например, понятия <частичный успех>. Однако исследование Конвея и Росса предлагает еще одну
альтернативу: например, если кто-то пытается бросить курить и не достигает успеха ни в снижении
количества выкуренных задень сигарет, ни в полном отказе от них, то вызванный данной неудачей
диссонанс все-таки может быть уменьшен: курильщику следует <забыть>, как много сигарет он
выкуривал до того, как начал бороться с этой привычкой. - Примеч. автора.
еще большей внутригрупповой сплоченности, вы можете превратить обряд
инициации в процедуру настолько тяжелую, чтобы прошедший ее человек
уже не мог относиться к ней как к пустяковой забаве. Вы можете подкрепить
нужное вам направление разрешения диссонанса еще и устно, подчеркнув
то, насколько процедура была сурова. Это еще больше затруднит для игрока
возможность считать ее легкой забавой.
Оправдание жестокости
И вновь я вынужден повторить то, что уже неоднократно говорил: всем нам
присуща потребность убедить себя самих в том, что мы - порядочные и
разумные люди. Мы не раз наблюдали, как данная потребность заставляет
людей изменять свои аттитьюды в отношении важных для них проблем.
К. примеру, мы были свидетелями следующей ситуации. Если какой-то
человек, не имея достаточного внешнего оправдания, произносил контратти-
тьюдную речь, направленную в защиту легализации марихуаны, и при этом он
был осведомлен, что видеозапись выступления будет показана группе легко
внушаемых подростков, то этот человек стремился убедить себя в том, что ку-
рение марихуаны не так уж и пагубно. Самоубеждение становилось средством,
при помощи которого он мог не чувствовать себя <плохим человеком>.
В данном разделе я хотел бы обсудить некоторые вариации этой темы.
Предположим, ваши действия нанесли огромный вред ни в чем не
повинному молодому человеку. Давайте предположим далее, что этот вред
был реален и очевиден. Ваша когниция <я - человек порядочный, справед-
ливый и разумный> вступит в диссонанс с другой когницией - <я нанес
вред другому человеку>. Если вред очевиден, то вам не удастся уменьшить
диссонанс изменением своего мнения по данному вопросу, убедив себя, что
никакого вреда нанесено не было (так поступали люди в эксперименте с
марихуаной). В данной ситуации наиболее эффективный способ уменьшить
диссонанс - это увеличить до предела виновность жертвы ваших действий,
иными словами, убедить себя в том, что жертва заслуживала то, что получи-
ла: она или сделала что-то, навлекшее на нее беду, или же она была плохим,
зловредным, грязным человеком, достойным всяческого порицания.
Данный механизм может сработать даже в том случае, когда вы не при-
чинили напрямую вред жертве, а лишь испытывали неприязнь к данному чело-
веку (еще до того, как он превратился в жертву) и надеялись, что на него
падет кара.
Например, после того как на территории Кентского университета сол-
даты Национальной гвардии штата Огайо убили четырех студентов - двух
девушек и двух молодых людей, распространились следующие слухи: 1) что
убитые незамужние студентки были беременны (и, следовательно, сексуаль-
но распущенны); 2) что тела всех четверых буквально кишели вшами; 3) что
у жертв был настолько запущенный сифилис, что они все равно умерли бы
в течение двух недель [47]. Конечно, все эти слухи были абсолютно лживыми.
Убитые на самом деле были чистоплотными, порядочными и яркими людь-
ми, более того, двое из них вообще не участвовали в демонстрации, закон-
чившейся трагедией, а просто мирно прогуливались по университетскому
городку, когда их сразили пули национальных гвардейцев. Почему же жители
городка так легко поверили в эти слухи и распространяли их? Невозможно
дать точный ответ на этот вопрос, но моя догадка заключается в том, что
причины распространения слухов во многом оказались схожими с теми, что
вызвали слухи в Индии, проанализированные Прасадом и Синхой (см. выше):
и те и другое уменьшали диссонанс.
Нарисуйте себе следующую картину.
Кент - это весьма консервативный небольшой город в штате Огайо.
У многих жителей радикальное поведение некоторых студентов вызывало
ярость; кое-кто из горожан, вероятно, в душе даже предрекал студентам
неминуемую кару: что посеете, то и пожнете! Однако смерть, по мнению
даже этих горожан, оказалась чересчур суровой карой, и студенты ее вряд ли
заслуживали. В данных условиях любая информация, представлявшая жертв в
дурном свете, помогала уменьшению диссонанса, как бы подспудно под-
тверждая: вот и хорошо, что они погибли. К сказанному можно добавить,
что желание поверить в изначальную греховность жертв, которая давала ос-
нование считать их заслуживающими смерти, выражалось и более открыто.
Так, несколько национальных гвардейцев штата Огайо весьма резко выска-
зались в том духе, что жертвы получили по заслугам, а уже упоминавшаяся в
начале этой книги кентская учительница, проинтервьюированная Джейм-
сом Миченером, зашла так далеко, что заявила: <Всякий, кто появляется на
улицах такого города, как Кент, с распатланными волосами, в грязной одежде
и босоногим, заслуживает того, чтобы быть застреленным>. Это, продолжала
она, касается и ее собственных детей [48].
Трудно отделаться от искушения одним махом записать всех этих людей
в сумасшедшие, однако мы не должны так легко разбрасываться подобными
заявлениями. Хотя с определенностью можно утверждать, что люди, в массе
своей, не ведут себя столь экстремальным образом, как вела себя учительни-
ца из Кента, которую мы здесь цитировали, однако верно и то, что почти на
каждого из нас можно оказать влияние в направлении подобного поведения.
Этот пример хорошо вписывается в теорию диссонанса, однако реша-
ющим доказательством верности этой теории он не является. Например, могло
статься, что национальные гвардейцы были убеждены в том, что студенты
заслуживают смерти, еще до того как гвардейцы стреляли в них и убили их.
Чтобы быть более уверенным, что в подобных ситуациях может дей-
ствительно происходить оправдание жестокости, для социального психо-
лога очень важно на какое-то время уйти от суматохи реального мира и
проверить все предсказания теории в более контролируемом мире экспе-
риментальной лаборатории. В идеале, если мы хотим проследить за измене-
ниями, которые происходят в аттитьюдах в результате когнитивного диссо-
нанса, следовало бы точно знать, каковы были аттитьюды до того, как про-
изошло событие, вызвавшее диссонанс. Подобная ситуация была
сконструирована в эксперименте, который провели Кит Дэвис и Эдвард
Джонс [49].
Они убедили студентов добровольно помочь в проведении следующей
процедуры. Каждый испытуемый должен был наблюдать за собеседованием,
которое проходил другой студент, а затем на основании сделанных наблюде-
ний высказать этому студенту, что считает его пустым, ненадежным и скуч-
ным человеком. Главной находкой данного эксперимента было следующее:
испытуемые, которые добровольно вызвались выполнить то, что от них тре-
бовал экспериментатор, преуспели в убеждении себя, что им не нравится
жертва их жестокого приговора. Короче, после того, как были произнесены
слова, определенно нанесшие вред проходившему собеседование студенту,
испытуемые убедили себя в том, что он их вполне заслуживал; именно по-
этому испытуемые нашли этого студента менее привлекательным, чем он
казался им до того, как его обидели. Этот сдвиг произошел несмотря на то,
что испытуемые были прекрасно осведомлены, что студент не сделал ничего,
заслуживающего их критики, они наговорили ему обидных слов просто по-
тому, что таковы были инструкции экспериментатора.
К похожим результатам привел и эксперимент Дэвида Гласса [50). В его
исследовании индивиды, считавшие себя хорошими и порядочными людьми,
но вынужденные наносить удары током другим людям, всячески умаляли досто-
инства своих жертв, чтобы оправдать ту боль, которую они им причиняли.
Причем самый наглядный результат был получен среди испытуемых с высокой
самооценкой: если же я считаю себя негодяем, то, заставив других страдать, я не
буду испытывать слишком большого диссонанса, следовательно, невелика и
моя потребность убеждать себя, что они заслуживают своей участи. Обратите
внимание на иронию: доставив вам боль, я - исключительно потому, что
считаю себя человеком безупречным, - вынужден буду убедить себя в том, что
вы - предатель, доносчик или еще кто похуже! Другими словами, поскольку
такие безупречные личности, как я, не обижают невиновных, стало быть, это
вы заслуживаете всех тех мерзостей, которые я с вами проделываю.
Существуют обстоятельства, которые ограничивают степень распрост-
раненности данного феномена. Одно из них уже было отмечено: у людей с
низкой самооценкой меньше выражена потребность в умалении достоинств
жертв.
Другим фактором, ограничивающим феномен умаления достоинств, яв-
ляется способность жертвы совершать ответные действия. Если жертва в состоя-
нии и желает нанести в будущем <удар возмездия>, тогда обидчик сочтет, что
справедливость будет восстановлена и, таким образом, нет нужды оправдывать
собственные действия путем умаления достоинств жертвы.
Эллен Бершейд и ее сотрудники [51] провели остроумный экспери-
мент: студенты университета добровольно согласились наносить товарищу
болезненные удары электрическим током; как и предполагалось, в результа-
те подобных действий каждый из испытуемых начинал умалять достоинства
жертвы. Однако половине испытуемых было сказано, что потом все про-
изойдет наоброт: студентам-жертвам будет предоставлена возможность под-
вергнуть той же экзекуции своих мучителей. В результате те, кто поверил, что
жертвы смогут им отплатить, уже не умаляли их достоинств. Короче, из-за
того, что жертвы оказались способны на ответные действия, диссонанс умень-
шился: обидчикам не было нужды принижать жертвы с целью убедить себя,
что те заслужили жестокое обращение.
Вышеописанные результаты предполагают, что на войне потребность
солдат в том, чтобы умалить достоинства жертв из числа гражданского на-
селения, должна быть более значительной (граждане не в состоянии дать
сдачи), по сравнению с потребностью умалить достоинства жертв из числа
военных. Когда заседал военный трибунал по делу лейтенанта Уильяма Келли и
выяснялась роль последнего в расправе над невинными гражданскими лицами
во вьетнамской деревне Май Лай, психиатр, дававший заключение о вменяемо-
сти Келли, заявил, что тот дошел до того, что рассматривал вьетнамцев как
<недолюдей>. Возможно, описанные в данной главе исследования помогают
пролить некоторый свет на данный феномен.
Социальные психологи выяснили, что люди не могут совершить акт
жестокости и выйти из данной ситуации целыми и невредимыми. Я не
знаю наверняка, каким образом лейтенант Келли (и тысячи других солдат)
пришли к тому, чтобы считать вьетнамцев <недолюдьми>, но вполне разумно
было бы предположить следующее: когда мы вовлечены в войну, в которой в
результате наших действий было убито огромное число мирных жителей, мы
можем попытаться умалить достоинства жертв, чтобы в итоге оправдать соб-
ственное соучастие. Мы можем издевательски высмеивать их, относиться к
ним как к <слизнякам> и подвергать их любым формам дегуманизации. Но,
стоит нам только преуспеть в этой деятельности, как - внимание! - обижать
и убивать <недолюдей> окажется куда легче, чем делать то же самое в отноше-
нии таких же людей, как вы сами. Таким образом, подобный способ умень-
шения диссонанса имеет ужасающие последствия: он увеличивает вероятность
того, что жестокости, на которые мы окажемся способными в будущем, бу-
дут все более и более страшными.
Я подробно разовью эту тему в следующей главе. Пока же мне хоте-
лось бы более подробно обсудить тему, сформулированную в главах 1 и 2.
В конце концов люди все-таки отдают себе отчет в своих действиях: не вся-
кий повел бы себя, подобно лейтенанту Келли. В то же время следует отме-
тить, что он был отнюдь не одинок в своем поведении и представляет собой
лишь крайний случай довольно распространенного явления. Чтобы объяснить
массовый характер подобного поведения, очень важно признать, что опреде-
ленные ситуативные факторы могут оказывать очень мощное воздействие на
человеческие поступки. Поэтому, прежде чем описывать эти поступки просто
как дикие или безумные, или злодейские, более мудро было бы исследовать
ситуацию, которая запустила механизм подобного типа поведения. Только пос-
ле этого мы начнем понимать, какую ужасную цену мы платим за то, что
разрешаем определенным обстоятельствам вообще существовать. Возможно,
со временем нам удастся что-то сделать для того, чтобы их избегать. А теория
диссонанса помогает пролить свет на этот механизм.
Конечно, тип ситуаций, о которых идет речь, не ограничивается
войнами. И в мирной жизни может производиться огромное число насиль-
ственных действий против невинных жертв, и эти действия могут вести к таким
оправданиям, которые в свою очередь вызывают новый виток насилия.
Вообразите, что вы живете в обществе, где царит несправедливость в
отношении некоторых групп меньшинств - таких, как чернокожие или <ла-
тины>. Чтобы сделать пример еще более диким, предположим, что на протя-
жении нескольких десятилетий белое большинство не разрешало тем и дру-
гим посещать лучшие муниципальные школы, а вместо этого обеспечивало
чернокожих и <латинов> лишь второсортным, отупляющим школьным обра-
зованием. В результате подобных не бросающихся в глаза форм <запущенно-
сти> средний чернокожий ребенок и ребенок-<латин> менее образованы и
обладают меньшей мотивацией, нежели ребенок-белый их возраста. Первые
показывают худшие результаты по тестам достижений, а это дает гражданс-
ким лидерам блестящую возможность оправдывать свою дискриминацион-
ную политику и, таким образом, уменьшать собственный диссонанс: <Види-
те, - могут сказать они в свое оправдание, - эти люди глупы, потому что
они демонстрируют плохие показатели на тестах, и мы поступаем в высшей
степени мудро, решив не тратить средства на то, чтобы обеспечить им высо-
кокачественное образование. Их невозможно чему-либо обучить>.
Данный феномен получил название <самореализующееся пророчество>.
Оно обеспечивает превосходное оправдание жестокости и отсутствия заботы
о ком-то. Такую же функцию выполняет и атрибуция моральной неполно-
ценности чернокожим и американцам мексиканского происхождения. Мы
загоняем расовые меньшинства в перенаселенные гетто и тем самым со-
здаем ситуацию, в которой цвет кожи почти с неизбежностью развязыва-
ет силы, препятствующие участию людей в использовании тех возможно-
стей для собственного роста и успеха, какими обладает большинство бе-
лых американцев. С помощью магии телевидения представители меньшинств
видят, как другие добиваются успеха и живут в прекрасных условиях, как
и подобает респектабельному среднему классу. Таким образом меньшин-
ства получают болезненное представление о том, что им все эти возмож-
ности, весь этот комфорт и роскошь недоступны. И если фрустрация ведет
их к насилию, а отчаяние - к наркотикам, то их белым братьям и сестрам
легче всего откинуться на спинки кресел и понимающе покачивать голо-
вой, приписывая подобное поведение чернокожих или мексиканцев той
или иной моральной неполноценности.
Как отмечают Эдвард Джонс и Ричард Нисбетт [52], когда какая-либо
неудача случается с нами, мы склонны приписывать ее причину окружающей
среде, но как только мы наблюдаем, что та же неудача случилась с другим, то
ищем причину в каких-то слабостях, присущих личности этого человека.
Психология неизбежности
Джордж Бернард Шоу сильно переживал алкоголизм своего отца, но старал-
ся относиться к этой семейной драме легко. Он однажды сказал: <Если вы не
в состоянии избавиться от тщательно скрываемого семейного скелета в шка-
фу, то можете по крайней мере заставить его поплясать> [53].
В каком-то смысле теория диссонанса описывает способы, с помощью
которых люди заставляют <плясать> свои семейные скелеты, иначе говоря,
пытаются сосуществовать с неприятными последствиями своих действий. Осо-
бенно это проявляется, когда возникает ситуация одновременно и отрица-
тельная и неизбежная; люди пытаются выйти из нее наилучшим образом,
посредством когнитивной минимизации неприятных аспектов ситуации.
В одном из экспериментов Джек Брем [54] достиг того, что дети добро-
вольно съели некий овощ, который раньше, по их собственным словам, им
решительно не нравился. После того как они все-таки его съели, эксперимента-
тор убедил одну группу детей в том, что им придется питаться этим овощем и
в будущем; другая группа детей никаких сведений на сей счет не получила. Ре-
зультаты показали, что те дети, которых удалось уверить в неизбежности пита-
ния этим овощем в будущем, с успехом убедили себя, что он не так плох.
Короче, когниция <мне не нравится эта еда> вступила в диссонанс с когницией
<мне придется и в будущем есть это>; с целью уменьшения диссонанса дети
пришли к убеждению, что данный овощ не столь противен, как они думали.
Джон Дарли и Эллен Бершейд [55] показали, что тот же феномен сра-
батывает применительно не только к овощам, но и к людям. В их экспери-
менте студентки добровольно соглашались участвовать в серии встреч, во
время которых каждая обсуждала свое сексуальное поведение и сексуальные
стандарты с незнакомой ей девушкой. Перед началом этих обсуждений каж-
дая испытуемая получала на руки по две папки, в каждой из которых лежало
описание личности девушки, якобы также добровольно согласившейся уча-
ствовать в эксперименте; описания содержали смесь приятных и неприятных
характеристик. Одну группу испытуемых убедили в том, что им предстоит
взаимодействовать с девушкой, чье описание хранилось в папке А, а вторую
группу - в том, что им предстоит встреча с девушкой, чье описание храни-
лось в папке В. Перед началом реальной встречи всех испытуемых попросили
оценить каждую из двух девушек на основании только что прочитанных
описаний их личностей. Результаты оказались следующими. Те испытуемые,
кто ощущал неизбежность того, что им придется делиться своими интимны-
ми секретами с девушкой, чье описание находилось в папке А, нашли эту
девушку более располагающей к себе, чем ту девушку, чье описание храни-
лось в папке В. И наоборот, испытуемые, считавшие, что они будут вынуж-
дены взаимодействовать с девушкой, чье описание хранилось в папке В,
именно эту девушку сочли более располагающей к себе.
Как и в случае с овощами, неизбежность заставляет наше сердце пере-
полняться нежностью. Знание того, что мне неизбежно придется общаться с
другим человеком, усиливает восприятие мною положительных свойств это-
го человека или на худой конец затушевывает его отрицательные свойства.
Короче говоря, люди склонны извлекать все лучшее из того, что, как им
известно, неизбежно должно случиться.
Затушевывание <негатива> может оказаться вполне адаптивной страте-
гией, когда речь идет о нелюбимой пище или о встрече с человеком, с кото-
рым мы до того ни разу не встречались. Однако в ряде ситуаций подобные
стратегии оказываются катастрофическими. В качестве примера рассмотрим
случай со студентами Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе.
Данные проведенных в середине 80-х гг. геологических исследований
говорили о том, что на протяжении последующих двух десятилетий вероят-
ность того, что в районе Лос-Анджелеса произойдет по меньшей мере одно
значительное землетрясение, составляет 90%. Перед лицом такого неминуе-
мого стихийного бедствия рациональные люди, вне всякого сомнения, дол-
жны были бы осознать грозящую опасность и начать готовиться к ней, изу-
чая все, что возможно, и делая все необходимые приготовления. Однако в
1987 г. два социальных психолога из Калифорнийского университета - Дар-
рин Леман и Шелли Тейлор опросили 120 студентов-старшекурсников и
определили, что ничего подобного на самом деле не происходит [56].
Их результаты оказались обескураживающими: только 5% опрошенных
предприняли хотя бы минимальные меры предосторожности (такие, как выяс-
нение, где находится ближайший огнетушитель); лишь одна треть опрошенных
была в курсе того, как следует себя вести во время землетрясения (забраться под
укрепленный массивный стол или под что-то столь же твердое и надежное или
встать в проеме двери), а практических мер предосторожности, рекомендован-
ных специалистами, не предпринял ни один из респондентов. Оказывается,
даже среди высокообразованных людей типичной реакцией на неизбежную
катастрофу является минимум усилий для подготовки к ней.
Следует отметить, что стили реагирования зависели от условий, в ко-
торых жили студенты. Те, кто проживал в сейсмически ненадежных универ-
ситетских общежитиях, в большей мере старались не думать о землетрясении
или всячески сводили к минимуму предполагаемый ущерб, по сравнению со
студентами, проживавающими в значительно более безопасных частных до-
мах. Иначе говоря, именно те, кто подвергался наибольшему риску в случае
реального землетрясения, отказывались думать о надвигавшейся катастрофе
или недооценивали ее серьезность. Короче, если я абсолютно уверен, что
произойдет землетрясение, то как я смогу оправдать дальнейшее прожива-
ние в небезопасном общежитии? Очень просто: я отвергну саму возможность
того, что землетрясение действительно случится, и не буду даже думать об
этом.
Самооправдание как реакция на опасные и неизбежные события на
короткое время может принести желанное успокоение; но, поскольку оно
удерживает нас от того, чтобы предпринять какие-то шаги, укрепляющие
нашу безопасность, то в долгосрочной перспективе оказывается смертельно
опасным.
Нет необходимости долго останавливаться на том, что геологические
предсказания середины 80-х гг. начали сбываться: зимой 1994 г. действительно
произошло сильное землетрясение в окрестностях Лос-Анджелеса, вызвавшее
значительные разрушения домов и шоссейных трасс, что парализовало дви-
жение транспорта на несколько месяцев. По счастливой случайности (толчки
произошли в 4.30 утра выходного дня) человеческих жертв оказалось отно-
сительно немного. Хотя это и было серьезное землетрясение, большинство
экспертов сходятся во мнениях, что <главное> землетрясение еще впереди и
оно неотвратимо. Как вы полагаете, стихийное бедствие 1994 г. подвигнет
людей на то, чтобы лучше подготовиться к следующему?
Как вы могли заметить, существует странное различие между реакция-
ми детей на нелюбимую еду или студентов на неизбежную встречу с незна-
комым человеком, с одной стороны, и реакциями студентов Калифорний-
ского университета на угрозу неминуемого землетрясения, с другой. В первой
и второй ситуациях испытуемые примирились с неизбежностью того, что им
грозило, и сформировали аттитьюды, подчеркивающие его положительные,
желательные аспекты. Однако в третьей ситуации, весьма вероятно, студенты
находились на грани столкновения с событием, которое угрожало жизни и
по большому счету не поддавалось никакому контролю. И в этой ситуации
раздвинуть границы человеческого воображения настолько, чтобы начать
относиться к грядущему землетрясению как к чему-то желательному или хотя
бы не катастрофическому, было, конечно, невозможно. Что же оставалось?
Предотвращать землетрясения мы не умеем. Все, на что мы можем наде-
яться, - это как-то адаптироваться к ним, хотя и без гарантии, что пред-
принятые меры безопасности нас реально спасут. Поэтому характер нашей
психологической реакции и будет определяться тем, верим ли мы, что пред-
принимаемые меры безопасности смогут реально укрепить наше чувство
контроля над неизбежным. И раз эти действия по обеспечению безопасности
производят впечатление в основном тщетных, то перспектива впустую по-
тратить на них силы послужит лишь увеличению нашего ощущения диссо-
нанса. И мы гораздо охотнее предпочтем консонантное решение: мы будем
оправдывать собственное бездействие, отрицая саму вероятность надвигаю-
щегося бедствия или максимально недооценивая его масштаб.
Важность самооценки
На всем протяжении этой главы мы неоднократно наблюдали, как чувство
(или осознание) приверженности какой-то определенной линии поведения
могло <заморозить> или изменить наши аттитьюды, исказить наше воспри-
ятие или определить тот тип информации, который мы ищем. Кроме того,
мы видели, что это чувство приверженности может сформироваться различ-
ными способами. Это и принятие решения, и энергичная работа для дости-
жения цели, и уверение себя в неизбежности чего-то, и включение в некую
деятельность, последствия которой могут оказаться весьма серьезными (на-
пример, другому человеку будет нанесен вред), и тому подобное.
Как я уже упоминал ранее, самое глубокое осознание приверженности
возникает у человека в тех ситуациях, где на кон поставлена его самооценка.
В сотнях экспериментов, вдохновленных теорией когнитивного диссонанса,
наиболее ясные результаты были получены как раз в ситуациях, где действия
человека угрожали его самооценке, например, в таких, где он совершал
какой-то жестокий или глупый поступок, наводивший его на мысль, что,
возможно, и сам он жесток или глуп. Более того, как и можно было предви-
деть, именно люди с высочайшей самооценкой испытывали наибольший
диссонанс, когда вели себя жестоко или глупо.
А что случается с теми, чья самооценка невысока?
Рассуждая теоретически, если такой человек оказывается вынужден со-
вершить глупый или аморальный поступок, то большого диссонанса он не
испытает. Когниция <я совершил аморальный поступок> находится в консо-
нансе с когницией <я - полное дерьмо, ничтожество и т.п.>. Другими слова-
ми, людей с низкой самооценкой не сильно затруднит совершение амораль-
ных поступков просто потому, что это не вступает в диссонанс с отношени-
ем данных людей к самим себе. В то же время люди с высокой самооценкой с
большей вероятностью будут сопротивляться искушению совершить амо-
ральный поступок, так как это вызвало бы у них значительный диссонанс.
Я проверил это утверждение вместе с Дэвидом Метти [57]. Мы предска-
зали, что индивиды, чье мнение о себе самих чрезвычайно низко, с большей
вероятностью пойдут нажульничанье, как только представится возможность,
по сравнению с индивидами, которые ценят себя высоко. При этом я хотел
бы прояснить, что мы не остановились на чрезвычайно простом предвиде-
нии, что люди, убежденные в собственной нечестности, будут жульничать
больше, чем люди, убежденные в своей честности, а высказали чуть более
дерзкое предположение. Оно основывалось на следующем рассуждении: если
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |