До XIII в. монгольские племена и их подразделения – кочевые группы («курень») были до известной степени независимыми, и часто между ними происходили столкновения. Их предводители вели войны с соседями, заключали союзы с другими кочевыми группами и племенами. Движение за воссоединение и консолидацию возглавили собственно монголы во главе с Чингисханом и мало-помалу, подобно аланам, присоединили к себе окружающие их этнически близкие кочевые общности – меркитов, найманов, кераитов, татар и др., став «ядром» кочевой империи [59, с. 146 – 148]. Сложение империи, дальние завоевательные походы внесли большие изменения в условия жизни монголов. Вся Монголия превратилась в военный лагерь. Племена и их подразделения в одних случаях целиком, в других – частями были включены в военную организацию, построенную по десятичному признаку [120, с. 573].
Для успешного ведения войн кочевникам была необходима мощная военная организация. Исследователям удалось подметить следующее интересное обстоятельство: «…степень централизации кочевников прямо пропорциональна величине соседней земледельческой цивилизации. Именно поэтому кочевники Северной Африки и Передней Азии, номады Восточно-европейских степей объединялись в племенные конфедерации и вождества, а в Центральной Азии, например, таким средством адаптации стала «кочевая империя» [164, с. 24]. Само появление и существование новой родоплеменной аристократии было неразрывно связано с принципиальными изменениями в управлении обществом. Усложнение общественной организации потребовало создания особых органов для управления племенем, а тем более союзом племен. Такие органы управления стали одним из важнейших этапов на пути институализации власти и отделения ее от народа. В развитии политогенеза по военному пути решающим механизмом оказывались уже упоминаемые выше военно-иерархические формы организации власти.
Смысл военно-иерархической формы организации власти заключался в том, что власть военного предводителя во все большей степени основывалась не на авторитете традиций, а на факторах реального социального могущества: на богатстве, широком круге зависевших от него лиц разных социальных категорий и, самое главное, на силе, представленной его дружинниками. Процесс возвышения военного вождя и выделение слоя дружинников предопределили глубокое перерождение военной демократии как формы организации власти. Демократические элементы сходили на нет, реальная власть оказывалась в руках военного вождя с его родней и приближенными, а на месте народовластия вырастало авторитарное военно-иерархическое правление.
Возвышение военной аристократии, дальнейшая имущественная и социальная дифференциация, жажда власти и обогащения военных вождей и их дружин, а также родоплеменной аристократии вызвало усиление как локальных, так и региональных миграционных процессов у алан. В 72 г. н.э. аланы вторглись в Закавказье и подвергли опустошительному нашествию Армению и Антропатену. Новое крупное вторжение алан в Закавказье, отмеченное источниками, состоялось в 135 г. н.э. Во время 1-ой Маркоманнской войны (167 – 175 гг.) аланы появляются в Подунавье, а аланские дружинники при Марке Аврелии (161 – 186 гг.) служат на римской границе в Британии [214, с. 85]. Участие в военных действиях окончательно утвердило господство военной знати у алан, что нашло отражение в появлении в первых веках н.э. дружинных могильников («Золотое кладбище», Зарагажский некрополь на р. Черек, Новочеркасская группа «царских погребений»).
Конфедерация аланских племен не всегда была монолитна. Вожди племен, входивших в конфедерацию, были инкорпорированы в надплеменную военную иерархию, однако их внутренняя политика была в известной степени независимой от центра. Некоторая автономность племен была обусловлена рядом факторов. Хозяйственная самостоятельность делала их потенциально независимыми от центра, главные источники власти (грабительские войны, перераспределение дани и других внешних субсидий, внешняя торговля) были достаточно нестабильны и находились вне степного мира, а всеобщая вооруженность ограничивала возможность политического давления сверху.
У античных авторов можно встретить упоминание об аланских дружинах, принявших участие в тех или иных военных действиях на стороне разных противоборствующих сил. Характерный эпизод – упомянутое Тацитом участие сарматских племен в войне Иберии с Парфией в 35 г. н.э.: «…царь Иберии Фарасман … поднимает сарматов, скептухи которых, приняв подарки от обеих сторон, по обычаю своего племени отправились на помощь и к той, и к другой» [20, с. 276]. Уже в эпоху Великого переселения народов в Галлии, после 406 г., действовали две самостоятельные аланские орды с вождями Гоаром и Респендиалом [47, с. 69].
Рассмотренная форма социальной организации кочевников показывает большое сходство в принципах общественной жизни различных групп номадов. При этом оно прослеживается как между соседними, так и между отдаленными народами, что предполагает наличие общих закономерностей в развитии рассматриваемых явлений. Это обстоятельство позволяет сделать некоторые выводы относительно определяющей роли «военного» фактора в жизни кочевников, и его влиянии на эволюцию таких социально-потестарных структур эпохи классообразования, как племя и союз племен.
Племенная структура и принципы ее организации были наиболее целесообразными и, пожалуй, единственно возможными в условиях подвижной жизни, частых войн, когда одни племена распадались, а другие имели тенденцию к консолидации. В периоды войн и больших переселений, когда появлялась необходимость в сплочении сил кочевых групп, их ополчения объединялись в общее войско племен и конфедераций, и племенная структура обеспечивала функционирование военной организации. Возрастало единство племен и кочевого народа в целом. Упорядочивались высшие звенья племенной структуры, превращавшиеся из отвлеченных генеалогических понятий в реальные военные соединения. Значительно усиливалась власть вождей – военных предводителей, со временем потеснивших представителей старой родоплеменной знати и, в конечном счете, захвативших управление социумом в свои руки.
1.3. Эволюция структур верховной власти алан I – V вв.
1.3.1. Корпоративные мужские союзы
Одним из каналов обретения власти в период разложения первобытнообщинного строя были так называемые корпоративные структуры – мужские союзы, половозрастные группы молодежи, сохранившиеся и в раннеклассовых обществах. Дериваты таких структур обнаружены исследователями если не повсеместно, то очень широко: на Древнем Востоке от Передней Азии до Китая, в античном Средиземноморье, раннесредневековой Европе, в Средней Азии, на Кавказе и в Тропической Африке. Являясь одним из важных путей институализации власти, мужские союзы и тесно связанные с ними возрастные группы молодежи играли большую роль в становлении военно-иерархической структуры управления. В обществах эпохи «военной демократии» молодые мужчины составляли отряды воинов, совершавших набеги на соседей. Связь вождя племени, прежде всего, как военного предводителя, с возрастными группировками молодежи устанавливается по материалам многих этносов.
Истоки системы возрастных группирований заключены: во-первых, в половозрастном разделении труда, возникшем на самой заре человеческого общества; во-вторых, в различии функции членов общества, естественно образующих особые возрастные группы. Такие группы имеют общую производственную основу и единый структурный принцип – критерий реального возраста [73, с. 120]. На ранних этапах развития этого общества генеалогическое родство могло уже не играть существенной роли в системе социальных связей. Важна была не общность происхождения, а принадлежность к одной половозрастной группе, т.е. действовал групповой принцип «счета социального родства». Дальнейшее развитие вело к институализации этих групп, образующих достаточно развитую систему разделения членов общества не только по функциональному признаку, но и по уровню социальной ответственности. Со временем возрастные группировки мужчин могли превращаться в сословия, в зависимости от основных функций (чаще всего в дружины), а их предводители закрепляли за собой соответствующее положение независимо от возраста [170, с. 105].
Как уже было упомянуто, половозрастные группы молодежи встречаются в истории многих обществ древнего мира. Особенно большое значение они приобрели у кочевников, у которых «война и организация войны» определяли образ жизни. На определенном этапе в производственной деятельности кочевого общества намечается и углубляется специализация – оно заинтересовано в создании постоянной военной силы, способной обеспечивать безопасность существования и расширение экономической базы. Эта постоянная военная сила складывается из менее обеспеченной молодежи, которая войной должна создать себе хозяйственную базу – в первую очередь необходимое количество скота [180, с. 88].
В общественном строе древнетюркского народа долган исследователями выделялись и противопоставлялись два социальных термина – «хранители», связанные с традиционными представителями родоплеменной верхушки, и kohuun, совершенно отдельный от «хранителей» общественный слой. В отличие от первых, kohuun не был особым наследственным или связанным родством и традиционным правом слой. Это были просто наиболее физически сильные, смелые, предприимчивые люди, независимо от возраста, и исполнявшие функции защитников племени и составившие в дальнейшем племенную дружину. Ряд близких аналогий среди многих варварских племен позволяет предполагать первоначальную возрастную базу этого деления. [199, с. 72].
Похожее деление на возрастные группы наблюдается и у кочевников в Восточной Африке. Мужская часть общества племени масаи делится на два возрастных слоя - el-moran и el-moruo. El-moruo – женатые отцы семейства, и со своими кочующими стадами ведут мирный образ жизни скотоводов. Напротив, e1–moran – холостая молодежь, живущая в военных лагерях. Е1–moran охраняют границы племени, ведут оборонительные и наступательные бои, захватывая скот и имущество соседей. Важно отметить, что основная масса е1-moran слагается из менее обеспеченной молодежи и, как уже было упомянуто, войной должна обеспечить себе хозяйственную базу [199, c. 73].
Пример классического мужского союза молодых сверстников сохранила «Ригведа». Главный герой эпоса – Индра связан взаимоотношениями с юношами – Марутами, упоминаемыми в «Ригведе» как группа воинов. Индру, который в ведах представлен как нестареющий юноша, сближает с Марутами общий социальный термин marya. Значение слова marya вырисовывается в сравнении с однокоренными словами, как в индоевропейских языках, так и в неиндоевропейских. Так, в индоевропейской традиции этимон mer – «молодой мужчина» дал следующие пучки значений: «молодой человек» (достигший половой зрелости); уже упоминавшийся древнеинд. marya – «юноша (воинственный), смутьян, возмутитель спокойствия»; авестийск. mairyo – «негодяй, молодчик»; латин. maritus – «муж»; древнеперс. marika – «представитель воинского сословия». Те же пучки значений дают и рефлексы прасеверокавказского этимона, связанного с индоевропейским то ли на уровне глубинного родства, то ли в результате заимствования: «самец» (даргин. marga); «муж, храбрец» (ингушск. таr, чеченск. majra); «воин, представитель привилегированной социальной группы» (урарт. mare) [170, с. 107].
Все вышеперечисленные значения легко возводятся к праязыковому «член половозрастного группирования юношей-воинов», в мирное время угрожающих спокойствию социума, во время войны составляющих ударную воинскую силу и при условии воинской доблести получающих право перехода в следующую возрастную ступень. Впоследствии такие группы нередко эволюционируют в привилегированное воинское сословие, предводители которого становятся воинскими вождями.
Маруты в «Ригведе» – юноши, упоминающиеся только как группа, внутри которой отсутствуют, какие бы то ни было индивидуальные характеристики. Напротив, в гимнах подчеркивается их одинаковое происхождение – «родились одновременно», «происходят из одного гнезда», «схожи как близнецы», «среди них, как среди спиц колесницы, нет последнего», «нет среди них ни старших, ни младших, ни средних». Маруты-воины обладают всей воинской атрибутикой и, следовательно, война составляет смысл их существования. Они не расстаются с оружием: «…вы наделены топорами, копьями, проницательны, обладаете добрыми луками, стрелами, колчанами… хорошо вооружены», «…мощные луки – оружие на ваших колесницах» [170, с. 106].
Достаточно близкие аналогии с «Ригведой» встречаются в англосаксонском эпосе «Беовульф», где упоминается два термина, обозначающих военно-дружинное сословие – dugud и geogod. Последний термин «означает «молодежь», социальный слой в среде тех, кто пирует с вождем в дружинных палатах» [132, с. 231]. «Молодежь»-geogod составляла особую дружину сына конунга, представляя собой своеобразный социальный слой эпического общества. Вырастая, они становились опорой власти конунга, его приближенными в битвах и пирах, иначе говоря, древнегерманской военной элитой, знатью.
Как показывают проведенные исследования, в мужских союзах у многих индоевропейских народов огромную роль играл образ волка (пса). Покровитель мужского союза, бог-воитель, почитался именно в этом образе, однако для нас гораздо важнее, что все члены союза также считались псами–волками. Это отчетливо прослеживается на материале архаических скифов, воевавших в Передней Азии. Интересна информация о скифском вожде Ишпакае, который в 70-х гг. седьмого века до н.э., вступив в союз с мидийцами, разгромил киммерийцев. Полиен, рассказывая об этом событии, утверждал, что киммерийцев разбили при помощи «отважнейших псов»[151, с. 38 – 49].
Молодые воины – члены древнеиранских мужских союзов, пройдя обряд инициации, именовались волками. Инициация молодых воинов состояла в их магическом превращении в волков, которые должны были некоторое время жить вдали от поселений волчьей жизнью, т.е. воюя и грабя [151, с. 41]. Обряд происходил с применением наркотических или опьяняющих веществ. Такие факты встречаются в культуре многих ираноязычных племен, в том числе и у алан. Археологи давно обратили внимание на находки в аланских могильниках Северного Кавказа зерен конопли и комочков гашиша [77, с. 287]. Отчасти объяснением служит свидетельство Геродота, писавшего о массагетах: «…собравшись толпой в одно место, массагеты зажигают костер, затем усаживаются вокруг и бросают эти плоды в огонь. От запаха сжигаемого плода они приходят в состояние опьянения, пока, наконец, они не вскакивают, пускаются в пляс и начинают петь песни» [8, Т. I, с. 89]. С учетом реальных этнических и культурных связей алан с массагетами возможно приложить этот рассказ и к северокавказским аланам. Зерна конопли могли использоваться молодыми воинами во время инициации для достижения эйфории.
Представление о воинах как о волках-псах сохраняет также осетинский нартовский эпос. Прежде всего, прародителем нартовского рода Ахсартаггата, который воплощал воинскую функцию трехчленной системы нартов и соответствовал индийским кшатриям, является Уархаг, имя, которого уже давно истолковывали как древнее название волка [42, с.187]. Сказание об Уархаге и его потомках – тотемический миф о происхождении от волка. Один из величайших нартовских героев – Сослан, получил неуязвимость после того, как был закален в волчьем молоке. В одном из рассказов нартовского эпоса, отражающем этапы становления юноши-воина, сообщается, что инициируемому Сослану удается победить инициируемого Тотрадза, лишь облачившись в волчью шкуру [99, с. 206 – 207].
В культах и мифологии мужских союзов у индоевропейцев их покровителем является бог – громовержец и драконоубийца. Здесь уместно вспомнить двойника Индры в нартовском эпосе и преданиях осетин – Уастырджи – Св. Георгия, представавшего в фольклоре в виде волка. В осетинских представлениях, образ Уастырджи – Св. Георгия, приняв многие черты древнего бога – воителя и драконоубийцы, особенно четко сохранил облик покровителя мужчин – воинов и мужского союза. Показательно, что его имя могут произносить только мужчины, а для женщин это табу.
Тесно связан с мужскими союзами и воинскими культами и другой осетинский дзуар, покровитель волков – Тутыр. Во время посвященных ему праздников – Стыр Тутыр – устраивались военные игры, мужские сборы и пиршества, а также многоступенчатая инициация мальчиков и юношей. [99, с. 58 – 68], причем особую роль играл в ней обряд умирания с последующим возрождением, при котором старую душу посвящаемого уносил волк Удхассаг [161, с. 61]. Проявления связей Тутыра, как и Уастырджи, с мужской (военной) сферой в нартовском эпосе и осетинских обычаях чрезвычайно многочисленны.
Как правило, группы «воинов-зверей» были организованы в некий военный союз, характерная основная черта которого – участие юношей. «Они начинают все битвы, они всегда составляют передовой строй, вид которого поразителен; хозяйственными делами они не занимались даже в мирное время» [69, с. 90, 112 – 116]. Вне сомнения, эта группа привилегированных воинов выделялась среди прочих. Основываясь на данных армянского историка Мовсеса Хоренаци, Ф.Х. Гутнов приходит к выводу, что основу воинских соединений алан, принявших участие в походах-балцах на территорию государств Закавказья составили различные возрастные группы молодежи. Согласно источнику, заключая мир с Арташесом, «царь алан дал клятвенные обещания, чтобы отныне юноши аланские не делали набегов на армянскую страну» [1, с. 239].
Половозрастное деление военной организации алан нашло отражение в нартовском эпосе. Главное место в организации занимал институт походов – балц. Наиболее древнее значение – «военная экспедиция», «поездка за добычей». Восходит к древнеир. barti «поездка верхом». В ближайшей связи с балц находится слово бал «(военная) партия»; так именовался отряд или группа воинов, отправлявшихся в совместное предприятие. Каждый из участников такого похода назывался амбал «товарищ» (первоначально «товарищ по походу»). По составу и значению близко к русскому со-ратник [138, с. 11]. Военно-иерархический характер организации балца выражался в следующем: в годичный поход, по обычаю, ходили молодые воины; трехгодичный поход был мероприятием более взрослых и опытных мужчин; в наиболее мужественный период жизни лучшие воины шли в семилетний балц [100, с. 152].
Трех- и семилетние балцы были большими военными походами, в которые ходили нарты, относящиеся к категории wasdatta, или guyppyrsarta – «благородные», или «выпуклоголовые». Последнее, по-видимому, связано с тем, что аланская знать искусственно «вытягивала» своему потомству головы в младенчестве, перетягивая лоб кожаными повязками, что являлось признаком высокого происхождения [77, с. 76]. В нартовском эпосе для акцентирования подвига молодого героя подчеркивается, что «выпуклоголовые» в момент подвига отсутствовали, находясь в семилетнем балце. В отсутствие древних воинов молодой герой побеждает врага в бою или воинской пляске, что подчеркивает самостоятельность и инициативность героя.
Семилетние балцы являлись, надо полагать, главным занятием wasdatta и guyppyrsarta и представляли собой основную привилегию, обеспечивавшуюся групповым статусом возрастных воинов. «Благородные» и «выпуклоголовые» представляют вожаков нартов, они – нартовские «тузы» и виднейшие герои эпоса [42, Т. 1, с. 51].
Военная дружина обозначалась термином «бал» – конная военная партия. Члены такой дружины называли друг друга «амбал» – содружинник (товарищ). Предводитель группы назывался «балхон» – приглашающий в отряд [42, Т. 1 с. 234]. Последний факт говорит о том, что инициатива в организации отряда однозначно определяла вождя группы, планировавшей поход. Он созывал воинов, предлагая будущим победителям добычу, что делало инициатора ответственным за судьбу похода [100, с. 154]. В этом смысле интересно описание Лукианом (II в.) сбора скифских воинов для частного набега.
Организатор набега приносил в жертву быка, варил мясо и садился на шкуру. Любой желающий брал мясо и, став правой ногой на шкуру, обещал доставить (по своим возможностям): наиболее знатные – тяжеловооруженных всадников; люди состоятельные – нескольких воинов; бедные могли предложить лишь свои услуги [23, с. 311] (ср. осетинскую пословицу «Кæд дын дæ галдзармыл нæ ныллæуыдтæн!» – т.е. «Я тебе ничего не обещал»). В таких отрядах собирались воины из различных родов и племен, поэтому основным принципом организации такого войска был не родоплеменной, а принцип личных отношений предводителя и воинов. Из подобных временных объединений постепенно формировались дружины, группировавшиеся вокруг наиболее удачливых предводителей. [61, с. 31]
Как уже отмечалось выше, связь вождя племени, прежде всего, как военного руководителя, с возрастными группировками молодежи устанавливается на материале многих этносов. Такие структуры не только у ираноязычных племен, но и у других народов являлись важным фактором институализации власти. В уже упоминавшейся структуре древнетюркского общества во главе племени стояли три лица, выполнявшие различные общественные функции, из которых главным являлся старший kohuun (военный вождь племени), выделявшийся из младших kohunn-ов (возрастной группы молодежи) [199, с. 76].
Чингисхан, основатель самой обширной империи средневековья, начал свой путь к славе с предводителями молодых авантюристов различного происхождения – «людей длинной воли», разновидности мужского союза. В монгольском обществе постоянно находились отдельные люди, которых тяготила дисциплина родовой общины, где фактическая власть принадлежала старейшинам. Те богатыри или витязи, которые не мирились с необходимостью быть всегда на последних ролях, отделялись от родовых общин, покидали свои курени и становились людьми «длинной воли», или «свободного состояния». Они были принуждены добывать себе пропитание трудоемкой лесной охотой, рыбной ловлей и даже разбоем. С течением времени они стали составлять отдельные отряды, чтобы сопротивляться своим организованным соплеменникам и искать талантливых вождей для борьбы с родами и родовыми объединениями. Число их неуклонно росло и, наконец, в их отряде оказался сын погибшего племенного вождя и правнук общемонгольского хана, член знатного рода – Тэмуджин, впоследствии ставший Чингисханом [59, с. 131].
Таким образом, с мужскими союзами было связано представление о великих воинах – вождях. На ранних этапах они – предводители отряда юношей-воинов, в силу своей принадлежности к соответствующей возрастной категории. Со временем они возглавляют отряды отборных воинов – основную ударную силу социума при конфликтах с соседями. То обстоятельство, что они в дальнейшем становятся руководителями общества, доказывает, что институт власти вождя и далее царской власти возникает из власти военного предводителя отрядов юношей-воинов – вождя племенной дружины на время военных действий, власть которого постепенно распределяется и на управление обществом в мирное время.
В этом плане показательна «аланская проблема». В последнее время у ряда исследователей усилилась тенденция рассматривать термин «алан» в социальном значении [180; 200; 211]. Доводы в пользу такого решения объясняются отсутствием четкой грани между сарматами и аланами, наблюдаемым и у древних авторов, и у большинства современных исследователей. По Аммиану Марцеллину, аланы – общее наименование многих племен, но в то же время допустимо и другое – определенная группа сарматов называлась аланами и, возвысившись над другими племенами, объединила их под своим именем [77, с. 19]. В этом смысле становится понятным социальное значение терминов arya-alani – «благородные» [117, с. 46], что также подтверждает Аммиан Марцеллин: «..все аланы одинаково благородного происхождения» [4, с.305]. Последний факт наталкивает на сравнение с уже упоминавшимися Марутами в «Ригведе»: «схожи как близнецы и среди них нет последнего, как среди спиц колесницы; нет среди них ни старших, ни младших, ни средних».
Это сравнение, а также утверждение Аммиана Марцеллина об отношении аланской молодежи к старшему поколению («у них считается позором умереть в старости»), позволяет прийти к определенным выводам, относительно генезиса верховной власти алан, в пользу значительной роли мужских корпоративных союзов, имеющих возрастной характер.
Подобное развитие событий, когда социальный термин, обозначающий возрастной класс молодежи, играл важную роль в этногенезе, можно найти у других народов. Так, С.П. Толстов, работая в 30-е годы над семантической палеонтологией древнетюркских этнических и социальных терминов, находит, что: «…имя «тюрк» трансформируется от значения возрастного класса молодежи к значению «войско», «военный вождь», и далее «племенная аристократия», «патрициат», «сюзерен», «верховный правитель», дальше – собирательное имя тех народов, у которых в эпоху раннего средневековья господствующая аристократия несла традиции этой общественной организации вне зависимости от их этнической и языковой принадлежности» [199, с. 82].
1.3.2. Военный вождь и дружина в структуре верховной власти
Милитаристский характер большинства кочевых обществ был давно подмечен исследователями. Разнообразные формы внешней эксплуатации (периодические набеги, регулярный грабеж, война и взимание контрибуций, навязываемый вассалитет, данничество, непосредственное завоевание с последующим установлением «суперстратификации») были широко распространены у кочевников древности, средневековья и, в меньшей степени, у народов нового и новейшего времени. Еще Геродот дал яркую характеристику этой стороне их общественной жизни, написав про скифов, что они и подобные им варварские народы «меньше всех ценят тех граждан и их потомков, которые занимаются ремеслом. Напротив считают благородными тех, которым совершенно чужд ручной труд и которые ведают только военное дело» [8, Вып. II, c. 164]. «Как же такому народу не быть непобедимым и неприступным?» [8, Вып. IV, c. 250].
Для успешного ведения войн кочевникам была необходима мощная военно-политическая организация («конфедерация» племен, вождество или кочевая империя). Уже на уровне союза племен имелась тенденция реализации экспансии не в рамках временных военных структур, не имеющих выраженной внутренней организации, а в виде строго организованной дисциплинированной дружины, прообразом которой могли стать мужские союзы и связанные с ними возрастные группы молодежи.
Из мужских союзов постепенно формировалась особая прослойка воинов-профессионалов, которым походы и грабежи давали главный, а затем и единственный источник существования. С самого начала дружина создавалась вне рамок традиции, и объединяли ее членов не родственные и не общинные связи. В такой военной организации чаще всего не сохранялись те грани, которые за её пределами достаточно жестко разделяли людей разного исходного социального статуса, и, прежде всего, разного происхождения. [210, c. 147]. В число дружинников мог войти любой чужак, им мог стать вольноотпущенник, раб. Основой служили профессиональная военная деятельность, ориентация на военный грабеж как главный источник средств к существованию, дополнявшийся личной преданностью удачливому военному предводителю. Группируясь вокруг военного вождя, известного своими успехами, эти воины создавали внутри племени относительно автономную военную силу, на которую в случае необходимости этот вождь мог опереться в противовес соплеменникам [68, c. 234]. Поддерживаемый дружиной, военный вождь мог не только выдвинуться на первое место, но и серьезно распределять влияние и богатства в пределах слоя родоплеменной аристократии.
В исследовании процесса выдвижения военного вождя и становления института дружины у алан большое значение приобретают данные, основанные на материале тех народов, у которых «война и организация для войны» также играли большую роль в жизни общества. Достаточно интересный материал для анализа представляет рассказ Тацита о дружинах у германцев в I в. н.э. В рассказе зафиксирован начальный этап существования слоя военно-дружинной знати, поскольку еще в середине I в. до н.э. Цезарь отмечал у германцев лишь временные военные объединения, собираемые на период ведения боевых действий, тогда как во времена Тацита дружины у германцев приобрели более постоянный характер, составляли устойчивое ядро, вокруг которого в случае войны группируются остальные добровольцы [20, Т. 1, c. 359 – 360].
Данные Тацита свидетельствуют о том, что у германцев в I в. н.э. дружинники представляют собой постоянную социальную группу, существующую и в мирное время. Важно, что выделение слоя профессиональных воинов не устраняет факта вооруженности всего народа. Находясь в основном на содержании вождя, дружинники в то же время были связаны с ним отношениями личной преданности.
В самой дружине намечается определенная иерархия. Дружинники, по-видимому, живут при своем вожде, обособленно от соплеменников и, таким образом, не являются членами общины; об этом говорят указания на то, что вожди всегда, не исключая и мирного времени, «окружены большой толпой отборных юношей», и упоминание о пирах, угощенье на которых заменяет дружинникам жалованье, что подразумевает совместную трапезу вождя и воинов. Об отрыве дружинников от общинной структуры свидетельствует и то, что представители этого слоя могли вступать в дружины других племен.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |