Памяти Сурендры Дахъябхай Патела 11 страница

ВЕЙДЕР, было написано там.

Конечно, в Милле живет один-единственный человек, которого Гови именовал Вейдером, как того Дарта из «Звездных войн», – это Большой Джим Ренни.

Заинтригованная, она передвинула туда курсор и дважды щелкнула, опасаясь, не защищена ли эта папка паролем.

Так и оказалось. Она попробовала набрать слово WILDCATS, которым открывалась папка ТЕКУЩЕЕ (Гови не защищал паролем СУД), и угадала. Внутри находилось два документа. Один назывался ТЕКУ-ЩЕЕ РАССЛЕДОВАНИЕ. Второй файл, в формате PDF, назывался ПИСЬМО ОТ ГПШМ. Языком Гови это означало Генерального прокурора штата Мэн. Она щелкнула этот файл.

Бренда читала письмо с нарастающим удивлением, и слезы высыхали на ее щеках. Первое, на что она обратила внимание, было обращение: не Уважаемый шеф Перкинс, а Дорогой Дюк.

Хотя письмо было составлено не языком Гови, а на юридическом жаргоне, некоторые фразы просто бросались в глаза, словно были напечатаны жирным шрифтом. Первая – неправомерное присвоение го-родских средств и ресурсов. Следующая – более чем вероятное участие выборного Сендерса. Дальше – совокупность должностных преступлений оказалась более глубокой и широкой, чем нам представлялось три месяца назад.

А в конце, уже, словно не только жирным шрифтом, но и прописными буквами: ПРОИЗВОДСТВО И РАСПРОСТРАНЕНИЕ НЕЛЕГАЛЬНЫХ НАРКОТИКОВ.

Выглядело так, что молитва ее была услышана и ответ она получила, хотя абсолютно неожидаемым образом. Бренда села на стул Гови, щелкнула на файле ТЕКУЩЕЕ РАССЛЕДОВАНИЕ в папке ВЕЙДЕР и продолжила общение со своим покойным мужчиной.

Речь Президента – длинное подбадривание, мало информации – закончилась в 24:21. Расти Эверетт посмотрел выступление по телевизору в комнате для отдыха на третьем этаже больницы, в последний раз просмотрел бумаги с клиническими данными и отправился домой. В его медицинской карьере случались и более хлопотные дни, но никогда еще он не чувствовал такого беспокойства, такого уныния в отношении будущего.

Дом был темным. Они с Линдой говорили на тему приобретения генератора в прошлом году (и поза-прошлого тоже), потому что Честер Милл каждую зиму оставался без электричества, бывало, и на четыре-пять дней, то же самое случалось раза по два каждое лето; Энергокомпания Западного Мэна не принад-лежала к самым надежным поставщикам услуг. Все те рассуждения заканчивались одинаково: они не мо-гут его себе позволить. Возможно, если бы Линда работала в полиции на полную ставку, но ни она, ни он этого не желали, пока их девочки еще так малы. «По крайней мере, у нас хорошая печка и до черта дров. Если до этого дойдет».

В бардачке лежал фонарик, но, когда он его включил, тот выдал блеклый луч и уже через пять секунд умер. Расти пробормотал плохое слово, и напомнил себе, что завтра надо бы прикупить батарейки – то есть сегодня днем. Конечно, если будут работать магазины.

- Если после двенадцати лет жизни в этом доме я не найду дорогу, я обезьяна.

Конечно, так оно и есть. В этот вечер он действительно чувствовал себя обезьяной – той, которую только что поймали, привезли в зверинец и заперли в клетке. И дышал он, бесспорно, как обезьяна. На-верное, надо встать под душ, прежде чем ложиться…

Однако. Нет электричества – нет душа.

Ночь была безлунная, но ясная, с неба на дом смотрели миллиарды звезд, и выглядели они такими же, как всегда. Может, там, наверху, барьера нет? Президент на эту тему не высказался, и, возможно, те, кто изучает это дело, еще и сами не знают. Если Милл оказался на дне чего-то наподобие колодца, а не накрытым каким-то идиотским стеклянным колпаком, то дела не такие уже и плохи. Правительство сможет подавать сюда все необходимое по воздуху. Бесспорно, если страна может тратить сотни миллиардов на обеспечение корпоративных долгов, то и сюда закинуть на парашютах немного лишней еды и несколько паршивых генераторов она может себе позволить.

Преодолев крыльцо, он уже извлек ключ, и тут заметил, что что-то висит на дверной щеколде. Накло-нился поближе, рассмотрел и улыбнулся. Это был мини-фонарик. На распродаже Последний День Лета в Бэрпи Линда купила таких шесть штук за пять баксов. Тогда это показалось ему глупым расточительством, он даже вспомнил, что подумал тогда: «Женщины скупаются на распродажах по тем же мотивам, что и мужчины восходят на вершины гор – только потому, что они туда попали».

На заднем торце фонарика торчала маленькая металлическая петелька. Сквозь нее был протянут шнурок от одного из его старых кед. К шнурку была приклеена записка. Он оторвал бумажку и нацелил на нее лучик фонарика.

Привет, любимый. Надеюсь, ты в порядке. Обе Джей наконец-то угомонились. Обе были расстроены и беспокойны на протяжении ночи, но, в конце концов, вырубились. Завтра я с утра на службе целый день и я именно это имею в виду – целый день, с 7:00 до 19:00, приказал Питер Рендольф (наш новый шеф – УЖАС). Марта Эдмандс пообещала взять к себе девочек, благослови Господи Марту. Постарайся не раз-будить меня. (Хоть я могу и не заснуть.) Боюсь, впереди у нас трудные дни, но мы их переживем. В кла-довке полно пищи, слава Богу.

Любимый, я знаю, ты устал, но не выгуляешь ли Одри? У нее так и не прошел тот ее странный ску-леж. Может, ощущала приближение этой штуки? Говорят, собаки предчувствуют землетрясение, и воз-можно…

Джуди и Дженни просили передать, что любят папу. И я тоже.

Мы успеем поболтать завтра, правда же? Поболтать и скупиться.

Мне немножечко страшно.

Лин

Ему тоже было страшно и не очень радостно от того, что его жене завтра придется работать двена-дцать часов в то время, как ему самому – шестнадцать, а то и дольше. Не рад он был и потому, что Джуди и Дженнилл целый день пробудут с Мартой в то время, как им, надо полагать, тоже страшно.

Но меньше всего радости он ощущал от того, что должен вести на прогулку собаку, в то время как на дворе уже был почти час ночи. Он подумал, что она действительно могла ощущать приближение барьера; он знал, что у собак развито предчувствие многих явлений, не только землетрясений. Однако, если тот ее странный скулеж действительно был связан с этим, Одри уже должна была бы успокоиться, не так ли? По дороге домой он не слышал городских собак, все они хранили гробовое молчание. Никто не лаял, не выл. Не слышал он также и разговоров о том, чтобы какая-нибудь скулила перед этим.

«А может, она сейчас спит себе спокойно на своем лежаке около печи?» – подумал он, открывая две-ри.

Одри не спала. Она сразу подошла к нему, не прыгая радостно, как это бывало по обыкновению: «Ты дома! Ты дома! О, слава Богу, ты дома!» – а подволочилась, чуть ли не украдкой, с виновато поджатым хвостом, словно вместо ласкового поглаживания по голове ожидала удар (которых ни разу не получала). И на самом деле, она вновь скулила. То есть продолжала делать то же самое, что начала еще до появления барьера. На пару недель она вроде бы перестала, и, Расти тогда подумал, что это у нее прошло совсем, а потом завывания начались вновь, иногда тихо, иногда громко. Сейчас она делала это громко – или, может, так только казалось в темной кухне, где не горели цифровые табло на печке и микроволновке и свет над мойкой, который по обыкновению оставляла включенным для него Линда, также не горел.

- Перестань, девочка, – попросил он. – Ты перебудишь всех в доме.

Но Одри не послушалась. Она ласково ткнулась головой в его колено и подняла глаза от узкого ярко-го луча фонарика, который он держал в правой руке. Он готов был поклясться, что у нее умоляющий взгляд.

- Хорошо, – произнес он. – Хорошо, хорошо. На прогулку.

Ее поводок висел на гвоздике около дверей кладовки. Он сделал шаг в том направлении (перед этим перекинув через голову шнурок, повесив себе на шею фонарик), но Одри стремительно забежала вперед его, словно не собака, а кошка. Если бы не фонарик, он бы об нее точно перецепился и упал. Логичное было бы завершение для такого похабного дня.

- Подожди всего лишь минутку, подожди.

Но она гавкнула на него и пошла на попятную.

- Тише! Одри, тихо!

Вместо того, что бы замолчать, она вновь залаяла, в спящем доме это прозвучало шокирующе звон-ко. Он даже вздрогнул от удивления. Одри метнулась вперед, ухватила зубами его за штанину и начала идти на попятную по коридору, стараясь потащить его за собой.

Заинтригованный, Расти позволил ей себя вести. Увидев, что он идет, Одри отпустила его брюки и побежала к ступенькам. Преодолела пару ступенек, осмотрелась и гавкнула вновь.

Наверху, в их спальне, включился свет.

- Расти? – голос Лин звучал мрачно.

- Да, это я, – откликнулся он, стараясь говорить как можно тише. – Хотя на самом деле это Одри.

Он двинулся вслед за собакой вверх по ступенькам. Одри не промчала их на одном дыхании, как по обыкновению она это делала, а то и дело останавливалась, оглядываясь на него. Для собаководов мимика их животных всегда была полностью понятной, и сейчас Расти увидел в этом большую тревогу. Одри прижала уши к голове, хвост так и оставался поджатым. С тихого скулежа она перешла на высокий уро-вень. Вдруг Расти подумал, а не прячется ли где-то в доме вор. Кухонные двери были заперты, Лин по обыкновению всегда замыкала все двери, когда оставалась дома сама с девочками, однако…

Линда вышла на лестничную площадку, подпоясывая белый махровый халат. Увидев ее, Одри вновь гавкнула. Прозвучало это, как «прочь-с-моего-пути».

- А ну-ка перестань, Одри! – прикрикнула женщина, но Одри промчала мимо нее, толкнув ее в ногу так сильно, что Линда даже откинулась на стену.

А собака побежала по коридору в сторону детской спальни, где все еще было тихо.

Линда также добыла из кармана халата фонарик.

- Что это здесь такое творится, ради всего святого…

- Думаю, лучше тебе вернуться в спальню, – ответил ей Расти.

- Черта с два!

Она побежала по коридору, опережая его, тонкий яркий луч прыгал перед ней.

Девочкам было семь и пять годков, они недавно вошли в тот период, который Линда называла «фа-зой женской секретности». Одри уже встала на задние лапы перед их дверями и начала шкрябать их ког-тями.

Расти догнал Линду в то мгновение, когда она приоткрывала двери. Линда влетела вглубь, даже не кинув взгляд на кровать Джуди. А их пятилетняя дочка спала.

Не спала Дженнилл. Но и не просыпалась. В то мгновение, как два луча сошлись на ней, Расти все понял, и обругал себя за то, что не осознал раньше того, что происходит – того, что, наверное, длится уже с августа, а может, и с июля. Потому что то, чем удивляла их Одри – тот скулеж, – было хорошо задокумен-тировано. Он просто не замечал правды, хотя она смотрела ему прямо в глаза.

Дженнилл, с раскрытыми глазами, в которых виднелись только белки, не билась в конвульсиях (слава Богу, и за это), но дрожала всем телом. Она скинула с себя одеяло ногами, наверное, в начале приступа, и в двойном свете фонариков он увидел влажное пятно на ее пижамных штанишках. Пальцы у нее шевели-лись так, словно она разминалась, перед тем как начать играть на рояле.

Одри села возле кровати, восхищено-внимательно смотря на свою маленькую хозяюшку.

- Что это с ней? – вскрикнула Линда.

- На другой кровати зашевелилась Джуди.

- Мамочка? Уже завтрак? Я опоздала на автобус?

- У нее эпилептический припадок, – произнес Расти.

- Так помоги ей! – заплакала Линда. – Сделай что-нибудь! Она умирает?

- Нет, – ответил Расти, и часть его мозга, которая сохранила способность к анализу, подсказала, что это почти наверняка только незначительный эпилептический припадок – как и все, что могли быть у нее раньше, иначе бы они об этом уже знали. Но все воспринимается по-другому, когда такое происходит с твоим родным ребенком.

Джуди села в кровати, раскинув во все стороны свои мягкие игрушки. Глаза у нее были широко рас-крыты от испуга, ребенок не очень обрадовался, когда Линда выхватила ее из постели и прижала себе к груди.

- Пусть она перестанет! Сделай что-нибудь, чтобы она перестала, Расти!

Если это незначительный припадок, он прекратится сам собой.

«Прошу Тебя, Господи, пусть он прекратится сам собой», – подумал он.

Он обхватил ладонями мелко дрожащую голову Джен, и попробовал легонько ее поднять и покрутить, чтобы проверить, чисто ли в ее дыхательных путях. Сначала у него это не получилось – мешала чертова поролоновая подушка. Он скинул ее на пол. Та, падая, ударила Одри, но собака, не отводя от ребенка влюбленного взгляда, только вздрогнула.

Теперь у Расти получилось немного отклонить назад дочкину головку и он услышал ее дыхание.

Не учащенное, и не слышно порывистое, как при недостатке кислорода.

- Мамочка, что случилось с Джен-Джен? – спросила Джуди сквозь слезы. – Она сошла с ума? Она за-болела?

- Не сошла с ума, только немножечко заболела, – Расти сам удивился, как спокойно он говорит. – По-чему бы тебе не попросить маму отнести тебя вниз в нашу…

- Нет! – вскрикнули обе вместе абсолютно гармоничным двуголосьем.

- Хорошо, – согласился он. – Тогда ведите себя тихонько. Не напугайте ее, когда она проснется, пото-му что ей и так будет страшно.

- Немного страшно, – исправился он. – Одри, наша дорогая девочка. Ты наша очень-очень хорошая девочка.

По обыкновению такие комплименты вызывали у Одри пароксизм радости, но не в эту ночь. Она да-же хвостом не вильнула. Вдруг собака выдала короткий рык и легла, опустив морду на лапы. Буквально через несколько секунд, Джен прекратила дрожать и глаза у нее закрылись.

- Черт меня побери, – произнес Расти.

- Что? – переспросила Линда с кровати Джуди, на краешке которой она сидела с меньшенькой на ру-ках. – Что?

- Прошло, – ответил Расти.

Но нет. Не совсем. Дженни вновь раскрыла глаза, и они выглядели нормальными, но никого и ничего не видели.

- Большая Тыква! – вскрикнула Дженнилл. – Это Большая Тыква во всем виновата! Надо остановить Большую Тыкву!

Расти ее легонько встряхнул.

- Дженни, тебе что-то померещилось. Наверное, плохой сон приснился. Но все прошло, и с тобой те-перь все обстоит благополучно.

Какое-то мгновение она еще не приходила в сознание, хотя глаза шевелились, и потому он понял, что дочь его видит и слышит.

- Прекрати Хэллоуин, папа! Тебе нужно прекратить Хэллоуин!

- Хорошо, доченька, сейчас же. Хэллоуин отменяется. Полностью.

Она моргнула, подняла руку, чтобы убрать со лба клок промокших потом волос.

- Что? Почему? Я же хотела одеться в костюм принцессы Леи![122] Так все пошло прахом в моей жиз-ни? – заплакала она.

Подошла Линда (следом семенила Джуди, держась за край маминой юбки) и, приговаривая: «Ты обя-зательно выступишь принцессой Леей, дорогуша, я тебе обещаю», взяла Дженнилл на руки.

Джен смотрела на своих родителей изумленно, подозрительно, как-то перепугано.

- Что вы тут делаете? А она, почему не спит? – показала девочка на Джуди.

- Ты описалась в постели, – радостно сообщила Джуди, а когда Джен поняла, что так оно и есть, за-рыдала еще сильнее.

Расти едва удержался, чтобы не дать меньшей хорошенького тумака.

Он всегда считал себя довольно цивилизованным отцом (особенно по сравнению с теми, которые иногда украдкой приводили в больницу своих детей – кого с поломанной рукой, кого с подбитым глазом), но сегодня он себя таким не чувствовал.

- Это не имеет значения, – объявил Расти, крепче обнимая Дженнилл. – Это не твоя вина. Ты немного приболела, но теперь все уже прошло.

- Ее надо везти в больницу? – спросила Линда.

- Только в амбулаторию, и то не сейчас. Завтра утром. Там я подберу для нее необходимое лекарст-во.

- НЕ ХОЧУ НИКАКИХ УКОЛОВ! – заверещала Дженни, рыдания ее еще больше усилились. Расти это понравилось. Здоровая реакция с ее стороны. И мощная.

- Уколов не будет, милая, только таблетки.

- Ты уверен в этом? – спросила Линда.

Расти посмотрел на собаку, которая теперь мирно лежала мордой на лапах, не обращая внимания на все эти драматические перипетии.

- Одри уверена, – ответил он. – И с этой ночи она будет спать здесь, с девочками.

- Bay! – вскрикнула Джуди. Она стала на колени и театрально обняла собаку.

Расти положил руку на плечо жене. А она склонила голову ему на плечо так, словно у нее уже закон-чились силы держать ее прямо. – К чему это? – спросила она. – Зачем?

- Сам не знаю. Просто в знак благодарности за то, что это был лишь незначительный припадок.

Сейчас его молитва была услышана.

СУМАСШЕСТВИЕ, СЛЕПОТА, ОЦЕПЕНЕНИЕ СЕРДЦА

Джо Пугало проснулся поздно, потому, что поздно лег. Фактически, он не спал всю ночь.

Этот тринадцатилетний Джо Макклечи имел также и другие прозвища – Король штукарей и Скелетик – и жил он на Милл-Стрит в доме №19. Ростом под метр восемьдесят, он весил всего лишь немногим более шестидесяти восьми кило, и, действительно, был похожим на скелет. Но имел он безупречный ум. В вось-мом классе Джо учился только потому, что его родители были решительно против «перескакивания впе-ред».

Самому Джо это было по барабану. Его друзьям (а имел он их на удивление много, как для сухореб-рого тринадцатилетнего гения) также. Уроки ему давались, как собаке бега, а вокруг было полно компью-теров – их в Мэне каждый школьник имеет. Кое-какие из самых лучших сайтов, конечно, были заблокиро-ваны, но Джо легко решал такие проблемы. И радушно делился информацией с ближайшими друзьями, к которым принадлежали Норри Келверт и Бэнни Дрэйк (Бэнни, в частности, был большим почитателем сай-та «Блондинки в белых трусиках», на котором он регулярно пасся во время ежедневных занятий в библио-теке). Безусловно, такая щедрость в какой-то мере объясняла популярность Джо, но не полностью; его просто считали классным парнем. Неклейка на его рюкзаке содержала надпись, которая давала лучшее объяснение: БОРИСЬ С СИСТЕМОЙ КАЖДЫЙ ДЕНЬ.[123]

Джо имел отличные оценки, был надежным, а иногда и ярким центральным форвардом в школьной баскетбольной команде (уже в седьмом классе принимал участие в межшкольных турнирах!), а также ви-тиеватым игроком в европейский футбол. Умел бренчать на пианино и два года назад получил второй приз на ежегодном городском конкурсе талантов за невыразимо смешной, расслабленный танец под убойный хит Гретхен Уилсон «Белая сельская труженица».[124] Взрослые в зале аплодировали, покатываясь со смеху. А Лисса Джеймисон, главная городская библиотекарша, сказала, что, если бы он захотел, то мог бы этим зарабатывать себе на жизнь, однако амбиции Джо не простирались так далеко, чтобы наследовать судьбу Наполеона Динамита[125].

- Чистый заговор, – мрачно сказал Сэм Макклечи, вертя в руках медаль, которую его сын получил за второе место. Наверное, это было правдой: победителем того года объявили Даги Твичела, который, ну чисто случайно, оказался братом третьей выборной. Напевая «Лунную реку»[126], Твич еще и жонглиро-вал полдесятком цирковых булав.

Джо не волновало, был там заговор или нет. Он потерял интерес к танцам точно так же, как раньше терял его к другим делам, в которых достигал какого-то уровня мастерства. Даже его любовь к баскетболу, о которой еще в пятом классе он думал, что она будет вечной, начала блекнуть.

Похоже, только страсть к интернету, этой электронной галактике безграничных возможностей, не уга-сала в нём.

Его заветной мечтой и целью, о которой он даже своим родителям не говорил ни слова, было стать Президентом Соединенных Штатов. «Может так произойти, – думал он, – что я врежу танец Наполеона Ди-намита на своей инаугурации. Это шоу пожизненно будет висеть на Ютубе [127]».

Всю первую ночь Купола Джо просидел в интернете. Семья Макклечи не имела генератора, но ноут-бук Джо был полностью заряжен и готов к работе. Кроме того, он имел еще десяток запасных аккумулято-ров. Когда-то он подговорил человек восемь друзей, которые принадлежали к его неформальному компь-ютерному клубу, тоже делать запасы, – и, знал, где сможет достать еще аккумуляторов, если они ему по-надобятся. А может, и не понадобятся: в школе работал крутой генератор, и он думал, что без проблем сможет подзарядиться там. Если даже Милловскую среднюю школу на некоторое время закроют, мистер Оллнат, школьный сторож, беспрекословно его пустит; мистер Оллнат также был фанатом сайта blondesinwhitepanties.com. Не говоря уже о сайтах, с которых можно было качать кантри музыку, бесплат-ный доступ к которым ему тоже обеспечивал Пугало Джо.

В ту, первую ночь, Джо едва не убил свою Wi-Fi-Карту[128], сумасбродно – возбуждено, словно жаба по горячим камням, перепрыгивая с блога на блог. Каждый новый блоггер[129] выдавал информацию, бо-лее страшную, чем его предшественник. Фактов было маловато, при этом, теории заговора изобиловали пышным цветом. Джо полностью соглашался со своими мамой и отцом, которые тех сумасбродов, что жи-ли в интернете (и ради него), называли «людьми под жестяными колпаками», но он и сам верил в пра-вильность поговорки: если видишь много лошадиного дерьма, значит, где-то поблизости обнаружится и лошадка.

К тому времени, как первая Ночь Купола перешла в его второй день, на всех блогах воцарилась об-щая версия: лошадку сейчас играли не террористы, не пришельцы из космоса и не Большой Ктулху, а наш старый добрый военно-промышленный комплекс. Детали на разных сайтах отличались, но три базовых версии были тождественными. По одной, Купол – это жестокий эксперимент, в котором жители Честер Милла выступают всего лишь лабораторными мышами. По другой, это эксперимент, который вышел из-под контроля (точь-в-точь, как в фильме «Туман»[130], написал какой-то блоггер). По третьей, это совсем не эксперимент, а хладнокровно спланированный и продуманный повод для объявления войны опреде-ленным врагам Америки. «И мы победим! – писал блоггер под ником Toldjaso87 – Потому что с таким но-вым оружием КТО СМОЖЕТ УСТОЯТЬ ПРОТИВ НАС? Друзья, МЫ В НОВОЙ АНГЛИИ ПАТРИОТЫ НА-ЦИИ!!!»[131].

Джо не знал, какая из этих теорий лучше, если вообще, хоть одна из них приемлема. Но его это и не волновало. Его интересовало другое: интернет соглашался с тем, что за этим стоит правительство.

Настало время для проведения демонстрации, которую, конечно, возглавит он. И не в городе, а на шоссе 119, где они смогут высказать свой протест напрямую системе. Сначала участие возьмут, наверня-ка, только его друзья, но со временем, присоединятся и другие. Он в этом не сомневался. Наверняка, сис-тема все еще не допускает сюда прессу, но даже в свои тринадцать лет Джо уже хватало ума, что бы осознавать, что это не так уже и важно. Потому что там, одетые в военную форму, стоят люди, и у кого-нибудь из них, по крайней мере, за безэмоциональным выражением лица скрывается работа мозга. Пусть присутствие военных, в целом, демонстрирует силу системы, однако среди этого целого скрываются лич-ности, кое-кто из которых может оказаться тайным блоггером. Они выложат в интернет свои свидетельст-ва, а кто-то и проиллюстрирует их сделанными телефоном снимками: Джо Макклечи и его друзья несут плакаты с надписями: ПРОЧЬ СЕКРЕТНОСТЬ. СТОП ЭКСПЕРИМЕНТ. СВОБОДУ ЧЕСТЕР МИЛЛУ и т.д., и т.д.…

Плакаты следует развесить и по городу, пробормотал он. Ну, это не проблема. Все его друзья имеют принтеры. И велосипеды.

Только начало светать, как Пугало Джо уже разослал майлы. Потом он сядет на велосипед, заедет за Бэнни Дрэйком и они начнут действовать. А может, и Норри Келверт заодно привлекут. В выходные, кол-леги Джо по обыкновению вставали поздно, но Джо считал, что этим утром в городе никто долго не будет спать. Ясно, что система скоро прикроет интернет, как сделала уже это с телефонной связью, но пока что интернет – оружие Джо, оружие народа.

Настало время бороться с системой.

- Ребята, поднимите руки, – произнес Питер Рендольф. Перед новобранцами он стоял утомленный, с не выспавшимися глазами, но чувствовал себя одновременно мрачно и радостно. Зеленый автомобиль шефа на полицейском паркинге стоял заправленный, готовый возить его.

Новобранцы (Рендольф в своих официальных рапортах городским выборным предпочитал бы назы-вать их внештатными помощниками) послушно подняли руки. Их стояло пятеро, и не только парни, была среди них и приземистая молодая девушка по имени Джорджия Руа. Безработная парикмахерша, подруж-ка Картера Тибодо. Это Джуниор подсказал своему отцу, что хорошо было бы включить в их компанию также женщину, чтобы таким образом всех успокоить. И Большой Джим сразу с этим согласился. Рен-дольф сначала был против, но едва Большой Джим продемонстрировал новому шефу одну из своих са-мых злобных улыбок, как тот сразу же сдался.

И, должен был признать он, принимая у новичков присягу (с выражением блюстителя порядка на ли-це), на вид все они были довольно крепкими. Джуниор немного похудел за лето и совсем потерял свою былую форму взрывного форварда школьной футбольной команды, однако все равно, явно весил около девяноста кило, да и другие, даже девушка, выглядели натуральными бычками.

Они повторяли вслед за ним, фразу за фразой, текст присяги: Джуниор стоял крайним слева около своего друга Фрэнки Делессепса; далее стояли Тибодо и Руа, а последним Мэлвин Ширлз. У Ширлза на лице блуждала отстраненная улыбка деревенского идиота. Рендольф стер бы это идиотское выражение с его лица за три недели тренировки (да что там, за неделю), но он не имел на это времени.

Единственное, в чем он не уступил Большому Джиму, было право на оружие. Ренни настаивал на разрешении, делая ударение на том, что «они уравновешенные, богобоязненные ребята», говорил, что сам готов их обеспечить, если необходимо.

Рендольф мотал головой.

- Ситуация слишком нестабильна. Сначала посмотрим, как они себя покажут.

- Если кто-то из них пострадает, пока себя будет показывать…

- Никто не пострадает, Большой Джим, – заверил Рендольф, искренне на это надеясь. – Это Честер Милл. Если бы тут был Нью-Йорк, все могло бы быть иначе.

Наконец Рендольф произнес:

- Также я буду преданно служить жителям этого города, и буду защищать их.

Эту фразу они повторили кротко, словно ученики воскресной школы в родительский день.

Даже Ширлз, вопреки своей идиотской улыбке, сумел. И выглядели они хорошо. Оружия не будет по-ка что, но рации они будут иметь. Резиновые дубинки с вмонтированными фонариками тоже. Стэйси Мог-гин, которая и сама теперь приобщится к патрулированию, нашла форменные рубашки для всех, кроме Картера Тибодо. Со склада ему ничего не подошло – слишком широк в плечах, но простая голубая рабочая рубашка, которую он нашел у себя дома, в целом, годилась. Хоть не уставная, но чистая. И серебристый значок, приколотый над левым карманом, будет извещать каждому именно то, что должен извещать.

Этого уже должен хватить.

- И помоги мне Господи, – произнес Рендольф.

- И помоги мне Господи, – повторили они.

Боковым зрением Рендольф заметил, как открылись двери. Зашел Большой Джим. Присоединился к Генри Моррисону, астматику Джорджу Фредерику, Фрэду Дентону и недоверчиво улыбающейся Джеки Вет-тингтон в дальнем конце помещения. Ренни появился, чтобы увидеть, как его сын принимает присягу, по-нял Рендольф. И, поскольку он все еще чувствовал себя неуютно после того, как отказал новичкам в ору-жии (отказ Большому Джиму в чем-то противоречил политически приспосабливаемой натуре Рендольфа), новый шеф симпровизировал, в основном, чтобы утешить второго выборного.

- И не буду позволять никому меня обсирать.

- И не буду позволять никому меня обсирать! – повторили они. Приподнято. С усмешкой. Нетерпели-во. Готовые контролировать город.

Большой Джим кивнул и показал ему большой палец, не смотря на услышанное бранное слово. У Рендольфа упал камень с сердца. Разве мог он себе представить, каким боком ему обернутся эти слова: «И не буду позволять никому меня обсирать»?

Когда Джулия Шамвей этим утром пришла в «Розу-Шиповник», большинство завсегдатаев уже позав-тракали и разошлись, кто в церковь, кто на импровизированные форумы на городской площади. Было де-вять часов. Барби работал сам, ни Доди Сендерс, ни Энджи Маккейн на работу не появились, что никого не удивило. Рози отбыла в «Фуд-Сити». И Энсон вместе с ней. Оставалось надеяться, что они вернутся нагруженные продуктами, однако Барби не тешил себя надеждами на это, пока не увидит покупок собст-венными глазами.

- У нас закрыто до обеда, – сказал он. – Но кофе есть.

- А цинамоновый рулет? – спросила с надеждой Джулия.

Барби покачал головой.

- Рози их не готовила. Старается сэкономить горючее для генератора, чтобы работать как можно дольше.

- В этом есть смысл, – согласилась Джулия. – Тогда просто кофе.

Он принес кофейник и заметил, наливая кофе:

- У вас уставший вид.

- Барби, этим утром каждый имеет утомленный вид. Все ужасно напуганы.

- Как дела с газетой?

- Я думала, выпущу ее до десяти, но похоже на то, что выйдет она только около трех дня. Это будет первый чрезвычайный выпуск «Демократа» с того времени, как наша Престил как-то разлилась втрое в ширину.

- Проблемы с печатью?

- Да нет, пока жив мой генератор. Просто я хочу сходить в бакалею, посмотреть, не собралась ли там толпа. Если да, то добавить об этом в репортаже. Пит Фримэн уже должен там снимать.

Барби не понравилось это слово – толпа.

- Господи, я надеюсь, люди будут вести себя пристойно.

- Будут. Это же, в конце концов, Милл, а не Нью-Йорк.

Барби не был уверен, что есть существенное различие между загнанными в угол полевыми и город-скими мышами, но промолчал. Она лучше его знала местный люд.

Дата добавления: 2015-11-04