Карета по-прежнему лежала на боку… Здесь, у самой дороги, деревья были не такими частыми, и земли беспрепятственно достигал звездный свет. И Роника увидела конец своего мира в черно-белых тонах. Одна мертвая лошадь валялась на склоне. А между дорогой наверху и тем местом, где остановилась карета, торчали смятые кусты и поломанные деревца…
Они все обыскали кругом кареты. Ни Роника, ни Кефрия не обсуждали вслух, чем именно они были заняты. А ведь они пытались ощупью разыскать мертвое тело внучки и дочери. Потом Кефрия предположила:
– А что, если она в самой карете застряла?…
Карета упокоилась на крутом склоне, причем крышей вниз. Из-под нее торчали сапоги кучера. И Роника, и Кефрия их заметили, но ни та, ни другая ничего по этому поводу не сказали. Сельден и так уже сегодня всякого насмотрелся, незачем указывать ему еще на одного мертвеца. И гадать (как они сами гадали), а нет ли там, под каретой, еще и раздавленного тела Малты, ему тоже не стоило.
Если Роника что-нибудь понимала, карета на своем пути вниз перекувырнулась самое меньшее дважды. Даже и теперь было похоже, что она вот-вот может отправиться дальше по склону.
– Осторожнее, – негромко предупредила она дочь. – Как бы она снова не покатилась…
– Я потихоньку, – бестолково пообещала Кефрия. И медленно стала карабкаться на опрокинутый экипаж. Когда пришлось воспользоваться раненой рукой, она ахнула от боли. Но вот она добралась до боковой стенки и попыталась заглянуть вниз. – Ничего не вижу, – пожаловалась она. – Придется внутрь лезть.
Роника молча слушала, как она сражается с заклиненной дверцей и наконец открывает ее. Вот она спускает ноги в образовавшуюся дыру и постепенно исчезает в ней…
А потом у нее вырвалось полное ужаса восклицание.
– Я наступила на нее!… – буквально взвыла Кефрия. – Малта, Малта, деточка моя, деточка…
Звезды равнодушно и молча взирали вниз с бездонных небес. И вот Кефрия начала всхлипывать:
– Мама, мама, она дышит, она жива!… Малта жива, наша Малта жива!…
ГЛАВА 33
ПРОВЕРКИ НА ВШИВОСТЬ
Уже почти рассвело, когда она потихоньку проскользнула в его каюту. Вне всякого сомнения, она полагала, будто он уже спит.
Но Кеннит не спал. Когда в этот день они вернулись на корабль, Этта помогла ему принять горячую ванну и переодеться в чистое. Потом он выставил ее за двери и разостлал на столе для карт свои наброски и чертежи, касавшиеся Делипая. Разложил линейки, измерительные циркули, перья… окинул взглядом свои предыдущие достижения и нахмурился.
Те предыдущие планы он составлял по памяти. И вот сегодня, с немалым трудом ковыляя по местности, подлежавшей застройке, он быстро понял, что некоторые из его идей, увы, не подлежали воплощению в жизнь. Кеннит выложил на стол чистый лист плотной кальки и начал работу заново.
Подобные занятия всегда нравились ему. Каждый раз он представлял, что творит свой собственный мир. Аккуратный маленький мир, где все правильно и разумно, где все вещи были расположены наиболее выгодным образом. А кроме того, это мысленно относило его в дни его самого раннего детства, когда ему часто случалось играть на полу рядом с рабочим столом отца. В том доме – самом первом, запечатлевшемся в его памяти, – пол был земляным. Отец же, когда бывал трезв, трудился над планами обустройства Ключ-острова. И рисовал он не только свой будущий большой особняк. Он выстраивал в ряд маленькие опрятные домики для слуг, определял, каких размеров участок будет при каждом, даже подсчитывал, сколько земли потребуется для нужного урожая. Отец набрасывал сараи и стойла, загоны для овец и располагал скотный двор таким образом, чтобы навозные отвалы были легко достижимы со стороны огородов и садов. Под его пером возникла даже гостиничка для матросов, буде тем захочется поспать на берегу… Он рисовал одно здание за другим и ставил их так, чтобы связующие дороги получались прямыми и тянулись по ровной местности. В общем, отец создавал план идеального мирка на хорошо укрытом островке. Он часто сажал маленького Кеннита к себе на колени и показывал ему свою мечту. И рассказывал сыну, как в будущем они все там счастливо заживут. Все было так хорошо распланировано. И действительно, на некоторое время – пускай и очень недолгое – мечта отца обрела плоть и познала процветание.
Пока не появился Игрот…
Кеннит усилием отогнал эту мысль и выдворил ее на задворки сознания, чтобы не мешала работать. Он как раз трудился сейчас над эскизом убежища для жителей, которое должно было расположиться у подножия сторожевой башни.
И вот тут-то, по обыкновению без приглашения, подал голос талисман. И поинтересовался:
– Зачем это?
Кеннит хмуро присмотрелся к чернильной загогулине, которую вывела на пергаменте его непроизвольно дрогнувшая рука. Потом тщательно промокнул ее. Все равно останется след. Надо будет потом стереть его песочком с пергамента. Кеннит свел брови и вновь склонился над работой.
– Это здание, – проговорил он, больше отражая вслух свои мысли, нежели обращаясь к талисману, – имеет двойное назначение. Оно может послужить как укрытие в случае нового нападения. А также временным убежищем для делипайцев, пока те заново не выстроят свои дома. Если вот здесь, внутри, они устроят колодец, а внешние стены как следует укрепят, то…
– То смогут счастливо помереть с голоду, вместо того чтобы уехать прочь в кандалах, – жизнерадостно подхватил талисман.
– У охотников за рабами, прибывающих на кораблях, как правило, не хватает терпения для столь длительной осады, – сказал Кеннит. – Они предпочитают быстрый и легкий захват рабов и добычи. Обкладывать хорошо укрепленный город – нет, это не по ним…
– Хорошо, но на что тебе вообще все эти планы? Откуда такое стремление создать лучший город для людей, которых ты втайне презираешь?
В первый миг вопрос действительно озадачил его. Кеннит вновь воззрился на свой план… Да, делипайцы были положительно недостойны жить в столь хорошо упорядоченном месте. Но потом капитан заглянул в себя и обнаружил, что ему было, по совести говоря, все равно.
– Лучше будет, – проговорил он упрямо. – Аккуратней. Опрятней.
– Да нет, дело скорее уж в надзоре и руководстве, – поправил талисман. – Ты просто хочешь наложить свою метину на то, как они станут жить свои жизни. Я вот рассудил, что именно ради этого ты и стараешься. Ты хочешь руководить… Во что ты веришь, пират? В то, что однажды приобретешь достаточно власти, чтобы повернуть время вспять и изменить прошлое? Отменить то, что когда-то случилось? Сможешь вновь вызвать к жизни тщательно разработанный план отца, восстановить его маленький земной рай?… Не получится, Кеннит. Кровь, пролившуюся там, ничем не сотрешь. Кровь впитывается и остается… Она как клякса на превосходно выверенном плане. И ты хоть в лепешку разбейся, а всякий раз, когда ты будешь входить в тот дом, ты будешь ощущать запах крови и слышать крики гибнущих…
Кеннит в ярости отшвырнул перо. К его вящему отвращению, оно оставило длинный и жирный кровяной след поперек всего чертежа… «Нет, не кровяной», – поправился он сердито. Чернила. Просто черные чернила, не более. А чернила можно промокнуть и сцарапать. «Кровь, между прочим, тоже. Со временем…»
После этого он отправился в постель.
Он лежал без сна в темноте и ждал, чтобы к нему пришла Этта. Но когда она вправду появилась, то вошла крадучись, точно кошка после ночной охоты. Он отлично знал, где она побывала. Он слушал, как она раздевается в потемках. Вот она тихонько подошла к своей стороне кровати и хотела тихонько шмыгнуть под покрывало…
– Ну и как там наш мальчик? – спросил он добродушно.
Она ахнула от неожиданности. Он смутно видел ее силуэт и то, как она непроизвольно прижала руку к сердцу.
– Ой, и напугал же ты меня, Кеннит… Я думала, ты спишь!
– Похоже, что думала, – заметил он язвительно. Он сердился и пытался найти разумное объяснение своему гневу. Нет, он сердился не оттого, что она переспала с Уинтроу. Это-то как раз очень даже входило в его планы. Его рассердило то, что она попыталась его обмануть. Следовательно, она держала его за дурака. А значит, требовалось рассеять это ее заблуждение…
– У тебя болит что-нибудь? – спросила она между тем. В ее голосе звучала ненаигранная забота.
– А почему ты спрашиваешь? – ответил он вопросом на вопрос.
– Я решила, что ты, верно, потому и не спишь… Что до Уинтроу, он, я боюсь, пострадал серьезнее, чем мы сначала решили. Днем он не жаловался, но к ночи рука у него так распухла, что он едва рубашку смог снять…
– И ты ему помогла, – предположил Кеннит.
– Да, конечно. Я сделала ему припарку, чтобы уменьшить отек. Потом еще стала спрашивать его о книге, которую сейчас пытаюсь читать. Эта книга показалась мне глупой. Сплошные рассуждения о том, как разобраться, что в человеческой жизни воистину реально, а что проистекает из взглядов самого человека на жизнь. Он сказал – это называется наука философия. А я назвала ее пустой тратой времени. Какой смысл размышлять о том, откуда нам известно, что стол – это стол?… Он взялся спорить, мол, это заставляет нас думать о том, каким образом мы думаем. Ну, я-то по-прежнему полагаю, что все это глупости, но он настаивает, чтобы я продолжала читать… Я и понятия не имела о том, насколько долго мы с ним препирались, пока не ушла из каюты!
– Препирались?…
– Ну, не в смысле ссорились. Правильнее сказать —обсуждали. – Этта наконец приподняла край покрывала и проскользнула к нему в кровать. – Я вымылась, – поспешно пояснила она, почувствовав, как он отстранился от ее прикосновения.
– Вымылась? В каюте Уинтроу? – задал он мерзкий вопрос.
– Нет. На камбузе, там почти всегда можно найти горячую воду… – Этта прижалась к нему и вздохнула. Но потом вдруг проговорила почти резко: – Кеннит, почему ты меня об этом спросил? Ты что, не доверяешь мне? Я же тебе верна…
– Верна?
Его поразило, какое слово она сподобилась употребить. Она порывисто села на постели, ее движение сдернуло одеяла с них обоих.
– Конечно, верна! Всегда верна тебе! А ты что подумал?
Вот и обнаружилось неожиданное препятствие всем его планам, касавшимся Этты. Он потянул за одеяло, и она снова опустилась с ним рядом. Он сказал, тщательно подбирая слова:
– Я просто думал, что ты задержишься со мной лишь на время. До тех пор, пока другой мужчина не заинтересует тебя.
Он чуть заметно пожал плечами, разволновавшись гораздо больше, нежели ему хотелось бы в том признаваться. И с какой бы стати ему волноваться, спрашивается?… Она ведь шлюха. А шлюхи верными не бывают.
– Пока другой не заинтересует меня?… Кто-нибудь вроде Уинтроу, ты имеешь в виду?… – И она даже рассмеялась: – Подумать только, Уинтроу…
– А что, – сказал Кеннит, – он тебе ближе по возрасту, чем я. У него такое славное юное тело, не обезображенное шрамами… ну, почти… и, осмелюсь заметить, две здоровые ноги. Почему бы такому пареньку и не показаться тебе более привлекательным, чем я?
– Да ты ревнуешь!… – сказала она с таким торжеством, как если бы он подарил ей бриллиант. – Ох, Кеннит! Ну что ты такое несешь! Уинтроу?… Я к нему стала проявлять какое-то дружелюбие только потому, что ты того захотел. А теперь благодаря тебе и сама его оценила. Я поняла, что ты хотел, чтобы я в нем увидела. Он многому меня научил, и я благодарна за это. Но с какой бы стати мне менять мужчину на неоперившегося юнца?…
– Он не калека, – заметил Кеннит. – И потом, сегодня он сражался как настоящий мужчина. Он убил врага!
– Да, сегодня он дрался. Но это едва ли делает его взрослым мужчиной. Сегодня он сражался оружием, которое мы ему дали, и применял умения, которые я ему преподала. Он убил врага… и уже весь извелся по этому поводу. Он долго мне задвигал, как это неправильно —отнимать у человека то, что вложено Са! – И Этта добавила, понизив голос: – Он говорил, а сам плакал…
Кеннит попытался проследить ее мысль:
– И из-за этого ты исполнилась презрения, посчитав его за полумужчину…
– Нет. Мне просто стало очень жалко его, хоть и до смерти хотелось заставить его встряхнуться и выкинуть из головы дурь. Бедный мальчик просто пополам разрывается: собственное мягкосердечие и кротость нрава его в одну сторону тянут, а необходимость следовать за тобой – в другую. Он сам это понимает. Он об этом тоже сегодня мне говорил. Знаешь, давным-давно, когда мы с ним только познакомились – вынуждены были познакомиться, – я сказала ему кое-что. Из соображений здравого смысла, не более. О том, что надо ему жить свою жизнь, какой она получилась, а не мечтать втуне о том, какой бы она могла быть, если бы да кабы. И ты знаешь, он так близко к сердцу принял те мои слова, Кеннит…-Этта снова понизила голос. – Теперь он уверовал, что оказался рядом с тобой не иначе как промыслом Са. Он говорит, дескать, все, что происходило с ним с момента отбытия из монастыря, неизменно направляло его к тебе. Он полагает, что и в рабстве побывал по воле Са, для того чтобы лучше понять, отчего ты так ненавидишь рабство. Еще он говорит, что долго сопротивлялся подобным мыслям, а все оттого, что приревновал свой корабль, так быстро переметнувшийся на твою сторону. Та ревность ослепила его и заставила выискивать у тебя недостатки. Но в течение нескольких последних недель он, по его словам, постиг истинную волю Са. И теперь верует, что должен быть с тобой, должен поднимать за тебя свой голос, а если потребуется – и оружие… Что касается оружия, то тут он, правду сказать, ужасается. И это мучит его…
– Бедный мальчик, – вслух выговорил Кеннит. Непросто изображать сочувствие, когда плясать хочется от чувства ослепительного торжества, но все же он попытался. Все получилось почти так же здорово, как если бы Этта переспала с Уинтроу…
Ее руки ласково опустились ему на плечи, она принялась осторожно разминать мышцы. Прикосновение ее прохладных ладоней было приятно.
– Я пыталась утешить его, – сказала она. – Я говорила, что, быть может, его привело сюда не провидение, а простая случайность. И знаешь, что он на это мне ответил?
– Что нет никакой случайности, а есть лишь промысел Са.
Она даже перестала тереть:
– Как ты догадался?
– Это один из краеугольных камней учения Са. Согласно ему, не только немногие избранные удостаиваются особой судьбы. Предназначение есть у каждого. Так что цель любой жизни – определить свое предназначение и исполнить его.
– Довольно обременительное учение, как я посмотрю…
Кеннит покачал головой, не отрывая ее от подушки.
– Человек, верящий в это, тем самым подводится к мысли, что он не менее значителен, нежели кто-то другой. И наоборот: что он не должен мнить себя значительнее кого-либо из ближних. Тем самым достигается изначальное равенство устремлений.
– Но тогда как же быть с человеком, которого он сегодня убил? – спросила Этта.
– Вот на этом-то Уинтроу и споткнулся, так? – негромко фыркнул Кеннит. – Не может принять простой вещи: чье-то предназначение в том, чтобы пасть от его руки, а его собственное – в том, чтобы в нужный момент взмахнуть ножом. Ничего… Со временем он поймет, что не его деяние убило того человека. Это Са свел их вместе, чтобы оба они исполнили должное.
Этта неуверенно проговорила:
– Так ты что… тоже веруешь в Са… и придерживаешься этого учения?
– Когда это сообразно моему предназначению, – высокомерно поведал ей Кеннит. Но тут же рассмеялся, необъяснимым образом чувствуя себя удивительно хорошо. – Значит, вот что мы сделаем для паренька… Дождемся, чтобы восстановление Делипая пошло своим чередом, и тогда отвезем Уинтроу на остров Других. Там я дам ему пройтись по берегу, и пусть Другой предскажет ему его будущее… —И Кеннит усмехнулся в темноте. – А я ему объясню, что означает предсказание.
И, довольный, он перекатился прямо в распахнутые объятия Этты.
…Было ясно: по крайней мере одна из бочек с солониной протухла. Кадушкам с кусками жирной свинины, залитыми рассолом, полагалось стоять плотно закрытыми. А теперь от одной из них пахло, и это значило, что крышка оказалась потревожена. То ли при погрузке, то ли от соприкосновений с другим грузом уже внизу. Теперь протекший рассол и испортившееся мясо не только воняли. Они грозили испортить и другие съестные припасы.
Запах шел из носового трюма, из самого маленького и низкого. Он был емко и плотно заполнен провизией в бочках, ящиках и кадушках. Теперь все придется вытаскивать, протухшую бочку – выбрасывать, а все, замаранное протечкой, – либо тоже выбрасывать, либо тщательно чистить. Запах обнаружил, обходя корабль, Брэшен. Он велел разобраться Лавою, а уж тот передал приказ по инстанции – Альтии. Она в самом начале своей вахты приставила к делу двоих матросов. Теперь над морем уже занимался рассвет, и она решила спуститься вниз – посмотреть, как продвинулось у них дело.
Зрелище, представшее ее глазам, привело ее в ярость. Ее подчиненные переместили лишь половину груза. Запах ничуть не уменьшился, и не было похоже, чтобы обнаружили протекшую бочку или хоть что-нибудь вычистили. Ручные крючья, которыми обычно пользуются грузчики, висели всаженные в брус над головами. Лоп сидел на бочонке, нависнув тощим телом над стоявшим перед ним ящиком. Бледно-голубые глаза матроса пристально следили за перемещением трех ореховых скорлупок. Напротив него сидел Арту и движением грязных пальцев ловко и стремительно менял скорлупки местами.
– Угадай, угадай…-мурлыкал он традиционный зазыв уличных игроков-обманщиков. Неверный свет фонаря играл на лоснящемся шраме старого клейма поперек щеки. Это и был тот самый насильник, о котором говорил Брэшен. Л он был просто глупец, к тому же склонный лентяйничать, Арту же Альтия попросту ненавидела. Она никогда не работала подле него, если могла этого избежать. У мужика были блестящие маленькие крысиные глазки и сморщенные, «куриной жопкой», вечно мокрые губы. В настоящий момент Арту до того увлекся облапошиванием Лопа, что до последнего не замечал ее приближения. Вот он произвел руками последние пассы, остановил свои скорлупки и быстренько облизнул губы.
– Ну, под каким же боб? – двигая бровями, спросил он Лопа.
Альтия подошла к ним и что было мочи пнула ящик, так, что все скорлупки подскочили.
– В которой бочке протухло? – рявкнула она на матросов.
Лоп изумленно уставился на нее. Потом указал пальцем на перевернувшиеся скорлупки:
– Там же нет боба! – вырвалось у него. Альтия ухватила его за шиворот и встряхнула.
– А его и нет никогда! – сказала она ему и отшвырнула Лопа прочь. Он только варежку разинул. Она же повернулась к Арту:
– Почему вы не нашли и не выкинули эту бочку?
Он поднялся, нервно облизывая губы. Он был невысок ростом и кривоног и выглядел скорее быстрым, нежели сильным.
– Да потому, что нетути тут такой! Мы с Лопом уж как старались, все как есть в трюме, значится, перевернули, все углы обыскали, да ничего не нашли! Так, Лоп?
Лоп продолжал таращиться на нее, вылупив бледные зенки.
– Ну не нашли мы ее, госпожа…
– Не двигали вы груз, – сказала Альтия. – Как воняло, так и воняет! А у вас что, носы заложило?
– Это уж, значится, так корабль провонял. – Арту передернул плечами. – Любой корабль, он, значится, немножко воняет. Вот когда ты побываешь на стольких судах, как я… – начал он снисходительно, но Альтия не дала ему договорить.
– Этот корабль не воняет, – сказала она. – И не будет, пока я тут второй помощник. А теперь давайте-ка ищите эту проклятую бочку и выкидывайте ее!
Арту почесал чирей сбоку шеи:
– Да наша вахта уже почти того, значится, госпожа. Может, ребята из следующей вахты чего найдут? – И он удовлетворенно кивнул сам себе, потом заговорщицки пихнул Лопа в бок локтем. Тощий недоумок с готовностью изобразил ту же улыбочку.
– Плохие новости, Арту, – сказала Альтия. – Для вас с Лопом вахта не кончится, пока не доделаете дело. Дошло? А теперь живо за работу!
– Э, так не пойдет! – закричал Арту, вскакивая. – Мы свое уже отработали! Слыхала? Так не пойдет!…
Его покрытая гнусными бородавками рука ухватила ее за рукав. Альтия попыталась вырваться, но его хватка оказалась удивительно сильной. Она замерла. Она не хотела ввязываться в схватку, которую навряд ли сумеет выиграть. Не хотела и рисковать целостью рубахи. Только не с этим типом. Она сузила глаза:
– А ну пусти!
Лоп продолжал по-детски таращиться, вряд ли как следует понимая, что происходит. Потом прикусил передними зубами нижнюю губу.
– Арту… Она же второй помощник…-забеспокоился он опасливым шепотом. – Смотри влипнешь, ой влипнешь…
– Помощник!…-хмыкнул Арту презрительно. И его рука с быстротой прыгающей блохи переместилась с рукава Альтии на предплечье. Грязные пальцы так и впились в ее тело. – Какой она помощник? Баба она, вот что! И она хочет, Лоп! Уж как хочет…
– Чего хочет? – недоуменно спросил Лоп. Он смотрел на Альтию, безуспешно силясь что-то понять.
– Так не верещит же, – пояснил Арту. – Просто стоит себе и ждет. Капитан ей, похоже, уже надоел…
– А она расскажет, – в смятении отшатнулся Лоп.
– Никому она ничего не расскажет, – заверил его Арту. – Ну там, повизжит, повырывается чуток для порядка… А потом улыбаться будет. Сам увидишь! – Арту смотрел на нее и, что называется, лыбился, без конца облизывая и так мокрую «куриную жопку». – Ну что, помощничек? – спросил он и улыбнулся шире, показывая гнилые зубы.
Альтия смотрела ему прямо в глаза и взгляда не отводила. Она не могла позволить себе показать ему страх. Все это время она стремительно соображала. Корабль, может быть, и почуял неладное, но можно ли всерьез рассчитывать на Совершенного?… Последнее время он и так был несусветно пуглив, ему без конца мерещились то змеи, то опасные топляки, он столько раз выкрикивал безосновательные предупреждения, что, даже захоти он поднять тревогу, ему вряд ли кто поверит. Закричать?… Нет, кричать она не будет. Арту по-прежнему смотрел на нее, его маленькие глазки жадно блестели. «Да он того только и хочет, чтобы я закричала», – сообразила она. И оба они понимали, что, получив свое, он ее просто убьет. Другого выхода не будет. Он постарается, чтобы все выглядело как несчастный случай. Свалившийся груз или еще что-нибудь. А Лоп подтвердит все, что Арту прикажет ему подтвердить. Правда, Брэшена не обманешь. Скорее всего, он поубивает обоих. Вот только ей этого увидеть уже не придется…
На все эти мысли ей потребовалось едва ли мгновение. «Ну нет, не дождетесь, – твердо сказала она себе. – Я в своем праве. Это мой корабль. Мое место. Клялась я Брэ-шену, что сумею справиться с матросней? Ну так вот тебе, голубушка, проверка на вшивость…»
– Руки прочь, Арту. Последний раз предупреждаю, – ровным голосом проговорила она. И даже умудрилась не допустить, чтобы голос дрогнул.
Арту наотмашь ударил ее свободной рукой по лицу. Она даже не заметила, откуда пришел удар. Ее голова откинулась на шее, а в ушах так зазвенело, что она еле расслышала испуганный вскрик Лопа:
– Не бей ее!…
И довольный ответ Арту:
– Вот, значит, как она этого хочет? По-грубому?
Его руки зашарили по ее телу, вытаскивая рубашку из штанов. Его прикосновение наполнило Альтию таким отвращением, что в голове мигом прояснилось. Она треснула его что было мочи, еще раз и еще… Он, казалось, ее ударов попросту не заметил. Тело у него было тверже дерева. Он лишь посмеялся над ее усилиями, и Альтия изведала жуткий миг полного отчаяния. Она просто не способна была причинить ему боль – силенок не хватало!… В этот миг она бы удрала, забыв про всякое достоинство, но Арту держал ее крепче тисков. К тому же царивший в трюме бардак делал невозможным сколько-нибудь быстрое бегство. Арту прижал ее к большому ящику. И выпустил одну ее руку, чтобы ухватить за перед рубашки. Хотел разорвать ворот, но прочная ткань не желала поддаваться. Альтия немедленно пустила в ход свободную руку, врезав ему снизу вверх под ребра. На сей раз ей померещилось, будто он несколько дрогнул.
И еще – теперь она успела заметить его ответный удар. И даже вовремя убрала голову, так что кулак угодил не ей по лицу, а прямо в твердые доски. Она услышала треск дерева, а потом – хриплый вопль боли, вырвавшийся у Арту. Понадеявшись, что он, может быть, сломал руку, она попыталась ткнуть его пальцами в глаза. Он в ответ клацнул зубами и до крови прокусил ей запястье. И наконец они потеряли равновесие и свалились. Альтия отчаянно изворачивалась, чтобы только не оказаться внизу. В итоге они упали боком среди ящиков и коробок и продолжали драться в тесноте. Альтии удалось занести руку, и она дважды всадила кулак Арту в брюхо.
Мельком она заметила стоявшего над ними Лопа… Недоумок ахал, охал, чуть не рыдал и от большого душевного расстройства бил себя кулаками в грудь. Думать еще и о нем Альтии было некогда.
Прихватив полную жменю волос Арту, она изо всех сил шарахнула его башку о кстати подвернувшийся бочонок. Его хватка сразу стала слабеть. Альтия приложила его снова. Он ударил ее коленом в живот так, что у нее оборвалось дыхание. А потом перекатился и навалился-таки на нее сверху, пробуя коленом раздвинуть ей ноги. Альтия взревела от ярости, но замахнуться для удара никак не удавалось. Она попыталась подобрать ноги под себя и как следует пнуть его, но он слишком плотно прижимал ее к полу. Он даже засмеялся ей в лицо, думая, что победа близка. Дыхание у него было зловонное.
Альтия видела, как это делается… Она знала, что будет больно. Она как могла отвела голову назад, и с маху ткнула его в лицо лбом. Правда, промазала и раскроила себе лоб о его зубы. Зубы рассекли ей кожу, и с треском вылетели из его челюсти. Он тонко завизжал от невыносимой боли и вдруг отшатнулся, выпуская ее и прижимая руки к окровавленному рту. Альтия не дала ему прийти в себя: принялась лупить по чем попадя, без разбора, лишь бы покрепче. Она услышала хруст собственных костяшек и почувствовала боль, но продолжала беспощадно колошматить Арту, между тем поднимаясь на ноги. Когда ей это удалось, она принялась пинать его ногами.
И остановилась только тогда, когда он со стонами скрючился на боку.
Она откинула с лица спутанные, пропитавшиеся кровью волосы и свирепо огляделась. Ей показалось – битва длилась много часов, но поди ж ты, фонарь продолжал гореть, а Лоп – бестолково пялить на нее глаза. Только теперь она начала как следует понимать, до какой же степени он был туп. Теперь он не бил себя в грудь, а жевал согнутый палец. Когда их глаза встретились, он закричал:
– Я влип, я знаю, я влип!…
В глазах у него был испуг. И нечто вроде вызова.
– Найди протухшую бочку, – велела Альтия грозно, но чтобы продолжать, пришлось сперва отдышаться. – Потом приберись здесь. И тогда можешь идти отдыхать!
Она согнулась вперед, упираясь руками в колени, и несколько раз вдохнула и выдохнула поглубже. Голова у нее кружилась. Она подумала было, что сейчас ее вырвет, но тошнота улеглась. Арту тем временем зашевелился. Альтия снова пнула его, и весьма жестоко. Потом нашарила всаженный в балку грузчицкий крюк.
Арту перекатил голову, глядя на нее одним глазом, второй плотно склеила кровь.
– Гс-жа… нет… нет…-взмолился он сквозь выбитые зубы. И попытался прикрыть руками голову: – Я же те ниче не сделал…
Видно, боль в покалеченной челюсти вконец лишила его способности к сопротивлению. Он только ждал удара.
Лоп зашелся бессловесным криком ужаса. И принялся лихорадочно передвигать ящики и бочонки, разыскивая бочку с испорченным мясом.
Альтия молча сгребла рубаху Арту и проткнула ее крюком. После чего двинулась к трапу, решительно волоча его за собой. Он кричал, брыкал ногами и силился встать. Альтия приостановилась и повернула рукоять крюка. Вместе с крюком провернулась и ткань, плотно притянув руки Арту к телу. Альтия продолжала почти волоком тащить его. Силы быстро убывали, но ярость упорно несла ее вперед. Она слышала, как Совершенный наверху что-то кричал, но что именно – разобрать не могла. К этому времени в люке наверху появилось несколько любопытных рож. Матросы были из вахты Лавоя. Это означало, что старпом, скорее всего, тоже на палубе. Не глядя ни вправо, ни влево, Альтия выбралась наверх, продолжая тащить за собой отбивающегося Арту.
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |