http://ficbook.net/readfic/2830299 5 страница

– Мне нужно время, – на автомате прошептал Хань по-китайски, но не осмелился произнести это заново для Минсока, лишь прочистил горло и произнёс: – Нет, всё в порядке.

Хань не мог держать язык за зубами: когда разум хотел выдать колкость, она обязательно срывалась с его языка так же, как и ирония, сарказм и мысль «говорю о чём думаю». И каким-то защитным механизмом в его голове было предустановленно говорить последний пункт всегда на родном языке. В Корее его мало кто понимал, и это давало фору, чтобы придумать ответ получше и спрятать собственные чувства подальше. Так и в этот раз: отталкивать Минсока сейчас было глупейшим решением, но в личной жизни Ханя творилась полная чехарда, уследить за развитием которой он сам был не в силах.

Хотелось нажать на «стоп» и переосмыслить собственные, уже совершённые действия и слова, хотелось что-то переделать и переиграть, но не выходило. Новые события наслаивались друг на друга как снежный ком, катящийся с горы и не оставляющий ни единого шанса быть спасённым. Хань словно бежал сломя голову вперёд, без оглядки, словно его гонят поганой метлой. Он не понимал, что происходит, да и на понимание ни времени, ни сил не оставалось. Он приходил домой поздно вечером, падал на нерасправленную кровать и тревожно засыпал, встречаясь во сне с Чонином. Он гнал от себя кошмарные сны, не высыпался, а на утро ехал на работу, потом – к Минсоку. Он чувствовал себя измотанным, и даже на работе начали замечать рассеянность Ханя. То бумаги не те подпишет, то отчёт с нестыковками утвердит.

Он боялся находиться один в квартире, поэтому приходил очень поздно, даже если выдавалось свободное время. Он гулял такими вечерами, пока ноги не отказывались идти дальше, а потом всё так же приходил домой и тревожно засыпал. Минсок терпел долго, пытался повлиять на Ханя хоть как-то, пытался вновь завести разговор о переезде и смене работы, но Хань твёрдо отказывал. В конце концов однажды он просто пришёл домой и понял, что ключ снова не захотел проворачиваться. На этот раз дверь не потянули сразу же, дав Ханю фору в полминуты, чтобы мысленно подкинуть монетку и понять, чего хочет он сам. Говорят, что подброшенная монетка – очень действенный способ узнать собственные желания. Пока монетка летит, ты загадываешь два варианта, располагая каждый на своей стороне монеты, но уже мысленно молишься, чтобы выпала нужная сторона. Так и теперь. Хань загадал на «орле» Чонина, хотя, по логике вещей, никого другого и не могло быть в этой квартире.

Хань твёрдо шагнул внутрь, прикрывая за собой дверь, и услышал чьё-то бормотание в дальней комнате и негромкую музыку. Кажется, Чонин напевал песню. И наверняка собирал свои вещи. Хань обтёр вспотевшие ладони о пальто и двинулся по коридору, сняв предварительно ботинки. Голос был высоким и никак не походил на чониновский, но Хань, упорно уверяющий себя в единственно верном варианте, мог бы догадаться, если бы не психологические уловки. Когда он встал в проёме двери, то чуть не съехал по косяку на пол от неожиданности.

– Что ты тут делаешь?

Решка. Не орёл. Неожиданный исход даже при единственно верном варианте. Минсок стоял между картонных коробок, в которые аккуратно складывал вещи. Его вещи. Из динамика телефона, лежавшего на кровати, лилась мелодичная и заводная песня с тоненьким женским голоском. А перед Ханем стоял пойманный на горячем Ким Минсок.

– Я надеюсь, я услышу весомую причину, по которой ты оказался в моей квартире, не имея ключей.

– Хань... – Минсок попытался подойти и обнять его, но Хань неосознанно отшатнулся и сложил руки на груди. – Я… мне надоело ждать, когда ты обратишь на меня внимание. Сколько прошло времени с того разговора, а ты всё ещё ничего не решил. Мне больно видеть твоё состояние и знать, что я ничего не могу сделать. Ты сторонишься моего общества, приезжаешь вынужденно и никогда – по собственному желанию.

– Там Чонин, – не забыв напомнить о своём бывшем парне, который теперь сутками торчал в театре – Хань знал.

– У тебя есть я, – зло ввернул ему в вину Минсок и снова попытался подойти ближе. Бесполезно.

Хань вёл себя словно пугливый кот, почуявший опасность и вторжение на свою территорию. На самом деле так и было. Единственный комплект ключей, кроме ханевских, был у Чонина. А значит, Минсок был у него, чтобы забрать ключи. И что он мог наговорить ему, знал только сам Мин. И Чонин. А Хань кусал локти и плескался в неведении и раздражении.

– Ты душишь меня, – проглотив ком в горле, произнёс Хань. – Дай мне оклематься и прийти в себя. Поэтому… Я не хочу знать, что двигало тобой, когда ты пошёл к Чонину за ключами. И тем более не хочу знать, что вы друг другу наговорили. А теперь уйди… – с нажимом. – Пожалуйста.

– Как пожелаешь, – пожал плечами Минсок, закусив изнутри губу. Он схватил с кровати аккуратно сложенное пальто и телефон и боком вышел через дверной проём, молча обулся и вышел за дверь, перед этим оставив на тумбе ключи.

Хань почувствовал себя вновь паршивее некуда. И теперь он совершенно не знал, что делать, но оставаться одному абсолютно не хотелось. Хань уселся на пол там же, где и стоял, привалился к стенке и покрутил в руках мобильник. Пролистал список контактов и не нашёл никого, с кем бы мог поговорить в данную минуту. Чонин и Минсок. Ханя рвало на части: одна из них хотела плюнуть на всё, позвонить Мину и попросить помочь с переездом, потому что надоело; вторая гналась за утекающим ручейком, Чонином, до которого было слишком далеко – в моральном плане; а третья просто мечтала послать нахер обоих, лечь спать, а наутро уехать отдохнуть куда-нибудь. Но его отпуск закончился недавно, и второй подряд ему не дадут. Хань посмотрел на часы и прикинул, что добраться до театра на машине займёт у него минут десять, встал, двинулся к тумбе в углу комнаты через груду коробок, пару раз чуть не запнувшись и не растянувшись на полу. Потянулся к ручке ящика и заметил на гладкой поверхности массивное кольцо. Минсок оставил. Хань взял в руки вещицу, повертев в пальцах, увидел отчётливый рельеф ястребиной головы с острым клювом и вспомнил, что именно с ним ассоциировался у него Минсок. Он знал, что ястреб символизирует жестокость, напористость, безрассудство. Он не мог приписать Минсоку злобу, как не мог сказать и того, что он Минсока знал хорошо. Он не знал его вовсе. И это пугало, отталкивало и заставляло брать тайм-аут в общении с ним.

Хань положил кольцо в карман пальто, который застёгивался на замок, вытащил из тумбы плеер с наушниками и твёрдо решил держать путь к театру. Хань добрался даже быстрее, чем предполагал, но на охранном пункте его остановили.

– Господина Ким Минсока сейчас нет, – торопливо пролепетал охранник, и Хань кивнул.

– Я не к нему. Ким Чонин, не подскажете, он всё ещё здесь?

Хань сжал руки в кулаки, искренне надеясь на положительный ответ. Охранник кивнул и указал на коридор, где можно было найти его. Хань шёл по этому коридору, дёргал дверные ручки и наконец почти в конце нашёл открытую гримёрку. Это было маленькое, тесное помещение с ярким светом. От двери шла небольшая лесенка с высокими и довольно узкими четырьмя ступеньками, тут же на стене было вбито несколько металлических вешалок. Прямо была ещё одна дверь, видимо ведущая к сцене. Через ещё четыре ступеньки. По левую руку от Ханя шла сама комнатка, длинная и узкая. У одной стены стоял длинный стол на два места с широким чистым зеркалом, обрамлённым яркими лампочками. На столе царил идеальный порядок, за исключением лежавшего на нём мобильного телефона и тарелки с недоеденной лапшой. У другой – старенькая небольшая кровать, аккуратно заправленная тонким бордовым пледом. Худая подушка лежала в уголке и на подушку откровенно не тянула. Так, охапка перьев в большой наволочке.

Хань осмотрелся, скинул пальто на один из стульев и остался в тоненькой бежевой кофте. Натянул горловину на самый подбородок, озябнув, схватил рукава пальцами и решительно толкнул дверь, ведущую, предположительно, на сцену. Хань оказался за кулисами, в окружении плотных и тяжёлых бархатных штор. На сцене, казалось, сошлись два прожектора прямо в центре, и Хань подошёл поближе, чтобы разглядеть картину полностью. Он затаил дыхание и прислушался. Слышно было лишь мягкие глухие шаги по деревянной сцене и больше ничего. Он немного отодвинул штору и увидел Чонина. В узких, подкатанных до середины лодыжки джинсах и растянутом тёмно-сером свитере крупной вязки с v-образным вырезом.

Хань не слышал музыку, однако ясно видел сложные повороты, перетекающие из одного в другой. Он не знал, тот ли это номер, что был на концерте, но посыл и настроение этого танца точно были иными. В прошлый раз Хань видел в Кае закрытость, одиночество, хотя тот был на сцене не один. Сейчас же Чонин был откровенен и словно рассказывал танцем свою жизнь, а Хань чувствовал, как кошки скребут на душе. Он ли виноват в этом? Или просто у танца такое настроение?

Чонин сделал оборот на одной ноге, и Ханю показалось, что Ким увидел его. Резко спрятался за шторой, словно нерешительный подросток. Ведь он хотел увидеть Чонина, поговорить с ним, а теперь прятался как школьник. Но он не знал, что бы ему хотелось сказать, не знал, с чего начать разговор, и, наверное, был бы выгнан в первую же минуту, как только Чонин увидел бы его. Хань не желал быть выгнанным, и, собираясь продлить своё пребывание рядом с Чонином, осторожно присел на пол за шторкой, обхватив ноги руками и положив подбородок между коленями. Через какое-то время он не выдержал и уснул. Проснулся от того, что его укрывают пледом. И он не сидит на сцене, а лежит на пружинистой кровати.

– Не спишь, – констатация факта. – Что ты тут делаешь?

Наручные часы показывали начало третьего ночи. Долго же он проспал на деревянном полу.

– Хотел увидеть тебя.

Хань отполз ближе к стенке, позволяя Чонину лечь рядом, но Ким так и не сдвинулся с места. Тогда Хань накрыл его руку, покоящуюся на кровати, своей и легонько сжал. Чонин почти сразу руку вытащил, но сделал вид, будто ничего не произошло.

– Я не знаю, что там тебе сказал Минсок, но…

– Хань, помолчи, пожалуйста. Он мне сказал лишь одну важную деталь. Что вы – парные. Мне этого достаточно, чтобы простить тебе такие кардинальные перемены. Я многое могу понять, но принять – вряд ли. Мне нужно время, как и любому другому человеку в подобной ситуации, чтобы забыть, остыть и двигаться дальше. Хань, мы не играли в игрушки пару дней, мы были вместе три года, и как бы сейчас всё ни складывалось, мне… Нельзя просто всё выкинуть, понимаешь?

Хань смахнул с переносицы слезинку и сжал зубы, стараясь не разрыдаться. Не разрыдаться не получилось. Хань дёрнул Чонина на себя, заставляя упасть на кровать, подождал, пока тот примет удобную позу, и уткнулся лбом ему в грудь, прямо в вырез кофты, где быстро-быстро билось сердце, нуждавшееся в исцелении. Чонин запустил пятерню пальцев в его волосы на затылке и положил на темечко подбородок. Так они и уснули.

Хань проснулся от хлопка двери и резко сел на кровати. Сначала пару секунд приходил в себя и вспоминал, где он и что там делает, а потом увидел поднявшегося по ступеням Минсока. Вот так неожиданность.

– Так и думал, что найду тебя здесь после вчерашнего, – потирая запястье, отрешённо произнёс Мин.

Хань продрал глаза и постарался не смотреть на альфу вовсе. Одно только его появление пристыдило Ханя надолго. Встав с кровати, он заметил на столе отсутствие тарелки с лапшой и телефона, зато теперь там одиноко лежал сложенный пополам листок. Понадеявшись урвать его раньше, чем Ким заметит, Хань досадно фыркнул и отвернулся после ехидной усмешки альфы.

– А, прощальное письмецо. Что ж, я предполагал, что он не сумеет уехать молча.

– Уехать куда? – бровь Ханя поползла вверх, и он без смущения разогнул лист.

<i>

<center>«Я не знаю, любил ли ты меня.

Да и это не особо важно, потому что я тебя точно любил.

И люблю.

Пусть на нашем пути есть преграды,

но я надеюсь,

мы всегда сможем найти друг друга,

если будем в этом нуждаться.

Прощай, Хань.

Не болей, хорошо кушай и будь самым счастливым.

К.Ч.»</center></i>

– Как мило, – с неприкрытой иронией произнёс Минсок из-за ханевского плеча.

– Где он? – со злостью.

– Не знаю, – Мин пожал плечами и начал увлечённо делать вид, что чистит пальто от невидимых ворсинок.

– Я спрошу ещё раз: где, мать твою, Ким Чонин? – сквозь зубы.

– Не имею ни малейшего понятия… – продолжая заниматься чисткой. – Не кипятись.

– Уж конечно. Твой балетмейстер и лучший танцор сваливает в неизвестном направлении посреди промоушена уже успешной оперы-балета, а ты ни сном ни духом. Как же. Не верю ни одному твоему слову.

– Твоё право. Но я правда не знаю. Он мне не докладывал, когда сказал, что уйдёт с подписанным заявлением об увольнении или без него. Именно поэтому я вчера пришёл с его ключами. Он сам отдал мне их.

– Не верю, не верю, не верю, – как мантру повторял Хань, сжимая в руках листок.

Хань присел на край кровати, протянул руку к пальто и достал из кармана кольцо с ястребом.

– Ты забыл вчера, – протянул Хань вещицу, которая тут же была отобрана и надета на палец. – А теперь уйди. Мне нужно побыть одному.

Хань видел сквозь сплетённые пальцы, которыми прикрыл глаза, как Мин постоял ещё несколько секунд на одном месте, а потом быстро вышел, звонко отбивая каблуками туфель каждый стремительный шаг.

– Чонин, где ты? Великовозрастный ребёнок, считающий, что он вправе решать за других, ты где, мать твою?! – Хань теперь сжимал пальцами волосы и не мог прийти в себя. Слезы нещадно заполняли глаза и срывались вниз. – Я найду тебя, слышишь? Я доберусь до тебя! И тогда тебе мало не покажется!

Хань был решительно настроен, хоть и осознавал собственную беспомощность. Он не имел представления, куда мог уехать Чонин. Он не знал, где его искать. А самое главное – для чего?

========== Часть 9 ==========

– Слышал, Лухан увольняться собирается, – случайно услышал краем уха Чанёль сплетни сотрудников из отдела Лухана.

– У него уже давно на столе лежит заявление, только дата не стоит. Странно всё это. Чтоб начальник отдела и сматывал удочки.

– Да пусть валит, китайская истеричка. Я из-за него уже по ночам спокойно спать не могу!

– Да ладно тебе…

Всё это вселяло опасения и заставляло переживать. Когда он услышал подобное впервые, то не придал значения. Но теперь, когда слухи стали обсасываться на каждом углу всеми, кто только мог почесать языком, стало совершенно не до смеха. А Лухан как назло взял отпуск, не предупреждая никого. И если это не считать подозрительным, тогда что?

У Чанёля был завал на работе. У Чанёля, если быть честным, аврал был везде. И полный хаос в голове не способствовал разрешению ситуации.

Бэкхён вернулся из больницы внезапно. Не позвонил, не предупредил и даже не просил забрать. Звонок в дверь в восьмом часу вечера он не ожидал, коротая время за работой, периодически болтая с Сехуном по видео-чату. Тот отвлекал его своими заботами, рассказывал о способном новичке, с которым у него сложились приятные дружеские отношения, о Крисе, с которым всё ещё Сехун старался вырулить взаимоотношения в правильное русло. Также он рассказывал о сплетнях из отдела Лухана, о которых Чанёль уже знал, но никаких новых подробностей не привнёс в общую картину.

– Я дома! – раздался радостный голос Бэкхёна из коридора. Затем последовало бурное шебуршание.

– Стой там! – затушив сигарету, крикнул Пак и подошёл к окну, чтобы пошире открыть его.

– Стою, – шутливо отозвался Бэк, когда Чанёль открывал настежь и балконную дверь. – Опять куришь в квартире...

Бэк говорил без укора, и Чанёлю становилось от этого очень тепло.

– Я не знал, что ты вернёшься сегодня. Прости... Эээ... Здравствуйте, мистер Бён.

Чанёль совсем не ожидал увидеть отца Бэкхёна в своей квартире. Но сам Бэк, казалось, не был зол или расстроен, что немного настораживало, учитывая все тонкости их отношений с отцом, который не очень-то был склонен радоваться их ситуации.

– Здравствуй, Чанёль. Прости за столь поздний визит, у меня только закончилась смена, и я решил привезти сына сам. Надеюсь, ты не против.

Чанёля не очень-то и спрашивали. Против или нет, это был вопрос в утвердительной форме. Другого от Бён Джесока он и не мечтал услышать.

– Всё в порядке, – забирая пакеты из рук старшего альфы, пробурчал Пак, умело завуалировав своё недовольство широкой улыбкой. – Чай, кофе хотите?

– Нет, спасибо, я пойду уже, меня муж дома ждёт. Бэкхён, не пропадай больше так, я не хочу вновь за тебя волноваться, – он по-отечески притянул сына за плечо и коснулся губами макушки, взлохматив затем его пышную шапку чёрных волос. – Не скучайте. Чанёль, проводи меня, пожалуйста.

– Да, конечно, – отозвался Ёль и обступил сбоку всё ещё возящегося с верхней одеждой Бэкхёна, чтобы выйти следом за мужчиной в подъезд.

– Я надеюсь, ты хорошо понимаешь, что Бэкхёну нельзя волноваться. Стресс и депрессия могут заново спровоцировать гормональный бум, что совсем не позитивно для течения беременности, – он прислонился спиной к перилам и сложил руки замком. – Сейчас его лечение всё ещё не закончено, поэтому я прошу тебя бережно относиться ко всей ситуации и к моему сыну в частности.

– Я понимаю...

– Я надеюсь. А также я надеюсь, ты понимаешь и то, что у меня ни к тебе, ни к своему сыну доверия нет из-за сложившегося бедлама. Поэтому не советую огорчать меня ещё больше.

Он повернулся на пятках на узкой ступени и лихо сделал шагов семь вниз, до того как Пак в полной неуверенности открыл рот:

– Я верю, что вы не будете делать поспешных выводов и лезть в наши отношения, которые касаются только нас двоих. До свидания, мистер Бён.

Мужчина так и не ответил. Даже не повернулся, чтобы одарить его хоть каким-нибудь взглядом, пусть даже презрительным. Зайдя обратно в квартиру, Чанёль застал Бэкхёна там же, в коридоре.

– Ну и чего ты мучаешься? – хохотнул Пак, гармошкой забирая рукава тонкого пуловера до локтей.

– Молнию заело, – уже упав духом, пробубнил Бэк.

Чанёль забрал у него из рук собачку и подёргал вверх-вниз. Безрезультатно. Подёргал снова. И снова. И ещё раз. И только потом заметил пытливый взгляд Бэкхёна на себе.

– М?

– Давай уже снимем эту чёртову куртку и попробуем вместе, чувствую, что сейчас расплавлюсь, тут как в бане.

Они с большими усилиями сняли её через ноги и кинули на диван в гостиной. И Пак тут же слинял в ванную, забыв закрыться.

– Я так рад, что меня выписали, – обхватив Чанёля за пояс, замурчал Бэкхён, упираясь подбородком с чуть сгорбленную спину между лопаток, пока тот тщательно чистил зубы. – Ещё и как раз перед выходными.

Чанёль смог только промычать в ответ, всё ещё чувствуя во рту привкус табака сквозь ядрёный шлейф мяты. Язык горел от жжения, а щёки - от смущения. Он всё ещё раз от раза воспроизводил в памяти момент из больничной палаты, когда Бэк, цепляясь за него, как за единственное спасение, прикоснулся сухими губами к щеке. Он отчаянно пылал и не мог понять, хочет ли большего. Хочет ли он этого по-настоящему, или это лишь прихоть раздразнённого организма.

Они так и стояли, когда Пак выключил воду и вытер лицо полотенцем. В настенном зеркале он видел опоясывающие его тонкие руки и собственное уставшее лицо с угловатыми скулами и красными глазами. За те две недели, что он провёл в одиночестве, он всё время думал либо о Бэкхёне, либо о работе. И он мог самому себе признаться, что скучал. Не безумно, не до того, чтобы сравнивать с воздухом или с чем-то жизненно необходимым, но Пак действительно стал замечать, что по привычке крадётся по утрам из комнаты, как делал это, чтобы не разбудить Бэкхёна слишком рано; что готовит еду на двоих; что несётся с работы в больницу, чтобы посидеть с омегой, узнать о его самочувствии и увидеть мягкую улыбку, которая обязательно дарит ему спокойствие. Пак перестал задерживаться на работе. Он стал больше работать дома, и это приносило определённые плоды. Он не засиживался до ночи в офисе, не болтался там без дела, лишь бы выйти с кем-нибудь покурить, лишь бы дожить от одного перерыва до второго. И он начал замечать, что постепенно рабочее время сократилось до вполне разумных пределов, до той степени, что ещё уйма времени оставалась свободной.

– А ты рад?.. – немного дрогнувшим голосом после долгой паузы спросил Бэкхён.

Чанёлю и думать было не нужно, но мысли всё никак не хотели приобретать словесную форму. Он просто повернулся к Бэкхёну лицом, прижал крепко, вдыхая въевшийся в волосы больничный запах, и не хотел отпускать.

– Я скучал, – и Чанёль действительно надеялся, что для счастья нужно совсем немного. – Пойдём чинить твою куртку.

Чанёль копался в ящике с инструментами, слушая напускное недовольное бурчание Бэкхёна на кухне, разбирающего пакеты с продуктами. Позже он сидел на диване, пытаясь разжать собачку на молнии, и смотрел в спину Бэкхёна, нарезающего мясо. Казалось, он качает головой под воображаемую мелодию, плавно передвигаясь от одного ящиков к шкафу за ингредиентами и прочими мелочами. По квартире расползся стойкий запах специй и соевого соуса. Вымыв руки, Бэк пришёл к Паку в гостиную тогда, когда он закончил зажимать замок. Собачка на молнии теперь беспрепятственно ездила вниз-вверх.

Они готовили рис по-пекински вместе, подшучивая друг над другом, щекоча и балуясь, пачкая друг друга всем, что попадалось под руку. И Чанёль на самом деле радостно и счастливо улыбался. С любопытством разглядывал лицо Бэкхёна, пытался понять, что его привлекло тогда, летом, но не находил ответа. Всё было не тем. Бэкхён был не тем. Не тем, на кого Чанёль мог положить глаз в той ситуации, однако сейчас он видел в нём особое очарование, родинки на ушном хрящике, на виске и над верхней губой, на большом пальце возле аккуратного ноготка, пушистые ресницы, гибкую линию шеи и выпирающие худые ключицы. И только сейчас Чанёль заметил, что Бэк был в обтягивающей плотной водолазке, под которой уже очевидно выпирал живот. Не сильно, конечно, но и не двусмысленно.

В самом конце готовки Бэкхён весь извёлся и иззевался. Всё время потягивался и прикрывал рот рукой. Пак не выдержал и, выключив плиту, подхватил Бёна на руки и потащил в спальню, попутно выключая свет.

– Эй, как же ужин?

– Ты уже практически спишь стоя. Рис подождёт нас до завтра. А то боюсь, ты упадёшь, заснув, а я не успею тебя поймать.

Пак осторожно опустил омегу на кровать, перевалился через него и притянул за грудную клетку.

– Нам надо раздеться, Чанёль, – с укором буркнул Бэкхён, но следом разбавил атмосферу тихим смешком, перевернувшись к нему лицом и робко тронув пальцами мягкие волосы.

Они барахтались так, переворачивая постель вверх дном ещё несколько минут, пихая друг друга локтями и тыкая под рёбра, щекоча. Чанёль старался быть как можно более осторожным, потому как действовал на ощупь в кромешной темноте, боясь ненароком ткнуть куда-нибудь не туда.

– Тише, тише, – сначала рассмешив Бёна и заставив его чуть ли не кататься по кровати, Чанёль ухватил его за водолазку и притянул близко. Очень близко. Так, что мог с лёгкостью отсчитывать сердцебиение Бэка где-то возле собственного солнечного сплетения.

Раз, другой, третий…

Широкие ладони скользнули с плеч на спину, спустились вдоль позвоночника к пояснице и коснулись тонкой полоски кожи, оголившейся в процессе баловства. Чанёль явственно ощущал, как дрожит и покрывается гусиной кожей Бэк, и от этого не становилось легче. Вся уверенность мигом испарилась.

– Настолько запутанная ситуация, что ты боишься просто поцеловать меня, даже если и сам знаешь, что я этого хочу? – каким-то странно низким голосом произнёс Бэкхён, шумно выдохнув.

– Я боюсь сделать нам обоим больно, потому что у меня нет уверенности в том, что я всё делаю правильно…

– Если мы не будем заходить дальше, думаю, ничего криминального не случится, – попытался перевести всё в шутку Бэкхён, обвив руками шею Чанёля и оказавшись совсем-совсем близко. Пара секунд на раздумья, и разочарованный вздох. – Давай спать, я и правда очень устал.

Они быстро и молча разделись. Бэкхён не стал противиться, когда Чан накрыл его одеялом и фактически вжал в себя, шумно дыша в макушку. Пак удобно устроил руку на его животе, а вторую положил себе под голову.

– Бэк…

– М?

– Пошли завтра куда-нибудь сходим?

– Куда?

– Хм… Парк развлечений? Торгово-развлекательный центр? Музей восковых фигур? Куда хочешь?

– Всё равно, лишь бы с тобой. Спи, Чан, спи. Спокойной ночи.

– И тебе. Сладких снов.

Чанёль долго не мог уснуть этой ночью, а с утра его разбудило нежными поглаживаниями по голове. Он прикрыл рукой глаза, как только открыл их, ибо солнечные лучи не оставляли другого выбора.

– Доброе утро, – улыбнулся Бэкхён, всё ещё продолжая гладить Чанёля по спутанным волосам. – Если ты собираешься спать весь день, то мы никуда не пойдём, – хохотнул он, отпивая из кружки, что держал в руке, чай, судя по запаху.

– А сколько времени? – сонно пробормотал Чан и на ощупь уткнулся носом в сгиб колена Бэкхёна.

– Начало второго, между прочим. И завтрак готов.

– Ты ангел.

– Уж да, – шутливо передразнил Чана Бэкхён, стягивая с того одеяло. – Всё! Подъём! У тебя пять минут, чтобы появиться на кухне, иначе от завтрака ничего не останется – я голоден как волк!

– Сахарную вату или мороженое? – указывая на две палатки по разным сторонам входа в парк развлечений, спросил Пак и вытащил портмоне из внутреннего кармана. – Хотя нет, мороженое в такую погоду не лучший вариант.

И действительно: хоть солнце и светило, и даже грело, прохладный ветер пробирал до дрожи. Середина декабря не радовала тёплой погодой. Две розовые «подушки» сладкой ваты на длинных палочках, солнцезащитные очки и радостные улыбки, Чанёль гуляли по парку, держась за руки и не обращая внимания ни на что вокруг. Катались на детских аттракционах и кормили уток у маленького озера, гонялись друг за другом и заразительно смеялись.

– Смотри, это не Сехун? – запыхавшись от очередной внеплановой пробежки, произнёс Бэкхён и указал на другую сторону озера у ограды к чёртовому колесу.

– Ага, – подтвердил Пак, увидев рассевшегося на скамейке высокого блондинистого омегу, и потянул Бэкхёна к мосту. – Пошли подойдём.

Чанёль радостно улыбался, всё ещё припоминая по пути абсолютно несмешные анекдоты, которые травил сам за прогулку и которые рассказывал ему Бэкхён. Уже к концу моста Чанёль увидел подходящего к Сехуну Криса с двумя кофейными стаканчиками.

– Какие люди! – воскликнул Сехун, завидев запыхавшуюся и смеющуюся всю дорогу парочку, принимая из рук Криса один стаканчик.

– И вам здрасьте, – отозвался Чанёль, широко улыбаясь.

– Не ожидал вас здесь увидеть, гуляете? – вставил свои пять копеек Крис и посмотрел куда-то в сторону, откуда послышался громкий топот. – Мы вот на колесо обозрения собрались.

– Тогда мы с вами, если вы не против, – подмигнул Бэк паре и крепче сжал руку Чанёля, поёжившись от порыва ветра.

– Конечно нет, – улыбнулся в ответ Сехун, но тут же напрягся, когда Крис взял его ладонь в свою, собственнически отгораживая от новоприбывшего, который, видимо, очень старался успеть словно на уходящий автобус.

– Привет, – неловко пробормотал альфа, обращаясь ко всем, но смотря почему-то исключительно на Криса и Сехуна. Затем он обернулся к Чанёлю и улыбнулся кошачьими губами так заразительно, что нельзя было не улыбнуться в ответ. – Я Цзытао. Можно просто Тао. Я работаю с Сехуном.

Дата добавления: 2015-11-04