разговор касается жизни, смерти и героических усилий;
Ральф и Луиза, однако, взглянули на их соприкасающиеся ауры и поняли,
что темой беседы являлась проблема, куда отправиться повеселиться после
окончания смены.
Ральф одновременно и видел, и не видел этого; так погруженный в
собственные мысли человек подчиняется сигналам светофора, на самом деле даже
не замечая их. Мысли его были заняты ощущением deja vu, нахлынувшим на него
в тот момент, когда они с Луизой вышли из лифта в этот мир, где даже еле
слышное поскрипывание туфель медсестры по линолеуму напоминало попискивание
системы жизнеобеспечения.
"Четные номера палат слева, нечетные - справа, - подумал Ральф. -А
317-я, в которой умерла Кэролайн, находится как раз за постом медсестер. Я
помню. Теперь, снова очутившись здесь, я помню все. Как косым квадратом на
ее кровать из окна падал свет в солнечные дни. Как, сидя на стуле для
посетителей, можно было видеть столик медсестры, в чьи обязанности входило
делать записи в журналах, отвечать на телефонные звонки и заказывать пиццу".
Без изменений. Все то же самое. Снова стояло начало марта, конец
хмурого, неповоротливо томительного дня, в окно палаты N317 стучит морось, а
он с самого утра сидит на стуле для посетителей, держа на коленях закрытую
книгу Ширера "Взлет и падение Третьего рейха". Сидит и не желает подняться,
даже чтобы пройти в туалет, потому что Страж Смерти уже совсем близко,
потому что между каждым новым стуком проходит целая жизнь. Его старый друг
торопилась на поезд, Ральф хотел находиться на платформе, чтобы проводить
ее. Существовала лишь одна возможность не пропустить отход поезда.
Звук бьющегося о стекло дождя слышался отчетливо, потому что система
жизнеобеспечения уже была отключена. Ральф сдался в последнюю неделю
февраля; Кэролайн, никогда в жизни не терявшей надежду, потребовалось время,
чтобы получить его послание. И что там было написано? То, что в
изнурительном сражении Кэролайн Робертс с раком победил рак этот бессменный
чемпион-тяжеловес.
Ральф сидел, смотрел и ждал, а дыхание Кэролайн становилось все менее
уловимым - продолжительный вдох, плоская неподвижная грудь, растущая
уверенность, что это именно последний вдох, что Страж Смерти примчался,
поезд прибыл на станцию, чтобы забрать единственного пассажира.
А затем снова бессознательный выдох, когда Кэролайн выпускала из легких
запас недружелюбного воздуха, уже не дыхание в обычном смысле этого слова, а
лишь рефлекторные скачки от одного вдоха к следующему - вот так же, качаясь,
пьяница пробирается по темному коридору дешевого отеля.
Тук-тук-тук-тук, дождь скребет невидимыми коготками по стеклу, пока
хмурый мартовский день вливается в мрачную мартовскую ночь, а Кэролайн
завершает последний раунд в своем поединке. К тому времени она уже полностью
перешла на автопилот; мозг, некогда существовавший под костью черепа, исчез.
Его заменил мутант - глупый черно-серый уродец, который не мог ни думать, ни
чувствовать, а только жрать, жрать и жрать, пока не сожрет сам себя.
Тук-тук-тук-тук; Ральф замечает, что трубочка дыхательного аппарата
перекосилась, ждет, пока Кэролайн мучительно выдохнет, и поправляет
трубочку. Ральф помнит, как запачкал тогда палец слизью и вытер руку
салфеткой, взяв ее из коробки на столике. Он снова сел и ждал следующего
вдоха, желая убедиться, что аппарат не перекосится снова. Но никакого
следующего вдоха не было, и Ральф понял, что стук, раздававшийся, казалось,
отовсюду начиная с прошлого лета, прекратился.
Он помнит, как ждал томительные минуты - одну, затем три, затем шесть,
- не в состоянии поверить, что все хорошие годы и отличные времена (не
упоминая о нескольких плохих) закончились вот так - просто и тихо.
Радиоприемник Кэролайн, настроенный на развлекательную станцию, тихо
играл в углу, и Ральф слушал, как Саймон и Гарфанкел исполняли "Ярмарку "
Скарборо". Они допели песню до конца, их сменил Уэйн Ньютон. И тоже
допел до конца. Последовал прогноз погоды, но прежде чем диск-жокей успел
рассказать, какой погоды следует ожидать в первый день вдовства Ральфа -
похолодания или перемены направления ветра, Ральф наконец-то все осознал.
Часы перестали отсчитывать время, поезд прибыл, спичечный коробок
опустел.
Все метафоры отпали, осталась лишь замолчавшая навеки женщина. Ральф
заплакал. Весь в слезах, он, пошатываясь, прошел в угол и выключил радио.
Ему вспомнились летние дни, когда они посещали курсы по изучению
отпечатков пальцев, и ночи, когда они оставляли отпечатки пальцев на своих
обнаженных телах. От этого воспоминания Ральф заплакал еще сильнее. Он
подошел к окну, прислонился лбом к холодному стеклу и плакал, плакал. В эту
первую ужасную минуту осознания он хотел только одного: умереть самому.
Медсестра, услышав его плач, вошла в палату и попыталась нащупать пульс
Кэролайн. Ральф посоветовал ей перестать разыгрывать комедию. Тогда она
подошла к Ральфу, и ему показалось, что сейчас она попробует нащупать его
пульс. Но вместо этого медсестра обняла его. Она...
- Ральф? Ральф, ты в порядке?
Он оглянулся на Луизу, хотел было сказать, что с ним все хорошо, но
затем вспомнил, что, пока они находятся в таком состоянии, вряд ли ему
удастся что-то скрыть.
- Мне очень грустно. Слишком много воспоминаний. Не совсем приятных.
- Понимаю... Но посмотри вниз, Ральф! На пол!
Ральф перевел взгляд, и зрачки его расширились. Пол покрывали
перекрывающие друг друга разноцветные следы, некоторые еще сохранили
свежесть, другие же выцвели и были едва заметны. Два следа выступали
особенно отчетливо, сверкая, словно бриллианты среди дешевых подделок.
Они были насыщенного золотисто-зеленого цвета, в котором изредка
мелькали красноватые искорки.
- Они принадлежат тем, кого мы ищем, Ральф?
- Да... Врачи уже здесь.
Ральф взял Луизу за руку - ладонь была ледяной - и медленно повел ее по
коридору.
Глава семнадцатая
Не успели они сделать и несколько шагов, когда произошло нечто очень
странное и пугающее. На мгновение мир вокруг них вспыхнул белым.
Двери палат, выстроившиеся вдоль коридора, еле видимые сквозь
сверкающую белую дымку, выросли до размеров ворот пакгауза. Сам же коридор
удлинился и стал выше. Ральф почувствовал, как у него заныло в животе,
совсем как в те годы, когда он еще мальчишкой посещал аттракционы "Пыльный
дьявол" в Олд-Орчард-Бич. Он услышал, как Луиза застонала и, поддавшись
панике, вцепилась в его руку.
Белый прорыв длился лишь секунду, а когда краски роем влетели в мир,
они стали ярче, ощутимее, чем за мгновение до этого. Вернулась нормальная
перспектива, но предметы выглядели как-то толще, объемнее. Ауры все еще были
здесь, но казались более истонченными, бледными - пастельные оттенки вместо
кричащего буйства красок. Ральф понял, что замечает каждую пору, каждую
трещинку на стене слева... А затем осознал, что может видеть трубы, провода
и искусственное освещение за стенами, если захочет; ему оставалось лишь
смотреть.
"О Боже, - подумал он. - Неужели это происходит на самом деле?
Может ли это происходить в действительности?
Отовсюду доносились звуки: приглушенные звонки, журчание воды в бачках
унитазов, сдержанный смех. Звуки, которые люди обычно принимают как
данность, но только не сейчас и не здесь. Подобно видимой реальности
предметов, звуки, казалось, обладали чрезвычайно чувствительной структурой,
наподобие чередования тончайших слоев шелка и стали.
Не все звуки были обычными: множество экзотических голосов выделялось
из общей какофонии. Ральф слышал, как где-то в глубинах отопительной системы
жужжит муха. Наждачное шуршание чулок, поправляемых медсестрой в туалете для
медперсонала. Биение сердец. Ток крови. Мягкое, волнообразное течение
дыхания. Каждый звук выделялся своим совершенством; сочетаясь с другими,
звуки представляли собой великолепный в своей сложности акустический балет -
невидимое "Лебединое озеро" бурчащих желудков, гудящих электрических
проводов, бушующих фенов для укладки волос, шепчущих колес больничных
каталок. Ральф слышал бормотание телевизора в конце коридора.
Звук доносился из палаты N340, в которой миссис Томас Рен, лечащая
почки, смотрела "Хулигана и Красавицу" с Керком Дугласом и Ланой Тернер в
главных ролях. "Если ты будешь со мной, детка, мы поставим этот городишко на
уши", - говорил Керк, и по ауре, окружающей слова, Ральф знал, что мистер
Дуглас маялся зубами, когда снималась эта сцена. Но и это не все; Ральф
знал, что может пойти (выше? глубже? вширь?), если захочет. Ральф
определенно не хотел. Это был лес Арденн, а человеку так легко заблудиться в
его чаще.
Или его сожрут тигры.
- Боже! Это же другой уровень, Луиза! Совершенно иной уровень!
- Знаю.
- Ну и каково тебе?
- Кажется, нормально, Ральф... А тебе?
- Пока ничего... Но если основание рухнет еще раз... Ладно, пойдем. Но
прежде, чем они смогли тронуться с места, из палаты N313 вышли Билл
Мак-Говерн и какой-то незнакомец. Они увлеченно беседовали.
Луиза обратила к Ральфу испуганное лицо:
- О нет! Ради Бога, нет! Ты видишь, Ральф? Видишь?
Ральф еще сильнее сжал ее руку. Он видел. Приятеля Мак-Говерна окружала
аура сливового цвета. Она не казалась достаточно здоровой, но вряд ли
мужчина был серьезно болен, лишь множество хронических заболеваний типа
ревматизма, почечной недостаточности и прочее. "Веревочка" того же
испещренного линиями лилового оттенка поднималась вверх из его макушки,
неуверенно развеваясь из стороны в сторону.
Аура же Мак-Говерна была абсолютно черной. Обрубок того, что некогда
было "веревочкой", вяло выглядывал из нее. "Веревочка" ребенка, в ауре
которого сверкали молнии, была короткой, но здоровой; они же смотрели на
разлагающиеся останки неудачно проведенной ампутации. Перед Ральфом
промелькнуло видение, яркое и отчетливое, почти галлюцинация: глаза Билла
выпучиваются, а затем вываливаются из глазниц под напором потока черных
жуков. Чтобы не закричать, Ральфу пришлось зажмуриться. Когда он снова
открыл глаза, Луизы рядом с ним не было.
Мак-Говерн и его приятель направлялись к сестринскому столу, возможно,
разыскивая фонтанчик с питьевой водой. Луиза бросилась за ними, она почти
бежала, покачивая бедрами. Аура ее сияла розоватыми вспышками, напоминающими
метеоритный дождь. Ральф бросился за ней. Он не знал, что произойдет, если
она привлечет внимание Мак-Говерна, да и не хотел выяснять. Однако, скорее
всего, ему все же предстоит это узнать.
- Луиза! Луиза, не делай этого!
Луиза проигнорировала его обращение:
- Билл, остановись! Выслушай меня! С тобой происходит нечто ужасное!
Мак-Говерн не обратил никакого внимания на тираду женщины; он говорил о
рукописи Боба Полхерста.
- Самая лучшая книга о Гражданской войне, прочитанная мною, -
рассказывал он мужчине со сливовой аурой, - но когда я посоветовал
опубликовать ее, Боб ответил, что об этом не может быть и речи.
Представляешь? Премия Пулитцера была бы обеспечена, но...
- Луиза! Вернись! Не приближайся к нему!
Луиза оказалась рядом с Мак-Говерном раньше, чем Ральф успел догнать
ее. Она протянула руку, намереваясь схватить Билла за плечо. Ральф видел,
как ее пальцы погрузились в окружающий Билла мрак... А затем скользнули
прямо внутрь него.
Аура Луизы моментально изменилась: из серо-голубой с розоватыми
прострелами она стала пылающе-красной. Изорванные клочья черного пронзили
ее, как тучи мелких роящихся насекомых. Луиза закричала и отдернула руку.
На ее лице промелькнули ужас и отвращение. Она поднесла руку к глазам и
снова закричала, хотя Ральф ничего не увидел на ней. Узкие черные ленты
кружились вокруг внешних границ ее ауры. Ральфу они напоминали планетарные
орбиты, отмеченные на карте Солнечной системы. Луиза метнулась в сторону, но
Ральф схватил ее за руку, и женщина слепо налетела на него.
А тем временем Мак-Говерн и его приятель спокойно приближались к
питьевому фонтанчику, даже не догадываясь о присутствии кричащей, борющейся
женщины в десяти шагах позади них.
- Когда я спросил Боба, почему он не хочет публиковать книгу, -
продолжал Мак-Говерн, - тот сказал, что я лучше других должен понимать
причину. Я сказал ему... Луиза заглушила его, заорав во все горло:
-!!! --!!! --!!!
- Перестань, Луиза! Немедленно прекрати! Что бы с тобой ни случилось,
это уже позади! Все кончилось, и с тобой все хорошо!
Но Луиза продолжала сопротивляться, разрывая его голову безмолвными
криками, пытаясь поведать Ральфу, как ужасно это было, какой гниющий Билл и
что внутри него находятся какие-то существа, съедающие его заживо, и это
ужасно, но даже не самое худшее. Эти существа живые, сказала она, и они
осознавали ее присутствие.
- Луиза, я рядом! Я с тобой, и все хо... Один из ее кулачков,
взметнувшись вверх, заехал ему в челюсть, и Ральф увидел звезды. Он понял,
что они миновали ту стадию реальности, когда возможен физический контакт с
другими людьми и предметами, - разве он не видел, как рука Луизы прошла
сквозь Мак-Говерна, словно тень десницы призрака? - но, очевидно, друг для
друга они оставались достаточно реальными; доказательством мог служить
кровоподтек на щеке.
Ральф обнял женщину и прижал к себе, беря ее кулачки в плен.
Ее крики -!!! --!!! --!!! продолжали звенеть в его голове. Ральф
положил ладони на лопатки Луизы и нажал. Он почувствовал, как из него
вырвалась сила - то же случилось и утром, - ощущение, однако, было абсолютно
иным. Голубой свет просочился сквозь бурлящую черно-красную ауру Луизы,
успокаивая ее.
Сопротивление женщины ослабло, а затем и вовсе прекратилось. Он
почувствовал, как она вздохнула. Вокруг и над ней поднималось только голубое
свечение.
Черные ленты исчезали из ее ауры одна за другой, снизу вверх, затем
начал рассеиваться и тревожный, наносной оттенок красного. Луиза прижалась
головой к его плечу.
- Извини, Ральф, - я снова стала взрывоопасной.
- Скорее всего, так, но это ерунда, теперь с тобой все хорошо. А это
самое главное.
- Если бы ты знал, как это ужасно... Вот так прикоснуться к нему.
- Ты держалась молодцом, Луиза.
Она взглянула в ту сторону коридора, где приятель Мак-Говерна пил воду
из фонтанчика, а сам Билл, прислонившись к стене, разглагольствовал о том,
как Единственный и Неповторимый Боб Полхерст всегда разгадывал кроссворды в
"Санди Нью-Йорк тайме", вписывая ответы чернилами.
- Обычно он говорил, что это не гордыня, а оптимизм, - поведал
Мак-Говерн, а в это время вокруг него сгущался саван, втягиваясь и выступая
изо рта, скользя между пальцами жестикулирующей руки.
- Мы ведь ничем не можем помочь ему, Ральф? Мы абсолютно ничего не
можем сделать?
Ральф крепче обнял Луизу. Он видел, что ее аура вернулась в прежнее -
нормальное - состояние.
Мак-Говерн и его приятель теперь шли по коридору, направляясь в их
сторону. Повинуясь импульсу, Ральф отодвинулся от Луизы и замер прямо перед
Мистером Слива, слушающим болтовню Мак-Говерна насчет трагедий старения и
кивающим в нужных местах.
- Ральф, не делай этого!
- Все нормально, не волнуйся.
Но тут же он потерял уверенность, что все было нормально. Еще секунда,
и он отступил бы назад, но в этот момент мистер Слива, невидяще глядя прямо
ему в лицо, прошел сквозь него. Ощущение, охватившее тело Ральфа, было
подобно покалыванию, которое чувствует человек, шевеля затекшей от
длительного и неудобного сидения ногой. На долю секунды его аура и с Мистера
Сливы смешались, и Ральфу стало известно все, что только можно было узнать
об этом человеке, включая и сны, снившиеся ему в утробе матери. Мистер Слива
замер на месте.
- Что случилось? - поинтересовался Мак-Говерн.
- Ничего, но... Ты слышал грохот? Похоже на выстрел выхлопной трубы
автомобиля.
- Нет, слух у меня теперь уже не тот, что прежде. - Мак-Говерн
хихикнул. - Если что-то действительно взорвалось, надеюсь только, что не в
лабораториях ядерной физики.
- Теперь я тоже ничего не слышу. Скорее всего, просто мое воображение.
- Они свернули к палате Боба Полхерста.
Ральф подумал: "Миссис Перрин сказала, что это похоже на пистолетный
выстрел. Подруга Луизы подумала, что по ней ползает букашка, возможно, даже
укусила ее. Просто различный подход; точно так же пианисты по-разному
исполняют одну и ту же пьесу. Короче говоря, люди чувствуют, когда мы
соприкасаемся с ними. Не знают, что это такое, но, вне всякого сомнения,
ощущают".
Луиза взяла Ральфа за руку и повела к дверям палаты N313. Они стояли в
коридоре, глядя сквозь дверной проем, как Мак-Говерн усаживался на стул у
ног больного. В комнате собралось не меньше восьми человек, и Ральф не мог
видеть Боба Полхерста достаточно четко, но зато он видел другое: хотя Боб и
был окружен плотным саваном, "веревочка" его оставалась нетронутой. Она
имела такой же неряшливый вид, как и ржавая выхлопная труба, отбитая в одном
месте и покореженная в другом... Но оставалась целой.
Ральф повернулся к Луизе:
- Этим людям ждать придется дольше, чем они рассчитывают.
Луиза кивнула, затем указала вниз на золотисто-зеленые отпечатки шагов
- следы мужчин в белом. Ральф увидел, что следы миновали палату N313, но
свернули к следующей двери - N315, палате Джимми В. Вместе с Луизой они
подошли ближе и заглянули внутрь. У Джимми В. Было трое посетителей, но один
из них, сидящий рядом с кроватью, считал, что кроме него здесь больше никого
нет. Этим одним оказался Фэй Чепин, машинально просматривающий груду
открыток с пожеланиями скорого выздоровления, скопившихся на прикроватной
тумбочке Джимми. Двое других были теми самыми лысоголовыми врачами, которых
Ральф впервые увидел выходящими из дома Мэй Лочер. Они стояли в ногах
кровати Джимми В., торжественные в своих ослепительно чистых халатах, и
теперь, находясь в непосредственной близости, Ральф заметил отличия в их
гладких, почти идентичных лицах; просто такое невозможно рассмотреть в
бинокль - или пока не продвинешься хоть немного вверх по лестнице
восприятия. В основном отличие замечалось в глазах - темных, без зрачков,
подернутых золотистым сиянием. Эти глаза светились разумом и осознанностью.
Их ауры сверкали и вспыхивали наподобие одежд императора...
... Или, возможно, Центурионов. Они взглянули на Ральфа и Луизу,
стоящих в дверном проеме и держащихся за руки, как парочка малышей,
заблудившихся в волшебном лесу, и улыбнулись им.
Приветствуем тебя, женщина.
Говорил доктор N1. В правой руке он держал ножницы. Невероятно длинные
лезвия казались очень острыми. Доктор N2 сделал шаг навстречу и забавно
поклонился:
Приветствуем тебя, мужчина. Мы вас ждали.
Ральф почувствовал, как напряглась, а затем обмякла рука Луизы, когда
она решила, что непосредственная опасность им не грозит. Она шагнула вперед,
переводя взгляд с доктора N1 на доктора N2 и снова на первого. - Кто вы?
Доктор N1 скрестил руки на маленькой груди. Острые лезвия ножниц
улеглись во всю длину на обтянутое белым левое предплечье.
У нас нет имен в том смысле, в каком их имеют Шот-таймеры, - но вы
можете называть нас следуя легенде, которую тебе рассказал этот человек.
То, что первоначально эти имена принадлежали женщинам <Мойры (греч.)
или парки (рим.) - богини судьбы, дочери Зевса и Фемиды. Древние греки
представляли их в виде трех пожилых женщин первая - Клото ("Прядильщица"),
сидя за веретеном, прядет жизненную нить, вторая - Лахесис ("Та, которая
определяет судьбу") вынимает, не глядя, жребий, выпадающий человеку, третья
- Атропос ("Неумолимая") в назначенный час обрезает нить жизни.>, для нас
не имеет смысла, потому что у нас нет половых различий. Я буду Клото, хотя
мне и не приходится прясть нить, а мой давний приятель и коллега станет
называться Лахесис, хотя он никогда не тянул ничей жребий. Входите сюда -
оба, пожалуйста!
Луиза с Ральфом вошли и встали между стулом для посетителей и кроватью.
В их движениях сквозила осторожность. Ральф не думал, что врачи задумали
что-то плохое, но все же ему не хотелось подходить слишком близко..
Их ауры, такие яркие и великолепные по сравнению с полем обычных людей,
пугали его, и, судя по выражению лица Луизы, она ощущала то же самое.
Луиза, почувствовав его взгляд, повернула к нему лицо и попыталась
улыбнуться. "Моя Луиза", - подумал Ральф. Он обнял женщину и прижал к себе.
Лахесис: Мы сообщили вам наши имена - имена, которыми вы можете
пользоваться; может быть, и вы назовете нам свои?
Луиза: - Вы хотите сказать, что еще не знаете, как нас зовут?
Извините, но в это трудно поверить.
Лахесис: Мы могли узнать, но решили не делать этого. Мы предпочитаем
соблюдать правила Смертных, когда это возможно. Мы считаем их правила
замечательными, потому что они, переходя от одного поколения к другому,
создают видимость непрекращающейся жизни.
Луиза: - Не понимаю.
Ральф тоже не понимал, да и не хотел понимать. В голосе назвавшего себя
Лахесисом слышались слабые нотки превосходства, столь похожие на манеру
Мак-Говерна, когда тому хотелось пофилософствовать или почитать нотацию.
Лахесис: Это не столь важно. Мы чувствовали, что вы придете. Мы знали,
мужчина, что ты наблюдал за нами в ночь на понедельник около дома... Здесь в
речи Лахесиса произошла накладка. Казалось, он произнес две вещи
одновременно, ауры свернулись вместе, как змея, кусающая себя за хвост.
Мэй Лочер.
Конченой женщины.
Луиза неуверенно шагнула вперед:
- Меня зовут Луиза Чесс, а моего друга - Ральф Робертс. А теперь, когда
мы представились, может быть, объясните, что происходит вокруг? Лахесис:
Следует представить еще одного.
Клото: Ральф Робертс уже сделал это.
Луиза взглянула на Ральфа, кивающего головой:
- Они говорят о докторе N3. Правильно?
Клото и Лахесис согласно кивнули. Оба одобрительно улыбались.
Ральф считал, что теперь ему следовало бы успокоиться, но в данный
момент это представлялось невозможным. Он был испуган и очень зол - ими
умело манипулировали, следя за каждым шагом. Эта встреча оказалась не
случайной; все было спланировано заранее. Клото и Лахесис, два лысоголовых
доктора, располагающих огромным запасом времени, стояли в палате Джимми В. И
ждали появления Шот-таймеров, ха-ха.
Взглянув на Фэя, Ральф увидел, как тот достал из кармана книжку - "50
классических шахматных задач". Он читал, задумчиво ковыряя в носу. После
нескольких предварительных исследований Фэй нырнул достаточно глубоко и
извлек огромную козявку, изучил ее, а затем пристроил на внутренней
поверхности прикроватного столика. Ральф смущенно отвернулся, вспомнив
пословицу своей бабушки: "Не хочешь страдать, не заглядывай в замочную
скважину". Он дожил до семидесяти, так полностью и не постигнув ее смысла. А
пока его волновал другой вопрос:
- Почему Фэй не видит нас? И почему нас не заметили Мак-Говерн и его
приятель? И как мужчина смог пройти сквозь меня? Или мне это только
показалось?
Клото улыбнулся:
Тебе не показалось. Попытайся представить жизнь в виде здания, Ральф, -
нечто типа небоскреба.
Но Ральф открыл, что Клото думал не совсем об этом. На долю секунды он
уловил мысленный образ, возникший в голове его собеседника, и образ этот был
одновременно пугающим и восхитительным: огромная, сложенная из темных,
покрытых патиной времени камней башня, стоящая посреди огромного поля
красных роз. Щели окон спиралью спускались к ее подножию.
Затем образ исчез.
И ты, и Луиза, и все другие Смертные живете на двух первых этажах
такого сооружения. Конечно, в здании имеются лифты...
"Нет, - подумал Ральф. - Только не в той башне, которую я увидел в
твоих мыслях, дружок. В том здании - если только оно действительно
существует - нет никаких подъемников, а лишь узкие лестницы, затянутые
паутиной, с дверями по обе стороны, ведущими Бог весть куда".
Лахесис смотрел на него со странным, почти подозрительным любопытством,
но Ральф решил, что ему наплевать на этот взгляд. Он повернулся к Клото,
жестом попросив его продолжать.
Клото: Как я уже говорил, там есть лифт, но Шот-таймерам не позволено
пользоваться им при обычных обстоятельствах. Вы не готовы, не приспособлены.
Последнее объяснение казалось самым доступным, но оно умчалось прочь прежде,
чем Ральф успел осмыслить его. Луиза покачала головой, а затем снова
обратила взгляд на Клото и Лахесиса. Ральф разгневался еще больше.
Все томительно долгие, бесконечные ночные бдения в ожидании рассвета,
все дни, которые провел он, ощущая себя безумцем; смысл прочитанного, после
третьей попытки, телефонные номера, так легко запоминаемые ранее, которые
теперь приходилось находить в справочнике... Внезапно пришло воспоминание,
одновременно подводящее итог и оправдывающее гнев, которым он пылал, глядя
на лысоголовых созданий с темно-золотистыми глазами и ослепительной аурой.
Ральф увидел себя, заглядывающего в кухонный шкаф в поисках бульонного
кубика, который, по настойчивым заверениям его измученного мозга, должен был
находиться где-то здесь. Ральф увидел, как он переставляет банки, замирает и
снова принимается за поиски. Он увидел собственное лицо - выражение
недоумения и растерянности, которое так легко принять за умственную
отсталость, но на самом деле означающее лишь усталость и измотанность. Затем
Ральф увидел, как опустились его руки и как он замер, словно ожидая, что
коробка с бульонными кубиками возникнет по собственной воде.
До настоящего момента и до прихода этого воспоминания Ральф так и не
осознавал до конца, насколько ужасны последние месяцы его жизни.
Оглядываться на них было равносильно созерцанию пустынного пейзажа,
написанного мрачными темно-бордовыми и серыми красками.
- Итак, вы впустили нас в лифт... Или, "может быть, мы не удостоились
подобной чести, и вы просто прогнали нас по пожарной лестнице. Дали нам
возможность немного акклиматизироваться, чтобы мы не свихнулись
окончательно. И как легко вам все удалось! Крали наш сон, пока мы едва не
сошли с ума. Сын Луизы и ее невестка чуть не упекли ее в одно весьма
интересное заведение, вам это известно? А мой друг, Билл Мак-Говерн, считает
меня клиентом Джунипер-Хилл. А в это время вы, маленькие ангелы... Улыбка на
лице Клото потускнела:
Мы не ангелы, Ральф.
- Ральф, не кричи на них, пожалуйста.
Да, он действительно кричал, потому что отголоски его крика
по-видимому, долетели и до Фэя; тот захлопнул книгу, оставил свой нос в
покое и выпрямился, тревожно оглядываясь по сторонам.
Ральф перевел взгляд с Клото (отступившего назад и расставшегося с
остатками былой улыбки) на Лахесиса:
- Твой друг сказал, что вы не ангелы. А где же они? Играют в покер
восемью этажами выше? А Бог, очевидно, расположился в пентхаузе, дьявол же
орудует в котельной?
Ответа не последовало. Клото и Лахесис переглянулись. Луиза вцепилась
Ральфу в рукав, но он проигнорировал это.
- Итак, что же мы должны сделать? Вы ждете, что мы выследим того лысого
Ганнибала Лектора <Доктор-каннибал - главный персонаж голливудского
триллера "Молчание ягнят"> и снимем с него скальп? Да пошли вы... Здесь
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |