Странное дело, он совсем не осуждал Лизу — сейчас она была честна, когда говорила о том, как решилась на связь с Кулешовым, как согласилась разыгрывать перед ним гейшу. Это желание сохранить свой достаток — Алексею оно было вполне понятно, тем более, если знать, как нынешнее положение досталось Лизе. Корнилов верил, не случись в ее жизни беременности, ухода из инвестиционной компании и последовавшей за этим чехарды, она бы смогла к своим тридцати годам стать одной из тех ослепительных финансовых девушек, которые теснили мужчин с их высоких позиций, подкрепляя свой профессионализм узкими юбками и высокими каблуками. Лиза вынуждена была кардинально изменить свою жизнь, достичь успеха в абсолютно чужой ей сфере. Она была рядом с ним, она нравилась ему, вернее, нравились ему все Лизины образы, которые он видел, но он хотел узнать ее всю.
Все развивалось слишком быстро, еще позавчера Лиза не понимала отношения к ней Алексея, вчера рассказала ему все свои секреты, а сегодня ей уже звонила его мама с предложением отправиться смотреть дом. Дом — это было заманчиво и страшно. Алексей не говорил ничего об их будущем, зато как само собой разумеющееся рассматривал, что Лиза согласится жить с ним. Она не знала, что это — предложение чего-то большего, простое удобство в их сосуществовании, она не знала, но согласилась. Лиза устала что-то решать и чего-то бояться, она решила хотя бы недолго плыть по течению, ждать рождения сына и стараться сделать так, чтобы у них с Корниловым было это большее.
Лиза со Светланой Геннадьевной осматривали уже третий дом — престижные адреса, пышные интерьеры, роскошные люстры и огромные окна, холод и полное отсутствие уюта, у Лизы не было никакого желания жить в музее.
— Я просто не смогу нормально себя чувствовать в таком доме, — устало произнесла Лиза, опускаясь за столик в маленьком кафе в Найтсбридже. У нее болела спина, и отекли ноги, хотелось спрятаться под пледом на мягком диване или хотя бы в кресле рядом с Алексеем.
— Я понимаю тебя, Лиза, — мягко сказала мама Алексея, — Я бы тоже не смогла. Что сказать? Все делается на потребу дня. Как сейчас модно говорить, русские любят Лондонград?
— Да уж, — усмехнулась Лиза, делая маленький глоток чая. — Точно Лондонград. Давайте посмотрим это поместье за городом, о котором нам говорили. Мне кажется, Алексею там будет лучше, чем в городе, да и мне тоже.
Светлана Геннадьевна не уставала удивляться — ее сын решил жить вместе с Лизой и своим малышом, а Лиза, когда говорила о будущем, хотя и была очень осторожна, всегда в первую очередь упоминала Алексея и их сына, и только потом себя. Конечно, ей, как матери, хотелось бы, чтобы все было, как следует, чтобы была свадьба, чтобы все было упорядоченно и понятно, но в той ситуации, что сложилась сейчас, Светлана Геннадьевна радовалась каждому шагу, которые Алексей и Лиза делали навстречу друг другу.
Поместье в Сиденгаме оказалось лучше, чем Лиза могла и мечтать. Со стороны казавшийся мрачным каменный дом внутри был теплым и полным уюта: натуральное дерево и камень, мягкие ковры, просторная кухня и светлые спальни — Лиза влюбилась с первой минуты. Риэлтор еще долго говорил про поле для гольфа и подогреваемый бассейн, а она, войдя в гостиную и сев в кресло-качалку, поняла, что именно здесь хочет укачивать своего сына.
— Здесь ты сможешь жить, — сказала Светлана Геннадьевна, приобнимая Лизу за плечи.
— Смогу, — радостно улыбнулась она. Здесь сможет жить не только она, но и Алексей, и именно от него зависит, как долго и как счастливо они смогут здесь жить.
В Гонконге прошло IPO, в Сочи началось строительство второй очереди Олимпийской деревни, здесь в Лондоне Алексей смог сделать первые неловкие шаги по своей палате. Возможность самому, хоть и нетвердо стоять на ногах внушала надежду, ожоги медленно заживали, на руке и на груди приживалась новая кожа. Ему следовало привыкнуть к шрамам на лице, красновато-коричневые с бледными прожилками полоски начинались на левой щеке, тянулись по подбородку и опускались на шею. Увидев себя в первый раз, радуясь тому, что самостоятельно добрел до ванной, Алексей в очередной раз подумал, как хорошо, что весь удар и весь залп пламени пришелся на него, а не на Настю. Он смотрел на себя и отстраненно думал, что прежде никогда не задерживался взглядом на своем отражении больше тех минут, что нужны были, чтобы побриться, а теперь смотрел и смотрел, и думал, что очень просто говорить о том, что шрамы не портят мужчину. Ему самому было почти наплевать, как он выглядит со стороны, главное, что может думать, видеть, ходить, делать свое дело, но вот Лиза — заслуживает ли она того, чтобы смотреть на него такого каждый день? Упрямая нежная Лиза. Алексей без сил опустился на маленький стульчик возле душевой кабины, под лангетой безумно чесалась рука, кружилась голова, и страшно ломило затылок. Невропатолог сказал, что черепная травма может усилить его обычные головные боли. Что ж, Лизе мог достаться не только пережаренный, но и сходящий с ума от вечной боли мужчина. Алексей уронил голову на здоровую руку, ощутил шершавую поверхность рубцов — как получилось, что еще недавно он и слышать не хотел о Лизе, потом затеял этот почти роковой спор с Настей, а теперь мог думать только о ней. Может, от удара встряхнулись не только его мозги, но и чувства? Почему он не вспоминает Саюри, словно тот вечер, когда он понял весь ее обман, навсегда вычеркнул девушку из его мыслей, и словно в насмешку поселил в его мыслях Лизу.
— Алексей, Боже, ты где? — раздался встревоженный голос Лизы. — Ты здесь? — она резко распахнула дверь в ванную.
Видимо, больница — это то место, где человек лишается личного пространства, — отстраненно подумал Алексей.
— Что случилось? — Лиза наклонилась к нему, коснулась рукой здоровой щеки. Алексей поднял голову, Лиза не отвела взгляд, только посмотрела участливо и тревожно. — Не думала, что тебе можно ходить одному, — с укором сказала она.
— Не делай вид, что ничего не видишь! — зло бросил Алексей, медленно поднимаясь.
— Не ломай комедию! — в тон ему ответила Лиза. — Конечно, я все вижу. Ты хочешь, чтобы я убеждала тебя, что ничего не произошло. Этого не будет, потому что произошло. И я последние недели представляла, что увижу.
— Ну и хорошо, — устало произнес Алексей, делая шаг в сторону комнаты.
— Боже, Алексей, ты хочешь, чтобы я плакала, глядя на твое бедное лицо или чтобы причитала, делала вид, что ничего не вижу? — Лиза положила руку на его здоровое плечо.
Корнилов безразлично покачал головой.
— Я вижу и мне хочется плакать, потому что я понимаю, какую боль ты пережил и все еще переживаешь, — Лиза как могла приобняла Алексея и положила голову ему на грудь, через слой повязок мерно билось сердце. — И это важно, потому что я знаю о твоей боли и ничем не могу помочь. Все остальное неважно.
Ему хотелось верить, и вдруг подумалось о том, какой была бы реакция Саюри — истерика, слезы и гнев, словно Корнилов сам во всем виноват. Что говорить о шрамах, если даже очки злили ее донельзя.
— И, в конце концов, ты всегда можешь отрастить такую сексуальную бородку, — усмехнулась Лиза, неуклюже садясь на кровать рядом с Алексеем. — На следующей неделе тебя отпускают домой, — продолжила она.
— Я знаю, — тихо сказал Алексей.
— Я подумала, что бабушкин торт будет хорошей идеей, — улыбнулась Лиза. — В новом доме отличная кухня.
— А еще подогреваемый бассейн и поле для гольфа, — продолжил Алексей.
— Очень нужные в быту удобства, — поддержала его Лиза. — Я плаваю в бассейне, — она медленно выпрямилась, — Кажется, только там у меня не болит спина, — в последние недели Лиза ощущала свою беременность все острее, казалось, каждый набранный килограмм давил на ее бедный позвоночник, заснуть удавалось, только подложив специальную подушку под живот.
— Тебе очень тяжело? — участливо спросил Алексей. Когда, наконец, он перестанет быть таким эгоистом? Пока он здесь предается своим бесконечным рефлексиям, маленькая хрупкая Лиза вынашивает его ребенка, беспокоится о нем и пытается не упускать из внимания дела в Москве.
— Бывает тяжело, конечно, но я рада любому дискомфорту, — честно ответила Лиза. — Знаешь, в самом начале беременности я обещала себе быть примерной будущей мамой — спать, есть, гулять, заниматься спортом по расписанию, — теперь Алексею становилась понятна ее одержимость здоровым образом жизни в конце осени в Москве. — И у меня это получалось.
— Я снова испортил тебе все, — пробормотал Алексей.
— Слушай, ты когда-нибудь бросишь эту свою скверную привычку принимать на себя грехи всего мира? — Лиза отодвинулась от него, — Это уже выглядит то ли манией величия, то ли самонадеянностью.
Бросить старую привычку было очень трудно, да Алексей и не думал об этом. Он слишком привык сразу брать вину и ответственность на себя.
— А вот поле для гольфа я использовать не собираюсь, — продолжила легкий разговор Лиза. — Это по твоей части, я люблю только смотреть. Помнишь тот матч в московском гольф-клубе?
— Помню твой невыспавшийся вид и свои мысли о том, кто довел тебя до такого, — только сейчас Алексей понимал, что в то утро он увлекся Лизой, проведя приятную ночь с Кейко.
— Ну, теперь-то ты знаешь? — Лизе было трудно, шутя, говорить об этом, но была ли у нее другая возможность?
— Знаю и не ревную, — ответил Корнилов, для него больше не было диссонансом, что его одновременно тянуло и к Лизе, и к Кейко.
— А тогда ревновал?
— Немного, — усмехнулся Алексей. — Ты была очаровательной в то утро, такая сдержанная элегантность с намеком на то, что все не так просто, как кажется на первый взгляд.
— Не то, что сейчас, да? — наполовину в шутку, наполовину всерьез спросила его Лиза.
— Теперь ты хочешь, чтобы я тебя поутешал, да?
— Да, я же женщина. Мне можно.
— Сейчас ты очаровательная и совсем не сдержанная, — позволил себе настоящую улыбку Алексей. — И все намеки стали абсолютно прозрачны.
— Намеки, которые ты реализовал, да? — было так странно и так легко вести этот разговор.
— Да, я, — ответил Корнилов. — Ты думала о том, как мы назовем сына, — Алексей придвинулся к Лизе поближе и накрыл своей рукой ее живот. Удивительно, внутри нее билось сердечко их малыша.
— Я думала, вот когда увидим его вместе, тогда и решим, хоть все и говорят мне, что это безответственно.
— Но ты ведь видела его уже на всех этих приборах, — Корнилов неопределенно махнул рукой.
— Видела, он смешной и чудесный. Уже маленький человек, наш с тобой, — Лиза до сих пор не могла поверить, что так просто говорит с Алексеем об их сыне.
— А могу я как-то пойти с тобой, ведь это возможно? — немного нерешительно спросил Корнилов.
Лиза была так рада это услышать, всю беременность она с завистью смотрела на счастливые пары, вместе заходящие в кабинет врача.
— Можешь, — просто ответила она. — Мне нужно сделать УЗИ и еще несколько тестов до конца этой недели, и я могу сделать их прямо здесь.
Лиза лежала на кушетке, а врач водил датчиком УЗИ по ее животу, Алексей держал ее за руку. На экране их малыш дремал, закрыв глаза, можно было четко рассмотреть его рот, глазки, носик и ушки. Алексей смотрел как завороженный. Врач диктовал ассистентке какие-то данные, успокаивающе похлопав Лизу по руке со словами, что малыш развивается нормально.
— Алексей, нужно пересчитать пальчики у него на ручках, — тихо проговорила Лиза, сжимая его ладонь. — Мне это уже вторую неделю не дает покоя.
— Все хорошо у него с пальчиками, — чуть охрипшим голосом проговорил Корнилов, — Я уже пересчитал.
Вдруг ребенок лениво пошевелился, открыл глаза и толкнулся ручкой, Лиза охнула, а Алексей с испугом увидел, как шевельнулся ее живот.
— Он последнее время часто толкается то коленками, то локтями, — успокаивая Алексея, сказала Лиза.
— Ребенку уже мало места в матке, он старается устроиться поудобнее, — обратился врач к Алексею, тот от ощущений увиденного, не сразу понял, что доктор говорит ему по-английски, а, поняв, нерешительно улыбнулся.
— Я и не знал, что это такое трудное дело, — только и ответил он.
Лизе было немного неловко стоять со своим голым и большим животом перед Алексеем, и она быстро натянула тунику, встав с кушетки.
— Ты слишком многим обещала раздеться, — прошептал ей он, и Лиза почувствовала, как ее бросило в краску.
За УЗИ последовало снятие кардиотокограммы, когда специальным прибором измеряли сердцебиение плода, и снова Корнилов был рядом. Они вместе слышали, как шевелится их малыш, и как ровно бьется его сердечко.
Выйдя из кабинета врача, Лиза присела на кушетку, Алексей в инвалидной коляске остановился рядом с ней.
— Это было… — он помолчал, не зная, что сказать.
— Незабываемо? — улыбнулась Лиза.
— Удивительно и страшно, — ответил Корнилов. — Теперь мне вообще все время будет страшно, за тебя, за него.
— Ничего не бойся, это я тебе как будущая мама говорю, — нежно сказала Лиза. — Тренируюсь на тебе, — ей было до странности хорошо, наконец-то, все было, как в ее мечтах, она, Алексей и их малыш почти рядом с ними. И пусть Корнилов поначалу вел себя как избалованный ребенок, отказываясь садиться в инвалидное кресло, чтобы добраться до другого корпуса госпиталя, потом он повел себя как настоящий испуганный предстоящим отцовством мужчина.
Глава 34
Лиза ждала Алексея дома, это было так ново, так правильно и очень волнительно. С утра домохозяйка готовила обед, а она, нервничая, отправилась в салон красоты, уложила волосы в тяжелую корону из кос на затылке, сделала макияж, маникюр и педикюр — лихорадочные сборы как перед вечеринкой, на которую удалось получить приглашение в самый последний момент. Боже, ей так хотелось быть самой красивой и самой желанной для него. И пусть этот дом, который Лиза уже почти полюбила, был временным жилищем для них, и, может быть, вовсе и не было «их» как пары, а уж тем более, как семьи, но все равно казалось очень важным и символичным встретить Алексея так, чтобы он радовался каждой минуте. Лиза специально не поехала в больницу, зная, как злится и комплексует Корнилов, когда приходится садиться в инвалидное кресло, чувствует себя ущербным и неуклюжим. Она ждала его дома, беременная и на кухне, хорошо хоть не босая. На столе стоял торт Наполеон, хрустящий, сладкий и немного неровный, Лиза так нервничала, что не смогла раскатать идеальные коржи. Она устала, разрумянилась и чувствовала себя счастливой. Полчаса назад позвонил водитель, сообщив, что они отъехали от госпиталя, Лиза успела надеть новое платье и расставить тарелки на столе.
Послышался шорох шин на подъездной дорожке, звук открываемой двери, Лиза вышла в холл, Алексей медленно входил в дом. Каждое его появление на ее пороге несло перемены — их неловкое знакомство в прихожей среди горы обувных коробок, его гневный взгляд на кимоно в ее руках все в той же прихожей. Пусть его третье появление рядом с ней принесет более счастливый результат.
Корнилов выглядел бледным и усталым, вокруг глаз залегли глубокие морщины, один из охранников помог ему снять пальто, и Алексей сделал шаг Лизе навстречу. Она протянула к нему руки и подставила губы для поцелуя. Может быть, кому-то это могло показаться излишне мелодраматичным, но Лиза делала то, что подсказывало сердце. Разве был какой-то единый рецепт, разве знал хоть кто-то, как склеить разбитую бесценную вазу?
— Я сделала торт, как обещала, — прошептала Лиза.
— Я чувствую запах, — уголком рта улыбнулся Алексей и легко коснулся ее губ своими.
Чуть позже они сидели в гостиной друг напротив друга, и если Корнилову казалось, что шрамы отвращают Лизу от него, он был самым настоящим безумцем. Она могла смотреть на него целую вечность. Что такое уродливые следы на коже, когда Лиза хотела владеть его сердцем?
Наступили долгие тягучие дни, словно медовый месяц наоборот — Лиза с Алексеем проводили многие часы наедине друг с другом. Его родители улетели в Испанию, мама не хотела, но подчинилась воле отца, Марина отправилась к мужу в Женеву. Длинные завтраки, фритата и блинчики с кленовым сиропом, какао с маршмеллоу и бельгийские вафли, послеобеденный сон и медленные прогулки в небольшом парке возле дома. Алексей все еще был довольно слаб, к нему каждый день приходила медсестра, трижды в неделю приходилось ездить в госпиталь, левая рука была скована лангетой, и предстояло сделать несколько операций, чтобы восстановить чувствительность ладони, но мало-помалу он приходил в себя. По вечерам они сидели в гостиной, Алексей вникал в дела своих компаний, Лиза старалась на расстоянии руководить «Весной» и занималась проектом Grey Key. Иногда она читала книгу, расположившись в кресле-качалке, а он дремал на диване. Алексей старался коснуться ее, скользнуть поцелуем. Как-то рано утром, пока еще даже не рассвело, Лиза стояла с чашкой цветочного чая перед окном на кухне, медленно падал снег, казалось, зима длится уже целую вечность. Сзади к ней подошел Алексей, прислонился грудью к ее спине и положил руку на большой выступающий живот, Лиза положила свою ладошку сверху.
— Я хотел этого с того момента, когда увидел беременную тебя, — тихо произнес он.
— Даже когда злился и не верил? — спросила Лиза.
— Особенно тогда, — ответил Корнилов. — Что это ты пьешь тут в ночи? — он вдохнул теплый аромат ее чая.
— Ничего интересного, — улыбнулась Лиза, — Если ты не увлекаешься ромашковым отваром.
— Может, мне стоит им увлечься? Что-то серьезное мы с тобой сможем выпить совсем не скоро.
— Это уж точно, — рассмеялась Лиза, — Особенно я.
— Зато после мы с тобой выпьем лучшего шампанского, — от дыхания Алексея по шее у Лизы побежали мурашки. Странно и даже неловко, ей было трудно вставать с кровати и глубоко дышать, у нее на теле появились пигментные пятна, а растяжки сводили с ума, но она хотела его, ощущений мужского тела рядом с собой, внутри себя, его ласк, ожидания, экстаза и полета в никуда.
— Может, лучше сразу виски или пару бокалов коньяка? — Лиза чуть пошевелилась, и Алексей отпустил ее, он до сих пор не мог понять, захочет ли она когда-нибудь его как мужчину. И хоть сейчас Корнилов был бы слишком самоуверен, если бы думал, что способен на что-то, но в будущем хотел видеть ее рядом с собой каждую ночь.
— Можно и так.
— Тебе не кажется, что мы тут с тобой живем как в санатории? — Лиза откинулась на стуле, стараясь дать малышу хоть ненадолго побольше пространства для маневра.
— Я никогда не был в санатории, но с тобой бы не отказался.
— А я была, с бабулей. В Марианске Лазне, она их называла Мариенбадом на какой-то старый дореволюционный лад. Мы там также спали, ели, разговаривали и гуляли. Волшебное было время. Мне было пятнадцать, бабушка была увлечена имитационным моделированием на рынке ценных бумаг. По вечерам мы ужинали в лучшем ресторане, а потом она опробовала на мне, как на самом верном слушателе, свои идеи.
— Мне бы понравилась твоя бабушка.
— Сейчас я думаю, что ты бы тоже понравился ей, — Лиза и правда верила, что бабуля оценила бы Алексея так же, как ценила его и она.
— А тебе? — словно невзначай спросил Алексей.
— А мне ты нравишься давно, — просто ответила Лиза, не могла же она вот так сказать, что любила его.
— А ты мне, — тихо произнес Алексей. Какой-то странный и наивный разговор они вели. И вообще они с Лизой сейчас, наверное, выглядели странной парой. Она — со своей чувственной фигурой, рассыпавшимися по плечам черными волосами и бледной кожей, просвечивающей через кружево алого пеньюара, и он — со шрамами на лице, рукой на перевязи, в нелепой темно-синей пижаме и в тапках.
— Что ж, это внушает оптимизм, — Алексей встал, допил чай из Лизиной чашки и потянул ее за собой, — Пойдем поспим еще немного.
Лиза аккуратно устроилась на высокой кровати, тщательно рассовав подушки под спину и под живот, Алексей присел рядом.
— Скоро уже, — полувопросительно сказал он.
— Еще минимум шесть недель, — твердо ответила Лиза, — Но ты не бойся, я в порядке.
— Я все равно буду бояться, — он лег рядом, и Лиза чуть подвинулась, откидывая одеяло.
Они жили, ели, а теперь даже спали вместе, но о будущем никто не говорил. Нет, его никто и не отрицал, сначала Корнилов, а потом Лиза осторожно делились своими планами на ближайшие полгода, год, и в этих планах они были рядом друг с другом, и словно подразумевалось, что так будет и впредь. Жаль, что жизнь была сложнее бизнес-задачи или финансовой модели, и о том, что подразумевалось все же следовало говорить. По крайней мере, Лизе хотелось услышать об этом. Она должна была знать, как и что представляет себе Алексей, чтобы сказать ему, совпадает это с ее представлениями или нет. А еще ей бы очень хотелось услышать от него историю, из-за которой он так желал и так мучился рядом с Кейко, историю его погибшей жены и никуда не исчезнувших угроз их жизням.
Странно, но о намерениях Алексея Лиза узнала почти случайно, ненароком подслушав его разговор с другом. Их уединение не тревожил почти никто — Дорофеевы улетели в Москву, а общаться с кем-то еще и у Алексея, и у нее самой не было ни желания, ни сил. Лиза даже радовалась, что все время откладывала свой приезд в Лондон Стеф. Тем более, она была удивлена, когда во время завтрака в очередное мрачное февральское утро Корнилов заявил, что сегодня к ним приедет университетский друг.
Университетский друг, Егор оказался цепким жестким клоном Корнилова полугодовой давности — с другой внешностью, но тем же беспощадным блеском в глазах. Он был мил и предупредителен с Лизой, но не скрывал своего желания остаться с Алексеем наедине, а она не скрывала желания побыть одной. Лиза неплохо отдохнула, почитала и переоделась, и уже почти спустилась в гостиную, когда услышала голоса мужчин и не смогла заставить себя уйти или, наоборот, выйти к ним.
— И что думаешь делать с ней? — придирчиво спросил Егор.
— Ты явился после двухлетнего отсутствия и думаешь, что можешь вот так просто задавать мне такие вопросы, — усмехнулся Корнилов.
— А что? Ты тоже можешь задать мне какой-нибудь вопрос, хотя у меня, конечно, нет женщины, которая бы смотрела на меня как на ключ от Форт-Нокс.
— А у меня ты считаешь есть?
— Мне вроде говорили, что зрение у тебя не пострадало, — насмешливо сказал Егор. — Или это не так?
— Может, оно пострадало частично, — ушел от ответа Корнилов.
— Понятно, — протянул Егор, хотя, конечно, не понимал ничего. — Так что думаешь делать?
— Все, что нужно, чтобы было правильно, как любит говорить моя мать, — ответил Алексей.
— Просто правильно или по-настоящему правильно? — не отставал Егор.
— Отстань, — отмахнулся Корнилов. — Очень правильно, тебя устроит?
Вместе, нравишься, очень правильно — набор ни о чем не говорящих, плоских фраз. Глупо, непонятно, обидно. Почему она открыла ему свою душу, а он продолжает молчать, почему считает, что может скрывать то, о чем ей больше всего хотелось бы знать? И почему он встал и ушел от нее уже больше часа назад? Как же хочется поспать хотя бы несколько часов, не просыпаясь, чтобы сходить в туалет, не ощущая постоянной одышки и вечной боли в спине. Она не имеет права жаловаться, она ждет самого чудесного события в своей жизни. Еще какой-то месяц и Лиза возьмет на руки своего малыша, прижмет его к груди, а рядом будет Алексей. Что ей еще нужно? Совсем мало, чтобы Корнилов, наконец, сказал, что думает о ней, что чувствует к ней. Лиза медленно перевернулась на бок и осторожно встала, накинула халат. Сейчас казалось странным, что она думала, будто смогла бы быть в своем нынешнем положении хоть с кем-то другим, кроме Алексея, с Бруно, например. Те изменения, которые происходили в ней, в ее теле, в ее голове могли быть пережиты только с отцом ее сына. Лиза вышла в коридор, прошла мимо комнаты, которую отвели под детскую, там стояла чудесная кроватка, которую она приобрела в Милане, пеленальный столик, игрушки на полках, уютный диванчик в углу. Стеф все же прислала ее вещи, что ж, так даже лучше — она неизбежно бы все рассказала Бруно, а Лизе отчего-то не хотелось больше становиться героиней ничьих историй.
Лиза спустилась в гостиную, Корнилов сидел на диване, неяркий свет торшера освещал его склоненную фигуру.
— Ты что тут? — Лиза ласково тронула его за плечо, несколько дней назад с руки Алексея сняли повязки, и теперь она видела новую бледную кожу. Кожа прижилась, оставалось только чтобы они сами прижились друг к другу.
— Вот сижу, — глухо ответил Алексей.
— Я вижу, — ответила Лиза, устраиваясь рядом, накидывая плед на себя и на него. — Думаешь о чем-то?
— Думаю, что должен рассказать тебе о Саюри.
Лиза вздрогнула — Саюри, тогда еще безымянная, казалась ее давним кошмаром.
— Говори.
— Вначале я думал, что ты странным образом похожа на нее. Именно ты, а не Кейко. Кейко была суррогатом, который я искал в наказание самому себе. Ты была свежей и нежной, как она. Это потом я узнал, что она была совсем не свежей и уж точно не нежной, — Алексей замолчал.
Странно, не такого начала ожидала Лиза. Она думала, Корнилов будет почти с благоговением говорить о девушке, которую он потерял, но в его словах звучало презрение.
— Я был увлечен японской культурой с детства, как, впрочем, и многим другим. Правда, другие увлечения прошли, а это — нет. Я закончил МГИМО, конечно, со специализацией на японском языке. Потом увлекся архитектурой. Отец дал мне возможность развивать тот бизнес, который я хотел. Я вкладывал деньги, туда и сюда. Земля на Золотой миле, компании, акции, мы много строили и покупали, а потом я решил, что можно попробовать делать то же самое и в Японии. Там меня, конечно, никто не ждал, но понемногу все начало получаться. Стройки, участие в работах по переустройству порта в Кобе. Япония, в которой я жил, была выше всяких похвал. Есть страны, очарование которых рассеивается, как только ты перестаешь быть в них туристом. Япония затягивала меня все глубже, философия, история, традиции, сакура и момидзигари, — Лиза видела, что Алексею приятно вспоминать все это, его глаза светились, и она могла только надеяться, что не из-за женщины, которую он потерял. — Я вел дела с Сюнкити Ямагути, он был финансовым воротилой и главой одного из кланов якудза. Это европейцев может испугать такое знакомство, но только не нас. Сюнкити был прямолинеен и честен, и мне было абсолютно все равно, где и как он рэкитирствовал в прошлом. На одной из вечеринок я познакомился с его дочерью Саюри, совсем юной, она была квинтэссенцией Японии для меня: нежная, хрупкая, чуть загадочная, абсолютно отстраненная от реального мира. Это были идеальные качества в женщине для меня. Мы стали встречаться, конечно, с разрешения, ее отца. Все украдкой, ничего лишнего, я мог только мечтать о ней. Ни о чем, кроме брака, не шло и речи. Я не верил своему счастью, когда Сюнкити согласился на него. У нас была традиционная японская свадьба, а после я хотел устроить настоящий праздник у родителей в Марбелье, но прежде мы решили провести свой медовый месяц. Саюри, она жила среди таких наивных понятий, как невинность и первая брачная ночь. Ее первая брачная ночь стала последней, — Корнилов опустил голову и замолчал. Лиза не могла осознать его слова. Саюри оставила его? С ней что-то случилось? Это казалось странным и невероятным. Она боялась произнести хоть слово, задать хотя бы один неловкий вопрос.
— Она умерла в первую нашу с ней ночь, стукнулась головой о столбик кровати. Ты когда-нибудь слышала о таком? О чем-нибудь более нелепом?
Лиза отрицательно покачала головой, в это и правда было трудно поверить, но Алексей страдал, а, значит, это было правдой.
— Я помню ее лицо, ее тело, мое стремление навстречу к ней, ее покорное принятие меня.
Лиза и не думала, что сможет так отчаянно ревновать, слушая признания Алексея.
— Она называла меня своим стареньким мужем и покорно отдавала себя, — Корнилов горько усмехнулся. Лиза негодовала, как могла эта девчонка так говорить, так думать?! Как она могла отвергать то, что Алексей с радостью ей отдавал?!
— Она была в моих руках, горячая, живая, а потом словно стала тряпичной куклой, я думал, это очередные ее невинные шутки или просто неприятие меня, но я даже представить не мог, что она была уже мертва.
Лиза почувствовала, как по ее коже пробежали мурашки. То, что рассказывал Корнилов, не укладывалось в голове, звучало как забракованный сценарий второсортного фильма.
— Я помню ее волосы, зацепившиеся за столбик кровати, отметину от удара на ее виске.
Алексей молчал, только тер ладонью усталые глаза. Лиза придвинулась ближе, обняла его так крепко, как могла, из ее глаз текли слезы, она положила голову на плечо Корнилова и намочила слезами его футболку. Она ревновала, разрывалась от сострадания к Алексею и гнева на глупую девчонку, которая причинила ему столько боли.
— Еще минуту назад Саюри была рядом со мной, и вот ее уже не было ни со мной, ни с кем-то другим. Я думал, Сюнкити уничтожит меня, и был к этому готов, но он отпустил меня. Только потом я понял, что мое собственное чувство вины было лучше любой сиюминутной мести.
Лиза вспомнила мрачного Алексея, каким она увидела его впервые в чайном доме, а несколькими днями позже и в кинотеатре, — тогда он был человеком, уже поддавшимся разрушающему чувству вины.
— Мне хотелось наказать себя еще больше, заставить почувствовать, что потерял. Так пришла идея чайного дома — ненастоящая, суррогатная японка в традиционном обличье, правда не чистая девушка, а доступная гейша казалась отличным продолжением истории моего самобичевания. Появилась Кейко, иллюзия, ширма, вроде бы беспринципная девица, к которой меня отчего-то странно тянуло, и это было еще хуже. Даже узнав настоящую нежную Саюри и погубив ее, я испытывал страсть к дешевке, которой пытался ее заменить.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |