|
Читайте также: |
оледенением, а поэтому индоиранцы, вынужденные
покинуть свою родину, мигрировали
к югу. При этом движении они прошли через
несколько областей Центральной Азии, расположенных,
очевидно, в долинах рек Окса, Инда,
Кубхи и Расы, и из этого региона они, как
видно, снова стали продвигаться путь индийцев
лег к востоку, а иранцев к западу, где мы их
и видим на раннем этапе последнего исторического
периода.
ГЛАВА XII
СРАВНИТЕЛЬНАЯ МИФОЛОГИЯ
Ценность данных сравнительной мифологии как подтверждающих
свидетельств. Использование этого в настоящем исследовании.
— Древние календари арийских рас Европы. — Данные
о множественности рассветов в мифологии литовцев,
греков и кельтов. — Древний римский год из десяти месяцев
и реформа Нумы. — Точка зрения Плутарха. — Указание на
невероятность теории Лигнана. — Древний год кельтов. Завершение
его последним днем октября и указание на начало
зимы и мрака. Праздник зимы в этот день. — Среднелетний
праздник Лугнассада первого августа. — Первое мая как
начало лета. — Дата битвы Мойтура. — Подобная же длительность
древнего норвежского года. — Сравнение с древнегреческим
календарем. Все это указывает на шесть месяцев
света и шесть месяцев мрака. — Подтверждающие данные,
извлеченные из сравнительной филологии. — Две части года
в древнейшие времена. — Дева, имеющая девять образов, в мифологии
кельтов. — Девять шагов Тора в норвежских легендах.
— Сравнение этого с ведическими Навагвами и авестийскими
Вифра Наваза. — Родина Балдера на небесах. Это говорит
о долгом арктическом дне. — Сказания славян об Иване
и трех его братьях. — Длительная ночь в доме Ивана. —
Сравнение с ведической легендой о Троих. — Демон зимы у
славян. — Повествование о рассвете и сумерках в мифологии
финнов. — Указание на долгий день сроком в четыре недели. —
Легенды кельтов и тевтонов о ежегодной борьбе солнечного
бога с мраком. — Балдср и Ходур, Кухулэн и Фомори. — Временные
болезни и диспозиции богов и героев. Взгляд на это
профессора Раиса. — Недомогание означает мрак зимы. —
Мифы кельтов и тевтонов о долгом дне и долгой ночи.
Все это говорит о древней родине в арктическом регионе. —
Рассмотрение недавних исследований этнологов в поддержку
взгляда о европейской прародине. Относятся к Северной Германии
или Скандинавии. — Необходимо углубиться дальше к
северу. — профессор Райе говорит о Финляндии или Белом
море. — Нет расхождений с теорией, говорящей о Северном полюсе
как о прародине всего человечества. — Метод и выводы
профессора Раиса. — Традиции восточных и западных арьев
утверждают мысль об исходной родине в Арктике. — Объясняется
соотношение этого с мыслью о колыбели человечества
на Северном полюсе.
14'
420ГЛАВА XII
главе мы предполагаем рассмотреть, как
ЛЗи до какой степени те заключения, к которым
мы пришли, рассмотрев ведические и авестийские
свидетельства, поддерживаются мифами и
традициями европейских ветвей арийской расы.
Данные, собранные в предыдущих главах, настолько
важны по своему характеру, что с ними
следует считаться, даже если традиции, сохранившиеся
в среде других рас, будут в чем-либо резко
им противоречить. В наших данных нет ничего
специально азиатского, и даже без дальнейших
подтверждений мы сможем уверенно утверждать,
что родина индоиранцев должна была быть также
и древнейшей родиной других арийских на-'
родов вплоть до последней ледниковой эпохи. Но
тем не менее мы должны изучить их традиции,
чтобы узнать, сохранились ли в их древних календарях,
мифах или легендах какие-либо воспоминания
об их исходных землях. Нельзя ожидать,
что свидетельства эти окажутся столь же надежными,
как те, что сохранились в Ведах или
Авесте, но все же они ценны как подтверждающие
материалы.
История таких наук, как сравнительная мифология
и филология, показывает нам, что, когда
ведическая литература и язык стали доступны
европейским ученым, был пролит новый свет на
греческую и римскую мифологию, и похоже, что
ведические и авестийские свидетельства в пользу
арктической теории могут в равной мере послужить
выяснению ряда вопросов, содержащихся
в легендах литературных памятников арийских
рас ЕврВпы. Но этот сюжет столь широк, что не
может быть рассмотрен в пределах одной главы,
да мне не хватает и возможностей выполнить
такую задачу. Поэтому я ограничу себя указанием
здесь на те факты, в которых явно просматриваются
реминисценции, касающиеся древ
СРАВНИТЕЛЬНАЯ МИФОЛОГИЯ 421_
ней арктической родины греков, римлян, кельтов,
тевтонов и славян. Мне следует добавить, что
я очень многим обязан в моем стремлении к этой
цели таким научным и содержательным трудам,
как «Лекции Гибберта» и «Происхождение и развитие
религии в проявлениях кельтского язычества
».
Следуя порядку, принятому в обсуждении ведических
свидетельств, мы сначала займемся вопросом
древнего календаря и посмотрим, сохранились
ли в традициях западных арийских народов
такие данные о древнем годе, которые указывали
бы на черты севера, как, например, на долгий
рассвет, долгие день и ночь или же на периоды
солнечного света, длившиеся менее двенадцати
месяцев. Мы видели, что заря в Ригведе часто
упоминается во множественном числе и что
группа в тридцать зорь-сестер описывается как
непрерывно движущаяся по кругу и существующая
в одном пределе без взаимного разделения. Этот
феномен характерен только для арктического региона.
Такое указание в ведах на зарю не существует
как единственное.
Так, в латышской мифологии зарю именуют
«диэво дукте», то есть «дочь неба», или «дочь
бога», подобно тому, как в Ригведе богиня Ушас
именуется «диво духита», и «поэты-латыши так
же говорят о многих прекрасных дочерях неба,
или дочерях бога», как указывает Макс Мюллер.
Далее этот ученый сообщает, что в греческой
мифоловии мы можем «легко найти среди жен
Геракла носительниц имен, имеющих определенное
значение, как, например, Ауга (Авга) —
(«Свет солнца»), Ксантис («Желтая»), Хрисея («Золотая
»), Иола («Фиалка»), Аглая («Блестящая») и
Зона («Возрождающаяся»), чье имя совпадает с Эос
(«Заря»)». Подобная же история повторяется и в
кельтской мифологии, где солнечный герой Куху
422 ГЛАВА XII
лэн имел жену, чье имя было и Эмер, и Этне
Ингубаи. Профессор Райе замечает по этому поводу,
что «возможно, этот миф говорит не об одной
заре, а о многих, которых бог солнца одаривал
своей любовью в каждый из трехсот с
лишним дней года».
Раньше уже указывалось, что описания ведических
зорь в образах взаимно близких членов
группы предостерегает нас от того, чтобы рассматривать
их как триста и более зорь в году.
Единственный вывод из этого — тот, что здесь
отражена долгая и не прерывающаяся арктическая
заря, разделяемая для удобства описания на
части по 24 часа. В латышской мифологии мы
не находим такого исчерпывающего описания,
как в Ведах, и она не может восприниматься
как правильно указывающая на полярную зарю,
но если мы учтем, что заря там описывается
как дочь неба и о ней говорится во множественном
числе, как и в Ригведе, мы можем распространить
и на эту мифологию заключение, выведенное
нами из более полного описания зари в
Ригведе, как, равным образом, это же относится
и к кельтской и греческим упомянутым легендам.
При разъяснении сути Гавам-аянам (то есть годовой
саттры «путь коров») и соответствующей
легенды о Дашагвах уже упоминалась греческая
легенда о Гелиосе, о котором сообщается, что он
имеет триста пятьдесят быков и много овец, что
явно говорит о годе в триста пятьдесят дней и ночей;
упоминалась и римская традиция, касающаяся
месяца под названием децембер, что явно
указывает на то, что он десятый и последний в
году. Профессор Лигнан в своем очерке «Навагвы
и Дашагвы в Ригведе», опубликованном в
материалах седьмого Международного конгресса
ориенталистов (1886), замечает, однако, что пас
СРАВНИТЕЛЬНАЯ МИФОЛОГИЯ 423_
сажи Плутарха о жизни Нумы, где упоминается
эта традиция, не поддерживают взгляда, что римляне
изначально насчитывали не больше десяти
месяцев в году. Правда, Плутарх упоминает об
альтернативном варианте изменений, внесенных
Нумой в порядок перечисления месяцев: «Сделав
март третьим, тогда как он был первым, сделав
январь первым, а он был одиннадцатым у Ромула
(первого царя Рима, VIII век до н. э.— Н. Г.),
а февраль — вторым, который считался двенадцатым
и последним». Но сразу после этих слов
Плутарх замечает: «Многие, однако, утверждают,
что два месяца, январь и февраль, были добавлены
Нумой, тогда как до этого там считали,
что в году десять месяцев», а в конце этой части
своего текста он приводит собственное мнение:
«То, что римский год содержал сначала только
десять месяцев, а не двенадцать, подтверждается
названием последнего, но они продолжали называть
его децембером, то есть десятым; а то,
что март считался первым, ясно из того, что
пятый после него месяц назывался квинтилис,
шестой — сикстилис, и так до конца всего порядка
». Я уже ссылался выше на этот пассаж и
указывал, что рассуждения Плутарха по проблеме
порядка перечисления месяцев основано на их числовых
номерах, и это не может быть игнорировано.
Если январь и февраль были последними двумя
месяцам^ в древнем римском календаре, мы должны
полагать, что порядок исчисления от квинтилиса
до децембера обрывался после децембера,
что не выглядит вероятным. Поэтому более разумным
будет предположение, что Нума добавил
два месяца к старому исчислению года и что сообщение
о переносе января и февраля от начала в
конец года добавили позднее те, кто не знал,
424 ГЛАВА XII
как исчислять год, имеющий лишь десять месяцев,
то есть состоявший только из 304 дней.
Но, кроме Плутарха, нам известно также свидетельство
Макробиуса, который подтверждал,
что при Ромуле год имел только десять месяцев.
Поэтому не может быть сомнений в том, что существовало
традиционное представление о древнеримском
годе в десять месяцев, и мы видим разумность
соотнесения этого с ежегодными жертвоприносительными
саттрами, описанными в ведической
литературе. Тот факт, что в римском
календаре месяцы именовались по своим порядковым
номерам, говорит об отсутствии для них специальных
названий в древности, и это же выявляется
в разных арийских языках.
Свидетельства о древнем годе кельтов, тевтонов
и греков не выглядят*, однако, достаточно ясными,
но они четко указывают, что в любом
случае год отмечался определенным периодом
холода и тьмы, что указывает на связь между
происхождением древнего календаря и Арктикой.
Профессор Райе отмечает, говоря о старом кельтском
годе: «Поскольку раньше кельты придерживались
обычая считать (учитывать) зимы, ставя
зиму и ночь на первое место перед летом
и днем, я должен согласиться, что последний
день года у ирландцев, день смерти Дайрмайта,
обозначал канун ноябрьской ночи праздника
Хэллоуина, то есть ночи на 1 ноября, на день, известный
в Ирландии как Самхайн, а в Уэльсе
как Нос гэлэн геф, или Ночь зимних календ.
Но и на этом одном не стоит останавливаться,
так как нам известно, что среди слов Кормака
есть свидетельство, что месяц перед началом
зимы был последним, так что первый день первого
месяца зимы был также и первым днем
года».
СРАВНИТЕЛЬНАЯ МИФОЛОГИЯ
С кануном 1 ноября связаны разные суеверия и
обычаи, показывающие, что этот день считался
временем пророчеств и появления духов, и Райе
затем завершает обсуждение проблемы последнего
дня кельтского года следующими словами:
«Выше уже было показано, что учитывалось время,
когда сила солнечного бога начала слабеть,
что отмечалось особым праздничным днем 1 августа,
в который этот бог подчинялся своим врагам
— мраку и зиме. Это был момент триумфа
этих сил после перерыва в проявлении их покорности,
и народное воображение рисовало их наступление,
создавая образы существ неизмеримо
наглых и агрессивных, придавая четкие формы
бесформенным отвлеченным понятиям мрака и холода,
не наделяя эти формы ушами и хвостами,
но описывая их как нечто режущее, черное и
ужасающее, что говорится о высоком уровне развития
воображения».
Все это указывает на завершение осенью
древнего кельтского года и на начало зимы, отмечаемое
в последний день октября, накануне первого
дня ноября, когда устраивался праздник, иллюстрирующий
победу мрака над светом.
Этот же автор сообщает нам и о кельтских
традициях, связанных с серединой лета: «В древней
Ирландии проводились ярмарки и собрания во
время Лугнассада, когда отмечалась победа солнца
в борьбе с силами мрака и смерти, когда
теплота и сила солнечных лучей, одолев холод
и мглу, начинала способствовать созреванию урожая.
Это представало в своем мифологическом
изложении как окончательное сокрушение Фомори
и Фир Волга, гибели их короля и подавление
их злобных заклинаний, а значит, и как торжественное
возвращение Луга, несущего мир и
изобилие, готового взять в жены деву Эринн и
насладиться пиршеством, на котором не будут за
426 ГЛАВА XII
быты и духи предков. Начинала проводиться
свадьба, и тот принц, кто не пришел на последний
день праздника, не мог надеяться на процветание
в этом году.
Лугнассад был большим событием в середине
лета, которое длилось от майских до зимних календ.
Кельтский год можно называть скорее термометричным,
чем астрономичным, и Лугнассад
являлся, так сказать, временем летнего солнцестояния,
тогда как, насколько мне известно, самый
долгий день не имел особого значения», поэтому
«первый день мая должен был, по представлениям
кельтов, являться моментом рождения летнего солнечного
бога». Великий праздник Лугнассад, отмечавший
середину лета, состоялся в начале августа.
О первом мая говорится, что в этот день происходил
бой между Гвином и Гвитуром, влюбленными
в одну и ту же девушку, а поэтому ее
мужем будет тот, кто победит, но они договорились,
что будут начинать бой ежегодно «в день
майских календ и вести его до дня, известного
как Дум, и победа в этот день будет решающей
».
Это означает, по профессору Раису, что «солнечный
бог обретает свою невесту в начале лета,
после того, как его враг захватит ее в начале
зимы».
Райе сравнивает эту легенду с историей Персефоны,
дочери Зевса (богиней плодородия), которую
похитил Плутон, имевший право держать
ее при себе лишь шесть месяцев в году. Мы
можем вспомнить здесь и о богине Деметре, Матери-
земле (родившей Персефону), которая имела
возможность бывать вместе со своей дочерью
только в течение шести месяцев в присутствии
Прозерпины (римской богини растительности), являвшей
собою свежую траву, а остальные шесть
месяцев она тосковала о ней, пребывавшей под
СРАВНИТЕЛЬНАЯ МИФОЛОГИЯ.27
землей (в царстве Плутона). Таким образом,
древний кельтский год выглядит разделенным на
две половины — на шесть месяцев лета и начиная
с 1 ноября — на шесть месяцев зимнего мрака.
Но еще более замечательно то, что в Ригведе
приводится точная дата начала битвы между
Индрой и Шамбарой, а кельтские мифы указывают
точную дату первого боя Мойтура, а также
битвы Лабрэда («Быстрой руки на мече»), правителя
ирландского ада, которому помогал Кухулэн,
с его врагами, называемыми народом Фидга.
Они сражались накануне ноября, «когда кельтский
год начинался с момента увеличения силы
мрака».
Профессор Райе далее подчеркивает, что древний
норвежский год был подобен этому. Великий
праздник норвежцев длился три дня, именуемых
зимними ночами, и начинался в субботу,
приходящуюся на 11 или 18 октября, или на день
между ними. По утверждению д-ра Вигфассона,
этот праздник отмечал начало древнего года
норвежцев. Таким образом, выходит, что древний
норвежский год был на несколько дней короче
кельтского, но профессор Райе считает основанием
этой разницы то, «что зима, а стало
быть, и год, начинается в Скандинавии раньше,
чем на континентальных землях, откуда распространились
кельты».
Относительно же древнего греческого календаря
профессор Райе указал, что старый год завершался
праздником Апатуриа, а новый начинался с
праздника в честь Гефеста и Афины, отмечаемого
в месяце пианепсион, то есть примерно в последний
день октября. Затем профессор Райе сравнивает
кельтский праздник Лугнассад с греческим
праздником Панафинеи, а также празднование
майских календ с греческими таргелиями и
завершает эти сравнения выводом, что «год, ко
428 ГЛАВАXII
торый был общим для кельтского и греческого
календаря, возможно, являлся некогда общим и для
них, и для некоторых других ветвей арийской
семьи.
Это говорит о том, что древние арийские
расы Европы знали и день, и ночь, длившиеся
по шесть месяцев, и их календари отражали модификации
делений арктического года. Сравнительная
филология приводит нас к этому же
выводу, как утверждал О. Шрадер, который писал:
«Почти повсеместно в представлениях разных
народов о хронологическом порядке года выявляется
деление года на две части. На это указывает
наличие параллельных суффиксов в таких
словесных формах, как названия лета, весны
и зимы. Начиная от древних времен до нас дошли
такие слова, как джхи-м и сем-, наличествовавшие
одновременно, а в Авесте взаимно
соответствующими были сима и хама, в армянском
— амарн и джмерн, в тевтонском — сум-ар
и винт-ар, в кельтском — гам и сам, в индийском
— васанта и хеманта. Ни в одном из языков
нет идентичности суффиксов в названиях
трех сезонов. В славянских также год имеет два
основных деления — лето и зима. И наконец,
аналогичные следы древнего состояния присутствуют
также в греческом и латинском».
Далее д-р Шрадер замечает, что раздельные
представления о зиме и лете сочетались воедино
в наидревнейший период, но не было общего
названия для определения года ни в одном (или
почти ни в одном) из арийских языков. И не исключено,
что названия лета и зимы использовались
для обозначения возвращающихся сезонов, самого
факта их возвращения, чаще, чем для слияния
воедино зимы и лета. Поскольку длительность
лета (то есть периода солнечного света)
как противопоставляемая длительности периода
СРАВНИТЕЛЬНАЯ МИФОЛОГИЯ
мрака варьировалась в арктическом регионе от
шести до двенадцати месяцев, представление о годе
в двенадцать месяцев, возможно, было менее
удобно для практического применения на землях
изначальной родины, чем представление о такомто
количестве месяцев зимы и лета, упоминаемых
порознь. И не исключено, что именно этим
можно объяснить такие формулировки в Ригведе,
как «мануш ка юга» или «кшапа» для определения
года.
При обсуждении легенды о Навагвах и Дашагвах
мы указывали, что числительные, включенные
в состав их имен, должны быть воспринимаемы
как напоминания о количестве месяцев
их жертвоприносительнои деятельности. Мысль
профессора Лигнана, что это относится к месяцам
беременности, не только неверна, но и противоречит
выразительному ведическому тексту,
сообщающему нам, что и Навагвы, и Дашагвы
завершали свои ритуалы за десять месяцев. А теперь
взглянем, есть ли соответствующие персонажи
в мифах других арийских народов. Профессор
Лигнан указывал на сходство между Навагвами
и римскими Новемсидами. Это удачное сравнение,
но мы ничего не можем узнать об изначальном
значении этого слова. Мы не знаем
ничего, кроме того, что Новемсиды (или Новемсилы)
были некими латинскими божествами, которые,
судя по дуальной этимологии (то есть «новам
» — «девять» или «новус» — «новый») воспринимались
и в качестве Муз, и в роли новых божеств,
введенных в пантеон в дополнение к
старым богам, известным в стране.
Известная в кельтской традиции Дева, имеющая
девять обликов, выглядит более выразительно, поскольку
она явно связана с солнечным героем Кухулэном.
В изложении Раиса эта история выглядит
так: Кончобар имел дочь, носившую имя Фе
430 ГЛАВА XII
дельм, то есть Девять Обликов, ибо она имела
много проявлений красоты, и каждый из них
был превосходнее другого. И вот «Кухулэн, узнав
о приближении врагов и отправившись вместе
с отцом на битву, вдруг побежал вечером к
месту тайного свидания, где, как он знал, купается
Федельм и ждет его, чтобы подготовить к
завтрашней первой встрече с напавшими врагами
». Это напоминает нам о той помощи, которую
оказывали Навагвы и Дашагвы Индре, принося
жертвенные возлияния сомы, чем одушевляли
его и готовили к битве с силами мрака, то есть
с Валой, Вритрой, Шамбарой и другими демонами.
Таким образом, Дева-Девяти-Обликов может рассматриваться
как парафраз девятикратных жертвоприношений
в Ригведе. Профессор Райе сравнивает
ее с Афиной, тоже имевшей много образов,
и упоминает о том, что она соткала одежду
для своего любимца Геракла и вызвала из
земли источники для его ежевечерних омовений.
Но этим всем не поясняется причина появления
девяти видов красоты, и тайна раскрывается
лишь в предположении, что эти девять
форм соответствуют девяти месяцам солнечного
света, при завершении которых солнечный бог по
лучает поддержку и вдохновляется на борьбу с демонами
тьмы, когда эта поддержка осуществляется
как раз путем проведения девятикратных
жертвоприношений или деяниями Девы-Девяти06
ликов.
В норвежской литературе говорится, что Тор,
сын Земли, убивает дракона, проходит девять шагов
и умирает от яда змеи. Если убийство дракона,
как замечает профессор Райе, понимать
как победу солнечного героя над силами мрака, а
смерть Тора — как уход солнца за горизонт, мы
получим картину, описывающую Тора, солнеч
СРАВНИТЕЛЬНАЯ МИФОЛОГИЯ 4Ц
ного героя, проходящего девять шагов от конца
зимы до конца лета. Эти девять шагов не могут
быть ни девятью днями, ни девятью годами, а поэтому
нет альтернативы мнению, что легенда относится
к девяти месяцам жизни бога солнца до
того, как он покоряется силам тьмы. К этому же
классу относится, как я полагаю, и авестийская
история о Вафре, или, по Шпигелю, о Вифре Навазе
(Яшт, V, 61). О нем говорится, что он был
Тхраэтаоной взброшен на воздух в форме птицы
и летел три дня и три ночи к своему дому, но
не мог вернуться, не мог спуститься вниз. В конце
третьей ночи, когда стала всходить благословенная
заря, он стал молить о помощи богиню
Ардви Суру Анахиту, обещая приносить в жертву
хаому и мясо во время питья воды из реки
Рангхи. Выслушав его молитвы, Ардви Сура
Анахита доставила его домой целого и невредимого.
Вифра Наваза в этой легенде очень схож с
Випрой Навагвой Ригведы. Мы уже видели, что
Навагвы и семь «випрас» упоминаются в Ригведе
вместе (VI, 22, 2) и что Ашвины («випра-вахаса
» в гимне V, 74, 7) пребывают три ночи в далекой
области. Возможно, Навагвы соотносимы с
Ашвинами, где в Авесте Вифра Наваза сходны с
Випра Навагва в Ригведе.
Приведенные легенды из греческой, кельтской
и норвежской литератур показывают, что долгая
ночная тьма была известна предкам арийских
рас Европы. Здесь тоже сохранили четкие реминисценции
года в десять или шесть месяцев солнечного
света, и Навагвы, и Дашагвы Ригведы
имеют свои параллели в мифологии других народов,
хотя сходство не всегда бывает одинаково
ясным в том или ином случае. Ведь эти
шесть или десять месяцев солнечного света в год
обязательно указывают на наличие долгого не
432 ГЛАВА XII
прерывного дня и такой же ночи, и мы встречаем
четкие свидетельства этих характеристик
дня и ночи в норвежской и славянской литературах,
а главное — в легендах. Так, о норвежском
боге солнца Балдере повествуется, что он
пребывал в особой области неба, называемой Бредаблик,
или Широко Сияющая, в самой благословенной
области, где не было ничего нечистого
или отвратительного. Профессор Райе замечает
по этому поводу: «Это очень значимо, что
Балдер пребывал на небесах, и это все выглядит
как относящееся к арктическому лету, когда солнце
совершает свое странствие над горизонтом.
Дополнением к этой картине служит, несомненно,
его столь же долгое пребывание в нижнем
мире».
Соответствие этому мы видим в образе солнца,
распрягающего своих коней среди неба для
долгой остановки, как описано в Ригведе (о чем
мы говорили в главе VI). И славянские рассказы
о трех братьях приводят к тому же заключению.
Там говорится, что: «Некогда жила пара пожилых
людей, имевшая трех сыновей. Два из них
были разумны, а третий, Иван, был глупым. И
в земле, где он жил, не было никогда дня, но
всегда царила ночь. Это был результат влияния
змея, и Иван убил этого змея. Но тогда явился
змей о двенадцати головах, но Иван убил и его
и разрубил все его головы. И немедленно над
Дата добавления: 2015-09-04; просмотров: 68 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| В ВЕДАХ 29 страница | | | В ВЕДАХ 31 страница |