Бурно М.Е. – Клиническая психотерапия 22 страница

3. Когда дефензивный пациент в течение нескольких лет проходит «университет» терапии творческим самовыражением, он действительно приобретает нечто бесценное, духовное, становится в известной мере специалистом этого дела и готов поделиться своими знаниями, новым мироощущением с теми, кто «мучается в тумане», как он сам когда-то. Тяжелые дефензивно-малопрогредиентные шизофренические пациенты нередко остро завидуют тем, кто делает свое дело с душой, «как шар в лузу, закатился своей личностью в любимую профессию» (слова одной пациентки). Теперь

же, сделавшись в процессе лечения немного психотерапевтами, они не видят уже положение свое таким безысходным, надеются, что смогут и профессионально работать интересно-творчески, как-то близко к тому, что делают сейчас. В самом деле, многим из них (даже без гуманитарной профессии) я разрешил бы профессионально работать психотерапевтами (арттерапевтами, библиотерапевтами) — помощниками врачей.

* Обучая, учимся сами (лат.).

4. В тесном, психотерапевтическом общении с пациентом, подобном себе самому, яснее увидишь «глазом психотерапевта» и свое психастенически-ипохондрическое, депрессивное и т. д. Изучить, понять (хотя бы элементарно) свои болезненные душевные расстройства — значит уже несколько ослабить их, меньше чувствовать.

5. Когда один депрессивный пациент объясняет другому, что, например, в депрессии всегда только кажется, что это тяжкое состояние уже не пройдет, а на самом деле непременно будет светлая полоса, то он объясняет это одновременно и себе самому, что действует порою сильнее, нежели когда кто-то просто объяснял бы ему это. A.A. Потебня (1989) в работе «Мысль и язык» отмечает, что «наша собственная темная мысль мгновенно освещается, когда мы сообщим ее другому или, что все равно, напишем. В этом одном смысле, независимо от предварительного приготовления, docendo discimus»*. И «слово есть настолько средство понимать другого, насколько оно средство понимать самого себя» (с. 127).

6. В психотерапевтической работе, раскрывая себя в качестве человека, лечащего творчеством, общением с природой, погружением в прошлое и т. д., пациент сам испытывает творческое вдохновение как светлый содержательный подъем духа с чувством-пониманием своего жизненного предназначения.

7. У больного с депрессивными расстройствами в общении с подобным себе пациентом-психотерапевтом или даже несколькими такими психотерапевтами нет обычно напряженности-скованности, постоянного колкого самоконтроля, в отличие от общения с врачами или пациентами другого рода (с ним то же самое, что и со мной, он меня понимает и, если буду долго молчать, плохого подозревать, думать обо мне не станет, не будет сердиться, смеяться, пытать вопросами). Не чувствует в таких случаях тягостного противостояния и пациент-психотерапевт, которому обычно трудно помогать тем, кто смотрит на него хотя бы немного сверху или безразличен к нему. Л., 34 лет, с депрессивными расстройствами, пробовавшая себя в психотерапии с больными алкоголизмом, написала мне: «Думаю, чувствую, что я сильнее в утешении мне подобных» (23.07.1990).

8. Часто у дефензивных в настоящем терапевтическом механизме участвует и чувство долга, ответственности. Е., 71 года, сказала мне: «Если б я не работала здесь с группой по понедельникам и средам и не нужно было бы готовиться к занятиям, то спала бы с амитриптилином, не различая дня и ночи».

9. Целебно действует на пациента-психотерапевта и чувство духовного единения с группой. «Это творчество, которое вдохновляет, — рассказывает Е., 71 года. — Говорили о двух мальчиках: Комарове из рассказа Нагибина и застенчивом Никите из рассказа Платонова. Симпатии всех в группе были к Никите, а не к Комарову, и мне было так хорошо от этого».

10.Почувствовав, что пациент-психотерапевт делает ему добро, бескорыстно открывает свою душу, пациент заражается этой доброжелательностью, и ему уже самому хочется делать добро другим. Раньше, бывает, и не знал толком, что такое доброжелательность. А пациент-психотерапевт не знал, что собственная доброжелательность к другому может быть такой целительной для себя самого. А., 48 лет, пишет мне (1.08.1990), что С, 52 лет, «несмотря на боли в пояснице, волнуется еще за нас при поездке на велосипеде по шоссе, и остаются у него силы на приготовление обеда и на длительные беседы. Во время этих путешествий уходит куда-то депрессивная напряженность и растворяется раздражающее чувство самоконтроля. Думаю, главное здесь — это добро С., дружеское, бескорыстное общение на фоне природы».

11.Небольшая группа пациентов, поддерживающих и вне амбулатории друг друга, так и названа ими «группой поддержки». А., 48 лет, отмечает там же: «Потихоньку живу, опираясь на группу поддержки».

12.Нередко благотворно звучат и лирические моменты. «И чисто женское обаяние Наташи тоже немаловажно», — пишет мне один депрессивный пациент (15.08.1990).

13.Терапевтически важно и то, что пациенты доброжелательно, без всякой дифференциальной диагностики и нравственной оценки разбирают-выясняют характерологические особенности, страхи, навязчивости и другие расстройства друг друга, дабы соответственно этому общаться друг с другом. А., 48 лет, отметил в письме: «Серьезно подумалось, что недаром общение — это искусство... И с различными людьми оно и должно протекать по-разному» (15.08.1990).

14.

Практические советы

1. Занимаясь терапией творческим самовыражением в амбулатории, каждый врач параллельно своим занятиям с пациентами может организовать, ради того чтобы дело шло скорее, интенсивнее, такого рода взаимную психотерапевтическую помощь пациентов друг другу — индивидуальную и групповую. Пациенты-психотерапевты работают по специальному расписанию и плану в уютных комнатах амбулатории и нередко в домашней обстановке у кого-либо из пациентов или в парке, на выставке, в путешествии. Врач консультирует эти лечебные занятия, включающие в себя: 1) разговоры-беседы о характерологических радикалах, типичной здесь симптоматике (навязчивости, болезненные сомнения, деперсонализационные расстройства и т. д.), о механизмах лечения творчеством; 2) применение специальных методик терапии творчеством (Бурно М., 1989). Из индивидуально прикрепленных друг к другу пациентов и небольших групп постепенно складывается своего рода саморегулирующееся терапевтическое сообщество.

2. Практически важен вопрос — кого к кому прикреплять для взаимопомощи. Вопрос этот перекликается с близким ему — о душевном складе профессионального психотерапевта, предпочтительном для определения клинического круга его пациентов (Рожнов, Бурно М., 1979). Мой опыт говорит следующее. Психастеник способен особенно хорошо психотерапевтически помогать с ответным целебным воздействием психастеникам, дефензивным циклоидам, астеникам и больным с дефензивно-малопро-гредиентными шизофреническими расстройствами (с последними особенно важно поработать психастенику с ипохондрическими переживаниями о собственной «шизофрении»). Астенический психопат — астенику и больному шизофренией. Дефензивный циклоид — циклоиду, астенику, шизоиду, дефензивно-истерическому психопату (с больными шизофренией контакт, бывает, здесь не складывается: сквозь собственную естественную солнечность-практичность, проникнутую тревожной ранимостью, подозрительностью, обидчивостью, трудно бывает усмотреть, отличить от здоровой жизни именно процессуальное, депрессивно-болезненное, расщепленное [не «хулиганское»] и посочувствовать ему). Дефензивный шизоид с успехом поможет и шизоиду, и больному шизофренией. Дефензивный истерический психопат обычно впечатляюще, актерски помогает другому дефензивному истерическому психопату или циклоиду, а дефензивный эпилептоид — и эпилептоиду, и истерическому психопату. Дефензивные шизофренические пациенты — пациентам с подобными расстройствами и де-фензивно-истерическим психопатам.

3. Когда трудно побудить пациента к целебной для него психотерапевтической работе с другими пациентами (это случается обычно у дефензивно-малопрогредиентных шизофренических пациентов с острой неуверенностью в себе), я объясняю, что это так же важно, как его лечение у врача, и если он не станет помогать другим, то и не имеет права жаловаться мне на свои расстройства — как отказавшийся от лечения.

Заключение

«Эх, сапожник без сапог! — говорят обычно ранимому, застенчивому психотерапевту. — Как же будешь лечить, когда сам тово?..» Но оказывается, самые лучшие психотерапевты для пациентов, страдающих переживанием своей неполноценности, — психотерапевты с подобным расстройством, поднявшие себя к творчеству, светлому мироощущению тем, что помогали родственным душам выбираться из дремучей дефензивности. Без собственного сложного дефен-зивного переживания не войдешь серьезно-целебно в дефен-зивное переживание другого. Без сложного тягостного переживания возможно лишь гипнотически-авторитарно снимать истерические моносимптомы. Самоактуализация личности — центральная тема в сегодняшней психотерапии. Способы целебного личностного роста разнообразны, как и наши пациенты. В. Кречмер (К^сЬтег 1982) рассказывает о западных группах встреч в духе американского психотерапевта Уильяма Шютца, главное в которых — непосредственное, непринужденное общение в удобном доме нагишом, без условностей (эротика, плавание, рисование, музицирование и всякие другие дружеские импровизации, несущие радость самоактуализации). Вольфганг Кречмер отводит в сторону моральные возражения против такого «лечебного рая», поскольку «речь идет о человеке в беде», который почувствует себя уверенным, будет расти личностно только благодаря этим «подлинным и глубоким переживаниям», которые он более нигде не получит (8. 154). Это все, конечно же, так, но, думается, только не в отношении российских дефензивных пациентов с их нередкой болезненной серьезностью чувств. Стыдливые воспоминания могут поистине замучить многих из них, стремящихся к щепетильно-нравственной законченности своих поступков. В то же время наши скромные «платонические» группы творческого самовыражения (тоже в уютной обстановке с чаем, свечами, музыкой, слайдами или в путешествии и т. д.) вспоминают-

ся многими нашими поднявшимися «дефензивами» — со светлым душевным теплом и без тени неловкости. И вести эти группы могут не только дипломированные специалисты, но и их помощники — опытные пациенты-психотерапевты с бесценной пользой для себя.

3.14. О НЕКОТОРЫХ ВИДАХ БИБЛИОТЕРАПИИ (1998) ^,13)

Библиотерапия (лечение чтением книг) как психотерапевтическая система сложилась к середине XX века и прежде всего в США (Бурно М., 1989, 1995). В США сегодня публикуются обширные библиографии работ по лечению чтением книг, выходят периодические издания по библиотерапии. Например, один из отделов Американской библиотечной ассоциации в Чикаго («Отдел лечебных и реабилитационных библиотечных услуг») выпускает журнал «Лечебные и реабилитационные библиотечные услуги» («Health and Rehabilitative Library Services»), а Национальная ассоциация терапии поэзией в Нью-Йорке — «Журнал терапии поэзией» («Journal of Poetry Therapy»). Сегодняшняя библиотерапия бесконечно разнообразна, как и сама психотерапия, как человеческая душа. На Западе она — более религиозная, психологическая (в т. ч. психоаналитическая), у нас — более клиническая, педагогическая.

Вот ипохондрик мчится в страхе, в очередной раз прощаясь с жизнью, в библиотеку и там успокаивается, выяснив за книгой, за атласом, что нет, слава Богу, этот его бугорок — не рак языка. Это нормальный лимфатический фолликул, о существовании которых он прежде не знал, т. к. он не врач, и вот страшное вообразил. Но такому ипохондрику глубже поможет встреча с врачом, который его внимательно осмотрит. Можно порасспрашивать врача, дабы что-то уточнить и окончательно погасить тревожные сомнения. Обрести целебное светлое мироощущение (религиозное, философское), по-видимому, также прежде всего помогает «живое общение со священником, философом, психотерапевтом, а потом уже, по их советам, чтение соответствующих книг. Библиотерапией в узком, истинном смысле (не вспомогательном, не «заменительном») я назвал бы целебное чтение таких книг, которые живут самостоятельной жизнью, отделившись от автора, и при этом у читателя нет надобности что-то у автора уточнять, независимо от того, жив он или давно умер. Это случается, когда книга дышит личностью автора. Тогда, по законам творчества, она как бы живее, глубже, лучше его самого. Мы в тишине погружаемся в эту книгу, и нас охватывает целебное сопереживание, которое Аристотель в «Поэтике» назвал «катарсис» (очищение, от-реагирование: сострадая, очищаемся духовно).

Почему, сострадая-сопереживая, очищаемся от своего тревожного, тягостного душевного напряжения? Потому что в душевном напряжении, в тревожности обычно испытываешь неопределенность, беспомощность своего «Я», неясность своего места среди людей, не чувствуешь себя собою, опасаешься какой-то грядущей беды, а сопереживая (даже горестно сопереживая), вследствие подобия своих переживаний переживаниям того, кому сопереживаешь, возвращаешься к себе, ощущаешь себя, свою особенность, как и во всяком творчестве, и, значит, испытываешь вдохновение. А оно содержит светлую доброжелательность к людям, оно есть Любовь, лечащая нас и тех, кто рядом. Это, конечно, лишь мое, духовно-материалистическое, клиническое объяснение — в противовес объяснениям идеалистическим, религиозным.

Какие же книги лечат, целебно просветляют? Каждого — свои, в зависимости от особенностей страдания. Особенности эти обусловлены особенностями-подробностями характерологического склада или душевной болезни, занавешивающей характер. Французский исследователь литературы, так рано умерший Эмиль Геннекен (1858—1888) создал особое направление в науке — эстопсихологию, рассматривающую (в отличие от литературной критики) произведения искусства «как выражение души — и представителей искусства, да и народа, к которому они принадлежат». Почитатели определенного писателя подобны ему «особенностями душевной организации», это соответствие и обеспечивает у них успех книги, вообще художественного произведения. К примеру, не случайно Бодлер как читатель любит По, Готье, а Флобер восхищается Бальзаком, Гюго. Гейне, Мюссе больше читает молодежь, а Горация — старики (Геннекен, 1892, с. 4, 76, 80—82). Книговед H.A. Рубакин назвал этот открытый Ген-некеном закон («художественное произведение производит эстетическое действие только на тех людей, душевные особенности которых воплощены в его эстетических свойствах») «законом Геннекена», полагая, что этим законом выражена «самая суть, самая основа влияния книги на читателя» (Рубакин, 1975, с. 191—192). Закон Геннекена, думается, лежит и в основе клинической библиотерапии. Возможно было бы, сообразуясь с современным учением о характерах, болезнях, рассказать, как помогает звучание определенного характера автора книги (психастенического, авторитарного, аутистического и т. д.) или его душевного заболевания — в соприкосновении с подобной ему душой читателя. Возможно было бы также показать, какие характеры, душевные расстройства побуждаются в данное время историей, общественными событиями участвовать в возникновении, развитии известных стилей в литературе, искусстве (классицизм, романтизм, экспрессионизм, барокко и т. д.), какие характерологические особенности, душевные расстройства более свойственны отдельным народам и обнаруживаются как национальные особенности художественного произведения. Но здесь лишь отмечу, что для целебного созвучия с автором необязательно совпадение характерологического типа или клинической картины душевной болезни. Порою глубже помогают какие-то грани созвучия в разных характерами людях — писателе и читателе (целебное поклонение автору скорее возможно тогда, когда чувствуешь, что он недосягаемо другой, а все же есть определенное сродство, грань созвучия). Бывает, помогает и то, что автор чужд тебе, но, благодаря этой, возбуждающей душу, чуждости, противоположности, легче возвращаешься к себе самому: я-то другой — и вот какой. А волшебное чувство себя, своей ценности и есть основа целебного творческого подъема-вдохновения.

На Западе, как известно, особенно в телевизионных фильмах, давно уже применяется разнообразное научно-художественное изображение для массовой профилактики и лечения. В нашей библиотерапии также, хотя и робко, складывается-развивается особая область лечения и профилактики специально созданными психотерапевтами рассказами, очерками, стихами, пьесами (пьесы ведь можно и читать в книге). Это не есть раздел художественной литературы; это — область врачевания. Однако целенаправленное лечебно-профилактическое воздействие производится здесь не столько внушением, групповым взаимодействием и другими более или менее техническими приемами, сколько прежде всего научно-художественными образами, научно-художественным изображением переживаний. В отличие от иного художественного рассказа писателя, ощутимо целительно действующего на больного человека, психотерапевтический (психопрофилактический) рассказ может подействовать и не так ярко, но, созданный специалистом, он движется внутренними целебными силами-закономерностями и в этом отношения более профессионально-обстоятелен и лечебно-профилактически проникновенен. По-видимому, первым в нашей стране такого рода библиотерапевтические произведения стал создавать и систематически планомерно применять курортный врач-психотерапевт Давид Александрович Бершадский (1987, 1989-1990). В последние годы подобных попыток становится все больше (Бурно Е., 1993; Бурно М., 1994, 1997-1998; Григорьев Г.И., 1992; Каган В.Е., Левин А.Н., 1990). Конечно же, такая библиотерапия научно-художественным творчеством психотерапевта мягко переходит в родственную ей область некоторых форм психотерапевтического театра, в котором исполняются психотерапевтические (психопрофилактические) произведения (спектакли, концерты) (Бурно М., 1995).

Итак, намеченное выше есть лишь один из подходов в библиотерапии — реалистический, диалектико-материали-стический, одухотворенно-материалистический, клинический подход {клиническая библиотерапия). Суть его — убежденность в определенной материальной, биологической основе самого сложного, глубинного духа, характера, душевной болезни, мироощущенческая убежденность в первичности материи, тела как источника духа. Дух — не материя, его содержание наполняется из общественной жизни, но особенности его, форма, структура мысли и чувства определяются материальными, телесными, часто генетическими особенностями. Например, в душе одного человека содержание общественной жизни преломляется духовно-материалистически, а в душе другого — идеалистически (прежде всего — по природе характера, малозависимо от усилий воспитания, если, конечно, человек рождается с природным характером, не безлик). И это с точки зрения материалистического мироощущения не два разных материальных приемника Духа, а два источника, два сгустка саморазвивающейся Материи-Природы, без которой Дух не существует. Этот духовно-материалистический подход органически близок мне, и клиническая, реалистическая библиотерапия такого рода входит как составляющий момент в сложный психотерапевтический метод — Терапию творческим самовыражением, которую разрабатываю уже много лет. Цель клинической библиотерапии состоит в том, чтобы помочь человеку, благодаря знакомству с элементами психиатрии и характерологии, благодаря творческому чтению прежде всего созвучных ему книг, глубже познать себя, других, себя через других, войти в более или менее стойкое состояние целебного творческого вдохновения, обрести свой Смысл, свою дорогу на Земле и в Космосе — сообразно своим природным особенностям (особенностям характера, хронической болезни). Понять-прочувствовать сильное и слабое в себе, что могу делать лучше, чем другие, чем другое, а что — не мое: вот что для меня важно, дорого, вот во имя чего буду жить. И когда тот знакомый уже нам ипохондрик с тревогой за свой язык просветлеет, укрепится смыслом

жизни в своей душе, его изначальная, природная тревога, конкретизирующаяся в ипохондрический поиск определенной «смертельной» болезни, смягчится, меньше станет ипохондрий, ослабеют они. Клиническая библиотерапия (сколько могу судить по многолетней работе с пациентами без острой психотики и по своему жизненному опыту) чаще серьезно помогает сложно-дефензивным, субдепрессивным пациентам с психастеническим, синтонным, аутистическим характерологическими радикалами или с мозаико-шизоти-пическим смешением различных радикалов.

С точки зрения духовно-материалистического подхода по-своему понятен противоположный подход — идеалистический как основа идеалистической библиотерапии Всякий идеалист (по мироощущению) таков по своей природе, что способен (может быть, с годами или только в состоянии вдохновения) чувствовать известную самостоятельность, из-начальность, аутистичность (самособойность) Духа по отношению к Материи. Дух для тонкого, сложного идеалиста как бы пробивается в нашу жизнь из своего потустороннего Царства символами, сплетающимися в определенные ориентации — религиозные, философско-идеалистические, психологические, психоаналитические. Материя, тело есть для одухотворенного идеалиста временное пристанище, приемник вечного Духа. Идеализм может быть одухотворенно-тонким, сложным, а может быть и грубоватым, как и материализм. Так, марксистско-ленинская коммунистическая ориентация весьма грубовато-идеалистически отрывает дух от человеческой природы, биологии характера. Кстати, представители этой ориентации в литературоведении, искусствознании — И. Иоффе, В. Фриче, М. Каган. Застреваю здесь на материалистическом и идеалистическом мироощущениях, потому что убежден: через это философское размышление многое проясняется в сложной, личностной психотерапии (и том числе библиотерапии). Сквозь зловещий дым агрессивной коммунистической утопии Маркс и Энгельс видятся мне обычными гениями-материалистами, открывшими-разработавшими диалектический материализм (оставляю в стороне экономические открытия Маркса). По складу своему оба они в то же время оказались, к несчастью Человечества, верующими в коммунизм, когда, признав духовное-нематериальное (в отличие от вульгарных материалистов), далеко отошли от биологии к будущей общественной жизни человека. Здесь перестали они быть материалистами, как и родственный им по складу их предшественник — Фейербах. Но кристаллизованный ими из гегелевской диалектики и фейербаховского материализма диалектический материализм как философское мироощущение-мировоззрение способен сложно, одухотворенно развиваться. Именно этим одухотворенно-материалистическим, естественно-научным мироощущением стихийно направляется творчество Дарвина, Корсакова, Чехова, Павлова, Ганнушкина. Одухотворенным диалектико-материалис-тическим, естественно-научным мышлением-чувствованием проникнута и классическая клиническая психотерапия Кречмера и Консторума. Духовный (т. е. преклоняющийся перед духовным как высшим) материалист сегодня нередко способен без всякой авторитарности согласиться с тем, что идеалист по-своему прав, и способен испытывать с ним глубокое созвучие в гранях духовности-нравственности.

Эти два подхода — диалектико-материалистический, естественно-научный (клинический) и идеалистический (психологический) — в своем взаимодействии насущно дополняют друг друга в смысле принципа дополнительности Нильса Бора, и это взаимодействие служит источником духовного развития Человечества.

Для психолога (обычно идеалиста) катарсис — чаще всего самособойное переживание, не отвечающее природным особенностям человека. Так, Л.С. Выготский существом катарсиса считал взрыв-разряд мучительных переживаний, превращающихся при этом в радостные, светлые вследствие противоречивости, заложенной в художественном произведении. Выготский подчеркивал, что пытается, в отличие от Геннекена, «изучать чистую и безличную психологию искусства безотносительно к автору и читателю, исследуя только форму и материал искусства» (Выготский, 1968, с. 17, 271). Так, «чистую и безличную психологию» библиотерапии (в виде той или иной психологической [в т. ч. психоаналитической]) концепции применяет-изучает и библиоте-рапевт-психолог {психологическая библиотерапия). Например, не отправляясь существенно от особенностей характера, клинической картины, одухотворенно, общегуманистиче-ски широко работает библиотерапевтически с пациентами литовский психотерапевт А.Е. Алексейчик. Он тонко-архитектурно описывает неспецифические библиотерапевтиче-ские процессы («успокоение», «удовольствие», «чувство уверенности в себе», «высокая психическая активность», «общее постоянное психическое развитие») и специфические, т. е. специально направленные на нарушения, личность «преимущественно через какой-либо один психический процесс: мышление, чувство, деятельность» («контроль над психическими процессами путем усиления их повторением, воспроизведением деталей или ослабления посредством анализа, оттеснения другими воспоминаниями и эмоциями»,

«эмоциональная переработка», «тренировка», «разрешение конфликта») (Алексейчик, 1985).

При религиозной библиотерапиикатарсис обыкновенно понимается как чувство, переживание встречи с Богом. Так, архиепископ Лука (в миру — профессор-хирург В.Ф. Войно-Ясенецкий) в своей книге «Дух, душа, тело» отмечает: «Читая или слушая слова Священного Писания, я вдруг получал потрясающее ощущение, что это слова Божий, обращенные непосредственно ко мне» (Архиепископ Лука Вой-но-Ясенецкий, 1991, с. 108).

В этом смысл и ахматовского четверостишия:

Не повторяй — душа твоя богата — Того, что было сказано когда-то, Но, может быть, поэзия сама — Одна великолепная цитата.

Современные американские библиотерапевты Арлин Хайнс и Мери Хайнс-Берри в капитальном руководстве по библиотерапии отмечают, что восьмая глава солженицынско-го «Ракового корпуса» (где Ефрем Поддуев в больничной палате пересказывает другим больным толстовский рассказ о том, что «живы люди не заботой о себе, а любовью к другим») есть почти совершенное введение в интеракционную (с активным взаимодействием пациентов между собой — М. Б.) библиотерапию (Hynes, Hynes-Berry, 1989, p. 9). Монахиня Арлин Хайнс, преподаватель библиотерапии в колледже Святого Бенедикта, всемирно известный библиотера-певт, в своей актовой речи в Национальной Ассоциации терапии поэзией «Поэзия — дорога к Божественному» (1990) рассказывает, что поэзия воспитывает в пациентах в процессе библиотерапевтических занятий высокие свойства, интуитив-но-акростихически выведенные ею из слова SPIRIT (Дух): Духовность (Spirituality), Живое восприятие (Perception), Проникновение в сущность (Insight), Уместность (Relevancy), Целостность (Integration), Всеобщность (Totality). То есть пациенты проникаются чувством Бога, становятся зорче, замечая красоту просветов между листьями обычных деревьев, глубже видят, осмысливают обыкновенное, точнее, уместнее подбирают слова для выражения переживаний, становятся цельными, свободными, осознав, что цепи свои выковали себе сами, приобщаются к общей картине мира с чувством личной ответственности и перед Землей, и перед Космосом.

Вслушиваясь в эти чудесные слова, думаю, что Духовность идеалистическая и Духовность материалистическая близки, едины и в нашей жизни, и в нравственно-одухотворенной Библиотерапии.

Психологическая и религиозная библиотерапия существенно помогают многим пациентам без выраженной дефен-зивности — с аутистическим, истерическим радикалами и шизотипической мозаикой радикалов.

Украинский библиотерапевт-исследовательница А.М. Миллер в работе своей с живой эмоциональностью опирается не на личностные, клинические особенности, а на трудную ситуацию, в которой находится герой рекомендуемой больному книги и с которой справляется. Пациент в подобной, травмирующей его обстановке учится у литературного героя «мобилизовать внутренние ресурсы своей личности» и действовать правильно, адекватно (с точки зрения библиотера-певта-педагога, исповедующего в данном случае марксистско-ленинскую ориентацию) (Миллер А., 1975, с. 3, 10). Это, думается, пример педагогической библиотерапии, показанной особенно пациентам с авторитарными, истерическими свойствами и примитивным.

Санкт-петербургский психиатр-психотерапевт О.Н. Кузнецов использует в предложенной им литературоведчески-психологической «пациентоцентрированной библиотерапии психогений непривычных условий существования» роджеровскую недирективность. Обсуждая в беседе с пациентом волнующие пациента художественные произведения (поначалу литературоведческие), библиотерапевт «незаметно подправляет» «действия и мысли пациента». Если пациента волнует совсем не то произведение, в котором возможно усмотреть «причину создавшейся по вине больного психотравмирующей ситуации», библиотерапевт мягко предлагает обратить внимание на другое, «ключевое» произведение, в котором эта ситуация достаточно ясно видится. Во всех случаях следует стремиться превратить «разговор о литературе в беседу о смысле жизни, красоте, рождающейся в непривычных, иногда предельно трудных условиях существования» (Кузнецов, 1993, с. 35, 42).

Понятно, что библиотерапия научно-художественным творчеством психотерапевта также может быть по своей структуре-подходу — клинической, педагогической, психологической (в том числе психоаналитической, экзистенциально-гуманистической), религиозной.

3.15. О ТЕРАПИИ ТВОРЧЕСКИМ ОБЩЕНИЕМ С ПРИРОДОЙ

(1986) ³⁷>

Это — частная методика, сплетающаяся с другими методиками терапии творчеством (терапией созданием творческих произведений, проникновенно-творческим погруже-

нием в прошлое и т. д.) в сложном методе Терапия творческим самовыражением, предназначенном прежде всего для пациентов с психастеническими и психастеноподобными расстройствами.

Дата добавления: 2015-08-28