Памяти Сурендры Дахъябхай Патела 23 страница

Хер с ним, с тем самоубийством, но никогда еще в жизни она не чувствовала себя такой мрачной, по-давленной. И запачканной. Ее унижали и раньше, знает Бог, иногда Фил (который любил трахаться втроем под кайфом, пока совсем не потерял интерес к сексу), иногда кто-то другой, время от времени она сама унижалась – Сэмми Буши никогда так и не постигла простой истины, что можно быть самой себе наилуч-шей подругой.

Конечно, за плечами у нее были всенощные секс-развлечения, а однажды, еще в средней школе, по-сле того как «Уайлдкетс» выиграли чемпионат Малой баскетбольной лиги среди новичков, она пропустила через себя четверых участников подряд (пятый лежал без сознания в уголке). Это была ее собственная идиотская идея. Она также приторговывала тем, что Картер, Мэл и Фрэнки Делессепс взяли у нее силой. Чаще всего обслуживала Фримэна Брауна, хозяина магазина «Брауни», где она чаще всего делала покуп-ки, потому что Браун предоставлял ей кредит. Фримэн был старый, и пах не очень хорошо, но ебарь был еще тот, и это уже ему плюс. Шесть штрыков на матрасе в задней кладовке – его обычный предел, потом стон и чвирк. Это никогда не принадлежало к ярчайшим событиям ее недели, но утешало сознание того, что ее кредит действует, особенно, когда в конце месяца она впадала в безденежье, а Малышу Уолтеру позарез нужны были свежие памперсы.

И мистер Браун никогда не делал ей больно.

Прошлой ночью случилось совсем другое. Делессепс еще не так, а вот Картер, тот вошел в нее, едва не пробив насквозь, и, начиная с него, у нее кровило снизу. Дальше хуже: когда с себя снял трусы Мэл Ширлз, у него оказался инструмент на подобие тех, что показывают в порнофильмах, которые любил смотреть Фил, пока его интерес к кристаллам окончательно не победил в нем заинтересованность сексом.

Ширлз вошел в нее жестко и, хотя она старалась припомнить то, чем за два дня до этого занимались они с Доди, это не помогло. Она оставалась сухой, как август без дождя. Правда, пока ей там все не изо-драл Картер Тибодо. Тогда появилась смазка. Она ощутила, как из нее течет что-то теплое, липкое. На ли-це у нее тоже было что-то влажное, слезы ринулись по щекам, затекая ей во впадины ушей. Во время бес-конечного метания Мэла Ширлза она подумала, что может так и умереть под ним. Если он убьет ее, что будет с Малышом Уолтером?

И через все это проходил трескучий, как у сороки, голос Джорджии Руа: «Трахайте, ебите ее трахайте эту суку! Пусть орет!»

Сэмми действительно орала. Громко и много, тоже самое делал и Малыш Уолтер в колыбели в со-седней комнате.

Напоследок они предупредили, чтобы она держала рот на замке, и покинули ее, истекающую кровью на диване, истерзанную, но живую. Она видела, как их фары мазнули по потолку гостиной и исчезли, когда они повернули в сторону города. Наконец Сэмми и Малыш Уолтер остались сами. Она ходила с ним туда-сюда, остановившись лишь раз, чтобы одеть трусики (не розовые, их она никогда больше не будет но-сить), промокнув перед тем влагалище туалетной бумагой. У нее были тампаксы, но сама мысль о том, чтобы что-то туда пихать, была ей отвратительна.

В конце концов, Малыш Уолтер наклонил головку ей на плечо, и она ощутила его слюну у себя на ко-же – надежный признак того, что он на самом деле надолго заснул. Она вновь положила его в манеж (с мольбой, чтобы он проспал тихо всю ночь), и тогда уже вытянула из шкафа коробку. «Лодочки мечты» – что-то из рода мощных транквилизаторов, она не знала точно, что именно – сначала притушили ей боль Вот Там Внизу, а потом затуманили все. Сэмми проспала двенадцать часов.

А теперь это.

Вопли Малыша Уолтера казались вспышками ярких лучей среди сплошного тумана. Она встала с кро-вати и, пошатываясь, побежала в его спальню, понимая, что чертова колыбель, которую Фил когда-то со-брал в обдолбанном состоянии, наконец-то развалилась. Малыш Уолтер хорошенько расшатал ее в про-шлую ночь, когда «помощники» занимались ею. Колыбель, ослабла достаточно, чтобы теперь, когда он начал в ней крутиться…

Малыш лежал на полу среди обломков. Он пополз к ней, с разбитого лба у него капала кровь.

- Малыш Уолтер! – вскрикнула она и подхватила его на руки. Обернулась, перецепилась о выломан-ную планку, повалившись на колено, вскочила и бросилась к ванной с рыдающим ребенком на руках. От-крутила кран, но, конечно же, ничего оттуда не потекло: нет электричества, насос не качает воду со сква-жины. Она ухватила полотенце, промокла ребенку личико, увидела рану – неглубокую, хотя длинную и рваную. Останется шрам. Она вновь прижала полотенце, сильно, насколько отважилась, стараясь не об-ращать внимания на мучительный скулеж испуганного Малыша Уолтера. Кровь капала ей на босые ступни каплями размером с десятицентовую монету. Бросив взгляд вниз, она увидела, что ее голубые трусики, которые она одела после того, как ушились «помощники», промокли грязно-пурпурным цветом. Сначала она подумала, что это кровь Малыша Уолтера. Но на внутренних поверхностях бедер у нее тоже были по-теки.

Ей как-то удалось на минутку удержать Малыша Уолтера от барахтанья, чтобы залепить ему рану тремя полосками пластыря с картинками из «Губки-Боба»[224] и натянуть на него свежую сорочку и по-следний чистый комбинезон (лозунг на нагрудничке гласил: МАМЕНЬКИН ЧЕРТЕНОК). Пока Малыш Уол-тер ползал кругами по полу в ее спальне, она одевалась сама, тем временем его плач уменьшился до дряблого хныканья. Начала она с того, что выбросила в мусорную корзину окровавленные трусы и надела свежие. Потом сделала себе прокладку со свернутого бумажного полотенца и взяла еще одно про запас. Из нее все еще кровило. Не ливнем лило, но текло намного сильнее, чем в самый худший из ее менстру-альных периодов. И так оно лило целую ночь. Вся постель промокла кровью.

Она собрала котомку с вещами Малыша Уолтера и взяла его на руки. Он был тежелехонький, и она вновь ощутила у себя боль Вот Там Внизу: типа того, как дергает, когда съешь что-то нехорошее.

- Мы едем в амбулаторию, – произнесла она. – Ты не волнуйся, Малыш Уолтер, доктор Гаскелл зала-тает нас обоих. А шрамы – это ничто для ребят. Некоторые девушки даже считают это сексуальным. Я по-еду как можно скорее, мы будем там мигом. – Она отворила двери. – Все будет хорошо.

Но ее старая ржавая «Тойота» находилась далеко не в лучшем состоянии. «Помощники» поленились в отношении задних колес, зато прокололи оба передних. Сэмми довольно долго не могла оторвать глаз от машины, ощущая, как ее охватывает отчаяние. Мелькнула мысль, непрочная, однако ясная – поделить-ся с Малышом Уолтером остатками «Лодочек мечты». Она их может растереть в порошок и засыпать в од-ну из тех его пластиковых бутылочек, которые он называл «мняки». Вкус можно замаскировать шоколад-ным молоком. Вместе с этой мыслью ей на память всплыло название одного из любимых альбомов Фила «Ничто не имеет значения, да хоть бы и имело?»[225]

Она откинула прочь эту мысль.

- Не из тех я мамаш, – объяснила она Малышу Уолтеру.

Он вытаращил на нее глаза, напомнив ей Фила, но по-хорошему: выражение, которое делало лицо ее мужа-беглеца скудоумным, добавляло ее сыночку бесхитростной обворожительности. Она поцеловала его в нос, он улыбнулся. Это была милая, родная улыбка, но пластырь у него на голове уже покраснел. Это нехорошо.

- Маленькая корректировка плана, – произнесла она, вновь возвращаясь в помещение. Сначала она не могла разыскать его рюкзачок, но потом увидела его за тем, что отныне решила называть своим «на-сильницким диваном». Как-то упаковала Малыша Уолтера в рюкзак, хотя ее вновь пронзила боль, когда она его поднимала. По ощущениям, бумажное полотенце у нее в промежности уже вновь стал зловеще сырым, но, посмотрев, она не увидела пятен в том месте у себя на штанах. Уже хорошо.

- Готов к прогулке, Малыш Уолтер?

Малыш Уолтер только еще крепче прижался щекой к углублению на ее плече. Иногда его молчали-вость ее беспокоила – кое-кто из ее подружек имел детей, которые в шестнадцать месяцев уже тарахтели длинными предложениями, а Малыш Уолтер имел в запасе не больше десятка слов, однако не этим ут-ром. Этим утром ей и без того было о чем беспокоиться.

Как для последней недели октября, день выдался очень теплым; небо вверху было того самого блед-ного из своих лазурных оттенков, и свет был как будто замутненным. Чуть ли не сразу она ощутила, как у нее на лице и шее выступил пот, и в промежности пульсировала боль, казалось, сильнее с каждым шагом, а она же их успела сделать всего лишь несколько. Сэмми подумала: может, ей вернуться за аспирином, а впрочем, не усилится ли у нее от аспирина кровотечение? Кроме того, она не была уверена, есть ли он вообще в доме.

Было также кое-что другое, кое-что, в чем она боялась сознаться сама себе: если она вернется до-мой, не факт, что у нее хватит силы духа выйти оттуда вновь.

Под левый «дворник» «Тойоты» была заткнута бумажка. С напечатанным сверху заголовком: Запи-сочка от СЭММИ в обрамлении из маргариток. Листочек вырван из ее собственного блокнота. Этот факт возбудил в ней дряблую злость. Под маргаритками было написано: «Скажешь кому-то – и не только колеса тебе будут порезаны. – А ниже, другой рукой: – Наверное, в следующий раз мы тебя перевернем и поигра-емся с другой стороны».

- Помечтайте, уроды, – произнесла она бесцветным, уставшим голосом.

Она смяла записку, бросив ее под спущенное колесо – бедная старая «Тойота Королла» выглядела почти такой же утомленной и печальной, как Сэмми чувствовала себя внутри, – и преодолела подъездную аллею, остановившись в ее конце на несколько секунд, чтобы постоять, опираясь на почтовый ящик. Ме-талл отдавал тепло ее коже, солнце жгло ей шею. И ни ветерка. Октябрь должен был бы быть прохлад-ным, бодрящим. «Это, наверное, из-за глобального потепления», – подумала она. Ей первой пришла в го-лову эта идея, но не последней, и слово, которое, в конце концов, закрепилось, было не глобальное, а ло-кальное.

Перед ней лежала Моттонская дорога, пустая и безрадостная. Где-то на расстоянии мили слева от нее начинались хорошие новые дома Восточного Честера, в которые представители высшего трудящегося класса Милла – работящие папы и мамы – приезжали, заканчивая свои дни в магазинах, офисах и банках округа Льюистон-Оберн. По правую сторону лежал центр Честер Милла. И амбулатория. – Ну что, готов, Малыш Уолтер?

Малыш Уолтер не ответил, готов он или нет. Он спал у нее на плече, пуская слюну на ее майку «Дон-на Буффало»[226]. Сэмми глубоко вдохнула, стараясь не учитывать вспышки боли, которые транслирова-лись из ее Низовых Окраин, поддернула на себе рюкзак и отправилась в сторону города.

Когда сирена с крыши городского совета начала короткими сигналами извещать о пожаре, она снача-ла подумала, что это визжит у нее в голове, крайне странное было ощущение. Немного погодя она заме-тила дым, но тот поднимался где-то далеко на западе. Ее с Малышом Уолтером это никак не касается… разве что, если бы появился кто-то, кому захочется посмотреть на пожар вблизи, тогда другое дело. В та-ком случае ее бы наверняка по-дружески подбросили к амбулатории, по дороге к зрелищу.

Она начала напевать песню Джеймса Макмертри, которая была популярной прошлым летом, дошла до слов «мы сворачиваемся без четверти восемь, это маленький город, и пива вам продать не можем» и бросила. Очень сухо было во рту, чтобы петь. Она моргнула, увидев, что чуть не упала в канаву, и даже не у той обочины дороги, вдоль которой начала свой путь. Она все время петляла по дороге, прекрасный ме-тод, если хочешь, чтобы тебя сбили, вместо того, чтобы подобрали подвезти.

Она осмотрелась через плечо, надеясь хоть на какую-то машину. Не было ни одной. Дорога на Вос-точный Честер оставалась пустой, ее асфальт еще не разогрелся достаточно, чтобы мерцать.

Она вернулась на ту обочину, которую считала своей, теперь уже пошатываясь, ощущая ватность в ногах. «Пьяный матрос, – подумала она. – Что хочешь сделать с пьяным матросом с утра?»[227] Но сейчас уже не утро, уже перевалило за полдень, она проспала полдня, а, взглянув вниз, увидела, что ее штаны в промежности стали пурпурными, точно как до этого трусики, которые она с себя сняла. «Это уже не высти-раешь, а у меня осталась лишь пара брюк, которые на меня еще налезают».

Потом она вспомнила, что одни брюки из той пары имеют большую дыру на заднице, и начала пла-кать. Слезы давали прохладу ее раскрасневшимся щекам.

- Все хорошо, Малыш Уолтер, – произнесла она. – Доктор Гаскелл нас подлатает. Все будет чудесно. Как новенькие. Хорошее, как…

И тут у нее перед глазами начала расцветать черная роза, и последние силы покинули ее ноги. Сэм-ми ощутила, как силы уплывают, вытекают из ее мышц, словно вода. Она опускалась, держась за единст-венную мысль: «На бок, на бок, не раздави ребенка!»

Лишь только это она и была в состоянии сделать. Она лежала распластанная на обочине Моттонской дороги, недвижимая, под обвитым маревом, словно июльским солнцем. Проснулся и начал плакать Ма-лыш Уолтер. Он старался выбраться из своего рюкзака, но не осилил; Сэмми застегнула рюкзак надежно, и ребенок застрял. Малыш Уолтер заплакал еще сильнее. Муха села ему на лоб, отведать крови, которая сочилась сквозь нарисованные рожицы Губки-Боба и Патрика, потом улетела прочь. Наверное, доложить результаты своих проб в мушиной штаб-квартире и призвать подкрепление.

В траве стрекотали сверчки.

Верещала городская сирена.

Малыш Уолтер, в ловушке при своей сомлевшей матери, долго ревел посреди жары, потом затих и лежал молча, апатично водя глазами, и пот большими ясными каплями скатывался с его хороших, мягких волос.

Стоя перед забитой досками кассой кинотеатра «Глобус», под его истрепанным козырьком («Глобус» закрылся пять лет назад), Барби хорошо видел горсовет и полицейский участок. Его добрый приятель Джуниор сидел на крыльце гнезда копов, массируя себе виски так, словно ритмичные завывания сирены резали ему мозг.

Из городского совета вышел и трусцой побежал на улицу Эл Тиммонс. Он был в своей серой двор-ницкой одежде, но на шее у него висел бинокль, а на спине переносная помпа с пустым, без воды, бачком, судя по тому, как легко он ее нес. Барби догадался, что именно Эл и включил пожарную сирену.

«Иди отсюда, Эл, – думал Барби. – Как тебе такое предложение?»

С полдесятка автомобилей проехали по улице. Два первых пикапа, а третий – панельный фургон. Все три было выкрашены таким желтым цветом, что глаза резало. На дверце пикапов надписи гласили: УНИ-ВЕРМАГ БЭРПИ. На будке панельного фургона сиял легендарный лозунг ВСТРЕЧАЙ МЕНЯ СО СЛЕРПИ В БЭРПИ. Передней машиной управлял Ромео лично. В своей обычной прическе «Дедди Кул», той спи-рально наверченной чертовщине. Рядом с ним сидела Бренда Перкинс. В кузове пикапа лежали лопаты, шланги и новенький глубинный насос, на котором еще были прилеплены транспортные наклейки произво-дителя.

Ромео остановил машину возле Эла Тиммонса.

- Прыгай в кузов, партнер, – позвал он, Эл так и сделал.

Барби отступил по возможности поглубже в тень козырька старого кинотеатра. Он не хотел, чтобы его включили в число борцов с пожаром на Малой Суке; у него были дела здесь, в городе.

Джуниор не покинул крыльца полицейского участка, и тереть себе виски не переставал, так и сидел там, обхватив голову. Барби подождал, пока исчезли машины, и тогда поспешно пересек улицу. Джуниор не поднял головы, а через мгновение и совсем исчез с глаз Барби за массивным, обвитым плющом до-мом горсовета.

Барби поднялся по ступенькам, немного задержавшись, чтобы прочитать сообщение на доске объяв-лений: ГОРОДСКОЕ СОБРАНИЕ В ЧЕТВЕРГ в 19:00, ЕСЛИ КРИЗИС НЕ ЗАВЕРШИТСЯ. Припомнились слова Джулии: «Вам расхочется недооценивать Ренни после того, как услышите его публичные речи». Итак, имеем шанс вечером в четверг; Ренни будет рекламировать себя как лидера, который контролирует ситуацию. «И будет требовать себе больше власти, – произнес голос Джулии в его голове. – Бесспорно, он этого хочет. На благо города».

Городской совет было построен из бутового камня сто шестьдесят лет тому назад, и в его вестибюле стояли прохладные сумерки. Генератор был отключен; какой смысл ему работать, когда здесь никого нет.

Однако кто-то все – таки там был, в главном зале. Барби услышал голоса, два из них детские. Высо-кие дубовые двери стояли распахнутые настежь. Он заглянул и увидел за столом президиума какого-то худого мужчину с седой шевелюрой. Напротив него сидела хорошенькая девочка лет десяти. Между ними лежала шахматная доска; седовласый «хиппи» опирался подбородком на кулак, обдумывая следующий ход. Внизу, в проходе между скамейками, молодая женщина игралась в «классики» с мальчиком лет пяти. Игроки в шашки сидели задумчивые; женщина с мальчиком смеялись.

Барби хотел, было, отступить назад, но опоздал. Молодуха подняла глаза.

- Привет! Вам кого? – И, подхватив мальчика на руки, двинулась к нему. Шашисты тоже поподнимали головы. Секретность пошла псу под хвост.

Женщина протянула ему свободную от поддерживания мальчика руку.

- Я Каролин Стерджес. А этот джентльмен мой друг, Терстон Маршалл. Этого маленького мужичка зовут Эйден Эпплтон. Поздоровайся, Эйден.

- Привет, – сказал Эйден тихим голоском и тут же всунул себе в рот большой палец. Он смотрел на Барби круглыми, синими, немного удивленными глазами.

По проходу подбежала девочка и встала рядом с Каролин Стерджес. Вслед за ней неспешно подо-шел длинноволосый. Выглядел он изможденным и поникшим.

- Меня зовут Алиса Рейчел Эпплтон, – отрекомендовалась она. – Вынь палец изо рта, Эйди.

Эйди проигнорировал установку.

- Приятно с вами познакомиться, – произнес Барби. Себя им он не назвал. Фактически, у него даже мелькнула мысль, как хорошо было бы сейчас иметь под носом фальшивые усы. Но еще не все потеряно. Он был почти уверен, что эти люди не являются жителями города.

- Вы кто-то из официальных лиц? – спросил его Терстон Маршалл. – Если вы официальное лицо в этом городе, я желаю подать жалобу.

- Я здесь всего лишь вахтер, – ответил Барби, тут же вспомнив, что они наверняка видели Эла Тим-монса. Черт, наверняка даже разговаривали с ним. – Вы, наверное, знакомы с Элом, другим.

- Я хочу к маме, – объявил Эйден. – Я очень соскучился за ней.

- Мы с ним знакомы, – сказала Каролин Стерджес. – Он нам рассказал, что по приказу правительства обстреляли ракетами какую-то штуку, которая нас здесь держит, но ракеты ее не пробили, а только зажгли пожар.

- Это правда, – подтвердил Барби, но, прежде чем он успел продолжить, вновь вмешался Маршалл.

- Я хочу подать жалобу. Фактически, я хочу заявить иск. На меня напал один так называемый офицер полиции. Он ударил меня в живот. Мне несколько лет тому назад удалили желчный пузырь, и я боюсь, что теперь имею внутренние повреждения. Каролин также испытала устное унижение. Ее обзывали словами, которые унижают ее пол.

Каролин взяла его за руку.

- Прежде чем подавать какие-то иски, Терси, вспомни, у нас была ТРАВА.

- Трава! – воскликнула Алиса. – Наша мама иногда курит марьиванну, потому, что она помогает ей, ко-гда у нее ПЕРИОД.

- О, – кивнула Каролин. – Правильно, – невыразительно улыбнулась она.

Маршалл выпрямился во весь свой немалый рост.

- Хранение марихуаны – это мелкое нарушение. А то, что они мне сделали, это уже нападение, уго-ловное преступление! У меня там ужасно болит!

Каролин бросила на него взгляд, в котором смешались сочувствие и раздражение. Барби вдруг по-нял, какие между ними отношения. Сексуальная госпожа Май встретила эрудированного господина Но-ябрь, и теперь они неразлучны, в плену новоанглийского варианта «Безысходности»[228].

- Терси… Я не уверена, что суд согласится с определением мелкое правонарушение, – она извини-тельно улыбнулась Барби. – У нас ее было довольно много. Они ее забрали.

- Возможно, они сами же и выкурят доказательства, – сказал Барби. Она рассмеялась. Ее сиволобый бойфрэнд – нет. Он продолжал хмурить свои густые брови.

- Все равно я направлю жалобу.

- На вашем месте я бы не спешил, – произнес Барби. – Здесь такая ситуация… ну, скажем, удар в жи-вот не будет рассматриваться как что-то серьезное, пока мы находимся под Куполом.

- Я считаю это серьезным делом, мой юный друг, вахтер. Теперь уже во взгляде молодухи читалось больше раздражения, чем сочувствия к нему.

- Терси…

- С другой стороны, хорошо то, что в этой ситуации никто не будет обращать внимания на какую-то там траву, – добавил Барби. – Может, это в масть, как говорят картежники. А как вы познакомились с этими детками?

- Копы, которые застали нас в домике Терстона, увидели нас в ресторане, – объяснила Каролин. – Хо-зяйка сказала, что у них закрыто на обед, но смилостивалась, когда услышала, что мы из Массачусетса. Она подала нам сэндвичи и кофе.

- Сэндвичи с желе и арахисовым маслом и кофе, – уточнил Терстон. – Больше ничего не было, даже тунца. Я ей сказал, что арахисовое масло залипает у меня в верхнем мосту, но она ответила, что у них сейчас режим экономии. Вы когда-нибудь слышали что-то более идиотское?

Барби тоже считал это идиотским, но, поскольку идея рационирования принадлежала ему, он про-молчал.

- Увидев, что туда заходят копы, я была готова к новым неприятностям, – продолжила Каролин. – Но Эйди с Алисой, похоже, как-то повлияли на их разум.

Терстон фыркнул:

- Разума у них не хватило, чтобы извиниться. Или, может, я пропустил эту часть?

Каролин вздохнула и вновь обратилась к Барби.

- Они сказали, что пастор Конгрегационной церкви, возможно, найдет для нас пустой дом, чтобы мы могли пожить там, пока это не закончится. Я думаю, нам придется стать названными родителями, на неко-торое время.

Она погладила мальчика по голове. Терстон Маршалл явно был менее рад оказаться в роли назван-ного отца, но он все-таки обнял за плечи девочку и этим понравился Барби.

- Одного копа зовут Джууу-Ньер, – произнесла Алиса. – Он добрый. И милый. Фрэнки не такой хоро-ший на вид, но он тоже был добр. Он дал нам батончик «Милки Вэй». Мама говорит, чтобы мы не брали конфет у чужих, но… – Она пожала плечами, показывая, что все теперь изменилось, все теперь иначе, по-хоже, этот факт они с Каролин понимали лучше Терстона.

- Перед тем они не были такими уж добрыми, – добавил Терстон. – Не были они добрыми, когда били меня в живот, моя дорогая.

- Горькие пилюли надо себе представлять конфетками, – философски заметила Алиса. – Так говорит моя мама.

Каролин рассмеялась. К ней присоединился Барби, а через какое-то мгновение и Маршалл также, хо-тя, смеясь, держался за живот и на свою подружку посматривал как-то неодобрительно.

- Я сходила в церковь, постучала в двери, – рассказывала Каролин. – Никто не отозвался, и я зашла вовнутрь, двери не были заперты, но внутри никого. Вы не знаете, когда вернется пастор?

Барби покачал головой.

- На вашем месте я бы взял шахматную доску и пошел в пасторат. Это сразу за углом. Пастор – жен-щина, ее зовут Пайпер Либби.

- Шерше ля фам, – поддакнул Терстон.

Барби пожал плечами, потом кивнул.

- Она добрый человек, и пустых домов в Милле много. У вас даже есть выбор. Наверняка, найдете и запасы в кладовках, там, где остановитесь.

Собственные слова возвратили его к мысли о бомбоубежище.

Тем временем Алиса собрала и распихала по карманам шашки, взяла в руки доску и подошла к ним.

- Мистер Маршалл каждый раз у меня выигрывает, – поведала она Барби. – Он говорит, что позволять выигрывать детям лишь потому, что они дети, это под-давки. Но я с каждым разом играю все лучше и луч-ше, правда, мистер Маршалл? – улыбнулась она ему. И Терстон Маршалл тоже ответил ей улыбкой. Барби подумал, что с этим разношерстным квартетом все должно быть о’кей.

- Юность имеет свои права, дорогая Алиса, – произнес он. – Но их надо приобретать.

- Я хочу к маме, – пробормотал мрачно Эйден.

- Если бы был какой-то способ с ней связаться, – сказала Каролин. – Алиса, ты уверена, что не пом-нишь ее электронный адрес? – И к Барби: – Их мама оставила свой мобильный в домике, это плохо.

- Горячий дядька, это все, что я знаю о ее почте, – сказала Алиса. – Иногда мама говорит, что сама была когда-то горячей женщиной, но папа об этом позаботился[229].

Каролин поглядела на своего бой-френда.

- Убираемся из этого ломбарда?

- Да. С тем же успехом мы можем перебазироваться в пасторат и надеяться, что и леди скоро вер-нется со своей милосердной экспедиции, в которой она, наверняка, находится.

- Там должно быть незаперто, – сказал Барби. – Или поищите под ковриком на крыльце.

- Я не посмею, – сказал Маршалл.

- Я посмею, – хохотнула Каролин. На ее смех откликнулся улыбкой мальчик.

- По-смею! – сказала Алиса и побежала по проходу, расставив руки, в одной из которых мотылялась шахматная доска. – По-смею, по-смею, пошли уже, по-смеем!

Терстон, вздохнув, отправился вслед за ней.

- Алиса, если поломаешь доску, ты никогда не сможешь у меня выиграть.

- А вот и нет! Я смогу, потому что юность имеет свои права! – сказала она в ответ. – Кроме того, мы ее сможем склеить. Идем!

Нетерпеливо зашевелился Эйден на руках у Каролин. Она опустила его наземь, чтобы бежал за се-строй, и протянула руку.

- Благодарю Вас, мистер…

- Рад был помочь, – пожал ее руку Барби и сразу же повернулся к Терстону.

Тот имел ладонь крепкую, как у рыбы живот, именно такую, которая у Барби ассоциировались с людь-ми, чей интеллект подавлял физическую активность.

Они отправились вслед за детьми. Перед двойными дверями Терстон Маршалл осмотрелся. Сноп притуманенного солнечного света через одно из высоких окон выхватил из полутьмы лицо этого человека, сделав на вид старше его настоящего возраста. Превратив его в восьмидесятилетнего.

- Я редактировал текущий выпуск «Лемехов», – поведал он. Голос его дрожал от негодования и оби-ды. – Это очень авторитетный литературный журнал, один из самых лучших в стране. Они не имели права бить меня в живот, насмехаться надо мной.

- Не имели, – согласился Барби. – Конечно, не имели. Проявите заботу о детях.

- Конечно, обязательно, – ответила Каролин, беря руку мужчины, сжимая его ладонь. – Идем, Терси.

Барби подождал, услышал, что внешние двери закрылись, и тогда пошел искать ступеньки, которые ведут в зал заседаний и в кухню. Джулия говорила, что вход в бомбоубежище оттуда.

Первой мыслью Пайпер было: кто-то выбросил мешок с мусором на обочину дороги. Немного при-близившись, она увидела, что там лежит тело.

Затормозив, она выскочила из машины так быстро, что свалилась и забила себе колено. Встав, уви-дела там не одно тело, а два: женщину и грудного ребенка. По крайней мере, ребенок был еще жив, пото-му что вяло шевелил ручонками.

Она подбежала к ним и перевернула женщину на спину. Молодая, знакомое лицо, но не из паствы Пайпер. Щека и лоб у нее были сильно разбиты. Пайпер высвободила дитя из сумки, и тогда прижала его себе к груди, погладила его вспотевшие волосы, он зашелся хриплым плачем.

Веки женщины отреагировали на плач и раскрылись, и Пайпер заметила, что брюки у нее промокли от крови.

- Мал Вотер, – прохрипела она так, что Пайпер четко не расслышала слов.

- Не волнуйтесь, в машине есть вода. Лежите спокойно. Ребенка я подняла, с ним все будет хорошо, – сама не зная, так ли оно будет. – Я о нем позабочусь.

- Мал Вотер, – вновь прохрипела женщина в окровавленных джинсах и закрыла глаза.

Пайпер побежала назад к машине, сердце у нее билось так сильно, что в глаза отдавало. Язык стал медным на вкус. «Бог, помоги мне, – молилась она и, неспособная больше ничего придумать, вновь повто-ряла: – Бог, о Боже, помоги мне, помоги этой женщине».

Ее «Субару» имел кондиционер, но она его не включала, несмотря на знойный день, да и вообще редко им пользовалась. В ее понимании это было не экологично. Но сейчас включила, и на полную мощ-ность. Положила дитя на заднее сидение, подняла окна, приоткрыла дверцу, вновь отправилась к женщи-не, которая лежала в пыли, и тут же ее поразила мысль: а что, если ребенок как-то сумеет перелезть впе-ред, нажмет какую-нибудь кнопку и заблокируется в машине?

«Господи, я такая тупая, наихудшая в мире проповедников, когда случается настоящий кризис. Помо-ги мне перестать быть такой тупой».

Она бросилась назад, вновь отворила водительские двери, заглянула на сидение, увидела, что мальчик лежит там же, где она его оставила, только теперь сосет свой большой палец. Он кротко взглянул на нее и тут же перевел взгляд на потолок, словно увидел там что-то интересное. Воображаемые мульти-ки, наверное. Его маечка насквозь промокла потом под комбинезоном. Пайпер крутила брелок электронно-го ключа в кулаке, пока он не оторвался от общего кольца. И тогда вновь побежала к женщине, которая уже старалась сесть.

- Не надо, – умоляла Пайпер стоя рядом на коленях, обнимая ее одной рукой. – Не следует вам, я ду-маю.

- Мал Вотер, – прохрипела женщина.

«Черт, я забыла о воде! Боже, почему ты позволил мне забыть воду?»

Женщина уже старалась подняться. Пайпер это не понравилось, потому что это было против того, что она знала о первой помощи, но разве был другой выбор? Дорога пустая, а позволить ей оставаться лежать здесь, под палящим солнцем, будет еще хуже, намного хуже. И, вместо того, чтобы принуждать женщину вновь прилечь, Пайпер помогла ей встать.

- Не спешите, – приговаривала она, поддерживая женщину за талию, стараясь по возможности ровнее направить ее неустойчивую походку. – Неспешно и легко дойдем, неспешность и легкость побеждает в гон-ках. В машине прохладно. Там есть вода.

Дата добавления: 2015-11-04