Они оставили грузовик, не доехав до дома, а выключили фары ещё раньше, чтобы не выдать себя. Если здесь всё будет хорошо, то, когда рассветёт, они осмотрят местность, а потом пригонят и спрячут машину.
Где-то позади дома Эрик чувствует громаду стали — всё ближе, с каждым быстрым шагом, он не может понять, что это. Чарльз спотыкается, и Эрик придерживает его за руку, не давая упасть.
Они останавливаются, обойдя дом. Фред, запыхавшийся, дышит тяжело и очень громко в ночной тишине. С другой стороны показываются Алекс и Шон, кивают — всё нормально.
Вдали — большее сооружение округлой формы.
— Антенна, — вполголоса объясняет Чарльз: всего лишь проследил за взглядом, а не прочёл мысли, как показалось было. Каждую секунду Эрик ожидает подвоха. — Усиливает радиосигналы.
— Понятно.
— Здесь есть телевизор? — неожиданно спрашивает Шон.
— Да, конечно, Шон, — отвечает Чарльз.
Не тот вопрос, который их должен волновать в первую очередь.
Эрик хочет осмотреть дом утром, когда не нужно будет включать свет. Они привлекут светом внимание, даже если задёрнут шторы или будут использовать только фонари. Но он не хочет никого заставлять ночевать на улице, и, если на то пошло, внимание они бы уже давно привлекли и так.
Он сжимает медную дверную ручку, ощущает стальную сердцевину входного замка.
— Если вы встретите здесь женщину… — говорит Эрик. Он слабо в это верит, но не исключает такую возможность.
— Её зовут Рейвен, и она может изменять внешность, выглядеть по-другому, и даже мужчиной, — торопливо объясняет Чарльз. — Это её способность.
— Хорошо. «Рейвен», — устало вздыхает Эрик. — Если вы встретите здесь… кого-нибудь, сначала спросите его имя.
Внутри темно, сыро и холодно, помещения явно давно не отапливались, и вряд ли девушку, если бы она жила тут, это устроило. И Чарльз — судя по его вдруг ставшему блёклым и неживым голосу — наверняка, тоже думает об этом.
— Фонарь в верхнем ящике комода, — говорит Чарльз. — Нужно спуститься в подвал. Я помогу включить свет и разобраться с отоплением.
***
В доме кроме них никого нет, но в спальне этой «Рейвен», когда Чарльз открывает шкаф, Эрик видит женскую одежду. Да и на зеркале стоят несколько запыленных флакончиков духов и какие-то тюбики, наверное, с кремами. Похоже, здесь на самом деле жила девушка.
***
— Я спрятал фотографии вместе с записями, — говорит Чарльз. — Я могу показать тебе всё…
Эрик кивает.
— Прямо сейчас.
Уже далеко за полночь, и все, кроме них, разошлись спать, но Эрик всё равно собирается этой ночью бодрствовать. Кто-то должен.
Они возвращаются на первый этаж — в гостиную. Эрик, стоя за спиной Чарльза и скрестив на груди руки, ждёт. Чарльз, как назло, долго возится. Эрик позволяет ему задумываться и медленно поворачивать диск кодового замка, хотя мог бы сам и без всяких усилий отодвинуть стальные запоры.
Чарльз достаёт бумажный пакет и картонные папки. Внутри сейфа остаются лежать деньги — небольшая пачка сложенных пополам купюр — и пистолет. Эрик делает вид, что его не заметил.
Документы на дом. «Чарльз Френсис Ксавьер». Хоть в чём-то можно быть уверенным.
Записи — белые листы, исписанные аккуратным подчерком. Эрику бросается в глаза собственное имя, но он удерживается от того, чтобы прочесть прямо сейчас. Завтра будет время. Не в продолжение этого бесконечного дня. И что, если честно, он о себе ещё не знал? Только то, что о нём думал Чарльз.
Он откладывает папку и открывает другие, задерживая дыхание, одну за другой. Пролистывает страницы. Узнаёт некоторые имена. К кое-каким листам скрепками прикреплены фотографии, и Эрик сначала видит лицо доктора Шмидта, а только потом читает: «Себастьян Шоу».
Эрик медленно выдыхает — Чарльз и здесь не обманул — и кладёт папку от остальных в сторону.
В бумажном пакете — фотографии.
— Это Рейвен. Я спрятал их, когда она попала в тюрьму.
— Есть ли какие-нибудь документы? — спрашивает Эрик, доставая и веером раскладывая снимки на столе.
— Документы?
— То, что подтвердило бы существование твоей «сестры».
Девушка может быть подругой Чарльза. Любовницей. Кем угодно. Он хочет поверить. Он даже готов выслушать Чарльза, спокойно и внимательно, и разобраться.
Эрик подходит к бару, берёт виски и один стакан. Он мог бы предложить выпить Чарльзу, но тот ничего не ел, самое малое, день.
— Нет. У меня нет документов. Она мне не родная сестра. И… — Чарльз присаживается на край кресла и растерянно трёт лоб ладонью.
— Кто она тебе?
— В детстве я встретил её на кухне…
— Достаточно. — Женщина, которая жила в доме, не была Чарльзу сестрой, и он в этом признался только тогда, когда Эрик потребовал доказательств. Иначе врал бы и дальше. А в том, что её никогда не было в тюрьме для мутантов, Эрик больше не сомневался. — У тебя никогда не было сестры. Но это неважно. У тебя её не будет.
Эрик садится в кресло напротив Чарльз, плескает в стакан виски и отставляет бутылку. Она глухо ударяется толстым стеклянным дном о пол. Он, наклоняясь, берёт со стола папку с досье на Шмидта. Себастьяна Шоу.
— Возможно, Рейвен решила, что возвращаться сюда небезопасно, — продолжает Чарльз. — Возможно, у неё были другие причины.
Эрик раскрывает на колене папку и, закрывая глаза — он чертовки давно не пил виски — делает глоток. Оно обжигает горло, тепло растекается по телу.
— Её бы не успели перевести в другое место. Скорее всего, она приняла облик мужчины. Возможно, чувствовала себя так более комфортно. Ты можешь описать тех, кого освободил?
Эрик больше не хочет слушать Чарльза.
— Как ты достал фотографию Шмидта?
— Что?.. Фотографию? Это было достаточно просто. Я имел доступ к негативам.
Чарльз знал о нём всё, и точно знал, что использовать, — напоминает себе Эрик. Чарльз работал на людей. Чарльз не был одет в тюремную робу, как другие заключённые. Как он оказался в камере? И когда? И был ли он, вообще, заключённым?
— Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о своих планах? — спрашивает Эрик.
— Сейчас? — Чарльз удивлённо приподнимает, но тут же кивает. — Да, конечно, Эрик.
— У людей есть машина, с помощью которой они могут нас искать. Церебро. Мы же не можем этого допустить, верно? Ты расскажешь всё, что знаешь, и я уверен, ты многое знаешь, Чарльз Ксавьер, — говорит Эрик. Чарльз внимательно за ним наблюдает. — А потом?.. А потом мы сами будем искать мутантов. Не для того, чтобы их засунуть в тюрьму. А для того, чтобы объединить. Против людей. Шмидта я тоже найду. Чтобы убить.
— Церебро может управлять телепат… Ты собираешь найти другого или…
— Снять с тебя ошейник, — подсказывает Эрик. Чарльз не выглядит довольным. Он смотрит с опаской. И правильно. — Но, разумеется, сначала Джейсон изменит тебе воспоминания. Сегодня я следил за ним.
Чарльз молчит и сжимает губы, и Эрик с интересом ждёт его реакцию.
— Со мной он не сможет. Я не обычный человек… — в конце концов говорит Чарльз. — Я всё вспомню. Это плохая идея, Эрик.
— Мы попробуем.
— Что-то поможет мне вспомнить. Я прочту ваши мысли…
— Над этим я подумаю. Спасибо за помощь.
— Это плохая идея, — глухо повторяет Чарльз. — Не надо.
— И ты наконец-то избавишь меня от разговоров об этой Рейвен.
— Не надо, — шёпотом просит Чарльз. — Я помогу тебе так.
— Я не прошу твоей помощи. Я собираюсь использовать тебя и твои способности. И эту машину. Людям ты мог помогать по своему желанию. А я у тебя ничего не буду спрашивать. — Эрик начинает раздражаться. Он чертовски устал. — Тебе нужно поспать. И мне тоже.
— Пожалуйста, — настойчиво повторяет Чарльз. — Не делай этого. Ты можешь мне доверять.
У Эрика нет причин это делать.
***
Он отводит Чарльза в свободную гостевую спальню на втором этаже, в собственной позволяет только забрать вещи, чтобы переодеться.
— Боишься, что в моей спальне спрятан вход в тайный тоннель? — усмехается Чарльз. Он аккуратно кладёт стопку одежды на покрывало и поправляет рукав тёплого шерстяного свитера. Новые ботинки опускает на ковёр и, наступая на задники, он стаскивает с ног старые. Шнурков нет. Как не было и ремня в брюках. Сняли, чтобы не повесился. Всё-таки был заключённым?
— Надеюсь, тебя не нужно привязывать?
— Нет, — Чарльз криво улыбается, — давай обойдёмся без этого. Я не сбегу.
— Даже не пытайся.
— Да, я уже понял, — Чарльз наклоняет голову набок, — забудешь о своих планах, и перед смертью что-нибудь мне сломаешь. — Он расстегивает пальцами здоровой руки пуговицы на рубашке, и Эрик разворачивается к двери. — Тоже спать?
— А как же.
— Какую спальню ты выбрал?
— Я ещё не выбрал, — Эрик сдерживает улыбку. Неужели Чарльз думает, что эта информация ему как-то поможет сбежать. Он даже не откроет дверь — с ключом или без, после того, как её закроет Эрик.
— Спокойной ночи, Эрик.
Выходя из комнаты, он чувствует спиной взгляд Чарльза.
Вернувшись в гостиную, Эрик прячет ключ от ошейника рядом с оружием и деньгами в сейф и вплавляет дверцу в каркас. Теперь это — надёжное место.
Эрик выключает лампу и вытягивается на диване, одну руку заводит за голову, а в другой вертит фонарь, надеясь, что щелчки и вспышки света не дадут заснуть, но глаза против воли слипаются; он, кажется, прожил за этот бесконечный день целую жизнь, и больше всего хочет спать, и почти сдаётся сну, когда длинный протяжный скрип выводит его из дрёмы.
Сверху и снаружи.
Будто от ветра открывается окно.
Эрик вскакивает с дивана, чертыхается, роняет фонарь на пол, и в темноте разбивает плечо о дверной косяк. Звук удара о землю и приглушённый вскрик. Второй этаж не испугал Чарльза. Прыгнул. Какого чёрта Эрик об этом не подумал раньше.
Он выскакивает на улицу. Направо. Спальня должна быть с этой стороны.
Глаза уже привыкли к темноте. Свернув за угол, он сразу видит Чарльза: тот сидит на корточках на земле спиной к нему и только пробует подняться. Эрик останавливается и, упёршись ладонями в колени, спокойно восстанавливает дыхание. Не опоздал. Чарльз, похоже, его не заметил, что-то бормочет, поднимается с земли, и, прихрамывая, делает шаг.
— Подвернул ногу?
Чарльз замирает.
Эрик не думает к нему подходить. Он вытягивает вперёд руку и сжимает её в кулак. Чарльз задушено хрипит и дёргается, оттягивает ворот свитера, хватается за ошейник, пятится и судорожно всхлипывает. Эрик то сильнее сжимает металл на его шее, то отпускает, чтобы Чарльз сделал вдох, и тянет к себе рывками, и Чарльз наконец-то падает, не удержавшись на ногах. Эрик протаскивает его по промозглой земле ещё самую малость, чтобы не сломать ни ошейник, ни шею.
***
Утром на покрытой тонкой коркой льда пожелтевшей траве Эрик ясно видит оставленные ими ночью следы и даже может сосчитать, сколько здесь отпечатков обуви. Случайные прохожие вряд ли заметят, не будут столь же внимательны. Если, конечно, предположить, что здесь — в уединённом месте — таких можно встретить. А неслучайные — которые выследят или явятся, чтобы проверить дом Чарльза — всё равно заглянут внутрь, и это будет ошибкой, последней в их никчемной жизни.
Эрик выдыхает облачко пара на ладони и трёт их. Переступает с ноги на ногу, стараясь не стоять на месте — в ботинках холодно, а больших пальцев, когда шевелит ими, он уже не чувствует.
***
— Что с грузовиком? — первым делом спрашивает Джейсон, когда Эрик возвращается в дом.
— Разобрался.
Уже все проснулись. В гостиной работает телевизор. В новостях, отмечает Эрик, говорят о компромиссах, национальных интересах и Вене. Джейсон смотрит его, развалившись на диване, и курит, стряхивая пепел в лежащую на коленях пепельницу, а Алекс сидит в кресле и не отрывает от Эрика внимательного хмурого взгляда.
Из кухни доносятся голоса, а ноздри раздражает запах жареных яиц и хлеба. Когда Эрик туда заходит, Шон кивает ему и машет рукой в сторону сковороды.
— Мы приготовили и на тебя. Хлеб, правда...
— Был, как камень… — заканчивает за него Ангел.
Она, сидя за столом, допивает чай. Переоделась в короткую юбку и чёрно-белый полосатый свитер — видимо, нашла в спальне «Рейвен». А волосы выглядят чистыми, и впервые Ангел похожа на девушку, а не на оборванку.
— Но есть ещё галеты, — говорит Шон.
— Хорошо. Спасибо.
Эрик перенёс их ночью из бомбоубежища, оставив там только то, что Чарльз не смог бы открыть голыми руками, или зубами.
— А чая здесь несколько сортов, кстати, — продолжает Шон. — Заварили самый обычный… Мы не то, чтобы здесь копались… — вдруг оправдывается он. — Чай стоит на видном месте.
Эрик достаёт себе с полки чашку. Сверху — со второго этажа или чердака — раздаётся грохот, и Эрик морщится. Его бы не обрадовало, если бы они разнесли этот дом. Этот дом не их, как бы там ни было.
— А, кстати… — Шон откашливается. — Непонятно, где профессор Ксавьер…
— Ты хочешь с ним поговорить?
Чай уже остывший. Сделав глоток, Эрик отставляет чашку и берёт вилку. Яичницу сначала стоит разделить на две части. Он не съест всю.
— Нет, вообще-то. Только вот… Я спал как убитый. Но зелёный сказал мне, что ночью слышал какие-то звуки… Вопли, что ли…
— Зелёный? Мортимер? Прямо так и сказал?
— Ага, прямо так.
— Он преувеличил. — Чарльз не кричал; Эрик не сделал ничего, что заставило бы его кричать. А Мортимер не только склонен преувеличивать, но и труслив, раз не проверил, что происходит. — Ксавьер жив, и в безопасном месте.
По иронии, самом безопасном в этом доме.
***
— Хорошо спалось?
— Не так уж и плохо, — отвечает Чарльз. — Быть может, спать на полу было излишне жёстко… но я нашёл одеяла. — На полу, на самом деле, лежит пара скомканных одеял. Эрик уверен, что Чарльз бы аккуратно их сложил или спрятал, но не успел и подскочил на ноги лишь тогда, когда услышал, как открывается дверь. — Жаль, отчим не оставил здесь подушки или матрас… К тому же, Эрик, ты скажешь, что я сам виноват.
— Именно. Так. — Эрик ставит стулья напротив друг друга и, за спинку отодвинув один чуть дальше, тяжело опускается на него. — Ты сам виноват.
— Но спасибо, что хоть оставил меня в живых, — с холодной насмешкой говорит Чарльз.
— Да не за что, — в тон ему отвечает Эрик и церемонно указывает на второй стул.
Но Чарльз продолжает стоять, сложив на груди руки, и неотрывно следит за медным подносом, который плавно и бесшумно опускается к его ногам.
— И знаешь… — Чарльз сглатывает; ночью на шее выше воротника было всего лишь покраснение, а сейчас виднеются уродливые кровоподтёки. — Если бы у меня была возможность всё переиграть… я снова попытался бы сбежать.
— Прекрасно, — Эрик вздыхает. — Переиграть не получится. И другого шанса у тебя не будет. Ты отсюда не выйдешь живым или выйдешь… уже совершенно другим.
Эрик очень надеется, что его слова выведут Чарльза из себя. Он хотел бы увидеть и страх, и ярость, и злость; не то, чтобы это доставило бы ему удовольствие… Но Чарльз лишь сужает глаза и передёргивает плечами.
— Сядь, — приказывает Эрик. — Так тебе будет удобнее есть, — добавляет он мягче. — И ты не будешь смотреть на меня сверху вниз.
Неясно, какой довод действует на Чарльза, но, к счастью, он не спорит. Он, порывисто наклоняясь, поднимает поднос с пола, делает пару шагов и садится на стул.
— Возможно, ты привык к чему-то другому... — говорит Эрик.
Чарльз отрицательно качает головой и поправляет съезжающий с колен поднос, садится удобней, берёт вилку перевязанной левой рукой, перекладывает её в правую, вертит. Точно умирает от голода, но старается этого не показывать. А как же, Чарльз же — вместилище хороших манер, и наблюдать за ним — Эрик усмехается — забавно.
— Или тебе непременно нужно было принести нож? Не умеешь есть с одной вилкой?
— Я был бы не против, если бы ты его принёс. И салфетку, кстати... Но это необязательно.
Чарльз замолкает и проворно отделяет кусок яичницы; первый проглатывает, даже толком не прожевав, второй съедает уже медленнее, третий роняет с вилки и берёт с тарелки прямо пальцами, а последний запивает несколькими большими глотками чая, и Эрик рад, что не стал его подогревать и принёс остывшим.
— Спасибо, — говорит Чарльз, когда заканчивает с завтраком, и кладёт вилку на пустую тарелку. — А ты сам спал? Или до утра ждал нападения? — спрашивает он и, фыркнув, неожиданно облизывает пальцы, с громким звуком (о каких только манерах думал Эрик?) обхватывает блестящими губами и посасывает. Будто забывая, что здесь он не один.
Эрик медленно выдыхает.
Чарльз, подняв на него глаза, застывает.
— Я просто спросил… — Чарльз замолкает. В его взгляде проскальзывает странное выражение, Эрик не успевает понять какое: Чарльз отворачивается.
Когда затянувшаяся пауза начинает давить, а воздух становится вязким и плотным, Эрик приглушённо, тише, чем хотел, спрашивает:
— Тебе что-нибудь ещё нужно? Кроме салфетки... В следующий раз я её принесу.
Чарльз некоторое время сжимает пальцами края подноса и смотрит в пустую тарелку.
— Мыло, — он поднимает взгляд на Эрика. — Оказывается, здесь не хватает сущих пустяков. Я раньше не слишком много внимания уделял этому месту. Отчим сделал душ, и есть горячая вода, зубного порошка целая полка…
— Мыло, — перебивает его Эрик. — Хорошо.
— Полотенце… и, если можно… бритву.
— Ясно. Бритву я принесу, но заберу, как только побреешься. При мне.
— Я понимаю…
Эрик поднимается с места. Чарльз с неохотой разжимает пальцы, когда поднос съезжает с его колен.
— Ты не мог бы оставить чашку? Очень неудобно пить воду…
— Нет, — отрезает Эрик. Отказывает, не объясняя причин. И так многое позволил — Чарльз слишком спокоен, не боится, и говорит с ним… как с приятелем. Эрик не в себе, если такое позволил, и, может, на самом деле стоит выспаться.
***
— Парни, Мортимер и Фред, нашли на чердаке мужскую одежду, — говорит Ангел Эрику, когда встречает его в холле. — Понятия не имею, чья… отчима этого профессора? Да неважно. Может, тебе подойдёт…
— Ага. Я посмотрю.
— Фред даже нашёл себе что-то, только перешил немного…
— Он руками не только ломать умеет, — усмехаясь, замечает Эрик.
В холле звонит телефон — резко и громко, и Ангел тянется к нему.
— Не смей, — успевает сказать Эрик.
— Он звонит не первый раз.
— Кто-то из вас поднимал трубку?
— Нет. Если…
Первый раз Эрик не слышал. Там, внизу, хорошая звукоизоляция. Значит, сверху не услышат, например, и криков.
— Если «что-то важное»? — пробует угадать Эрик, и по лицу Ангел понимает — почти. — Ты собираешься как представиться? Мисс Сальваторе? А как объяснить, почему здесь находишься? Сбежала из тюрьмы?
Она отдёргивает руку от телефона, как от ядовитой змеи. Неужели сама не догадалась?
Отрывистые резкие звуки стихают, и устанавливается тишина, только слышно, как на втором этаже скрипят половицы.
— Не поднимай трубку. Если ты, если вы все, не в состоянии это сделать, скажите мне. Я обрежу провода.
Он не хочет это делать. Связь с внешним миром важна, даже если сейчас никому никуда не нужно звонить. Но менее, чем безопасность, поэтому Эрик задумываться не станет.
***
Из аккуратной махровой стопки Эрик выбирает белое, самое большое полотенце. Мыло, которое он находит, без особого запаха. Зато шампунь пахнет хвоей, и, хоть Чарльз не просил, Эрик берёт и его тоже. В шкафчике над раковиной он достаёт бритву, и, держа в одной руке, раскрывает, чтобы проверить остроту. Нормально. Он захлопывает её с тихим щелчком и кладёт в стакан рядом с помазком. Стакан из алюминия, и в отличие от фарфоровой чашки его не удастся разбить. Эрик оставит Чарльзу. Его вряд ли отмоешь от мыла, и пить из него воду будет крайне неприятно.
Возможно, стоит прихватить одеколон, и после раздумий Эрик забирает его с собой.
Он оставляет вещи на стуле — Чарльз здесь, наверное, перед сном складывал одежду — и ложится на кровать. Вчера эту спальню никто не занял, хотя вряд ли можно сказать, что кто-то из них очень уважительно относится к хозяину дома. Эрик тоже не собирается в этой комнате оставаться, но глаза закрываются сами собой. Пара часов, которые он спал, — чертовски мало. Он сталкивает с ног ботинки, они почти бесшумно падают на ковер. Укрывается краем одеяла и, притягивая к себе, сминает подушку. Она еле уловимо пахнет хвоей, и Эрик думает, что здесь слишком много Чарльза.
Кажется, он тотчас же проваливается в сон.
***
Подушка приглушает стон. Эрик, просыпаясь, последний раз толкается в матрас и, вздыхая, перекатывается на спину, тянется к стоящим на тумбочке часам. Они не ходят, но — Эрик смотрит в окно — судя по положению солнца, он спал недолго.
Он вытягивается на кровати, сбивая ногами одеяло в ком. Эрик возбуждён, и чувствует разочарование, что сон уже не помнит. Он не хочет вставать, и, пожалуй, хочет продолжить. Он сжимает член через ткань брюк… последний раз он трахался — ещё до Женевы, и о той женщине всё уже выветрилось из памяти. Он долгое время пробыл в тюрьме, но его не беспокоило воздержание, он не думал о сексе, и ни разу не хотел помочь себе сам. Его на мгновение смущает — хотя Эрика сложно назвать застенчивым, — что это спальня Чарльза, но его ещё сильнее возбуждает любопытство: как Чарльз занимается сексом, как Чарльз дрочит, лёжа на этой кровати; он кажется таким правильным, пресным, и, наверное, трахался только с женщинами, в миссионерской позе и при выключенном свете; он кажется скучным, как аккуратно сложенные в шкафу пижамы, какие носят лишь такие, как он, скучные и правильные зануды. Но всё равно Эрик хотел бы посмотреть, как Чарльз занимается сексом. Онрасстёгивает брюки, всё ещё думая о Чарльзе. Смущение смешивается с чувством неправильности происходящего, но к счастью, он слышит в коридоре Шона и Ангел; их голоса его отрезвляют.
***
Взбив мыло в пену, Чарльз отставляет стакан и, вздохнув, упирается ладонями о край раковины. Он некоторое время чего-то ждёт, а потом, оборачиваясь через плечо, с еле заметным раздражением спрашивает:
— Ты ещё хочешь мне что-то сказать?
— Нет, — отвечает Эрик. Несложно понять, к чему ведёт Чарльз. — Но я всё равно здесь останусь.
— Ты считаешь, что я что-то сделаю с бритвой? Попытаюсь тебя убить?
Эрик усмехается. Это было бы даже интересно, но он не будет рисковать, давая сейчас повод Чарльзу.
— Или ты считаешь, что я покончу жизнь самоубийством?
— Возможно. Сегодня ночью ты уже пытался. Когда спрыгнул с окна. Моя память не настолько короткая, Чарльз. — Эрик тяжело вздыхает. — Ладно. Если я тебя смущаю, представь, что ты в парикмахерской. А я сижу в соседнем кресле.
На самом деле, Эрик стоит в дверном проёме в паре шагов от Чарльза, наблюдая за ним. Правила приличия, наверное, предписывают ему оставить Чарльза одного или отвернуться и хотя бы не смотреть так пристально. Но когда ему до них было дело?
Чарльз, отвернувшись от Эрика, берёт помазок.
— Ты мог бы на время вернуть сюда зеркало, или принести какое-нибудь другое, мне кажется, что у Рейвен было…
— Обойдёшься без него, — отвечает Эрик. Зеркало — это чёртова уйма острых осколков, которые не может контролировать его сила. И… здесь не отель. Он больше не хочет ничего делать для Чарльза. — Если не сможешь сделать это сам, я помогу тебе. Сам — до первого пореза.
Чарльз только передёргивает плечами. Он раскрывает бритву и смотрит в бетонную стену — на то место, где должно быть зеркало. Не из-за привычки — он не успел бы обзавестись ею, просидев здесь только утро и ночь. Пытается сосредоточиться, или отвлечься от Эрика.
Оттянув кожу на скуле, Чарльз аккуратно и твёрдо проводит по щеке бритвой и, коротко вздохнув, смывает с неё пену. Предложение Эрика о помощи, похоже, унизило Чарльза, но придало ему уверенности и осторожности.
Но во второй раз рука всё-таки дёргается. Чарльз откладывает бритву на край раковины и стирает полотенцем кровь с подбородка.
Эрик делает шаг вперёд и забирает полотенце, сильнее прижимает Чарльза к раковине, когда тот дёргается и пытается отстраниться. Второй рукой Эрик берёт его за подбородок и, впиваясь пальцами в скользкую кожу, твёрдо поворачивает голову чуть вправо. Глаза Чарльза закрыты, между бровей пролегла глубокая складка, а губы плотно сжаты. Эрик смачивает край полотенца холодной водой и протирает неглубокий порез, а потом поднимает своей силой бритву и обмывает лезвие под краном. Чарльз резко выдыхает воздух сквозь зубы, когда оно касается щеки, и вскидывает вверх руку, но Эрик перехватывает её за запястье. Кажется, что пока бритва делает уверенные взмахи, Чарльз забывает дышать, и только когда Эрик поворачивает его голову влево, Чарльз дёргается в его руках. То, что они стоят слишком близко, было ошибкой Эрика. Может, Чарльз и не читает его мысли, но не может не чувствовать прижатый к своей пояснице твёрдый член. Что подумает Чарльз? Он подумает, что Эрика возбуждает власть над ним. Только власть, безразлично над кем. Был бы на его месте кто-то другой… Эрик морщится от предположения и, крепко удерживая Чарльза за подбородок, чуть откидывает назад его голову, обнажая шею, и задерживает дыхание, когда касается щекой и носом мягких волос Чарльза. Но лезвие так же легко и уверено скользит по коже, а металл вибрирует, словно от учащённого пульса.
Закончив, Эрик быстро споласкивает и складывает бритву. Стоит отпустить остроту, но в голове ни одной мысли; кажется, что вся кровь отлила от неё к члену. Он даже не рад, что это всё наконец-то закончилось, потому что не знает, как разрушить неловкое молчание.
Чарльз, не глядя на Эрика, поспешно раскручивает у одеколона крышку.
Эрик, с трудом сохраняя терпение, наблюдает за ним. Единственное, что он хочет, — быстрее уйти отсюда, но стеклянный флакон он не может оставить Чарльзу.
— Надеюсь, я ничего тебе не должен? — не оборачиваясь, глухо спрашивает Чарльз.
У Эрика неприятно сжимается внутри. Он ни черта не понимает, к чему клонит Чарльз, и даже на ум приходит мысль: тот сейчас собирается завести беседу о том, что чувствовал и о чём думал пару минут назад Эрик, и почему всё ему нравилось больше, чем должно.
Чарльз отставляет от себя флакон и небрежно указывает на него рукой.
— Если я тебе что-то должен, — холодно говорит Чарльз, — за эти… парикмахерские услуги, ты можешь взять нужную сумму в сейфе, там есть деньги.
***
Вздохнув, Эрик упирается ладонью в край раковины. То, что, дроча, он представляет Чарльза, Эрик принимает как должное, и в фантазиях вновь с ним внизу в ванной комнате, прижимает его к раковине, слушая его прерывистое дыхание, и, удерживая за подбородок, смотрит в приоткрытые и блестящие от желания глаза, целует, только легко касаясь уголков губ. Эрик сильнее сжимает член. Как в кино — перед ним другой кадр: Чарльз нагнулся над раковиной, упёрся ладонями о стену, чтобы удержать равновесие, пока Эрик входит в него резкими толчками, но молчит, не стонет и не вскрикивает, не так, как хотел бы Эрик — фантазия его подводит, но ему хватает ещё пару движений, чтобы кончить.
Эрик некоторое время тяжело дышит, потом раскручивает кран и усмехается своему отражению в зеркале. Это было… странно.
Но он рад, что избавился, по крайней мере, на время, от мучавшего его напряжения и преследовавших мыслей.
***
Между ними — небольшое препятствие, маленький столик, принесённый Эриком для собственного же удобства. Всё это напоминает их тюремные встречи, и Эрику интересно, предполагал ли Чарльз хоть однажды, что поменяется с ним местами.
— Ты расскажешь, как попал в камеру?
— Так же, как и ты. — Чарльз спокоен и уверен. Сейчасгораздо более, чем пару часов назад. — Выдал себя.
— А именно?
Чарльз думает над вопросом дольше, чем должен, если знает ответ, и достаточно, чтобы сочинить правдоподобную версию.
— Говорил вслух о том, о чём мне никогда не рассказывали.
Что-то в его тоне и нескладности самого ответа заставляет Эрика усомниться. Чарльз кажется исключительно осторожным и внимательным. Он бы не допустил так много ошибок, чтобы привлечь к себе внимание. А единичные проще было бы списать на совпадение или недоразумение. Эрику однажды тоже показалось, что Чарльз прочёл его мысли, но он не придал этому значения.
Хотя… конечно, с тюремным персоналом Чарльз общался намного больше, чем с Эриком.
— Сколько дней ты провёл в камере?
— Четыре или пять. Я не хочу называть точное число, так как могу ошибиться.
Чарльз хмурится, когда Эрик достаёт из кармана и кладёт перед собой металлическую ручку.
— Почему тебя не одели в тюремную одежду?
— Ты у меня спрашиваешь? — Чарльз поднимает на него глаза. — Возможно, потому что, — он пожимает плечами, — были заняты другим, или рассчитывали, что я буду с ними сотрудничать?
— Или уже сотрудничал?
— Нет, — сердито отвечает Чарльз.
Он мог выдать себя и попасть в тюрьму раньше, чем Эрик, и ради привилегированного положения и освобождения предположить людям сотрудничество. Но во время бесед Эрик никогда не видел на Чарльзе ошейник, а люди побоялись бы доверять телепату. Эрик бы на их месте побоялся. Даже сейчас ему не нравится присутствие Джейсона, который что-то может изменить в его памяти. Тогда у людей должно было быть что-то, чем можно было контролировать Чарльза.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |