– Как все надоело!…-зло пробурчала резчица погодя. – Да я гробы видала, которые были куда просторней этой несчастной койки! Даже не сядешь толком – голова упирается…
– Начнет как следует качать – еще спасибо скажешь за тесноту. Расклинишься во все стороны и спишь себе… – нарисовала ей Альтия радужную картину.
– Жду с большим нетерпением, – похоронным голосом отозвалась Янтарь.
Альтия свесила голову через край и с любопытством посмотрела на нее.
– Значит, ты кроме шуток так выразилась? Тебе в самом деле все до смерти надоело?
Янтарь не смотрела на нее. Она лежала, уставившись в переборку у себя перед носом.
– Сколько живу, всегда у меня была возможность уединиться… Мне без уединения – все равно что другим людям без соли…
– Брэшен тебе предлагал пользоваться его каютой, когда его самого там нет.
– Прежде это была моя каюта, – сказала Янтарь, впрочем без злобы. – А теперь она принадлежит ему. Там его вещи. От этого, знаешь ли, все в корне меняется. Как мне там искать внутренний покой? Я себя чувствую чужачкой, вторгшейся без спроса. И опять же, не запрешься на засов, отгораживаясь от всего мира…
Альтия убрала голову из прохода и принялась соображать.
– Не знаю, насколько это поможет, но почему бы тебе не занавесить свою койку куском парусины? Конечно, это получится совсем крохотный закоулок, но обещаю, что мы с Йек не будем вторгаться к тебе. Или, может, подумаешь о том, чтобы научиться взбираться наверх, на мачты? Там, наверху, словно попадаешь в совершенно иной мир…
– И снизу все тебя видят, – ядовито поддакнула Янтарь. Но что-то в ее голосе свидетельствовало – резчица заинтересовалась.
– Когда сидишь наверху, – продолжала Альтия, – небо и океан предстают такими необъятными, что оставшийся внизу мирок корабля как бы теряет всю свою значимость. И кстати, человек наверху почти невидим с палубы. Сама посмотри наверх, когда в следующий раз выйдешь на палубу.
– Может, и посмотрю.
Теперь Янтарь говорила тихо, наконец-то смягчившись.
Альтия сочла за благо больше не трогать ее. Она и прежде видывала подобное, когда на судне появлялся новый матрос. Тут уж или – или. Либо Янтарь приспособится к особенностям жизни на борту, либо сломается. Этого последнего, впрочем, Альтии не удавалось вообразить, сколько она ни пыталась. У Янтарь было то преимущество перед новичками-матросами, что она-то отправилась в море не затем, чтобы познать новую и увлекательную жизнь. Искателям приключений, кстати, обычно приходилось хуже всего. Примерно на пятый день они обнаруживали, что однообразная еда, необходимая скученность и вечные перебранки в кубрике были неотъемлемыми приметами, а вернее, составляли самую сущность той славной новой жизни, к которой они устремились. Такие люди не только ломались сами. Они и другим частенько пример подавали…
Альтия прикрыла глаза и попыталась уснуть. Уже скоро ей предстояло снова идти на палубу, где у нее и без Янтарь своих заморочек хватало. До сих пор погода стояла хорошая, и «Совершенный» шел очень неплохо… примерно так, как получалось бы на его месте у обычного судна. Что касается носового изваяния – оно не очень-то радовалось жизни, но и в заупокойные настроения не впадало. И за это следовало прочувствованно поблагодарить Са. Обратной же стороной медали были взаимоотношения Альтии с командой. Если начистоту, затруднения были те самые, которые еще на берегу предрекал ей Брэшен (чтоб его разорвало). Именно из-за этого она теперь и не могла пойти к нему с жалобами. Меньше надо было пыжиться там, дома. Как она была уверена, что совладает не только с собой, но и с мужиками, которые окажутся у нее под началом!… А теперь вот было очень похоже, что команда сговорилась доказать ей противоположное…
Ради справедливости, правда, следовало заметить, что этим занимались не все. Скажем даже так: большинство приняло бы ее командование как должное… если бы не Хафф. Вот кто начинал бить копытами при самой малейшей возможности. И, что самое скверное, делал он это весьма заразительно, так, что другие следовали за ним с удовольствием. Парень был хорош собой, чистоплотен и душа всякой компании. Всегда с приветливым словечком или с шуточкой на устах. Всегда спешил на подмогу, если кому-то требовалась помощь. Ну просто идеальный товарищ. Конечно, его любили в команде. «Потому он со мной и не ладит, что сам – вожак каких поискать, – устало думала Альтия. – Добавить к этому мой женский пол…» Хаффа явно ничто не смущало, если приказы исходили от Брэшена или Лавоя… По этой причине еще невозможней было пойти жаловаться этим двоим.
Разбирайся, девка, сама…
Если бы Хафф напрямую отказывался ей повиноваться, она и разобралась бы с ним в открытую. Но он вел себя очень хитро, да еще и обставлял дело так, что в глазах других матросов она выглядела незнайкой… Альтия представила, как излагает все это Брэшену, и содрогнулась. Хафф был далеко не дурак. Если она вместе с ним тянула канат, он никогда не пускал в ход свою силу, предоставляя ей буквально рвать жилы. Разок она сказала ему что-то вроде «кончай филонить», так он изобразил такую оскорбленную невинность!… Даже другие стали оглядываться. А все потому, что, работая на пару с любым другим членом команды, Хафф всегда честно делал свою долю работы, и даже больше. Ее же неизменно старался выставить слабачкой.
Конечно, она значительно уступала в силе мужчинам, работавшим рядом с ней. Тут уж ничего нельзя было изменить. Но тем не менее (да чтоб им всем лопнуть!) она делала все, что было положено. Тем большим было ее унижение, когда другим казалось, будто она не справляется.
Когда она приставляла Хаффа к какой-нибудь одиночной работе, он делал ее быстро и хорошо. Однако напускал на себя нагловато-показушный вид, неизменно превращая мало-мальское дело в сущий подвиг. Особенно это касалось работы наверху. Это презрение к ее командам и явное наслаждение опасностью… Альтия поневоле вспоминала одного молодого матроса по имени Дейвон. Ему были присущи точно те же черты. Как она им восхищалась когда-то! (И чем все кончилось…) Ничего удивительного, что отец прогнал его с корабля.
Еще одной любимой выходкой Хаффа была следующая. Он обращался с ней не как с товарищем по команде, а как с дамой. Напоказ пропускал ее вперед, подавал веревку или какой-нибудь инструмент таким жестом, словно чашку чая вручал на торжественном приеме. Другие матросы хихикали, глядя на это. А сегодня у Лопа хватило глупости поступить так же. Именно глупости – надо было видеть, как неуклюже попытался он этак раболепно склонить перед ней голову. Они в тот момент спускались по трапу, стоял он весьма подходяще – и Альтия наградила его увесистым пинком пониже спины, так что он полетел кувырком. Люди расхохотались, одобряя ее поступок, но все испортил кто-то из матросов (она не разглядела лица), выкрикнувший: «Не везет тебе, Лоп! Она Хаффа больше любит!» И краем глаза Альтия увидела, как Хафф широко ухмыльнулся при этих словах и показал всем язык. Она притворилась, будто ничего не видела… просто потому, что не знала, как тут следовало поступить. Она думала, на том все и кончится, пока не заметила выражения лица Клефа. Его разочарование попросту нельзя было передать словами. Мальчик отвернулся. Ему было стыдно – оттого, что стыдно было ей.
Тут уж Альтия твердо решила, что в следующий раз, как только Хафф опять что-нибудь выкинет, она точно перейдет к решительным действиям. Одна беда – она по-прежнему не знала, в чем эти действия могли бы заключаться. Второй помощник – больно уж неустойчивая позиция. Она была как бы начальником, но в то же время как бы матросом. А верней, ни настоящим командиром, ни простым честным трудягой.
Со всех сторон одна, как ни посмотри.
– Ну и что ты хотела бы учинить над Хаффом?…-негромко прозвучал с нижней койки голос Янтарь. Альтия пожаловалась:
– Ты меня так заикой когда-нибудь оставишь!…
– Я ведь уже объясняла тебе. Это самый обычный трюк, его на любой ярмарке можно увидеть. Ты так крутишься там наверху, точно к тебе в койку муравьи забрались. Я и заговорила о самой очевидной причине твоего беспокойства…
– Верно, – протянула Альтия, до конца все же не веря. – Так вот, отвечаю на твой вопрос. Больше всего на свете мне хотелось бы ему сапогом по яйцам влепить…
– Абсолютно неверный ход, – несколько свысока заявила Янтарь. – Вообрази только: каждый мужик, которому случится увидеть такую расправу, ахнет про себя и представит себя на месте Хаффа. Все сразу скажут: так, дескать, бьют шлюхи – лупят мужчину по самому уязвимому месту. Незачем, чтобы о тебе думали так. Надо, чтобы все увидели второго помощника, сбивающего спесь с нахального выскочки.
– Предложения есть? – сдержанно поинтересовалась Альтия. Ей всегда делалось немного не по себе, когда Янтарь вот так с легкостью обнажала самую суть вещей.
– Докажи, что ты лучше его, что ты в самом деле достойна быть вторым помощником. Понимаешь, в этом-то все дело. Хафф думает, что, если ты сдашься и сделаешься пассажиркой, на твое место назначат именно его.
– А ему уж так этого хочется, – согласилась Альтия. – Тем более что он умелый моряк, да и лидер прирожденный. Этого у него не отнимешь. Из него неплохой второй помощник получился бы. А может, даже и старпом…
– Что на самом деле дает тебе возможность выбора. Уступи ему, и пусть он будет вторым.
– Нет! – зарычала Альтия. – Это мое место!
– Так защищай его, – сказала Янтарь. – Правда, поскольку ты уже наверху, тебе придется драться честно, по правилам. Тебе надо как следует пригладить ему перья. Внимательно следи за ним, дождись момента – и не упускай его. Надо, чтобы это было что-нибудь настоящее. Такое, в чем не усомнилась бы вся остальная команда. Докажи, что ты лучше него разбираешься в морском деле, и все поверят, что ты занимаешь свое место по праву.
И Альтия услышала, как Янтарь перевернулась на другой бок.
Альтия лежала неподвижно, пережевывая одну и ту же не слишком приятную мысль. А была ли она в самом деле чем-то лучше Хаффа? Заслужила ли она право быть над ним начальницей? Может, он в самом деле должен был заступить ее место?… Альтия закрыла глаза. Хватит думать. Надо хоть немного поспать…
Янтарь с неразборчивым проклятием пнула переборку в ногах, потом перевернула подушку другой стороной. Успокоилась было, но ненадолго – спустя миг снова начала возиться…
– У меня, между прочим, нет твоего дара, – сказала ей Альтия. – Может, скажешь, что тебя так грызет?
– Ты все равно не поймешь, – жалобно ответила Янтарь. – Никому этого не понять…
– А я попробую, – предложила Альтия не без вызова. Янтарь медленно вдохнула и выдохнула.
– Я гадаю и никак не догадаюсь, почему ты – это ты, а не мальчик-раб о девяти пальцах. Почему и каким образом Совершенный умудряется сочетать в себе перепуганного мальчишку – и жестокосердного мужчину. Я гадаю, следовало ли мне отправляться в море на этом корабле, или, может, я должна была остаться в Удачном и присматривать за Малтой…
– За Малтой?…-Альтия не сразу поверила своим ушам. – А Малта-то тут при чем?
– Вот это-то, – устало выговорила Янтарь, – я и хотела бы знать в первую очередь…
– Что-то случилось, кэп!… То есть я имею в виду… с Делипаем…
В дверях Кеннитовой каюты стоял Ганкис. Таким смятенным и перепуганным старого пирата Кеннит еще не видал. Ганкис снял шляпу и бестолково комкал ее в руках. Кеннит ощутил дурное предчувствие как плотный ледяной ком в животе. На лице его, впрочем, ничего не отразилось.
Он лишь вопросительно поднял бровь:
– А что с Делипаем когда-либо было «так», Ганкис? О которой из его многочисленных неправильностей ты пришел мне поведать?
– Меня Брик прислал, кэп. Велел передать тебе… в общем, пахнет оттуда скверно. Ну… в смысле… со стороны Делипая, я хотел сказать. То есть оттуда вечно пованивает, когда с моря подходишь, но в этот раз что-то конкретно скверное, похоже, стряслось… Пахнет мокрой золой и…
«Вот. Вот оно…» Кенниту точно ледяной палец уперся в поясницу. Стоило старому пирату упомянуть о запахе, как Кеннит и сам почуял его. Он еще очень слабо ощущался внутри капитанской каюты, но ошибиться было невозможно. Это был издавна памятный ему запах беды. Давно же он не обонял его… А вот довелось – и воспоминания всколыхнулись острее, чем от чего бы то ни было. Крики в ночи… текущая кровь, липкая, скользкая… Огонь до самых небес… Запах сгоревших домов, приправленный духом смерти. Такое не забывается.
Вслух он сказал:
– Спасибо, Ганкис. Скажи Брику – я сейчас выйду.
Моряк вышел и прикрыл за собой дверь. Старик был очень расстроен. Ничего более похожего на родной порт у команды ведь не имелось. И все они знали, что означал долетевший с берега запах, но Ганкис так и не смог заставить себя выговорить правду… Итак, на Делипай напали. Кто? По всей вероятности, охотники за рабами. Не такое уж небывалое событие в жизни пиратского города. Много лет назад, еще при старом сатрапе, здешние воды бороздил целый флот, занимавшийся тем же. Тогдашние налетчики, помнится, разыскали и смели с лица земли множество прежних пиратских твердынь… Делипай как-то пережил тогдашнее лихолетье: его так и не обнаружили. Потом наступило раздолье: прежний сатрап, постарев, утратил воинственность, Касго же правил так, что его смешно было принимать всерьез. Это было счастливое время, когда пиратские поселения никто не тревожил. Они познали процветание, но вместе с тем утратили бдительность. Кеннит пытался предупредить их, но никто в Делипае не пожелал слушать его…
– Круг замыкается, – сказал голосок.
Кеннит посмотрел на талисман, пристегнутый к запястью. Проклятая вещица все больше превращалась в источник раздражения. Оставалось неизвестным, привлекала ли она, как это было задумано, удачу и счастье, зато из себя выводила попросту непередаваемо. Говорил талисман, во всяком случае, только тогда, когда сам находил нужным. Но и в этих случаях изрекал лишь угрозы, предостережения и весьма безрадостные пророчества. Кеннит про себя уже жалел, что некогда вызвал его к жизни. Но вот как отделаться от надоеды – с трудом себе представлял. Слишком много его собственной личности было вложено в талисман, чтобы допустить даже возможность, что когда-нибудь он попадет в другие руки. А уничтожить… Ну нет. Уничтожить собственное изображение, в особенности живое, – слишком хороший способ навлечь беду и на себя самого. В общем, Кеннит решился терпеть своего маленького двойника, изваянного из диводрева. Чего доброго, однажды принесет еще пользу. Там видно будет.
– Я сказал, круг замыкается! Понял, о чем я? Или вконец оглохнуть успел?
– Я просто внимания на тебя не обращал, – сказал Кеннит светским тоном. И выглянул в иллюминатор каюты.
Перед ними постепенно открывалась гавань Делипая… Бывшего Делипая. Из воды сиротливо торчало несколько мачт. От города же осталось одно пепелище. В пышном лесу позади и то виднелись горелые проплешины. Причалы частично уцелели, но превратились в обособленные куски настила, указывавшие на берег обугленными пальцами свай. Кеннит ощутил укол сожаления… Он-то вернулся сюда, везя величайшее сокровище за всю свою карьеру морского разбойника и с предвкушением ожидая, как синкур Фалден все распродаст, принеся ему великолепный доход. И вот те на. Фалдену наверняка перерезали глотку. А дочек и жену силком увели прочь, сделав невольницами. До чего же некстати, прах побери!
– Круг, – неумолимо продолжал талисман. – Его, по всей видимости, составляют несколько необходимых частей. Пиратский капитан. Живой корабль, который можно взять. Сожженный город. Пленный мальчик, родня кораблю. Вот составляющие первого цикла. И что же мы тут сегодня имеем? Пиратского капитана, живой корабль, пленного мальчика… а вот и сожженный город!
– Неправильно получается, талисман. Все не в том порядке, так что не проводи аналогий.
Кеннит встал перед зеркалом и навалился на костыль, двумя руками наводя последний блеск на закрученные кончики усов.
– А по мне, очень даже убедительное совпадение. Или, может, мы еще что-то забыли добавить? Как там, например, насчет папаши в цепях?
Кеннит повернул запястье, чтобы талисман оказался к нему лицом.
– Или взять женщину с отрезанным языком, – сказал он. – Я ее в любой момент могу с легкостью организовать…
Крохотное личико сощурилось.
– Все идет по кругу, пойми наконец, дурень. Все идет по кругу! Неужели ты думаешь, что, однажды запустив жернова, сумеешь сам от них увернуться? Между тем все было предначертано для тебя еще много лет назад, когда ты решил следовать по пути Игрота. Вот и умрешь той же смертью, которая постигла Игрота…
Кеннит с силой ударил рукой по столу, прихлопнув талисман:
– Не желаю, чтобы ты когда-либо произносил это имя! Понял? Не желаю!
Он снова посмотрел на талисман. Деревянное личико безмятежно улыбалось ему. Под ним на запястье уже наливался кровоподтек. Кеннит спустил пониже рукав, чтобы спрятать в кружевах и талисман, и синяк. Потом вышел из каюты.
На палубе вонь ощущалась гораздо сильней, чем внизу. Заболоченная гавань Делипая всегда-то смердела, но теперь к ее миазмам примешивались запахи смерти и сожженных домов. Команда стояла на палубе в непривычном молчании… «Проказница», точно призрак, двигалась вперед по сонной воде, подгоняемая едва заметным ветерком. Никто не кричал, не стонал, даже не перешептывался… Жуткая тишина навалившейся беды повисла над кораблем. Даже носовое изваяние помалкивало. А позади, в кильватер за ними, столь же молчаливо шла «Мариетта».
Кеннит нашел глазами Уинтроу, стоявшего на баке «Проказницы», и почти въяве ощутил владевшее ими обоими онемение. Рядом стояла Этта. Вцепившись в поручни, она тянулась вперед, сама похожая на носовую фигуру. На ее лице застыла странная гримаса невозможности поверить увиденному…
Разрушение прошлось по городу не вполне равномерно. От одного лабаза уцелели аж три стены. Они казались горстями, сдвинутыми над разором. Устояла и одна из стен борделя Беттель. Там и сям виднелись обособленные развалюхи, до которых не добрался огонь. Эти дома уцелели благодаря влажной почве Делипая.
– Не вижу смысла причаливать, – сказал Кеннит Брику (молодой старпом тихо и молча подошел к нему, ожидая указаний). – Развернемся и поищем какой-нибудь другой порт.
– Погоди, кэп… Смотри! Там кто-то есть! Смотри, вон там! – смело подал голос старик Ганкис. Сухопарый, подвижный, он висел на снастях, куда забрался, чтобы лучше рассмотреть город.
– Ничего не вижу, – заявил Кеннит. Но спустя мгновение увидел то же, что и Ганкис. Люди выходили из леса – по одному, по двое… Раскрылась дверь одной из уцелевших лачуг. На пороге встал мужчина, он держал в руке клинок, готовясь защищаться. Голова у него была обвязана побуревшими тряпками.
«Проказница» ошвартовалась у полусгоревших останков, бывших когда-то главным причалом. Кеннит устроился на носу корабельной шлюпки и так прибыл на берег. Соркор с «Мариетты» подоспел почти одновременно с ним. Этта и мальчишка настояли на том, чтобы сопровождать капитана. Пришлось ему согласиться на краткое время отпустить на берег всех, при условии, что на борту останется малая стояночная команда. Удивительно, но буквально каждый рвался на берег. Видимо, затем, чтобы самолично убедиться в реальности разрушений. Что до Кеннита, то он, будь на то полностью его воля, предпочел бы скорейшее, а еще лучше – немедленное отплытие. Вид сожженного города выводил его из равновесия, и он без конца повторял себе – как знать, что выкинут отчаявшиеся жители, уцелевшие во время разгрома!
Между тем уцелевшие жители Делипая толпой собрались на берегу еще прежде, чем какая-либо из шлюпок успела коснуться берега. Они стояли, похожие на молчаливые оборванные привидения, и ждали, чтобы пираты высадились на берег. Их молчание показалось Кенниту зловещим. Как и пристальное внимание всех, сколько их там насчитывалось, глаз. Все они неотступно следили за ним.
И вот шлюпка ткнулась носом в прибрежную грязь. Кеннит остался сидеть, держа свой костыль. Команда выскочила в воду и потащила шлюпку на берег – к тайному неудовольствию капитана. Берег покрывала блестяще-черная грязь, подернутая сверху маслянистой пленкой зеленой слизи из разложившихся водорослей. Вылезешь из шлюпки – и костыль с деревянной ногой тотчас провалятся и увязнут. И как, спрашивается, он будет при этом выглядеть?… Скверно, но еще хуже, что он окажется совершенно беспомощен, вздумай толпа броситься на него… И Кеннит остался сидеть, глядя на собравшихся людей и дожидаясь какого-нибудь безошибочного знака, позволяющего судить об их настроениях.
И тут со стороны шлюпки, пришедшей с «Мариетты», донеслось восклицание Соркора:
– Алиссум!… Живая!!!
Здоровяк-пират мигом вылетел через борт и прошлепал по грязи и воде прямо к толпе. Люди расступились перед его стремительным натиском. А он подхватил на руки съежившуюся девушку и крепко прижал ее к широченной груди. Кенниту понадобилось определенное время, чтобы узнать ее. Это несчастное, ободранное существо очень мало напоминало ту юную красавицу, которых на пару с сестрицей Лилией синкур Фалден представлял гостям как возможных невест для Кеннита и Соркора. Кеннит даже припомнил, что Соркор вроде бы заинтересовался девицами, но Кеннит и помыслить не мог, чтобы его верный соратник решился продолжить ухаживание!… А Соркор все стоял, сжимая в объятиях Алиссум Фалден, и был похож на медведя, сграбаставшего маленького теленка. Девушка тоненькими бледными руками обвивала его могучую шею и держалась за него крепко, как только могла. «Чудеса да и только», -рассудил Кеннит. По ее щекам ручьями текли слезы. Про себя Кеннит постановил считать их слезами радости. Если бы дело обстояло иначе, она, скорее всего, визжала бы и отбивалась. Итак, девушка радовалась прибытию пиратов. Кеннит наконец решил, что можно выбираться из шлюпки, не подвергаясь опасности.
– Дай руку, – велел он Уинтроу. Мальчик показался ему очень бледным. Надо поскорее занять его делом, чтобы отвлекся.
– Весь город уничтожен…-бестолково проговорил Уинтроу, перелезая через борт и подавая руку пирату.
– Кое-кто скажет тебе, что это даже и к лучшему, – заметил Кеннит. Он стоял в шлюпке, с отвращением разглядывая грязную жижу. Однако потом занес над бортом деревянную ногу и решительно шагнул. Как он и боялся, деревяшка глубоко погрузилась в мягкую грязь. Кеннит не провалился по колено только потому, что успел ухватиться за плечо Уинтроу, да и то едва не потерял равновесия. К нему подоспела Этта, поймала другую руку Кеннита и поддержала его, помогая вылезти окончательно. Втроем они прочавкали по жиже, выбираясь на более надежную почву. Приметив камень, торчавший из земли, Кеннит решил там и остановиться. Уперев в него свою деревяшку, он огляделся кругом.
Разрушение не ведало пощады… Тем не менее джунгли уже начали заполонять горелые прорехи в зелени леса, из чего Кеннит заключил, что беда случилась самое меньшее несколько недель назад. Правда, нигде не замечалось никаких попыток заново отстроить загубленное. Что ж, люди поступили правильно. Смысла это все равно никакого не имело бы. Коли уж охотники за рабами однажды обнаружили поселение, они так туда и повадятся, пока не переловят всех до единого, кто там живет. Итак, Делипай, один из старейших пиратских городов, умер, и пора вычеркнуть его из памяти. Кеннит только покачал головой:
– Сколько раз я говорил им, что необходимо построить две сторожевые башни и обзавестись несколькими баллистами! Да даже одна-единственная башня со стражником наверху и то дала бы им достаточно времени, чтобы разбежаться и спрятаться! Ну и кто меня слушал? Все, что их интересовало, – это кто будет платить…
Как приятно ощущать собственную правоту. Действительно, кто возьмется утверждать, будто он не пытался предостеречь? Пытался. Но над ним либо смеялись, либо обвиняли в попытке захватить власть…
Кеннит никак не ждал, что несколько человек из числа выживших тотчас обернутся к нему в праведном гневе. Один мужчина вдруг налился багровой краской гнева и указал на Кеннита пальцем:
– Ты! Это ты во всем виноват! Это из-за тебя на нас обрушились калсидийцы!
– Я?… – оторопел Кеннит. – Да я-то как раз и предупреждал, что нечто подобное вполне может случиться! Если бы меня только послушали, в живых осталось бы гораздо больше народа! А может – кто знает? – вы даже сумели бы отбить нападение. Захватить их корабли!… – И Кеннит презрительно хмыкнул. – На самом деле я уж всех менее виноват в том, что здесь произошло. И, если вам непременно надо кого-то винить, вините свое собственное тупоумие и упрямство!
…Ох, неверный тон он взял с ними… Кеннит почти сразу и сам это понял. Увы – слишком поздно.
Толпа устремилась к нему, точно ломоть льда, отколовшийся от айсберга в океане. По крайней мере, от нее исходило точно такое же ощущение неизбежности разрушения. Одновременно и Этта, прах ее побери, выпустила его руку… Бежать, что ли, собралась? Нет. Напротив, она схватилась за нож. Плохое оружие против толпы, но и на том, как говорится, спасибо… Кеннит напряг, разминая, мышцы, и сам убрал руку с плеча Уинтроу, махнув ему, чтобы уходил прочь. У Кеннита тоже имелся при себе нож, так что голыми руками его не возьмут… Он заставил себя слегка улыбнуться и стал ждать, плотно упершись для надежности в камень деревянной ногой.
Он чуть язык себе от изумления не откусил, когда Уинтроу тоже вытащил нож – великолепный, очень дорогой клинок к тому же – и решительно встал между ним и толпой, рядом с Эттой. Та вроде ахнула, потом фыркнула – ей стало смешно. И наконец на ее лице проявилась дикарская улыбка, полная первозданной гордости. Ничего более жуткого Кеннит поистине в своей жизни не видел. А ведь вроде знал уже, как ей нравится резать людей… Очень хорошо, что сегодня она на его стороне.
Он услышал позади себя плеск и тяжелый топот – на выручку спешила команда. Матросы выстроились позади своего капитана, все четверо (только четверо!), высадившиеся с ним на берег. Некоторой частью сознания Кеннит осознал – Проказница что-то кричала. Корабль отлично видел происходившее, но ничего для Кеннита сделать не мог. К тому времени, как там спустят еще шлюпку и на берегу окажется десяток людей, здесь все уже будет кончено… Кеннит стоял на месте и ждал.
Толпа подкатилась вплотную и угрожающе заволновалась кругом. Матросы позади него развернулись лицом к готовым напасть жителям бывшего Делипая. Воздух буквально дрожал от напряжения. Толпа неожиданно оказалась нос к носу с кучкой вооруженных и весьма решительных людей, и никому не хотелось связываться с ними первым. Кеннит даже узнал краснолицего мужика, подошедшего прямо к нему. Раньше он держал таверну; Бодж – вот как его звали. Да, точно Бодж. Он держал в руке дубинку и этак многозначительно постукивал ею себя по ляжке, но держался на почтительном расстоянии от ножа Уинтроу. Остальные поглядывали на него как на вожака, именно от Боджа ожидая решительных действий. Кеннит даже слегка заподозрил, что в данный момент Бодж не так уж наслаждается своей ролью предводителя. Глянув в сторону, Кеннит увидел, что Соркор во главе моряков с «Мариетты» понемногу теснит толпу с боку. Девушки при нем больше видно не было. Они с Кеннитом переглянулись… Соркору не понадобилось никаких знаков. Он ничего не предпримет, пока схватка не сделается неизбежной. А тогда – тогда уж он прорубит себе путь к Кенниту так быстро, как только сумеет.
Бодж между тем опасливо оглянулся через плечо на подельников, потом с холодным удовлетворением улыбнулся тем, кто вплотную окружил пиратов. И встал перед Кеннитом, ощущая надежный тыл за спиной. Чтобы встретиться взглядами с капитаном, ему пришлось смотреть поверх головы Уинтроу.
– А я говорю – это ты, ублюдок вонючий, как есть во всем виноват! Это ты расшевелил муравейник, когда принялся гоняться по морю за работорговцами! Тебе мало было того, чтобы на хлеб с маслом себе добывать? Еще и показуха понадобилась? Да еще эти твои разговорчики про то, как бы, значит, заделаться королем!… Когда порядочные люди то тут, то там ограбят кораблик, венценосный, мать его, мальчишка в Джамелии и не замечал! И тут, значит, ты появляешься. Сатрап на нас никакого внимания не обращал, пока ты прямо к нему в карман руку не запустил! А теперь смотри, что с нами сделали из-за тебя! У нас же ничего не осталось!… Совсем ничего!… Нам теперь только новое пристанище где-нибудь найти и на голой земле все заново строить! И каков шанс, что наш новый порт будет укрыт хоть вполовину так надежно, как был укрыт Делипай? Мы жили тут, чувствуя себя в безопасности! А ты все нарушил! Те налетчики, что напали на нас, они, между прочим, как раз тебя и выискивали…-И Бодж шлепнул дубинкой по ладони: – Так что должок за тобой, вот как я это дельце вижу! Все, что у тебя припрятано на корабле, – оно наше по праву, и мы это у тебя забираем. Пригодится небось, когда на новом месте строиться будем. А теперь выбирай, как мы у тебя добро заберем, по-хорошему или нет. Не захочешь делиться – ну что ж…
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |