Памяти Сурендры Дахъябхай Патела 28 страница

- Чистоту, – пробормотал он, лежа в траве. – Нет… очищение.

Теперь Иисус уже не выглядел таким сердитым. И Он начал исчезать.

Почему? Потому что Мастер все понял. Сначала появляются розовые звезды, потом очищающий огонь, и тогда уже испытания должны закончиться.

Он замер, когда судороги перешли в сон, первый настоящий сон, которого он не имел уже много не-дель, а то и месяцев. Когда он проснулся, вокруг стояла сплошная тьма – ни следа чего-то красного в небе. Он промерз до костей, но остался сухим. Под Куполом больше не выпадала роса.

В то время как Мастер наблюдал лицо Христа на закате болезненного солнца, третья выборная Энд-рия Гриннел сидела у себя на диване, пытаясь читать. Ее генератор молчал, а работал ли он у нее когда-нибудь вообще? Она этого не помнила. Вместо этого у нее был небольшой прибор, который носит назва-ние «Майти Брайт»[244], ее сестра положила эту вещь ей в рождественский чулок в прошлом году. До сих пор ей не выпадало возможности им воспользоваться, но оказалось, что работает он чудесно. Просто при-крепляешь его к книжке и включаешь. Легко и удобно. Итак, со светом проблем не было. К сожалению, со словами было иначе. Строки корчились червяками на странице, иногда даже меняясь местами, и проза Нори Робертс[245], по обыкновению хрустально прозрачная, теперь казалась ей абсолютно бессмыслен-ной. Однако Эндрия не оставляла своих стараний, потому что не могла придумать, чем бы ей еще занять-ся.

В доме воняло даже с настежь открытыми окнами. Она страдала диареей, а унитаз больше не смы-вался. Она была голодная, но не могла есть. Где-то около пяти вечера она попробовала съесть сэндвич – простой бутерброд с сыром – и уже через пару минут вырвала его в мусорное ведро на кухне. Какой стыд, потому что съесть этот сэндвич стоило ей много сил. Она ужасно потела – уже не раз переодевалась вся полностью, надо ей, наверное, вновь переодеться, если осилит, – а ступни у нее беспрерывно дергались и дрожали.

«Недаром это называют синдромом беспокойных ног, – думала она. – Нет, я не могу появиться на чрезвычайное заседание сегодня, если Джим еще не передумал его проводить».

Принимая во внимание то, как прошел ее последний разговор с Большим Джимом и Энди Сендерсом, это, вероятно, будет даже лучше; потому что, если она туда придет, они вновь начнут ее терроризировать. Заставлять делать то, чего она не хочет делать. Лучше держаться от них подальше, пока она не очисти-лась от… от…

- От этого дерьма, – произнесла она, отбросив себе с глаз мокрые волосы. – От этого сраного дерьма в моем организме.

Когда она вновь станет сама собой, вот тогда-то она восстанет против Джима Ренни. И так уже про-медлила. Она это сделает, вопреки боли в ее бедной спине, которая мучит ее сейчас без оксиконтина (но и близко не так невыносимо, как она боялась – какой приятный сюрприз). Расти хотел, чтобы она глотала метадон. Метадон, Господи помилуй! Героин под псевдонимом!

«Если ты думаешь, что будешь иметь что-то наподобие похмелья, забудь, – говорил он ей. – У тебя будут судороги».

Но он говорил, что это займет десять дней, а она думала, что не может ждать так долго. Не теперь, когда город страдает под этим ужасным Куполом. Надо покончить с этим как можно скорее. Придя к такому выводу, она выбросила в унитаз и смыла все свое лекарство – не только метадон, но и последние несколь-ко пилюль оксиконтина, которые нашла в глубине ящика своего ночного столика. Это случилось за два смыва до того, как унитаз вздохнул в последний раз, и вот теперь она сидела здесь, дрожа и стараясь убедить себя, что сделала правильно.

«Это было единственное действие, – думала она, – которое могло убрать выбор между правильным и неправильным».

Она хотела перелистнуть страницу, но ее глупая рука зацепила лампу «Майти Брайт». Та покатилась на пол. Сноп яркого света брызнул в потолок. Эндрия засмотрелась туда, и вдруг начала подниматься над собой. И очень быстро. Словно на каком-то невидимом скоростном лифте. Времени у нее хватило лишь на то, чтобы бросить мгновенный взгляд вниз, где она увидела собственное тело, которое беспомощно корчилось, оставаясь там же, на диване. Изо рта на подбородок текла пенистая слюна. Она заметила влажное пятно на джинсах у себя между ног и подумала: «Ой-ой-ой, мне придется вновь переодеваться, ну и пусть. Конечно, если я это переживу».

Потом она пролетела сквозь потолок, сквозь спальню над ней, сквозь чердак, заставленный темными ящиками и старыми лампами, а оттуда – прямо в ночь. Над ней раскинулся Млечный Путь, но он был не-правильным. Млечный Путь стал розовым.

И тогда начал опадать.

Где-то очень далеко, внизу, Эндрия услышала голос тела, которое она там оставила. Оно кричало.

Барби думал, что они с Джулией обсудят то, что случилось с Пайпер Либби, покуда будут ехать за го-род, но, погруженные в собственные мысли, они большей частью молчали. Никто из них не промолвил и слова о том, как стало легче на душе после того, как наконец-то начала отцветать та неистовая вечерняя звезда, но оба это ощутили.

Джулия попробовала включить радио, ничего не нашла, кроме РНГХ, где крутили «Весь намолен-ный»[246], и вновь его выключила.

Барби заговорил только раз, когда они свернули с шоссе 119 и поехали на запад по более узкой Мот-тонской асфальтной дороге, по обе стороны которой тесно нагромоздились деревья.

- Правильно ли я сделал?

По мнению Джулии, он сделал много очень правильных вещей во время конфронтации в кабинете шефа полиции – включая успешное обслуживание двух пациентов с вывихами, но она знала, о чем именно он говорит.

- Да. Это был очень неблагоприятный момент, чтобы попробовать принять на себя командование.

Он был с этим согласен, но чувствовал себя утомленным, подавленным и негодящим для той рабо-ты, которая начала перед ним вырисовываться.

- Я уверен, что враги Гитлера говорили почти так же. Они говорили это в тысяча девятьсот тридцать четвертом и были правы. В тридцать шестом, и тоже были правы. И в тридцать восьмом. «Неблагоприят-ный момент бросать ему вызов», – говорили они. А когда поняли, что благоприятный момент настал, про-тестовали они уже в Освенциме и Бухенвальде.

- Это не одно и то же, – заметила она.

- Вы так думаете?

Она ему не ответила, но поняла его мысль. Гитлер когда-то был обойщиком, по крайней мере, так о нем пишут; Джим Ренни – торговец подержанными машинами. Один печеный, второй жареный.

Впереди через деревья пробивались яркие пальцы света, прорезая глубокие тени на латаном ас-фальте Моттонской дороги.

По другую сторону Купола стояло несколько армейских грузовиков – эта окраина города называлась Харлоу – и где-то сорок солдат старательно двигались туда-сюда. У каждого на поясе висел противогаз. Серебристая автоцистерна с длинной надписью – ЧРЕЗВЫЧАЙНО ОПАСНО, НЕ ПРИБЛИЖАТЬСЯ – сда-вала задом, пока едва не уперлась в контур (формой и размером где-то как двери), нарисованный аэро-зольной краской на поверхности Купола. К штуцеру сзади цистерны прикрепили пластиковый шланг. Два человека упражнялись с этим шлангом, который заканчивался жалом, не большим чем авторучка «Бик». Одеты они были в сияющие скафандры и шлемы. На спинах у них висели баллоны со сжатым воздухом.

Со стороны Честер Милла присутствовал только один зритель. Рядом со старомодным дамским ве-лосипедом «Швинн»[247], над задним крылом которого был прикреплен ящичек-багажник для молока, стояла городская библиотекарша Лисса Джеймисон. На ящичке виднелась наклейка с надписью: КОГДА ВЛАСТЬ ЛЮБВИ СТАНЕТ БОЛЕЕ СИЛЬНОЙ, ЧЕМ ЛЮБОВЬ К ВЛАСТИ, В МИРЕ НАСТАНЕТ МИР. ДЖИММИ ХЭНДРИКС[248].

- Лисса, что вы здесь делаете? – спросила Джулия, выйдя из машины. Она прикрывала себе ладонью глаза от яркого света прожекторов.

Лисса нервно дергала египетский крест анкх, который висел у нее на шее, на серебряной цепочке. Переводила взгляд то на Джулию, то на Барби.

- Когда мне беспокойно или тревожно, я по обыкновению выезжаю на велосипедную прогулку. Иногда езжу до глубокой ночи. Это успокаивает мою пневму. Я увидела свет, и приехала на свет, – эту длинную фразу она озвучила так, словно проговаривала заклинание, а потом, оставив, наконец, в покое свой кре-стик, начертила в воздухе какой-то сложный символ. – А что вы здесь делаете?

- Приехали посмотреть на эксперимент, – ответил Барби. – Если он увенчается успехом, вы можете стать первой, кто покинет Честер Милл.

Лисса улыбнулась, похоже, немного с усилием, но Барби понравилось, что она вообще на это была способна.

- Сделав так, я скучала бы по фирменному блюду, которое подают на ужин в «Розе-Шиповнике» каж-дый вторник. Мясной рулет, как обычно, не так ли?

- Мясной рулет запланирован, – согласился он, не уточняя, что, если Купол будет стоять и в следую-щий вторник, скорее всего фирменным блюдом будет кабачковый кэш-пирог.

- Они не отвечают, – сказала Лисса. – Я старалась.

Из-за автоцистерны на свет вышел приземистый пожарный гидрант в человеческом подобии. На нем были брюки-хаки, брезентовая куртка и кепка с эмблемой «Черных Медведей Мэна»[249]. Первым, что по-разило Барби, было то, что полковник Кокс набрал вес. Вторым – что его толстая куртка была застегнута на молнию прямо до подбородка, который у него находилось в опасной близости от определения «двой-ной». Никто из них трех – ни Барби, ни Джулия, ни Лисса – не были одеты в куртки. У них не было потреб-ности по эту сторону Купола.

Кокс отдал честь. Барби ответил; он даже ощутил какое-то удовлетворение, делая этот резкий жест.

- Привет, Барби, – позвал Кокс. – Как там Кен?

- Кен в порядке, – сказал Барби. – А я остаюсь тем сученком, которому достается самое крутое дерь-мо.

- Не на этот раз, полковник, – заверил Кокс. – На этот раз, кажется, тебя грохнут в авто-фаст-фуде.

- Кто это? – прошептала Лисса. Она вновь подергивала свой анкх. Джулия подумала, что так она ско-ро и цепочку на себе оборвет, если не успокоится. – И что они там делают?

- Хотят нас освободить отсюда, – сказала Джулия. – И после довольно эффектного провала предыду-щей попытки, я бы сказала, что теперь у них хватило ума делать это тихо. – Она выступила вперед. – При-вет, полковник Кокс, это я, ваша любимая редакторша газеты. Добрый вечер.

Улыбка у Кокса – это ему плюс, подумала она – вышла лишь слегка кислой.

- Мисс Шамвей, вы даже более красивая, чем я себе представлял.

- И я о вас скажу кое-что, вы большой шутник, во всем, что касается дерьм… Барби догнал ее в трех шагах от того места, где стоял Кокс, и схватил за руку.

- Что такое? – спросила она.

- Камера. – Она совсем забыла, что на шее у нее висит фотокамера, пока он на нее не показал. – Она у вас цифровая?

- Конечно, это запасной аппарат Пита Фримэна, – она раскрыла рот, чтобы спросить, в чем проблема, и тогда поняла. – Вы думаете, Купол ее сожжет?

- Это было бы самое простое, – ответил Барби. – Вспомните, что случилось с сердечным стимулято-ром шефа Перкинса.

- Черт, – выругалась Джулия. – Черт! Может, достать из багажника мой старый Кодак?

Лисса с Коксом смотрели один на другого, как показалось Барби, с взаимным очарованием.

- Что вы собираетесь делать? – спросила она его. – Снова будут взрывы?

Кокс поколебался. Ему на помощь пришел Барби.

- Да признавайтесь, полковник. Если не вы, я сам это сделаю. Кокс вздохнул.

- Вы настаиваете на полной открытости, так?

- А почему бы и нет? Если эта вещь подействует, жители Честер Милла будут петь вам осанну. Един-ственное, почему вы стараетесь все делать втайне, это сила привычки.

- Нет. Такой приказ я получил от своей верхушки.

- Они в Вашингтоне, – напомнил Барби. – А пресса в Касл Роке и большинство из них, скорее всего, сейчас смотрят «Девушек, которые взбесились»[250] по платному каналу. Здесь никого больше нет, кроме нас, цыпляток.[251]

Кокс вздохнул, показывая на окрашенный прямоугольник в форме дверей.

- Вот туда люди в защитных костюмах направят наш экспериментальный раствор. Если посчастли-вится, кислота проест этот контур, и тогда мы сможем выбить его из Купола, как выбивается кусок стекла из оконной рамы после использования стеклореза.

- А если не посчастливится? – спросил Барби. – Если Купол будет растворяться, выделяя какой-то от-равляющий газ, который нас здесь всех убьет? Для этого эти люди имеют при себе противогазы?

- На самом деле, – объяснил Кокс, – научные работники более склонны к той мысли, что кислота мо-жет начать химическую реакцию, которая послужит причиной того, что Купол воспламенится. – Заметив, как его слова поразили Лиссу, он добавил: – Обе возможности они считают невероятными.

- Им можно, – произнесла Лисса, теребя свой крестик. – Не их же будут травить газом или будут под-жаривать.

- Я понимаю ваше беспокойство, мэм… – начал Кокс.

- Мелисса, – подсказал ему Барби. Ему вдруг стало важным, чтобы Кокс осознал, что под куполом оказались живые люди, а не просто несколько тысяч анонимных налогоплательщиков. – Мелисса Джейми-сон, для друзей Лисса. Городская библиотекарша. Также она работает школьным психологом и преподает йогу, кажется.

- С последним мне пришлось распрощаться, – сказала Лисса, кокетливо улыбнувшись. – Многовато других дел.

- Очень приятно с вами познакомиться, госпожа Мелисса, – произнес Кокс. – Смотрите, это редчайший шанс.

- А если у нас другое мнение, это вас может остановить? – спросила она.

На это Кокс не ответил прямо:

- Нет никаких признаков того, чтобы эта штука, чем бы она ни была, слабела или разлагалась. Если мы не сделаем в ней брешь, вы будете страдать под ней еще неизвестно какое продолжительное время.

- У вас есть какие-то предположения относительно ее происхождения? Хоть какие-то идеи?

- Никаких, – ответил Кокс, но его глаза отвернулись таким образом, который был знаком Расти Эве-ретту по его разговору с Большим Джимом.

Барби подумал: «Зачем ты врешь? Снова тот самый автоматический рефлекс? Гражданские, они как грибы, держи их во тьме и корми дерьмом?» Наверное, нет смысла об этом думать. Но он ощутил отвра-щение.

- Она сильная? – спросила Лисса. – Ваша кислота сильная?

- Самая едкая из существующих, насколько я знаю, – ответил Кокс, и Лисса отступила на пару шагов назад.

Кокс обратился к мужчинам в космических скафандрах.

- Вы уже готовы, ребята?

Пара показала ему большие пальцы своих рукавиц. Позади их прекратилось всякое движение. Сол-даты стояли и смотрели, держа наготове собственные противогазы.

- Ну, начинаем, – произнес Кокс. – Барби, я предлагаю вам отвести обеих леди, по крайней мере, яр-дов на пятьдесят подальше от…

- Взгляните на звезды, – позвала Джулия. Голосом тихим, благоговейным. Голову она задрала вверх и в ее лице Барби узнал того ребенка, каким она была тридцать лет тому назад.

Он посмотрел на небо и увидел Малый Ковш, Большую Медведицу, Орион. Все на своих местах… хотя мутноватые, не в фокусе и розового цвета. Млечный Путь превратился в россыпь розовых шариков жвачки на величественном куполе ночи.

- Кокс, – позвал он. – Вы это видите?

Кокс посмотрел вверх.

- Что мне нужно увидеть? Звезды?

- Какими они вам кажутся?

- Ну… очень яркими, конечно; в этой местности не приходится говорить о мировом загрязнении… – Вдруг он присмотрелся, и щелкнул пальцами. – А вам они представляются какими? Не изменился ли у них цвет?

- Они хорошие, – произнесла Лисса. Ее широко раскрытые глаза сияли. – Но вместе с тем, пугаю-щие…

- Они розовые, – сказала Джулия. – Что произошло?

- Ничего, – заметил Кокс, но произнес он это как-то неуверенно.

- Что? Сливайте уже, – настоял Барби и бездумно добавил: – Сэр.

- Мы получили рапорт метеорологов в девятнадцать ноль-ноль, – сказал Кокс. – Особое внимание там уделено ветрам. Просто на случай… ну, просто на всякий случай. Оставим это. Быстрые потоки воздуха сейчас движутся на запад к Небраске и Канзасу, углубляются на юг, и тогда поднимаются вдоль Восточно-го побережья. Вообще-то обычная картина для конца октября.

- Какое отношение это имеет к звездам?

- Двигаясь на север, воздушные массы проходят над многими городами и промышленными центрами. Все, что они насобирали в тех местах, оседает на Куполе, вместо того, чтобы лететь дальше, в Канаду и в Арктику. Этого уже достаточно, чтобы образовался своего рода оптический фильтр. Я уверен, никакой опасности он не представляет…

- Пока что, – упрекнула его Джулия. – А через неделю, через месяц? Вы будете со шлангов мыть наше воздушное пространство на высоте тридцати тысяч футов[252], когда тут наступит тьма?

Кокс не успел ответить, как вскрикнула Лисса Джеймисон, показывая на небо. А потом заслонила се-бе рукой лицо.

Розовые звезды падали, оставляя за собой яркие инверсионные полосы.

- Еще наркоз, – произнесла сонно Пайпер, пока Расти слушал ей сердце.

Расти похлопал ее по правой руке, левая была серьезно ранена.

- Не будет больше наркоза. Технически вы находитесь в состоянии наркотического опьянения.

- Иисус желает, чтобы я получила еще наркоз, – повторила она тем самым замечтавшимся голосом и замурчала: – В небо хочу я взлетать, и как птичка там парить.

- Мне припоминается, что там другие слова: «Хорошо утром встать»[253], но ваша версия тоже инте-ресная.

Она села. Расти постарался уложить ее вновь, но отважился давить ей только на правое плечо, а этого оказалось недостаточно.

- А я смогу встать завтра утром? Мне нужно увидеться с шефом Рендольфом. Эти ребята изнасило-вали Сэмми Буши.

- И могли убить вас, – добавил он. – Вывих вывихом, но упали вы очень удачно. Позвольте мне поза-ботиться о Сэмми.

- Эти копы опасны, – она положила правую руку ему на запястье. – Им нельзя оставаться полицейски-ми. Они принесут горе еще кому-нибудь, – она облизнула губы. – У меня так пересохло во рту.

- Это мы поправим, но вам надо лечь.

- Вы взяли образцы спермы у Сэмми? Вы можете сравнить их с коповскими? Если сможете, я не от-стану от Рендольфа, пока он не заставит их сдать образцы ДНК. Я буду преследовать его и днем, и ночью.

- У нас нет оборудования для сравнения ДНК, – сказал Расти и мысленно продолжил: «А также об-разцов спермы. Потому что Джина Буффалино промыла Сэмми, по ее же просьбе». Я принесу вам чего-нибудь попить. Все холодильники, кроме того, что в лаборатории, отключены ради экономии генераторно-го сока, но в сестринской есть автономный «Иглу».

- Сока, – сказала она, закрывая глаза. – Так, сока выпить было бы хорошо. Апельсинового или яблоч-ного. Только не «V8»[254]. Он очень уж соленый.

- Яблочный, – сказал он. – Сегодня вам нужна только жидкость.

Пайпер прошептала:

- Мне так жаль мою собаку, – и отвернула голову.

Расти подумал, что она, наверное, уже будет спать, когда он вернется к ней с банкой сока.

На полдороги по коридору он увидел, как из-за угла, из сестринской, галопом выскочил Твич. Глаза у него были выпяченные, дикие.

- Идем во двор, Расти.

- Сначала мне нужно принести преподобной Либби…

- Нет, сейчас же. Тебе нужно это увидеть.

Расти поспешил назад к палате №29 и заглянул. Пайпер храпела с не достойным для леди рычани-ем, что было не удивительно, принимая во внимание ее распухший нос.

Он отправился вслед за Твичем по коридору едва ли не бегом, стараясь приспособиться к его широ-ким шагам.

- И что там? – спросил он, имея в виду «что там такое?»

- Не могу описать, а если бы даже смог, ты бы мне не поверил. Тебе нужно самому это увидеть, – он толкнул двери вестибюля.

На подъездной аллее, выйдя из-под защитного козырька, куда подвозят пациентов, стояли Джинни Томлинсон, Джина Буффалино и Гарриэт Бигелоу, подружка Джины, которую та и сагитировала помогать в госпитале. Все три стояли, обнявшись, словно утешали друг друга, и смотрели в небо.

Небо было заполнено сиянием розовых звезд, и многие из них якобы падали, оставляя за собой длинные, почти флуоресцентные полосы. Дрожь пробежала у Расти по спине.

«Джуди это предугадала, – подумал он. – Розовые звезды падают полосами». И вот они падают. Па-дают.

Это было так, словно на их глазах само небо падало им на головы.

Когда начали падать розовые звезды, Алиса и Эйден крепко спали, но Терстон Маршалл и Каролин Стерджес – нет. Они стояли на заднем дворе Думагенов и смотрели, как звезды яркими розовыми полоса-ми льются вниз. Некоторые из тех полос пересекались, и тогда, казалось, в небе возникают, чтобы вскоре исчезнуть, розовые руны.

- Это конец света? – спросила Каролин.

- Отнюдь, – ответил он. – Это метеоритный дождь. Довольно обычное явление для осени у нас, в Но-вой Англии. Думаю, сейчас немного поздно для астероидов, и, это, вероятно, какой-то приблудный метео-ритный дождь – возможно, пыль с обломками породы какого-либо астероида, который разбился триллион лет тому назад. Ты только задумайся об этом, Кара!

Ей не хотелось.

- А метеоритные дожди всегда розовые?

- Нет. Думаю, и этот выглядит белым вне Купола, но мы его видим сквозь пленку из пыли и разных мелких частичек. Сквозь атмосферное загрязнение, другими словами. Оно меняет цвет.

Засмотревшись на беззвучную розовую сутолоку в небе, она вспомнила:

- Терси, а малыш… Эйден… когда с ним случилось это… неизвестно, что это было, он говорил…

- Я помню, что он говорил. Розовые звезды падают, за ними остаются полосы.

- Но как же он мог знать об этом?

Терстон лишь покачал головой.

Каролин обняла его покрепче. В такие моменты (хотя еще никогда подобные этому моменты не слу-чались в ее жизни) она радовалась, что Терстону столько лет, что он мог бы быть ее отцом. Именно в этот миг ей хотелось, чтобы он действительно был ее отцом.

- Как он мог знать, что это будет? Откуда он мог это знать?

Эйден говорил еще кое-что в том своем пророческом состоянии: все смотрят. И в половине десятого этого понедельничного вечера, когда метеоритный дождь был в самом разгаре, его пророчество сбылось.

Новости распространяются по мобильным телефонам и по электронной почте, но большей частью традиционным способом: изо рта в уши.

Без пятнадцати десять Мэйн-стрит была переполнена народом, который наблюдает этот беззвучный фейерверк. Большинство людей стоят безмолвными. Кое-кто плачет. Лео Ламойн, верный прихожанин по-койного пастора Церкви Святого Спасителя преподобного Лестера Коггинса, кричит, что это Апокалипсис, что он видит Четырех Всадников на небесах, что второе пришествие скоро и всякое такое другое и тому подобное. Неряха Сэм Вердро – вновь на свободе с трех часов дня, трезвый и раздраженный – говорит Лео, что, если тот не заткнется об Апокалипсисе, он сейчас же увидит собственные звезды. Руп Либби, офицер полиции Честер Милла, держа руку на рукоятке своего пистолета, приказывает им обоим немед-ленно заткнуть глотки, перестать пугать людей. Словно они и так уже не напуганы. Уилла и Томми Андер-соны стоят на парковке возле своего «Диппера», Уилла плачет, спрятав лицо у Томми на плече. Рози Тви-чел стоит рядом с Энсоном Вилером перед «Розой-Шиповником», оба в фартуках и тоже обнявшись. Нор-ри Келверт и Бэнни Дрэйк смотрят вместе со своими родителями, пальцы Норри проскальзывают в ладонь Бэнни, он принимает их с трепетом, которому не ровня какие-то падающие звезды. Джек Кэйл, теперешний директор «Фуд-Сити», стоит на парковке супермаркета. Джек позвонил Эрни Келверту, бывшему директо-ру, днем, чтобы спросить, не поможет ли тот ему инвентаризировать имеющиеся в магазине продукты. Они как раз занимались этой работой, надеясь к вечеру закончить, когда на Мэйн-стрит началось это су-масшествие. Теперь они стоят рядом, смотрят, как падают розовые звезды. Стоят, задрав головы, перед своим похоронным салоном Стюарт и Ферналд Бови. Генри Моррисон и Джеки Веттингтон стоят через до-рогу от похоронного салона, и рядом с ними стоит Чез Бендер, который преподает историю в средних классах школы.

- Это всего лишь метеоритный дождь, видимый сквозь слои грязи, – объясняет Чез полицейским… но в голосе его все равно слышать боязнь.

Тот факт, что цвет звезд на самом деле изменился из-за накопления твердых частичек, доходит до людей, поворачивая ситуацию в новом направлении: постепенно плач распространяется. Звучит он не-громко, почти как дождь.

Большого Джима бессмысленные огоньки в небе интересуют меньше того, как люди интерпретируют эти огоньки. В этот вечер они просто разойдутся по своим домам. Однако уже завтра все может выглядеть иначе. И тот страх, который он наблюдает на многих лицах, не такая уже и плохая вещь. Испуганным лю-дям нужен жесткий лидер, а если есть что-то, что, как знает Большой Джим, он может обеспечить, то это как раз жесткое лидерство.

Он стоит на крыльце полицейского участка вместе с шефом Рендольфом и Энди Сендерсом. Ниже них стоят его проблемные детки: Тибодо, Ширлз, эта шлюха Руа и друг Джуниора Фрэнк. Большой Джим спускается по ступенькам, с которых чуть раньше скатилась Либби («Она сделала бы нам большую услугу, если бы свернула себе шею», – думает он), и хлопает по плечу Фрэнка.

- Нравится зрелище, Фрэнки?

Большие испуганные глаза делают этого мальчика на вид двенадцатилетним, вместо двадцатидвух-летнего, или сколько там ему.

- Что это, мистер Ренни? Вы знаете?

- Метеоритный дождь. Просто Господь передает привет Его народу.

Фрэнк Делессепс немного расслабляется.

- Мы зайдем вовнутрь, – кивает Большой Джим большим пальцем себе за спину, на Энди и Рендоль-фа, которые стояли, всматриваясь в небо. – Мы там кое-что обсудим, а потом я позову вас четверых. Я хо-чу, чтобы вы все рассказывали одинаковую чертову историю, когда я вас позову. Ты это понял?

- Да, мистер Ренни, – отвечает Фрэнки.

На Большого Джима смотрит Мэл Ширлз – глазами, как блюдца, с разинутым ртом. Большой Джим думает, что парень имеет такой вид, словно увидел, что уровень его Ай-Кью вырос до семидесяти[255]. Что тоже совсем неплохая вещь.

- Это выглядит, как конец света, мистер Ренни, – говорит он.

- Бессмыслица. Ты же спасен, сынок?

- Думаю, да, – говорит Мэл.

- Тебе не о чем беспокоиться, – Большой Джим инспектирует их одного за другим, заканчивая Карте-ром Тибодо. – А путь к спасению сегодня лежит через то, чтобы вы все рассказали одинаковую историю.

Не все видят падающие звезды. Спят брат и сестра Эпплтоны, и маленькие дочурки Расти Эверетта спят. И Пайпер тоже. И Эндрия Гриннел тоже. И Мастер, раскинувшись на мертвой траве рядом с тем, что, возможно, является мощнейшей в Америке метамфетаминовой фабрикой. Спит и Бренда Перкинс, убаю-кав себя плачем на диване, с пачкой листов, распечатанных из папки ВЕЙДЕР, на кофейном столике ря-дом с ней.

Не видят еще мертвые, разве что смотрят с какого-то более веселого места, чем эта мрачная равни-на, где бессмысленные армии сцепились ночью[256]. Майра Эванс, Дюк Перкинс, Чак Томпсон и Клодетт Сендерс лежат в похоронном салоне Бови; доктор Гаскелл, мистер Карти и Рори Динсмор – в морге боль-ницы имени Катрин Рассел; Лестер Коггинс, Доди Сендерс и Энджи Маккейн все еще отдельным сообще-ством – в кладовке Маккейнов. И Джуниор вместе с ними. Примостился между Доди и Энджи, держа их за руки. У него болит голова, но не очень. Он думает: может, ему проспать здесь всю ночь.

На Моттонской дороге, в Восточном Честере (неподалеку от места, где попытки продырявить купол с помощью экспериментальной кислоты не прекращаются даже под этим странным розовым небом), Джек Эванс, муж покойной Майры, стоит у себя на заднем дворе с бутылкой «Джека Дениэлса» в одной руке и приобретенным когда-то ради безопасности их дома «Ругером SR9» во второй. Он пьет и смотрит, как па-дают розовые звезды. Он знает, что это такое, и он приветствует каждую, и он жаждет смерти, потому что без Майры провалилось дно его жизни. Он, несомненно, мог бы жить и без нее, он, несомненно, мог бы жить, как крыса в стеклянном ящике, но оба условия вместе он выдержать не в состоянии. Когда хвосты падающих метеоритов перекрещиваются интенсивнее всего – это около десяти пятнадцати, где-то через сорок пять минут после того, как начался этот звездный дождь, – он глотает остаток виски, отбрасывает бутылку в траву и простреливает себе мозг. Он становится первым официально зарегистрированным са-моубийцей в Честер Милле.

И не последним.

Барби, Джулия и Лисса Джеймисон безмолвно смотрели, как двое солдат в космических скафандрах снимают тоненький наконечник с пластикового шланга. Кладут его в непрозрачный пластиковый пакет, ко-торый закрывают на молнию, а потом этот пакетик в металлический кейс, на котором написано: ОПАСНЫЕ МАТЕРИАЛЫ. Кейс они заперли двумя ключами (каждый своим), а уже тогда сняли с себя шлемы. Устав-ший, распаренный и подавленный имели они вид.

Двое пожилых мужчин – очень старые, чтобы быть солдатами – откатили какое-то сложное на вид обо-рудование с места кислотного эксперимента, который проводился трижды подряд. Барби подумал, что эти двое, вероятно научные работники из НАСА, делали какие-то спектрографические анализы. Или стара-лись. Противогазы, которые были на их лицах во время аналитических процедур, они сдвинули себе на темя, где те теперь торчали, словно какие-то причудливые шляпки. Барби мог бы спросить у Кокса, что именно должны были показать те тесты, и Кокс даже мог бы дать ему прямой ответ, но Барби тоже чувст-вовал себя угнетенно.

Вверху горстка последних розовых метеоритов промелькнула в небе.

Дата добавления: 2015-11-04