Автор ничего не пропагандирует. 7 страница

–Я клоню к тому, что нашему брату обязательно необходимо очертить грани. Создать прозрачную систему продажи и покупки марихуаны. Разработать правила для всех желающих приобщаться к культуре с обязательным психологическим тестом о понимании продукта и идеи, которую он несет. Проходишь собеседование. В зависимости от результатов – получаешь доступ к специальным магазинам и кафе. Соблюдаешь правила – живешь спокойно, отдыхаешь. Нарушил – заплатил. Грубо нарушил – отошел от дел. Как правила дорожного движения, только для употребления марихуаны. Все клоуны на букву «чмо» ликвидируются естественным путем. Не запрет, не оголтелая вседозволенность, а позиция промежуточная, адекватная, со ссылкой на ступеньку культурной эволюции общества в целом.
– Это фантастика. Ты смешной.
– Лет через пятнадцать посмеешься, когда будешь в кафе сидеть и травку покуривать субботним вечером.
– Как же! Я к этой дряни уж точно не притронусь.
– Не зарекайся, мамаша!
– Зарекаюсь. Это дерьмо в итоге приводит к тяжелым наркотикам, а там уже недолго и ласты склеить.
– Единственный путь к тяжелым наркотикам – дурная голова. Следуя твоей логике, могу утверждать, что сигареты – путь к марихуане. От сигарет люди дохнут, словно мухи в помойном ведре, однако их не запрещают. Воспитание и здравое мышление играет главенствующую роль в любом жизненном выборе, и наркотики не исключение. Но марихуану я не могу назвать наркотиком, хоть убей. Это оскорбительно. Гимнастка бы обиделась, назови ее тяжелоатлетом.

– Как ты красиво мозги пудришь. Давай расскажи мне еще сказку о том, что травка не вызывает привыкания.
– Да ты просто револьвер, заряженный банальностями! Пойми, марихуана – деликатес. Как часто употреблять деликатесы – дело лично каждого. Не привычка управляет человеком, а он ей. Все зависит от наших мозгов и способности контролировать себя. Человек хочет – человек будет, не хочет – не будет. Люди привыкают к чему угодно, от маринованных осьминогов до необходимости ежедневной дрочки. Но, как многим известно, если ты рукоблудничаешь, то нет абсолютно никакой гарантии, что это приведет тебя к полноценному сексу. Теория о привыкании и дальнейшем переходе к более тяжелым наркотикам основана лишь на человеческой неосведомленности, которая не имеет ничего общего с реальностью. Людей надо просвещать, а не запугивать. Но так уж повелось в наших краях, что людей проще содержать в темнице. Закинул – и дело с концом. Пусть там сидит. Еду и сортир мы предоставим, а лишняя информация только навредит. Мало ли, поймет, что не только в темнице жить можно. Зачем нам эти проблемы на свою жопу? Дайте лучше ему выпить!
– Ты и сам выпиваешь! А заделался под противника алкоголя.

– Я на отдыхе, если что. И я не против алкоголя по большому счету. Я против глупых законов, разрешающих надираться в дугу и избивать жен и детей, морально разлагаться, злостно хулиганить, ползать под магазинами на коленях, и дохнуть, как мрази. Но при этом существует серьезная уголовная ответственность за продукт, действие которого многократно безобиднее и спокойнее алкоголя. Тебе не кажется это абсурдным?
– Нет. Наркотик есть наркотик.
– Все, пиздец. Сдаюсь!
Нарисовалась проблемка: шероховатость мысли оказалась неподвластна возможностям восприятия отдельного индивидуума. Понимание было столь же недостижимо, как пик Эвереста. Синий экран смерти наступал на пятки. Кто из нас был тем самым индивидуумом – судить я не решился.
– Алина, ты непробиваемая баба, напрочь отвергающая инакомыслие и логику. Советую тебе стать министром, когда вырастешь.
– Исчерпал аргументы?
– Я нахожусь в слишком хорошем расположении духа, чтобы спорить и ораторствовать. Признаю свое поражение.
Я прихватил пол палки колбасы со стола и вышел на балкон. Шайка шерстяных мяукающих засранцев дежурила на грязной темно-оранжевой черепице этажом ниже. Кошка и пять подрастающих оглоедов. Я откусил кусок колбасы и бросил вниз. Сначала разразилась битва, но поняв, что колбаса продолжает прибывать в достаточном количестве, коты успокоились и растащили каждый по куску. «Все как у людей, – подумал я».
Не успела кошачья трапеза начаться, как из-за угла дома появился еще один громадный худой котяра. Он как-то странно передвигался на длиннющих прямых лапах, словно это были деревянные ходули. Таких уродов мне еще не доводилось наблюдать. Главарь неторопливо обнюхал всех и уставился на меня. Дескать, где моя доля, паря, я держу этот район?! Во избежание недоразумений, я бросил ему остатки. Тот забрал колбасу и точно так же неторопливо удалился нескладной походкой. Казалось, его вытянутое туловище две минуты заплывало обратно за угол.
План определенно был хорош. Меня колпачило нежно и правильно. Вечернее тепло заботливо обволакивало тело. Луна на стыке суток освещала мои загоревшие руки, державшиеся за балконный поручень. Котяры доедали колбасу и поочередно поднимали на меня свои глаза, стреляющие отблеском лунного света. Я чувствовал себя клевым и ослепительным, как Фрэнк Синатра на сцене в лучах славы. Но вскоре мою гегемонию прервала Ника, вышедшая на балкон:
– Давай котов покормим.
– Отличная идея! Как только тебе это в голову пришло? Я как раз думал, чем заняться.
– А, это юмор…
– Не хочешь травки?
– Хочу, – неожиданно согласилась Ника.
– Ого. Ради приличия спросил – и в яблочко!
– Изредка не навредит. Как же не попробовать такую добычу, – Ника смотрела на меня и знай себе игриво улыбалась.
– Ты упадешь в глазах Алины, если сделаешь это. Подумай, это серьезная жертва.
– Алина с довольным видом покинула нашу вечеринку и за стойкость своих взглядов получила пятерку с плюсом.
– Отлично! Никто не будет орошать негативом наш кружок садоводов.
Короче, Ника тоже приложилась к бонгу и захотела танцевать. Она танцевала посреди комнаты. Музыка как-то сама собой играла все громче и громче. В комнате находилось семь человек. Галдеж стоял приличный.
Скорее всего, соседи по этажу нам завидовали, что вполне объяснимо, ведь марихуана была у нас, а не у них. Короче, они натравили на нас хозяйку, мол, мы мешаем им спать. Приехали на море, чтобы поспать, придурки.
Номер был открыт, и пожилая смотрительница ввалилась без стука. Она сходу начала опасно тарахтеть. В беспорядочном словесном поносе я уловил лишь дважды произнесенное слово «policija». В общем, некогда добрая тетушка угрожала нам ментами, если мы не прекратим балаган.
– Родная! No police! – Самбо аккуратно выпроваживал ее за порог, придерживая за локоть.
Она продолжала молотить языком, словно веслами по воде – громко и бесполезно.
– Be easy! Мы на курорт прилетели или в дом престарелых? Тетя, ну, в самом деле, мозгами пораскиньте. Чуть-чуть еще посидим и утихнем. Час вечера всего лишь. No police. Окей? – он захлопнул за ней дверь и повернул ключ. – Так-то лучше. А то взяли моду – вторгаться на обжитую территорию. Вдруг я здесь с пристегнутым ко лбу страпоном расхаживаю?
– Страпон на лбу навлекает беду, – в сотый раз обозначил себя Сахарный.
– Как самочувствие, болезный? – отреагировал Диктор.
– Как будто я выпил ящик водки. Волшебной. И перед этим не ел.
Помолчав, он добавил:
– Месяц.

– Нравится, стало быть?
– Великолепно. Пару раз я пробовал курить, но эффект был беспокойный или никакой.
– Значит, тебе парашу искусственную подсовывали.
– Подсунули парашу, кромсай мордаху в кашу!

– Что-то типа такого рэпа, но я не приверженец агрессии. Юридический метод гораздо действеннее.
– Слушай, а голова утром не будет болеть?
– С утра ты заново родишься. Причешешься – и хоть в прямой эфир на первый канал.

– Думаю, там так и делают, – добавил я.
Не сказал бы, что ситуация с количеством децибел сильно изменилась после визита хозяйки. Музыку, конечно, сделали чуть тише, но спустя непродолжительное время громкость вновь сама собой вернулась на прежний уровень, а то и вовсе стала громыхать на порядок убедительнее. Позитивные вибрации делали свое дело, стены ходили ходуном, а летняя ночь набирала обороты. Рай на земле в тот момент находился именно на третьем этаже замечательной виллы. Атмосфера единения способствовала установлению особого благоприятного климата, характерного для мест с высокой концентрацией марихуаны на метр квадратный. Казалось, полмира голосовало за то, чтобы мы провели эту ночь в полной безмятежности. Другая половина гребаной планеты, видимо, голосовали строго «против».
В дверь постучали.
– Мусора пришли! – по привычке шутили Трудные хором.
– Какие мусора? – напрягся Сахарный. – Наверно, Алина вернулась.
– Сейчас посмотрим, кто нагрянул, – сказал Диктор и двинулся к двери.
Не спрашивая, он опрометчиво распахнул ее настежь. В дверном проеме нарисовался высокий темнобровый мужчина в ярко-синей рубашке со знаками отличия. На белом ремне красовалась кобура с пистолетом внутри, наручники и рация. Темные гладкие брюки, до блеска натертые ботинки, красивая белая фуражка и черный галстук дополняли образ крутого дяди. «Ах, вот как выглядит черногорская полиция, – подумал я. – Что ж, со вкусом».
Воцарилось неловкое молчание. Самбо выключил музыку. Спустя несколько мгновений у Диктора упало:
– О, мент.
– Мент пьяный спать дома в Руссия, – с ужасным акцентом начал разговор статный дядя.
– Уважаемый, вы забываетесь. Будьте любезны, представьтесь и доложите цель визита! – не растерялся наш парень.
Фараон пришел в замешательство, не ожидая такой прыти. Спустя несколько мгновений он выпалил:
– Полиция!
– Вот так новость, никогда бы не додумался, – язвил Диктор. – Больше конкретики!
– Офицер Желько Ристич! – обретал твердость голос полисмена.
Смекнув в чем дело, я молнией метнулся за угол, на кухню. Свернул газету с марихуаной и вместе с бонгом засунул все эти незаконные дела в холодильник.
Подоспела хозяйка. Старуха верещала и тыкала пальцем в нашу сторону, показательно улыбаясь между скороговорками. Мы тоже улыбались, хотя для этого наступил не самый подходящий момент. Все мы рисковали заплатить внушительный штраф или улететь домой со статьей в кармане, если бы коп разнюхал всю подноготную. Играть с черногорскими законами у меня никакого желания не возникало.
– Итак? – спросил Диктор. – Чем обязаны?
– Вы порушать порядок in a public place, – в процессе разговора Дядя Степа то и дело неумело вкручивал английские слова в хромую русскую речь.
Большего извращения я в жизни не встречал.
– Мы деньги заплатили. Живем здесь. Правила не оглашались. Что мы нарушаем?
– Много music. Вы мешать отдыхать another tourists.

– Угу, понятно. И что дальше? Будем замерять уровень шума?
– Я входить inside, – утвердительно сказал полицейский и нагло зашел в комнату.
– Вы попираете наши права. Где ордер?
– Это есть hotel. Это не есть ваша private property. Владелец давать разрешение.
– Это обыск? Где понятые?
– Я just входить for talking.
Бабка продолжала лыбиться и наконец-то заткнулась, наблюдая за происходящим. Полицай обошел комнату по кругу небольшого радиуса, окинул взглядом стол, кровать, трех забалдевших девушек; приподнял фуражку, прошерстил балкон, заглянул в ванную. Короче, типичный ментовской примитивизм.
– Что вы здесь делать? – в итоге поинтересовался искатель клада.
– Мы здесь много мьюзик, – передразнил Диктор.
– Плохо шутить. Вы хотеть ехать at the police department?
– На кой ляд нам туда переться? Нет никаких оснований для задержания. Я юрист. Твоя моя пудрить мозги.
– Вы обязаны прекращать noise. Или мое право составлять протокол.
– Протокол не котята – просто так не рождается. Жалоба соседей – не есть факт нарушения общественного порядка. Документальные подтверждения необходимы, а их из слов не слепишь, как стишки на табуретке. Оспорю по каждой букве, предупреждаю.
– Don’t understand. Speak English.
– Может, мне еще и кофе сварить?
В общем, Диктор перегибал палку и переходил в контрнаступление, грамотно отводя все подозрения о наших более тяжких согрешениях. Слить легавого оставалось делом техники. Я подошел к Диктору и засадил ему кулаком в печень. Тот театрально согнулся и осел на кровать. Люблю игру в плохого и хорошего нарушителя.
– Давайте договоримся, – решил я начать диалог заново.
– Ваш friend плохо говорить with an officer.
– Забудем этот момент. Парень перегрелся, с кем не бывает. Климат у вас беспощадный.
– Вы должны держать порядок and silence in the hotel room.
– Абсолютно согласен.
Полицейский подумал, сморщил лоб и продолжил:
– Это room for two persons. Другие people обязательно go away from here.
– Не стоило так беспокоиться, мы уже и сами собирались расходиться. Время позднее, я все понимаю.
– Если меня звать again. Это будет very bad for you.
– Так точно. Сделаем все возможное, чтобы не допустить повторной встречи.

Страж закона пристально смотрел на меня:
– Your eyes.
– Что?
– Глаза. Они иметь red color. Вы употреблять illegal drugs?
– Боже упаси! Я человек в высшей степени воспитанный.
– Что случаться with your eyes в таком случае?
– Гиперемия конъюнктивы.
– What?
– Мелочи жизни, говорю, скоро пройдет. Это из-за прыжков в воду, – я изобразил нырок. – Diving. Okay?
– Да, понимать. Сейчас все покидать this room.
– Я не собираюсь никуда уходить, – снова подал голос Диктор. – Это мой номер, бабки уплачены.
– Вы оставаться. Next time платить штраф.
Строем из пяти человек мы покинули номер Трудных. Замыкающим вышел блюститель порядка с видом директора мира. Выглядело это так, словно завуч выводил провинившихся школьников из сортира, где застал их за курением. Со стороны могло показаться, что утренник был завершен и кулак полиции в щепки разнес ночную идиллию.
Выждав минут двадцать в номере, и убедившись, что переполох миновал, мы с Никой вновь вернулись на исходную позицию. Бонг дымил как ни в чем не бывало, довольные лица Трудных расплывались в улыбках. Мы устроились на балконе и тихо болтали до четырех утра. Что ни говори, жизнь прекрасна на виражах.

***

На следующий день Сахарный и Алина улетели домой, оставив после себя массу вопросов, на которые совершенно не хотелось искать ответы. Попрощались мы быстро и не грустно, поблагодарив друг друга за весело проведенное время. Мы были людьми с разных планет, наши жизненные дорожки пересеклись на десяток дней и вновь устремились в совершенно разные стороны. Сентиментальностью я не страдал, и вновь увидеться сильного желания не испытывал. Тем не менее, мы обменялись контактами на будущее. С какой целью – вопрос риторический. Наверно, просто хотелось показаться вежливым. Я всегда полагал, что с людьми нужно расставаться как с вещами, отслужившими свое. Вопрос состоял лишь в сроке годности. Десять дней или сто лет – вот в чем загвоздка.

У нас оставалось еще двое суток. Сорок восемь часов полной безмятежности и безделья. Про алкоголь мы забыли напрочь. В нашем распоряжении находилось достаточное количество благородной зелени, придающей окружающей картинке оригинальные оттенки.
Что могут делать четверо молодых людей в курортном городке с полными карманами марихуаны? Конечно же, мать его, ничего! Ничего другого, кроме: лежать и курить, сидеть и курить, ходить и курить, говорить и курить, делать что угодно и курить. Мир вокруг превратился в волшебную сферу, наполненную теплом, позитивом и ласковым бурлением. Город, словно надувной аттракцион, нежный и уютный, аккуратно вертел наши тела с ног на голову и обратно. Все происходящее представлялось идеальным преступлением против всепоглощающей системы.
Было море и песчаный пляж ярко-бронзового цвета, затягивающий в свои комфортные объятия. Было солнце, обильно поливающее наши изрядно потемневшие тела новыми порциями ультрафиолета. Словно ленивые крокодилы мы важно и неспешно перебирались с берега в воду, освежаясь и патрулируя местность, не упуская ни единой детали в картине мира вокруг, которая казалась статичной и фундаментальной. Лишь солнечный диск менял свое местоположение на небе. Мы болтались где-то посреди вечности, непередаваемо легкой и окрыляющей. Часы шли не то назад, не то вперед. Границы между временами суток попросту стирались, поскольку были не к месту.
Локации менялись плавно и естественно, перетекая из одной в другую.
Был город. Все тот же – шумный и безгранично теплый. Только теперь я представлял себя и зрителем, и актером. Будто я мог сидеть на последнем ряду кинотеатра и смотреть за собой же на экране. Перед носом постоянно сновала разношерстная публика, рождая неповторимую пульсацию улиц. Город лежал на потрепанной кинопленке, бегущей сквозь огромный солнечный кинопроектор. Картинка получалась зернистая и вельветовая. Кто-то подкрутил контраст, поработал над детализацией, скорректировал яркость и насыщенность. На город налагался эффект замедления. Фантастическая работа художника, которую можно было потрогать руками, ощутить каждой частицей тела, вдохнуть и вкусить. Награды для таких творений еще не придумали. Да и где тот творец? Кто он? Не наше ли второе Я, под именем Воображение? Я путался в восторженных чувствах и жадно впивался в каждый фрагмент картины, в каждый аромат, проплывающий по узким улицам. Наверно, так себя чувствует счастливый человек.
Были рестораны и кафе, наполненные людьми разных национальностей. Их разговоры сливались в один ручей, который проникал в уши, учиняя в голове ласковый хай. Из кухонь доносились запахи жареного мяса и рыбы. Возбуждался аппетит, и в ожидании вкуснейших блюд у нас сводило животы.
Был лучший в мире официант и его фирменное «МОЖЬНО» в ответ на предложение о небольшой совместной фотосессии. Кто знает, увидимся ли мы в этой жизни снова?
Был полет над морем. На парашюте-крыле. Катер таскал нас на тросе, а мы парили на высоте порядка пятидесяти метров над морем. Ветер свистел и трепал волосы Ники, периодически хлестая ими по моему лицу. Я чувствовал запах ее духов вперемешку со свежим дыханием моря. Вот она, свобода, думал я. Вы представляете, что я чувствовал, планируя на такой высоте под действием индики? Ника же кайфовала и без травки. Наверно, она бы просто свалилась в обморок, если бы забралась на такую высоту в расслабленном состоянии.
Был поздний вечер. В кинопроекторе менялась лампа. После небольшого антракта солнечный свет уступал место лунному, а пленка продолжала бежать.
Были горы. Величественные и монументальные, заставляющие чувствовать себя защищено и спокойно.
Был огромный «Top Hill», великолепный клуб-амфитеатр на вершине тех самых гор. Широченный круглый танцпол походил на стартовую площадку для ракет. Тонны музыки рушились на наши плечи и головы. Качающие вибрации, мощный свет и оригинальные перформансы не давали передохнуть ни телу, ни глазам. Множество ярких людей создавали невиданный разгул. Воистину, настоящий музыкальный космодром. Той ночью мы побывали в теплом космосе Черногории.
Была вилла. Тихая и любимая. Трудные вновь пригласили в гости двух девчат с идентичными именами и мирно заснули с ними, как котята, друг на дружке. Такая романтика, ебаный компот, я чуть не расплакался, когда гасил свет у них в номере. Пачка презервативов так и осталась запечатанной. Вот это я называю – мужская выдержка! Видимо, им просто нравилось хорошо проводить время на кровати.
Было последнее утро перед отъездом в аэропорт. Мы извинялись перед хозяйкой за шумные ночи и обещали приехать еще. Она традиционно ехидно улыбалась и открещивалась, дескать, приезжайте, но к соседям.
Собирались мы впопыхах, само собой, за несколько часов до рейса, истерично бегая между номерами в поисках хоть какого-то свободного места в чужих чемоданах. Самбо печально стоял над пакетом с травой:
– Никогда бы не подумал, что выкинуть кучу травы – это настоящее наказание. Сердце разрывается.
– Выкинуть? – удивился я. – Почему бы просто не оставить ее посреди улицы? Глядишь, кто-нибудь знающий подберет и сочтет это подарком с небес.
– В том-то и дело. А если подберет незнающий? Или ребенок?
– Да в тебе вся мировая совесть заговорила!
– Я сейчас такой добряк. И такой заботливый. Скручу еще пару косяков. А остальное, пес с ним, выброшу в мусорный бак.
– Забирай с собой, – подмигнул я. – До зимы дымить будешь.
– Боюсь, дымить я буду «Астрой» на нарах при таком раскладе.
Мы ждали такси. Самбо зажег самокрутку, перешел дорогу и засунул пакет с травой в желтую урну.
Щурясь, я смотрел на виллу, мысленно фотографируя ее в последний раз. Уютный, мать его, уголок. Чертовски уютный. Уезжать из таких мест всегда сложно, будто оставляешь частицу своей жизни здесь, нечто дорогое и личное.
Таксист был весел и общителен, неплохо владел русским языком. Всю дорогу до аэропорта мы делились впечатлениями о Черногории.
– Я тебе «на чай» косяк оставлю, идет? – в шутку поинтересовался Самбо, когда все выбирались из машины. – Мне уже ни к чему.
– Браво! – воскликнул таксист. – Имеете еще?
– Я целый пакет выкинул в мусорный бак, дружище. Напротив дома, где ты нас подобрал.

– Любишь шутить, – улыбался таксист. – Я раскусил.
– Мне не до шуток, парень. Я такой грех на душу взял, плакать надо. Можешь поехать и проверить.
– Думайте, что я уже там!
– Это будет лучшая находка в твоей жизни.
Таксист погудел и нажал на педаль газа, устремляясь в обратный путь.
– Ого, даже на борт никого не взял, – удивилась Ника.
– Кажется, пристроили ганджубас в надежные руки, – сказал Диктор.
– Угу, – вздохнул Самбо.
И мы проследовали сдавать багаж.
Очередь в «duty free» по длине не уступала Елисейским полям. В одном кармане у меня валялся хуй с мелочью, а во втором – сто тысяч картофельных рублей. Стало быть, внутрь заходить являлось бессмысленным занятием. Я нервно терся у стены в зале ожидания, пока Ника за последние деньги покупала очередные духи. Трудные тлели рядом cо мной. Мы долго ждали посадки, ее задерживали на час из-за погоды. Чувствуя наш отъезд, небо потемнело. Куда-то убежало солнце. Шел дождь. Напряжение возрастало. Наконец, объявили посадку. Мы поднялись по трапу одними из последних. Наши с Никой места располагались в одном ряду, но через проход. Какой-то мужик занял место Ники. Рядом с ним сидела жена, их ребенок развалился возле иллюминатора.
– Почему я должна пересаживаться, если мое место указано в билете. Я хочу лететь рядом со своим парнем, – возмущалась Ника.
– А я хочу лететь со своей женой и ребенком, – возмущался мужик.
– Это ваши проблемы.
– Я никуда не пойду. Тебе сложно пересесть?
– Читай по губам, дядя: ЭТО МОЕ МЕСТО!
В итоге подошла бортпроводница и проводила возбудившегося пассажира до пункта посадки, указанного в билете. Перед самым взлетом, когда пристегнули ремни, мужик вскочил и подлетел к Нике, размахивая стодолларовой бумажкой:
– Сто баксов даю! Пересядь!
Ника растерялась, но ненадолго:
– Мужик, у тебя все нормально?
– Возьми деньги!
– Не нужны мне твои деньги, отвали!
– Сколько ты хочешь?
– Слушай, сделай одолжение – заткни фонтан! Только панику разводишь.
Как следствие, не выдержала жена шального охламона, и начала орать на него прямо в самолете.
Послышался смех. Отовсюду доносились голоса наблюдателей:
– С жиру бесится.
– Мужик, давай я за пятьдесят пересяду!
– Требуй две сотни!
И так далее. Короче, сделка не состоялась, мужик с бабками убрался прочь. Ника осталась непреклонной. А вы бы как поступили?
Я держал свою женщину за руку через проход. Самолет разгонялся и, оторвавшись от земли, шел на резкий поворот, взлетая очень тяжело и беспокойно среди сгустившихся туч.
У Брэдбери заканчивалось лето. У нас – тоже. Все совпадало.
За спиной оставалась сказочная Черногория. Я безнадежно влюбился.

Дата добавления: 2015-11-04