Бренда всполошилась:
- Я никому здесь не командир.
- Да нет. Вы отдавали приказы, и поэтому вы командир, а они ваша команда. Вы видите среди них ко-го-то из копов?
Она пригляделась.
- Никакого, – продолжал Ромео. – Ни Рендольфа, ни Генри Моррисона, ни Фрэдди Дентона или Рупи Либби, ни Джорджа Фредерика… и также никого из новичков. Тех пацанов.
- Возможно, они заняты с… – она не знала, что сказать.
Ромео кивнул.
- О-ля-ля. Заняты чем? Вы не знаете, я тоже не знаю. Но чем бы они там себе не занимались, я не уверен, что мне это нравится. И еще меньше уверен, что оно того стоит. На вечер четверга назначено го-родское собрание, и если у нас здесь так и будет это продолжаться, думаю, должны произойти какие-то, – он сделал паузу. – Может, я лезу поперед батьки в пекло, но, я считаю, вы должны стать шефом пожарной команды и полиции.
Бренда задумалась об этом. Вспомнила найденную ей папку под названием ВЕЙДЕР, и уже тогда медленно покачала головой.
- Еще очень рано для чего-то подобного.
- А что, если бы пгосто шефом пожарных? Что в отношении только этого? – льюистоновский говор еще сильнее прорезался в его голосе.
Бренда оглянулась вокруг на закопченные кустарники и обожженные деревья. Конечно, отвратитель-ное зрелище, словно фотокарточка с поля битвы времен Первой мировой войны, но больше не опасное. Люди, которые прибыли сюда, получили боевое крещение. Они команда. Ее команда.
Она улыбнулась.
- Над этим я подумаю.
Впервые, начиная с того времени, как Джинни Томлинсон начала ходить по госпитальным коридорам, она беспрерывно бегала, бросаясь на громкое визжание вызовов, которые звучали, как плохие новости, и сейчас у Пайпер не было возможности поболтать с ней. Она и не старалась даже. Она просидела в при-емной достаточно долго, чтобы представить себе картину: трое людей – двое медиков и одна волонтерка по имени Джина Буффалино – управляют целой больницей. Они справлялись, однако, не полностью. Ко-гда Джинни наконец-то вернулась, шла она медленно. С опущенными плечами. В одной руке у нее моты-лялась чья-то медицинская карточка.
- Джинни? – спросила Пайпер. – Все хорошо?
Пайпер подумала, что Джинни сейчас огрызнется, но, вместо ворчания, та подарила ей вымученную улыбку. И села рядом.
- Хорошо. Только устала, – она помолчала. – И еще, Эд Карти только что умер.
Пайпер взяла ее за руку.
- Мне очень жаль это слышать.
Джинни сжала ее пальцы.
- Не надо. Ты знаешь, как женщины говорят о родах? Эта легко рожала, а та тяжело.
Пайпер кивнула.
- Смерть очень похожа на это. Мистер Карти долго тужился, а теперь он разродился.
Пайпер эта идея показалась красивой. Она подумала, что могла бы использовать ее в проповеди… хотя тут же осознала, что людям не захочется слушать проповедь о смерти в это воскресение. То есть ес-ли Купол никуда не денется.
Некоторое время они просто сидели. Пайпер старалась придумать, как ей лучше всего спросить о том, о чем она должна была спросить. Но вопросы не понадобились.
- Ее изнасиловали, – произнесла Джинни. – Скорее всего, не один раз. Я боялась, что Твичу придется подвергнуть себя испытанию в наложении швов, но у меня как-то получилось остановить кровотечение ва-гинальным тампоном, – она помолчала. – Я плакала. По счастью, девушка не была полностью в сознании, чтобы это заметить.
- А дитя?
- В общем-то, здоровое восемнадцатимесячное создание, но оно тоже доставило нам хлопот. Не-большие судороги. Наверное, из-за чрезмерного пребывания на солнце. Плюс обезвоживание… голод… ну, и, собственно, ранение, – Джинни провела рукой наискось себе по лбу.
В коридоре появился Твич и присоединился к ним. Вид он имел такой, словно на световые года отда-лился от себя бывшего, бойкого говоруна.
- Люди, которые ее изнасиловали, также ранили дитя? – голос Пайпер звучал ровно, но в ее уме зия-ла тонкая красная трещина.
- Малыша Уолтера? Думаю, он просто упал, – произнес Твич. – Сэмми что-то говорила, что там разва-лилась колыбель. Я с ее слов не все разобрал, но почти уверен, что это была просто случайность. То есть эта часть истории.
Пайпер удивленно посмотрела на него:
- Так вот что она приговаривала. А я думала, она водички просит.
- Я уверена, что она хотела пить, – сказала Джинни. – Но у ее мальчика действительно двойное имя – Малыш Уолтер. Они его назвали так в честь блюзмена, кажется, тот играл на губной гармошке. Она с Фи-лом… – Джинни показала жестами, как затягиваются травой и задерживают в легких дым.
- О, Фил, это было что-то большее, чем простое курении марьиванны, – сказал Твич. – Когда речь шла о наркотиках, он был многоцелевой личностью.
- Он умер? – спросила Пайпер.
Твич пожал плечами.
- Я его не видел где-то с весны. Если и так, то, наконец, избавилась.
Пайпер посмотрела на него неодобрительно.
- Извиняюсь, преподобная, – слегка поклонился ей Твич и обернулся к Джинни. – А есть ли вести от Расти?
- Ему надо немного отдохнуть, – ответила она. – Я приказала ему уйти прочь. Он скоро вернется, я уверена.
Пайпер сидела между ними, на вид спокойная. Но внутри нее расширялась красная трещина. Во рту поселился кислый привкус. Она вспомнила тот вечер, когда отец запретил ей пойти на скейт-арену на мо-ле из-за того, что она наговорила грубостей матери (тинэйджеркой, грубости сыпались из Пайпер Либби, как из дырявого мешка). Она пошла наверх, позвонила подружке, с которой договаривалась встретиться, и сообщила той – абсолютно приятным и ровным голосом, – что, дескать, планы изменились, кое-что случи-лось, и она не сможет с ней увидеться. На следующий уик-энд? Конечно, ага, конечно, счастливо поразв-лекаться, нет, со мной все хорошо, бай. А потом устроила погром в своей комнате. Закончила тем, что со-драла со стены любимый плакат «Оазиса»[233] и изорвала его в клочья. На тот момент она уже хрипло плакала, не из жалости, а в очередном припадке той злости, которые прокатывались через ее юношеские года, как ураганы пятой категории. Где-то посреди этого безумия наверх поднялся отец и стоял в дверях, внимательно глядя на нее. В конце концов, заметив его, она начала задиристо смотреть ему в глаза, за-дыхаясь от мысли, как она его ненавидит. Как она ненавидит их обоих. Если бы они умерли, она бы жила со своей теткой Рут в Нью-Йорке. Тетка Рут умела жить весело. Не то, что некоторые. Он протянул к ней руки, протянул с открытыми ладонями. Это был какой-то такой жест, от которого рассосалась ее злость, и едва не распалось на куски ее сердце.
- Если ты не будешь контролировать свой гнев, твой гнев будет контролировать тебя, – произнес он, и тогда ушел, ступая по коридору со склоненной головой. Она не громыхнула за ним дверьми. Она прикры-ла их, очень-очень тихо.
Это был тот год, когда она определила частые вспышки гнева для себя приоритетом номер один. Убить их полностью означало убить часть себя, но она чувствовала, что, если у ней не получится в чем-то фундаментально измениться, она останется пятнадцатилетней надолго, очень-очень надолго. Она начала учиться самоконтролю, и в большинстве случаев это удавалось. Когда чувствовала, что контроль выскаль-зывает, она вспоминала отцовские слова и те его открытые ладони, и то, как он медленно шел по коридо-ру верхнего этажа в доме, где она выросла. Через девять лет, когда он умер, во время траурной службы она произнесла: «Мой отец сказал мне самую важную в моей жизни вещь». Она не уточнила, что именно он ей когда-то сказал, но мать знала; она сидела на передней скамье в церкви, настоятелем которой те-перь была ее дочь.
За последние двадцать лет, когда она чувствовала страшное желание наброситься на кого-то – и час-то это желание было на границе контроля, потому что люди умеют быть такими глупыми, такими упрямо тупыми, – она обращалась к отцовским словам: если ты не будешь контролировать своего гнев, твой гнев будет контролировать тебя.
Но сейчас красная трещина распространялась, и она чувствовала старое желание бросаться чем-нибудь. Царапать кожу до кровавого пота.
- Ты не спрашивала ее, кто это сделал?
- Конечно же, спрашивала, – ответила Джинни. – Она не говорит. Потому что напугана.
Пайпер вспомнила, как, увидев мать с ребенком на обочине, она подумала, что там лежит кем-то бро-шенный мешок с мусором. И именно так их и воспринимали те, кто это сделал. Она встала.
- Я пойду с ней поболтаю.
- Прямо сейчас это не очень удачная идея, – сказала Джинни. – Она на седативах, к тому же…
- Пусть попробует, – произнес Твич. Лицо у него было бледное. Руки сцеплены между колен. Непре-рывно потрескивал костяшками пальцев. – И удачи вам, преподобная.
Глаза у Сэмми были полузакрыты. Она их медленно открыла, когда Пайпер села рядом с ее крова-тью.
- Вы… та, кто…
- Да, – взяла ее за руку Пайпер. – Меня зовут Пайпер Либби.
- Спасибо вам, – сказала Сэмми, и ее глаза вновь затуманились, начали закрываться.
- Отблагодаришь мне тем, что назовешь тех, кто тебя изнасиловал.
В полузатемненной комнате – теплой, потому что госпитальный кондиционер был отключен – Сэмми покачала головой.
- Они сказали, что сделают мне плохо. Если я расскажу. – Она поглядела на Пайпер. Коровьим взгля-дом, преисполненным тупой покорности. – Они могут сделать плохо и Малышу Уолтеру тоже.
Пайпер кивнула.
- Я понимаю, тебя напугали. Но скажи мне, кто они были. Назови их имена.
- Вы что, меня не слышите? – Она смотрела теперь мимо Пайпер. – Они сказали, что сделают плохо…
Пайпер не имела на это времени, девушка могла отключиться в любой миг. Она ухватила Сэмми за запястья.
- Мне нужны их имена, и ты мне их назовешь.
- Я не смею, – у Сэмми вновь начали сочиться слезы.
- Тебе нужно, потому что, если бы я тебя не подобрала, ты бы сейчас уже была мертвой, – она по-молчала, а потом начала вгонять нож еще глубже. Позже она может пожалеть об этом, но не сейчас. Сей-час эта девушка в кровати была препятствием между Пайпер и тем, что она желала знать. – Не говоря уже о твоем сыне. Он бы тоже умер. Я спасла тебе жизнь, спасла его, я требую их имена.
- Нет, – однако, девушка все более слабела, и какой-то частицей своей души преподобная Пайпер Либби этому радовалась. Позже ей станет противно; позже она будет думать о себе: «Ты ничем не отли-чаешься от тех мужиков, насилие есть насилие». Но сейчас здесь присутствовало наслаждение, как на-слаждение было в том, чтобы сдирать со стены и рвать в клочья драгоценный плакат, конечно же.
«Мне это нравится, потому что от этого больно, – думала она. – Больно в моем сердце».
Она наклонилась над заплаканной девушкой.
- Прочисти себе уши, Сэмми, потому что тебе нужно услышать, что я тебе скажу. Они сделали это раз, они сделают это вновь. И тогда, когда появится другая женщина с кровоточащим влагалищем, а то еще и беременная дитятей кого-то из тех насильников, я приду к тебе, и я скажу…
- Нет! Перестаньте!
- Что ты поспособствовала этому. Это ты была там и подстрекала их.
- Нет! Это не я, это Джорджия! Джорджия их подстрекала, – зарыдала Сэмми.
Пайпер сразу ощутила холод. Женщина. Какая-то женщина была там. В голове ее красная трещина разошлась еще шире. Скоро она начнет изрыгаться лавой.
- Назови мне имена, – повторила она.
И Сэмми назвала.
Джеки Веттингтон и Линда Эверетт сидели в машине перед «Фуд-Сити». Магазин, вместо восьми, се-годня должен был закрыться в пять часов. Их сюда послал Рендольф, потому что считал, что раннее за-крытие может послужить причиной беспорядков. Неумная идея, потому что в супермаркете было почти пусто. На парковке стояло с десяток машин, а несколько клиентов, которые еще делали покупки, двигались вяло, словно одновременно смотрели какой-то общий глупый сон. Обе полицейские видели только одного кассира, подростка по имени Брюс Ярдли. Вместо кредитных карточек, мальчик принимал только денеж-ную наличность и расписки. Мясной прилавок выглядел убого, однако цыплят там было еще полно, а большинство полок с консервами и сухими продуктами были плотно затарены жестянками и коробками.
Они ждали, пока супермаркет покинут последние покупатели, когда зазвонил телефон Линды. Она взглянула на экран и ощутила укол страха в животе. Звонила Марта Эдмандс, которая присматривала за Дженнилл и Джуди, пока Линда и Расти были на работе – а на работе они находились почти беспрерывно с той поры, как опустился Купол.
- Марта? – спросила она, молясь, чтобы там ничего не случилось, чтобы Марта просто спросила ее, нормально ли, если она сводит девочек на площадь, или еще что-нибудь такое. – Марта, у вас все хоро-шо?
- Ну… да. В целом, в общем, – Линду поразила тревожность, которую она расслышала в голосе Мар-ты. – Но… ты знаешь о тех судорогах?
- О Господи… У нее был припадок?
- Думаю, да, – сказала Марта, и поспешила добавить: – Они сейчас в полном порядке, разрисовывают картинки в соседней комнате.
- Что случилось? Расскажи мне!
- Они сидели на качелях. Я занималась моими цветами, готовила их к зиме…
- Марта, прошу! – вскрикнула Линда, и Джеки дотронулась до ее руки.
- Извини. Начала лаять Одри, и я обернулась. Я спросила: «Солнышко, с тобой все хорошо?» Она не ответила, просто слезла с качели и села под ней, ну там, знаешь, где ямка, которую вытоптали ногами? Она не падала, ничего такого, просто сама села. И смотрит прямо перед собой и чавкает губами, как вот вы меня предупреждали, что такое может быть. Я подбежала… ну, чуточку ее встряхнула… а она и гово-рит… сейчас, вспомню…
«Вот оно, – подумала Линда. – Остановите Хэллоуин, вы должны остановить Хэллоуин».
Но нет. Там было кое-что другое.
- Она говорит: «Розовые звезды падают. Розовые звезды падают. За ними остаются полосы». И тогда еще: «Здесь так темно, здесь так плохо дышать». После чего она очухалась и сейчас у нас все в порядке.
- Слава тебе, Господи, – произнесла Линда, и тогда уже переключилась мыслями на пятилетнюю до-чурку. – А с Джуди все обстоит благополучно? Это ее не напугало?
В телефоне зависла длинная пауза, а потом Марта сделала выдох:
- Ох.
- Что ох? Что должен означать этот твой ох?
- Так это было с Джуди, Линда. Не с Дженнилл. На этот раз это случилось с Джуди.
- Я хочу поиграть в ту другую игру, о которой ты говорила, – говорил Эйден Каролине Стерджес, когда они остановились на площади поболтать с Расти. Другая игра, которую она имела в виду, называлась Красный Свет, хотя Каролин почти не помнила ее правил – не удивительно, если последний раз играла в нее, когда ей самой было лет шесть или семь.
Однако, как только они оказались перед деревом в просторном дворе «пасияната», правила ей тут же припомнились. И, как не удивительно, вспомнил их также Терстон, который не просто готов был поиграть, но, как показалось, к этому стремился.
- Помните, – поучал он детей (которые сами каким-то чудом никогда не были знакомы с наслаждени-ем от игры в красный свет), – она может считать до десяти с любой скоростью, как ей захочется, но если она, обернувшись, поймает кого-то в движении, тот должен вернуться туда, откуда начал.
- Меня она не поймает, – заявила Алиса.
- И меня, – решительно произнес Эйден.
- Вот и увидим, – сказала Каролин и отвернулась лицом к дереву. – Раз, два, три, четыре… пять, шесть, семь… восемь-девять-десять КРАСНЫЙ СВЕТ! – резко обернулась она.
Алиса застыла с улыбкой на лице и одной ногой, задранной для прыжка. Терстон, также с улыбкой, растопырив руки, стоял в позе «Призрака оперы»[234]. Она заметила небольшое движение у Эйдена, но даже не подумала отсылать его на стартовую позицию. Он светился счастьем, а ей отнюдь не хотелось лишать его радости.
- Хорошо, – согласилась она. – Хорошенькие статуи. А теперь второй раунд.
Она вновь отвернулась лицом к дереву и начала считать, наслаждаясь тем полузабытым детским страхом от того, что кто-то движется у тебя за спиной.
- Раздватри, четырепять, шестьсемьвосемьдевятьдесять. КРАСНЫЙ СВЕТ!
Крутнулась. Алиса застыла уже чуть ли не рядом. В десяти шагах позади нее дрожал, стоя на одной ножке, Эйден, четко было видно болячку у него на коленке. Терси стоял позади мальчика, положив одну руку себе на грудь, словно какой-то оратор, и улыбался. Похоже на то, что выиграет Алиса, вот и хорошо; она встанет на это место, и тогда выиграет ее братец. Каролин с Терстоном об этом позаботятся.
Она вновь обернулась к дереву.
- Раздватричеты…
И тут закричала Алиса.
Обернувшись, Каролин увидела, что Эйден Эпплтон лежит на земле. На мгновение ей показалось, что он продолжает игру. Колено – то, на котором была царапина – было задрано вверх так, словно он про-должал бежать, лежа на спине. Широко раскрытые глаза смотрели в небо. Рот его сложился в маленькое, морщинистое О. На шортах у него расплывалось темное пятно. Каролин бросилась к малышу.
- Что с ним? – спросила Алиса. Каролин увидела, как все переживания последних ужасных дней отра-зилась у девочки на лице. – С ним все хорошо?
- Эйден? – проревел Терстон. – Ты в порядке, мальчик?
Эйден начал дрожать, губы его словно сосали невидимую соломинку. Задранная нога разогнулась и легла на землю… и вдруг дернулась. Плечи ему свело судорогой.
- У него конвульсии, – произнесла Каролин. – Наверное, от перевозбуждения. Думаю, все пройдет, ес-ли мы дадим ему полежать несколько мин…
- Розовые звезды падают, – подал голос Эйден. – За ними остаются полосы. Это так красиво. Это так страшно. Все смотрят. Никакого лакомства, только козни. Тяжело дышать. Он называет себя Мастер. Это его вина. Он избранный.
Каролин с Терстоном переглянулись. Алиса упала на колени рядом с братцем, держа его за руку.
- Розовые звезды, – повторил Эйден. – Они падают, они падают, они па…
- Проснись! – закричала Алиса ему прямо в лицо. – Перестань нас пугать!
Терстон Маршалл ласково дотронулся до ее плеча.
- Солнышко, не надо, я не думаю, что это поможет.
Алиса не обратила на него внимания.
- Проснись! Ты… ты ГОВНЮК!
И Эйден пришел в сознание. Он изумленно смотрел на заплаканное лицо сестры. Потом перевел взгляд на Каролин, и улыбнулся… это была, к черту, самая сладкая из улыбок, которые ей пришлось уви-деть на протяжении всей ее жизни.
- Я выиграл? – спросил он.
Генератор на складе городского совета находился не в наилучшем состоянии (кто-то пододвинул под него старую эмалированную кухонную раковину, чтобы туда капало смазочное масло), а в смысле энерго-сбережения, подумалось Расти, он был родственником «Хаммера» Большого Джима Ренни. А впрочем, Расти больше интересовал подключенный к нему серебристый баллон.
Барби бросил короткий взгляд на генератор, скривился от запаха, потом подошел к баллону.
- Он не такой большой, как я ожидал, – сказал он… хотя тот был намного большим, чем те баллоны, которые использовались в «Розе-Шиповнике», или тот, который он менял у Бренды Перкинс.
- Это «муниципальный размер», так их называют, – объяснил Расти. – Я запомнил это с прошлогодне-го городского собрания. Сендерс с Ренни тогда много говорили о том, что небольшие баллоны сэкономят нам кучу баксов в эти времена, «когда топливо такое недешевое». В каждом по восемьсот галлонов.
- Это означает, он весит… сколько? Шестьдесят четыре сотни фунтов?
Расти кивнул.
- Плюс вес самого баллона. Его тяжело поднимать – нужен вилочный подъемник или гидравлический домкрат, – но передвигать легко. Пикап «Рэм» рассчитан на шестьдесят восемь сотен фунтов, а на деле способен везти больше. Один такой баллон помещается в кузов. Немного торчит позади, вот и все, – по-жал плечами Расти. – Вешай красный флажок и вези куда хочешь.
- И этот здесь единственный? – спросил Барби. – Что же, если топливо в нем закончится, не будет света в горсовете.
- Разве что Ренни с Сендерсом знают, где остальные баллоны, – согласился Расти. – И я уверен, что они это прекрасно знают.
Барби провел рукой по синей трафаретной надписи «БОЛ КР» на боку баллона.
- Это то, что вы потеряли.
- Мы не потеряли; его у нас украли. Такова моя мысль. Только здесь должно быть еще пять наших баллонов, потому что всего их пропало у нас шесть.
Барби окинул глазом длинный склад. Только снегоочистительные плуги и картонные коробки с запча-стями, а вообще здесь на вид пусто. Особенно рядом с генератором.
- Если забыть о тех, что стибрили в больнице, где остальные баллоны, которые принадлежат городу?
- Не знаю.
- И для чего их используют?
- Я не знаю, – повторил Расти, – но имею намерение узнать.
ПАДАЮТ РОЗОВЫЕ ЗВЕЗДЫ
Барби и Расти вышли во двор, наслаждаясь свежим воздухом. В нем ощущался привкус дыма от не-давно погашенного пожара на западной окраине города, но после генераторных выхлопов в сарае дышать им было очень приятно. Дряблый ветерок трогал их щеки мягкими кошачьими лапками. В коричневом па-кете для покупок Барби нес найденный им в старом бомбоубежище счетчик Гейгера.
- Это дерьмо нельзя так оставлять, – произнес Расти. Лицо у него было пасмурное и решительное.
- Что ты собираешься с этим делать? – спросил Барби.
- Сейчас? Ничего. Вернусь в госпиталь, сделаю обход. Но позже вечером я хочу постучать в двери Джима Ренни, и потребовать у него объяснений. Лучше бы он их имел, и лучше бы он где-то имел спря-танными остальные наши баллоны, потому что уже послезавтра в больнице пропан закончится, даже при том, что все второстепенные службы отключены.
- Послезавтра может все закончиться.
- Ты в это веришь?
Вместо ответа Барби сказал:
- Выборный Ренни может быть опасен, если ему сейчас резко задать этот вопрос.
- Только сейчас? Эти слова выдают в тебе новичка в нашем городе лучше, чем что-либо другое. Я слышал такое о Джиме Ренни в течение всех тех десяти тысяч с лишним лет, что он руководит нашим го-родом. Он или говорит людям «мотай отсюда», или призывает к терпению. «На благо города», – говорит он. Это выражение номер один в его хит-параде. В марте городское собрание это было вообще курам на смех. Вопрос об установлении новой канализационной системы? Извините, город не вытянет налогов. Во-прос о коммерциализации участков. Замечательная мысль, городу нужна прибыль, давайте позволим по-строить «Уолмарт»[235] на шоссе 117.
Лаборатория исследования экологии малых городов из Мэнского университета сообщает, что в озере Честер большой уровень загрязнения воды? Выборные рекомендуют отложить этот вопрос, потому что все же знают, что подобными научными исследованиями руководят радикальные гуманисты, мягкосердеч-ные атеисты. Но больница, она на благо города, как ты считаешь?
- Считаю, да, – Барби немного удивился такой пылкости.
Расти, с руками, засунутыми в задние карманы джинсов, втупился глазами в землю. Потом поднял взгляд.
- Я так понимаю, что Президент подталкивает тебя к захвату всей власти. Думаю, сейчас наилучший момент тебе это сделать.
- Это идея, – улыбнулся Барби. – Разве только… Ренни и Сендерс имеют собственные полицейские силы, а у меня они откуда?
Расти не успел ответить, как зазвонил его мобильный. Он открыл телефонную трубку и посмотрел на маленькое окошко.
- Линда? Что?
Выслушал.
- Хорошо, понимаю. Если ты уверена, что с ними обеими сейчас все хорошо. А ты точно уверена, что именно Джуди? Не Дженнилл? – Он еще немного послушал, и тогда произнес: – Я считаю, что на самом деле это хорошая новость. Я смотрел двух других детей сегодня утром – у обоих были кратковременные судороги, которые быстро прошли, задолго до того, как я их увидел, и оба чувствуют себя после этого хо-рошо. Еще по поводу трех нам сегодня звонили по телефону. Джинни Т. осматривала другого ребенка. Это может быть побочный эффект той силы, которая поддерживает этот Купол.
Он вновь начал слушать.
- Потому что у меня не было возможности, – ответил он. Тоном терпеливым, непротиворечивым. Бар-би представил себе тот вопрос: «Дети целый день в судорогах, а ты мне про это рассказываешь?»
- Ты заберешь детей? – спросил Расти. Снова послушал. – Хорошо. Хорошо. Если почувствуешь, что что-то не так, звони по телефону мне немедленно. Я моментально прилечу. И не забудь, Одри должна быть рядом с ними. Так. Ага. И я тебя люблю. – Он прицепил телефон на пояс и обеими ладонями пригла-дил себе волосы так сильно, что глаза у него на мгновение сделались совсем китайскими.
- Ради Христа, кто такая Одри?
- Наша собака, породы золотистый ретривер.
- Расскажи-ка мне про эти судороги.
Расти рассказал, не забыв о том, что Дженни говорила о Хэллоуине и что Джуди говорила о розовых звездах.
- Слова о Хэллоуине напоминают то, что проговаривал сквозь рыдания мальчик Динсморов, – заме-тил Барби.
- Конечно, разве нет?
- А другие дети? Кто-то из них говорил о Хэллоуине? Или о розовых звездах?
- Родители, с которыми я сегодня виделся, говорили, что их дети лопотали что-то, пока продолжались судороги, но они сами были весьма напуганными, чтобы обращать внимание на слова.
- А сами дети не помнят?
- Дети даже не знают, что у них были судороги.
- И это нормально?
- Это не ненормально.
- А не может быть так, что твоя младшая дочь копирует старшую? Может… ну, я не знаю… ревнует к вниманию?
Расти не рассматривал такой возможности, не было на это времени, вообще. Теперь он обдумал этот вариант.
- Возможно, но вряд ли, – он кивнул на желтый старинный счетчик Гейгера в сумке. – Собираешься заняться исследованиями с этой штукой?
- Я? Нет, – возразил Барби. – Эта деточка – собственность города, правителям которого я не очень нравлюсь. Не хотелось бы мне быть пойманным с этой машинкой, – он протянул пакет Расти.
- Я не могу. Именно сейчас я буду очень занят.
- Знаю, – сказал Барби и начал объяснять Расти, что он хочет, чтобы тот сделал. Расти внимательно слушал, слегка улыбаясь.
- О’кей, – согласился он. – Мне это подходит. А сам ты, что собираешься делать, пока я буду выпол-нять твою задачу?
- Готовить ужин в «Шиповнике». Сегодняшнее фирменное блюдо – цыплята а-ля Барбара. Хочешь, пришлю тебе порцию в больницу?
- Аппетитно звучит, – кивнул Расти.
По дороге к госпиталю Расти остановился возле редакции «Демократа» и передал счетчик Гейгера Джулии Шамвей.
Она выслушала инструкции Барбары с кроткой улыбкой.
- Этот мужчина знает, как передавать полномочия, надо отдать ему должное. Я позабочусь об этой вещи с радостью.
Расти хотел было предупредить ее, чтобы счетчик не попал на глаза кому не следует, но нужды в этом не было. Пакет с прибором исчез в промежутке для ног между тумбами ее письменного стола.
Дорогой в госпиталь он набрал Джинни Томлинсон и спросил у нее о том звонке по поводу судорог, на который она отвечала.
- Маленький мальчик по имени Джимм Викер. Звонил его дедушка. Кажется, Билл Викер?
Расти его знал. Билл приносил им почту.
- Мать мальчика оставила его на дедушку, пока сама ездила заправиться. Кстати, в «Топливе & Бака-лее» обычный бензин почти закончился, и Джонни Карвер имел наглость задрать цену до одиннадцати долларов за галлон. Одиннадцати!
Расти слушал терпеливо, думая, что лучше бы ему было об этом поговорить с Джинни с глазу на глаз. Он уже был почти рядом с самой больницей. Когда она закончила жаловаться, он спросил, не прого-варивал ли что-то Джимми, в то время как у него случились судороги?
- Конечно, говорил. Билл сказал, что он что-то там болтал. Припоминаю, что-то о розовых звездах. Или о Хэллоуине. Или, может, я путаю с тем, что говорил Рори Динсмор после того, как его ранило. Люди потом еще об этом говорили.
«Конечно, говорили, – мрачно подумал Расти. – И еще будут говорить, если соберут в кучу то и другое. А так оно, несомненно, и будет».
- Хорошо, – произнес он. – Благодарю тебя, Джинни.
- А ты когда вернешься, Рэд Райдер[236]?
- Я почти уже на месте.
- Хорошо. Потому что у нас новый пациент. Сэмми Буши. Она была изнасилована.
Расти застонал.
- Ей уже лучше. Ее привезла Пайпер Либби. Я не смогла узнать от нее, кто это сделал, но, думаю, Пайпер узнала. Она от нее вышла такой, словно у нее волосы горят, словно ее кто-то за сраку… – пауза. Джинни так зычно зевнула, что даже Расти услышал. – Укусил.
- Джинни, сердце мое, когда ты спала последний раз?
- Я в порядке.
- Иди домой.
- Ты смеешься? – испуганным голосом.
- Нет. Иди домой. Поспи. И не включай будильник, – вдруг у него всплыла новая мысль. – Но зайди по дороге в «Розу-Шиповник», ты же сможешь? Они сегодня жарят цыплят. Я слышал это из надежных источ-ников.
- Саманта Буши…
- Я осмотрю ее уже через пять минут. А тебе, пчелка, нужно к тому времени отлететь прочь.
Она не успела запротестовать, как он сложил телефон.
Большой Джим Ренни чувствовал себя прекрасно, как для человека, который прошлой ночью убил другого человека. Отчасти благодаря тому, что он не считал это убийством, так же, как не считал убийст-вом смерть своей покойной жены. Ее убил рак. Неоперабельный. Да, возможно, в последнюю неделю он давал ей много болеутоляющих таблеток, а в конце еще и помог ей подушкой (впрочем, легонечко, мед-ленно перекрывая ей дыхание, он передал ее в руки Иисуса), но сделал он это из любви и из-за собствен-ной доброты. То, что случилось с преподобным Коггинсом, было немного более грязным, это надо при-знать, но тот сам на него так наехал. Абсолютно неспособен был поставить благо города впереди собст-венной выгоды.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |