– Куда мы идем? – прокричала она сквозь рев шторма.
– Не знаю!… Пока просто скалу огибаем!…
Дождь промочил его черные волосы, пригладив их к голове и плечам. Вода ручьем сбегала с длинных усов. Волны качали его, грозя свалить с ног.
– Зачем?…-крикнула Этта.
Он не ответил. Он изо всех сил рвался вперед, и она следовала за ним, вцепившись в рукав. Дождь уже не казался таким теплым, как поначалу. Волны, впрочем, тоже. Этта старалась думать только о следующем шаге и ни в коем случае не о лодке по ту сторону острова. «Нас здесь не бросят. Ни в коем случае не бросят…»
– Вон он!…-неожиданно выкрикнул Кеннит. – Вон он, там!…
За утесом обнаружилась небольшая каменная площадка, отграниченная черными сланцевыми обрывами. Тело Уинтроу приподнималось и опускалось, омываемое волнами. А рядом с ним… Рядом с ним виднелось нечто громадное, зеленовато-золотое. Судя по тому, как оно шевелилось в воде, оно было живым. Неожиданно существо вскинуло голову, и Этта поняла наконец, что это было такое. Это была морская змея, покалеченная и выброшенная на сушу. На женщину глянули громадные золотые глаза. Налетела еще волна и почти приподняла змею. Змея сунула голову в воду и снова подняла ее. Потом вытянулась повыше и тряхнула головой. Раскрылась внушительная грива. Змея открыла ярко-алую пасть, обрамленную длинными белыми зубами, и заревела, присоединяя свой голос к голосам бури.
– Уинтроу!!! – заорал в ответ Кеннит.
– Он мертв! – крикнула Этта. – Любовь моя, он мертв! Его убила змея! Мы ничего не можем сделать! Уйдем, пока еще не поздно!…
– Он не мертв! – рявкнул Кеннит. – Я видел! Он пошевелился!
Если бы Этта не так хорошо знала его, она решила бы, что он по-настоящему обезумел от горя.
– Это волны тревожат его! – Она потянула капитана прочь. – Нам надо уходить. Корабль…
– Уинтроу!!!
В этот раз мальчик действительно повернул голову. Никакой ошибки больше быть не могло. Вот только узнать его было не просто, до такой степени опухло обезображенное лицо. Все же вздутые губы выдохнули слабый стон:
– Кеннит…
Этта успела решить, что он звал на помощь. Но Уинтроу втянул в себя воздух и почти прокричал:
– Оглянись… Сзади… Это Богомерзкие!
Весьма своевременное предупреждение. Бескостная рука ухватила Этту за бедро, и женщина завизжала. Сердце дико заколотилось, в ушах поплыл звон. На нее таращились рыбьи зенки, плоско сидящие в круглой лысой башке. Другой уже распахивал пасть, причем распахивал так, как обычному существу не положено: нижняя челюсть отвисала и отвисала, пока пасть не сделалась способна вместить голову человека…
Этта даже не заметила, когда Кеннит успел выхватить нож. Она увидела только, как острое лезвие резануло упругую плоть. Студенистое тело еще растягивалось, прежде чем распасться. «Богомерзкий» взревел, стискивая обрубок. Кеннит быстро нагнулся и отодрал от ее ноги отсеченную руку, так и оставшуюся висеть. И швырнул ее в морду Другому.
– Не трусь, погибнешь! – прикрикнул он на Этту. – Берись за нож, женщина! Вспомни, кто ты такая!
И с презрительной яростью повернулся навстречу новому противнику.
Его окрик что-то изменил в ней. А может, и не окрик, а ощущение рукояти ножа в ладони. Она выдернула его из ножен и с яростным визгом насела на этих тварей, нагло пытавшихся ее околдовать. Наскочив, она резанула одного из Других, глубоко располосовав живой студень. Он не обратил на нее внимания. Он скользил в воде с легкостью, которой ему так недоставало на суше. Кеннит разделался с «Богомерзким», который первым попытался схватить ее, но больше на нее нападать никто не пытался. Скорее, Другие пытались обтечь их с Кеннитом – и окружить застрявшую на суше змею, а с нею и Уинтроу.
– Она наша! – шипели они.
– Она наша Богиня!
– Не смей похищать нашу Провидицу!…
– Найденное на Берегу Сокровищ должно здесь и остаться!…
Их квакающие голоса напоминали лягушачий хор. Они приблизились к змее, и кое-кто уже заносил короткие трезубцы, намереваясь пырнуть. Что было у них на уме? Хотели убить ее?… Или, может, куда-то загнать?…
Но, какова бы ни была их цель, Уинтроу, похоже, собирался лечь костьми, однако помешать им. Он кое-как поднялся, и Этта не могла понять, почему он не падал замертво. Он весь распух, словно несвежий утопленник. Глаза превратились в щелки – у него отекли не только веки, но даже лоб. Но некоторым образом он собрал достаточно сил, чтобы, сопротивляясь волнам, обойти змею и решительно заслонить ее от истязателей.
– Изыдите, Богомерзкие! – возвысил он голос. – Подите прочь! Пусть Та, Кто Помнит, свободно исполнит свыше данное предназначение!…
Странно прозвучала эта короткая речь: Уинтроу ни дать ни взять механически повторял что-то на языке, которого сам не знал. Очередная волна едва не сшибла его. И она же наконец оторвала змею от камней. Ее кольчатый хвост немедля пришел в движение. Она быстро переползла короткое расстояние, отделявшее ее от моря. Еще несколько волн – и она, освободившись, исчезнет.
Похоже, Другие великолепно понимали это. Они ринулись вперед, тыча трезубцами и всячески пытаясь загнать змею обратно на сушу. Одному из них выпало схватиться с Уинтроу. Распухшая рука подростка зашарила у пояса и нашла нож. Он вытащил его и попытался принять боевую стойку. Этту в самое сердце поразило это простое движение: ведь именно она его ему обучила. А между тем она тоже держала в руках нож… и стояла, ничего не предпринимая! Между тем как Уинтроу, ее ученика, собирались убить!!! Ну уж нет!!! Этта с бешеным визгом устремилась вперед. Она подлетела, расплескивая воду, и с силой ударила ножом в улиточный зад… Нож безвредно отскочил от плотных чешуи. У Другого не было оружия, но он напал без раздумий. Уинтроу успел неплохо полоснуть его, но «Богомерзкий» перехватил его руку с ножом. Подросток внезапно застыл. Этта легко догадалась почему. Совсем недавно и она испытала нечто подобное.
Ей второй удар оказался удачнее первого. Всадив нож, она двумя руками схватилась за рукоять и рванула лезвие на себя, разваливая тело Другого. Плоть расступалась, но крови не было. Она даже не была уверена, заметил ли он рану. Она снова пырнула его, целясь повыше. К ней подоспел Кеннит и принялся кромсать руку, державшую Уинтроу. Другой заскользил прочь, таща с собой мальчика.
И тут сверху к ним наклонилась змеиная голова. Челюсти сграбастали Другого, охватив его голову и плечи.
Змея выдернула Другого из воды и с явным отвращением зашвырнула далеко прочь. Уинтроу зашатался, едва не сбитый с ног в толкотне… Кеннит мгновенно схватил его за руку:
– Он у меня… Бежим!
– Она… она должна уйти, – пробормотал Уинтроу. – Не дайте им поймать ее… Та, Кто Помнит, должна вернуться к своему народу…
– Если это ты о змее, – сказал Кеннит, – ей, как я посмотрю, уже особо не нужна ничья помощь. Она и так делает с ними что пожелает… Пошли, парень! А то в самый прилив попадем!
Этта ухватила Уинтроу за другую руку. Мальчишка, похоже, почти ослеп от отеков, глаза совсем закрылись на малиново-багровом лице. Точно неуклюжая подбитая гусеница, тащились они обратно кругом скалы, борясь с волнами и беспощадным дождем… Волны набирали мощь, и, даже когда они отступали, вода была никак не ниже колен. Они двигали камни и вымывали из-под ног песок. Этта боялась даже думать, каким образом удерживался на ногах Кеннит, но он шел и шел, вцепившись одной рукой в Уинтроу, а другой – в неразлучный костыль. Скальный мыс порядком выдавался в море, и, насколько помнила Этта, им предстояло одолевать довольно глубокие места… если они вообще хотели добраться до берега. О том, что им предстоял еще неблизкий путь через остров, и о лодке, которая, может, ждала их там, а может, и не ждала, она предпочитала не вспоминать…
Она лишь однажды оглянулась назад. Змея окончательно отвоевала себе свободу, но удирать в море не торопилась. Вместо этого она одного за другим ловила пастью Других. Одних она отшвыривала, не нанося видимых повреждений, другие падали вниз перекушенными пополам.
– Богомерзкие…-без конца повторял тащившийся рядом с Эттой Уинтроу. В его голосе звучала застарелая ненависть. – Богомерзкие…
Налетела первая по-настоящему большая волна. Ноги Этты оторвались от песка, и, когда волна схлынула, она чуть не упала. Она даже схватилась за Уинтроу, чтобы устоять. Ей почти удалось это – и всех троих накрыла следующая волна. Она услышала предостерегающий крик Кеннита, и окунулась с головой, набрав полные ноздри и рот воды пополам с песком. Она вынырнула, отфыркиваясь и выплевывая муть, и едва проморгалась. Мимо нее проплыл костыль Кеннита. Не думая, она поймала его. Кеннит, как выяснилось, держался за другой конец. Перехватывая, он подобрался к ней и вцепился в плечо.
– К берегу! – приказал он, но она не могла понять, где же берег. Она завертела головой, но всюду вокруг были все те же черные скалы, белая пена у их подножий и плавающие кругом ошметки трупов Других. Змеи нигде не было видно. Берега тоже. Сейчас их либо разобьет насмерть о скалы, либо унесет в море, где они и утонут. Этта изо всех сил держалась за Кеннита. Уинтроу висел почти что мешком, слабо пытаясь загребать руками.
– Проказница… – сказал Кеннит. Новая волна приподняла их, и Этта увидела берег. Как они оказались так далеко от него за столь короткое время?…
– Туда!… – закричала она. Потянулась к берегу и забилась, стараясь достать ногами дно. Однако волны безостановочно тащили их прочь. – Мы не выплывем! – вырвалось у нее. Вода плеснула ей в лицо, и Этта чуть не захлебнулась. Отплевавшись, она повернулась в сторону пляжа: – Туда, Кеннит! Туда! Берег там!…
– Нет, – поправил он. – Не туда. – В его голосе звучало радостное изумление. – В море! Там корабль! Проказница!… Сюда, девочка моя!… Мы здесь!…
Этта повернула голову… Живой корабль в самом деле полным ходом мчался к ним сквозь хлещущий ливень. Уже можно было разглядеть на палубе матросов, быстро вываливавших за борт шлюпку.
– Они не доберутся до нас… – прошептала Этта в отчаянии. Не успеют…
– Положись на Госпожу Удачу, дорогая моя. Положись на нее! – подбодрил Кеннит. И свободной рукой принялся решительно грести в сторону корабля.
Уинтроу лишь смутно осознавал, что его спасают. Его необыкновенно раздражало это обстоятельство. Он чувствовал себя настолько живым, был так переполнен чувственными воспоминаниями, что мечтал лишь об одном – полежать неподвижно и не спеша во всем разобраться. Но его знай хватали и тащили куда-то. Женщина к тому же без конца трясла его и кричала в ухо очень противным голосом, призывая очнуться. Был и мужской голос. Он орал на женщину, требуя, чтобы она держала его, Уинтроу, голову над водой, – она что, не видит, что он попросту тонет?… «Да заткнитесь вы оба, – лениво думал спасаемый. – Отстаньте. Оставьте в покое…»
Он столь многое помнил. И свое предназначение, и великое множество жизней, прожитых до того, как началась нынешняя. Все воспринималось с невероятной ясностью. Он вылупился из яйца, чтобы стать живым хранилищем памяти. Совокупной памяти всех морских змеев. Он должен был хранить эту память до тех пор, покуда каждый в свой черед не будет готов предстать перед ним, чтобы посредством прикосновения вернуть себе свое наследие. И тогда он должен будет отвести их домой. В определенное место в верхнем течении реки, где они окажутся в безопасности и найдут особую землю, из которой будут созданы их скорлупы. А в устье реки их будут ждать провожатые. Они проводят их до верховий и затем станут хранить их покой, пока будет длиться их превращение.
Ему пришлось ждать немыслимо долго, но теперь наконец он был свободен. Теперь все будет хорошо…
– Затаскивайте сначала Уинтроу! Он без сознания!… Это опять был голос мужчины, измученный, но по-прежнему властный. Ему ответили чьи-то крики:
– Во имя Са!… Там змей! Он под ними, прямо внизу!…
– Он коснулся его! Скорее тащите мальчишку…
Всеобщее смятение кругом… и потом опять боль. Его тело разучилось сгибаться, оно слишком распухло. Все же они как-то согнули его, схватив за что попало и вытаскивая из Доброловища в Пустоплес. Потом уронили на что-то твердое и неровное… Он лежал, задыхаясь, смутно надеясь только на то, что его жабры не успеют засохнуть до тех пор, пока ему удастся от них ускользнуть…
– В чем это он перемазался? – слышались голоса. – Я аж прямо руки обжег!…
– Окатите его! – советовал кто-то кому-то. – Смойте это с него!
– Сперва на корабль отвезем…
– До тех пор он может не продержаться. Надо хоть лицо ему отмыть!
И кто-то принялся тереть ему лицо. Прикосновение доставляло боль. Он открыл рот и попытался взреветь на них. Он хотел выпустить яд, но грива отказывалась подниматься. Больно, как же больно!…
Мало-помалу он начал выскальзывать из нынешней жизни в ту, предыдущую.
Он широко распахнул крылья и взмыл в небеса… Алые крылья, синее небо. Внизу – зелень возделанных полей и откормленные белые овцы, его пища. Впереди сверкали башни далекого города. Он мог поохотиться, а мог отправиться в город, и там его накормят. Над городом воронкой завивалась стая драконов. Словно ярко окрашенные рыбки в водовороте. Он мог присоединиться к ним, если хотел. Люди, жители города, станут приветствовать его и распевать песни, радуясь, что он почтил их своим посещением. Простые, бесхитростные существа… мгновенно живущие. Итак, какому же из возможных удовольствий предаться?… Он никак не мог выбрать. А потом поймал крыльями ветер и заскользил, уплывая все выше в синее небо…
– Уинтроу. Уинтроу. Уинтроу…
Мужской голос безостановочно вторгался в его замечательный сон, разбивая чудесную мозаику воспоминаний. Уинтроу неохотно зашевелился.
– Уинтроу!… Он слышит нас, он двигается!… Уинтроу!…-присоединился женский голос к мужскому.
Древнейшему волшебству – связыванию человека его именем – противиться было невозможно. Он осознал себя Уинтроу Вестритом, человеком (всего лишь человеком!)… и ему было больно. Ужасающе больно. Кто-то прикасался к нему, еще усугубляя боль. И деваться было некуда.
– Парень, ты слышишь меня, а? Мы почти добрались до корабля! Скоро тебе станет полегче! Только держись, слышишь? Держись! Не смей сдаваться!
Корабль. Проказница… Неожиданный ужас обуял его. Если Другие были Богомерзкими, то тогда что же она?… Он попытался вдохнуть поглубже. Ему трудно было втягивать в себя воздух. И еще труднее – выдыхать его, облекая в слова.
– Нет… – простонал он. – Нет…
– Скоро мы будем на «Проказнице», – заверили его в ответ. – Она поможет тебе!
Он больше не мог говорить. Язык во рту непомерно раздулся. Он не мог умолить их не возвращать его на корабль. Некая часть его души продолжала по-прежнему любить ее, хотя теперь он знал, чем она на деле являлась. Как же это вынести?… Мог ли он сокрыть от нее свое новое знание?… Она ведь так долго считала себя по-настоящему живой…
Он не мог позволить ей узнать, что на самом деле она мертва.
Море, казалось, прилагало все силы, стремясь помешать им. Этта скорчилась на корме, обнимая мокрого неподвижного Уинтроу. Четверо могучих матросов сражались с непослушными веслами. Кругом зловеще скалились белые гребни. Похоже, здесь действовало два разных течения: с одним боролась «Проказница», а другое, подхватив шлюпку, тащило ее, как собака украденную кость. Дождь немилосердно хлестал, ветер знай помогал течению. Кеннит нахохлился на носу. Когда его вытаскивали из воды, он потерял костыль. За потоками дождя Этта почти не видела капитана. Волосы Кеннита прилипли к черепу, завитые усы окончательно распрямились. Когда ливень дал краткую передышку, Этте показалось, будто поодаль от берега она успела разглядеть «Мариетту». Ее паруса безжизненно обвисли на реях, палубы блестели на безмятежном солнце… Видение длилось один миг, а в следующий Этта снова смаргивала с ресниц воду. Она решила, что ей наверняка примерещилось. Ибо на самом деле такого быть не могло.
Уинтроу тяжело навалился ей на ноги. Если она наклонялась к самому его лицу, то слышала сиплые, свистящие вдохи.
– Уинтроу, Уинтроу… Ты дыши только, дыши!… – повторяла она. Если бы она, к примеру, просто нашла его тело на берегу, она бы, скорей всего, его не узнала. Толстые бесформенные губы временами слабо шевелились, но никакого осмысленного звука не издавали.
Этта подняла глаза – просто потому, что все время смотреть на Уинтроу было слишком тяжко. Кеннит, вошедший в ее жизнь, научил ее, как быть любимой. А еще он дал ей Уинтроу, и она постигла дружбу. И вот теперь проклятая змея собралась отнять у нее это благо, едва-едва познанное. Слезы смешивались с дождем, струившимся по щекам. Невыносимо, невыносимо!… Неужели она заново выучилась испытывать ощущения лишь для того, чтобы чувствовать боль?… Зачем любить, если всякую любовь придется в муках утрачивать?… Она даже не могла как следует обнять его, умиравшего у нее на руках, потому что он был по-прежнему облеплен слизью и эта слизь разъедала ее одежду, а когда она прикасалась к Уинтроу, его кожа оставалась у нее на руках. И она держала его так бережно, как только могла, между тем как гичка неистово плясала на вздымающихся волнах и, похоже, ничуть не приближалась к «Проказнице»…
Подняв голову, она перехватила взгляд Кеннита. И Кеннит громко приказал ей:
– Не дай ему умереть!
А что она могла сделать?… Она чувствовала себя совершенно бессильной помочь. И даже не могла сказать об этом Кенниту. Она увидела, как он пригнулся, хватаясь за борта, и подумала было, что он вознамерился подползти к ней и попытаться как-то помочь ей.
Вместо этого он вдруг встал. Встал, крепко упираясь и здоровой, и деревянной ногой. Повернулся спиной к Этте и гребцам и словно бы обратился к шторму, с которым они так безуспешно сражались. Он откинул голову, подставляя ветру лицо. Ветер хлопал белыми рукавами его рубашки и нес длинные черные волосы капитана.
– НЕТ! – проревел Кеннит. – НЕ СМЕЙ! Не теперь, когда я так близко!… Ты не получишь ни меня, ни мой корабль! Именем Са, именем Эла, именем Эды, именем Рыбьего Бога! Во имя всех Богов, безымянных и именованных – заклинаю тебя и говорю тебе: ни меня и никого из моих ты не получишь!…
И он простер руки вперед, вытягивая пальцы, как когти, точно собираясь схватиться с демоном бури…
– КЕННИТ!
Рев Проказницы перекрыл завывания ветра. Она тянула к ним деревянные руки, наклоняясь навстречу маленькой гичке, ни дать ни взять готовая выломиться из деревянного тела корабля и поспешить им навстречу. Ее волосы летели по ветру. Волна ударила ее, прозрачная зеленая вода перекатилась по палубе. Но корабль выпрямился, продолжая тянуться навстречу гичке. Проказница рвалась к ним сквозь шторм, менее всего помышляя о собственной безопасности.
– Я буду жить! – снова выкрикнул Кеннит в лицо буре. – Я требую этого! – Одной рукой он ухватил запястье другой. – Я ПРИКАЗЫВАЮ!
И король сотворил свое первое чудо.
Из глубины моря, того самого моря, что противостояло ему, по его приказу явило себя чудовище. За кормой гички из воды поднялась морская змея. Она разинула необъятную пасть и присоединила к его голосу свой оглушительный рев. От этого рева Этта упала на дно лодки – ничтожное, слабенькое создание…-и прижала Уинтроу к груди. И закричала от ужаса и отчаяния, ища у пояса давно потерянный нож…
Но морская змея, громаднейшее чудище океана, лишь склонилась перед Кеннитом, перед его волей. Она низко поклонилась ему, стоявшему на носу шлюпки. Он повернулся к ней. Лицо у него было белое. Он указал на нее пальцем… Люди видели, что он открыл рот, но, если он и сказал что-то страшилищу, ветер всяко унес его слова прочь. «Да и правильно сделал, что унес, – рассказывали потом гребцы своим товарищам на корабле. – Как там наш капитан командовал морским дивом, не знаем, но те слова уж точно были не для людских ушей предназначены…»
Тогда змея уперлась широченным лбом в корму гички и стала осторожно подталкивать ее навстречу «Проказнице». Кеннит, вконец измотанный подобным явлением власти, вновь опустился на свое носовое сиденье. Этта не смела даже смотреть на него. Его лицо сияло каким-то неведомым чувством, разделять которое, быть может, дано было лишь тем, кто отмечен Богами…
Позади нее транец* [Транец – плоский поперечный срез кормы судна. В морском жаргоне этим словом иногда заменяют человеческую «пятую точку».] лодки начал вонять и дымиться: в него въедалась змеиная слизь. Этта поняла, что с ее стороны было бы просто бессовестно пугаться действий змеи, ведь та пришла на зов Кеннита и выполняла его волю. Она лишь нагнулась над телом Уинтроу, поддерживая его как можно бережней. Змея продолжала толкать гичку сквозь волны. Гребцы побросали весла и скорчились между скамьями, замерев в благоговейном ужасе.
«Проказница» упрямо пробивалась им навстречу. И настал момент, когда два океана сошлись вместе. Ветер и волны утратили всякий порядок. Дыхание миров хлестало по ним, грозя изорвать одежду, выдрать все волосы из головы. Этта ослепла и оглохла: такого разгула стихий она никогда еще не переживала. А змея все толкала шлюпку вперед.
А потом их вдруг подхватил тот же ветер и то же течение, что окружали «Проказницу». Родной ветер и родное море приняли их и – вкупе со змеей – потащили друг к другу. Течение и ветер, против которых с такой страстью ломилась Проказница, мигом принесли маленькую гичку прямо ей в объятия. В это время кораблю дала оплеуху очередная волна. Матросы, стоявшие на баке с канатами, приготовленными для метания, что было сил вцепились в фальшборт, иначе их неминуемо унесло бы и смыло…
Но когда носовое изваяние вновь выросло из шипящей воды, все увидели, что она держала на руках маленькую беззащитную гичку. Этта ни разу еще не подбиралась настолько близко к Проказнице… Когда они все вместе вознеслись над водой, огромный голос статуи прогремел над ними:
– Спасибо, спасибо тебе! Будь тысячу раз благословенна, морская сестра!… Спасибо тебе!…
По резному деревянному лицу серебристым потоком катились слезы радости и падали в воду, словно драгоценные бриллианты.
Матросы, едва не свихнувшиеся от пережитого страха, скорее полезли через фальшборт к своим товарищам. Кеннит же не торопился покидать гичку и хохотал, хохотал без конца. И, если даже его веселье малость и отдавало безумием, это было еще далеко не самым страшным в нем отныне. Когда матросы потянулись к нему сверху, чтобы подхватить капитана и вытащить на палубу, из штормовой пучины снова выросла зелено-золотая змея и внимательно посмотрела на Кеннита. Этту так и пригвоздил к месту пристальный взгляд мерцающих золотых глаз. Она смотрела в их глубину и почти понимала… что-то…
А потом чудовище проревело в последний раз и погрузилось в бездну моря, неожиданно начавшего успокаиваться.
Несчастная гичка разваливалась буквально на глазах. Транец рассыпался окончательно, и бортовые доски отходили одна от другой. Вот они осыпались вниз, и Этта обнаружила, что Проказница держит их с Уинтроу просто на руках. Громадные деревянные ладони подняли их на самую палубу и там передали в нетерпеливые руки матросов.
– Осторожнее там! – предупредила Этта, когда у нее принимали Уинтроу. – Скорее принесите пресной воды. Срежьте с него одежду и хорошенько полейте водой и вином. После чего…
Договорить ей не удалось.
– Я узнала тебя!!! – изумленно закричала Проказница. Она стискивала дымящиеся от слизи ладони, словно в молитве. – Я узнала тебя!… Узнала!!!
Кеннит потянулся к Этте, стоявшей на палубе на четвереньках. Его рука с длинными пальцами легла на ее щеку.
– Я сам позабочусь о тебе, милая, – сказал он ей. Его рука касалась ее кожи, та самая рука, что недавно повелевала морской змеей и самим океаном…
Этта рухнула на палубу и лишилась чувств.
Что касается ухода за Уинтроу, Кеннит последовал совету Этты. За неимением лучшего. Теперь мальчик спал, неплотно обернутый льняной тканью, в собственной постели капитана. Дыхание свистело у него в горле. Выглядел он жутко. Его тело раздулось почти до полной бесформенности. Вся кожа покрылась волдырями, казалось, поднимавшимися откуда-то изнутри. Слизь сожрала на нем всю одежду, а потом перемешала кожу и ткань. Когда его обмывали, все это отваливалось лоскутьями, оставляя обширные участки голого красного мяса. Кеннит подозревал, что мальчишке лучше было оставаться пока без сознания. Как иначе он вынес бы невероятную боль?
Кеннит поднялся, разминая одеревеневшие суставы. Он все время сидел в ногах постели. Теперь, когда утих шторм, у него появилось время поразмыслить и кое-что сопоставить. Заниматься этим, однако, ему совсем не хотелось. Кое во что определенно не следовало слишком вникать. Так, он не собирался расспрашивать Проказницу, каким это образом она догадалась оставить свою стоянку в Обманной бухте и отправиться на его поиски. И в деяниях морской змеи он разбираться не будет. Команда и так чуть не ниц перед ним падала. Пусть все идет, как идет…
В дверь легонько постучали, и вошла Этта. Она сразу посмотрела на Уинтроу, потом снова на Кеннита.
– Я тебе ванну приготовила… – начала она. И осеклась. Кажется, она не знала, каким титулом его теперь величать. Ему пришлось улыбнуться ее смущению.
– Очень хорошо, – сказал он. – Посиди с ним пока. Если тебе покажется, что можно чем-нибудь облегчить его состояние, – делай, не сомневайся. Как только пошевелится – пои. Я скоро вернусь. Сам вымоюсь, не беспокойся…
– Я там тебе свежую одежду положила… – робко выговорила она. – И еще… ты бы поел горячего… Соркор на борт прибыл, хочет видеть тебя… А я и не знала, что ему сказать. Впередсмотрящий с «Мариетты» все видел… Соркор хотел было выпороть его за вранье, но я объяснила ему, что матрос не соврал…
Она замолчала, более не находя слов.
Кеннит посмотрел на нее. Она переоделась в шерстяное платье свободного кроя. Мокрые волосы приглажены. Она сложила перед грудью ошпаренные ладони. Она неглубоко и часто дышала.
– Что-то еще? – подсказал Кеннит. Она облизнула губы и протянула ладонь.
– Я нашла это у себя в сапоге… когда переодевалась. Должно быть, на острове подхватила…
У нее на ладони лежал младенец. С перепелиное яичко размером. Он спал, свернувшись калачиком. Глазки закрыты, ресницы разметались по щекам, круглые коленочки подтянуты к самой груди… Из чего он был вырезан, неизвестно, но материал в точности передавал свежую розовость младенческой кожи.
А кругом ребеночка обвивался крохотный хвостик змеи.
– Что это значит?…-с трудом выдавила Этта. Ее голос неверно дрожал.
Кеннит коснулся младенца пальцем. Рядом с этой нежной розовостью собственная продубленная кожа показалась ему до невозможности темной и грубой. Он торжественно проговорил:
– Думается, мы с тобой оба знаем ответ…
ГЛАВА 35
ТРЕХОГ
– А мне тут нравится! Целый город и весь из домиков на деревьях!
Сельден сидел в конце дивана, на котором лежала Малта, и сосредоточенно подпрыгивал на мягкой подушке. И откуда только у него такая резвость бралась?…
Больше всего Малте хотелось, чтобы пришла мама и куда-нибудь его увела.
– Мне всегда казалось, что тебе самое место на дереве, – вяло поддразнила она младшего братца. – Может, пойдешь поиграешь где-нибудь?…
Он посмотрел на нее, словно совенок, потом нерешительно улыбнулся. Оглядел гостиную, потом перебрался по дивану ближе к сестре. При этом он уселся ей на ногу, и Малта, вздрогнув, поспешно выдернула ее. У нее по-прежнему болело все тело.
Сельден же нагнулся к ней вплотную и прошептал прямо в лицо:
– Малта! Обещай, что кое-что сделаешь!
Она отодвинулась прочь, насколько могла. Сельден недавно поел пряного мяса.
– Сделаю что? – спросила она. Он еще раз огляделся:
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |