении, буркнуть «При детях не ругаюсь» и продолжить уже после его ухода. Он представлял младшего Спаркса как «нового сотрудника», а иногда, в редкие лирические моменты, как своего «театрального подопечного». И то, насколько последнее соответствует истине, знали, вероятно, только двое – Тим Стронг и Гертруда Вудс. Та самая Гертруда, которая принесла однажды печенье, а позднее выручила от непредвиденных обстоятельств…
* * *
- Мне кажется, Майк заинтересован во мне сильнее, чем в творчестве Уильямса и прочих, - поделился как-то Дэн с актрисой, - не сочтите за мужское кокетство, Герти, но…
- Не сочту, успокойся, к тому же, оно верно, - перебила женщина, - разве никто не сообщил тебе, что в каждом театре свои геи?
- И в костюмерных тоже?
Мысленно он тотчас дал себе пинка за «своевременный» дурацкий вопрос. Разумеется, в костюмерных тоже, учитывая, что на них практически всё и основывается, а томные взгляды Майка уже вгоняют в полный транс… Гертруда, не став язвить, сочувственно развела руками.
- Что поделаешь, везде достаточно. Если я правильно понимаю, и ты не жаждешь такого интереса, начни встречаться с какой-нибудь хорошенькой девочкой – благо, в театре их тоже хватает.
Молодой человек совету внял, справедливо рассудив, что одним лишь Майком не ограничится – надо срочно с кем-то закрутить. Работа теперь обязывает, а в некоторых вопросах он действительно был консервативен, как старый механический занавес.
«Кем-то» почти сразу, без особых подготовок, стала Менди. Девушка с сантиметром на шее уже давно симпатизировала коллеге и была самой подходящей кандидатурой. Хотя, конечно, первый поцелуй с ней вышел острым – в буквальном смысле. Дэн подумал, что только его могло угораздить в момент жарких объятий попасть рукой на забытую на столе подушечку с иголками и, вместо того, чтобы заорать, непроизвольно цапнуть партнёршу за губу. Романтическая сцена была испорчена, а за укус, не смотря на извинения, Менди нарекла его «страстным придурком». Хотя это не помешало им провстречаться четыре месяца, не говоря уже о том, что цель была достигнута – припухшая губа костюмерши способствовала созданию нужной репутации костюмера.
К апрелю они разбежались, и Менди уступила Шарлотте, машинисту сцены. Шарлотта сантиметрам предпочитала рулетки и в прошлом была баскетболисткой, что позволяло ей не теряться среди декораций, блоков, тросов и прочих мужских игрушек. Она поразительно классно смотрелась в безразмерной футболке, с гарнитурой и без макияжа – выбор был несомненно удачным и претендовал на серьёзность, плюс, открывался простор для наблюдений. Но Шарлотта, уйдя в конце сезона в летний отпуск, обратно в театр возвращаться не стала, решив строить жизнь и карьеру дальше без подробных объяснений. Наверное, именно тогда в Дэне перемкнуло какой-то механизм: он понял, что сам из театра уходить не хочет, по примеру некоторых. Нет, наблюдения и декламация не пропали даром, а двумя девушками коллектив не ограничивался, но стало ясно, что внутренняя работа и этапы создания привлекают больше игры и конечного результата. Осенью, когда театральные курсы устраивали новый набор молодёжи, Дэн к ним не присоединился. В сентябре произошёл своеобразный карьерный рост, и Алекс, изображая строгую синусоиду, перевёл молодого человека в машинисты.
Алекс… Ещё до повышения, пробираясь в закулисных потёмках с манекеном в руках, Дэн случайно услышал разговор Стронга и режиссёра, прояснивший многое несказанное:
- …Может, и хорошо, что у меня получается держать себя в руках и не ввязываться в конфликты. Вроде как сторонний наблюдатель… Прошло несколько месяцев, но порой возникает сильное желание встретиться с папашей Спарксом и дать ему по морде.
- Ты же знаешь, это неудачное решение, – в темноте трудно было определить – судя по голосу, актёр возражал больше из вежливости. Алекс вздохнул, шумно и недовольно.
- Я знаю одно, Тим: если бы у нас с Деборой были дети, я бы ни за что не стал их прессовать подобным образом.
Дэн тогда счёл за лучшее незаметно уйти и не выдавать себя. Разговор, однако, показал, что владелец театра состоит не только из сарказмов. По-своему он был прав, хотя и не знал всех тонкостей дела: младший Спаркс не сообщал о застарелых мыслях про самоубийство. Или о пощёчине… Или о том, что Анжела стала в семействе как перетягиваемый в разные стороны приз – Леонард с сыном не делили её, нет. Но всё-таки делили… И отступать было уже некуда. Прославленный нейрохирург избрал политику игнорирования и вёл себя так, словно опозоривший династию сын в природе не существует. Много позже, когда тот снимал квартирку на Кранберри стрит, в гости приходила только Анжела, притом, что адрес имели оба родителя. «Хронические обострения» с места не двигались, но развивались, а Дэн пытался наладить подобие контакта. Активно пытался. От проблем в семье спасала работа и семья театральная, и в этом хитросплетении радовало одно: личная жизнь не долго оставалась под слоем паутины – через несколько месяцев после ухода Шарлотты на горизонте возникла Айрин Лэйк, молодая, но уже известная актриса.
Это был взлёт во всех смыслах. Два года, проведённые с Айрин, походили на иллюстрацию к популярной «жизни на вулкане». Актриса отличалась привлекательностью и капризностью, умом и вспыльчивостью – этакий многогранный талантливый брильянт. Она частенько использовала длинную шею любовника как тестер для помадных поцелуев, и щетина тут не спасала. Дэн подозревал, что в детстве его недокормили острым и жгучим, вот и добирает теперь отношениями. Однако два года – огромный, по театральным меркам, срок – всё равно скоро закончились… За это время он увидел и узнал больше пьес, чем за всю жизнь, наловчился перепрыгивать змеящиеся по полу провода и разбираться в женском кокетстве. Айрин придавала опытности.
Что до работы – ребята-машинисты попались хорошие, любили пропустить по пиву и делиться историями со спектаклей. Особенно этим отличался Хэнк МакГрегор – старейший из футболочно-гарнитурной ассоциации, строивший молодняк и помнящий времена, когда Александр Гаррет был только режиссёром. Если верить Хэнку, потом театр достался ему от предыдущего владельца, и так начинающий постановщик превратился в разбогатевшую Золушку. Эту легенду, с теми или иными дополнениями, знало большинство, но никто не ехидничал – Алекса в театре любили. А сам режиссёр, в очередной раз доказав свою непредсказуемость, ещё полгода спустя вновь стал обсуждаем – ибо развёлся…
* * *
О расставании коллектив узнал из газет – «семейная драма Гарретов», как это было названо в одном таблоиде. Конечно, все удивились, даже те, кто лично с Деборой ни разу не встречался и вообще смутно её представлял. Никаких комментариев на страницах, никаких интервью или толков о причине… Если бы не совместное фото супругов, можно было запросто перепутать или не обратить внимания – в каждом городе полно однофамильцев, даром, что не все из них режиссёры…
И, разумеется, любовь к начальству не означала, что подчинённые не будут строить теории самостоятельно. Дэн, волей судьбы приблизившийся к Александру сильнее прочих, сплетнями не занимался. Он и так знал, что причина развода – основная, по крайней мере – дети. Дети, которых в семье не было, и которых Алексу хотелось иметь. Деборе же вполне хватало работы и собаки, и время с ними чередовалось в произвольной последовательности. И не всё было замечательно, как в первый вечер на Стрейт рут… И вообще временами Дэну казалось, что он, не знающий об Александре практически ничего, знает его слишком хорошо. Знает, например, что городская квартира, машина и доберман отошли супруге – на работе всякие процедуры не отразились, но, естественно, режиссёр переживал. Умел переживать, в работу и окунаясь. К этому времени он уже неплохо ладил со своим «театральным подопечным», и младший Спаркс решил, что надо импровизнуть.
Он не стал вызывать босса на душевные беседы или предлагать напиться – нет, он умел действовать творчески. Развод Алекса по времени совпал с давно желанной покупкой, нуждавшейся в срочной демонстрации. С покупкой, на которую деньги копились, частично тратились в критический момент, а потом снова накапливались. И надо было видеть лицо главрежа, когда, в свой законный выходной, он вышел из дома и узрел прямо по курсу блестящий синий Сузуки. Дэн, подняв стекло шлема, изящно оперся о руль и улыбнулся как мальчишка, получивший от Санты свой первый водяной пистолет.
- Это что?
- Мотоцикл, вы же видите.
О, если б только Алекс знал, чего стоило хранить тайну так долго! Никому не рассказывать о курсах вождения, о доплате за экстремальные приёмчики, показанные инструктором… О том, как он научился торговаться не хуже туристов в сувенирных лавках – предыдущий хозяин Сузуки, сломленный дотошностью и натиском, уступил почти тысячу! Дэн, влюбившийся в ярко-синий цвет, простил небольшие царапины на левом зеркале. Какая, в сущности, ерунда! Мотоцикл был в отличном состоянии, и молодой человек преисполнился решимости катать шефа до возврата в режим «непробиваемый Цезарь». Александр, которому скупая мимика изменила, возможно, впервые, надевал свой шлем с опасением. Но он и правда не представлял полной «остроты» дальнейшего.
- Спаркс, тормози, что ты творишь?!
- Йухууу, да всё круто!
Дорога струилась, будто горный ручеёк, машины пролетали мимо цветными брызгами.
- Ты псих, ребёнок!
- Я знаю!
- И я псих, что согласился ехать!
- Супер, мы – двое ненормальных!
Солнце играло на затонированных стёклах шлемов, город звенел и гудел своей чарующей музыкой. Дэн с радостным воплем мчался по улицам, огибая автомобили и притормаживая только на переходах и поворотах. Мотоцикл слушался и точно запеть от удовольствия был готов, демонстрируя весь нерастраченный потенциал. Фары, клаксоны, истёртая разметка и светофорные огни, синий всполох среди чёрно-белых дорожных разъездов… Это была самая восхитительная, самая наполненная жизнь из возможных! Алекс, в какой-то момент переставший втягивать голову в плечи – тем более, со шлемом это едва ли получалось – расслабился и понял, что ни в кого они не врезаются. И их никто не таранит. Бесшабашный юный раздолбай за рулём оказался мотоциклистом от бога, если так можно было выразиться.
Уже потом, когда они сделали несколько сложных петель по Эйвери-маунтин, режиссёр буквально стёк с пассажирского сиденья, переживая остатки стресса. Дэн хорошо помнил его взгляд – полный удивления и неверия, что оба живы. Такой встряски для поднятия настроения никто прежде не устраивал, это было очевидно. Но переход на ещё один новый уровень, кажется, состоялся именно в процессе ненормально скоростной гонки – тогда владелец театра признал Дэна окончательно. Отругал. Дал заветный подзатыльник. Улыбнулся. И разрешил отныне звать себя Алексом.
* * *
Шло время. Ступени карьерной лестницы то растягивались в площадки, то мелькали быстрыми порожками. Из машинистов Дэн перевёлся в мебельный цех, оттуда – в осветители. Он с лёгкостью становился своим в любой команде и находил с людьми общий язык. Чарли Седжвик – один из «Любителей истории», представленных в первый день – нередко звал на актёрские вечеринки, Тим и Гертруда делились пригласительными на премьеры, что позволило приобщить Анжелу Спаркс к миру театра и познакомить с профессиональным окружением. Были и многие другие – режиссёры, авторы, участники труппы – чьи телефонные номера заполняли память мобильника. Был Джей-Джей, который обалдел, впервые увидев Сузуки Дэна на парковке. «Дурное влияние начальства», - как он с улыбкой назвал это.
Что до начальства – Алекс продолжал работать. Личная жизнь особо не складывалась: после Деборы он провстречался с Изабель Фриман, бывшей моделью а ныне – кинопродюсером, но ничем хорошим и конкретным оно не закончилось. Мужчина обзавёлся новым серебристым автомобилем – Ниссаном, на сей раз – и новым доберманом – карамельно-коричневой Октавой. А ещё стал больше курить. Сменяли друг друга постановки в репертуаре, театральная семья выезжала на гастроли, рецензии мелькали в газетах… Дэн ни разу не пожалел, что не пошёл в актёры – жизнь была и без того ярка и многообразна – особенно, когда приходилось лазать под потолком, закрепляя софиты и меняя фильтры. Он чувствовал себя гораздо более важным и нужным здесь, на тонких мостках, чем внизу, на обыгрывании реплик. Это стало его делом настолько же, насколько и мотоциклы и байкерские шоу, куда Алекс брал его за компанию. У режиссёра, кстати, были свои взгляды на нужность и важность дела – терпеливо и уверенно он демонстрировал подопечному все цеха и отделы закулисного мира, давая время и шанс поработать в каждом. К чему это ведёт, Дэн сообразил тогда, когда в руки попала ещё тёплая свежая копия сценария «Человека-подушки».
- Ты знаком с творчеством МакДонаха[38]? Это не принципиально, теперь познакомишься, - диалог начался примерно в таком ключе, - я хочу приставить тебя к Спенсеру, ведущему мой спектакль. Почти те же наблюдения, но с иной направленностью.
- Меня? – Дэн, которому название пьесы смутно говорило о страшилках абсурдизма, растерялся. - За что?
Главреж недоумённо повёл бровями.
- То есть как «за что»? Я, по сути, предлагаю тебе занять вершину эволюционной цепочки. Можешь, конечно, отказаться, но, полагаю, ты достаточно дорос для новой должности.
- В смысле, сидеть за пультом? - Дэн, вздохнув, покачал головой. - Алекс, ну хоть пульт пожалей. Где я и где твой МакДонах?
- Он ирландский, а не мой. А ты всё же обдумай – если я тебе мотоцикл доверяю, то и с пьесой могу себе это позволить. Значит, так надо.
«Так надо»… Дэн, фыркнув, ушёл из кабинета, повторяя фразу-рефрен. Всякий раз она использовалась Алексом по делу и к месту. Наверное, тогда он тоже «включил экстрасенса», потому что уже в коридоре младший Спаркс начал постепенно осознавать, что именно ему предлагают.
Помощник режиссёра… Чёрт возьми, помощник режиссёра! Самая незаменимая персона в коллективе, можно сказать, правая рука постановщика! Человек, жизнь которого утыкана клавишами и выстлана партитурами[39] – человек, одним жестом начинающий спектакль и контролирующий любые изменения в нём. Человек, сплетающий воедино все ниточки производства, решающий, отвечающий и направляющий… То, чем в театре занимаются четверо, включая Арнольда Спенсера. То, что предлагается теперь ему… Стряхнув мгновенное оцепенение, Дэн развернулся и пошёл обратно в кабинет.
- О, так быстро? Или что-нибудь случилось? – Алекс, уступив стол Джей-Джею, стоял возле полок с бумагами.
- Ты знал, да? Ты заранее был в курсе, что я заинтересуюсь? – кивнув заму, спросил Дэн. Владелец театра покопался в документах для вида и, не выдержав, рассмеялся. Джей-Джей, определённо проинформированный, старательно прятал улыбку. Негодяи!
- Дэн, он тебе не говорил, что упрям, как дятел?
- Всё я ему говорил, Джексон! Нет, но сам момент дорогого стоит, - Алекс, хихикая, посмотрел на молодого человека, - если хочешь правду, я давно замышлял тебя в помрежи перевести. Но было не время для развращающей власти и полномочий.
- А теперь?
- Теперь я спокоен: ты вроде как с иммунитетом, умеешь больше, чем шесть лет назад. Гораздо больше. Дошлифуем навыки – и процесс пойдёт.
Процесс действительно пошёл. Дэн, посомневавшись ещё какое-то время, согласился окончательно. Он не капризничал и не притворялся – но в голове не укладывалось короткое «помощник режиссёра», вмещавшее в себя так много. Незаменимость и независимость, в которые некогда пытался возвести, как в степень, родной отец, пришли сами, без увертюр. Сами откуда-то возникли и партитуры с планами сцен – названная Алексом «вершина эволюционной цепочки» походила на своеобразный экзамен и проверку моральной устойчивости. И наставлявший Дэна Арнольд Спенсер, личность с уникальным терпением и вежливостью, неустанно повторял, что в его работе главное – быть выдержанным. Что бы ни происходило, что бы ни говорили и как бы ни калечили нервную систему извне, помощник режиссёра обязан быть хладнокровнее суперагента.
- Запомни, мой мальчик, теперь ты имеешь дело не с механизмами, а с людьми, - говорил он, - механизмы оставь другим, они могут стерпеть горячность, но людям нужно умение владеть собой.
Для импульсивного Дэна это было сродни дневрекитайским учениям о смысле жизни. Ответственность, руководство целой маленькой Вселенной – хотя, если разобраться, она далеко не маленькая... Наблюдения и бесконечные компромиссы, поиск выхода из трудных ситуаций, променад мимо гримёрок и костюмерных, обход реквизита… У Алекса дома, среди прочих чёрно-белых снимков, появился ещё один – Филиппа Браун, та самая подруга-фотограф, автор «мотоциклиста под пальмами», как-то раз пожаловала на репетицию, дабы запечатлеть красоту творчества. Актёры, техника, софиты. Сваленные на передние кресла вещи… На одной из фотографий Дэн, свесив ноги, сидел на краю сцены, теребя чёлку и листая сценарий. Ничего особенного в снимке не было – младший Спаркс вообще не знал, что его фотографируют, а после безумно стеснялся увиденного. Но Алекс неумолимо поместил кадр в рамочку, заявив другу, что в нём есть подкупающая естественность, и вообще классный Катурян[40] был бы.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |