Или кто-то. Эрик возвращается к версии Чарльза, в которой тот попал в камеру за четыре-пять дней до побега. Не сам выдал себя, а тот, кто был в курсе маленького секрета Чарльза. Рейвен. Если предложить, что она существовала.
— Тебя выдала Рейвен? — спрашивает Эрик, внимательно наблюдая за ним.
Лицо Чарльза застывает.
— Нет, — отвечает он, глядя прямо в глаза. Непроницаемая маска.
Эрик даёт ему шанс убедить, что мифическая сестра существовала, но Чарльз им не пользуется.
— Когда в тюрьму попала Рейвен?
— Около трёх месяцев назад.
— Ты тогда работал на людей?
— Нет.
— Они тебя нашли сами?
— Нет. То есть, да.
— Да или нет? Отвечай конкретнее и быстрее.
— Да. Я оказался в нужном месте и в нужное время, применил свои способности, чтобы мной заинтересовались… как тем, кто был бы полезен.
— Чем ты мог быть полезен людям?
— Они изучали мутации. Я профессор генетики… — начинает Чарльз.
— Ты заинтересовал их своей мутацией?
— Нет, — Чарльз сдвигает брови на переносице.
— У них была машина, но не было телепата.
— Они не знали, что я мутант.
— Ты разговаривал с Рейвен, так же, как и со мной?
— Да.
— В той же камере?
— Да.
— Камеру прослушивали?
— Да.
— Рейвен выдала тебя при первой встрече?
— Нет. Я предупредил её. С помощью телепатии.
— Ты сразу согласился искать для людей других мутантов?
— Что?.. Нет, — Чарльз мотает головой.
— Не сразу?
— Я. Никогда. Не соглашался, — раздельно произносит он.
— Почему тебя не одели в тюремную робу?
— Я не знаю… Ты уже спрашивал.
— Когда тебя посадили в камеру?
— Несколько дней до побега, — цедит Чарльз сквозь зубы.
— Сколько мутантов ты нашёл с помощью Церебро?
— Что?.. Я не… Я не делал этого.
— Как выглядит Церебро?
— Шлем, к которому подключены провода, и…
— Сколько раз ты его надевал?
— Нисколько.
— Ты согласился искать мутантов взамен на своё освобождение?
— Нет.
— Освобождение Рейвен?
— Нет. Я не соглашался. Нет.
— Из-за денег?
— Нет.
— Из бескорыстного и чистого интереса к мутантам? Ведь с помощью людей мог познакомиться с массой любопытных мутаций…
— Боже мой, нет. Я не соглашался, Эрик. Я уже говорил.
— Хорошо. Кто сконструировал Церебро?
— Хэнк Маккой, об этом тебе рассказал Этьен.
— Машина может работать только с телепатами? Отвечай быстрее.
— Да... По крайней мере, мне…
— Во время создания Церебро ты её испытывал?
— Нет. Неужели ты не слышал, что я говорил? — Чарльз судорожно сглатывает.
У Эрика тоже пересохло в горле. Ему хочется пить, и стоит сходить поесть, прежде чем продолжить разговор.
— Куда её отвезли? — задаёт он последний вопрос.
Чарльз отвечает:
— Я не знаю.
Сбить и запутать его не получилось, а волнение выдаёт только покрывшая лоб испарина.
***
На тумбочке в спальне Рейвен — пара позапрошлогодних журналов. Один из них — заложен на страничке с гороскопом. Нигде не видно чемоданов или дорожных сумок. В прошлый раз Эрика смутило, но не обратил внимания, что в шкафу было немного вещей. Ещё до того, как часть забрала Ангел.
На следующей встрече с Чарльзом, в этот же день, Эрик первым делом спрашивает:
— Рейвен в последнее время не жила в этом доме?
— В последнее время мы жили в Оксфорде.
— Чему Рейвен училась в Оксфорде? — В её спальне Эрик не заметил ничего, что относилось бы к учебе. В отличие от спальни Чарльза.
— Она жила там из-за меня. Она не училась в университете.
— Почему?
— Она не хотела, у неё не было склонности к науке. Я ничего ей не навязывал.
Эрик прикусывает кончик ручки и оглядывает Чарльза.
— Какой у неё знак зодиака?
— Прости? Что?
— Знак зодиака.
— Она не очень интересовалась... — Чарльз напряжённо хмурится.
— Но читала гороскопы, могла делиться прогнозами… Произносила вслух. Вспомни, Ксавьер.
— Телец… вроде бы… — отвечает Чарльз после паузы.
— Ты читал мысли Рейвен?
— Нет.
— Почему?
— Я дал ей слово.
— И что?
— Я его держу, если ты понимаешь, что это значит.
Похоже, для него это на самом деле важно. Замечательно.
— Понимаю… Рейвен с кем-нибудь встречалась?
— Встречалась? — Чарльз теряется. — Я не вмешивался в её личную жизнь.
— Никогда не интересовался… её фантазиями?
— Я дал ей слово, — повторяет Чарльз и морщится.
— И никогда не было любопытно? — Эрик усмехается. Ему сложно в это поверить.
— Нет. Я знаю о людях то, что никогда бы не хотел знать.
Эрик некоторое время молчит, раздумывая, задавать ли следующий вопрос.
— На допросах ты многое узнал обо мне?
— Всё, — сразу же отвечает Чарльз.
— И что-нибудь хотел бы забыть?
Чарльз пристально на него смотрит:
— Нет.
«Нет».
Но, может, сейчас, если бы мог читать мысли, Чарльз был бы другого мнения.
— Я всегда считал, что в моих мыслях слишком много насилия. Я каждый день думал об убийствах. Но ты, видимо, встречал людей и с худшими мыслями? — Чарльз не отвечает, и Эрик считает его молчание согласием. — И до сих пор веришь в человечество?
— Я тоже неидеален, Эрик. Мои мысли и поступки далеки до совершенства.
— Так красиво ты говоришь о своём предательстве?
Вместо ответа Чарльз бросает на него тяжёлый взгляд.
— Хорошо, — продолжает Эрик. — Что-то другое? Мне просто интересно. Забыл вернуть библиотечную книгу?
Чарльз нервно улыбается, и Эрик с трудом удерживается от смешка: похоже, он случайно попал в точку.
— Как и у всех людей, — говорит Чарльз. — Я испытываю обычные эмоции.
— Злоба? Гнев? Жадность?
— Ты правильно меня понимаешь.
— А поступки?
— Иногда я использовал свои способности в своих целях.
— Это я и так знаю, — отвечает Эрик. — Ты делал это, когда изучал нас. Чтобы попасть в тюрьму, тебе пришлось внушить некоторые мысли. — На это Чарльз неохотно кивает. — Если принять твою версию со спасением сестры, цель была благородная. Расскажи о чём-то более приземлённом. В школе? Узнавал правильные ответы тестов?
— Нет. Я и так всегда был одним из лучших, — равнодушно отвечает Чарльз.
— Правильно. Тебе это не нужно. Вот Рейвен… Ты говорил, что она глуповата.
— Я не говорил. Наука ей просто была неинтересна.
— Чем она тогда занималась в Оксфорде?
— Работала в кафе.
— Только чтобы быть рядом с тобой?
— Ей нравилось в Оксфорде.
— У тебя была там любовница?
— У меня было несколько непродолжительных отношений.
— Девушек клеил с помощью своих способностей? — Эрик усмехается, когда Чарльз на него смотрит немного обиженно и удивлённо. — Тебе на что-то не хватало бы времени. Науку ты бы не обделил.
— Да. Ты достаточно точно выразился…
— Ты принуждал их?
— Я никогда никого не насиловал, — резко отвечает Чарльз. — Всё ограничивалось угаданной выпивкой, музыкальными предпочтениями… и к тому же, я всегда точно знал, кто испытывает ко мне симпатию.
— Это уже полдела. Но всё равно приходилось тратить силы и читать мысли у многих, чтобы найти подходящую…
— Я чувствую эмоциональное состояние. Эмпатия, — объясняет Чарльз.
— Приложение к телепатии?
— Можно и так сказать.
— О тебе фантазировали?
Чарльз удивлённо замирает.
— Да.
— И каково это видеть, как ты в мыслях с кем-то трахаешься?
— Иногда фантазии тешили моё самолюбие. Некоторые я с удовольствием воплощал в жизнь.
— Было ли что-то отвратительное?
—У людей удивительно изощрённое воображение. Но они вызывали больше не отвращение, а недоумение. Да, — вздыхает Чарльз. — Мне доводилось испытывать только недоумение.
— И даже если о тебе фантазировали мужчины?
— Даже? — Чарльз недоумённо смотрит на него. — Среди этих непродолжительных отношений были отношения и с мужчинами.
— Вот как? — выдавливает из себя Эрик.
— Мне странно, что тебя это удивляет, — говорит Чарльз, внимательно за ним наблюдая. — Мы и так ненормальны, чтобы считать ненормальными такие вещи.
Эрика гложет любопытство, но он не хочет говорить об этом дальше: разговор выйдет из-под его контроля. Он выбирает самый простой и лежащий на поверхности способ сбить Чарльза с толку.
— Ты спал с Рейвен?
— Нет. — Чарльз неприязненно кривится.
— Но она этого хотела?
— Я не читал её мысли.
Чарльз не отвечает «нет». Возможно, на самом деле не лез к ней в голову.
— Когда родилась Рейвен? — Эрик возвращается к допросу. — День и месяц.
— В мае, — Чарльз отвечает после паузы, и выглядит растерянно. — Она родилась в мае.
— День, — повторяет Эрик. — Быстрее.
— День… семнадцатое, — Чарльз даже чуть слышно облегчённо вздыхает.
— Хорошо. — Остаётся проверить дату рождения на страничке с гороскопом в журнале. Сам Эрик не может вспомнить, какой знак зодиака соответствует этой дате.
— Кто сконструировал ошейники? — продолжает Эрик. — Тоже Маккой?
— Да.
— Как их отключить?
— С помощью ключа, который ты забрал из тюрьмы.
— Как отключились ошейники на моём этаже?
— Откуда мне знать? — раздражённо отвечает Чарльз.
— Ты не интересовался у… Хэнка?
— Нет.
— Вы, по-видимому, много общались, — с неприязнью замечает Эрик. — Вы были друзьями?
— Да. Наверное, можно так сказать. Нам было интересно общаться.
— Значит, ты расстроишься, если я его убью, когда найду?
— Он просто учёный, Эрик, — Чарльз выдыхает сквозь зубы. — Я могу представить, как это выглядит…
— Ты защищаешь того, чьё изобретение делает тебя беспомощным? Защищаешь даже больше, чем себя?
Эрик чуть сжимает ошейник — не для того, чтобы придушить или испугать, а просто напомнить, и Чарльз, распахнув глаза, резко вскидывает руку.
— Как люди смогли его на тебя надеть, если ты читаешь мысли?
— Они… — Чарльз цепляется пальцами за край ошейника.
— Что?
— Как только я приехал…
— Быстрее.
— Мне что-то вкололи… Я очнулся в камере.
— Ты не мог снять ошейник?
— Нет… конечно, нет. У меня не было ключа.
— В этом доме есть ключ?
— В моём доме?.. Здесь? Нет.
— Что-то другое, что сможет отключить ошейник?
— Нет.
— Значит, в доме точно ничего нет?
— Конечно, Эрик.
— Все ошейники на моём этаже отключились из-за перепадов напряжения?
— Нет, — отвечает Чарльз и тут же застывает. — То есть, я не знаю, — быстро поправляется он, но уже поздно.
Эрик устало вздыхает и откидывается на спинку стула. Сегодня у них с Чарльзом был день откровений. Но наконец-то, он хоть что-то выяснил полезное.
***
У них на ужин разогретые мясо и фасоль из тех банок, которые ещё ночью Эрик перенёс из бомбоубежища. Не самое паршивое, что он когда-либо ел. За столом собрались все, и если бы они непринуждённо вели беседу о погоде или разговаривали на другие нейтральные темы, и хозяин дома сидел бы с ними, а не был заперт внизу, ужин вполне напоминал бы семейный.
— …А дальше? — спрашивает Шон. — Что мы будем делать?
— Дальше? — Эрик всё понимает, но даёт себе время обдумать, что ответить.
— Со всем этим… Сколько мы будем здесь прятаться?.. А потом что?..
— Ну, — встревает Фред, — есть, что пожрать, и нет сраных людей... — Он вытирает рукавом рот. — Что тебе ещё нужно?
— И точно, что ещё. — Шон пожимает плечами.
— Долго прятаться не будем, — говорит Эрик. — Мы не должны прятаться от людей. Сейчас они слабы и напуганы, и мы можем диктовать им наши условия. Заставить их принять. Они будут прятаться, а не мы.
Шон внимательно слушает, да и все остальные тоже.
— Как заставить? — переспрашивает Алекс.
— Мы будем убеждать. Запугивать, если понадобиться... — Если понадобится, они будут убивать. Но он заметил, что не все ещё готовы признать убийства необходимостью.
— Нас мало, — говорит Джейсон.
— Нас станет больше. Как? Конечно, не через объявление в газете, — иронизует Эрик. — И мы не собираемся никого выслеживать. По крайней мере, так, как выслеживали нас. Мы используем машину, которую построили люди и которая разыскивает мутантов. Церебро. Нас станет намного больше.
Эрик замолкает, и в комнате на некоторое время устанавливается тишина. Только слышно, как тикают напольные часы, и, когда Мортимер накалывает мясо на вилку, зубья царапают тарелку.
— А кто будет управлять этой машиной? — спрашивает Джейсон. — Я сразу скажу, что я не собираюсь. Я не телепат.
— Не ты, — отвечает Эрик. Он не хочет продолжать этот разговор, так как непременно соврёт. — С этим разберусь. Есть один вариант…
— Какой?
— Пока об этом рано говорить. Нужно узнать подробности у Ксавьера.
Эрик надеется, что никто не станет расспрашивать о Чарльзе, и что с ним станет, собирается ли он его убить, и когда. Чарльз не должен их волновать.
— Нам нужны клички, — к счастью, переводит тему разговора Фред. — Чтобы мы могли устрашать. Вот ты, рыжий, — он тычет пальцем в Шона. — Тебе пойдёт…
— Я сам придумаю, — обрывает его Шон. — Если так нужно, Банши.
— И что это?
— Крикливая баба, — скалится Мортимер, впервые что-то сказав за вечер.
— Предвестница смерти, — добавляет Алекс.
Фред перестаёт скалиться:
— А сам как?
— Хавок.
— А ты? — спрашивает Фред у Мортимера.
— Ну если… Жаба.
— Устрашающе, — усмехается Алекс, и, извиняясь, улыбается и поднимает ладони, когда Мортимер неприязненно смотрит на него.
***
— Хорошо… — Эрик, устало вздыхая, вытягивает под столом ноги и складывает на груди руки.
На вопросы о тюрьме Чарльз не отвечает, и поддерживает разговор неохотно, долго обдумывая каждое слово — быстро учится, молодец. Раз выбрал такую тактику, Эрик сменит свою.
— Я опишу тех, кого освободил из камер на своём этаже. — Он с трудом сдерживает улыбку, замечая, как Чарльз вздрагивает и распахивает глаза. — Каждого, кто ушёл. Ты ведь… общался со всеми? Ты сразу поймёшь, была ли среди них твоя сестра?
— Да, — отвечает Чарльз, — я надеюсь.
— Она принимала чужой облик?
— Да.
— И приняла бы облик мужчины, оказавшись перед открытой тюремной дверью. Ради собственной безопасности.
— Да, — подтверждает Чарльз. — Я думал так же.
— А как насчёт способностей? — Эрик вспоминает убитого людьми мутанта. — Могла ли она проходить сквозь стены?
— Нет.
— Значит, вычёркиваем того, кого пристрелили.
— Это был Прайд, — говорит Чарльз. — Я узнал его, когда мы останавливались на этаже. Мне жаль…
— Много с ним общался?
— Столько же, сколько и с тобой.
— Как же я мог забыть. У всех нас были интересные для тебя мутации, — Эрик даже скрипит зубами. Они все, и Эрик, были для него просто стайкой лабораторных крыс.
Чарльз ждёт, с опаской и непониманием следя за ним, и Эрик заставляет себя продолжить прерванный разговор:
— Кроме Мортимера, Ангел и Джейсона, были ещё трое. Один из этих троих пытался расплавить дверь... Это, понимаю, тоже не Рейвен?
— Нет… не она.
— Ещё один был похож на зверя. Волосы как грива, а на пальцах — когти. И с ним знаком?
— Да, — Чарльз морщится.
— Не верю, что ты и с ним вёл свои беседы. Не могу себе это представить, как он отвечает на твои вопросы…
— Иногда отвечал, — говорит Чарльз. — Не так вежливо, как ты. Я могу показать, — он чуть прищуривается, — если снимешь ошейник.
Эрик против воли улыбается.
— Я поверю на слово. Это тот случай, когда можно тебе верить.
— Кто был последний? — спрашивает Чарльз.
— Высокий, темноволосый, шрам над левой бровью… Он не продемонстрировал никаких способностей.
И как раз мог быть Рейвен. Эрик уже ожидает утвердительного ответа, но Чарльз качает головой.
— Нет. Это был Стивенсон.
Эрик не знает, что думать. Ладно, Чарльз его уже убедил в существовании Рейвен, и сейчас мог просто не называть имя последнего заключённого и сделать вид, что это и была она.
— Значит, чёрт возьми, мы выяснили, что её в тюрьме не было.
— Её могли перевезти в другое место. Мы именно это выяснили, — Чарльз говорит спокойно, но его щёки горят лихорадочным румянцем.
— Мы можем её поискать. Проверить, куда её могли увезти. Во время эвакуации? Правильно? — Эрик доверительно наклоняется вперёд, чтобы заглянуть ему в глаза, и Чарльз тянется навстречу и уже приоткрывает рот, собираясь ответить. — Туда же, куда остальной персонал? Ты же знаешь. Сначала расскажи, куда.
Чарльз отклоняется назад и сжимает губы в тонкую линию. Похоже, они снова вернулись к тому, с чего начинали, и сейчас только по вине Эрика. Он злится — на себя больше. Он слишком долго нянчится с Чарльзом, слишком вежлив, непривычно для себя.
Он может задать вопросы и по-другому. И надолго ли тогда Чарльза хватит?
***
— Давай так, — говорит Эрик. — Я спрашиваю, а ты отвечаешь. До того, как я сосчитаю до «двух». — Чарльз выжидающе смотрит на Эрика, но тот не объясняет, неторопливо постукивая по столешнице металлической ручкой. — Постарайся… как-нибудь. Договорились?..
Чарльз не отвечает…
— Раз.
…и только поджимает губы.
— Два.
Чарльз, будто догадавшись, успевает сделать вздох. Эрик сдавливает ошейник — несильно, потом ещё немного — и специально говорит медленно:
— Сегодня мы будем беседовать долго... Может быть, всю ночь... Я ведь днём отлично выспался. Не знаю, как ты.
Он отпускает ошейник, и Чарльз шумно и жадно глотает воздух.
— Не то чтобы мне это доставляло удовольствие, — говорит Эрик, — но ты дал понять, что знаешь о некоторых вещах. Ты мог бы использовать это в свою пользу, но ты предпочитаешь молчать. Что отключило ошейники? Раз.
Чарльз вскидывает правую руку и дотрагивается до ворота свитера, но тут же отдёргивает её и кладёт уже обе перед собой на стол.
— Два, — бесстрастно отсчитывает Эрик и вновь сжимает металл. — На самом деле у меня вопросов не так много, но я буду повторять их, вдруг ты не расслышал или не так понял. — Он сдавливает сильней; Чарльз давится всхлипом и цепляется пальцами за край столешницы. — Снова и снова.
Когда Чарльз закатывает глаза, Эрик отпускает ошейник.
— Я повторю. Слушай внимательно. Что отключило ошейники?
Чарльз, тяжело дыша, обмякает на стуле.
— Раз.
***
— Ты думал хоть раз о том, как я могу убить тебя этой ручкой? — Эрик переворачивает её в пальцах. Он ждёт, когда Чарльз сфокусирует на ней взгляд. — Помнишь, я говорил об этом?
Больше Эрик не считает до «двух», и Чарльз наконец-то понимает это. Он расслабляется — черты лица разглаживаются и опускаются плечи, — и слизывает над верхней губой капельку пота.
— Ты прочёл мои мысли тогда?
Чарльз кивает и чуть дрожащими пальцами убирает со лба влажные волосы.
— У тебя хорошая фантазия, — всё же отвечает он тихо, осипшим голосом, и быстро облизывает губы. — Ты что-то придумал бы с ручкой… Я уже не помню, что именно.
Эрик отпускает её. Она замирает в нескольких сантиметрах от стола, а потом плавно поднимается и останавливается на уровне глаз Чарльза.
— А я надеялся, что ты поможешь выбрать, с чего же начать…
Металлический корпус изменяет форму, с тихим скрежетанием рвётся, а кончик вытягивается и заостряется.
— Такая же острая, как скальпель? Давай проверим?
Рот Чарльза искривляется судорогой.
— Проверяй, — бросает он с презрением. — Что ты там хочешь сделать? Разрезать меня, загнать острие под кожу? Или, может быть, под ногти? И считаешь, что это поможет?
Эрик не уверен, даже видя в глазах Чарльза испуг, несмотря на всю эту браваду.
— У тебя тоже хорошая фантазия, — говорит он. — Большое спасибо за идеи. Но сначала… у меня есть другая... Я использую ручку по назначению.
Чарльз настороженно смотрит на него.
— Напишу ей, — объясняет Эрик. — На твоей коже… Как думаешь, слово «лжец» подходит?
— Нет.
— Правда? А я считаю, оно точно выражает твою суть.
— Признаюсь, обстоятельства складываются против меня, но ты ни разу не доказал, что я лгал.
— Да неужели, — усмехается Эрик.
— Возможно, — Чарльз хмурится, — не считая того случая, когда мы сюда приехали, и я сказал, что не сбегу…
— И ещё…
— Ещё?.. Это всё.
— Ты сказал, что здесь никогда не бывает снега… Ты врёшь даже в таких мелочах. Уже по привычке?
Чарльз удивлённо смаргивает.
— Нет… Нет, это не так. Ты слишком много думал об этом, о городе, и как у меня что-нибудь узнать… Я просто пошутил. Я прошу прощения. Было глупо с моей стороны, необдуманно и, наверное, жестоко…
— Ты думаешь, мне выбрать более длинное слово? Или вырезать на твоей коже фразу?
— Ты можешь выбрать целую поэму.
— Какую ты хочешь? И где предлагаешь её вырезать? — спрашивает Эрик, и Чарльз сглатывает.
Металлическая ручка двигается к нему. Она скользит рядом со щекой вверх, почти касаясь кожи, но Чарльз не пробует уклониться, только смотрит и аккуратно и выверено дышит, и когда ручка замирает, ткнувшись остриём в скулу, он спрашивает шёпотом:
— А потом, когда сотрёшь мне память, как ты объяснишь эту надпись?
— Люди, — сразу отвечает Эрик. Вопрос не застигает его врасплох. Он уже думал об этом. Люди. И следы на шее Чарльз, конечно, тоже на их совести. — Ты же их тоже провёл. Скрыл, что мутант. Обманул их доверие, чтобы попасть в тюрьму.
— Ты уже написал мне новую биографию?
— Конечно. Я продумал каждую главу. — Эрик нагибается, чтобы забрать ручку, и от неосторожного движения та чуть царапает кожу.
Чарльз касается скулы. Царапина почти не видна и не кровоточит.
— Пожалуй, выберем место, которое не будет бросаться в глаза. Как насчёт поясницы? — Эрик отодвигает стул и поднимается на ноги.
Чарльз следит за ним взглядом, когда Эрик обходит стол, но, как только тот оказывается позади, садится прямо.
— Ты не сможешь продумать всё.
— Я постараюсь. — Он кладёт руку Чарльзу на плечо; и сильно сдавливает, когда тот, вздрогнув, пробует отстраниться. — Ты станешь лучше. Новый ты, например, никогда не предаст своих же. И, пожалуйста, не говори мне, что не предавал их. Я устал от этого… Возможно, мы даже станем друзьями…
— Мы… — Чарльз запинается. Он явно чувствует себя неуютно, когда за его спиной стоит Эрик, и сейчас смелей это показывает, когда к его шее не приставлена бритва. — Мы могли бы стать ими… Если бы познакомились по-другому… и даже сейчас…
— Как ты себе это представляешь? — Эрик проводит ладонью вверх по его плечу, притрагивается пальцами к месту слева под челюстью, где учащённо бьётся пульс. — Мой очень лживый друг. И тебе стоит радоваться, что люди не додумались выжечь тебе эту надпись калёным железом.
Он чуть опускает ладонь, касается её ребром металла ошейника. Гладит пальцами кожу. Она горячая и, наверное, болезненно чувствительная, потом что Чарльз неожиданно дёргается, шипит и отталкивает руку. Стул с грохотом опрокидывается на пол, стол отъезжает в сторону. Эрик ухватывает Чарльза за талию, переворачивает и прижимает к себе, уклоняется от удара и, не удержавшись на ногах, падает. Приземляется на колено — больно, — а Чарльз охает, когда ударяется спиной и затылком о пол. Эрик бьёт его в лицо коротко и несильно, чтобы ответить и привести в чувство, и, ухватив за запястья, вытягивает руки? над головой и прижимает их к полу. Он внимательно смотрит в лицо Чарльза. В какой-то миг Эрику кажется, что в голубых глазах проскальзывает страх, но тут же взгляд Чарльза становится жёстким.
Ему нужен другой способ. На Чарльза не действуют угрозы. Эрик мог бы выбрать для него более болезненные пытки, а испорченную кожу и поломанные кости потом он объяснит тюремными пытками. Но Эрик не хочет. Он мог бы его унизить. Унижение бывает лучше боли. Он мог бы взять его на полу, прямо сейчас. Эрик не врёт себе, что и этого он не хочет; он хочет его всё время, и просто нашёл повод. Он даже будет нежен и острожен, и Чарльз в своей новой жизни никогда об этом не узнает. И это последний шанс, вряд ли когда-нибудь Эрик будет так близок к тому, чтобы плюнуть на собственные принципы. Он никогда никого не насиловал, и сам-то это не забудет. Эрик резко выдыхает сквозь зубы и, отпуская руки Чарльза, поднимается на ноги. Он найдёт другой способ.
***
На диване в гостиной дремлет Шон. Как они решили после ужина, именно он сегодня будет не спать и следить, чтобы ничего не случилось. Если он и спит, то чутко — вздрагивает и резко садится, когда Эрик проходит мимо него, чтобы выключить телевизор. Сигнала нет, на экране — белый шум. Эрик до щелчка поворачивает ручку, и вокруг становится совсем тихо.
— Я не спал. — Шон широко, до хруста зевает.
— Всё нормально?
— Ну да.
— Не нужно было включать телевизор. Свет от экрана виден в окне издалека. — Он удивлён, что должен объяснять такие вещи.
— Виноват.
Глаза привыкают к темноте. Эрик видит, как Шон, снова зевая, прикрывает рот ладонью.
— В доме есть кофе? — Он в последний раз пил его… тогда, в Женеве.
— Есть, — с энтузиазмом отвечает Шон, вскакивая на ноги. — Я могу приготовить. И на тебя.
— Я был бы не против.
Эрик тяжело опускается в кресло. Он просто заберёт чашку. Общаться ни с Шоном, ни с кем бы то ни было он не хочет. Непременно возникнут вопросы. Например, о том, что Эрик делает, и как там пленник. Он ни с кем не собирается обсуждать Чарльза.
Из кухни доносится грохот посуды, и Шон ругается. Но когда в холле неожиданно звонит телефон, Эрик вздрагивает. Звонит ночью. Человек, близкий Чарльзу. Достаточно близкий, чтобы не бояться разбудить. Или тот, кто знает, что Чарльз не спит так поздно. Эрик сам не замечает, как преодолевает расстояние до телефона. Он накрывает трубку ладонью. Ошибка — в любом случае. Он выдаст себя. Их всех. Сюда придут. Но возможно, так было бы даже лучше — проскальзывает мысль. Телефон дребезжит, а трубка вибрирует при следующем настойчивом звонке. Те, кого он ищет, явятся к нему сами. Он не опасается, что их будет много, ему плевать, если будет целая армия. Но у людей может быть оружие, с которым Эрик не справится. Устройства, которые сделают бессильным. Снова. Эрик вспоминает камеру, тёмные стены, яркий свет, лезущий в глаза и мешающий спать, металлический ошейник, который ему не подчинялся. Этого должно быть достаточно, чтобы не совершать глупостей, но Эрик — кому-то другому он бы оторвал руки — снимает телефонную трубку и подносит её к уху. Ничего не говорит. Там тоже молчат. Но Эрик отчётливо слышит равномерное дыхание.
Проверяли, есть ли кто-то дома. Теперь можно ждать гостей.
Он уже усмехается, подумав, что молчание будет длиться вечность, как раздаётся неуверенный острожный вопрос:
— Чарльз?
Чарльз? Если это люди, которые надели на него ошейник и посадили в каменный мешок, они бы не стали к нему так обращаться.
— Чарльз, это ты?
Отступать поздно. Он надеется, если голос покажется непохожим, это спишут на качество связи. Эрик кашляет в кулак и громким шёпотом отвечает:
— Да. Это я.
В гостиной раздаётся звон чашек, и даже отсюда чувствуется запах кофе. Только бы Шон не стал сейчас звать.
— Как ты?
— Нормально.
Таинственный собеседник некоторое время молчит.
— Извини, Чарльз, — говорит он. — Что-то пошло не так, как я предполагал, но я рад, что всё обошлось.
— Да… Всё обошлось.
— Чарльз? — в голосе слышится сомнение.
— Немного простыл. Ерунда. — Эрик снова кашляет.
Человек хмыкает, и опять в разговоре провисает пауза. Эрик уверен, что не развеял сомнения, и идёт ва-банк, раз терять-то нечего.
— Рейвен там не было, и она не вернулась домой, — бьёт он наугад.
— Она в другом месте. — Слышится тихий облегчённый вздох. — Её перевезли.
— Куда?
— Не знаю… То есть я не уверен, можно ли говорить об этом по телефону…
— Ты можешь ко мне приехать?
— Думаю… да…
— Когда тебя ждать?
— Завтра, но я не уверен… Ты понимаешь, что сейчас с этим сложно.
— Я понимаю, но попробуй…
— Постараюсь приехать, как можно быстрее…
— Я буду ждать.
— Чарльз… — Человек запинается. — Ещё раз извини…
Эрик хочет знать, за что он просит прощения, а ещё больше — как зовут этого человека.
— Ничего… — Стоило назвать его по имени, но страшно именно сейчас ошибиться в своих предположениях. — До встречи.
— Надеюсь, я скоро приеду, Чарльз.
Он не сразу возвращает телефонную трубку на место, слушая короткие гудки. Что сделано, то сделано, повернуть время назад уже не получится, а кто их гость — скажет Чарльз.
Эрик вспоминает о Шоне и возвращается в гостиную. Тот сидит на диване, держит в руках чашку, и лунные блики отражаются на её фарфоровых боках. Подслушивал ли? Ничего не спрашивает, а выражение лица в полумраке разглядеть нельзя.
— На журнальном столике, — говорит Шон, и Эрик забирает свою ещё тёплую чашку.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |